Текст книги "Миг. Пьеса"

Сцена третья

Обстановка гостиной прежняя, но теперь правая сторона, там, где находится диван, затемнена. За столом Коля и Ирена.

Коля (унылым тоном). У меня появилась идея.

Ирена (подбадривающе). Очень хорошо. Что ты придумал?

Коля (потирая подбородок). Да я про день рождения Бранина. Надо же ему что-нибудь подарить, наверное? Ева говорит, что она может испечь торт…

Ирена (улыбается). Хорошая мысль, но он как раз сейчас на диете, так что торт достанется мне, всем нам, но не ему. В этот раз, кажется, он взялся за себя всерьез.

Коля (так же уныло). Я знаю, что у него очень сильная воля. Если он сказал, что не будет есть торт, значит не будет.

Ирена (участливо). Не расстраивайся, пожалуйста. Давай я у него потихоньку спрошу, о чем он мечтает. Ну, или что ему нужно, а вы подарите.

Коля. А что ему нужно?

Ирена. Не знаю. Может быть, какая-нибудь обычная вещь, знаешь, про которую все время вспоминаешь, а потом… все время забываешь.

Коля. Ты имеешь в виду что-нибудь вроде подтяжек? В том смысле, что вспоминаешь о них, только когда брюки сваливаются.

Ирена. Можно и так сказать.

Коля. Это против моих принципов.

Ирена (внимательно). Это почему еще?

Коля (несколько торжественно). Понимаешь, твой Бранин – это один из моих близких друзей, а, следовательно, я не могу дарить ему непонятно что.

Ирена. Почему непонятно что? Я же сказала – именно то как раз, что ему в первую или во вторую, но не в последнюю очередь нужно.

Коля (торжественно). Я его близкий друг и поэтому могу подарить ему только то, что просит его внутренняя сущность, что просит его душа.

Ирена (миролюбиво). Тоже неплохо. А что просит его душа? Я бы тоже не прочь это узнать.

Коля. Ты смеешься. А я думаю написать для него портрет.

Ирена (быстро). Стоп. Ты ведь написал уже пять его портретов. Я как-то не уверена, что ему для душевного покоя как раз не хватает шестого.

Коля (в первый раз улыбаясь несколько грустно). Я знаю. Я хочу подарить ему портрет другого человека.

Ирена. Ты имеешь в виду меня? Но у нас уже тоже есть несколько…

Коля (раздражаясь). Нет, конечно. Это будет портрет, картина того, что сейчас занимает его внутренний мир, портрет того, что даст разгадку.

Ирена. Ты поставил меня в тупик.

Коля (торжественно). Я подарю ему портрет Мига.

Ирена (после довольно продолжительного молчания). Но… видишь ли, хотя ты и пишешь в абстрактной манере, я думаю… что тебе, скорее всего, понадобится, чтобы наш… гость тебе позировал. Разве нет? Ведь ты видел его всего один… миг.

Коля (оживляясь). Это совершенно не важно. Потому что я очень хорошо понял, что это за человек.

Ирена (осторожно). Прости, но как же… что ты мог понять, ведь он сказал всего два слова?

Коля (чуть самодовольно). Фактура. Понимаешь, я ведь художник. Я действительно за один миг, только взглянув на человека, могу во всем разобраться.

Ирена (с интересом). И что же ты увидел? Как ты можешь его описать? Кто он?

В правой половине комнаты возникает свет, но что там – разобрать по-прежнему невозможно.

Коля (с воодушевлением). Это благородный человек. Возможно, даже герой. Он боролся против несправедливого режима в своей стране, и его поместили в застенок. Он бежал оттуда…

Ирена. По приставной лестнице?

Коля (опешив). Что?

Ирена. Или по подвесной?

Коля. Ты что – шутишь? Как ты можешь шутить по такому поводу?!

Ирена (хладнокровно). Прости, но я не граф Монте-Кристо. Я никогда не бежала из плена. Но хорошо – предположим, он сделал подкоп, долго рыл… и оказался у нас в стране.

Коля (выпрямляясь и сверкая глазами). Ну, это просто ни в какие ворота! Ты смеешься надо мной!

Ирена. Прости. Я очень внимательно слушаю.

Коля (все еще недоверчиво поглядывая на Ирену). Ну так вот. На чем я остановился? Теперь про его лицо. Пережитые несчастья отразились на нем. Отсюда глубокие носогубные складки, морщины на лбу, поседевшие волосы.

Ирена. По-моему, он не седой. (Извиняющимся тоном.) Возможно, я его вижу чаще, чем ты. Он вполне молодой человек.

Коля (делая рукой категорический жест). Я это и имею в виду. Он молод, но многое перенес. Я напишу его тревожным желтым и кровавой киноварью. Зеленый будет означать его тягу к жизни, а грязно-розовый – метания перед тем, как навсегда покинуть родину. Его лицо я изображу, как будто оно было обычным отражением в зеркале, потому что он смотрит на себя со стороны и обнаруживает в себе нового человека, хотя черты лица остаются старыми. И он разбивает зеркало! (С воодушевлением.) В этом портрете будет много острых углов, потому что из них состоит его жизнь!

Ирена (всплескивая руками). Ты меня пугаешь!

Звонок в дверь, а когда Ирена открывает ее, на пороге Ева. Входит.

Ева (с милой улыбкой). Что у вас тут происходит? Ты извини (обращаясь к Ирене), что я у вас свидание назначила. Решила повидаться, потому что мы были у вас целых две недели назад. Я соскучилась. Заодно хотела спросить, что подарить твоему Бранину.

Ирена. А мы как раз это обсуждаем. Вот Коля решил написать портрет нашего гостя.

Ева (мило улыбаясь Коле). Какой ты умница. Ты мне ничего не говорил.

Коля (устало машет рукой). Дело не в этом. Вот она (показывает на Ирену) не верит, что я смог запомнить и понять все про Мига.

Ева (осторожно). А может быть, он все-таки Амиго? Ну, в смысле – «друг». Это, кажется, по-испански.

Коля (с раздражением). Ну и что?

Ева (по-прежнему осторожно). Ну, тогда получается, что он откуда-нибудь оттуда. Он показался мне очень романтичным. То есть я беженцев не люблю, но этот – исключение. Наверное, играет на гитаре.

Коля (по-прежнему с раздражением). Гитары я что-то не заметил.

Ева. Я в общем смысле. Гитара с алой лентой. Это символ любви и гармонии. Он, наверное, расстался со своей возлюбленной, и когда самолет взлетал…

Коля. …жаркий ветер сушил ее слезы на платочке, которым она махала ему вслед. Какая пошлость! У героев не может быть возлюбленных! Потому что герой – это творец! Сила его жизни преобразовывает мир. В котором нет этих пеленок с бантиками и обедов из трех блюд.

Ева (встревожась и обращаясь к Ирене). А что он не кушает? Я слышала, у них там есть всякие ограничения.

Коля (стонет). Зачем ему есть?!

Ева. Ну как же… герои, они ведь тоже…

Коля. О господи!

Свет во второй половине комнаты немного усиливается, и становится видно силуэт человека на диване. Раздается звонок в дверь. Дверь отворяется, и входит Кревс, и сразу следом за ним Дина.

Кревс. Кто тут говорил про еду? Я продрог, я устал. И лучше бы сел, нежели встал. Хотя даже стоя, поел бы чего-нибудь. (Обращаясь ко всем.) Здравствуйте!

Ирена (поднимаясь и улыбаясь). Здравствуй! Раздевайся и проходи, я сейчас тебя покормлю.

Дина (подходя к Ирене и обнимая ее). У тебя очень доброе сердце, поэтому от чашки кофе я тоже не откажусь. (Обращаясь к Коле и Еве.) Что приуныли, голуби?

Ева (обворожительно улыбаясь и обращаясь к Дине). Какое у тебя красивое платье! Оно тебя стройнит. Я имела в виду – оттеняет.

Дина (грубовато). Любого человека, даже женщину, а вернее всего, именно женщину, оттеняет ум, а не кудряшки.

Кревс (принимаясь за суп, тарелку которого приносит ему Ирена). Кудряшки тоже иногда неплохо.

Дина (категорично). Хорошо, когда под кудряшками есть хотя бы одна букашка. Я имею в виду мысли. (К Кревсу.) Раз мы сегодня разговариваем стихами.

Ева (обращаясь к Ирене и Кревсу). А вот те, которые… словом, приезжие… их кто-нибудь проверяет? В смысле болезней?

Кревс (продолжая есть суп, утвердительно кивает). Да, все в порядке. Никаких букашек не допускается.

Дина. Об этом уже поздно беспокоиться теперь. За две недели, что он здесь, бубонная чума успела бы распространиться по всему городу. Вылетело из головы – собственно, а как его зовут?

Ирена (подавая чашку с кофе). Миг.

Дина. Он так незаметно мелькнул. Действительно, подходящее имя. Правда, внешне я его хорошо запомнила. Особенно эти маленькие хитрые глаза.

Коля. У него глаза очень честного человека. Потому что он борец.

Ева. Большие и романтические. Длинные ресницы. Вот если бы все беженцы были такими…

Кревс (в удивлении отрываясь от супа). Да вы что? У него самые обычные глаза.

Дина. Хитрые, нос бананом – а это, как известно, признак сладострастия. И порочные губы вареником. Мне он вообще показался похожим на спекулянта. Жулик из Леванта.

Ева. А что такое Левант?

Дина. А это такое место, милочка, откуда к нам без счета везут ваших романтических героев с длинными ресницами.

Кревс (продолжая есть). Что вы фантазируете на ровном месте, честное слово! Никакой он не жулик, а инженер. Что-то там связанное с авиацией. Семьи у него как будто нет, во всяком случае, он никого не указал в анкете. В тюрьме не сидел, пыткам не подвергался, в боевых действиях не участвовал. С режимом не боролся.

Дина. Так что он тогда здесь делает?

Кревс (протягивая пустую тарелку Ирене). Спасибо! У него в стране кризис. Он остался без работы и вряд ли снова ее там найдет. Плюс – там начались беспорядки. Все эти глупости со стрельбой.

Ева (с жалостью). Бедняжка, он потерял работу, остался без денег.

Коля (мрачно). Напоминаю, что я тоже без работы.

Ева. Наших, конечно, больше жалко. Все вы такие бедняжки.

Дина. У бедняжки пустые кармашки.

Свет во второй половине еще усиливается, и становится видно, что на диване лицом к столу, за которым происходит разговор, сидит мужчина в белой рубашке. Голова опущена, лицо закрыто ладонями. В комнату входит Бранин.

Бранин (воодушевленно). Здравствуйте, друзья! Я вижу, все общество в сборе. (Раздевается.) Что обсуждаете?

Коля. Превратности судьбы.

Дина. Дудки! Мы обсуждаем, как выглядит ваш так называемый гость. Мнения разошлись. Если сложить все вместе, то получится пылкий борец за неведомые идеалы, инженер с гитарой в руке и длинными ресницами. Хотя я буду настаивать, что он жулик. И зря вы его пустили. В сотый раз повторяю – взрослым мужчинам нельзя давать ничего бесплатно. Рекомендую пересчитывать ложки. В широком смысле, конечно.

Бранин (смеется). Ну, это ты хватила! У нас ему и брать-то нечего. Разве что какой-нибудь труд по социологии или философии. На что они ему?

Кревс (кивает). Ну да. Я ведь уже сказал, что он инженер.

Ева (обращаясь к своему мужу). А ведь ты тоже когда-то немного учился на инженера, правда?

Дина. И бросил. Небось, потому, что деньги зарабатывать надо было? Хотя государству просто надо было тебя поддержать, а не привозить неизвестного чужака. Надо поддерживать своих, а не сомнительных личностей с юга.

Бранин. Это очень интересно. (К Дине.) А почему ты решила, что он… м-м-м… недостойный человек?

Коля. Ей не понравились его глаза, хотя это ошибка.

Дина. Да при чем здесь глаза?! В доме живет неизвестный. Это не человек – это ящик Пандоры. При том что этот ящик еще и с религиозной начинкой, скорее всего.

Кревс. Внутри, полагаю, там все как и у нас. Потом, мы по возможности проверяем принадлежность приезжих к радикальным организациям.

Коля (со страстным недоумением). Как можно не доверять людям?

Дина (обрушиваясь). Можно и нужно! Вы все не хуже меня знаете, что такое исламский радикализм. А если вы, мой милый, поглядите вокруг, то поймете, что не все так стерильно, как вам, возможно, кажется! Вокруг полно и просто проходимцев – здесь, вокруг нас. (Обращаясь к Бранину.) Вот скажи мне, будь любезен, будучи знаком со многими людьми, всех ли бы ты впустил даже не в собственную квартиру, а в страну, будь твоя воля?

Бранин (хохочет). Ты права, я знаю таких субъектов, которых я бы и на пушечный, на любой другой выстрел не подпустил бы!

Все начинают говорить, перебивая друг друга, текст – отрывки предыдущих фраз. Свет во всей комнате полный. Человек в белой рубашке по-прежнему сидит, закрыв лицо руками.

Ирена (громко). Подождите! Я прошу вас!

Ева (взволнованно). Что случилось? Он признался тебе, что он террорист? Поэтому тебе плохо?

Ирена. Все в порядке. Мне хорошо. Просто я каждый день занимаюсь с ним языком, а сегодня он сказал, что немного учил его прежде.

Кревс. Да, об этом он указал в анкете.

Дина. Прелестно. Значит он нас не только слышал, но и понимал. Может быть, его вообще к нам заслали?

Ева. Да? А зачем? Он хочет сделать нам что-то плохое?

Бранин. Ничего страшного. Мы его приняли, мы им интересуемся, мы ему не враги. А если у него такие прекрасные успехи, тем лучше. Надеюсь, что на дне рождения нам удастся с ним наконец поговорить откровенно. И узнать получше. Увидеть его настоящее лицо.

Человек резко встает, поворачивается к залу, его руки падают, и в тот же миг свет в комнате гаснет.

Конец третьей сцены

Сцена четвертая

Прежняя гостиная. Стол, стоящий в центре, украшен приборами и цветами. В комнате Ирена и Бранин.

Ирена. Кажется, все готово. И почему мне праздник всегда напоминает разгром?

Бранин (подходя и обнимая). Потому что порядок усиливает хаос. Вернее, он его обнаруживает. Взлет обнаруживает падение. А глубина – мелководье.

Ирена. Единство и борьба противоположностей. Но ведь хаос первороднее. Мне кажется, что он появился раньше порядка.

Бранин. Конечно, ты права. Только там был другой порядок. В том «раньше».

Ирена. То есть ты хочешь сказать, что порядок всегда существует?

Бранин. Ну, конечно. Просто не всегда его видно с первого взгляда.

Ирена. Предположим. А бывает ли, что порядок исчезает совсем? Когда остается только хаос. Проще говоря – везде разруха.

Бранин (смеется). Нет, конечно. Порядок никогда не исчезает. Просто… (подходя к столу) так есть хочется… просто бывает порядок в виде котлет, а бывает в виде салата.

Ирена. Второй вариант не очевиден. Если ты внутри салата, откуда ты знаешь, что это порядок вокруг тебя?

Бранин. Тебя тревожит, как пройдет сегодняшнее торжество? Наш пир горой?

Ирена (решительно). Да. (Начиная расхаживать по комнате.) Я хотела, чтобы все поскорее закончилось.

Бранин (мягко). Ну, почему? Ты боишься, что твоего воспитанника обидят? Поверь, это чистый вздор. Все к нему вполне дружелюбно настроены, ну, разве за исключением Дины, но она ведь рыжая, поэтому несдержанна. Она холерик. Холерики тоже имеют право на существование. У меня такое ощущение, что она вообще, знаешь, пересказывает чьи-то чужие мысли, чуть ли не программу какой-то партии. Не нашей, у нас все на этот счет какие-то вялые. Не думаю, чтобы Дина так уж сильно в чем-то его подозревает.

Ирена (заканчивая). Мига.

Бранин. Странное все-таки имя. В твоих беседах с ним не всплыли еще какие-нибудь дополнения?

Ирена. Но ты же сам не раз спрашивал его об этом.

Бранин. Ах, ну да. В любом случае, если он решит задержаться здесь, придется ему все-таки придумать какую-нибудь фамилию… или, словом… еще что-нибудь.

Ирена. Ты действительно так думаешь? Человек должен, по-твоему, обязательно называть себя, пользуясь несколькими словами?

Бранин. Я друг сложности, я враг простоты. Видишь, если так пойдет и дальше, мы вскоре перейдем на номера. Какой номер, как ты считаешь, мне подойдет?

Ирена. Номер один. Для меня ты номер один.

Бранин (смеется). Здорово! Так, в зависимости от приязни и заслуг, человек будущего сможет иметь несколько имен-номеров. Дома – первый, на работе – тридцать девятый, в отношениях с каким-нибудь жуликом – последний.

Ирена (тоже смеется). А разве бывает последний номер?

Бранин. С философской точки зрения, конечно, не бывает. Кстати, как не бывает и первого.

Ирена (подходя и беря Бранина за руку). Тогда давай скажем лучше, что ты у меня не первый номер. Ты у меня единственный.

Бранин (наклоняясь, целует руку Ирены). Я так рад! Так что тебя беспокоит?

Ирена (присаживаясь к столу, думает некоторое время). Как же тебе объяснить? У меня такое ощущение, что мне надо представить нашим друзьям, нашим близким людям моего далекого родственника, а я понятия не имею ни как они на него отреагируют, ни как он себя поведет.

Бранин (успокаивающе). Не родственника, а ученика. Что соответствует истине. Я тебе скажу, что я тебя отличным образом понимаю. Это очень похоже, когда курируешь молодого специалиста, а потом его вместе с его работой надо вывести пред строгие взоры коллег. И вроде бы нет никакой возможности понять, как все пройдет.

Ирена вопросительно смотрит.

Бранин. Но это не так. Видишь ли (снова берет Ирену за руку, присаживаясь рядом), штука в том, что очень редко бывает, что волнуются сразу все. Бывает, конечно, когда волнуюсь я – но это в том случае, если мой протеже отчаянный тупица и может все испортить. Бывает, волнуется кто-нибудь из тех, кто принимает работу. Но это, скорее, потому, что гражданин просто опаздывает на свидание к любовнице.

Ирена (с интересом). К любовнице?

Бранин. Или просто не помнит, зачем все сегодня собрались.

Ирена (саркастически). Понятно.

Бранин. Нормально, когда волнуется только один человек – тот самый, кого будут слушать, но это не сегодняшний, не твой случай.

Ирена. Откуда ты знаешь? Может быть, Миг как раз волнуется. Хотя, так и быть, ты меня убедил. Будем надеяться, что праздник мигом пронесется.

Оба удаляются в боковую дверь. Входная дверь открывается, и в нее входят Дина с маленьким элегантным букетом цветов и следом за ней Кревс. У него в руках портфель.

Дина. Вот по-настоящему открытый дом. Каждый может войти без стука. (К Кревсу.) Ты что, с ним не расстаешься? (Показывает на портфель.)

Кревс. Еще бы. (Помогает снять плащ.) Я принес в нем подарок.

Дина. Бутылку коньяка?

Кревс. Да, а откуда ты знаешь? А! Что же это я? Ты просто очень догадлива.

Дина (строго). Это не так называется. У меня трезвый взгляд на предметы. Я вижу все как есть.

Кревс. Очень неудобный, наверное, у тебя дар.

Дина. Почему же?

Кревс. Давно известно, что если не относиться к жизни легкомысленно, она так или иначе представляет собой неаккуратное зрелище. Временами даже гнетущее. Поле после битвы, в которой никто не выиграл.

Дина. Не знаю, откуда ты взял эту чепуху. Я безо всяких усилий вижу все, как есть. Разруха, которую ты описал, такая же выдумка, как и все остальное.

Кревс. Интересно было бы посмотреть на жизнь твоими глазами.

Дина. Тебе может не понравиться.

Кревс. Мне сегодня все нравится. (Раскрывая объятия навстречу входящему Бранину.) С днем рождения тебя! (Обнимаются.)

Дина. Цветы не тебе. (Искренне улыбается и тоже раскрывает объятия.) Я тоже хочу тебя обнять. Потому что ты умница. (Обнимаются.) Все рассказывают про каких-то святых, которым следует поклоняться. Глупости – поклоняться надо людям умным и доверчивым. Потому что святые что – там не слишком уравновешенных много было. Либо обстоятельства. Ум в сочетании с доверчивостью – другое дело. Быть умным и доверчивым одновременно – это большое мужество. Дай я тебя еще раз поцелую. (Целует.)

Бранин. Разве я доверчивый?

Кревс. Самое главное – что не дурак.

Входит Ирена.

Дина (протягивает ей цветы). А вот кому цветы. (Обнимает и целует Ирену тоже.) Красивая жена умного человека – это как красивый бокал для отличного коньяка. Куда, кстати, вы его дели?

Кревс (не смутившись). Вот. (Доставая и протягивая Бранину.) Ничего умнее придумать не смог.

Бранин (с энтузиазмом). Отлично! Это одна из лучших выдумок твоя и человечества! Несколько глотков – и мы в безопасности!

Кревс. Очень уместно (открывает бутылку, наливает понемногу всем, поднимает бокал). За воплощение твоих мыслей. Ты один из немногих, если не единственный, воплощения чьих мыслей я не боюсь.

Все поднимают бокалы и делают по глотку.

Дина (внимательно смотрит на Кревса). Я к тебе начинаю лучше относиться. Ты в моих глазах прибавил пару очков. (К Ирене.) А где наш заграничный гость?

Ирена выходит и через короткое время возвращается вместе с Мигом. Он одет как и прежде, слегка улыбается. Все замолкают. Ирена подводит Мига к столу и приглашает его жестом садиться. Он садится. У него за спиной Ирена, остальные по другую строну стола смотрят на них.

Ирена (весело, опуская руки на плечи Мига, как бы удерживая его). Сидите. Теперь все в сборе.

Бранин. Предлагаю по этому поводу продолжить. (Обращается к Мигу.) Немного коньяка?

Тот, продолжая улыбаться, качает головой.

Дина (прихлебывая из своего бокала). У них не принято.

Бранин (с энтузиазмом). Это прекрасно. Устав разных форм цивилизации гласит разное, но как хорошо, что оно есть!

Кревс. Мне очень нравится наш устав. (Обращаясь к Ирене.) Может быть, Мигу предложить что-нибудь другое?

Дина (выпивая). Зачем другое? Сами же сказали, что у нас такой устав. Значит, надо его придерживаться. Потом… если он не пробовал, то откуда ему знать, что это плохо? Я считаю, что надо отвергать только изведанное. (Обращаясь к Мигу.) Попробуете? (Тот с прежней улыбкой качает головой.) Ага! Так все и начинается. Сначала запрет на алкоголь. Потом халяльные столовые. Потом раздельное посещение бассейнов. Да здравствует секуляризация – отделение церкви от государства! Религия отдельно, мы отдельно! Да здравствует алкоголь!

Ирена. К чему принуждать…

Бранин. Вот именно. По моим социологическим наблюдениям оказывается, что людям свойственны устойчивые предпочтения, идущие из детства вне зависимости даже от самых популярных мнений или моды.

Дина. То есть ты хочешь сказать, что если тебя в детстве приучили к какой-нибудь дряни, то ты до смерти будешь привязан именно к этой дряни, хоть обложи тебя с головы до ног произведениями кулинарного искусства?

Кревс. Ну, это, предположим, понятно. Один мой приятель ездит к своим родственникам в какую-то глухую провинцию и каждый раз привозит оттуда что-то чудовищно несъедобное. Главное, что тут все удачно совпадает – никто кроме него это есть не может, а он от жадности и сам никому даже куска бы не отдал.

Дина. Это ничего. У нас тут как раз все съедобное и даже превосходное, как вы прекрасно знаете. Но как быть с Мигом? Предлагаю завязать ему глаза. Вот что ему понравится на вкус, то ему и достанется.

Бранин. Видишь ли, это рискованно. Пищевые привычки определяются не только воспитанием, но и гораздо более глубокими вещами, архетипическими.

Дина. Перестань умничать. Давайте договоримся – перед нами не гость. А зародыш нормального человека.

Открывается дверь, и вбегает запыхавшаяся Ева с коробкой в руках.

Ева (с огорчением). Я так и знала, что опоздаю.

Бранин. Ничего страшного, мы еще даже не приступили. А где Коля?

Ева. До утра переделывал картину. Потом побежал в багетную мастерскую – вставлять в раму.

Дина. Надеюсь, в мастерской картину заодно упакуют. Если он пройдет с ней по улице в открытом виде, все решат, что он либо проповедник какой-нибудь новой экзотической религии, либо что началась война.

Ирена. Значит, он все-таки нарисовал портрет Мига?

Миг поворачивает голову кверху и вопросительно смотрит на нее.

Ирена (обращаясь к Мигу). Наш друг художник захотел нарисовать ваш портрет. В подарок на день рождения.

На лице Мига удивление, он показывает пальцем на себя.

Ирена. Да. (К Еве.) Так где же он?

Ева. Не знаю. А я вот торт принесла. Его очень сложно сделать. Я даже попыталась… портрет… тоже.

Кревс. (Принимая из рук Евы коробку, ставя на стол, развязывая ленты, снимает крышку. Начинает смеяться. Все приближаются и тоже, разглядев, смеются.) Значит, Коля изготовил портрет, а ты… барельеф?

Ева (пунцовея, стесняясь). Зачем вы смеетесь? Конечно, на Бранина не очень… похоже. Но все-таки…

Смех становится громким, Дина хватает себя за живот – общее веселье.

Кревс (едва выговаривая). Ну, почему… (Не в силах говорить.) Ну, почему, скажи на милость… (Хохочет.) Почему у тебя Бранин такой… загорелый? Он у тебя просто… мавр (замолкает, давясь от смеха).

Ева (оправдываясь). У меня розовой глазури не было. Пришлось взять шоколад.

Дина (беря в руки нож). Предлагаю сразу разрезать. (Принимается резать). Не ясно только, кому отдать кусок с мавританской головой? Бранину отдавать глупо – зачем ему самого себя лопать? Отдать Ирене или кому-нибудь из нас на растерзание – тоже не годится, у меня лично просто зубы не сомкнутся. (Обводит всех глазами и останавливается на Миге.) Остается наша Галатея. (Показывает пальцем.) Вы остаетесь. Скушаете голову Бранина, сами будете как Бранин. И вполне в вашем африканском стиле. Знаете – съешь сердце льва, станешь как лев.

Бранин съедает свой кусок торта. Задумчиво слизывает крошки с пальцев.

Бранин. А ведь я хотел удержаться. К тому же, кусочек оказался таким маленьким.

Ирена. Двойной урон. И самоуважение потеряно, и удовольствие не получено.

Бранин. Не в этом дело. Просто очень короткое счастье – это и есть трагедия.

Дина. Чертовски глубокая мысль. Предлагаю выпить за длительное безостановочное счастье.

Ева. А почему безостановочное?

Кревс. Потому что даже короткий перерыв в счастье может быть воспринят как его конец.

Ирена (смеется). Это очень остроумно. Предлагаю выпить за консервацию счастья.

Миг неожиданно тоже смеется.

Дина. Как он меня напугал! (Обращаясь к Мигу.) Голубчик, если вы понимаете, о чем мы тут, уж будьте любезны не изображать из себя, э-э-э, лишь иногда оживающее чучело.

Миг поворачивает голову к Ирене, вопросительно смотрит на нее.

Ирена (к Дине). Ну что ты! (К Мигу.) Все в порядке. Мы это слово еще не проходили.

Кревс (к Мигу). А вы понимаете, о чем мы говорим?

Миг кивает, потом поднимает правую руку и проводит ею от груди ладонью, повернутой вниз.

Бранин (с энтузиазмом). Ага! Кажется, этот жест означает у арабских народов «пятьдесят». Проще говоря – половину. (К Ирене.) Удивительные успехи. И это всего-то за три недели. (К Мигу.) Так может быть, вы поговорите с нами? Пусть даже на самые простые темы. Мне, как ученому, будет крайне интересно.

Ирена (с улыбкой). Перестань. Прежде всего я учила Мига понимать.

Ева. Ну да. Ведь даже младенцы тоже. Они сначала понимают, а потом уже…

Дина. А потом начинают говорить всякую чушь. А жалко, что нам не пообщаться. (Делая еще глоток.) Я бы задала пару вопросов нашему младенцу. Например, зачем он сюда…

Кревс (перебивая). Нет ничего проще. Мы в эту игру играли еще студентами. Сейчас мы разделимся на две команды. В одной, например, буду я, Бранин и вы. (Обращаясь к Дине.) Если не возражаете?

Дина (отпивая коньяк). С удовольствием.

Кревс. А во второй – Миг вместе с оставшимися дамами. Это будет по-джентельменски, ведь так или иначе Ирена все равно будет помогать Мигу.

Ева. А мне что надо делать?

Дина. Ничего. Это ведь действительно древняя игра. Не может быть, чтобы вы ее не знали. Каждая из команд будет по очереди загадывать слово, а член другой команды показывать его исключительно жестами.

Кревс. Именно. Но показывать у нас слова будет только один человек – это и есть мое предложение.

Дина. Миг! Отлично!

Бранин. Я все-таки перейду к дамам.

Дина. Ты благородный герой.

Кревс. Но мы все равно вас обставим! Итак, кто загадывает первый? (К Дине.) Может быть, отдадим им первую попытку?

Дина. Давайте. Как вы справедливо заметили, они все равно продуют.

Бранин, Ирена и Ева, отойдя в сторону, совещаются, потом Ирена подходит к Мигу и шепчет ему на ухо. Тот вопросительно смотрит на нее.

Ирена. Только жестами (показывает). Говорить нельзя. (Миг улыбается, кивает и, поднявшись, встает рядом со столом.)

Он некоторое время думает, потом поднимает руки к груди и начинает ими двигать, словно баюкает ребенка.

Дина. Младенец изображает младенца. Это младенец? Ребенок? Мальчик? Девочка? Маленькая девочка вроде меня? Компактная и рыжая?

Миг отрицательно качает головой.

Кревс. Это забота? Участие в судьбе кого-то слабого и маленького? Любовь к животным?

Дина. Ну, это вы хватили. Где это вы видели, чтобы какого-нибудь попугая баюкали? Попробуйте еще.

Кревс (серьезно). Послушайте, перед нами представитель далекой и таинственной цивилизации. Я, конечно, видел его анкету, задавал все необходимые вопросы, но… согласитесь, этот жест может означать что угодно. Мы просто мало что знаем о Миге. И вообще о мигах. Или правильно сказать «о мгновениях»?

Дина. Перестаньте валять дурака. Сосредоточьтесь. (К Мигу.) Покажите еще раз.

Миг кивает, снова будто бы качает кого-то на руках, а потом прикладывает палец к голове.

Ева (растерянно). А какое слово мы загадали?

Бранин (довольно). Уверен, что наши противники получат фиаско, потому что… потому что я сам ни за что не догадался бы при таких подсказках.

Дина. Ничего, справимся. (К Мигу.) Это человек? Нет? Это животное? Нет? Это качество человека?

Миг кивает.

Кревс. Кажется, я догадался. Это – рождение мысли. Озарение, так сказать.

Бранин хлопает в ладоши. Миг в согласии опускает голову. Дина с комическим удивлением смотрит на Еву, на лице у которой вновь растерянность.

Дина. Я вижу, что у тебя тоже озарение. Теперь ты знаешь слово, которое вы загадали.

Кревс. Наша очередь. (Совещается с Диной.)

Дина. Это очень сложно.

Кревс. Это очень просто. Озарение было не проще.

Дина. Тут я с тобой соглашусь. У тебя было настоящее озарение. Ну что ж, иди, сообщай слово гению пантомимы.

Кревс шепчет слово на ухо Мигу. Тот в недоумении смотрит на него. Кревс делает еще одну попытку.

Кревс. Кажется, он не понимает. (К Ирене.) Ты не могла бы нам помочь?

Ирена (приблизившись и услышав слово). Не очень честно.

Кревс. Вы можете нас посрамить. Мы же смогли.

Ирена. Ладно. (Долго шепотом объясняет Мигу. Тот наконец кивает.)

Показывает, как он открывает книгу, перелистывает ее, читает, потом кивает и закрывает ее.

Дина. Придется вам, друзья мои, попотеть. (К Еве.) Ваши предположения?

Ева. Может быть, он искал нужное место? Нужную страницу?

Дина. А зачем?

Ева. Наверное, потому что он… студент. Студент! Я угадала?

Ирена. Нет, к сожалению, ты сейчас довольно далеко.

Дина. Не подсказывать! (К Бранину.) А что скажет господин профессор?

Бранин (быстро). Ну, это очень просто. Если человек читает какую-то книгу, а потом находит в ней что-то, то это, скорее всего, ответ на вопрос, который он искал. (К Мигу.) Правильно?

Тот кивает и улыбается.

Бранин. А всех, в конце концов, интересует только одна вещь.

Дина. Не спеши, умница ты наша. Всех людей интересует разное. Кревса, предположим, порядок в его департаменте. Меня – как похудеть и есть при этом столько же.

Бранин. Меня тоже.

Дина. А Мига… бог его знает, конечно. Чтобы не работать, зато получать все за так, например. Так что подумай еще.

Бранин. Не буду. Я на правильном пути. Нас прежде всего интересует смысл…

Ирена. Браво! Ты догадался. (К Еве.) Это все твой торт.

Ева (с сомнением). Да? Я все-таки не поняла, что это было за слово. Смысл?

Дина (к Кревсу). Вот я же говорила, что ты придумал неподходящее слово. Его уже назвали, а Ева так ничего и не поняла.

Кревс. В их команде есть дьявольски проницательный человек. Ладно, ваша взяла. Следующее слово. Поставим точку в этой битве гигантов.