Книга: Зона интересов - Мартин Эмис

Кто ты? Не знаешь. Ну так приходи в "Зону интересов", и она тебя просветит.

Что же тогда? Почему я ставлю книге высший балл? Потому что она, словно пройдясь по душе какими-то тупыми граблями, заставляет её болеть. Болеть и размышлять о природе человеческой души, в первую очередь - её тёмной составляющей. О том, что же должно было произойти с людьми, населявшими когда-то "дремотную землю поэтов и мечтателей", представителями одной из "самых высокообразованных наций, какую знал мир", чтобы между ними мог состояться подобный диалог:

- Ты согласен, что обходиться с ними хуже мы уже не можем? – Ой, брось. Мы их все-таки не едим.

Задуматься, можно ли считать абсолютно утратившим человечность того, в чью голову приходят подобные вопросы:

Если то, что мы делаем, хорошо, почему оно так дурно пахнет – точно вскрытый нарыв?.. Мухи величиной с ежевичину, черви, болезни, увы, мерзость, грязь – почему? Почему крысы, способные за раз уволочь 5 паек хлеба?.. Почему зачатие и беременность обещают здесь и матери, и ребенку не новую жизнь, но верную смерть? Ах, почему вокруг одни нечистоты, болота и слизь? Почему мы сделали снег бурым? Таким, точно его ангелы обосрали? Почему?

Почему? Warum? P.S. Необычная книга, достойная высшей оценки. Заслуживающий самых высоких похвал перевод. Интересное, расставляющее немало точек над "i", послесловие.

Класс проекта: мегапроект.

Цель проекта: создание комплекса немецких концлагерей для снижения количества / уничтожения «низших рас» в угоду «высшей» — арийской.

Категория участников проекта: 1) исполнители — арийцы; 2) объекты воздействия — евреи, поляки, русские, цыгане, французы, венгры — мужчины, женщины и дети.

Источника бюджета проекта: ежегодное государственное ассигнование.

Прибыль проекта: средний доход от труда одного узника составит 1600 рейхсмарок с учётом стоимости его личных вещей, зубов и волос, но без учёта полученного из него после сожжения пепла.

Возможные риски реализации проекта: ➠ возможность утечки информации о реализации проекта; ➠ недостаточность физических и денежных средств для утилизации большого количества трупов; ➠ высокая смертность работающих узников из-за постоянного недоедания и роста инфекционных и прочих болезней и др.

Выглядит такой проект не только страшно, но и странно. Как заметили критики, роман Мартина Эмиса отличен от других, написанных о геноциде, новым, необычным, а потому вдвойне жёстким взглядом на холокост. Рассматривая лагерный комплекс «Освенцим» как грандиозный по своей масштабности проект нацистского руководства, «Зона интересов» резко выделяется на фоне книг схожей тематики.

Почти три месяца я не могла найти слов, чтобы написать отзыв на эту книгу. С одной стороны, автор, основываясь на документах эпохи, пишет достаточно правдоподобное произведение, что уже само по себе вызывает интерес. С другой — результатами проекта явилось от 1,5 до 4 миллионов погибших людей. Не укладывается в голове. Страшно. Горько.

На фотографии: заключенные концлагеря Освенцим смотрят в объектив из-за колючей проволоки, 27 января 1945 г. (источник фотографии находится здесь)

Конечно, это не исторический роман, хоть в нём и участвуют некоторые реально существовавшие фигуры. Часть из них Эмис переименовал, так комендант Аушвица Рудольф Хёсс стал Паулем Доллем, «Прекрасное чудовище» надзирательница Аушвица Ирма Грезе превратилась в Ильзу Грезе, прозвище и должность автор за ней сохранил. Иные же высшие чины Рейха остались при своих именах — на страницах появляются Мартин Борман и его жена Герда, а также упоминаются Герман Геринг, Рейнхард Гейдрих, Йозеф Геббельс и другие. За исключением Гитлера, чьё имя в романе напрямую ни разу не произносят, обходясь прозвищами и званиями, тем самым, оставляя фюрера «Тем-кого-нельзя-называть».

Чего-то принципиально нового в тему Холокоста роман не добавляет. Как были фашисты нелюдями и демонами, так и остались. И подробные знания о том, как они совокуплялись, ели, пили, влюблялись и отправляли естественные надобности, человечности им не прибавили. Достоин ли кто-нибудь из них оправдания? Может быть пьяница и садист Пауль Долль? Ни сколько. Или влюбленный бабник Голо Томсен, разочаровавшийся в нацизме «апатичный попутчик»? Увольте. А бесстрастный служитель смерти, утративший облик человека Шмуль? Ну уж нет. Моей жалости не заслужил никто из них, но Томсен, пожалуй, был противнее всех.

В конце концов, «Зона интересов» Мартина Эмиса напоминает посредственный любительский спектакль, в котором актёры говорят по-немецки с сильным британским  акцентом.

Случайная цитата:

Мои коллеги по OMGUS часто повторяли, что новым гимном Германии стало «Ich Wusste Nichts Uber Es» («Я ничего об этом не знал»).

Год из будней Аушвица рассказан тремя голосами: члена зондеркоманды Шмуля (мужчина давно утратил всякую надежду вернуться к облику человеческому, а потому принял на себя роль бесстрастного Харона), коменданта лагеря (выведен под именем Пауля Долля, пьяницы, вуайериста и садиста, что в конечном счете делает его идентичным своему прототипу Хёссу, как ты имена ни меняй) и племянника одного из нацистских шишек Голо Томсена (похотливый, беспринципный и бесстыдный, он в целом наиболее симпатичный персонаж, потому как на фоне остальных выглядит чуть ли не ангелом). Томсен приударяет за женой коменданта, и вялый любовный треугольник в условиях лагеря служит стержнем для текста, на который уже нанизываются самые разные детали: речи нетрезвого Долля; распределение вновь прибывших на годных и негодных; планы по строительству третьего лагеря для нужд промышленников; постепенное проникновение пораженческих настроений во все слои рейха. Всё это литературное «мясо» в совокупности воспринимается как трагикомедия извращенного абсурда: смерть одного человека — катастрофа и горе, а гибель миллионов — нечто непостижимое, над чем ни порыдать нельзя, ни посмеяться. С каким пафосом и слезой на глазах Долль в праздничной речи вспоминает 14 павших немцев в Пивном путче — чтобы на той же странице спросить у Шмуля, сколько за три месяца удалось умертвить евреев, и лишь бровью повести, услышав ответ.

Однако и в этой бездне нет-нет да вспыхивают случайные искры: Эмис проработал персонажей достаточно, чтобы в каждом из них можно было найти нечто, присущее и читателям-обывателям: например, временами проявляющуюся рефлексию. «Я питал величайшее уважение к ночным кошмарам — к их разумности и артистизму. Ныне я думаю, что они жалки. Они совершенно неспособны предъявить мне что-нибудь хотя бы отчасти столь же ужасное, как то, чем я занимаюсь каждый день, — да они и пытаться перестали. И теперь мне снятся только еда и чистота», — думает в одной из сцен Долль. Рефлексия Шмуля направлена лишь на то, чтобы заглушить в себе остатки морали — чувства, которое вредит выживанию в нечеловеческих условиях. Рефлексия Томсена — иного толка: он уже в 1942-м предчувствует поражение Германии и понимает, что ему и остальным немцам предстоит жить с колоссальным грузом прошлого — настолько колоссальным, что даже встреча двоих влюбленных через несколько лет после войны будет отнюдь не радостным мигом, а острым напоминаем о том, что пришлось совершить ради выживания.

В общем, книг, подобных «Зоне интересов», довольно много, но есть ради чего прочитать и ее. Тем более, как говорит В. Г. Зебальд, которого Мартин Эмис цитирует в великолепном послесловии, «ни один серьезный человек ни о чём другом, кроме событий 1939–1945 гг., и не думает».

"– Но… о да, страдание относительно. Вы потеряли волосы и половину веса? Вы смеетесь на похоронах, потому что столько шума поднято из-за смерти всего одного человека? Зависела ваша жизнь от состояния вашей обуви? Ваших родителей убили? Ваших девочек? Вы боитесь мундиров, толпы, открытого огня, запаха мокрых отбросов? Вам страшно засыпать? Ваша душа болит, болит и болит? Есть на ней татуировка?"

Всё началось летом 1942, когда он впервые увидел её.

Всё началось летом 1942, когда он впервые увидел её.

"Что-то случилось с первого взгляда. Молния, гром, ливень, солнце, радуга – метеорология первого взгляда."

Или нет, не так. Так было бы, если бы это был банальный любовный роман, но всё началось гораздо раньше, и сообщение поездов, подвозящих за раз тысячу пассажиров, многие из которых, пройдя Коричневый домик, вскоре станут объектами, давно налажено, и булькает, воняя гнилью, на всю округу Весенний луг.

"Почти ежечасно ты чувствуешь здесь, что живешь посреди огромного, но переполненного сумасшедшего дома. "

"И люди, похожие на обглоданную птичью дужку, – обглоданную и обсосанную – выпячивают грудь и стараются передвигаться трусцой"

Место действия – оставшийся неназванным многострадальный Аушвиц, о котором не писал только ленивый. Повествование ведётся от трёх лиц – племянника Бормана Ангелюса Томсена, коменданта концлагеря Пауля Долля, и зондеркоманденфюрера Шмуля. На то, что это именно Аушвиц, косвенно указывают некоторые моменты книги, и о нём прямо говорит Эмис в послесловии. Так что Долль – это не кто иной, как Рудольф Хёсс. Насчёт племянника Бормана никакой информации обнаружить, конечно же, не удалось, это персонаж выдуманный. И уж точно ничего не найдётся о Шмуле – даже имени его, кажется, нам не сообщили. Вместо имени – зондеркоманденфюрер. Хуже не придумаешь. Пожалуй, с него и начну. У него есть дело. Не только то, которое навязано ему худшим званием, которое может позволить себе концлагерь, но и то, которое заставляет его жить. Если можно спасти хоть кого-то из тысячи – шёпот, намёк, и у циклона Б в этот день будет одной жертвой меньше. Одним объектом меньше. «Спасти», конечно, не совсем правильное слово. Верное слово – «отсрочить». Или «помочь» иным способом.

"Прошло примерно двадцать секунд, и его не стало. Зато стало немного меньше того, с чем мне придется проститься, – меньше жизни, меньше любви (быть может) и меньше воспоминаний, которые развеются, как пыль на ветру. Не сегодня, даже не завтра. Послезавтра."

Но помимо этого у него есть обязанности. Те, которые не дают смотреть людям в глаза. Те, которые давно погасили огонь внутри. Те, которые делают его незаменимым. Те, которые могут убить его в любой момент, потому что он слишком много знает. Про Шмуля написано меньше всего – коротко, отрывисто, ему и рассказать-то нечего. Поэтому о нём сложно говорить – что им двигает, кто он вообще такой. Но его главы берут за душу больше других. Хотя Шмуль эмоционально очень важный и интересный персонаж, главный герой книги всё же Томсен. С него всё началось, на нём и закончится. И на его любви к жене коменданта Долля. Любви довольно бестолковой для такого бабника, как Томсен, но тем не менее очень для него важной. Любви долгой, возможно именно потому, что ничего не вышло.

"Послушайте. Представьте себе, как отвратительно будет, если то место породит что-то хорошее. То место."

Но «надеяться – в природе человека».

"Цель? Цель состояла в том, чтобы поближе подобраться к концу надежды – исчерпать ее и попробовать от нее избавиться."

Звание Томсена, как и выполняемая им работа, не совсем ясна, однако очевидно, что он имеет определённый вес. Загадочный Томсен не так уж и плох. Только каковы его мотивы? У него есть верный друг, который в курсе всех его похождений, однако не догадывается о том, что он планирует совершить. За такое в нацистской Германии не задумываясь убивают не только друзей, но и единокровных братьев.

"…На стене конторы висит плакат: «Верность – моя честь, честь – моя верность. Борись. Повинуйся. ПРОСТО ВЕРЬ!» И я нахожу весьма знаменательным, что наше обозначение идеального повиновения – Kadavergehorsam – содержит в себе труп (это вдвойне любопытно, поскольку уничтожение кадавров – самая трудная работа на свете). Покорство трупа. Послушание трупа. Здесь, в Кат-Зет, в крематориях, в ямах: они мертвы. Но ведь и мы мертвы, мы – те, кто повинуется…"

Интересно также, что единственный реальный персонаж в книге – Мартин Борман, который по сюжету является Томсену дядей. Остальные названы вскользь, или никак не влияют на сюжет, даже имя фюрера указано только как имя одного из детей Бормана. Но родство с Борманом немаловажно для сюжета, видимо, именно поэтому Эмис сохранил ему имя. Или чтобы оставить нам хоть какие-то маячки. Третий рассказчик – педантичный комендант Долль. В своих заметках он заменяет слова цифрами потому что любит точность, и всю книгу потихоньку спивается и съезжает с катушек. Образ, который сложился в моей голове, однако, слабо похож на Хёсса, возможно, у них не так уж много общего.

"– Можешь ли ты поклясться положа руку на сердце, что не сделала ничего, способного помешать осуществлению нашего здешнего проекта? – Сделала, но меньше, чем следовало. Превратила здешнего Коменданта в жалкого пидора. Впрочем, это было нетрудно."

Тяжело, наверное, быть комендантом Кат-Зет, даже если всю грязную работу день за днём за тебя делают другие. Даже если ты пьёшь каждый день, закрываешь глаза, веришь в свою правоту и обманываешь себя, тысячи объектов никуда не денутся. Как не денется и запах. И бурый снег, точно его ангелы обосрали.

"Если то, что мы делаем, хорошо, почему оно так дурно пахнет – точно вскрытый нарыв? Почему на перроне, ночами, мы испытываем неодолимое желание напиться, да еще и по-свински? Почему мы заставили луг пениться и плеваться? Мухи величиной с ежевичину, черви, болезни, увы, мерзость, грязь – почему? Почему крысы, способные за раз уволочь 5 паек хлеба? Почему здешняя жизнь нравится, похоже, сумасшедшим, и только сумасшедшим? Почему зачатие и беременность обещают здесь и матери, и ребенку не новую жизнь, но верную смерть? Ах, почему вокруг одни нечистоты, болота и слизь? Почему мы сделали снег бурым? Таким, точно его ангелы обосрали? Почему?"

Что можно сказать о коменданте, не скатившись в банальное оханье и обсуждение его мерзкой грязной душонки? Помимо очевидной мерзости – работы, в нём ещё максимально много неприятного, болезненно-грязного. Кто кого заразил гнилью? Но наступает 1943 год, и новости от Вермахта, долетающие с Восточного фронта, не слишком обнадёживают. И самолёты над Берлином тоже.

"Сотни убитых, тысячи раненых, возможно, сотня тысяч лишившихся крова, миллион исхудалых, искаженных ужасом лиц. Бесконечный, потрескивающий ковер битого стекла под ногами, затянутое дымом сернисто-желтое небо над головой. Война наконец вернулась домой, туда, где она началась, – вернулась на Вильгельмштрассе."

Чего только нет в этой книге. Лицемерие, куда же без него. Привычка считать себя лучше других. Зловоние человеческих душ. Любовь, война, быт концлагеря, работа зондеркоманды – многому в этой книге уделено должное внимание. Экономическая сторона проблемы сжигания трупов, обваливающиеся из-за некачественных кирпичей трубы крематория, нехватка бензина, билеты в один конец за свой счёт, сладкие обещания, чтобы заманить в «душевые». Люди, которые верят, что приехали за собственные деньги в некое подобие трудового лагеря, где их сытно накормят, дадут отдохнуть и набраться сил, потому что нельзя же быть настолько бесчеловечными. Можно. Эмис в послесловии приводит цитату, что невозможно понять всё случившееся в те годы, поскольку для этого придётся принять и оправдать. Не стоит и пытаться. Я и не буду.

"– Was tun wir hier, – произнесла она твердо и нериторично (словно и вправду желая это понять), – mit diesen undenkbaren Leichenfresser? Что мы делаем здесь, спросила она, среди этих немыслимых упырей?"

Несколько непривычно только, что заключённым отведена роль декораций. Зато обошлось без лишних слёз. Они досадная помеха, надоедливые мухи, расходный материал, который нужно с немецкой педантичностью подсчитать и списать, если он пришёл в негодность. Уменьшить им пайки и заставить бегать, чтобы тратить меньше времени на передвижение, и больше на работу. При том, что многие задаются вопросом, что же такого лично им сделали евреи. Только лучше такими вопросами задаваться наедине с собой. Это было больно. И не только из-за обычной для таких книг жестокости, но даже любовная линия прошлась по едва начавшим затягиваться корочкам. Вся книга – как содранная кожа, и больно лишний раз вдохнуть. Противно, страшно, но никого не жалко. Все виновны в том, что допустили всё это. У каждого по локоть руки в крови, не отмыться. Каждый всего лишь делает свою работу. На войне нет плохих или хороших. Есть мученики и палачи, падальщики и их жертвы, и пока не ясно, кто победит, у каждой стороны свой ответ на вопрос, кто же прав. Я привыкла видеть немцев времён Второй Мировой в художественной литературе менее человечными. Проблески совести у них есть в каждой книге, а вот что-то более внятное, разумное, вечное, менее поддающееся объяснению (хотя какое тут может быть объяснение?) попадается не так часто. Кто бы признался, что он не видит смысла в убийстве евреев? Впрочем, человеческие эмоции безграничны. И из-за этого роман кажется более живым. Потому что Эмис потрудился прочитать немало трудов, чтобы составить какое-то представление о происходившем не только с точки зрения истории, но и простых домохозяек. Но при всём при этом, для меня в книге было слишком мало подробностей – о том, что происходило у людей внутри. Томсен замалчивает, Долль, при изрядной разговорчивости, обходит эту тему стороной, говорит намёками, Шмуль же давно уже мёртв внутри. Возможно, потому что не стоит открыто говорить о своих чувствах, работая в концлагере?

"Заглядывая в мою душу, я видел лишь разбавленное молоко одиночества. В Кат-Зет я, как и любой преступник, ощущал свою удвоенность (это я, но также и не я; а вот это опять я); после войны я чувствовал ополовиненность."

Понятное дело, что Эмис не забывает, что он англичанин, что в книге пару раз проскакивает, смотрится забавно на фоне пренебрежительного отношения к немцам, хотя, возможно, и не слишком правдоподобно.

"Да, думал я, как же могла «дремотная земля поэтов и мечтателей», самая высокообразованная нация, какую знал мир, как могла она согласиться навлечь на себя столь дикий, столь фантастический позор? Что заставило ее народ, мужчин и женщин, позволить изнасиловать их души – позволить евнуху (Грофацу – Приапу-девственнику, Дионису-трезвеннику, тиранозавру-вегетарианцу)? Откуда взялась потребность в столь методичном, столь педантичном и столь скрупулезном исследовании скотского начала в человеке?"

Эмиса я люблю ещё со «Стрелы времени, или природы преступления», но эту книгу читать было значительно легче. Правда, послевкусие от неё ничуть не горче.

"Когда будущее оглянется на национал-социалистов, оно сочтет их такими же экзотическими и невероятными, как первобытные плотоядные (неужели они и вправду существовали – велоцирапторы, тираннозавры?). Не люди, не млекопитающие. Они не млекопитающие. Млекопитающие теплокровны и юны."

Как сжечь гору гниющих трупов? Чем занимались члены зондеркоманд и почему они долго не жили? Как сэкономить на содержании десятков тысяч человек? Сколько грязи способен выдержать человек?

Это и многое другое – в новой книге Мартина Эмиса!

"Знаете, я никогда не переставал дивиться бездне нравственного убожества, в которую всегда готовы упасть некоторые человеческие существа…"

Возможно, никто не сможет – более того, никто и не должен пытаться – понять, что произошло, поскольку понять значит почти оправдать.

В "Зоне интересов" - можно увидеть трагические события сороковых годов со всех сторон, со стороны немецких людей, находящихся на службе у третьего рейха, есть люди слепо верящие в чистоту крови, и те кто просто служат попав в водоворот по стечению обстоятельств, евреи, много, очень много погибших, но есть кто попал на службу к геноциду против своей же нации.

Нередко приходится слышать такое: «Ты либо сходишь с ума в первые десять минут, либо привыкаешь». Можно, правда, сказать, что как раз те, кто привыкает, на самом деле и сходят с ума. Есть и еще один возможный исход: ты и не сходишь с ума, и не привыкаешь.

А финал таков, кто и как сможет продолжить жить, после 45-го года физически и морально, даже если в вашей семье колесо времен не унесло чью-то жизнь и вы ничью не забрали, то сможете ли вы продолжить жить как прежде, не неся бремени вины за произошедшее?

Но… о да, страдание относительно. Вы потеряли волосы и половину веса? Вы смеетесь на похоронах, потому что столько шума поднято из-за смерти всего одного человека? Зависела ваша жизнь от состояния вашей обуви? Ваших родителей убили? Ваших девочек? Вы боитесь мундиров, толпы, открытого огня, запаха мокрых отбросов? Вам страшно засыпать? Ваша душа болит, болит и болит? Есть на ней татуировка?

Я отредактировала возрастные ограничение книги, но мне хочется еще дописать, что читать данную книгу можно только "людям с устойчивой психикой".

Что собой представляет книга? Это дневниковые записи любимца женщин и племянника Мартина Бормана оберштурмфюрера Ангелюса Томсена, коменданта концлагеря Пауля Долля и начальника зондеркоманды того же лагеря еврея Шмуля. Первый ведает вопросами эксплуатации дармовой рабочей силы на строительстве объектов фармацевтической корпорации "Фарбен" и завода по производству синтетической резины "Буна-Верке". Второй принимает решения об уничтожении сотен тысяч людей (встречает составы с ничего не подозревающими эвакуантами, занимается так называемой селекцией, а потом ломает голову над тем, что делать с тысячами гниющих трупов и выходящими из строя крематориями). Ну а третий выполняет всю черную работу, связанную с умерщвлением, уничтожением, изъятием ценностей, к которым относятся в том числе волосы, зубы, что ещё там можно взять у трупа.

В аннотации написано, что тут есть и любовный роман, и антивоенная сатира, и даже проводятся параллели с "Похождениями бравого солдата Швейка". А где-то в отзывах я встречала применительно к этой книге слова "юмор", "комедия", "любовный водевиль". Ничем подобным тут даже и не пахнет, ни юмора, ни водевиля. Любовная линия слабенькая, это не любовь, а я бы написала, но тогда моя рецензия улетит в неформат, но автор за меня в своей книге все прекрасно обозначил и акценты расставил, используя обсценную лексику. Ему можно. Антивоенная сатира? Ну если речь о семействе Борманов, довольно характерно описанном, и рассуждениях Пауля Долля о величии германской нации и тому подобных материях, я могу согласиться, но в целом роман на такое определение не тянет. А с произведением Гашека "Зону интересов" даже сравнивать нелепо. Абсолютно другой уровень.

Сюжет откровенно слабенький, я все никак не могла его выцепить из череды длинных, пустых, никуда не приводящих диалогов и монологов. Но я понимаю, сейчас так принято, это, видимо, считается признаком качественной литературы, а на читателя плевать, пусть поломает голову, мозгами пошуршит, ему полезно. Характеры никакущие, герои не просто картонные, а мелом на асфальте нарисованные. Вот этого нарисуем в форме, красивого и подпишем "Ангелюс Томсен", а этот на алкаша похож, пусть будет Пауль Долль, а вот тётенька, ничего так, симпатичная, это его жена. Место заканчивается, рядом с первым нарисуем еще одного, это будет его друг Борис, как его там, забыла опять.

Подозреваю, цели у автора были грандиозные. Показать Холокост глазами нацистов и их пособников - если бы эта цель была достигнута, я бы отнеслась к роману совсем по-другому. Но автор не смог, он сам косвенно это признает в послесловии.

Никому не порекомендую эту книгу, унылая, неинтересная, зря потраченное время. Есть мат и описание насилия и жестокости, куда уж без них в романе про Освенцим.