Текст книги "Человек смотрящий"
Автор книги: Марк Казинс
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Приблизительно за восемьдесят лет до этого, в 828 году, за круглыми крепостными стенами Багдада была основана еще одна обсерватория. Наверняка в ней бывал и знакомый нам исследователь зрения Хунайн ибн Исхак. Если бы в одну из кристально ясных ночей он вгляделся в лунный диск, как спустя восемьсот лет сделал это Галилей, то смог бы различить на нем кратеры. Наверное, он удивился бы, узнав, что через тысячу с лишним лет один из этих кратеров назовут в честь его соотечественника, занимавшегося астрономией и оптикой в ту же эпоху, что и он. Казалось бы, лунные кратеры должны носить имена астронавтов или ученых эпохи Просвещения, но один из кратеров получил название Альгазен. Это латинизированный вариант имени Ибн аль-Хайсама, жившего за тысячу лет до того, как первый человек ступил на Луну. Он родился в 965 году в Басре, расположенной в нынешнем Ираке, и стал одним из первых людей, утверждавших, что мир входит в нас. Лучи, испускаемые предметами, попадают в наши глаза, – заявлял аль-Хайсам, несколько переиначив теорию Хунайна. Видение – это тоже вторжение, но противоположное колонизации. Оно подразумевает внимание к миру. Всю жизнь мы осуществляем такое вторжение и наслаждаемся им. Аль-Хайсам был настолько заворожен этим штурмом, что посвятил зрительному восприятию множество трудов. Он писал на арабском, но его книги были переведены на латынь и в течение многих столетий оказывали большое влияние на европейскую науку, а именно оптику.
Его память увековечена в названии лунного кратера – и не только.
Его портрет можно видеть на иракской банкноте достоинством 10 000 динаров. Вот он справа в тюрбане, с бородой, сосредоточенно взирающий на пересечение линий и векторов – схему оптической системы глаза.
Шэнь КоАль-Хайсам был первым, кто провел эксперименты с камерой-обскурой, однако экспериментальный метод к тому времени получил распространение во всем мире. Всего через несколько десятилетий один человек проделает то же самое в Китае.
Он заметил, что изображение, получаемое в черном ящике с одним маленьким отверстием, всегда перевернуто, и уподобил отверстие уключине на борту лодки. В уключину вставлено весло; если тянуть рукоять весла на себя, его лопасть перемещается в противоположную сторону. Относительно уключины движение весла разнонаправленное. Свет подобен веслу, заключил Шэнь Ко. В момент прохождения лучей через отверстие изображение переворачивается: весьма оригинальная визуальная метафора, свидетельствующая о незаурядности мышления. И, вновь переосмысляя тему предыдущей главы, мы можем сказать, что он позволил жизни захватить себя.
Шэнь Ко © Mark Cousins
Шэнь Ко родился предположительно в 1031 году, его воспитанием занималась мать, весьма эрудированная знатная дама. Судя по некоторым высказываниям Шэнь Ко, можно было бы заключить, что он яростный противник экспериментальной науки. Будучи последователем даосизма, он понимал, что тайны бытия невозможно постичь при помощи одного только наблюдения, которое дает представление лишь о самых «грубых контурах». Но что это за контуры! Шэнь Ко был болезненным ребенком, однако ограниченные физические возможности обострили его любознательность. Должность отца Шэнь Ко вынуждала семью путешествовать по разным провинциям. Дорожные впечатления и меняющийся ландшафт оказали сильное влияние на слабого здоровьем мальчика. Впоследствии он станет пионером китайской картографии, будет создавать объемные географические модели и займется геоморфологией. Любуясь радугой, он придет к выводу, что цвет получается вследствие расщепления солнечного света, проходящего сквозь капли воды.
Очистка каналов, ирригация, использование речного ила в качестве удобрения, строительство сухих доков, изучение окаменелостей, геология, геоморфология, фортификация – круг его интересов был невероятно широк, и он взирал на мир не пассивно. Шэнь Ко смотрел на все взглядом реформатора и новатора, он видел, что и как можно улучшить. Отказаться от наблюдений было выше его сил. Он нашел окаменелый бамбук на севере Китая – в ту эпоху слишком засушливом регионе для этого растения – и в результате сформулировал теорию, которую сегодня мы назвали бы теорией изменения климата. Кроме того, он впервые провел различие между магнитным и истинным, географическим Северным полюсом.
На взлете карьеры Шэнь Ко несправедливо обвинили в военном поражении и лишили высоких постов. В последующие годы, на закате своей государственной деятельности, он написал 507 глав книги «Записи бесед Мэнси», название которой происходит от купленного Шэнь Ко поместья Мэнсиюань («Сад у речки из грез»). Эти главы хотя и не складываются в единую стройную теорию, могут поведать о поразительном созерцательном опыте на протяжении всей жизни автора, обладавшего невероятно развитой личной «оптикой».
Наблюдение – это действие, направленное вовне, и потому нет ничего удивительного в том, что астрономия стала развиваться раньше, чем медицина. Мы с детской радостью обнаружили, что содержится в киновари, прежде чем начали исследовать органы собственного тела. Внутренности человека изучались с древнейших времен, но не для того, чтобы выяснить, как они функционируют, а для ворожбы и прорицаний. Ацтеки, так внимательно вглядывавшиеся в небо, казалось, вовсе не интересовались тем, как устроен их организм. В 1308 году итальянские монахини провели вскрытие тела Клары Монтефалькской. Они были последовательницами Блаженного Августина, не одобрявшего, как мы знаем, излишнего любопытства, потому не приходится удивляться, что двигал ими не интерес к анатомии, а надежда найти подтверждение святости их почившей сестры. Им повезло. У нее обнаружили три желчных камня, которые сочли символом Пресвятой Троицы, и знак распятия на сердце. Этот орган до сих пор выставлен на обозрение в церкви, освященной в ее честь.
Однако не все искали только то, что хотели найти, или предпочитали далекие звезды изучению анатомии человека. Римский ученый Гален занимался анатомическими штудиями, а по прошествии Средних веков стало появляться все больше рисунков с изображением мышц и органов. И тут явился Леонардо да Винчи. На этот раз мы обращаемся к нему как к великому анатому.
Леонардо начал зарисовывать внутреннее строение тела, чтобы правдоподобно изображать человеческие фигуры. Вначале он наблюдал за анатомированием трупов, затем принялся за дело собственноручно. Он произвел больше тридцати вскрытий при свечах в церковной крипте.
Леонардо да Винчи. Человеческий зародыш в утробе матери. 1490-е © Bibliothèque des Arts Décoratifs, Paris, France / Archives Charmet / Bridgeman Images
Вот один из его самых знаменитых анатомических рисунков.
Он срезал третью часть матки, чтобы показать плод со скрещенными лодыжками. Ниже можно увидеть приведенные для сравнения изображения семян в скорлупе (похоже на плод конского каштана в разрезе). Это наглядный пример образности мышления Леонардо. Древесное семя – метафора человеческого зародыша.
В человеческом теле Леонардо видел целый мир, а проводя аналогии, обращался не только к растениям, но и к животным. У него есть рисунок матки беременной коровы. Леонардо прежде всего наблюдал. Он писал, что «пупочная вена есть начало всех вен животного, зарождающегося в матке, и она не имеет своего начала ни в одной из вен беременной женщины». Тот факт, что у матери и ребенка раздельные системы кровообращения, будет установлен лишь через несколько столетий.
Конечно же, рассечением тел занимался не один Леонардо. В 320 году до н. э. благодаря операции, получившей впоследствии название кесарево сечение, родился индийский император Биндусара. Беременность героини персидского эпоса X века принцессы Рудабе так затянулась, что ради спасения матери и ребенка ее чрево разрезали. И мать, и ребенок выжили; впоследствии младенец стал великим героем Рустамом. В древности ставкой в таких случаях часто была жизнь матери, но развитие медицины привело к тому, что подобным способом в настоящее время рождается четверть детей в Великобритании и треть в США, а в Италии эта цифра еще выше; в Китае же таких новорожденных половина.
Чаще всего роды изображаются, как на этой миниатюре, с точки зрения стороннего наблюдателя.
Рождение Юлия Цезаря. Книжная миниатюра. Ок. 1473–1476 © British Library
Двое мужчин принимают младенца, двое других ведут беседу; художник словно стоит еще дальше, у ног матери. На ней роскошное платье, ожерелье и красивый золотой пояс, что особенно помогает при родах. Для пущего комфорта она лежит на деревянной скамье в помещении, напоминающем подземелье замка. Глаза роженицы открыты, но никто, даже ребенок, не смотрит на нее. А как бы выглядела эта сцена, увиденная ее глазами или глазами миллионов рожающих женщин? Когда роды проходят естественным образом, живот матери скрывает от нее первые секунды жизни младенца, но в случае кесарева сечения это не так. Разумеется, иногда процесс операции скрыт от роженицы экраном, некоторым делают общую анестезию, и они не имеют понятия о том, что происходит, и все же теоретически мать может видеть момент появления на свет своего ребенка. В замечательном документальном фильме «Чжун Го – Китай», снятом Микеланджело Антониони в 1972 году, есть сцена родов в больнице: китаянке в ноги и в живот втыкают очень длинные акупунктурные иглы. Затем их подсоединяют к проводам и подают разряд, после чего начинается операция. Посмотрите на лицо роженицы в тот момент, когда доктора разрезают ее живот.
«Чжун Го – Китай», Микеланджело Антониони / RAI Radiotelevisione Italiana
Она улыбается, находясь в полном сознании, отвечает на вопросы членов съемочной группы (поэтому она смотрит в нашу сторону и чуть выше камеры) и даже принимает пищу. Экран на груди мешает ей следить за действиями врачей, но, если бы его не было, она увидела бы фонтанчик густой околоплодной жидкости, брызнувшей, когда рассекли матку, и затем несколько вертикальных надрезов, сделанных, чтобы увеличить отверстие и вытащить ребенка. Доктор поворачивает новорожденного, когда он появляется, и мы видим, как эта амфибия, оказавшись на суше, начинает пользоваться легкими, за секунды проделав то, на что ушли миллионы лет эволюции. Глаза ребенка открываются – вначале он будет видеть черно-белые пятна, затем начнет различать лицо матери, цвет, глубину, а там уже станет любоваться пейзажами и небом. В фильме появление младенца снято очень красиво, мы словно зрители в театре. Это определенно понравилось бы Леонардо.
Рисунки Леонардо были опубликованы лишь спустя много лет после его смерти, но он стал одним из первопроходцев, заглянув в новую область познания и наметив пути ее изучения. Посмотрите на эту потрясающую фотографию анатомического театра в Падуе, построенного в 1594 году. Это словно сжавшийся Колизей. Ряды для зрителей уходят вверх концентрическими кругами; внизу – одно-единственное кресло и стол для трупов. Есть что-то поистине театральное в этом показе и рассказе на круглой сцене, перед собравшейся аудиторией.
Анатомический театр, построенный в 1594–1595 гг. © University of Padua, Italy / Bridgeman Images
Тени здесь как на картинах итальянского сюрреалиста де Кирико. Не так много в мире сооружений, столь требовательно направляющих взгляд зрителей на определенную точку в пространстве. Эту фотографию можно было бы поместить на обложку книги, посвященной зрительному восприятию, а еще она вновь напоминает нам о том, что наука в лучших своих проявлениях антиколониальна. Если крестоносцы и конкистадоры идут напролом, движимые личным эгоизмом и чувством национального превосходства, то научное наблюдение терпеливо и исполнено смирения. Оно не спешит и не боится пересматривать собственные догмы. И лишь в том случае, если опровергнуть их не удается, принимает их за истину.
Как мы увидим, в последующие века люди заглянут внутрь тела, используя иные диапазоны электромагнитного спектра, чем видимый свет, но сейчас давайте обратим внимание на одну область, объединяющую наблюдение, науку и человека. Врачам не нужно делать надрез на теле, чтобы понять, как оно функционирует, или поставить диагноз. В старину врачи больше уделяли внимание толстым медицинским фолиантам, чем осмотру пациента. Но со временем пришло понимание, что диагностика – это наблюдение, и не только за физическим, но и за психическим здоровьем. В странах, где не хватает медицинского оборудования, врачам приходится еще тщательнее изучать симптомы болезни своих пациентов, ведь диагносты – те же детективы в своей сфере.
Галилео ГалилейНаш экскурс в область древней науки и анатомии завершен, и мы возвращаемся в 1609 год в Венецию, город колониальных и торговых амбиций, ставший в нашей истории отправной точкой для экспансии совершенно иного рода. Наблюдения, проведенные Галилео с крыши Кампанилы, продемонстрировали изумительные возможности увеличительного прибора, и за несколько месяцев ученый сконструировал новый телескоп, который увеличивал в тридцать (или даже больше) раз. С его помощью Галилей всматривался в ночное небо – и навсегда изменил существовавшие представления о Вселенной. Вот отрывок из его книги «Звездный вестник»:
Но что значительно превосходит всякое изумление и что прежде всего побудило нас поставить об этом в известность всех астрономов и философов, заключается в том, что мы как бы нашли четыре блуждающих звезды, никому из бывших до нас не известные и не наблюдавшиеся[8]8
Перевод И. Веселовского.
[Закрыть].
Четыре блуждающих звезды были спутниками, или лунами, Юпитера. С этого момента человек вооружился для наблюдений. Желание видеть побудило его создавать приборы, позволявшие заглянуть в другие миры, большие и малые. Новая оптика помогала приблизить объект или рассмотреть его более детально. Галилей раскинул свою визуальную сеть и захватил в нее то, что при желании можно было осмыслить и включить в нашу картину мира. «Раскинуть сеть» и «захватить» звучит как-то слишком по-колонизаторски, словно мы посягаем на богатство окружающего мира ради собственной выгоды, и с этим не поспоришь – человечество несомненно извлекло пользу из научных открытий. Однако разница заключается в том, что в идеале научное наблюдение не стремится ничего присвоить. Оно не своекорыстно. Его цель – обогащение, но не материальное. Правда, наука часто идет на поводу у коммерции, финансовая выгода может быть стимулом для исследований, но в те века, о которых идет речь в нашей истории, важно отделять научный принцип от его последующего применения.
Если результаты наблюдений не укладываются в привычный миропорядок, значит он требует переосмысления. Наблюдение может обладать огромным разрушительным потенциалом, в чем Галилею очень скоро пришлось убедиться. Его опыты подтвердили выдвигавшееся Коперником и другими учеными предположение: Земля не является центром Вселенной. Спутники Юпитера вращаются вокруг Юпитера, а не вокруг нас. Мир оказался не геоцентрическим – еще один удар по колониальному мышлению европейцев. Само по себе это открытие не было ниспровержением христианского вероучения, но сильно его пошатнуло. В 1611 году, вскоре после того, как Галилей проводил свои наблюдения на Кампаниле, Ватикан, ничем не отличавшийся от современного полицейского государства, завел на него дело. Процесс шел туго, инквизиторы не собирались вникать в научную аргументацию, но на одном они стояли твердо: учение, согласно которому Земля находится не в центре мироздания, надо запретить. Галилей вынужден был прикусить язык, пока на престол не взошел новый, более рассудительный папа Урбан VIII. Появилась надежда, что в период его правления к научным изысканиям будут относиться с большей терпимостью. Папа даже посвятил Галилею стихотворение, и ученый отправился в Рим на встречу с понтификом. Они гуляли в садах Ватикана, и Галилей воспользовался случаем, чтобы вступиться за достоверность научных наблюдений.
Чему же Урбан склонен был больше доверять: собственным глазам или учению Церкви, мог ли, выражаясь в духе того времени, астрономический диспут поколебать непререкаемый авторитет Писания? Ответ ясен. Некоторые натурфилософы из круга Галилея просто отказывались смотреть в телескоп. По словам ученого, они закрывали глаза от света истины. В своем знаменитом письме, которое Артур Кёстлер назвал «богословской атомной бомбой, чье радиоактивное излучение ощущается до сих пор», Галилей писал: «Поскольку речь идет о явлениях природы, которые непосредственно воспринимаются нашими чувствами… нас нисколько не должны повергать в сомнение тексты Писания». (Вот опять мы слышим Фрэнсиса Бэкона.) В 1616 году Галилею было твердо сказано: «Учение… согласно которому Земля движется вокруг Солнца, Солнце же стоит в центре мира… нельзя ни защищать, ни поддерживать». В 1630-х Галилей предстал перед судом. Разбирательство было формальным. В вину ему скорее вменялось пренебрежение многочисленными предупреждениями, чем подрыв авторитета Церкви; да и поведение самого Галилея умножило число его врагов – он был самоуверен, крайне пренебрежительно вел себя по отношению к коллегам-ученым, например к Иоганну Кеплеру. Но процесс над Галилеем стал поворотным пунктом, обозначившим начало освобождения европейской мысли от наследия Темных веков. На этой картине неизвестного художника, написанной в XVII веке, Галилей изображен в черном, кажется, что его с минуты на минуту препарируют, как в падуанском анатомическом театре. Он сидит перед семью кардиналами и окружен шестью ярусами в форме подковы: не то спектакль, не то публичное вскрытие. За спиной у него священник зачитывает цитаты из Библии. И распятие тоже у Галилея за спиной.
Галилей перед судом инквизиции. 1633 © Private Collection / Bridgeman Images
На переднем плане видно, как обсуждение выплескивается за пределы амфитеатра. Старик в белом оборачивается, чтобы послушать, о чем спорят знатный господин с евреем в пурпурных одеждах. То ли художник хочет показать, что дискуссия вышла за рамки христианского вероучения, то ли это антисемитский выпад. В эти годы Галилей был нездоров, и судебное преследование стало тяжелым ударом: «В течение двух ночей непрерывно… кричал и стонал от седалищной боли; он стар и сломлен».
Ио / NASA
22 июня 1633 года Галилей опустился на колени, чтобы выслушать приговор. Его книги подлежали сожжению, а он на всю оставшуюся жизнь помещался под домашний арест, и – хотя это и не прозвучало в тот день – ему отныне не дозволялось издавать свои труды в Италии. Он отправился в небольшое поместье, ослеп и умер в 1642 году в возрасте семидесяти семи лет. В XXI веке НАСА сфотографировало Ио, самый удаленный из открытых Галилеем спутников Сатурна, и как же он красив.
Оле Кристенсен РёмерВсего через тридцать лет после смерти Галилея датский астроном Оле Кристенсен Рёмер наблюдал Ио более 140 раз, что привело его к великому открытию. На острове Вен, неподалеку от Копенгагена, он отмечал точное время начала и конца затмений Ио; в Париже его коллега производил такие же наблюдения и тоже записывал время. Основываясь на сдвиге времен затмения и расстоянии между двумя обсерваториями, составлявшем тысячу километров, они рассчитали разницу в долготе, что стало большим достижением.
Но наблюдение за «лунами» Галилея сулило нечто еще более поразительное. Рёмер и его парижский коллега заметили, что интервал между затмениями сокращался, когда Земля и Юпитер сближались, и увеличивался, когда они удалялись друг от друга. Если бы свет двигался с бесконечной скоростью, как тогда считалось, этих колебаний не было бы. Значит, свету нужно время, чтобы от спутника Юпитера достичь Земли. У света есть вполне определенная скорость. Была открыта важнейшая составляющая зрительного восприятия. Все последствия этого открытия будут осмыслены лишь к началу ХХ столетия.
Телескопы связали наблюдение не только с пониманием нашего места в мире, но и с математическими расчетами. 3 июня 1769 года британский исследователь капитан Кук и другие ученые продолжили опыты Рёмера. На этот раз наблюдалось прохождение Венеры по диску Солнца. Отметив моменты «контакта» Венеры и солнечного диска на Таити и в Европе, астрономы сумели вычислить расстояние от Земли до Солнца с точностью, превышавшей 99 процентов.
В официальном заявлении, сделанном в 1992 году, спустя триста пятьдесят девять лет после оглашения приговора Галилею, папа Иоанн Павел II в весьма осторожных выражениях признал, что Церковь ошибочно настаивала на столь буквальной трактовке Святого Писания. Наконец-то Церковь с неохотой повинилась в своих агрессивно-колонизаторских стремлениях навязать всем собственные представления о мироздании, вместо того чтобы всматриваться в него и внимать тому, что оно может поведать.
Мы вернемся к теме взаимоотношений веры и зрительного восприятия, когда речь пойдет о Реформации, а сейчас продолжим историю научных наблюдений и обратимся к человеку, родившемуся спустя одиннадцать месяцев после смерти Галилея. Его открытия покажут, какую опасность метод научного наблюдения может представлять для религиозных догматиков и блюстителей косных традиций, но тогда, в середине XVII века, люди были еще далеки от понимания законов мироздания. Долгое время считалось, что капли дождя, брошенные мячи, сосновые шишки падают на землю, потому что Земля – это центр мира. Но если дело обстоит иначе, почему все-таки они падают? Стали появляться иные объяснения. Размышляя над тем, что заставляет планеты вращаться по их орбитам, некоторые ученые делали осторожные предположения: должно быть, движением планет и падением шишек управляют одни и те же силы. Но подобные теории подразумевали, что все сущее во вселенной поддерживают в равновесии и дергают за ниточки некие «волшебные пальцы», эта мистическая гипотеза вновь наводила на мысли о Святом Духе, к которым человечеству уже не хотелось возвращаться.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?