Текст книги "Повседневная жизнь в эпоху Жанны д'Арк"

ГЛАВА V. ГОРОДСКИЕ ИНТЕРЬЕРЫ

«Парижский хозяин». Ведение домашнего хозяйства. Домашняя прислуга; кухня и стол. Крупная буржуазия. Оржемоны. Городские дома и образ жизни вельмож. «Городские корольки»

В последние годы XIV в. один парижский горожанин, человек зрелого возраста, только что женившийся на пятнадцатилетней девушке, решил написать для нее трактат об искусстве вести дом. Делая это, наш Арнольф отвечал, – по крайней мере, он сам так утверждает, – желанию, высказанному его женой, которая, сознавая свою неопытность, смиренно попросила его «никогда не поучать и не стыдить ее при чужих, а также при слугах, но каждую ночь или изо дня в день напоминать ей о неприятностях или глупых поступках, совершенных ею за прошедший день или несколько дней, с тем чтобы, если ему будет угодно, ее наказать». Итак, он сочинил для нее трактат «Парижского хозяина», из которого она могла узнать, о каких двух главных вещах следовало заботиться женщине: «о спасении души и о покое мужа». В девятнадцати параграфах вступления перечислены «заповеди» для жены, сведенные в три «раздела»: долг перед Богом и перед мужем; поучения, как правильно вести дом; советы, касающиеся игр и забав. Остальная часть книги представляет собой иллюстрацию к этим наставлениям, и главы, посвященные ведению хозяйства, приобщают нас к повседневной жизни городского дома в начале царствования Карла VI.

Совершенно очевидно, что речь идет об очень обеспеченном, а то и ведущем роскошную жизнь горожанине. В наставлениях о том, как правильно вести домашнее хозяйство, автор намекает на то, что имеет значительные доходы. Он не только является владельцем дома в Париже, но, подобно многим жителям столицы, имеет и земли в предместье. И потому его жене необходимо хотя бы немного разбираться «в садовых работах», уметь «в срок прививать растения и сохранять зимние розы», а также заниматься скотом, «когда она будет в деревне».

Автор – к величайшему сожалению – не дает нам подробного описания городского дома, которым призвана управлять его жена. И все же, основываясь на разрозненных указаниях, которые мы находим в его сочинении, мы можем представить себе интерьер наподобие тех, в которые художники и миниатюристы того времени помещали свои религиозные или светские сцены. Первый этаж, возможно, занимала лавочка какого-нибудь ремесленника; над ней была расположена «квартира», включавшая в себя один или два просторных зала с выложенным цветными плитками полом. Окна с одной стороны выходили на улицу, с другой – во внутренний двор, где росли цветы и деревья. Наверное, в окна «большого зала» были вставлены маленькие стеклышки, вправленные в свинцовую сетку; в других комнатах довольствовались промасленным пергаментом, потому что оконное стекло стоило очень дорого и представляло собой роскошь, которая не каждому была по карману (полстолетия спустя в счетах Марии Анжуйской упоминаются «две дести бумаги и масло для пропитки. чтобы было светлее», предназначенные для спальни «короля Рене» в Шинонском замке). В больших каминах, иногда доходивших до потолка с выступающими балками, горели дрова, которые хозяин дома получал из своих земель или покупал у уличных разносчиков.

Меблировка, при всем богатстве владельца дома, оставалась достаточно скудной: резные сундуки и лари, в которых держали белье и одежду; буфеты и серванты для посуды и серебра. Стола не было: когда приходило время еды, «ставили стол» на козлах, накрывая его большой скатертью или «touaille», опускавшейся до пола; и закрывавшей ножки «стола» (в домах сеньоров поступали точно так же, мы можем увидеть это на миниатюре из «Богатейшего часослова», где Иоанн Беррий ский сидит за богато накрытым столом). Сиденья были самыми разнообразными: после того как установят стол, по обе стороны его могли поставить длинные скамьи («marchepied»), а в дополнение к ним – «fourmes» или табуреты. Для почетных гостей сиденье иногда снабжалось спинкой, а то и балдахином, превращавшим его в подобие трона. В спальне пол был выложен плитками; и застелен циновкой; очень широкая кровать была по– крыта тканной золотом, серебром и шелком тканью, из которой был сделан и висящий над ней балдахин. На верхнем этаже, если такой был, или по другую сторону двора, рядом с конюшней, где стояли верховое животное хозяина дома и «иноходец», на котором хозяйка каталась или ездила на охоту, помещались комнаты слуг и служанок. Судя по тому, какое место автор «Парижского хозяина» уделяет проблемам прислуги и как подробно об этом рассказывает, дом был поставлен на широкую ногу, представляя собой нечастый случай даже для той эпохи, когда у каждой городской семьи было множество слуг; кроме того, мы находим здесь любопытные, а иногда и живописные детали, касающиеся положения прислуги в конце XIV в.

Слуг, по словам нашего автора, следует делить на: три категории: люди, которых нанимают для тяжелых; работ (носильщики, грузчики, водоносы, а в деревне – косцы и пахари), ремесленники, работающие сдельно (пекари, портные, различные поставщики), и, наконец, слуги и служанки, составляющие собственно домашнюю прислугу. У каждой из трех категорий есть свои недостатки: люди, принадлежащие к первой из них, обыкновенно бывают «неприятны, грубы, скоры на перебранку, наглы, заносчивы и готовы осыпать оскорблениями и попреками, если им не заплатить, как им хочется, как только работа будет выполнена». Не следует полагаться на их сговорчивость и заверения, и надо всегда заранее назначать плату за работу, потому что вначале они скажут вам: «Сударь, это пустяки; здесь делать нечего; вы ведь мне что-нибудь заплатите, а я буду доволен, сколько ни дадите», но, когда работа будет выполнена, они явятся с жалобами: «Сударь, работы оказалось больше, чем я думал; пришлось сделать и то, и это, и так далее», а если вы откажетесь заплатить им столько, сколько они хотят, они начнут «выкрикивать скверные и грубые слова…».

Что касается слуг и служанок, их следовало нанимать на работу с особыми предосторожностями. В Париже в то время существовали конторы по найму, которые держали «поручительницы», порядок работы в этих конторах и тарифы был установлен королем Иоанном Добрым: восемнадцать денье в день за устройство на работу горничной, два су за кормилицу, с запретом, под страхом позорного столба, устраивать или рекомендовать на место одну и ту же служанку больше одного раза в году. Но сведения, предоставляемые такими «агентствами», требовали проверки, благоразумнее было самому провести расследование насчет новой служанки или горничной. «Не берите в дом ни одной из них, не узнав прежде, где она жила, и не послав своих людей расспросить о ее поведении, не слишком ли много она болтает и не слишком ли много пьет; сколько времени она там прожила, какие услуги оказывала и что умеет, есть ли у нее в городе комната или знакомства, из каких она краев и из каких людей, сколько прожила на прежнем месте и почему оттуда уехала». Для большей надежности в день, когда нанимали новую служанку, домашний «эконом» должен был записать «ее имя и имя ее отца и ее матери и прочих ее родных, место ее проживания и место ее рождения, равно как и ее поручителей, и таким образом она больше будет бояться совершить ошибку, поскольку будет помнить о том, что вы записываете все эти вещи на случай, если она сбежит от вас, не получив расчета, или причинит вам какой-либо ущерб, если вы на нее пожалуетесь или обратитесь к правосудию в ее краях». Другая существенная мера предосторожности, касавшаяся молодых горничных, состояла в том, чтобы «укладывать их спать в гардеробной либо в комнате, где нет ни слуховых, ни низко расположенных и выходящих на улицу окон».

Приняв все эти меры предосторожности, следовало озаботиться тем, чтобы хорошо обращаться со слугами, и в частности проследить за составлением их меню. «В надлежащие часы усаживайте их за стол и пусть насыщаются подолгу только одним сортом мяса… и пусть пьют только один напиток, насыщающий и не ударяющий в голову, вино или какой-либо другой, но не несколько разных; и убедите их есть побольше и пить вволю».

В «Парижском хозяине» не указано, каким было обычное жалованье прислуги, но максимальный тариф, установленный в 1351 г., позволяет, по крайней мере, сравнить заработок слуг с заработком других работников: горничные должны были получать тридцать су в год (и пару башмаков), хороший возчик (кучер) имел право на семь ливров в год (сто сорок су), тогда как жнец получал два с половиной су в день, или около сорока ливров в год, с учетом многочисленных праздников.

Хозяйке дома полагалось объяснять слугам и горничным, в чем состоит их работа, учить их «пересыпать зерно, чистить, проветривать и просушивать платье», а также «сохранять и исцелять вино». Эта последняя работа связана уже с заботами о кухне и столе, чему наш славный хозяин, судя по тому, сколько страниц посвящено этой теме, придавал совершенно особенное значение. Его жена должна уметь «распоряжаться обедами и ужинами, блюдами и тарелками, управляться с мясником и торговцем птицей и разбираться в пряностях»; ей придется «приказывать, распоряжаться, рассчитывать и заказывать всевозможные супы, рагу из дичи, соусы и прочие мясные блюда». Для того чтобы помочь ей справиться с этой работой, муж включил в свое сочинение несколько глав, показывающих «искусство застолья» в конце XIV в. Он не ограничивается тем, чтобы дать несколько общих указаний насчет того, как «вкусно поесть», но предусматривает целый ряд меню, приспособленных к самым разнообразным обстоятельствам, от простого семейного обеда до торжественного пира.

Всякое застолье включало в себя множество перемен или «тарелок», между которыми подавали легкие блюда. Каждая из «тарелок» соединяла самые разнообразные кушанья (разные сорта мяса и рыбы, супы), число которых возрастало в прямой пропорции к торжественности застолья. Но похоже, не существовало никаких правил, которые указывали бы, из чего должна состоять каждая перемена: один и тот же вид мяса, одна и та же рыба появляются в них снова и снова, приготовленные, должно быть, разными способами; можно предположить, что как это делается и сегодня на парадных обедах в Китае и на Дальнем Востоке, гости выбирают, что им больше понравится, или ограничиваются тем, что берут понемножку от каждого блюда. Какой бы аппетит мы ни приписывали этим людям, ведущим суровую жизнь, трудно поверить, что они способны были поглотить целиком тот «простой обед в две перемены», меню которого приводит Парижский горожанин.

Первое блюдо: Белый порей с каплуном; гусь со свиной шейкой и жареным угрем; куски говядины и баранины; похлебка с зайчатиной, телятиной, крольчатиной.

Второе блюдо: Каплуны; куропатки; кролики; ржанки; фаршированные поросята; фазаны для сеньоров; заливное из мяса и рыбы.

Легкие блюда в перерыве между основными:Щуки и карпы.

Изысканные легкие блюда (видимо, предназначавшиеся для сеньоров): Лебеди, павлины, выпи, цапли и прочее.

Десерт: Мясо крупной дичи, рис с молоком и шафраном, паштет из каплунов; флан; слоеные пирожные с миндальным кремом; угорь, приготовленный в формочках; фрукты, вафельные трубочки, estrees (разновидность вафельных трубочек) и кларет (гипокрас с медом и белым вином).

Мы замечаем особые блюда, предназначенные для знатных господ, которых хотят почтить особо: лебеди, цапли и различные птицы, считающиеся благородными (и над которыми, как на прославленном «Пире Фазана»[17]17
  «Пир Фазана» – праздничный пир, устроенный герцогом Бургундским Филиппом Добрым в его Лилльском замке. На праздник доставили живого (а не блюдо из этой птицы, как считает автор) фазана, с золотым ожерельем на шее. Все присутствовавшие клялись, согласно легенде, над фазаном отправиться в поход против турок.


[Закрыть], иногда дают торжественную клятву). Их готовят таким образом, чтобы подать на стол в оперении и с поднятой головой.

Тем не менее речь здесь шла об относительно скромном меню. В «Парижском хозяине» приведены и другие, включающие в себя не меньше трех десятков блюд, распределенных по шести переменам… На периоды поста там предлагается широкий выбор постных меню, таких как, например, следующий рыбный обед из трех перемен:

Первая перемена: Вареный картофель, печеные провансальские смоквы с лавровым, листом; кресс-салат и soret (?) с уксусом; вареный горошек; соленый угорь; белая сельдь с жареной морской и пресноводной рыбой.

Вторая перемена: Карпы; щуки; морские языки; барабулька; лосось; угорь и arbolastre.

Третья перемена: Печеные pimpernaux; жареный мерлан; морская свинья в кляре; блины и скандинавские пироги.

Десерт: Фиги и виноград; гипокрас и «metier» (род вафель).

Этот пространный список позволяет нам представить себе, что подразумевали богатые горожане под словами «хорошо поесть». Основу, а иногда и весь обед, составляли различные виды мяса; овощи на столе не появлялись, разве что в качестве гарнира. Тем не менее автор часто упоминает об овощах и используемых при готовке травах, когда преподает жене азы садоводства; в его загородных владениях арендаторы выращивают капусту, петрушку, бобы, пастернак, щавель, шпинат, порей, латук (хотя «Авиньонский латук», который белее французского, ценится больше, замечает он). Но похоже, что, за исключением ароматных трав, используемых для приготовления соусов (мяты, майорана и прочих), зелень предназначалась только для слуг и не считалась пищей достаточно изысканной для того, чтобы хозяин дома мог угощать ею гостей. Видимо, то же самое можно сказать и о свинине, которая лишь в исключительных случаях упоминается в приведенных в «Хозяине» меню, тогда как свежая или засоленная свинина («шпик» на языке того времени) играла большую роль в питании простого народа.

Очень много употребляли в пищу дичи. Кроме «благородных» птиц, зайцев, кроликов и куропаток, часто упоминаются даже ежи и белки. Удивляет разнообразие перечисленных в меню видов морских и пресноводных рыб: не только атлантическая и соленая треска, «stofix» (вяленая треска), макрель, морской угорь, лосось, тюрбо, барабулька, карп, щука, но также и стерлядь, морская свинья (которую готовят как свинину) и даже соленый кит, или «craspois», дающий «постное сало» и представляющий собой «рыбу бедняков». Впрочем, его мясо надо было варить очень долго (целый день), и все равно оно оставалось жестким и неудобоваримым. Вареные мидии, приправленные уксусом, и устрицы, приготовленные различными способами, считались изысканным угощением (то же самое относится к «слизнякам», то есть улиткам).

Обеды и ужины, которые наш парижанин предлагает своей жене в качестве образцовых, представляются нам чересчур сытными и тяжелыми – ив особенности после того, как мы прочтем рецепты некоторых представленных в меню блюд. Дело в том, что автор включил в свой труд настоящую «поваренную книгу», которая вместе с другим сочинением того же времени, Большой поваренной книгой, дает нам представление о кулинарном искусстве той эпохи.

Оно отличалось сложными в приготовлении блюдами и соединениями, которые нам кажутся странными на вкус. «Супы», нередко упоминаемые в числе легких блюд («entremets»), были, как правило, не жидкими, а протертыми, представляя собой нечто вроде густого пюре, вроде того удивительного «рагу из устриц», рецепт приготовления которого приведен в разделе супов. «Обдайте устрицы кипятком и очень хорошо вымойте их, отварите, дайте стечь воде и натрите сырым луком или постным маслом; затем возьмите поджаренный хлеб или побольше панировочных сухарей и замочите их в гороховом пюре или отваре из-под устриц со сладким вином; затем возьмите корицу, гвоздику, стручковый перец и шафран, чтобы придать цвет, измельчите и разведите кислым вином и уксусом, смешайте все это вместе; затем измельчите ваш поджаренный хлеб и смешайте его или тертые сухари с пюре или устричным отваром, и прибавьте также устриц, если они недостаточно сварились». Среди мясных блюд, рекомендуемых автором как «очень вкусные», фигурирует фаршированный поросенок. «Поросенка следует убить, перерезав ему горло, обдать кипятком, затем удалить щетину; затем возьмите постные части, срезав жир и вытащив потроха, положите вариться и возьмите двадцать яиц и сварите их вкрутую, с вареными и очищенными каштанами; затем возьмите серединки (желтки) яиц, каштаны, зрелый сыр и мясо заднего свиного окорока, порубите, затем измельчите мясо, прибавив к нему побольше шафрана и порошка имбиря, и, если мясо станет слишком жестким, надо добавить к нему яичные желтки. И не разрезайте вашему поросенку живот, но проделайте сбоку самое маленькое отверстие, какое только сможете, затем насадите поросенка на вертел, а потом наполните фаршем и зашейте большой иглой, и ешьте его с желтым перцем, если готовите его зимой, и с рыжиками, если готовите летом».

Пряностей употребляли много. Перец, корица, имбирь, шафран, гвоздика, мускатный орех прибавляли к большей части блюд. В этом следует видеть не только признак особого пристрастия к острой и пряной пище; употребление приправ было необходимостью в те времена, когда не было возможности сохранять мясо и рыбу свежими и когда аромат пряностей заглушал менее приятные запахи.

В «Хозяине» ни разу не упоминается о винах, которыми запивали всю эту пряную пищу, хотя она должна была вызывать жажду. Но из многочисленных документов и литературных текстов мы узнаем о том, какие вина особенно ценились: это вина Бона, Турнона и Сен-Пурсена. К этому следует прибавить привозные иностранные вина, в частности португальские. Что касается гипокраса, неизменно появляющегося «в завершение» обеда одновременно с «metier» (вафлями из муки, воды, белого вина и сахара), его готовили в соответствии с рецептом, приведенным в «Хозяине»: «Возьмите четверть фунта лучшей корицы, отобранной на зуб, и половину четверти фунта отборной тонкой корицы, унцию отборного белого имбиря и унцию райских зерен (кардамона), шесть мускатных орехов и „garingal“ вместе, и все вместе истолките. А когда вы захотите приготовить гипокрас, возьмите пол-унции. не меньше, этого порошка, и две четверти фунта сахара, и смешайте с квартой вина парижской мерой». Сахар был редкостью и стоил очень дорого, поэтому гипокрас чаще готовили на меду.

Если говорить о том, как накрывали на стол, то здесь существовала причудливая смесь утонченности с обычаями, которые нам представляются грубыми. Стол, покрытый белой скатертью, был украшен цветами и серебряной посудой, но, как правило, на двоих сотрапезников приходилась одна миска, из которой они поочередно зачерпывали ложками. Только самые знатные особы имели право на отдельную посуду; король и, должно быть, знатные сеньоры обладали другой привилегией: им подавали еду на блюдах или в мисках с крышками. Вилок не знали: мясо и другую твердую пищу подавали на «траншуарах» (tranchoir), больших кусках хлеба, которые раздавали в начале обеда. Кроме того, на стол ставились кувшины, чтобы ополоснуть пальцы розовой водой, или водой, настоянной на майоране, ромашке или розмарине. Вина подавали только в конце застолья, с пряностями и сластями, составлявшими «boute hors» (буквально – утлегарь). Похоже, что, по крайней мере, во время застолья у королей и принцев, женщины вставали из-за стола раньше, чем подадут «прощальное вино». Вино наливали в кубки, а для особенно знатных гостей – в чаши с тонкой резьбой. Иногда на стол ставили, кроме всего прочего, «горшки для милостыни», куда гости откладывали часть угощения для того, чтобы отдать бедным.

Не у каждого частного лица, даже такого зажиточного, как наш парижанин, имелось достаточно посуды, чтобы устраивать парадный обед; но кухонную утварь и столовые приборы можно было взять напрокат; можно было даже, если недоставало места или хотелось придать пиру особую торжественность, снять большой зал в частном отеле, который сам владелец занимал лишь временами, что было не редкостью во многих домах столичных сеньоров.

Но большой обед, кроме всего прочего, требует многочисленной челяди – и тем более в случае, если принимать предстоит знатных гостей, каждому из которых полагались отдельные слуги: во время пира, устроенного в честь епископа Парижского и президента Парламента парижским муниципалитетом, первому из них прислуживали три «стольника», тогда как второй обходился всего одним. Для свадебного пира на двадцать «мисок», за которым следовал ужин на десять мисок, автор «Хозяина» предусматривает двадцать слуг: два водоноса, два «portechappe», которые будут готовить траншуары и разносить хлеб, двое слуг при буфете, где будут стоять готовые к подаче на стол блюда и чистая посуда, два виночерпия и слуга, который будет разносить вино; двое слуг будут ходить впереди подавальщиков, разносящих блюда, и два дворецких будут обеспечивать порядок, «распоряжаться тем, как уносят и приносят блюда гостям»; и, наконец, каждый из столов будет поручен особым заботам распорядителя (asseeur) и двух слуг. Кроме того, надо нанять веночницу, которая сплетет головные уборы из цветов (украшение, которое нередко надевали сотрапезники на большом званом обеде), и слугу, который возьмет на себя покупку трав и фиалок для украшения зала и стола.

С той же тщательностью «Парижский хозяин» расписывает покупки, которые следует сделать у различных поставщиков, и суммы, которые он называет применительно к некоторым продуктам, служат интересным с точки зрения истории цен документом. У булочника следовало взять десять дюжин белых хлебов по одному денье за штуку и три с половиной дюжины черствых пеклеванных хлебов для «траншуаров»; у мясника – половину туши барана, чтобы сварить похлебку для слуг, и четверть фунта сала для того, чтобы нашпиговать баранину: кроме того, надо было взять большую кость из говяжьей рульки, чтобы сварить ее с каплунами и сделать заливное, для которого требовалась, кроме того, четверть туши теленка; у мясника следовало также взять говяжью рульку или телячьи ножки, «чтобы получить бульон для студня», и крупную дичь. У продавца вафель собирались купить: полторы дюжины вафель с начинкой по цене три су; полторы дюжины «gros betons», по шесть су; полторы дюжины «portes», по восемнадцать денье;

сотню сахарных лепешек, по восемь денье; у торговца птицей – двадцать каплунов по два су за штуку; пять козлят по четыре су за штуку; двадцать гусят по три су за штуку, пятьдесят цыплят по двенадцать денье за штуку, «чтобы зажарить сорок из них на обед, пять пойдут в студень и пять на ужин холодными с шалфеем», пятьдесят молодых крольчат, «сорок приготовить на обед, жареными, и десять для студня, и стоить они будут по двенадцать денье каждый»; постная свинина для студня, на четыре су, и, наконец, двенадцать пар голубей для ужина, по десять денье штука.

Потребуется купить на рынке три дюжины хлебов для траншуаров, три «гранатовых яблока» для заливного и пятьдесят «pommes d'orange», шесть молодых сыров и один зрелый, наконец, три сотни яиц… У бакалейщика возьмут шесть фунтов миндаля, по четырнадцать денье за фунт, три фунта очищенной пшеницы, по восемь денье за фунт; фунт «голубиного» (colombin) имбиря по одиннадцать су, четверть фунта имбиря «meche», пять су; полфута корицы, пять су; два фунта риса, два су; два фунта «каменного сахара», шестнадцать су; унцию шафрана, три су; половину четверти фунта длинного перца, четыре су; половину четверти фунта garingal, пять су; половину четверти фунта «macis» (мускатный цвет), три су четыре денье; половину четверти фунта листьев зеленого лавра, шесть денье. К этому следует прибавить «epices de chambre», которые подавали как лакомство после еды; фунт апельсинных цукатов, десять су; фунт «chitron», двенадцать су; фунт красного аниса, восемь су; фунт розового сахара, десять су; три фунта белых драже по десять су за фунт; три кварты гипокраса по десять су за кварту.

Расходы на этом не заканчиваются: для освещения зала потребуется два фунта свечей по три су четыре денье за фунт; шесть смоляных и шесть восковых факелов по три су за фунт, причем шесть денье можно будет выручить, поскольку торговец возьмет назад попользованные свечи; для отопления следует запасти два мешка угля (древесного), купленного на Гревской площади по десять су.

В целом, подсчитывает автор, себестоимость каждой миски станет в половину франка (франк равен турскому ливру); эта сумма, сама по себе значительная, представляется достаточно скромной, если учесть, какое изобилие всевозможных припасов потребуется для этого пира.

В «Парижском хозяине» приведено и множество других любопытных подробностей домашней жизни. Среди прочего там есть глава с «практическими советами» для хозяйки дома. Здесь мы узнаем, как готовить «sablon» (мелкий песок), который помещают в часы (разумеется, песочные), как удалять пятна с платьев и мехов, как «исцелять» вина, травить крыс и мышей или избавляться от блох. Для этой цели автор советует метод, который сам успешно применял: «Знайте, что я проверил: когда одеяла, меха или платья, в которых есть блохи, закрыты и уложены очень тесно, например, в плотно обвязанном ремнями сундуке или крепко обвязанном и сжатом мешке, эти блохи окажутся без света, без воздуха и в темноте, и потому они погибнут и немедленно умрут». С большим недоверием мы отнесемся к рецепту исцеления от укусов собак и других взбесившихся животных: «Возьмите корку хлеба и напишите следующее: Bestera + Bestia + nay + brigonay + dictera + sagragan + es + domino. + fiat + fiat + fiat+….»

Последний раздел «Хозяина» посвящен развлечениям и забавам, подобающим порядочной женщине и приличному дому. Наш строгий хозяин допускает, в качестве развлечения для женщин, игру в карты, уже вошедшую в обиход и распространившуюся к началу царствования "Карла VI (и не включенную в список запретных азартных игр, изданный Карлом V в 1369 г.). Но большая часть раздела «забав» посвящена тому, чтобы научить хозяйку кормить и подбрасывать в воздух ловчую птицу. Автор сочинил для свой молодой жены настоящий «трактат о соколиной охоте». Получается, что соколиная охота, которую мы склонны были воспринимать как символ жизни сеньоров, была также в большой моде у зажиточных горожан.

Автор «Парижского хозяина» представляется нам типичнейшим парижским горожанином, очень обеспеченным, большим любителем комфорта и хорошего стола, но при этом заботливо управляющим своей вотчиной и враждебно настроенным против свойственных знати роскоши и пустого тщеславия. Другие, напротив, стремились отделиться от класса буржуазии, из которого они вышли, и смешаться со знатью, усвоив ее повадки, что, в конце концов, нередко им удавалось. Дело в том, что знать, образованная различными элементами, была не столько юридическим сословием, сколько социальным положением, отличавшимся определенным образом жизни, где выставлялась напоказ, и иногда очень вызывающе, гордость высоким происхождением или огромным богатством.

Среди богатых горожан, которые в Париже времен Карла VI вели едва ли не королевский образ жизни, мы встречаем итальянских «менял» из Лукки, которые сочетали выгоды крупной сухопутной и морской торговли с выгодами «мены», то есть банковских операций и процентных займов: Рапондов (Распонди) и Спифамов. Диг Рапонд, ставший французским подданным при Карле V, был крупным поставщиком очень модных в то время дорогих шелковых и вышитых бархатных тканей, производившихся в городах Северной Италии; торговал он также драгоценностями и предметами искусства и брался приобретать по заказам любителей иллюстрированные книги. Его клиентура состояла главным образом из принцев и знатных сеньоров, с которыми он поддерживал дружеские отношения. Он одолжил Филиппу Храброму деньги на постройку часовни в Шанмоле, которая должна была стать «Сен-Дени» бургундских. герцогов; затем он сделался сторонником Иоанна Бесстрашного в его конфликте с герцогом Орлеанским. Именно он станет вербовать вооруженный эскорт, призванный прикрыть отступление герцога Бургундского после убийства его кузена.

Его соотечественник, Бартоломео Спифам, принял, напротив, сторону арманьяков и дофина, за что и поплатился, будучи высланным из Парижа во время английской оккупации. Перечень конфискованного у него в то время имущества дает представление о размерах его богатства. У него было четыре или пять отелей в Париже и несколько крупных владений в предместье: одно – в Шайо, с виноградником, виноградным прессом и валяльней для шерсти; другое – в Монжуи, «огражденное, со рвом и подъемным мостом», где были угодья в двадцать арпанов пахотных земель и восемьдесят ар-панов лугов и лесов, пруд, мельница на Марне, выше Шарантонского моста

Но такие немыслимые состояния не были исключительной монополией менял и банкиров. К именам семей, принадлежавших к крупной буржуазии и названных Гильбертом Мецским в его описании Парижа начала.XV в. – Дюше, Миль Байе, Бюро де Даммартен, – следовало бы прибавить еще одно, затмевающее их все: Оржемоны, типичный пример семьи, изначально разбогатевшей благодаря доходам от земли и от торговли и возвысившейся до самых видных постов в государстве. Оржемоны, выходцы из Ланьи, начали свое восхождение по социальной лестнице с того, что торговали на ярмарках в Шампани, в начале XIV в. еще очень оживленных. Основатель рода, Жан д'Оржемон, обосновался в Париже, где благодаря удачным спекуляциям (выкупая, ренты, тяготевшие над некоторыми зданиями) он приобрел целый квартал домов, окружавших его отель. Его Сын Пьер увеличил эти владения и одновременно сделал…блестящую административную и политическую карьеру: член Парламента, советник дофина Карла во время пленения короля Иоанна Доброго; затем, облеченный государем различными важными миссиями, он достигнет своего апогея при Карле V в качестве первого президента Парламента и канцлера дофина. После его смерти имущество было распределено между его четырьмя сыновьями, каждый из которых и сам по себе был очень богат и продолжал семейную традицию сочетания высоких государственных должностей с удачными финансовыми сделками: старший, Пьер, после того как был президентом Счетной палаты, стал епископом Парижским и играл важную роль в дебатах, вызванных Великой Схизмой; очень богатый (он одолжил тысячу двести ливров герцогу Бургундскому), он в то же время был образованным человеком, коллекционировал труды по праву и теологии; второй, Амори, стал канцлером герцога Орлеанского; третий, Николя – прозванный из-за своего увечья Хромым д'Оржемоном – был мэтром Счетной палаты и пользовался многочисленными церковными бенефициями как в Париже, так и в провинции; последний, Гийом, станет военным казначеем.

Три поколения Оржемонов скопили терпеливым трудом и искусной политикой огромное состояние как в землях и недвижимости, так и в движимом имуществе: пять отелей в Париже (в том числе отель Турнель, который на время английской оккупации станет резиденцией регента Бедфорда); десяток сеньорий в окрестностях Парижа – некоторые из них включали в себя несколько приходов с правом высшего и низшего суда (к одним только владениям в Шантильи принадлежали огромные леса Аллатт и Шантильи, река Ноннетт и мельницы, которыми пользовались дубильщики из Сан-лиса). К этому следует прибавить вознаграждение за обязанности, исполняемые в правительстве, земельные ренты и различные доходы, которые сделали Николя д'Оржемона, получившего наследство от брата-епископа, «самым богатым человеком королевства». Но Хромому не удалось пользоваться этим богатством до самой смерти: обличенный как главный вдохновитель бурганьонского заговора, он был арестован в 1416 г. и умер в тюрьме.