Текст книги "Рубиновое ожерелье"

– Приехали, ваша светлость, – сказал форейтор в голубой ливрее, подставляя лесенку и отходя в сторону. – Клеймор-стрит, 21, – добавил он.

Эмелайн позволила Лайаму помочь ей выйти из кареты и взглянула на дом миссис Забер. Она и не представляла раньше, что дома в Лондоне такие высокие и узкие. Четыре этажа и едва ли двадцать футов весь фасад. Здание было массивное, кирпичное и стояло вплотную с такими же домами слева и справа. Чтобы рассмотреть дом, Эмелайн подняла голову и увидела каминные трубы. Только когда ее шляпа чуть не свалилась, Эмелайн вспомнила, что не надо вести себя как деревенская мисс.

– Лондонцам, наверное, надо много бегать по лестницам, – сказала она.

– Вынужденная необходимость, – ответил Лайам. – С миллионом человек населения город скоро исчерпает лимит земли, и должен будет использовать небо.

Пока Эмелайн оглядывалась, форейтор взял ее чемодан и вскинул на плечо как пушинку.

– О! – воскликнула Эмелайн, глядя на его могучую спину. – Как эти дома высоки! И моя голова будто в облаках. Поторопимся же, – добавила она, – чтобы не испытывать терпения миссис Забер. Четыре ступени вели на небольшое крыльцо. Эмелайн взбежала по ним и хотела постучать в дверь, но растерянно остановилась. Молоточка не было.

– Что такое? – удивилась она и посмотрела вопросительно на Лайама. – Как же тогда?..

Она замолчала, потому что ей не нравилось выражение тревоги, появившееся на его лице.

– Может, мы ошиблись адресом? – спросила Эмелайн. – У миссис Забер дом номер двадцать один…

– Молоточек убрали, – сказал Лайам.

Неожиданно Эмелайн тоже забеспокоилась.

– И что это значит?

– Это значит, что семья выехала из города.

– Но этого не может быть!

Впервые после того, как она оставила пасторский домик, Эмелайн почувствовала себя неуверенно и очень одиноко.

– Миссис Забер знала, что я еду к ней, – сказала Эмелайн. – Я написала письмо и объяснила, почему задерживаюсь. Ваш слуга, конечно, послал это письмо сразу же, не так ли?

Не ожидая ответа от Лайама, она застучала в дверь кулаком. Через несколько минут дверь открылась, и оттуда выглянула молоденькая девушка в домашнем чепце и фартуке, ясно говорившем о ее статусе.

– Да, мисс? – Горничная сделала реверанс. – Что вам угодно?

Успокоенная присутствием служанки в доме, Эмелайн сказала:

– Меня зовут мисс Харрисон. Я новая компаньонка миссис Забер. Будьте так добры, передайте вашей хозяйке, что я уже приехала, и скажите, куда можно поставить мой чемодан.

У служанки отвисла челюсть.

– Но я не могу!

– Вы не можете – что? – спросил Лайам, выступив вперед.

Глаза девушки стали большими, как блюдца, и было похоже, что она вот-вот расплачется.

– Умоляю, простите меня, сэр, – сказала горничная. – Но я не могу этого сделать. Я не могу передать миссис Забер ничего, потому что она уехала в Дорсет к своей дочери, которая ждет ребенка, и я не могу впустить эту мисс.

– Конечно, вы можете, – сказал Лайам. – Миссис Забер знала, что мисс Харрисон задержится. Наверняка ваша хозяйка оставила вам инструкции, касающиеся прибытия мисс Харрисон.

– Инструкции она оставила, да, – ответила горничная, – но это инструкции – никого не впускать. Никого, сказала миссис, если мне дорога моя шкура.

– Вы можете не бояться за свою… кожу, – заверила ее Эмелайн. – Всю ответственность я беру на себя.

Она шагнула вперед, будто собираясь пройти мимо горничной, но девушка загородила ей дорогу и вцепилась двумя руками в дверь.

– Хозяйка дала мне письмо, – сказала горничная и отпустила дверь, видя, что Эмелайн сделала шаг назад. – Она велела мне вручить это письмо, если ее новая компаньонка «будет иметь наглость заявиться».

Эмелайн проглотила комок в горле. Конечно, все это какое-то недоразумение, и сейчас все легко объяснится. Она протянула руку, хоть и не очень уверенно.

– Пожалуйста, дайте мне это письмо, – сказала Эмелайн.

Служанка полезла в карман фартука и вынула оттуда лист бумаги, сложенный и запечатанный зеленой печатью. Едва лишь Эмелайн взяла письмо, горничная сделала реверанс и с грохотом захлопнула дверь. Эмелайн показалось, что это грохнули, закрывшись, ворота рая. Закрывшись для нее уже навсегда. Она быстро сломала печать и прочитала короткое послание миссис Забер. В конце письма Эмелайн остановилась и глубоко вздохнула. Нет, это не могло случиться с ней! Она проделала такой длинный путь! И только для того, чтобы сразу развернуться и уехать обратно? У нее оставалось всего две гинеи и какая-то мелочь. Этих денег не хватит, чтобы снять комнату в отеле. Не хватит и на обратный билет до Бартолсби. Еще не веря в свершившийся факт, Эмелайн прочитала письмо второй раз, стараясь не пропустить ни одного обидного слова. Закончив, она сложила письмо и спрятала его в ридикюль.

– Я уволена, – спокойно сказала Эмелайн. – Миссис Забер не любит ждать.

Глава 5

Лайам выругался сквозь зубы:

– Вот старая ведьма!

Это наблюдение отражало их общее мнение по поводу характера миссис Забер. Они стояли несколько секунд, никто из них не решался задать первым главный вопрос: а что же теперь делать?

Молчание нарушил форейтор:

– Сэр, куда бы вы хотели, чтобы я доставил багаж ее светлости, сэр?

– Поставьте его обратно, – ответил Лайам. Затем он взял Эмелайн под локоть и усадил ее снова в карету. Эмелайн не сказала ни слова протеста.

– У вас есть друзья, у которых вы могли бы остановиться? – спросил Лайам, когда колеса застучали по мостовой.

– Но не в Лондоне, – ответила Эмелайн и шепнула совсем смутившись: – У меня не хватит денег и на отель.

– Об этом не может быть и речи, – сказал он очень мягко. – Будь у вас даже миллион, боюсь, что и тогда вы не смогли бы получить комнату в респектабельном отеле. Вы одинокая женщина. Опытный консьерж не станет разговаривать с леди, путешествующей в компании одной лишь горничной.

На это заявление было нечего ответить. После непродолжительного молчания, которое ей показалось бесконечным, Лайам неожиданно щелкнул пальцами, будто только что вспомнил нечто важное.

Он наклонился к окну и окликнул кучера.

– Да, милорд? – ответил сразу кучер.

– Гросвенор-сквер, – сказал Лайам. – Брук-стрит, номер семнадцать.

Лайам закрыл окно, уселся снова поудобнее, а Эмелайн поинтересовалась весьма скромно, чей это дом – номер семнадцатый по Брук-стрит.

– Ваш, – ответил Лайам.

Эмелайн подумала, что она, возможно, неправильно его поняла. Она сказала:

– Прошу прощения, сэр…

– Во всяком случае, пока что он ваш, – добавил Лайам. – Это городской дом моего кузена. И если никто не будет оспаривать завещание, то вы можете жить там сколько угодно долго.

– Но я…

Лайам отмахнулся, будто знал, что она скажет.

– Мне прекрасно известно, что вы думаете по поводу этого завещания. Но мне кажется, что мы стоим сейчас перед необходимостью решить возникшую проблему. Поэтому, умоляю, не возражайте и не говорите мне также о метафизической подоплеке этого события.

– Я не собиралась говорить ничего подобного, – ответила Эмелайн. – Я бесконечно благодарна вам за то, что вы помогли мне и не дали провести ночь на улице.

Хотя до ночи было еще далеко, но уже действительно вечерело, когда карета остановилась перед домом лорда Сеймура на Гросвенор-сквер. Однако еще было достаточно светло, чтобы Эмелайн могла увидеть разницу между этим шикарным районом и улицей, где жила миссис Забер. Сто лет назад в этом квартале проводились ежегодные ярмарки, именно в мае, отсюда и название – Мэйфэр. А теперь этот квартал выбрали для своих резиденций сливки лондонского общества. Высокие кирпичные дома на Гросвенор-сквер были немного шире, чем на Клеймор-стрит, и фасады зданий гораздо Красивее. Сеймур-хаус особенно выделялся своим изяществом.

Кроме того, дверь дома номер семнадцать отличала еще одна деталь – венок с черным крепом.

Лайам помог Эмелайн выйти из кареты, заметил веник и сказал:

– Я вижу, что весть о смерти вашего мужа дошла раньше нас. Хорошо. Одной проблемой меньше.

Он поднялся по ступенькам и постучал в дверь, которая тут же открылась. На, пороге стоял высокий пожилой дворецкий в синей ливрее. Слуга поклонился вежливо и грациозно, затем отошел в сторону, пропуская их в холл.

– Меня зовут Джордж Тернер, – сказал дворецкий и добавил: – Позвольте приветствовать вас в Сеймур-хаусе, милорд.

Лайам отдал дворецкому шляпу и перчатки.

– Значит, вы знаете меня? – спросил Лайам.

– Да, сэр. Вы очень похожи на вашего отца. Прекрасный человек был мистер Уиткомб, если мне будет позволено это сказать.

– Спасибо, Тернер.

Лайам показал на черный венок.

– Я вижу, что до вас дошло известие о смерти его светлости.

– Да, милорд. Мы узнали об этом печальном событии из письма мистера Чепхэма.

Это «мы», которое употребил дворецкий, имело свое объяснение. В холл как раз вошли две женщины и остановились у лестницы, ведущей на второй этаж.

Одна женщина была пухленькая, лет сорока, в черном платье и чепце экономки. Другая, молоденькая блондинка, была явно горничная.

– Миссис Тернер, – сказал дворецкий, представляя экономку, – И Ханна Райс.

Обе сделали реверанс.

– Адвокат сообщил в своем письме, что этот дом принадлежит теперь леди Сеймур? – спросил Лайам.

– Да, сэр.

Опытный слуга только чуть поднял бровь, но в ocтальном ничем не выдал своего отношения к тем вдовам, которые, долго не скорбя, отправляются в путешествие.

– На случай, если ее светлости захочется приехать сюда, мы решили привести спальню в порядок, чтобы леди тут понравилось.

Эмелайн что-то пробормотала, и дворецкий принял ее слова, очевидно, за благодарность. Он снова поклонился.

– Хотите, я попрошу миссис Тернер, чтобы она проводила вас наверх, миледи?

– Да, пожалуйста, – ответила Эмелайн. Управляющая вышла вперед и сделала реверанс. Эмелайн повернулась и подала руку Лайаму.

– Благодарю вас, лорд Сеймур, за то, что проводили меня, – сказала Эмелайн. – Если мы с вами больше не встретимся, то я…

– Мы встретимся завтра, – сказал Лайам. – Я заеду к вам, чтобы убедиться лично, что ваша первая ночь в городе прошла благополучно. Сейчас мне надо ехать к себе в Суррей. Я обещал завтра сопровождать в город мою сестру. Если вы хотите, я привезу список адвокатов, к которым вы можете обратиться, чтобы уладить ваши дела.

– Но я не могу оставаться в Лондоне!

– Вы можете и вы должны остаться.

– Как же я могу, когда миссис Забер…

Эмелайн замолчала. Она не хотела, чтобы еще кто-нибудь узнал о том, что она лишилась места платной компаньонки.

– Ведь вы должны понимать, что разумнее всего мне вернуться в Бартолсби, – сказала Эмелайн.

– Пожалуйста, останьтесь, – сказал Лайам тепло и успокаивающе. – Хотя бы на несколько дней. Пока это дело с завещанием не утрясется. Я убежден, что Тернеры отнесутся к вам очень хорошо.

– Мы будем стараться, сэр, – заверил дворецкий.

– Но я… – снова начала Эмелайн.

– Кроме того, – продолжал Лайам, не слушая ее протесты, – я не могу поверить, что вы хотите вернуться в Уилтшир, так и не посмотрев город.

Тут Лайам попал в точку. Заметив искру интереса в глазах Эмелайн, он улыбнулся.

– Я принесу не только список адвокатов, – сказал Лайам, – я также принесу вам путеводитель по городу.

Эмелайн не нашла что возразить на такое заманчивое предложение. Да и слишком многое случилось за последние три дня. Она устала. Ей нужно было время, чтобы все обдумать как следует. Отъезд из дома, ее неожиданный брак. И затем сразу вдовство, путешествие в Лондон и шок оттого, что она потеряла работу, на которую так рассчитывала. Все эти события были слишком серьезны, и у нее уже не оставалось сил, чтобы вообще возражать.

Она кивнула и ответила:

– Как вам будет угодно, сэр. Я останусь, пожалуй, на несколько дней.

Лайам поцеловал ей кончики пальцев и пожелал спокойной ночи. Он смотрел, как она шла в сопровождении экономки вверх по лестнице.

Когда Эмелайн скрылась из вида, Лайам взял шляпу и перчатки, а затем сунул в руку дворецкому несколько гиней.

– Смотрите, чтобы ее светлость ни в чем не нуждалась. И подайте ей ужин в комнату, – приказал Лайам.

– Да, милорд.

Дворецкий положил золотые монеты в карман почти не глядя, но его голос явно потеплел.

– Я вернусь завтра, Тернер, и если ты обнаружишь непомерные счета под дверью, то я попрошу заняться этим делом своего адвоката. Пусть леди Сеймур не беспокоят долги моего кузена.

Легкая улыбка мелькнула на губах дворецкого.

– Все будет как вы хотите, милорд.

Примерно через два часа Лайам вошел в свою библиотеку в Уиткомб-холле.

При полной луне путь в пятнадцать миль был нетруден. Но Лайам провел в дороге почти весь день и был счастлив оказаться дома. Однако уже через несколько минут его все-таки потревожили. Он приказал, чтобы ему принесли сандвичи и чего-нибудь выпить. Затем достал из кармана кожаный футляр, который Эмелайн дала ему вчера. Лайам только стал рассматривать ожерелье – точную копию того, что лежало у него в сейфе, – когда кто-то постучал и вошел в комнату.

– Майор, – без всяких предисловий начал камердинер, – вы приехали как раз вовремя. У нас тут просто буря в стакане воды. И женщины не хотят ничего слышать.

Лайам выругался. После чего Феликс Харви немного даже расслабился. Небольшого роста, крепкий ординарец Лайама был стоек в сражениях, но не выносил женских слез.

– Что случилось? – спросил Лайам. Он убрал футляр в карман сюртука, сел в кресло и скрестил длинные мускулистые ноги.

– Нельзя войти в дом, – буркнул Лайам, – как уже что-то не так!

– Вы совершенно правы, сэр.

Не спрашивая разрешения, слуга присел на край стола. Харви был готов изложить хозяину, что же происходит и доме. Лайам не обиделся на вольность камердинера. Феликс Харви был джентльмен из джентльменов. Сероглазый ординарец не раз спасал Лайама от смерти.

Если бы не бесстрашный Харви, то лежал бы сейчас Лайам в сырой земле. Харви не только вытащил майора с поля боя под Тулузой, но и нес его на себе много миль, пока не нашел врача, которого заставил угрозами и уговорами вытащить пулю из раны Лайама. И это Харви ухаживал за ним, когда Лайам валялся в лихорадке и был на волосок от смерти. Долг платежом красен. Лайам дал ординарцу карт-бланш – дом, дело, пожизненную пенсию – ему стоило только сказать. Но Харви выбрал службу у майора.

– Я едва успел войти, – начал ординарец своя рассказ, вернув Лайама к новой проблеме. – Вдруг ко мне подлетает мисс Кордия, вся заплаканная.

– Что-то случилось с моей сестрой? – Лайам резко выпрямился, забыв про усталость.

– Не с ней. Это миссис Персимон Фейс[1]1
  Персимон Фейс (Persimmon face) – лицо цвета хурмы.


[Закрыть]. Она сломала ногу, или, как она говорит, конечность, будто их у нее три, а не две, как у всех людей.

Немного отвлекшись таким образом, ординарец продолжал:

– И угораздило же ее! Мисс Кордия очень расстроилась, майор.

Лайам только успел сообразить, какое именно несчастье обрушилось на пожилую компаньонку, когда дверь распахнулась, и в комнату вбежала его сестра.

– Лайам! – воскликнула она. – Харви сказал тебе, что случилось с миссис Пратт? Что она… она…

Как хороший брат Лайам позволил сестре броситься в его объятия. Решив, что его костюм и воротничок и так уже испорчены навсегда, он крепко прижал к себе молодую леди. Крепче, чем раньше прижимал Эмелайн. Лайам дал сестре хорошенько выплакаться. Затем он усадил ее напротив себя и попросил рассказать, что, собственно, произошло.

– Миссис Пратт действительно сломала ногу или только растянула связки? – спросил он.

Мисс Кордия Уиткомб вытерла симпатичный носик малюсеньким белым кружевным платочком, а затем поведала брату свою версию печального инцидента и его последствия.

– Это не растяжение, – сказала она. – Каким-то непонятным образом миссис Пратт оступилась на последней ступеньке лестницы и упала. Сломана голень. Доктор Винсон наложил ей гипс, дал настойку опия и уложил в кровать. Он сказал, что миссис Пратт должна лежать, по крайней мере, две недели.

– Ну да! – хмыкнул ординарец. Только никаких «должна». Миссис Прюн-Пусс[2]2
  Prune-Puss – красно-лиловая киска.


[Закрыть] может пролежать на кровати еще двадцать лет с громадным удовольствием, не вставая, и это точно, не будь я Феликс Харви! И если вы спросите меня, так я вам отвечу, что она специально изобрела хороший предлог немного отдохнуть. Это для нее отличный шанс. Не надо никуда выезжать с молодой мисс, не надо носиться по городу с утра до вечера. Я думаю, майор, что в ее возрасте она, конечно, уже устала, и…

В это время в комнату вошел лакей, неся на подносе сандвичи и пиво. Поставив поднос на маленький столик рядом с Лайамом, слуга спросил:

– Что еще изволите, милорд?

– Милорд! – повторила эхом сестра. – Как это интересно звучит!

Затем, словно вспомнив, она сказала:

– Когда я получила твое письмо, в котором ты сообщал о смерти кузена Амброуза, миссис Пратт сказала, что мы должны повременить с этим сезоном, пока не пройдет время, приличествующее трауру.

И она воскликнула:

– Целых три месяца!

Девушка посмотрела с мольбой на брата.

– Ты тоже так думаешь? – спросила она. Лайам отпил большой глоток пива, прежде чем ответить.

– Никакого траура. Даже ни одного дня. Амброуз Уиткомб был недостойным человеком. Мало того, что он не уважал родителей, так он еще и нам пытался причинить неприятности. Почему мы должны чтить человека, который не чтил своего отца?

Мисс Кордия смотрела на него удивленно.

– Но люди…

– А люди, – ответил он, – пусть говорят, что им хочется. Леди Сеймур не желает притворяться, и я тоже.

– Леди Сеймур?

Синие глаза Кордии стали круглыми от удивления.

– Но я думала, что кузен Амброуз был вдовцом! – сказала она.

Лайам мысленно обругал себя. Зачем он выболтал эту информацию?

– Кузен женился снова, как раз незадолго до своей смерти, – объяснил Лайам.

Изумлению мисс Кордии не было предела.

– Но кто бы мог выйти замуж за такого человека? – воскликнула она. – И почему?

Лайам не желал говорить о действительной причине. Он медлил с ответом и пил пиво.

– Конечно, – сказала сестра со всей мудростью своих восемнадцати лет, – пожилые леди не задумываются очень долго, когда выходят замуж.

Лайам чуть не поперхнулся. И пока он кашлял, Феликс Харви решил сам просветить девушку.

– Ее светлость вовсе не старая.

– В самом деле? Значит, она молоденькая?! Откашлявшись, Лайам сказал:

– Возраст женщины, как и ее красота, зависит от того, кто на нее смотрит.

Заметив недовольство сестры таким уклончивым ответом, он поспешил добавить:

– Леди Сеймур на несколько лет моложе меня.

– Моложе тебя?! И она вышла замуж за человека, который старше нашего отца! – Она сморщила носик. – Как это недостойно! Надеюсь, она счастлива, что добилась своего.

– Пожалуйста, убавь тон, – сказал ей брат. – Эмелайн настоящая леди, и мы окажем ей уважение, которого она, безусловно, заслуживает.

Кордия посмотрела на него, явно заинтригованная.

– Эмелайн, ты сказал? – И, не получив ответа, продолжила: – Какое красивое имя, не правда ли?

Лайам отпил еще пива. Она подождала, когда он сделает глоток, и отодвинула от него кружку.

– Эта Эмелайн мне понравится? – спросила Кордия.

– Кто может сказать…

– А тебе? Тебе она нравится? – настаивала сестра.

Лайам задумался над этим вопросом, вспомнив, как держал Эмелайн в своих объятиях.

– Она забавная.

Не желая дальше обсуждать их новую родственницу, Лайам перевел разговор на другую тему.

– Что касается твоего сезона, – сказал Лайам, – то мы бы не стали его откладывать. Но раз миссис Пратт сломала ногу и не может исполнять свои обязанности, то боюсь, что придется действительно подождать до весны.

– Но я…

Молодая леди низко опустила голову. Пушистые локоны упали на лоб, скрыв от брата ее лицо. И ее разочарование.

– Мне очень жаль, дорогая, – сказал Лайам. – Потому что я знаю, как ты ждала этого сезона.

Подняв голову, Кордия посмотрела на брата. Губы ее слегка дрожали.

– Не надо извиняться, – сказала она. – Ни один брат не может быть таким щедрым. И таким терпеливым, как ты. Но только…

Только – что? – спросил он.

– До весны еще так далеко. А есть надежда, что у меня будет новая компаньонка?

Лайам покачал головой.

– Боюсь, что нет. Ты помнишь, с каким трудом я убедил миссис Пратт тебя сопровождать?

Феликс Харви решил добавить:

– Да уж, и намучился майор с этой старой перечницей. И денег ей пришлось дать немало.

Молодая леди шепнула почти неслышно:

– Это очень дорого?

Лайам бросил на ординарца укоризненный и значительный взгляд, а затем ответил сестре:

– Речь вовсе не о цене. Важно то, что все опытные компаньонки уже разобраны. По крайней мере, те, с которыми можно выйти в свет. Вряд ли мы сможем найти другую компаньонку за оставшееся до открытия сезона время.

Молодая леди вздохнула. Она была явно очень расстроена.

– Успокойся, девочка, – сказал Харви. – Тебе всего-то только восемнадцать лет. Шесть месяцев в этом возрасте роли пока не играют.

Ничего удивительного, что после такого совета Кордия совсем расстроилась. Она медленно пошла к двери, опустив плечи. Но вдруг остановилась.

– Я знаю! – воскликнула девушка.

Ее плечи сразу распрямились. И когда она повернулась к брату, на ее лице, только что очень грустном, сияла ослепительная улыбка.

– Лайам! Я знаю, кого мы можем попросить сопровождать меня. Даже странно, что ты сам о ней не подумал!

Двое мужчин удивленно смотрели друг на друга. О ком о «ней»?

– Я попрошу мою кузину сопровождать меня, – счастливо заявила Кордия. – Я попрошу леди Сеймур.