Текст книги "Ложечник"

Мы поймали кролика, тра-ла-ла, тра-ла-ла

Камешек послушно шел в поводу. Лока, как обычно, бегала сама по себе, то впереди, то сзади, а то и вовсе пропадала из виду. Янис шел по тропе, которая начиналась слева от «Позолоченного кабана», а потом вела вверх. На сытый желудок и в хороших сапогах подниматься было не так и сложно. Камешек перед выходом наелся вволю и теперь даже не засматривался на сочные луга.

Постоялый двор остался внизу, у подножья склона, пока еще совсем близко. Казалось, будто теплые руки госпожи Требс до сих пор обнимают его.

– Эгей! – крикнул Янис.

Великой хвори не существует, так что можно шуметь сколько вздумается. Но у поваленного дерева Янис всё-таки замедлил шаг. Проходимцы. Вот они-то существуют. Откуда ему знать, вдруг здесь где-то рядом сидит в засаде проходимец вот с такими ушами. Но нет. Никто тут не сидит в засаде. Господин Требс – любитель преувеличивать.

– Эгей, – сказал он, но на этот раз потише, на всякий случай.

Тропа вилась вдоль отвесной скалы. Пейзаж сменился, стал более суровым. Вдоль дороги росли искривленные ветром деревья и кустарники с колючими шипами. Идти стало гораздо труднее, ноги опять саднило. Ведь предупреждала госпожа Требс: до конца он еще не выздоровел. От жара и слабости не так легко избавиться.

Он достал из корзины припасы и сел на камень. Отпил немного молока из фляги – оно было тепловатым. В тряпице лежали большой кусок хлеба, сыр, вяленая колбаса и маленькая коробочка с круглой крышечкой – огниво. Вот спасибо госпоже Требс, что она догадалась подложить его в корзину! Янис заглянул в коробочку: кремень, кресало – металлическая пластинка и трут – кусочек сушеного гриба-трутовика. Всё, что нужно для разведения огня.

Янис перекусил хлебом и сыром. Локе досталась хлебная корочка. Придется довольствоваться малым: это еда не только на сегодня, но и на завтра. И кто знает, может, на послезавтра тоже.

К вечеру Янис дошел до лощины, спрятанной между скал. Лощинка была совсем маленькая: внизу ручеек да у основания одной из скал, которая повыше, – дерево с толстым стволом и несколько кустов, вот и всё. Янис сгрузил вещи с ослика, расстелил одеяло между корней. Потом набрал сухих листьев и веток и достал коробочку с огнивом. Он знал, что нужно делать: ударять кремень о кресало, а трут держать так, чтобы на него попала искорка и он стал тлеть. От трута нужно поджечь сухие листья, и когда они займутся, подложить сначала тоненьких веточек, а потом уже потолще. Он сидел перед грудой листьев и веток, опустившись на колени. Трудно выбить искру, которая бы попала точно на трут. У него не получалось. Потом один раз почти получилось. А потом совсем не получалось так много раз, что Янис начал терять надежду. Но он не сдавался, и вот наконец краешек трута начал тлеть. Янис поднес листик и, когда тот загорелся, подложил тоненьких веточек и стал тихонько дуть на огонь, чтобы разжечь пламя посильнее. Главное теперь – чтобы было что подбрасывать в костер. Прожорливые языки пламени быстро поглощали одну ветку за другой. Янис обошел всю лощину в поисках хвороста. Он наклонялся за каждой веточкой и охапками относил их к костру, пока не набрал достаточно. Тогда он достал кусок хлеба и колбасу и уселся на землю. Едой он честно поделился с Локой. Камешка отпустил пастись, и тот объедал кустики и редкие пучки травы.

Теперь, когда вроде бы всё было в порядке, начало смеркаться, и Янис с грустью вспомнил о постоялом дворе. Он скучал по каше, горячему супу и по госпоже Требс. Да и по господину Требсу тоже, хотя и меньше. Костер у него вышел замечательный, горел ярко. «Ты опять справился, – сказал бы Фрид. – Никогда не сдавайся, малыш, и всё получится».

Больше всего Янис скучал по Фриду. И злился на него, конечно, тоже, но не очень сильно. Скучал гораздо больше.

Лока стояла у костра, подняв голову и напряженно поджав хвост, и всматривалась. Янис проследил за ее взглядом. По тропе наверху скалы двигалась плохо различимая человеческая фигурка. Янис уже подумал, что идущий обойдет лощинку стороной, но в этот самый момент фигурка вдруг остановилась.

– Эй ты! – прозвучало сверху. – Ты, случайно, не с постоялого двора идешь?

Янис встал и выбрал ветку покрепче. Постоял с ней в руках, потом бросил на землю. Проходимцы вопросов не задают. Проходимцы подкрадываются из-за угла. Или нет? Вот Схенкельман проходимец, но явился ночью и кричал во весь голос. А на следующее утро горланил песню о баранах и овечках и «да-да-да». Янис наклонился и опять поднял ветку.

Фигурка исчезла, но со склона посыпались мелкие камни. Не сводя глаз с места, откуда шел звук, Янис отошел подальше от костра, в тень дерева. Зашуршал куст, уже внизу.

В круг света вступил мальчик. Высокий и тощий. С одеялом, висящим на ремне через плечо.

– Есть что-нибудь поесть? – спросил он. – У меня сегодня неудачный день. Ни одного кролика не встретил.

Лока завиляла хвостом.

– Ты знаешь это слово? – усмехнулся мальчик. – Кролик?

Лока обнюхала его штаны.

– Кролики! – повторил мальчик. Он погладил Локу и похлопал ее по спине.

– Придурок какой-то, – пробурчал Янис.

– Что? – переспросил мальчик.

– Ничего.

– Ну так что, – обернулся он к Янису, – есть у тебя еда? Хоть хлеба кусок. Умираю с голода.

Янис сделал шаг вперед, между ним и мальчиком были теперь только огонь и дым от костра.

– Если дашь мне поесть, – сказал мальчик, – я завтра наловлю кро-о-оликов! – Последнее слово он нарочно произнес четко и громко. Лока запрыгала вокруг него.

Янис кинул ветку в костер. Госпожа Требс не захотела бы, чтобы по его вине кто-то умер от голода. Он опустился на корточки, достал узелок из корзины и развязал концы.

– Вот что у меня есть.

Мальчик обошел костер и присел на землю рядом с Янисом.

– Ого, – обрадовался он. – Именно это мне и нужно. – Он схватил сыр и отломил половину. Набил себе рот, и пока Янис в ужасе смотрел, как исчезает его сыр, выхватил колбасу и несколько раз откусил – сразу помногу. Оставшийся колбасный хвостик положил на место.

– Будем делиться, – пообещал он. – Завтра моя очередь. Сам увидишь. Там, в той стороне, водятся жирнющие кролики!

Лока так воодушевилась, что у нее не только хвост, но и вся задняя часть тела заходила ходуном.

– Да перестань ты дразнить собаку, – буркнул Янис и завернул остатки еды.

– А попить что-нибудь есть? – спросил мальчик.

– Из ручья попей.

– А это у тебя что? – Мальчик показал головой на пузатую флягу рядом с корзинами. На боку фляги трепетали отсветы костра.

– Молоко, – ответил Янис. – На донышке.

– Один глоток тебе, один мне, – предложил мальчик. – Я бы сделал так. Но молоко твое, и если ты хочешь оставить всё себе, то…

Янис наклонился за флягой.

– Сначала ты, – сказал мальчик. – Так будет правильно.

Янис сделал большой глоток и передал флягу мальчику. Тот с бульканьем влил в себя всё содержимое.

– Допил! – сообщил он. – Ты говорил, на донышке? Да там не меньше половины было. – Он отер губы тыльной стороной ладони. – Тебе не интересно, как меня зовут?

– Как тебя зовут?

– Эвер.

– А меня Янис.

– Имя не редкое, – сказал Эвер.

Он расстелил свое одеяло и отодвинул в сторону то немногое, что было в него завернуто: миску да кружку. Янис не успел разглядеть, есть ли у Эвера с собой силки.

– Сколько кроликов ты мне дашь? – спросил он.

– Тебе хватит, – ответил Эвер.

Они помолчали. Эвер накинул одеяло себе на плечи и сидел, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Янис сидел, поджав под себя ноги. Каждый раз, когда он тайком кидал взгляд на Эвера, он видел, что тот тоже на него смотрит.

– Так тихо, да? – сказал Эвер.

– К тишине я привык. – Янис вытянул ноги к огню.

– Да? А где ты живешь?

– Далеко.

Эвер махнул рукой.

– Я вон оттуда иду. У меня умер дядя, и мне нужно было сходить к нему на похороны.

Янис махнул чуть левее.

– А я живу в той стороне, за постоялым двором. Мой дядя уехал, а я вот за ним вслед.

– Вот это совпадение, – подметил Эвер. – И у меня дядя, и у тебя. Правда, мой уже отъездил свое. Когда я пришел, он лежал в гробу, а мне пришлось возиться с крышкой, потому что тетя криво вбила гвозди.

– Мой отправился заработать денег, – сказал Янис. – Монет и банкнот.

Они еще немного посидели в тишине, присматриваясь друг к другу.

– Это мой настоящий дядя, – добавил Янис, в надежде, что Эвер ничего не заподозрит.

– По материнской линии? – спросил Эвер. – Или по отцовской?

– По обеим, – решил Янис.

Эвер расстелил одеяло у огня. Янис улегся рядом с корзинами. Он задремал, но пару раз просыпался и радовался, что огонь еще тлеет. Подкинув в костер веток, он ложился обратно. Эвер спокойно посапывал под одеялом.

Ночь была сырая и промозглая. Янис перебрался поближе к Локе. Обнял ее и прижался щекой к ее шее.

Рано утром его разбудило щебетание птиц: они ругались друг с другом, сидя в кроне дерева. Начала одна, потом вступила другая, за ней остальные – и вот уже галдят все одновременно.

Эвер исчез. Его одеяло лежало на камне. А на одеяле – деревянная миска и в ней кружка. Кружка треснутая, заметил Янис. Рядом с камнем лежала тряпица госпожи Требс. Пустая, не считая одной колбасной шкурки.

Янис берег собранный хворост, старался расходовать поменьше. Огонь необязательно должен сильно гореть, главное, чтобы он продолжал тлеть, пока Эвер не вернется со своими кроликами. Янис хотел получить двух. Одного за вчерашнюю еду, а второго – в оплату за то, что утром Эвер без спросу всё доел.

Лока сидела рядом с корзинами, выкусывая блох и клещей. Янис разломил ветку пополам. С чего он взял, что Эвер вообще вернется? Судя по всему, он просто ушел. Оставил Янису свое старое одеяло да миску с кружкой – но такие любой дурак может сделать. Всё вместе не потянет даже на полкролика. От силы – на заднюю лапку.

Бурча себе под нос, Янис стал рассовывать вещи по корзинам.

– Я сам за ними пойду. За своими кроликами! Счет растет! Теперь я хочу трех. Мне нужны три кролика! – сказал он преувеличенно громко.

Лока завиляла хвостом, сначала робко, а потом всё сильнее и сильнее. Но смотрела при этом не на Яниса, а куда-то вверх.

На скале стоял Эвер.

– Смотри! – крикнул он. – Смотри сюда!

И поднял над головой свою добычу.

Один кролик, мертвый и обмякший. Эвер подвесил его на ветку дерева и достал из кожаного футляра на своем ремне нож.

– Прошу внимания, – сказал он. – Сейчас я помогу ему снять шубку. Кролик это или ласка, неважно. Делать надо практически одно и то же. А вот с птицами по-другому. Их нужно ощипывать. – Он сделал надрез на коже.

– Знаю, – сказал Янис.

– Отлично, – сказал Эвер. – Тогда в следующий раз это будешь делать ты.

– С чего бы это?

– Так будет честно, – сказал Эвер. – По очереди. Одного кролика ты, другого я. – Он бросил на землю внутренности. Лока накинулась и заглотила всё сразу.

– Я ложечник, вырезаю ложки, – сказал Янис. – Это значит, я созидатель.

– Кто-кто?

– Созидатель. Если я что-то разрушу… Он хотел рассказать, что о ложках тогда уже можно будет забыть, но Эвер смотрел на него с такой насмешкой, что у него не повернулся язык объяснить, что убийца кроликов – это деревенский олух, которому за свою жизнь не суждено создать ничего хорошего.

– А что об этом говорит твой дядя?

– Что у меня дар.

– Дар? – Эвер рассмеялся. – Ты знаешь, как охотиться на кроликов?

– Надо ставить силки.

– А дальше?

– Они сами туда попадаются.

– А как силки сделать? – спросил Эвер и показал кончиком своего ножа на Яниса.

– Из веревки. Главное, взять не слишком толстую.

– А где их ставить? И нужна ли приманка?

– Да, – ответил Янис. – Точно! Еще нужна приманка.

– Правда? А что же это должно быть?

Янис начал кончиком палочки вычищать грязь из-под ногтя.

– Не знаешь, – заключил Эвер.

– Не знаю, – признался Янис.

– Ты со своим даром помрешь с голоду.

– Это потому, что ты украл у меня еду!

– Ничего я не крал, – возразил Эвер. – Мы договаривались делиться. А сейчас мы в расчете.

– Ничего мы не в расчете, – рассердился Янис. – Эту еду я хотел оставить на потом. На завтра и послезавтра.

– На потом? Да что же там было оставлять-то?

– Один кролик в день, – настаивал Янис. – Цена такая. Значит, ты должен мне еще двух.

– Еще двух? – переспросил Эвер. – Хорошо. Тогда я останусь с тобой. Поймаю двух кроликов, а потом еще несколько. Будем делиться, мы же так договаривались? Моя доля будет больше, ну и ладно. Так что я остаюсь, согласен? Без какой-либо оплаты.

«Я бы предпочел идти в одиночку», – хотел сказать Янис, но решил, что это будет глупо. Припасы закончились, и помощь Эвера очень даже пригодится.

– Ты куда идешь? – спросил Эвер.

– В Долмерстед.

– И я туда же, – кивнул Эвер и насадил кролика на ветку.

Янис палкой ворошил костер. Вроде бы нужно радоваться, но осталось ощущение, что Эвер победил.

– Они идут в силок и попадают головой в петлю, – сказал Янис.

Во время еды он наблюдал за Эвером. Тот обгладывал косточки, причмокивал и больше ни на что не обращал внимания. У него было бледное прыщавое лицо: прыщи шли сплошной красной полосой по лбу, да еще на каждой щеке пылали островки багровых точек. Великой хвори не существует, так что это что-то другое.

Эвер поднял взгляд на Яниса.

– Силки-то я расставил, – сказал он. – Но их еще нужно будет проверить. Может, останемся тут еще на одну ночь? А завтра утром выдвинемся в путь.

– Я тороплюсь, – возразил Янис.

– Торопишься? – переспросил Эвер. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Нужно думать наперед. Поохотимся сегодня – не надо будет тратить на это время завтра.

Янис бросил Локе косточку. Но собака даже не поднялась, а только сонно проследила глазами, куда упадет, и снова опустила голову на лапы.

– У тебя есть поводок? – спросил Эвер. – Или что-нибудь, чтобы ее привязать?

– Она бегает где хочет, – ответил Янис.

– Мы пойдем вынимать из силков кроликов, и я не хочу, чтобы собака нам всё испортила. Вот была бы это охотничья собака… – Эвер посмотрел на корзины. – Есть что-нибудь? Может, веревка?

– Я останусь здесь, – сказал Янис. – Не бойся. За тобой она точно не увяжется.

– Ты пойдешь со мной.

Янис ухватил Локу за шкирку и подтянул к себе.

– Не пойду.

– Опять ты за свое? – хмыкнул Эвер. – «Созидатели да разрушители».

– Я останусь тут, – сказал Янис. – Буду сидеть и ждать своих кроликов.

– Твоих кроликов?

– Ты же говорил, что принесешь?

– Говорил. Но теперь скажу вот что: ничего ты не получишь! Если ты даже не хочешь помочь… – Эвер развернулся и стал подниматься по склону. Быстро прошагал по узкой тропинке над лощиной и исчез между скал.

Лока заскребла лапами, пытаясь высвободиться. Янис отпустил ее, она немного побегала, не сводя глаз со склона и, убедившись, что Эвер не возвращается, со вздохом улеглась.

Янис посмотрел на свои руки. На фаланги пальцев и грязь под ногтями. Он распрямил ладони, потом сжал их в кулак и снова распрямил. Он созидатель. Делает ложки. В чем-то Фрид, может, и врал, но про ложки он говорил правду. Созидателям нельзя разрушать, а разрушители не могут создавать. Так уж заведено в этом мире. В ложках есть правда. Выемка, черенок, сова с перышками, такая красивая, что за нее могут дать масла. Или хлеба. Новое ведро, если нужно. Где здесь вранье? Янис достал из корзины свои ложки и стал рассматривать сову. Потер древесину рукавом. Когда вернется Эвер, Янис объяснит ему еще раз. Взяв нож, Янис вырезал на черенке следующей ложки завиток. Это успокаивало. После этой ложки он начнет следующую. Если еду возьмет на себя Эвер, то времени хватит.

Может, он повел себя некрасиво? Янису стало стыдно, когда он вспомнил, как ласково с ним обходилась госпожа Требс. Она делилась всем, что у нее было, и ничего не просила взамен. А Янис прямо как господин Требс. Придумал какой-то счет, который всё растет и растет: один кролик, два кролика, три кролика, каждый раз добавляется еще один кролик. Это тоже нужно будет объяснить Эверу: что он не хотел, чтобы так получилось.

Эвер принес трех кроликов, один был еще живой. Прежде чем Янис успел что-то сказать, Эвер положил трепыхающегося кролика на плоский камень.

– Теперь твоя очередь, – заявил он. – Возьми свой нож. – И он прижал кролика к камню.

Янис стоял с ножом в руках. Кролик смотрел на него со страхом. У него была пушистая шкурка, под которой билось маленькое сердце.

– Давай, – поторапливал Эвер.

Кролик часто дышал. Его черный носик тревожно подергивался.

– Не могу, – помотал головой Янис.

– Кто хочет есть, должен убивать, – настаивал Эвер.

– Я совсем не могу, – повторил Янис. – Стоит мне хоть раз убить, и на этом всё закончится. Я больше не смогу делать ложки.

– Кто это придумал? Твой дядя?

– Нет, – ответил Янис.

– Значит, ты сам это придумал. Пойми, это полная ерунда. Ты должен есть. Ты, как любой человек, должен уметь позаботиться о себе. – Кролик пытался вырваться. Эвер придавил его посильнее. – Давай, не заставляй себя ждать.

– Не буду, – твердо сказал Янис.

Эвер выхватил у него нож. Янис отвернулся.

– Смотри, как я это делаю! – крикнул Эвер.

Янис не стал смотреть. Он сел на камень спиной к Эверу. Услышав, как Лока раздирает и заглатывает то, что ей досталось, Янис понял, что дело сделано. Шкурки Эвер отбросил за дерево.

– А выделывать шкурки ты разве не умеешь? – спросил Янис.

– Это все умеют, – ответил Эвер. – Но шкурки я брать с собой не буду. Если меня поймают…

– Кто?

– Стража. – Эвер вытер руки о штаны сзади. – Охотиться без разрешения – это браконьерство. А браконьерствовать запрещено, если ты не знал. На воротах будут проверять.

– На каких воротах?

– На воротах Долмерстеда.

– Но они же поймут разницу? – заволновался Янис, приподнимая свое одеяло. – Между местными шкурками и этими, моими?

– Твоими? – хмыкнул Эвер. – Твоего здесь ничего нет. Всё принадлежит Холдерлингам. Всё! Сшей хоть сто шкурок вместе. – Он взял в руки кончик одеяла. – Им самим столько кроликов не съесть. А кролики всё плодятся и плодятся. И уже представляют опасность, ты слышал об этом? Их слишком много. Но даже если кролики всё заполонили, нам их трогать ни-ни.

Янис потянул одеяло на себя.

– Но Фрид…

Эвер отпустил.

– Фрид их воровал. И стражи это поймут.

– Кто они, эти Холдерлинги?

– Богачи, которые трясутся над каждой монетой, – ответил Эвер. – Сволочи они, думают, что раз они тут самые главные… Но хотя бы за пределами Долмерстеда можно делать вид, что их не существует. Объедаемся от души, созидатель ты наш, едим столько кроликов, сколько влезет!

Чтобы смыть кровь, Янис опустился у ручейка на колени и опустил нож в воду. Я ничего не разрушил, уговаривал он сам себя. Это сделал Эвер. Плещущийся ручеек обмывал лезвие. Если что-то разрушил нож, значит ли это, что теперь это нож-разрушитель?

Огонь еле-еле теплился. Эвер забрал топорик и ушел. Вскоре он вернулся с корявыми корнями и ветками. На лице у него проступили капельки пота, и по щеке шла ссадина.

– Как хочешь. Буду охотиться один. Но хворост в следующий раз собираешь ты. Я буду заниматься кроликами, а ты всем остальным.

– Ладно, – согласился Янис.

– Всем остальным, – с нажимом повторил Эвер. – Что бы это ни было.

– Понятно.

Первый кролик уже зажарился, второй пока висел над костром.

Эвер жевал какой-то листик.

– Нельзя питаться одним только мясом. От этого можно заболеть цингой.

Слово «цинга» звучало даже страшнее, чем «Великая хворь».

– Ты когда-нибудь пробовал вишню? – спросил Янис.

– Часто, – пожал плечами Эвер. – Когда у нее сезон.

– Какой на вкус красный цвет?

– Ты сам-то понял, что спросил? – удивился Эвер. – Какой на вкус красный цвет?

– Да.

– Значит, у тебя с головой не в порядке.

Да ладно, что с ним разговаривать. Янис наполнил флягу водой, порезал мясо и завернул его в тряпицу госпожи Требс. Пока очень удобно, что Эвер рядом. А в Долмерстеде будет понятно, как быть дальше.

Хворост заканчивался, а третий кролик всё никак не дожаривался. Время тянулось бесконечно.

– Ты много людей знаешь? – спросил Янис.

– Очень много.

– Может, и дядю моего знаешь?

– Вряд ли, – откликнулся Эвер. – Странный он, должно быть, человек. Придумывает всякие небылицы.

– Его зовут Фрид. У него седая борода, и он сутулится при ходьбе, вот так. – Янис встал, чтобы показать. – А на спине носит мешок.

– Нет, – мотнул головой Эвер. – Такого не знаю.

– Мне нужно его найти, – сказал Янис.

Стало холоднее. Эвер подбросил в костер всё, что оставалось – длинные корни от куста, – и запел песню. Пел он плохо, мелодия у него не складывалась. Если госпожа Требс пела как птичка, то Эвер орал, как неуклюжий птенец. Но ему, похоже, было всё равно. Закончив одну песню, он сразу перешел к другой:

 
Надо пряжи или лент?
Тростника сплести корзину?
Или сена для стога?
 

– Что это ты поешь? – спросил Янис.

 
Или гуся для гусыни?
Или чмокнуть кой-куда?
 

– Кто тебя научил этой песне?

– Никто.

– Схенкельман? – допытывался Янис. – Или Дабберталь?

– Это самая обычная песня, – ответил Эвер. – Ее все знают. А теперь твоя очередь. Пой давай, созидатель! Или ты никаких песен не знаешь?

Янис вспомнил песню про корову и крестьянина со свечкой. Но какие именно там слова?

– Вы с дядей что, не поете? – спросил Эвер.

– Поем, – ответил Янис.

– Ну так спой.

Янис набрал побольше воздуха и запел так, как пел Фрид, – песню, которой еще не было, которую он сочинял на ходу и где было много «тра-ла-ла».

 
Мы поймали кролика.
Тра-ла-ла, тра-ла-ла.
Это очень хорошо.
Тра-ла-ла, тра-ла-ла.
А потом еще опять.
Тра-ла-ла, тра-ла-ла.
 

В песню вступил Эвер:

 
Только ты не шел искать!
 

И они закончили вместе:

 
Тра-ла-ла, тра-ла-ла.
 

Янис не знал, что люди, оказывается, столько поют. Эвер фальшивил, и голос у него был хриплый, но пел он так, будто от этого зависит его жизнь. А Янис ему подпевал. И сомнения покидали его. «Тра-ла-ла, тра-ла-ла». Наверное, Эвер прав. Песня Схенкельмана – самая обычная. Все ее знают.

Корни прогорели, и костер погас.