Текст книги "Чай со звездным сиянием. Книга 2"

Глава двадцать первая,
в которой много горького пива и горьких слез

 
Счастья больше уже не будет,
Жизнь – осколками, как стекло…
Хорошо, что бывают люди,
Что спасают тебя назло
Неурядицам и ошибкам,
Тянут руку в который раз
И дают твоей жизни зыбкой
Долгожданный бесценный шанс.
 

Экран электронного блокнота с заказами погас, меню унесли, и вставший не с той ноги Уилл продолжил мысленно сетовать: «Вот зачем надо было тащиться в кафе? Раз уж она приехала сюда, могла бы и к нам зайти. А то дойди, закажи, подожди, еще и не одни сидим в такую рань. Лучше б я поспал нормально».

Он оглядел спутников. Дирк зевал так, что казалось, вот-вот послышится хруст челюстей, Кадер таращился в одну точку, а Эсси отдувалась за всех, поддерживая разговор.

Анна – именно она вытащила всю компанию из дома – пристально смотрела на своих соседей по столику, перекидываясь с Эсси дежурными фразами. Если джинн и ундина не вызывали у нее вопросов, то Уилл часто ловил на себе изучающий взгляд. В то время, когда дриада не рассматривала его, ее внимание было приковано к лепрекону – видимо, уже знала о произошедшем от Шалимара.

– Сте-ену постро-оили? – вопрос Дирка дважды прерывался зевками. Под «стеной» он подразумевал заклинание искажения восприятия, мешавшее людям вокруг подслушивать их.

– Угу, – успокоила его Эсси. – Как только вошли, сразу построили.

– Ну, тогда можно и нормально потрепаться, без этой заговорщицкой чепухи, – лепрекон вытянул ноги. – Надеюсь, ты в этом заклинании шаришь и потом у той милой парочки в углу не возникнут к нам вопросы.

– Это же одно из базовых! А как я, по-твоему, экзамены закрыла? – задала закономерный вопрос ундина.

– Ну-у… Глазки красивые, или денежку занесла, – Дирк изобразил, как накручивает несуществующий локон на палец.

– Очень смешно, – отмахнулась Эсси, не пожелав тратить время на дальнейшие препирательства.

– Ладно, знаю я, что ты честная и все делаешь сама, – пошел на попятный лепрекон. – И в Комитете у нас все честные. Почти.

Эсси продолжать спор не стала – не до того было, да и разводить дрязги, пусть даже безобидные, перед Анной не хотелось.

Уилл перевел взгляд на гостью (она была, скорее, несостоявшейся гостьей), и карие глаза молодого человека встретились с почти такими же, только на пару тонов светлее. Обычная женщина в годах. Не скажешь, что она дриада. Он бы скорее Терезу в арикъялны записал.

Одежда как будто стыдилась своей хозяйки и от этого сидела как-то неуверенно, кривовато, съежившись. Если такое, конечно, вообще можно было сказать об одежде. Волосы она красила: под светлыми прядями, спускавшимся чуть ниже плеч, прятался русый оттенок.

– Мир стал меняться с абсолютно космической скоростью, – жаловалась Анна. – Стоило побыть в другом месте пару месяцев, а тут уже все с ног на голову перевернули.

Уголки ее губ были немного опущены, и от этого она казалась грустной и задумчивой одновременно.

– Не знаю, не знаю, – повел плечами Дирк. – Как по мне, раньше тоже были жутко насыщенные событиями времена. А вот прогресс – да, если лет сто назад он бежал бодрой рысью фермерской лошаденки, то сейчас он летит со скоростью реактивного самолета. Но тут уж никуда не денешься.

Анна кивнула, выражая согласие.

– Это да, бесспорно. – Глубокий вдох. – Итак, что вы хотели обсудить? Если что – я и сама не против поговорить и выяснить все поподробнее. Представители Комитета ввели меня в курс дела, но слишком уж в структурированном и официальном виде.

– Спасибо, – поблагодарила Эсси. – Вас ведь во второй половине ноября уже не было?

– Да. Вернулась позавчера. Я ненадолго, дней на десять всего. Потом отпуск закончится.

– А письма с угрозами вам приходили? – спросила ундина.

– Ой, можно на «ты»! Да, приходили. Еще осенью, три штуки. А потом я уехала.

– Из-за писем? – не удержался Уилл.

– Шутишь, что ли? В командировку.

– А где работаешь?

– Банк Австрии[20]20
  Не Центральный банк страны, а тот, который часть «Юникредита».


[Закрыть].

Уилл присвистнул.

– У тебя нет идей по поводу того, кто мог их писать? – Эсси не дала молодому человеку выразить свой восторг словами.

– Конкретных – нет, – брови дриады сдвинулись. – Это кто-то из нашей местности, думаю.

«Потому что письма доставили вручную, на марках нет штампа. Это мы сами знаем. Даже догадываемся, кто их доставлял, будь эти двое неладны. А новенькое-то что-то расскажешь?» – размышлял Дирк.

– Точно не кто-то из тех, кому письма приходили – иначе это было бы неразумно, – продолжила дриада.

– А как же отвести от себя подозрения? Тоже ведь вариант, – предположил Уилл.

– Тогда можешь и самому себе не верить для профилактики, – усмехнулась она. – Меня беспокоит, что некто откуда-то добыл наши адреса. Возможно, натаскал из баз человеческих организаций, где мы работаем, но это звучит абсурдно. А возможно, просто стащил из нашей базы.

Дирк и Кадер почти одновременно напряглись и начали чесать подбородки – почему же вариант с базой Совета не пришел им в голову ранее? Уилл тоже хотел присоединиться, но вспомнил, что у него благодаря собственным ежеутренним стараниям даже щетины нет, а потому это будет смотреться несолидно.

– А почему вы думаете, что мы обязательно должны знать или хотя бы видели этого предполагаемого бандита? – усомнилась Анна.

– Статистика, – отрезал лепрекон. – Примерно половина погибших насильственной смертью знала своих убийц или того, кто их нанял. С грабителями процент поменьше, но у нас ближе к первому, учитывая организованное нападение. Никаких гарпий, я так понимаю, тут никто не знает, значит, вопрос в нанимателе.

– Очень оптимистично. Спасибо, Дирк, – Уилл закатил глаза.

– С цифрами не поспоришь, малек, не ерничай.

– Ты хочешь сказать, что адресант был знаком со мной? Или с вами? Или с Берном, Симоном или Терезой? Но это же… – продолжать Анна не стала. Уилл подметил, что она волнуется.

– Я предполагаю, – пожал плечами Дирк.

– Но мало кто знает сразу нескольких из нас. Вон Анна вообще из другого города, – возразил Кадер, очнувшийся от долгого молчания. – Только если в Совете или Комитете…

– И-мен-но! – в голосе лепрекона сквозило мрачное торжество. – И адреса работникам легко достать, между прочим. А в Комитете эту версию в открытую прорабатывать не станут, ясное дело, потому что репутацией дорожат.

– Но ты же не хочешь сказать, что кто-то из тех, кто пытается тут найти преступников, и есть преступник?! – Эсси эта версия явно не понравилась.

– Это всего лишь теория, без паники, – Дирк заерзал на стуле. – Но сбрасывать ее со счетов я бы не стал.

– А Шалимар предположил, что дело именно в арикъялнах и местности. Не зря же и в письме это указано, – ундина не отступалась.

– Тоже вариант, – согласилась Анна. – Но что им в этих краях надо? Предмет какой-нибудь зачарованный ищут?

– Мы уже думали об этом. Вряд ли. Искали бы спокойно и с нами, он же не у нас в домах спрятан. Да и вообще, что может стоить мороки с запугиванием всех арикъялнов в округе? Никаких сверхмогущественных артефактов не существует, они только в сказках есть, наших и человеческих. Конечно, бывают вещи помощнее моего компаса, и прилично, но их не так уж много. Да и что им здесь делать? Версия Николаса с каким-то спрятанным магическим производством кажется более реалистичной. Может, кто-то зачаровывает оружие или пытается приворотные зелья готовить на продажу. А следы их производства мы можем заметить, вот они и пытаются всех отсюда выгнать. Чтобы никто ничего не заподозрил.

– А приворотные зелья существуют? Они работают? – Уилл оживился и решил не упускать случая помучать своего проводника вопросами.

– Скорее нет, чем да, как по мне. Это не столько зелье, сколько зачаровывание жидкости. У нее даже состав варьируется, важно именно заклинание. Оно дает эффект, но всего лишь на пару дней. Сердцу ведь не прикажешь полюбить. И вообще, это запрещено международным объединением Советов арикъялнов. Попадешься на таком колдовстве – загремишь в изолятор. Но это справедливое наказание, приворотное зелье обычно используют для всяких мерзких делишек, потому что даже безнадежно влюбленным не нужно мимолетное двухдневное счастье.

– Ну да, с помощью него, например, на деньги можно развести, – протянул Дирк.

– Только не говори, что ты так делал, – голос джинна посуровел.

– Я – нет, – поспешно оправдался лепрекон. – Но я знал парочку тех, что делали.

– Хм, то есть кто-то собирается тут массово штамповать запрещенные к продаже вещи? Неплохая версия, – одобрила Анна.

– И довольно вероятная, – повел плечами Уилл.

– Слушай, а сами письма у тебя не с собой? – решила попытать удачу Эсси. – Я не помню, просила ли я захватить их, когда писала тебе.

– К сожалению, нет, – Анна опустила глаза. – Я их изорвала и выбросила как раз после получения третьего, уж больно они меня раздражали. На мелкие кусочки и прямо в мусорку для бумажных отходов, все как положено.

Дирк не смог подавить смешок и, резко дернувшись, пролил только что принесенный кофе.

– Как кстати порой приходится концепция раздельного выброса мусора! Я ее ужасно люблю. Жаль только, некоторых бесящих тебя людей нельзя в отдельный контейнер выбрасывать. Но, с другой стороны, это ж органика… – он заговорщицки подмигнул Уиллу. – Да, Уолтер?

Уилл развернулся, собираясь ткнуть обидчика в бок, но его легонько коснулась Эсси.

«Не поддавайся. Он сегодня просто не с той ноги встал и бушует больше обычного», – говорил ее взгляд, и молодой человек благоразумно принялся жевать свои блинчики с медом.

Периодически отвлекаясь на еду и проверку защитного заклинания, арикъялны и человек обсудили еще несколько возможных вариантов, но они казались притянутыми за уши. В итоге остановились на двух главных вопросах: «Появятся ли снова письма или гарпии-бандиты?» и «Чем так интересна эта местность, что кто-то хочет нас отсюда выжить?». Беспокоило то, что работники Комитета, прочесав все городки вокруг озера, не нашли ничего подозрительного. Ни неопознанных следов магии, ни незарегистрированных арикъялнов, ничего. Возможно, они просто не то искали. А возможно, там действительно ничего не было, и все их сегодняшние предположения были лишь гаданием на кофейной гуще.

Через пару часов они разошлись. Анну проводили до вокзала, договорившись, что все будут продолжать искать информацию параллельно с Комитетом, а через неделю встретятся опять, если появятся новости. Пока ждали поезд, дриада украдкой рассматривала браслет Кадера, видимо, гадая, как же он работает, но это удалось подметить только Уиллу: джинн все еще пребывал в рассеянном состоянии.

– Ты что, не выспался? – забеспокоился молодой человек.

– А? Нет, все в порядке. Просто задумался.

– Ага, на пару часов. Что тебя так тревожит-то? – голос Уилла звучал совершенно непринужденно, но джинн почувствовал, что тот беспокоится.

Дилемма. Врать Уиллу не хотелось. В очередной раз дергать Эсси – тоже, но на повестке стоял выбор одного из двух. Кадер решил сказать правду.

– По мелочи: желания и, собственно, то, что мы сейчас обсуждали. – Они остановились на минуту, пока Дирк завязывал шнурок, и теперь смотрели друг на друга.

– Ну, обсуждение – это понятно, я тоже беспокоюсь, – истово закивал молодой человек, – а с желаниями-то что?

Он заглянул Кадеру в глаза: то ли черненое серебро, то ли далекая грозовая туча. Цвет холодный, а взгляд – теплый, как и всегда, разве что немного задумчивый. Значит, ничего страшного. Но спросить все равно стоит.

– Это меня касается?

Да, вопрос звучал странно, но он обещал Кадеру не болтать об их недавнем разговоре другим. Джинн должен понять, что он имеет в виду.

Стоявшая чуть поодаль Эсси вытянулась в струнку от напряжения.

– Нет, это не касается никого из вас, – успокоил его проводник. – Я, скорее, о будущем думал.

Ундина заметно расслабилась.

– А что не так с будущим? Не знаешь, как все сложится? – не унимался Уилл.

– Вроде того, – усмехнулся Кадер. – Не могу решить, стоит ли потом мне еще с желаниями возиться.

– Но ты же говорил, что нормальные джинны с ними предпочитают не сталкиваться лишний раз… А, точно! Я слышал, у вас особая магия есть! Без выполненных желаний ее не освоить, или как-то так. Ты про это думаешь?

– Слушай, я скоро устану поражаться твоей способности делать логичные выводы! – восхитился Кадер.

– Может, он и преступников нам вычислит, раз такой умный? – встрял справившийся со шнурком Дирк.

– Да, я думаю именно об этом. Стоит ли игра свеч и нужна ли мне эта способность, учитывая то, что желания действительно оказались трудом, и трудом нелегким.

– А сколько желаний нужно выполнить для обретения способности? Три, как в сказках? – Уилл вдруг подумал, что он сморозил глупость, но было уже поздно.

– Почти. Изначальная формулировка такова: «больше трех». Люди, услышав об этом каким-то образом, оставили только число, не упомянув условие. А это важно, между прочим, это как потерять знак в алгебре! Будь там просто «три», я бы сегодня ни о чем не волновался.

– О-о-о, только не начинай про алгебру! Знаю я, как вы, джинны, любите этим побахвалиться! – начал ныть Дирк. – Уже доводилось слышать.

– Я вроде не собирался, – пожал плечами Кадер. – Но, если что, могу рассказать, Уиллу точно будет интересно. – Он хитро улыбнулся. – Так вот, алгебра как наука…[21]21
  На самом деле термин «алгебра», вместе с множеством математических законов, которые мы используем по сей день, был введен средневековым ученым аль-Хорезмѝ. Не исключено, что он на самом деле был джинном. А вы думаете, почему даже год его смерти точно не известен и в один прекрасный момент упоминания о нем просто исчезли из всех источников? Джинны раньше вообще любили науку. Да и по сию пору любят, просто сейчас возможностей самовыражения стало значительно больше.


[Закрыть]

– Нет, нет и еще раз нет! Пожалей мои нервы, их мало осталось! Будешь вещать, когда я окажусь подальше!

– Ладно, давай в следующий раз, а то он нас ночью задушит, – примиряюще сказал Уилл. – Так что там с желаниями? Получается, «больше трех» – это четыре?

– «Больше трех» – это больше трех, – тон Кадера вдруг напомнил молодому человеку их первую встречу в запертом торговом центре. Была в нем какая-то недосказанность. – Это четыре. Или десять. Или сто. Или три выполненных и одно прерванное, которое формально считается выполненным. Оно как половинка желания. Но обычно это действительно четыре: все, кто решает рискнуть, выполняют необходимое и достаточное условие, а дальше не лезут – берегут нервы и здоровье.

– А что будет, когда выполнишь эти четыре? – Уилл забрасывал друга вопросами с такой же частотой, с какой баскетболисты забрасывают мяч в корзину в среднестатистическом матче.

– Получишь возможность использовать заклинание, которое арикъялны не могут применить в одиночку – слишком много сил оно отнимает. Проблема в том, что каждый раз оно будет срабатывать с определенной вероятностью, которую, кстати, до сих пор точно не оценили. Вот почему заклинание довольно спорное. Представь: ты колдовал, тратил силы, а эффекта не получил. Все впустую. В любом магическом поединке это верный шаг к проигрышу. Поэтому многие отказываются от четырех желаний и выполняют одно, по минимуму – чтобы сохранить способность к магии.

– А что за заклинание такое странное? – спросил Уилл, но ответа не последовало: им позвонил Шалимар.

Оказывается, ракшас уже получил подробный отчет о происходящем от подчиненных, но решил проверить и поинтересоваться еще и у местных граждан в лице Эсси, Берна и Симона. После короткого обмена новостями он с досадой сообщил, что никаких зацепок на новой местности пока не было обнаружено, и отключился. Про заклинание Уилл благополучно забыл, и его вопрос так и остался без ответа. Дальше день шел по стандартному сценарию: отдохнули, пообедали, а через пару часов Дирк отпросился прогуляться и внезапно пропал.

* * *

– Да что ж такое! – Эсси уже в пятый раз набирала номер Дирка, но ответа все не было. Сообщения от Уилла тоже остались без внимания.

– Интересно, куда он запропастился? Раньше он так надолго не исчезал и даже до того магазина, что подальше, ходил с кем-то из нас.

– Ставлю на то, что он пошел сливать информацию бандитам, – пошутил Уилл.

– Ну да, или отправился опять с кем-нибудь заключать «выгодную сделку». А потом придет хвастаться и рассказывать, что все до сих пор верят в бесплатный сыр, а на самом деле бесплатно могут только ограбить, – Эсси решила не оставаться в стороне.

– Такова специфика бизнеса, – передразнил лепрекона Уильям. Получилось довольно похоже, и все прыснули со смеху.

– Да ладно вам, может, ему просто надо побыть одному. Вряд ли он под носом у Шалимара выкинет что-нибудь подозрительное, – повел плечами Кадер.

– Дирк-то? Да кто ж его знает. Он разве что деньги не предаст, – беззлобно проворчала Эсси.

– И барную стойку, – ввернул Уилл.

– Ладно, это мы так. – Она вдруг притихла, словно устыдившись самой себя. – Шутки шутками, а ему и вправду не стоит расхаживать одному. Конечно, он всегда может в случае чего Комитет предупредить с помощью заклинания – они же все еще в городе. Но и заклинание могут перехватить, и ребята-сотрудники могут не так близко оказаться.

Я волнуюсь.

– Да уж, – посетовал Уилл. – А учитывая то, что боец в плане магии из него никудышный, все как-то совсем невесело,

– Кстати, по поводу барной стойки! Ты мне сейчас одну неплохую идею подсказал! – оживился Кадер. – Я, возможно, знаю, где Дирк. Он как-то на днях упоминал, что хочет пойти в один паб…

– Так, и что? – перебил его Уилл.

– Пойду проверю это место, – спокойно пояснил джинн.

– Один? Может, не стоит? – в голосе Эсси пряталась тень тревоги. – Оставайся, а? Надо дождаться Берна, он в течение часа обещал заглянуть. Привезет вторую часть моего новогоднего подарка, которую ему тогда не успели доставить, и заберет пирог. Звонить и просить его не приходить или оставить все у дверей невежливо, мы и без этого из-за Симона вчера ему отказали.

– Ну не всей же гурьбой нам туда идти, Дирк разозлится небось, – нахмурился Кадер. – Подумает, мы шпионим. Не переживай, я оставлю вам адрес паба, про который недавно шла речь, – думаю, он там сидит – и буду писать о том, как обстоят дела. Если вдруг от меня не будет новостей – разрешаю бить тревогу. Только ребят из Комитета с собой прихватите.

– Ох, – Эсси вгляделась в спокойное и решительное лицо друга, – тебя и правда тот случай никак не задел? Тебе не страшно одному?

– Почему же? – удивился джинн. – Я тогда научился осторожности и понял, как действую в экстренной ситуации. Боюсь ли я теперь? Знаешь, у нас говорят, что страх хуже зыбучего песка – он расправится с тобой прежде, чем твои враги. Поэтому лишний раз бояться я просто не вижу смысла. Немного беспокоюсь – да, но не больше положенного.

Ундина понимающе кивнула.

– Поэтому оставайся с Уиллом – это хотя бы гарантирует, что ты не будешь паниковать в одиночестве, а то я тебя знаю, – шутливо-укоризненно проворчал Кадер. – А я быстро сбегаю, проверю паб и вернусь.

– Ладно, – наконец, согласилась Эсси. – Обещай, что с тобой все будет в порядке. И с Дирком пусть все будет хорошо.

– Угу, – эхом отозвался Уилл.

– Обещаю. Вернусь быстрее, чем вы успеете доесть остатки пирога.

* * *

Ирландский паб «Сердце, руки и корона»[22]22
  Это название отсылает к реально существующему прототипу этого заведения – пабу «Кладдах» (Claddagh) на Пернхартгассе в Клагенфурте. Кладдах – ирландская деревня, знаменитая тем, что там зародилась традиция изготавливать кладдахские кольца. Кладдахское кольцо преподносится в знак любви или крепкой дружбы, а также часто передается из поколения в поколение в семье. Такое кольцо обычно выполнено в форме рук, держащих коронованное сердце, – это символизирует любовь, дружбу и верность. Вот такая цепочка преобразования названий.


[Закрыть] был одним из тех заведений, которые работали даже зимой, не зная отбоя от посетителей. Сводчатый потолок, увешанный флажками и фотографиями, навевал мысли о погребе, но это не казалось странным – в конце концов, где еще хранить алкоголь? В углах помещения царил приглушенный полумрак – в противовес нескольким ярким участкам в центре и барной стойке с зеленой подсветкой. В воздухе витали легкие запахи дерева, пива и еды.

Сгустились сумерки, поэтому за столиками сидело уже приличное количество народу. Лепрекон встряхнулся, выискивая свободное место поудобнее. Те два, что были у самого входа, его не устраивали, а чутье и тот факт, что он уже бывал в этом пабе в декабре, подсказывали, что стоит пройти вглубь и осмотреться там.

Его надежды оправдались – в одном из дальних полутемных углов притулился небольшой стол, за которым могло уместиться два-три гостя. «То, что надо» – подумал лепрекон и небрежно бросил куртку на спинку стула.

Следующие полчаса Дирк таращился на лакированную поверхность стола, местами поцарапанную посетителями, жевал гренки, запивая их горьким темным пивом, и размышлял обо всем, что накопилось в его душе за последнее время. Оно напоминало сугроб, что растет с каждым снегопадом до тех пор, пока верхушка не обрушится или кто-то его не расчистит. И сейчас лепрекон как раз занимался раскапыванием мысленного сугроба – наедине с кружкой и подальше от всех.

Что там сказанул этот джинн на прошлой неделе? Чай спасает от всего? Глупости. От неудачного дня, несостоявшихся планов, вопросов, оставшихся без ответа, – да, пожалуй. Но что делать, если старая рана снова заболела? Если ты никак не можешь забыть прошлое? Выпить чаю? И это поможет? Маловероятно.

За свою долгую жизнь Дирк разочаровался в дружбе и товариществе, в поддержке и бескорыстности. Он был настолько подавлен, что возвел вокруг себя стену, которая была призвана охранять его от всех, кто вновь пытался втянуть его в этот круговорот доверия и взаимовыручки. Его последний оплот. Ограда, причинявшая ему не меньше боли, чем причиняло бы ее отсутствие.

Дирк ненавидел, когда ее пытались уничтожить. Когда снаружи, с той стороны, слышался шорох, когда бились, царапались, шатали стену – тяжелую, как крышка гроба. Еще бы гвоздей туда повбивали!

– Уходите, уходите все… Я сам себя уже давно похоронил.

Но не тут-то было. Снаружи опять стучали. Дирк злился и страдал.

Эти трое подарили ему надежду на то, что можно не быть одиноким. Но как свыкнуться с этой надеждой, если весь его жизненный опыт доказывал обратное?

Здравый смысл подсказывал: крайне сложно. Но для его новых знакомых опровергать устои, с которыми он жил, казалось в порядке вещей. Дирк пару раз всерьез задумывался: не сумасшедшие ли они? Какую выгоду они получат от того, что заботятся о нем? Почему не сбагрили его Комитету?

На все эти вопросы у лепрекона однозначных ответов не было. Как и на подаренную губную гармошку, которую он берег теперь не хуже кошелька с банковскими картами, на заколдованные носки и пару свитеров, на оставленные ему после завтрака куски пирога, на предоставленную крышу над головой и на то, что они косвенно заступились за него перед Шалимаром. Его долг перед ними, не измеряемый в деньгах, рос с каждым днем, а ему было страшно его принимать – ведь не знал, как возвращать будет. Он прятал свое беспокойство за саркастичными шуточками и подколами, втайне надеясь, что от этого его возненавидят и их отношения закончатся на том, что его выставят. Это многое упростило бы. Но не тут-то было: кажется, терпения у этой троицы было больше, чем за̀мков в Германии. Ну, или их это просто забавляло.

Легко выдрать сорняк, когда он еще мал и не успел прорасти глубоко в землю, – потянул за верхушку, выкинул куда подальше и живешь себе припеваючи. Дирк часто «выдирал» так пытавшихся наладить с ним отношения людей и арикъялнов, случайные моменты – приятные и не очень, зарождающиеся чувства. Но что делать, если сорняк уже прилично подрос? Если пустил корни – крепкие, цепкие, тянущиеся во все стороны, не дающие спокойно спать по ночам? Вырвешь его, а они останутся там, в черной бесконечности почвы. И через некоторое время на том же месте снова зазеленеют побеги, ехидно напоминая тебе о твоей беспомощности. И опять по кругу.

– Да пошли вы. Все трое, – прошипел Дирк, злобно уставившись в кружку стаута (уже вторую по счету)[23]23
  Стаут – темный элевый сорт пива, изначально появившийся в Ирландии. Дирк, конечно же, пьет «Гиннесс».


[Закрыть].

– Никуда я не пойду, – раздался за спиной знакомый мягкий голос. – Я только пришел, а на улице еще и снег начался.

– А-а-а! – лепрекон подскочил от неожиданности, чуть не рухнув на пол вместе с кружкой. – Нельзя так пугать, я едва не умер тут!

– Мне казалось, тебя так просто не напугаешь, – Кадер отодвинул стул и сел, стряхнув перед этим остатки мокрого снега с воротника.

– Э! – запротестовал Дирк. – Давай уматывай. Что ты здесь делаешь?

Кадер аккуратно подвинул наполовину пустую тарелку с гренками, сыром и прочими закусками и, выложив телефон из кармана на стол – Эсси он уже успел написать, – воззрился на лепрекона:

– Если я скажу, что просто проходил мимо, а на самом деле направлялся в магазин, ты все равно не поверишь. Искал тебя.

– Замечательно. Нашел? Можешь разворачиваться и укатываться.

– Да уйду я, уйду, – успокоил его Кадер. – Ты только скажи, надолго ли здесь и чем занимаешься.

Джинн уже успел применить заклинание – то же самое, что Эсси утром. Теперь никто не услышит их разговор и не обратит на них внимания, даже если они будут странно себя вести.

– Какая тебе разница? Я думаю, – безуспешно пытался спровадить незваного гостя Дирк. – Ты вот о будущем думал, а я думаю о прошлом. День сегодня такой. Думаю и пью. И только попробуй что-нибудь сказать по этому поводу! – он погрозил Кадеру кулаком.

– Я понял, – спокойно ответил джинн. – Могу посидеть тут и подождать, могу уйти, если хочешь. Только скажи, во сколько вернешься, и отвечай на звонки или хотя бы на сообщения. – Он потянулся за курткой.

– Нет уж! – заворчал Дирк. – Раз приперся – сиди.

Он был чертовски зол. Ой, не вовремя этот непутевый притащился! Тем хуже для него.

Сугроб из мыслей и сожалений неуклюже развалился, зацепив целую лавину воспоминаний. Она неслась с горы, а внизу стоял Кадер, совершенно не представляя, что его ждет.

– Я все равно в ближайшие полчаса никуда не сдвинусь. Раз ты такой любопытный – могу поделиться своими мыслями, если захочешь слушать. Только потом не ной и не нуди, что тебе скучно или противно.

В глазах Дирка горел вызов: выдержишь или отмахнешься, как делали другие? Он бы ни за что не стал рассказывать об этом при всех, да и одному Кадеру не стал бы при других обстоятельствах. Но из-за выпитого он оказался более разговорчивым и уязвимым, и его вдруг потянуло на откровенность.

Кадер едва заметно кивнул, выражая согласие. Он мог не заметить неискренность или неблагодарность, мог ошибаться по поводу других, но такой явный призыв выслушать не мог остаться незамеченным.

И Дирк начал свой рассказ.

* * *

– Мне говорили, я везучий: родился тогда, когда хотя бы было что пожрать. Так-то это правда: времена Великого Голода я не застал, хотя ни о какой роскоши и разнообразии говорить не приходилось[24]24
  Великий Голод также известен как Ан Горта Мор. Так называют период с 1845 по 1849 год, в течение которого из-за неурожаев и болезней четверть населения Ирландии погибла или эмигрировала.


[Закрыть]. У арикъялнов в Скрытых Городах в те годы работы особо не было: денег на одежку, еду да всякие первостепенные вещи хватает – и хорошо, куда там магические побрякушки и прочее? Вот и шли в люди, там хоть что-то можно было добыть. Магия-то не панацея от всего, как сейчас многие любят думать.

Он снова отхлебнул. Так уж водится в пабе: взял слово – пей в процессе, чтобы и самому освежиться, и слушателям дать осознать.

– С родителями, правда, у меня так себе вышло. Отец в шахте погиб, не дожив месяцев пять до моего рождения – вроде как крепления обрушились. Мать меня не шибко жаловала: без кормильца в семье ребенок – обуза, в те-то времена. Да и поговаривали, что отца она не любила, а любила какого-то ушлого заезжего кобольда, который больше года в нашем городе не прожил. Потому и назвала меня немецким именем, а не ирландским. В память о нем. – Дирк с досады клацнул зубами о край кружки. – Но ладно имя, у арикъялнов тогда предрассудков на этот счет уже не было, да и меня в целом устраивает. Ну, к людям ходил под именем Диглан… О, я правда до сих пор это помню? – он изумился собственным познаниям.

– Брэди Маллан, лепрекон, живший по соседству с матерью, жалел нас, хотя у него своих забот хватало: жена, сын и две дочери. Но он помогал маме и порой возился со мной – на самом деле, это здорово спасало. А когда я немного подрос, то друзей завел – вот с этим в детстве у меня проблем не было, и перестал постоянно путаться у него под ногами. С друзьями дело пошло веселее – лепреконов в нашем Ардале[25]25
  Скрытый Оазис в Ирландии.


[Закрыть] было много, что постоянных жителей, что проезжих – молодежи хватало. Ясное дело, не сплошные одногодки, но все мы были рождены в пределах десяти лет: я, заводила Тар-Майран, мой единственный ровесник, парочка шустряков помладше, Гай и Бартл, и трое старшеньких – Финн, Лир и Кон, если я ничего не запамятовал. Мы дружно учились магии, помогали взрослым – наши первые подработки, в человеческие города выходили, когда нас отпускали. Со старшими я не так много времени проводил, я у них больше учился, а вот с Таром мы были не разлей вода. Я был, скорее, изобретательным и дипломатичным, да и за словом в карман не лез, а он – прорывным лидером, что всегда своего добьется, каким бы то ни было способом. Но это не мешало нам дружить. Доводилось и делить последние деньги, и в драках вместе участвовать, будь они неладны, и даже спать под открытым небом. Вкусы у нас тоже совпадали: и Дублин мы любили больше Корка, и пиво больше потѝна[26]26
  Ирландский самогон.


[Закрыть], и даже девушку мы полюбили одну и ту же.

Дирк вдруг умолк. По прохладной кружке скатывались маленькие капли, а под теплыми пальцами ее бока запотевали, как окна в старых венских трамваях. В переставшем пениться пиве он увидел отражение: круглое лицо с уставшими глазами, уже начавшими поблескивать от количества выпитого. У него был стеклянный взгляд человека, который вспомнил то, что причиняет ему глубокую боль. Это словно ковырять болячку после долгих дней ожидания – ты надеешься, что все будет хорошо, что сейчас-то на месте раны уж точно окажется гладкая, свежая кожа и тебе больше не придется вспоминать о ней до конца дней своих. Цепляешь засохшую корочку ногтем, смотришь с любопытством – а оттуда льется кровь, алая и горячая, заставляющая морщиться от разочарования и отвращения. И снова прятать рану под бинтами и пластырями, и снова ждать, пока зарастет, затянется, переболит. А потом опять дрожащими руками пытаться содрать запекшийся слой из крови и кожи. Благословен тот, у кого одна из этих попыток однажды окажется удачной! А до тех пор – каждый раз пробовать заново. Как сейчас. Не будь он так печален и пьян – не стал бы даже разговор заводить. Но молчать в таком состоянии было еще хуже.

– Мэрин была просто красавицей. Она стоила всех девчонок города, но я любил ее не за это. У нас ведь внешность – дело десятое, все равно облик менять рано или поздно. Я любил ее за улыбку, похожую на солнце в пасмурный день, за умение видеть во всем хорошее, за веру в меня. Она для каждого находила доброе слово. И пела… Ах, как она пела, ее даже скалы у моря слушали! Я старался по возможности проводить с ней время, Тар тоже не отставал. При этом мы все еще хорошо дружили и не спорили из-за дамы – все равно руку и сердце предлагать было рано. В те времена и люди, и арикъялны в Ирландии поздно вступали в брак: наученные голодом, мужчины сначала уходили на заработки, и только сколотив состояние, улаживали любовные дела. А то какой же ты кормилец без гроша за душой, пусть даже ты перспективен?

Кадер понимающе кивнул. Он видел, что сейчас Дирку надо дать выговориться, и не вмешивался.

– Мы с Таром сдали экзамены и отправились к людям. Ясное дело, выбрали Дублин – это мы давно решили. Подумали: поработаем, остепенимся, будем при деньгах, а там Мэрин пусть сама выбирает, кто ей по сердцу. Ну или гонит обоих метлой поганой и выходит за кого-нибудь еще, хотя в это я особо не верил. – Он закашлялся и снова отвлекся на кружку. – Дублин тогда как раз начал развиваться, места рабочие появились, финансы туда потекли, банк Манстера стал банком Манстера и Лейнстера и все такое прочее. Деньги водились среди «белых воротничков» – как раз можно было заработать и на себя, и на кружку, и на подружку. В денежном вопросе мы оба неплохо разбирались, и, что бы там ни говорили, не каждому лепрекону это дано. В Совете нам помогли, проследили, чтоб мы устроились, и все, дальше – сами. Я быстро освоился, права на ошибку себе не давал и вкалывал как мог. Я и сам хотел жить нормально, и мать надо было обеспечить, и на будущую семью заработать. Сначала было жуть как тяжело, но меня спасали короткие встречи с друзьями и переписка с Мэрин. Год спустя меня перестали так шпынять, да и я был уже не новичком, стало полегче. Младшие ребята тоже сдали экзамены и пришли на заработки, но у них поначалу не клеилось, и я порой помогал им с деньгами. У Тара все шло хорошо, и мы довольно часто виделись. Потом я лишился матери – прививки и лекарства от туберкулеза в те времена еще не изобрели, и битву с болезнью она в итоге проиграла. Я по-своему любил ее и уважал хотя бы за то, что она пыталась меня вырастить в те трудные времена, хоть это была не только ее заслуга. Я тосковал и надеялся на поддержку Тара или кого-нибудь из нашей дружной, как мне тогда казалось, компании, но не получил ничего, кроме нескольких сухих соболезнований – и это при том, что у нас было принято быть друг другу опорой! Это было первое предупреждение, но я не обратил на него внимания – тогда я был слишком молод и доверчив. А еще у меня были Мэрин, которая, в отличие от остальных, беспокоилась за меня, и желание жить.