Текст книги "Muse. Electrify my life. Биография хедлайнеров британского рока"

Благодаря клипам и попаданию в «список C» Radio One (важнейший шаг для новых групп в Великобритании) Muscle Museum подобрался практически к самому подножию чартов (сингл дебютировал на 43-м месте). И, хотя лейбл уже наверняка хотел к этому времени большего успеха, Muse совершенно не интересовали цифры и места в чартах, и они приехали обратно в Девон, считая себя местными героями и ожидая – может быть, по наивности, – что родной город будет купаться в их новообретенной славе. Но, приехав на акустический сейшн для BBC Radio в Эксетере через неделю после концерта в Берси, 24 ноября, группа немало удивилась совсем не радужному приему со стороны местной прессы.

В тот день в газете South Devon Herald Express, которая до этого игнорировала группу, появилась фотография мэра Тинмута Винса Фаско, выбрасывающего альбом Showbiz в мусорный бак.

Тинмутским авторитетам, как оказалось, совсем не понравился комментарий Криса о городе, сделанный несколько месяцев назад. Как и положено местным политикам, стремящимся сделать эффектную фотографию, они оскорбились, услышав, что Тинмут – скучное место для детей, а также прочитав в нескольких национальных интервью, что город переполнен наркотиками. «Если говорить о наркотиках, то Тинмут не хуже любого другого города, – возмущался мэр Фаско в статье. – Говоря гадости о родном городе, в котором им многие помогали с музыкой, сейчас, добившись первой славы, они демонстрируют черную неблагодарность». Надеюсь, что журналист, записывавший это интервью, подобно тем, что присутствовали на самых смешных пресс-конференциях Комического Али[60]60
  Британское прозвище иракского пропагандиста Мухаммеда Саида ас-Сахафа.


[Закрыть], видел груженные наркотиками корабли, швартовавшиеся буквально за плечом мэра Фаско, но Muse уж точно не упали духом, услышав эти лихорадочные разглагольствования.

Отказавшись от встречи с мэром, который после этого интервью хотел пожать им руки и сфотографироваться, группа сыграла на сейшне BBC, где устроила премьеру новой песни, которую могли слушать даже бабушки – утяжеленную версию композиции Feeling Good, написанной Энтони Ньюли и Лесли Брикассом и популяризированной джазовой певицей Ниной Симон. На этом выступлении песня была исполнена под гитару, а не под фортепиано, как в более поздних версиях. Мэтт уже давно пытался написать похожую песню, потому что это была одна из любимых маминых пластинок, но, так и не сумев сравниться с оригиналом, решил просто его перепеть. Тем не менее их постметаллическая версия добавила напряженной сексуальности и силы к прокуренной чувственности оригинала – своеобразное обновление знакомого хита, благодаря которому получается современная классика и легендарная песня становится «своей» для новой группы, примерно как I Am The Walrus для Oasis или Hallelujah для Джеффа Бакли. Третий куплет Беллами спел через мегафон, что лишь добавило ощущения «красивого осквернения» классики.

Впрочем, местный седовласый контингент не удалось завоевать одной ностальгической ноткой. В интервью на пенсионерском радио в тот день Muse просто завалили жалобами об их поведении и музыке, когда открылись звонки в прямой эфир, и даже сам ведущий обратился против них, сказав, что ненавидит их альбомы, когда их сиденья в студии еще не успели остыть.

Из-за невероятного стресса Мэтт еще больше замкнулся в себе, и перед вечерним концертом в эксетерском «Лемон-Три» у него началась сильнейшая мигрень. В зале были друзья и родственники группы и небольшая армия местных фанатов, и нужно было обязательно показать, что вся эта шумиха не зря. Но зрители оказались полной противоположностью телефонных жалобщиков: зал полнился восторженными криками, песням с обратных сторон синглов аплодировали даже громче, чем самим синглам, и Muse окончательно убедились, что на родине их все же поддерживают. Атмосфера настолько воодушевила их, что Muse даже сыграли инструментал в стиле Nirvana в честь памятной встречи с Дейвом Гролом.

Этот концерт успокоил Muse. После него Крис на две недели уехал домой, чтобы побыть с семьей, а Мэтт сосредоточился на новообретенном успехе и попытался его осмыслить. Для Мэтта это было время резких перепадов, в том числе связанных с жильем – вскоре ему пришлось съехать с квартиры в Эксетере, потому что каждый раз, возвращаясь с гастролей, он обнаруживал, что в его комнате живет какой-то очередной пьяница и наркоман, которого с большой неловкостью приходилось выдворять. Кроме того, желание записать второй альбом (половину которого он уже сочинил на закулисных фортепиано, на которых играл везде, где они стояли) летом 2000 года пришлось подавить, потому что он не хотел, чтобы второй альбом вышел слишком похожим на первый. Побывав на нью-йоркском концерте Тома Уэйтса, блюзмена-экспериментатора с хриплым голосом, с чьими работами, наряду с Джими Хендриксом и Капитаном Бифхартом, их познакомил Джон Лекки во время записи Showbiz, Muse получили мощный заряд вдохновения и странные идеи для второго альбома – использовать кости в качестве перкуссии, задействовать инструменты вуду и… ну… сочинять стихи получше. Мэтт остался недоволен своими текстами на Showbiz, позже заявив, что наполовину они состояли из реального опыта, а наполовину – из чистой, незамутненной ненависти ко всему, в том числе к себе, вдохновленной темной стороной характера, которая, как он считал, есть у всех. «Вы можете либо стать жестоким и пойти убивать людей, – сказал он одному интервьюеру, – либо играть в рок-группе». Формировались амбициозные планы, и этим теориям требовалось время, чтобы хорошенько вызреть.

Помимо всего прочего, Мэтт стал на гастролях читать все более научные и колоритные книги. Когда его тексты стали отходить от проблем изгоя в маленьком городе в сторону более глобальных тем, Мэтт начал читать о теории струн, погрузившись в «Элегантную Вселенную» Брайана Грина и «Гиперпространство» Митио Каку, расширяя свои идеи о физике Вселенной далеко за пределы суеверий и спиритической доски. На последних гастролях Muse в 1999 году, где они выступали на разогреве у свирепых помп-рокеров Live в Великобритании и Европе, Мэтт изменил свое поведение: с подхалимством можно справиться; гедонизм, по крайней мере, в разумных пределах, разрешен, вечеринки, которые устраивали Red Hot Chili Peppers для своей технической команды после каждого концерта, открыли ему глаза на всевозможные экстравагантные послеконцертные выходки, и Muse были не прочь так же повеселиться в поездках вместо того, чтобы просто пропускать по несколько стаканчиков пива в «Трэвел-Инн» перед сном. Они стали приглашать на закулисные вечеринки фанатов, ходить после концертов по местным барам, осматривали достопримечательности городов, в которых выступали, и иногда просили для себя легкие наркотики – в Мюнхене Muse попросили у лейбла немного травы, а им привезли ее столько, что остатки (весьма приличных объемов) пришлось перед отъездом отдать очень благодарному Эверласту (рэперу и бывшему лидеру House of Pain).

Мэтт уже меньше страдал от стресса и нервов на последних концертах турне в Копенгагене, Стокгольме, Осло и Дюссельдорфе[61]61
  На один день группа прервала гастроли и вернулась в Великобританию, чтобы сыграть на Xfest в лондонской «Астории».


[Закрыть], и к Рождеству к нему вернулась прежняя целеустремленность и сосредоточенность; он начал привыкать к своей лихорадочной, головокружительной новой карьере и статусу восходящей поп-звезды и понимать их. Началось лучшее время в его жизни.

И, по совпадению, он писал еще и песню своей жизни.

* * *

Празднование миллениума в Англии оказалось пшиком. Фейерверки были не так хороши, как в Сиднее, человечество не откатилось обратно в темные века из-за всеобщего отказа компьютеров, а первые посетители Купола тысячелетия быстро поняли, что просто зря выкинули деньги; никто еще лет пять не понимал, что же теперь делать с этой перевернутой белой кастрюлей.

Нет, настоящие фейерверки в честь нового тысячелетия зажглись через шесть дней в амстердамском клубе «Парадизо» на 1200 человек. Во время сета из 17 песен – самого длинного в карьере Muse на тот момент, – который открылся джазовым огненным вихрем Feeling Good и в рамках которого состоялась премьера тихой, трогательной новой песни Screenager, посвященной огромному расстоянию, на которое технология раздвигает людей в поколении, попавшем в рабство к телевидению и Интернету, произошло нечто чудесное, что по-настоящему вытолкнуло Muse из аутсайдерской инди-лиги в сторону стадионной стратосферы.

Из шквала гитарного шума вырос змеящийся рифф, один из величайших в истории человечества, извиваясь по грифу гитары Мэтта Беллами, словно пытаясь вывернуться и сбежать куда-то за пределы песни. Примерно на половине восходящего, цепляющего мелодичного цикла он врезается в кирпичную стену перегруженного баса и грохочущих ударных, а потом запинается, словно споткнувшись, Мэтт подходит к микрофону и тембром, максимально приближенным к баритону, шепчет первые слова: «I’ve exposed your lies, baby…»[62]62
  «Я раскрыл твою ложь, дорогая…»


[Закрыть]

Никто, даже сам Мэтт (который составил текст из случайных фраз, приходивших в голову), в точности не знает, о чем песня Plug In Baby: о его гитарах, о дезорганизованном поколении Интернета, о какой-то будущей реальности в стиле «Матрицы», где человек сражается с машиной, о концепции вложения «души» в неодушевленный предмет вроде компьютера, о гастрольном образе жизни, – все эти предположения выдвигались фанатами, критиками или даже самой группой. Впрочем, одно зрители и в «Парадизо» тем вечером, и во всех залах, где Muse выступали в следующие два с половиной года, знали точно: это песня, размером и яростью напоминающая извергающийся вулкан Кракатау, а исполненный практически йодлем припев «My plug in baby crucifies my enemies/When I’m tired of giving»[63]63
  «Моя подключенная детка распинает моих врагов/Когда я устаю отдавать».


[Закрыть] цепляет настолько, что не подпрыгивать под него невозможно. Plug In Baby была не просто лучшей на тот момент песней Muse: она стала первой из тех, что вошла в золотой фонд. С этого момента концерты Muse были не просто приятными – их невозможно было пропустить.

Амстердамский концерт, на котором половину аудитории составляли ярые фанаты, а половину – любопытные ребята-рокеры, которым было интересно, что за шум вокруг этой группы, должен был первоначально проходить в зале на сто мест, и в другое место его перенесли буквально в последнюю минуту. Та же история повторилась и на следующей неделе во Франции, где Showbiz прочно обосновался в чартах: все билеты на парижский концерт в «Элизе-Монмартре» были очень быстро проданы, так что организаторы быстро назначили еще один концерт, в зале «Батаклан» на три тысячи мест, после остальных французских концертов в январе. В Великобритании все билеты на февральский концерт Muse в лондонском «Юнионе» расхватали так быстро, что агент группы начал планировать подъем на следующую ступеньку лондонской концертной иерархии – хедлайнерский концерт в легендарном театре «Астория». Showbiz продавался неплохо, хотя так и не добрался до чартов, но вот слухи о том, насколько великолепна Muse вживую, явно распространились широко.

Самим Muse казалось, что они делают первые шаги на пути к настоящей большой славе. Мэтт понимал это по вниманию, которое получал от фанатов – особенно настойчивые девушки начали зажимать его в углу гримерки. Поначалу они казались вполне нормальными, но потом, когда он начинал собираться, они заливались слезами, говорили, что влюблены в него и даже бросили своих парней, чтобы быть с ним[64]64
  Такое, насколько мне известно, случилось дважды.


[Закрыть]. Да и люди, с которыми они встречались, становились все более знаменитыми. До конца января они ездили по Германии на разогреве с пост-гранжевыми рокерами Bush, и один из концертов они смотрели из-за кулис рядом с Брайаном Молко и Кортни Лав, а потом, прервав тур на пару дней, чтобы вернуться в Лондон и сыграть на разогреве у ирландских богов гитарного попа Ash в «Астории», они заглянули на шоу NME Awards в театре «Русалка» 1 февраля, чтобы получить награду в номинации «Лучший новый артист» по версии читателей журнала. Изумленные, что сумели победить таких конкурентов, как Эминем и Мэйси Грэй, и тем, что в театре их со всех сторон окружали их рок-кумиры, Muse схватили награду и бегом отправились к дверям: демонстрируя дикую рок-н-ролльную экстравагантность (хотя позже говорили, что другой возможности успеть на вечерний концерт в Германии просто не было), Taste Media и Mushroom арендовали для них частный «Лиэрджет» с шампанским и буфетом, чтобы вернуться в Германию и как можно скорее продолжить турне с Bush.

Они тогда еще не знали, что получение награды за «Лучшую новую группу» едва не стало последним, что они сделали в жизни.

* * *

Начало 2000 года было опасным не только для карьеры, но и для жизни Muse. Музыканты в том январе несколько раз едва не погибли: что-то тяжелое свалилось с осветительной вышки, которую устанавливали во Франции, и едва не сделало из Криса кровавую лепешку; Дому не везло (или везло?) еще больше: однажды, не поняв, что на голландских велосипедах надо тормозить, нажимая педали назад, он едва не попал под трамвай в Амстердаме, а на концерте в «Астории» на разогреве у Ash Мэтт устроил особенно жестокое неистовство: разбил на куски микрофонную стойку, да так, что обломки долетели даже до микшерского пульта, а потом с размаху ударил гитарой по барабанной установке и едва не обезглавил своего незадачливого барабанщика. В этом реактивном полете Muse на вершину славы вторым пилотом была смерть.

Но когда Мэтт, Дом и Крис устроились в своем восьмиместном личном летающем алкогольном дворце на взлетной полосе аэропорта Лондон-Сити, направляясь в Ганновер после NME Awards, они даже не подозревали, насколько были близки к тому, чтобы пополнить статистику авиакатастроф.

Когда самолет поехал от терминала к взлетной полосе, группа заметила в иллюминаторе что-то странное. Из заднего правого двигателя сыпались искры. Чем сильнее заводился двигатель, тем больше было искр, и буквально за секунды до того, как пилот начал разгон для взлета, двигатель вспыхнул. Те несколько секунд, что самолет ускорялся, музыканты были совершенно уверены, что погибнут, и перед их глазами пронеслись траурные черно-белые снимки, которые, несомненно, будут на обложках всех еженедельных музыкальных журналов.

К счастью, пилот заметил пожар (вызванный проблемой с системой сжатия топлива) и успел отменить взлет, так что потрясенные, но целые и невредимые Muse на дрожащих ногах вышли из самолета и сделали то, что должна сделать любая уважающая себя группа, только что избежавшая смерти. Они сели в такси, поехали обратно на NME Awards, мертвецки напились на афтерпати и шутили с автором этих строк, что если бы погибли в авиакатастрофе, на следующий же день альбом разошелся бы миллионными тиражами.

Частные самолеты? Шампанское и деликатесы? Едва не погибли на заре карьеры? Напились пред лицом невероятного невезения? Muse доказали, что достойны звания истинных рок-героев, и продолжили доказывать это весь год. Когда они вернулись в Европу на гастроли с Bush, я через четыре дня встретился с группой в Вене, чтобы взять у них интервью для Melody Maker, и обнаружил, что Мэтт пропал после концерта в австрийском Граце (там его безумные выходки дошли до того, что он открутил ручку от двери своего номера) и не явился на автобус до Вены; приехав в город, группа обнаружила, что постель Мэтта в автобусе пуста, а певец прислал сообщение, что едет на концерт поездом. В конце концов добравшись до нас, он объяснил, что когда вернулся, пошел искать тур-менеджера группы, чтобы воспользоваться его телефоном, но, добравшись до ирландского бара, где, как ему сказали, все собираются, не нашел там вообще никого из технической команды, так что весь остаток вечера пил с какими-то незнакомцами, которые, – что его слегка напрягло, – симпатизировали неонацистской Австрийской партии свободы, которая тогда набирала популярность, и имели довольно плохой вкус в выборе ночных клубов. После визита в клуб, где играли хиты Supertramp, Мэтт попал на какую-то домашнюю вечеринку, где просидел до утра; в общем, когда мы в тот день встретили его в Вене, он не спал уже сорок восемь часов. Рок-н-ролльная сила переполняла его.

Фотосессия в Вене в тот день вышла странной: фотограф Melody Maker отвел нас в странный городской парк, полный сюрреалистических статуй: огромные младенцы вели за руку крошечных бизнесменов, мужчины без лиц, но с плавниками угощали чаем демонов, женщины, головы которых были раскрыты, обнажая драконьи пасти. От усталости у Мэтта кружилась голова, он был на грани нервного срыва, и в тот вечер он устроил особенно взрывной концерт в «Либро-Мюзик-Холле»: едва не снес Дому голову тарелкой, которую бросил через сцену, разбил гитару под конец 40-минутного сета и швырнул микрофонную стойку в толпу зрителей, случайно попав по затылку охраннику. Охранник, конечно же, был разъярен; за кулисами сразу после выступления тур-менеджер Muse вступил в ожесточенные дебаты с главой службы безопасности, а Мэтта нигде видно не было – его предупредили, что лучше будет сразу же сбежать из зала и ехать в аэропорт.

Двухдневные загулы, драки с охранниками, бессмысленное крушение инструментов, напряжение и раздражение, накопившиеся за долгие гастроли, требовали выхода. Участники Muse нашли его: они стали превращаться в воинствующих викингов всякий раз, когда что-то шло не так, как им хотелось. Иногда, когда Мэтт психовал, это только помогало: в мае, когда Muse поставили между Soulwax и Bush на шоу MTV Five Nights Stand в «Шепардс-Буш-Эмпайр», Мэтт решил, что зрители ведут себя как-то уныло, и начал бешено размахивать гитарой, завоевав тем самым толпу. Иногда же это едва не приводило к распаду группы; например, вскоре после этого немецкий промоутер MTV отменил их выступление на немецком аналоге шоу в последнюю минуту, и группа разгромила гримерку, построив посреди комнаты пирамиду из обломков холодильника, кресел и еды. Мэтт, все еще разъяренный, разнес еще и свой гостиничный номер, нанеся ущерба на 3000 фунтов; он был настолько расстроен всем, что произошло в тот вечер, что всерьез был готов объявить о роспуске группы. В NME опубликовали статью под названием Muse: Reaching Burnout («Muse: синдром выгорания»), и, хотя вышла она немного поспешно, автор был недалек от истины.

Когда они пришли на влиятельное ток-шоу Криса Эванса TFI Friday на Channel Four, чтобы отметить выход сингла Sunburn 21 февраля[65]65
  На первом диске была ранняя песня Ashamed и концертная версия Sunburn, на втором – Yes Please (на ранних демо называлась Crazy Days) и живая версия Uno. Также вышла двенадцатидюймовая пластинка с тремя ремиксами Тимо Мааса и Стивена Маккрири.


[Закрыть], выступление вышло отвратительным: пианист, которого группа наняла, чтобы сыграть фортепианную партию, перепутал все, что можно было перепутать, и совершенно испортил вступление к песне. Хуже того: Крис Эванс объявил их как «группу Sunburn, которая исполняет свою новую песню Muse». Сойдя со сцены, одетый в оранжевую рубашку Мэтт, рыча, швырнул гитару в декорации (она пролетела прямо над головой Дома) и с отвращением пнул мониторы. Куда лучше группа контролировала себя, когда на той же неделе исполнила Screenager на японской радиостанции Air West и отыграла сет из восьми песен в программе Live At The Wireless мельбурнского радио JJJ, хотя не совсем ясно, ездила ли группа для этого в Австралию.

Впрочем, даже эти вспышки ярости могли им помочь. Muse получили репутацию интересной и перспективной концертной группы как раз благодаря своим диким сценическим выходкам, а в интервью, которое группа дала мне в Вене, Мэтт стал демонстрировать еще одну важнейшую грань характера – стремление раскрыть секреты, лежащие в основе науки, природы и человеческой веры. В интервью он раскрыл весьма любопытные свои черты: он заявил, в частности, что у него две личности, одна из которых хочет общаться с людьми, а вторая, более агрессивная, больше всего хочет наорать на девушек в первом ряду, которые ждут выхода Гэвина Россдейла (вокалиста Bush). Еще он сказал, что впереди ждет война, что взрывной рост населения дошел до той точки, когда конфликт неизбежен. Но, что еще интереснее, пытаясь объяснить свои мысли по поводу Sunburn, он погрузился в тайный мир мотыльков, заявив, что те всегда пользовались луной для ориентирования, так что, летя на искусственный свет, они верят, что нашли свою идею счастья, рая, но на самом деле она фальшива и нереальна. Он сравнил это с полетами людей в космос; по его мнению, они выражали стремление человечества достать до чего-то, что для нас не предназначено, в ущерб своей вере и счастью: наука разрушила важнейшие человеческие истины, опровергнув существование рая. На вопрос, что служит его личной «лампочкой», он ответил: «Женщины».

Поскольку Sunburn была одной из последних песен, написанных для Showbiz, стало ясно, что Мэтт отходит от темы Тинмута и скучной жизни в нем, и теперь, когда ему уже стало легче откровенно рассказывать о себе и песнях в интервью, Мэтт раскрывал свой уникальный интеллект и воображение для рок-прессы. Он дошел даже до того, что пренебрежительно назвал альбом, в поддержку которого группа гастролировала, «немного неуклюжим и дурацким» (первый намек на то, что группа осталась не полностью довольной тем, каким получился Showbiz; они охотно обсуждали его недостатки и собирались значительно улучшить материал на втором альбоме), и пошутил, что раз уж их поддерживает сама Мадонна, у них «деньги лезут из жопы». Этот сопливый, робкий трудный подросток из Девона все-таки оказался весьма интригующим рок-н-ролльным персонажем.

Не знаю, что именно помогло: истерика на TFI Friday, впечатляющий видеоклип на Sunburn, в котором группа играла роль угрызений совести няни-воровки, появление песни в «списке C» Radio One или безумная биологическая «теория мотылькового рая», предложенная Мэттом, – но с этим синглом Muse наконец попали в чарты на вполне респектабельное двадцать второе место, хотя вскоре после релиза Мэтт, что интересно, сказал, что для группы будет лучше, если она в чарты не попадет. На волне успеха сингла Muse поехали на аншлаговые хедлайнерские британские гастроли из десяти концертов, выступив в том числе в «Флис энд Фиркин» (Бристоль), «Принсесс Шарлотт» (Лестер) и Манчестерской академии и завершив их концертом в лондонском «Юнионе», готовясь к первой серьезной попытке завоевать Америку.

И, хотя Америка под конец этих гастролей наотрез отказалась считать себя завоеванной, глаза у Muse определенно на многое открылись.

* * *

Чем бы они ни занимались в тот загадочный вечер с Дейвом Гролом после прошлогоднего концерта Red Hot Chili Peppers в «Берси», им явно удалось произвести впечатление. Ибо после него RHCP, ставшие большими поклонниками и наставниками для Muse, сочли их идеальной разогревающей группой для совместного с Foo Fighters месячного тура по американским аренам в марте и апреле 2000 года. Они, конечно, участвовали лишь в одном сегменте пятимесячного тура (после пятнадцати лет тяжелых гастролей Red Hot Chili Peppers предпочитали экономить силы, часто играя три недели, а потом дней десять отдыхая), но сам факт такого предложения был очень важным. Они не только поехали в турне с двумя крутейшими и самыми уважаемыми рок-группами Америки – что само по себе уже повод для гордости, – но и ежевечерне выступали в огромных залах перед двадцатью тысячами потенциальных американских фанатов. Возможности для прорыва были невероятны.

Поначалу даты казались пугающими. В расписании не было городов ни Восточного, ни Западного побережья, где можно было бы хорошенько оттянуться на отдыхе; Muse и прифанкованным, пост-гранжевым рокерам предстояла поездка по «библейскому поясу» Америки и выступления в залах с такими вдохновляющими названиями, как «Дейн-Каунти-Экспоцентр» (Мэдисон), «Эрвин Дж. Наттер-Центр» (Дайтон), «Томпсон-Бойлинг-Арена» (Ноксвилл). То были ангары, такие же унылые и бездушные, как их названия: все места были сидячими, а по проходам сновали охранники, следя, чтобы люди не вставали со своих мест, и выдворяя из зала каждого, кто пытался хоть чуть-чуть отрываться. Для не слишком любопытной аудитории, в основном ждавшей главного события вечера, Muse играла, практически не сходя со своих мест и очень редко демонстрируя свои фирменные приступы безумия с летающими гитарами.

Тем не менее каждый вечер им удавалось завоевывать фанатов рока из центра США; крики становились все громче, «йе-е-ес!» более воодушевленными. Muse, чей сет в этом месяце был коротким и «по делу», обнаружили, что могут подстраивать репертуар под большую рок-аудиторию и вполне справляться. Они нашли в себе уверенность, чтобы донести свое выступление до дальней стены огромного зала, открыли в себе стадионную группу. К тому времени как они добрались до Роанока, штат Виргиния, реакция на них была уже такой бешеной, что напомнила «Вудсток» (хотя, конечно, куда более спокойную версию): зрители в буквальном смысле начали ломать лед на катке хоккейного стадиона, и Дейву Гролу пришлось отправить на сцену свою маму-учительницу, чтобы та успокоила толпу с помощью своих лучших педагогических приемчиков.

Но больше всего уроков рок-н-ролла Muse получили, конечно, вне сцены. Они узнали, что их рок-кумиры – тоже люди: хотя Дейв Грол сыграл с ними всего один концерт, в первый день гастролей он поприветствовал Криса, запрыгнув ему на спину, как старому приятелю; в течение турне барабанщик Nirvana стал их верным собутыльником. Он приходил и джемовал с ними, играя на барабанах на саундчеке, пока его собственная группа восторженно смотрела на происходящее (это было огромной редкостью, но происходило и еще более редкое событие: к ним на джеме присоединялись RHCP, и они играли, по словам Мэтта, «инопланетный фанк», нечто среднее между Nirvana и Майклом Джексоном), а после концертов всей толпой шли по барам. Ночь в Дайтоне вышла запоминающейся: все три группы пошли после концерта гулять и прошли мимо караоке-бара, где играла песня Foo Fighters. Дейв Грол ворвался в бар, прогнал от микрофона незадачливого горлодера и исполнил песню как надо, по-рокерски. Группы остались пить в этом баре до рассвета и пели рок-стандарты с пьяными местными жителями и полицейскими, которые как раз вернулись со смены, – они не могли поверить своему счастью. Как ни странно, все это время Крис, самый большой в группе поклонник Nirvana, так и не решился спросить Грола о его прежней группе – он оставил эту возможность куда более бесстыжему Мэтту.

В остальном первая большая американская гастроль открыла им глаза на противоположные концы морального спектра. Пока они ездили по «библейскому поясу» Среднего Запада, они провели немало дней за богословскими дискуссиями между собой или с верующими местными, что позволило Мэтту изложить и исследовать свои необычные взгляды на религию в общении с фанатиками, которые пытались обратить его в христианство – один фанат даже написал ему письмо на десяти страницах, в котором объяснял, что музыкой он просто пытается заполнить пустоту в своей жизни, которую должен по праву занимать Иисус. Через несколько часов, правда, начиналась более мрачная сторона гастрольной жизни: каждый вечер Red Hot Chili Peppers устраивали вечеринки для группы и техников, и это вдохновило Muse больше участвовать в «социальных» аспектах гастролей – они начали проводить за кулисы и своих фанатов и техников. На этих вечеринках Muse стали замечать группы из 30 или 40 женщин, которые ждали шанса встретиться с Энтони Кидисом или Фли и были готовы пойти абсолютно на все, чтобы добиться объекта своих плотских желаний, которые даже и не скрывали. То было их первое знакомство с явлением «организованных фанаток»: девушки, с которыми они общались на собственных гастролях, никогда не были такими нахальными и хищными. А когда девушки, которых не позвали общаться с RHCP, обращали внимание на милую разогревающую группу из Англии, их приглашения сходить в автобус и «выкурить немного травки» казались натянутыми и неловкими (как, кстати, и предложения попробовать тяжелые наркотики, которые тоже звучали в их адрес на этих гастролях). Ребята из Muse уже, в общем-то, были в отношениях, но девушки подходили к ним на гастролях куда чаще, чем раньше, и от этой неприглядной стороны рок-жизни они ощущали немалый дискомфорт.

К тому времени как их часть турне закончилась 12 апреля на «UTC-арене» в Чаттануге, Америка показалась им страшноватым, но укротимым зверем. Большинству британских групп масштабы крупнейшего в мире музыкального рынка кажутся пугающими, и они приходят в ужас, понимая, что гастролировать там придется буквально годами, но Muse стоящая перед ними задача только нравилась. Американская пресса тоже отнеслась к ним благосклонно, сравнивая со Spacehog и Bush – британскими группами, которые пережили взрыв популярности в Штатах, при этом оставаясь сравнительно неизвестными дома. Короткая поездка Muse показала им, что они – из тех групп, которая может закрепиться там всерьез, так что дальше уже начали планировать длинные и серьезные американские гастроли.

Тогда они еще не знали, что события между Maverick и Muse будут развиваться таким образом, что группа снова выступит в Америке лишь через два с половиной года.

* * *

В Англии статистика радовала глаз. Showbiz после не очень бодрого начала приближался к 250 000 проданных копий, в Европе он набрал популярность очень быстро, а вот в Великобритании – довольно медленно, но тем не менее и там проданный тираж уже приближался к 115 000 экземпляров. Концерты тоже показывали их растущий статус. Поначалу они были в ужасе, когда агент сказал, что собирается устроить концерт в «Астории» в начале июня – вплоть до того, что Мэтт попросил менеджеров отменить выступление, потому что они ни за что не заполнят зал, но потом откровенно изумились, узнав, что все билеты проданы и планируется еще и второй концерт. На него тоже продали все билеты. Muse, похоже, стали намного круче, чем даже сами могли предположить.

Чтобы подготовиться, Muse отыграли несколько концертов в Европе и Великобритании; сначала они добрались до Дублина, чтобы выступить с гаснущими звездами брит-попа Elastica в «Темпл-Баре» и на ежегодном студенческом балу Тринити-колледжа, а потом устроили двухнедельную поездку по Франции и Германии при поддержке собратьев по инди-панку, Idlewild; эта гастроль включала в том числе очень странный концерт из одной песни на Каннском кинофестивале: они исполнили Showbiz на берегу Каннского канала, где их снимал канал Nulle Part Ailleurs. На этом концерте Мэтт сыграл на необычной гитаре: Gretch Synchromatic Sparkle Jet с крутящимся гипнотическим диском, приделанным к деке. Впрочем, особенной сентиментальной ценности гитара, очевидно, для него не имела, потому что он сбросил ее со сцены, как только закончил играть.

Первый «настоящий» концерт этого турне в «Аэронефе» (Лилль) 16 мая ознаменовался тем, что начался с новой поразительной песни, сочиненной на саундчеках во время американского тура. То было жесткое, скачущее рок-чудовище с риффом, который мог перевернуть горы, еще один пример нового, «внетелесного» подхода Мэтта к написанию текстов: песня о расширении человеческого разума за пределы физической формы, похожем на следующий этап эволюции в чисто духовного «космического ребенка», как описано в конце романа Артура Кларка «Космическая одиссея 2001». Позже к ней добавили фортепианное вступление а-ля Sunburn, но сейчас это был чистый, сырой костяк New Born[66]66
  В сет-листах она носила название New 1. Screenager в ту пору называлась Razorblades And Glossy Magazines.


[Закрыть]. Этой песней открывалось большинство концертов тура, и она была очень мощной. И в самом деле, песня придала сету такой мощи, что Дом, увлекшись в шуме «заводившейся» гитары на последней песне, разломал на сцене две барабанные установки, каждая из которых стоила 3000 фунтов. А еще на этом концерте впервые исполнили Darkshines с Origin Of Symmetry.