Текст книги "Пробуждение"

Аджай Яниковский

Аджай стремительно выскочил из отсека в холл, опередив Уилла, и быстро свернул в боковую дверь.

– Пойдем по лестнице, – объявил он. – Здешние лифты – жуткая древность, из времен правления Гарри С. Трумэна. Они придут третьими в гонке с ледником и престарелым почтмейстером.

Аджай запрыгал по ступенькам впереди Уилла. Энергия переполняла его. Уиллу не просто было за ним угнаться.

– Ты сильно поранился? – спросил Аджай.

– Не очень.

– И ты прибыл только сегодня утром. Откуда ты летел?

– С юга Калифорнии.

– Из одежды ты только это привез с собой?

– Более или менее – да.

Аджай остановился на лестничной площадке и придирчиво окинул Уилла взглядом.

– Ты почти немедленно умрешь от переохлаждения.

– Мне уже так сказали.

– А сколько у тебя денег? – осведомился Аджай.

– Формулировка «близок в полной нищете» устраивает?

– А еще скажи, что не втюрился без памяти в Брук.

Уилл наконец догнал Аджая. От быстрого бега у него разболелась голова.

– С чего ты взял?

Аджай разочарованно покачал головой и продолжил скоростной спуск.

– Боже милосердный, дружище, за нас все сказано.

Аджай пулей вылетел за дверь на нижнем этаже и с той же скоростью помчался к кампусу. На улице значительно потеплело, мороз сменился просто сильным холодом. Уилл застегнул «молнию» на куртке и поежился.

– А с чего ты взял, что я влюбился в Брук?

– Прошу тебя, Уилл. Судьба, в силу благорасположенности, дарует нам некую форму дружбы, но ты должен осознавать, насколько опасно наше положение.

– Что же это за опасность?

Большие глаза Аджая стали еще больше.

– О, ну естественно, опасность кроется в поразительной и почти противоестественной привлекательности не только двоих наших удивительных соседок, но и всей женской популяции кампуса.

– Хочешь сказать… что все девушки такие же, как Брук?

– Да нет же! – ожесточенно жестикулируя, воскликнул Аджай. – Они все так же различны, как снежинки. Красивые, интересные девочки, и каждая из них способна очень мило и по-своему свести тебя с ума. Любая теплокровная особь мужского пола проплыла бы через кишащие акулами воды с ногой, пронзенной копьем племени банту, лишь бы поменяться с нами местами. Но если ты не будешь держать себя в руках, твоя нервная система вспыхнет, как фейерверк. И тебя не спасет даже собака, наученная искать взрывчатку.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. Но хронологический возраст – самый ненадежный метод оценки.

– Ладно. Если так, то я считаю, что Брук – просто суперская девчонка, и в один прекрасный день она будет править миром. Так лучше?

– Да! Мы только что установили, что ты – не робот.

Аджай хлопнул Уилла по спине, весело расхохотался и первым направился к одному из больших зданий кампуса. На крупной табличке было написано: «СОЮЗ УЧАЩИХСЯ». Эта надпись совершенно не подготовила Уилла к тому, что он увидел внутри.

Союз учащихся оказался размером с гигантский гипермаркет. Юго-западный угол занимал продуктовый магазин. Прачечная и химчистка соседствовали с банком, большой спортивный магазин – с громадным канцелярским. А магазин учебной литературы, казалось, вообще не имеет конца. А за ним расположилась столовая, где предлагалась еда восьми различных кухонь, и ни одно блюдо нельзя было назвать фастфудом, нездоровой или дешевой пищей. За столовой находился двухзальный кинотеатр. В одном зале шел фильм, который еще не вышел в широкий прокат. Аджай пояснил, что во втором зале показывали только классику из «Золотого века», то есть до «Звездных войн», и эти фильмы входят в учебную программу. На афише был представлен фильм Хичхока «Заднее окно». За кинотеатром нашлось место для шестидорожечного боулинга и бювета с минеральной водой – боулинг и этот фонтанчик Уилл видел в рекламных материалах.

Аджай привел Уилла в магазин одежды величиной с футбольное поле. Бесконечными рядами стояли вешалки с всевозможными предметами одежды школьных цветов. Уилл был потрясен и только теперь вспомнил, что в бумажнике у него всего сто долларов.

– Заводи мотор, – сказал Аджай, подкатив к Уиллу магазинную тележку.

Аджай убежал. Уилл подкатил тележку к отделу зимней одежды. Ценников ни на одной вещи не было, но то, что ему захотелось приобрети больше всего – темно-синяя флисовая толстовка с серыми буквами «ЦИО», вышитыми на груди, наверняка стоило половину той суммы, которой он располагал. Уилл неохотно бросил толстовку в тележку. Он пытался решить, на что потратить вторую половину денег – на пару брюк цвета хаки или на рубашку регби, когда вернулся Аджай.

– Вот это лежало для тебя на кассе, – сообщил Аджай. – Ты же мне не сказал, что у тебя – полная стипендия, дружище. А это – лошадка совсем иной масти.

С этими словами он вручил Уиллу толстую пластиковую кредитную карточку. На ней не было ни рисунков, ни цифр – та же самая глубокая чернота, как на увеличивающемся планшетнике Роббинс. Аджай провел кончиком пальца по наружному краю карточки. Активировался сенсор. Появилась эмблема школы в самом центре. Под ней высветился шестнадцатизначный код и фамилия ВЕСТ.

Уилл перевернул карточку. С обратной стороны она выглядела стандартно – темная магнитная полоса. Родители объясняли ему, каким образом действуют эти магнитные полоски, как банки и компании пользуются ими для хранения конфиденциальной информации о клиенте. «Интересно, сколько сведений тут уже собрано обо мне?» – подумал он.

– А наличные тут принимают? – спросил он.

– Наличные? Ради всего святого, приятель, никакие наличные тебе теперь не нужны. У тебя есть Карточка. Ты можешь пользоваться ей где угодно.

– Тебе сказали, какой у меня лимит?

– Если лимит существует, тебе предстоит это выяснить, – хмыкнул Аджай.

«Проживание, учебники, питание – все включено».

Доктор Роббинс держала свои обещания.

– Давай сделаем это, – сказал Уилл.

Он бросил в тележку брюки и рубашку регби. Он еще ни разу не ходил по магазинам, не будучи ограниченным определенной суммой. От перспектив у него кружилась голова, но несмотря на уговоры Аджая развернуться по полной программе, Уилл все равно чувствовал себя неловко. Аджай забрасывал вещи в тележку, а он вынимал их.

№ 81: НИКОГДА НЕ БЕРИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ НУЖНО.

Три пары брюк. Пять темно-синих и серых рубашек. Недельный запас носков и нижнего белья. Темно-синяя вязаная шапка. Перчатки с флисовой подкладкой и серый шерстяной шарф. Две пары теплого белья. Единственная роскошь, какую себе позволил Уилл – темно-синяя зимняя парка с отделанным мехом капюшоном. Правда, он без труда убедил себя в том, что эта шикарная вещь нужна ему, чтобы выжить.

Дружелюбная кассирша просмотрела вещи, попросила карточку и провела ее через сканер. Карточка при этом засветилась. Уиллу не пришлось ничего подписывать. Сумму он так и не увидел. На чеке, который ему вручила кассирша, цены указаны не были.

– Ты здесь давно? – спросил Уилл.

– Второй год. В десятом классе я был размером с вот этот кусочек курицы.

Аджай снова заразительно рассмеялся. Уилл не удержался. Не подхватить смех Аджая было просто невозможно – особенно когда тот сам шутил.

Они сидели в столовой, перед мисками с рисом терияки и салатами суномоно, приготовленными на заказ – свежими, ароматными. И за все это они расплатились одной вспышкой волшебной карточки Уилла. Сытый желудок произвел чудо с его настроением. Как и флисовая толстовка.

– А почему тут такие жуткие строгости насчет мобильников и лэптопов? – спросил Уилл.

Аджай сдвинул брови, и его взгляд помрачнел.

– Значит, ты познакомился с Лайлом.

– Да.

Аджай наклонился к столу.

– Я сначала подумал, что это правило, придуманное просто, чтобы показать, кто тут главный, и что почетнее будет нарушать этот закон, чем исполнять его. Но оказалось, что это не так. Здесь к этому подходят очень серьезно.

– Но почему?

– Не хотят, чтобы мы постоянно пялились в мобильники и зарывались в Интернет. Хотят, чтобы мы по-настоящему говорили друг с другом.

– Но текстовые сообщения – это форма разговора, – возразил Уилл. – И, как правило, более информативная.

– Я не стану с тобой спорить, Уилл, но правила не я придумываю. И честно говоря, через некоторое время ты поймешь, что общение лицом к лицу работает исключительно тебе на пользу.

– Как?

– Оно вынуждает тебя выйти за пределы зоны комфорта, – сказал Аджай. – Оттачивает социальные навыки – в хорошем смысле слова. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я пришел сюда еще каким интровертом.

– Выдумываешь.

– Клянусь, все так и было! А теперь погляди на меня – я стал записным болтуном! Целиком выбрался из раковины.

Аджай вытащил маленькую прямоугольную черную коробочку из папки, которую ему дала Брук, и подтолкнул ее по столу к Уиллу.

– Прикрепи вот это к ремню. Это пейджер. Если кто-то пытается дозвониться до тебя по внутренней телефонной связи, пейджер пищит. Найди любой телефон в кампусе – и оператор тебя соединит.

Пейджер был чуть больше спичечного коробка и сзади был снабжен зажимом. В правом верхнем уголке находилась маленькая решетка, а посередине – единственная утопленная кнопка. И больше никаких приспособлений. Цельное и на удивление тяжелое устройство. Ни единого шва, ни единой щелочки. Уилл не нашел даже отсека для батареек.

– С отсутствием эсэмэсок придется примириться, – вздохнул Уилл. – А как с электронной почтой?

– Получишь электронный адрес вместе с планшетником. Он будет соединен с главными серверами внутренней сети кампуса.

– Погоди, ты хочешь сказать, что система работает только на территории кампуса? А как с доступом в Интернет?

– Доступ ограничен. Ни беспроводной связи, ни мировых сетей. Можешь записаться для использования портов в библиотеке, для проведения особых исследований, но наружные веб-сайты запрещены строго-настрого.

Уилл с трудом сдерживал гнев.

– То есть из своих комнат мы в Сеть выйти не можем?

– Ни серфинга, ни социальных сетей, ни консольных игр, ни игр в онлайне…

– А как насчет телевизора?

– В союзе учащихся есть один, но я ни разу не видел, чтобы его кто-то смотрел.

– Но ведь это нарушение основных принципов свободы слова. Права на доступ к бесполезной информации и бездумным развлечениям.

– Центр – частное учреждение. Они могут устанавливать какие угодно правила.

– Это не коммунистический Китай. Они не могут просто так перекрыть трубу и отрезать нас от остального мира.

– Дело в том, что на все такое тут попросту не остается времени, Уилл. Нас нагружают, как ездовых собак, а если ты не замечал, то я тебе скажу: ездовые собаки обожают свою упряжь! Вот увидишь. Не стоит недооценивать радость вызова и ухода с головой в работу. Я говорю о стопроцентном погружении: уроки, лаборатории, домашние задания, практические работы. Прибавь к этому всю общественную деятельность – спортивные лиги, клубы, концерты, танцы…

– Танцы?

Аджай заговорил почти шепотом, чтобы никто не подслушал:

– В прошлом месяце у нас был праздник Осеннего Сенокоса, так я даже плясал кадриль!

– Ври больше.

– Это было просто безумно весело! Ну, считай меня чокнутым. А все девочки, дружище, девочки.

Аджай вскочил из-за стола и продемонстрировал несколько па кадрили.

Мысли Уилла уплыли к Брук, а от нее – к Тодду Ходаку. В этой ситуации надо было бы разобраться глубже, но он уже успел заметить, что Аджай был жутким болтуном – совсем как ведущий ток-шоу. А Уиллу совсем не хотелось, чтобы до Брук дошла сплетня о том, что он в нее «втрескался».

Когда они закончили еду, Аджай повел Уилла к бювету с минеральной водой. Там, неподалеку от боулинга, они выпили по стакану шоколадно-молочного коктейля, который для них приготовил кондитер в белом остроконечном колпаке – совсем как продавец содовой на рисунке Нормана Роквелла[14]14
  Норман Роквелл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор. Его работы пользуются популярностью в Соединенных Штатах, на протяжении четырех десятилетий он иллюстрировал обложки журнала The Saturday Evening Post (321 обложку).


[Закрыть]. Когда Уилл переливал свой коктейль в высокий стакан, краешек серебряного кубка покрылся инеем. Он с восторгом стал пить чудесный напиток, в котором плавали маслянистые кусочки мороженого. Из динамиков музыкального автомата звучала приятная популярная музыка. Приглушенный стук падающих кегель звучал убаюкивающе, как водопад. Как бы то ни было, жизнь снова стала прекрасна.

Что подтверждалось заповедью номер восемьдесят четыре.

№ 84: ЕСЛИ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ НЕ ПОМОГАЕТ, СЪЕШЬ ШОКОЛАДКУ.

– А зачем тут боулинг? – спросил Уилл.

Аджай пантомимой изобразил, что бросает мяч.

– Наверное, директор прочел какую-то научную работу насчет того, что упадок радости в Америке вызван исчезновением организованных лиг боулинга. А через несколько недель – вуаля.

– Ты в команде?

– Ага. И тебе это понравится. У тебя даже есть рубашка с твоим именем на кармане. Правда, я из эстетических соображений попросил, чтобы на моей рубашке было имя «Тони».

Пока что все, связанное с Центром, выглядело и ощущалось, как близкое к идеалу. Просто осуществленная мечта – как в кино. Куда бы ни повернул голову Уилл, всюду он видел довольные и радостные лица. Все в точности так, как в рекламе.

– А ты никогда не просыпаешься с чувством, что все это тебе снится?

– Уилл, – произнес Аджай с неожиданной серьезностью, – моя мама приехала в Америку из Индии, когда ей было девять лет. Ее родители, бедняки, работали уборщиками в казино в Атлантик-Сити и ухитрились скопить денег на покупку химчистки. Мой отец – из старинного аристократического польского рода. Во время Второй мировой войны его семья потеряла все, кроме багажа. Отец вырос в Милуоки. Нищий иммигрант. Но он упорно учился, закончил университет в Дьюке, а потом купил маленькую сеть аптек в городке Рэйли, штат Северная Каролина. Эти аптеки называются «Таблетка и порошок». Моя мама по вечерам ходила в общественный колледж, чтобы выучиться на фармацевта. Она получила работу в одной из отцовских аптек. Так они познакомились и полюбили друг друга. А потом на свет появился я, их единственное дитя.

Происхождение у меня уникальное, и я им очень горжусь. Сейчас мой рост – чуть меньше пяти футов, но если ты сейчас считаешь меня малявкой, видел бы ты меня, когда мне было шесть лет. Думаю, ты не удивишься, узнав, что в школе меня безжалостно дразнили и поколачивали. Еще с детского сада – и до девятого класса. Желание отвесить мне пинка возникало у каждого неандертальца, стоило ему только глянуть на меня. Девочки все эти годы меня не замечали, словно я не виден невооруженным глазом. Я втайне догадывался, что я умнее всех этих остолопов. Я и выживал только благодаря своему уму, но при этом не понимал, что ценного я могу предложить любому другому живому существу. Я вообразить не мог, что могу завести друзей, встречаться с девушками, что у меня может быть не только настоящее, но и будущее. До того дня, когда я оказался в Центре.

Аджай смотрел в глаза Уиллу – открыто и искренне. И Уиллу стало стыдно, что он мог сомневаться в этом парне.

– Если это сон, – добавил Аджай, – то я умоляю тебя, не позволяй никому меня будить.

Ник и Элиза

Когда они допили коктейль, Аджай сказал, что ему пора на занятия. Уилл совершил пробежку по продуктовому магазину и приобрел кое-какие продукты для быстрых перекусов – арахисовое масло, крекеры и молоко. Некачественных продуктов на полках он не заметил, зато здорового питания здесь было просто тонны. Его родители это одобрили бы. Возвращаясь в Гринвуд-Холл, он чувствовал себя толстым, как колбаса, в новой куртке с шарфом, шапке и перчатках, но зато не дрожал и шагал с удивительной скоростью. Он решил поставить плюс северной погоде: она помогала тебе добираться до цели намного быстрее.

Войдя в вестибюль, Уилл увидел, что дверь в кабинет коменданта открыта. На стене над дверью он заметил камеру наблюдения, а в кабинете разговаривали Лайл и Тодд Ходак.

Почему-то Уилл понял, что они говорят о нем.

Лайл и Тодд его заметили. Глаза Тодда гневно полыхнули. Уилл начал подниматься по лестнице и услышал, как Лайл захлопнул дверь своего кабинета.

Добравшись до четвертого этажа, Уилл вошел в отсек с помощью карточки-ключа. Когда он понес свои пакеты в кухню, он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он обернулся.

На одном из диванов разлеглась девушка, подперев голову согнутой в локте рукой. Перед ней лежала раскрытая книга. Волосы цвета воронова крыла были подстрижены на макушке коротким ежиком, но при этом чуть выше висков начинались завитые локоны, обрамлявшие лицо девушки, как кольчужное завершение шлема. Фарфорово-белая кожа, дуги черных бровей над миндалевидными глазами. Глаза большие, ярко-зеленые. Такой цвет Уилл видел только на картинках с изображением тропических вод. Фигура у девушки была, как у египетских цариц. При этом, по обычным понятиям, красавицей ее назвать было нельзя. В ней вообще не было ничего обычного. Первым делом на ум Уиллу пришли слова: «Властная. Поразительная. Ядовитая».

Девушка была во всем темно-синем – облегающая юбка, леггинсы, водолазка. Она не шевелилась и старательно скрывала свой интерес к новичку. Неподвижная и царственная, как персидская кошка, она не спускала с Уилла глаз, и ему стало не по себе.

– Должно быть, ты Элиза, – наконец выговорил Уилл.

– Должно? – чуть приподняв одну бровь, вопросила девушка.

Уилл почувствовал себя мышью, с которой играет кошка.

– Да. Должно. Мне так сказали.

– Ну, тогда…

«Она хочет узнать мое имя».

– Уилл, – сказал он.

– Ну, тогда, – сказала Элиза, – у тебя фора, Уилл.

«Ненадолго», – подумал он, отсалютовал Элизе двумя пальцами, нарочно оступился и выронил пакеты.

Элиза сделала большие глаза и углубилась в чтение.

«Свободен», – сказала она всем своим видом. Уилл собрал с пола продукты и понес их в кухню, мысленно твердя себе: «Делай вид, что считаешь ее личностью, только и всего».

Он вошел в гостиную, готовясь поболтать с Элизой, но та предупреждающе подняла руку.

– Работаю, – объявила она.

Все умные слова, заготовленные Уиллом, разом вылетели у него из головы. Он поспешил ретироваться в свою комнату, чтобы перевести дух. Брук и Элиза под одной крышей? Такого просто не могло быть. Пока получалось, что отзывы Аджая о девушках в Центре – не преувеличение.

Уилл заметил, что у него на письменном столе кое-что появилось. Это было новое «компьютерное устройство». Он повертел планшетник так и сяк. Он совсем не походил на традиционный лэптоп. Скорее, это было нечто вроде айпада, только этот был более толстый. Прочный, металлический, с мягким черным матовым блеском, а на ощупь словно бархатный. Толщины в планшетнике было не больше дюйма, а весил он около полутора фунтов. Уилл не заметил ни портов, ни драйвов. С обратной стороны, в правом нижнем углу на металле был выгравирован шестнадцатизначный код и ВЕСТ. Точно так же, как на черной кредитной карточке.

Уилл стал пробовать включить планшетник и справа обнаружил обозначение для пуска. Он нажал на значок. Зажужжал процессор. Сзади выставились ножки. И все устройство встало под идеальным для обзора углом. Затем планшетник увеличился в размерах на треть – совсем как магический компьютер Роббинс – и, издав мелодичный аккорд, включился. Вся верхняя поверхность ожила. Появился экран, а на нем слова: «ВСТАВЬТЕ КАРТУ».

Уилл взял свою новую школьную карточку-удостоверение. Сбоку на планшетнике появилась щель. Уилл вставил в нее карту. Планшетник считал данные с магнитной полоски и «выплюнул» карточку.

На экране появились слова: «ПОЖАЛУЙСТА, ЗАРЕГИСТРИРУЙТЕСЬ».

Слева на экране появились пульсирующие очертания левой ладони с растопыренными пальцами. Похожий силуэт Уилл видел на экране планшетника Роббинс. Уилл поднес к экрану левую руку. На расстоянии дюйма от экрана он ощутил тепло.

А когда он прикоснулся к экрану, силуэт ладони словно бы прилип к его руке. Уилл почувствовал что-то вроде слабых токов под ладонью, потом последовала вспышка, и силуэт руки погас. Комнату наполнил торжественный мажорный аккорд. На дисплее возникла приветственная заставка в виде герба Центра на мерцающем темно-синем фоне. Через несколько мгновений вдоль нижнего края экрана появилось несколько стандартных иконок.

Возникли слова: ХОТЕЛИ БЫ ВЫ НАЧАТЬ ВВОДНЫЙ УРОК? (РЕКОМЕНДОВАНО) ДА/НЕТ.

Уилл выбрал ответ НЕТ. Появилась иконка почтового ящика. Он два раза кликнул по ней, и на экране открылся знакомый почтовый интерфейс.

В ящике Уилла ожидало одно послание. Кому – [email protected]. От кого: [email protected].

Уилл дважды кликнул по сообщению. Открылся видеофайл. Директор Стивен Рурк сидел за письменным столом в своем кабинете и смотрел прямо в камеру. Качество изображения было таким хорошим, что казалось, будто он – по другую сторону окна.

– Приветствую тебя, Уилл. Надеюсь, ты уже оправился после того неприятного падения. Извини, что не дождался момента, когда ты очнешься, но врачи заверили меня, что с тобой все будет в порядке. И прежде всего прости меня за то, что я повел тебя в Комнату Бесконечности. Это моя вина – директорская глупость. Надеюсь, ты мало-помалу обосновываешься на новом месте. Давай встретимся завтра. Если мы чем-то можем помочь, чтобы облегчить твои первые дни здесь, просто попроси. А теперь я желаю тебе доброй ночи.

На экране снова возник интерфейс почтового ящика. Но на этот раз Уилл не стал прикасаться к курсору пальцем. Он решил пообщаться с компьютером иначе.

– Закрой почтовый ящик, – распорядился он.

Интерфейс сменился иконкой внизу экрана. «Круто!»

– Открой жесткий диск, – дал следующую команду.

Посередине экрана появилась иконка с изображением шкафа с выдвижными ящиками. Один из ящиков преобразился в список папок и файлов с жесткого диска ноутбука Уилла. Он удостоверился в том, что все данные с его лэптопа благополучно сохранены.

Где-то в комнате послышалось тихое жужжание. Уилл внимательно прислушался. Звук доносился со стороны кровати, из-под матраса. Мобильник Нандо.

– Выключить, – распорядился Уилл.

Планшетник послушно отключился. Видеокамеры Уилл не заметил, но опасался, что она имеется. Он не мог знать, кто имеет удаленный доступ к внутренней сети, а это мог быть Лайл, к примеру. Уилл для пущей безопасности накрыл планшетник толстовкой.

№ 83: ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ ПАРАНОИК, ПОМНИ: ЛУЧШЕ ПЕРЕСТРАХОВАТЬСЯ, ЧЕМ ОГОРЧИТЬСЯ.

Уилл достал из-под матраса мобильник Нандо и ушел с ним в ванную. Он закрыл и запер дверь и включил воду, и только потом шепотом ответил:

– Привет, Нандо.

– Йо, Уилл, – шепнул в ответ Нандо. – Я сейчас припарковался прямо напротив твоего дома.

– Почему ты шепчешь? Тебя кто-то видит?

– Нет. У меня все круто, дружище. Я на улице. А вот ты почему шепотом говоришь?

Уилл на миг задумался.

– Вообще-то в больнице нельзя пользоваться мобильниками.

– В общем, слушай сюда, брателло. Старикан твой обязательно поправится. А тут у вас творится черт знает что. Перед домом – три черные тачки. Все одинаковые – будто кто-то под прикрытием работает. А раньше сюда копы приезжали. Две местные машины.

– Ты уже давно там?

– Час примерно.

– Разве тебе не надо работать?

– Не-а, приятель. Тут куда как веселей, – ответил Нандо. – К тому же у меня имеется маленькая подзорная труба – мне жена в Брукстоне купила. Хоть соседу в духовку подглядывай. Так что я смотрю, как эти хрычи из седанов ходят туда-сюда.

– Опиши их, – попросил Уилл.

– Черные шапки и куртки. На фэбээровцев смахивают, только ни на шапках, ни на куртках «ФБР» не написано. Укладывают в машины чемоданы. И коробки еще. Коробки все скотчем перемотаны – как будто для переезда.

– А много «черных шапок»?

– Шестеро. По двое в каждой тачке, – сказал Нандо. – И кто бы они ни были, эти котяры в шапках, они тут всем командуют. Они даже копам приказы давали.

– Ты еще кого-нибудь видел?

– Пару раз дамочка выходила. Черные волосы, высокая такая, с виду ничего себе. Правду говоря, я ее как первый раз увидал, подумал, что это мама твоя.

Уиллу не хотелось врать Нандо, но выхода у него не было.

– Не может быть. Мама тут, с нами. Еще кто-нибудь?

– Еще один мужик – но он не такой, как эти «шапки». Длинноволосый, очкарик, со светло-каштановой бородой. Этого я видел только раз, через окно, он с «шапками» говорил.

«Значит, отец все еще там. Но в каком он состоянии?»

– Я пару-тройку раз щелкнул камерой, но решил не посылать тебе фотки, пока мы не поговорим.

– У меня есть электронный адрес, которым ты можешь воспользоваться.

И Уилл продиктовал Нандо свой новый аккаунт.

– О’кей, босс. Погляжу еще. Похоже, они собрались сматываться.

Уилл прервал разговор. Кто-то несколько раз резко постучал в дверь его комнаты. Он вышел из ванной.

– Кто там? – спросил он.

– Служба безопасности, – ответил мужской голос. – Откройте дверь. Быстро.

Голос был не Лайла, но это вовсе не означало, что он тоже не явился вместе с взводом охранников.

– Секундочку, я был в ванной.

Уилл быстро выдернул зарядное устройство из розетки и засунул под матрас вместе с мобильником. С часто бьющимся сердцем он открыл дверь.

На пороге стоял крепкого телосложения парень со светлыми, коротко стриженными волосами. На нем был темно-синий школьный блейзер – точно такой же, какой Уилл видел на Лайле. Спереди волосы поднимались вбок и вверх напомаженным «коком», отчего прическа становилась похожей на раковину наутилуса. Ростом парень был дюйма на четыре ниже Уилла, но горизонтально пространства занимал больше, и от него исходила атлетическая мощь. Пронзительные глаза цвета голубого льда, казалось, видели Уилла насквозь.

Парень показал Уиллу буклет – точно такой же, как тот, который ему дал Лайл.

– Вы знакомы с правилом шестнадцать дробь шесть, параграф пять, подраздел девять Кодекса Поведения?

– Нет, я…

– Мистер Вест, незнание закона не освобождает от ответственности.

Заглянув за плечо светловолосого парня, Уилл заметил, что Элиза перебралась к круглому очагу. Она переоделась в короткую юбку от спортивной формы, черные шиповки и темно-синие гольфы. В руках она вертела клюшку для игры в хоккей на траве. Это было странно, но Уиллу показалось, что она едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Поскольку вы предпочли игнорировать распоряжение коменданта об изучении Кодекса, позвольте мне зачитать вам соответствующий абзац: «Новичкам не позволяется расспрашивать других учащихся об их личной жизни на протяжении шести недель…»

Парень обернулся и посмотрел на Элизу. «Значит, это она натравила на меня этого зануду». Уилл смотрел на обоих в полном смятении.

– Я ведь уже сказал, что не знаю правил…

– А вот это и есть ваше самое слабое место, мистер Вест. Вы хотя бы представляете, какая беда вам грозит? Желаете узнать, что еще вам неизвестно о девятом подразделе? Прошу вас, прервите меня, если вам покажется, что я говорю слишком быстро.

– Нет, продолжайте.

Парень снова раскрыл буклет и зачитал:

– «Вновь прибывшие могут задавать вопросы исключительно о том, который час, и интересоваться тем, как пройти к тому или иному классу». Неосторожные замечания по поводу собственного плейлиста? Нарушение. Похвалы в адрес любимой спортивной команды? Нарушение. Любое упоминание о том, как вы тоскуете о домашних зверушках по кличкам «Пинки» или «Комок Жвачки»? Нарушение. И никогда, ни при каких обстоятельствах, в одном и том же предложении строго-настрого запрещается употреблять слова «абсолютно», «жуткий» и «потрясающий». Если только вы не имеете в виду меня.

Элиза сложилась пополам, трясясь от хохота. Светловолосый парень прыснул и, пошатываясь, побрел к ближайшему креслу.

– О боже, приятель, ты просто сокровище.

– Это шутка, – проворчал Уилл. – Мило.

– «Пинки» или «Комок Жвачки», – повторила Элиза и захлебнулась смехом.

– Значит, ты – Ник, – сделал вывод Уилл.

– Я, конечно, был жесток, – сказал Ник. – Немедленно прошу прощения. – Он повернулся и с видом полнейшего примирения поднял руки вверх. – Ник Маклейш. Надеюсь, это не помешает нам подружиться. – Он перепрыгнул через спинку кресла, мягко приземлился и шагнул вперед, чтобы пожать руку Уилла. – Брук сказала, что ты схлестнулся с нашим Лайлом-Крокодилом, людоедом из Гринвуд-Холла. Извини, не удержался. Меня Элиза подначила.

– Наглая и абсолютная ложь, – заявила Элиза, неожиданно перестав хохотать.

– Я в порядке, – сказал Уилл. – Не обиделся.

– Да ты еще и благородный. Слушай, дружище, я просто в восторге. А ты, Лиззи?

– Не позволяй обаянию Ника повлиять на твое чувство справедливости, – посоветовала Элиза.

– Она считает меня обаятельным, – сказал Ник, широко и обаятельно – Уилл был вынужден это признать – улыбнулся.

– Ведьм на костре сжигали за куда меньшие проступки, – заметила Элиза.

– Йо, мы все знаем, что такое «ведьма», да? А теперь, серьезно, приятель, я честно скажу: я бы себя вряд ли так вежливо повел, если бы ты со мной такую шуточку отколол.

– Я бы с тобой так не шутил, – сказал Уилл.

– Точно. Ты бы не стал, – сказал Ник, пытливо глядя на Уилла. – Ты человек честный и с характером. Не уверен, что ты с нами сживешься, но мы – люди открытые. Ты откуда приехал?

– С юга Калифорнии.

– Да не может быть! С юга Калифорнии? Ты слышала, Элиза? Девяносто – двести десять[15]15
  Имеется в виду популярный молодежный сериал «Беверли-Хиллз 90210».


[Закрыть], Голливуд. Серф-Сити, «Лейкерс» и «Фейкерс»…

– Продолжай, – сказала Элиза. – Ты пропустил еще несколько клише.

– А ты из Бостона? – спросил Уилл.

– Почти угадал. Нью-Гемпшир.

– Фанат «Селтикс», – кивнул Уилл. – Я так и знал. Прости, Ник. Мы не сможем подружиться.

– Погоди. Давай проясним. А ты знаешь, что ярко-зеленый цвет наших чемпионских знамен на ваших слабосильных левобережных хиляков действует, как криптонит[16]16
  Вымышленный химический элемент с планеты Криптон – родины героя комиксов и кинофильмов Супермена.


[Закрыть]?

Уилл обратился к Элизе:

– Ты тоже за «Селтикс» болеешь?

– Черт, нет, брателло, – вмешался Ник. – Она же из Сиэтла. А они там чемпионства даже не нюхали – разве что по части хронической депрессии.

– Правильный термин – «сезонное аффективное расстройство», – заметила Элиза.

– Сокращенно «САР», – добавил Уилл.

– Точно, – кивнул Ник. – А теперь, дружище, позволь-ка, я расскажу тебе, как протекает жизнь в нашем отсеке. Обосновавшаяся у нас мегера, мисс Элиза Моро, главная во всем.

Он подошел к Элизе. Та тряхнула головой, зашнуровывая шиповки. Ник принялся массировать ей плечи.

– За каждые пять минут, пока его слушаешь, – со вздохом призналась Элиза, – твой КИ падает на один пункт.

– Элиза, девочка, расскажи Уиллу, что тебе нравится, – попросил Ник.

– Нет.

– Ну пожалуйста, ты же знаешь, я все перепутаю.

– Ник? – сердито одернула его Элиза. – «Нет» – это законченное предложение.

– Верно, – кивнул Ник. – Элиза – безумная цыганка-гадалка. Она наделена магическим сознанием ниндзя. Стоит ей пристально заглянуть тебе в душу, ты уже не убежишь, не спрячешься, и у тебя не будет сил сопротивляться.

Уилл не мог представить, как кто-то захотел бы сопротивляться. Элиза посмотрела на него с тревогой – словно бы услышала его мысль. Он поежился и отвел взгляд.

– Дружище, а ты представь – ей-то каково? Знать, что ты наделена даром заглядывать в такие глубокие и мрачные места, в существовании которых даже психоаналитики не признаются.