Текст книги "От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю"

Глава 1
Книга из-под подушки Александра

336 Г. ДО Н. Э., МАКЕДОНИЯ

Александра Македонского называют Великим, потому что он сумел объединить горделивые города-государства греков, покорил все царства, расположенные между Грецией и Египтом, разгромил могучую персидскую армию и создал империю, простиравшуюся до самой Индии, – и все это менее чем за тринадцать лет. Люди до сих пор ломают головы по поводу того, каким образом правитель незначительного греческого царства сумел добиться таких грандиозных успехов. Но меня всегда куда больше занимал другой вопрос: почему Александр вообще решил завоевывать Азию?

В поисках ответа на этот вопрос я в конце концов сосредоточился на трех предметах, которые правитель неизменно держал при себе во всех своих военных походах и каждую ночь клал под подушку, трех предметах, позволяющих понять, как он воспринимал свои кампании. Прежде всего, у Александра был любимый кинжал[18]18
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания / М.: Олма Медиа Групп, 2015. VIII.


[Закрыть]. Рядом с кинжалом он держал шкатулку. А в этой шкатулке хранилась главная драгоценность: список его любимого текста, Илиады[19]19
  Там же.


[Закрыть].

Как же Александр выбрал именно эти три предмета и что они для него значили?

Кинжал в постели Александр держал потому, что желал избежать участи отца, с которым расправился убийца. Шкатулка была отвоевана у Дария, царя Персии, самого сильного из противников Александра. А Илиаду он взял с собой в Азию, потому что именно через призму этой поэмы смотрел на свои войны и всю свою жизнь. Когда Александр еще был наследником престола, фундаментальный текст завладел его сознанием и сподвиг на завоевание мира.

Гомеровский эпос был фундаментальным текстом для многих поколений греков. Для Александра же он обрел практически сакральный статус, и потому царь всегда держал Илиаду при себе. Именно в этом и заключается действие текстов, в особенности фундаментальных: они изменяют и наш взгляд на мир, и наше поведение в нем. Именно это и произошло с Александром. Он настроился не только на чтение и изучение текста, но и на воплощение его в жизнь. Александр-читатель ввел самого себя в повествование и рассматривал свой собственный жизненный путь в свете образа гомеровского Ахиллеса. Александр Великий, широко известный как выдающийся из выдающихся правителей, был к тому же и более чем незаурядным читателем.

ЮНОСТЬ АХИЛЛЕСА

То, что оружие всегда необходимо иметь под рукой, Александр усвоил, еще будучи наследником престола, в поворотный момент своей жизни[20]20
  Сведения о бракосочетании и убийстве Филиппа Македонского приводятся по «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского (XVI, 91–94). Основными классическими источниками сведений об Александре Великом являются труды Арриана, Плутарха, а также Диодора, составленные по еще более древним, не дошедшим до нас источникам.


[Закрыть]. Его отец, царь Филипп II Македонский, выдавал замуж дочь, и никто на свете не смел отказаться от приглашения на торжество. Посланцы, несомненно, явились и из греческих городов-государств, и из недавно покоренных фракийских земель, где Дунай впадает в Черное море. Не исключено, что в толпе гостей были даже персы, которых влек интерес к военным успехам Филиппа. Отец Александра уже приготовился к полномасштабному вторжению в Малую Азию, чего не на шутку боялся персидский царь Дарий III. Город Эги, столица древней Македонии, ликовал: царь Филипп славился умением устраивать пышные праздники. Все приглашенные направлялись в огромный театр, где должно было состояться грандиозное представление.

Александр, вероятно, взирал на приготовления с двойственным чувством. С детских лет из него готовили отцовского наследника, воспитывали выносливость и учили военным искусствам. Он стал лихим конником[21]21
  Плутарх. Указ. соч. VI, 1–6.


[Закрыть] и уже в возрасте десяти с небольшим лет изумил отца, сумев объездить неукротимого коня. Филипп следил также за обучением Александра ораторскому искусству, за тем, чтобы сын непременно овладел правильным греческим языком, заметно отличавшимся от диалекта горцев, на котором говорили в Македонии (впрочем, Александр всю жизнь так и переходил, гневаясь, на македонский диалект[22]22
  Там же. LI, 4.


[Закрыть]). Но в тот день казалось, что Филипп, уделявший столько внимания воспитанию сына, может изменить порядок наследования[23]23
  Там же. X, 1–2.


[Закрыть]. Его зятем должен был стать брат его жены, матери Александра, который вполне мог оказаться соперником молодого царевича. Если бы от этого брака родился сын, шансы Александра на престол стали бы еще меньше[24]24
  Там же. IX, 4 и далее.


[Закрыть]. Филипп был виртуозом организации политических союзов, в том числе и через союзы брачные, и Александр знал, что отец, не задумываясь, нарушит любую клятву, если это послужит его интересам.

Времени для размышлений не оставалось: Филипп уже входил в театр. Он шел один, без обычной охраны, всем видом демонстрируя уверенность в себе. Никогда еще Македония не достигала такого могущества и уважения со стороны соседей. В случае успеха малоазийской кампании Филипп был бы признан общегреческим вождем, сумевшим нанести поражение Персидской империи на ее собственных землях.

Вдруг к царю кинулся вооруженный человек. Сверкнул кинжал, и Филипп рухнул на землю. К нему устремились приближенные. А что же напавший? Он кинулся бежать. Несколько телохранителей бросились в погоню. Убийца мчался к стоявшей неподалеку лошади, но, зацепившись ногой за виноградную лозу, споткнулся и упал. После непродолжительной схватки преследователи зарубили его мечами. А в театре лежал в луже крови мертвый царь. Македония, греческий союз и армия, направлявшаяся в Персию, оказались обезглавлены.

С тех пор и до последнего дня Александр не расставался с кинжалом даже по ночам, чтобы не повторить судьбу отца.

Мог ли персидский царь Дарий подослать к Филиппу убийцу, чтобы предотвратить вторжение в Малую Азию?[25]25
  По поводу этого убийства существует немало различных теорий. Плутарх считал, что это была личная инициатива изменника-телохранителя Павсания (Плутарх. Указ. соч. X, 4). См. также: Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. XVI, 93 и далее.


[Закрыть] Если так, то он жестоко просчитался. Александр сделал из убийства предлог для того, чтобы избавиться от потенциальных соперников, захватить трон и развернуть военную кампанию по защите северных границ Македонии и приведению к покорности греческих городов-государств на юге[26]26
  Плутарх. Указ. соч. См. также: Арриан. Поход Александра /Пер. с лат. М. Е. Сергеенко, предисл. О. О. Крюгера. М.: МИФ, 1993. I, 1 и далее.


[Закрыть]. После этого можно было взяться за Дария. Александр с большими силами пересек Геллеспонт, двигаясь по тому самому пути, каким персидское войско вторглось в Грецию несколько поколений тому назад. Покорение Персии началось.

До первого столкновения с персидским войском Александр привел армию в Трою, которая не имела ни малейшего стратегического значения. Хотя город и был удачно расположен близ узкого пролива, разделяющего Европу и Азию, к тому времени он полностью утратил свое прежнее значение. Александр не искал там и встречи с Дарием. Делая первую остановку своего азиатского похода в Трое, Александр приоткрыл и другие мотивы начатой им войны, те, которые можно обнаружить в тексте, ставшем его неизменным спутником, – в Илиаде Гомера.

Творчество Гомера было тем торным путем, по которому люди непрестанно шли в Трою с тех самых пор, как повествование о Троянской войне превратилось в фундаментальный текст. Меня, несомненно, привел в Трою именно он. Ребенком я читал детскую версию Илиады, а с возрастом перешел к более полным изложениям. Изучая древнегреческий в колледже, я даже читал отдельные места в оригинале (со словарем). С тех пор в моей памяти запечатлелись знаменитые эпизоды и персонажи этой легенды, в том числе и начало, рассказывающее о том, как на девятом году осады Трои Ахиллес отказался воевать из-за того, что Агамемнон забрал себе его пленницу Брисеиду. Лишившись лучшего бойца, греки стали отступать перед контратакующими троянцами. Но вернувшийся в бой Ахиллес убил сильнейшего из защитников Трои, Гектора, и протащил его тело по земле за колесницей вокруг всего города. (Согласно другим источникам, Парис смог отомстить и убить Ахиллеса, попав ему стрелой в пятку.) Помню я и описания битвы богов, в которой Афина сражалась на стороне греков, а Афродита выступила за троянцев, и удивительную предысторию, где Парис признал Афродиту самой красивой из всех богинь и получил от нее в награду любовь прекрасной Елены, жены Менелая, из-за которой началась Троянская война. Но, конечно, самый поразительный эпизод всей войны был связан с троянским конем, в котором прятались греческие воины. Впрочем, лучше ознакомившись с литературой, я понял, что эта история вовсе не упомянута в Илиаде и лишь кратко изложена в Одиссее.

Когда я вспоминаю описание событий, происходивших в Трое, особенно ярко всплывает в памяти одна сцена. Гектор вернулся из боя, бушующего под станами города, и ищет свою жену Андромаху. Дома ее нет: она поспешила в город, чтобы узнать, нет ли каких-то новостей о супруге. В конце концов Гектор находит жену близ городских ворот. Она умоляет Гектора не рисковать жизнью, но он отвечает ей, что совесть не позволяет ему избегать опасностей. В разгар этой напряженной беседы супругов подходит кормилица с их сыном:

 
…сына обнять устремился блистательный Гектор;
Но младенец назад, пышноризой кормилицы к лону
С криком припал, устрашася любезного отчего вида,
Яркою медью испуган и гребнем косматовласатым,
Видя ужасно его закачавшимся сверху шелома.
Сладко любезный родитель и нежная мать улыбнулись.
Шлем с головы немедля снимает божественный Гектор,
Наземь кладет его, пышноблестящий, и, на руки взявши
Милого сына, целует, качает его и, поднявши,
Так говорит, умоляя и Зевса, и прочих бессмертных…[27]27
  Гомер. Илиада. Песнь VI. Пер. Н. И. Гнедича // Гнедич Н. И. Стихотворения. Л., 1956. С. 433.


[Закрыть]
 

В разгар жестокой войны, бушующей прямо под стенами города, в ходе душераздирающего диалога между мужем-героем и его женой о смысле и перспективах войны настроение внезапно меняется, и отец, смеясь, снимает с головы боевой шлем, напугавший младенца. В краткие мгновения воссоединения семьи шлем перестает заслонять смеющееся лицо Гектора, склоняющегося, чтобы поцеловать сына. Но шлем никуда не делся, он лежит на земле, ярко сверкая на солнце, и, наверно, младенец продолжает хныкать, напоминая о том, что это всего лишь краткая передышка в войне, которая закончится гибелью Гектора и разрушением великой Трои.

Все это всплыло в моей памяти, когда я впервые поднялся на холм к руинам Трои. Цитадель некогда располагалась неподалеку от моря, но за века, прошедшие после падения Трои (ок. 1200 до н. э.), наносы реки Скамандр заставили море отступить. Если в античные времена Троя господствовала над проливом, разделявшим Азию и Европу, то в наши дни холм поднимается над плоской равниной, и море чуть видно с него на горизонте.

Еще сильнее, чем местоположение города, меня разочаровал его размер. Троя оказалась крохотной. Я представлял себе огромную высоченную крепость с многолюдным городом внутри, а это поселение можно было пройти из конца в конец за пять минут. Трудно было даже представить себе, каким образом эта мини-твердыня могла так долго противостоять могучей греческой армии. Неужели эпос просто-напросто непропорционально раздул размеры скромного укрепленного городка?

Пока я переживал разочарование, мне пришло в голову, что реакция Александра была совершенно противоположной: он полюбил Трою. Как и я, Александр бредил этой легендой с детства, с тех самых пор, когда его впервые приобщили к гомеровскому миру. По Гомеру он учился читать и писать[28]28
  Плутарх. Указ. соч. VII, 2 и далее.


[Закрыть]. Радуясь успехам Александра, царь Филипп убедил переехать на север, в Македонию, самого знаменитого из живших тогда греческих философов – Аристотеля. Тот считал Гомера основателем греческой культуры, греческого мировоззрения и был величайшим из его комментаторов. Александр с высоты своего положения воспринимал Илиаду Гомера не только как описание важнейшего события греческой истории, но еще и как идеал, сподвигший его на поход в Азию. Тот список Илиады, который Александр клал под подушку, собственноручно снабдил комментариями его учитель Аристотель[29]29
  Там же. VIII, 2–3.


[Закрыть].

Прибыв в Азию, Александр первым делом поклонился могиле Протесилая[30]30
  Прибыв в Азию, Александр… – Арриан. Указ. соч. I, 11; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека, XVII, 17, 11.


[Закрыть], который, как сообщала Илиада, первым вступил на берег, когда греческое войско достигло Трои. Этот поступок Александра стал лишь его первым шагом в воплощении событий, описанных Гомером. Добравшись до Трои, Александр и его друг Гефестион возложили венки на памятники Ахиллу и Патроклу[31]31
  Арриан. Указ. соч. I, 12 (1).


[Закрыть], показав миру, что следуют путями прославленных греческих воинов и любовников. Затем Александр и его соратники состязались в беге нагишом вокруг городских стен – согласно Гомеру, так Ахиллес преследовал Гектора[32]32
  Плутарх. Указ. соч. XV, 4.


[Закрыть]. Когда Александру показали лиру, которая, по словам легенды, принадлежала Парису, он же заявил: «Я бы предпочел увидеть ту, которой владел Ахиллес»[33]33
  Элиан. Пестрые рассказы. М. – Л., 1964. 9, 38; Плутарх. Указ. соч. XVI, 5.


[Закрыть], – и взял из храма священное оружие, хранившееся там со времен Троянской войны[34]34
  Арриан. Указ. соч. I, 11.


[Закрыть]. Завоевывать Азию он отправится с оружием гомеровской эпохи.

Хоть Троя и не имела существенного стратегического значения, ее посещение раскрыло тайные пружины кампании Александра: он явился в Азию, чтобы лично прожить историю Троянской войны. Гомер сформировал мировосприятие Александра, и теперь Александр начал кампанию, руководствуясь им. Придя в Трою, Александр решил воплотить в жизнь эпическую легенду, какую не мог бы представить себе даже Гомер, и возвеличил Гомера, осуществив завоевание Азии в гораздо большем масштабе. (Похоже, легендарный царь предпочитал совсем не те эпизоды Илиады, что я: если меня привлекала семейная сцена встречи Гектора, Андромахи и их сына, то Александр отождествлял себя с непобедимым в боях Ахиллесом.)

Пока Александр находился в Трое, Дарий послал навстречу ему войско греческих наемников под командованием персов. Первое сражение Александра с персами на реке Граник закончилось разгромом персидской армии[35]35
  Ibid. I, 13ff.


[Закрыть]. Дарий неожиданно узнал, что молодой македонец куда опаснее, чем казалось. Решив, что пора взять инициативу в свои руки, Дарий начал собирать большое войско, чтобы покончить с возмутителем спокойствия.

Армия Александра Македонского и его союзников-греков заметно уступала персидской в численности, зато превосходила ее в подготовке и боевой тактике. Отец Александра заимствовал у греков фалангу – построение сплошной шеренгой воинов-пехотинцев, каждый из которых держал в одной руке щит, в другой – копье, и все защищали и поддерживали друг друга. Добившись при обучении своих солдат суровой дисциплины, Филипп сумел заставить и научить их пользоваться более длинными копьями, благодаря чему шеренга превращалась в непроницаемую движущуюся стену[36]36
  Macedonia. N. Y.: Wiley, 2010.


[Закрыть]. Александр, придя к власти, дополнил усовершенствованную фалангу быстрой кавалерией, которая могла обойти войско противника и ударить с тыла. Сам же он выработал уникальный боевой стиль, воодушевлявший воинов. Если противник, Дарий, обычно пребывал в тылу сражающегося войска, то Александр возглавлял атаку и кидался туда, где кипела самая горячая битва. Однажды во время штурма он, опередив всех своих воинов, забрался на стену в сопровождении всего двоих телохранителей и оказался в гуще обороняющихся. Когда соратники догнали полководца, тот, окруженный со всех сторон, раненный, продолжал успешно отбиваться от многочисленного противника[37]37
  Плутарх. Указ. соч. LXIII, 2ff.


[Закрыть].

Два войска встретились в конце 333 г. до н. э. близ города Исса на побережье Средиземного моря, неподалеку от современной турецко-сирийской границы. В тех местах прибрежная равнина упирается в горы, из-за чего огромная армия Дария не имела пространства для маневра. Уверенный в своем численном превосходстве персидский царь направил атаку против фаланги, располагавшейся на левом крыле греческого войска. Но выучка взяла верх над численностью. Фаланга не только не побежала, но даже перешла в контратаку. Когда же Александр в конной атаке с правого фланга прорвался вглубь порядков персидского войска, направляясь к Дарию, тот не рискнул вступить в бой и в панике бежал[38]38
  Арриан. Указ. соч. II, 5ff; Плутарх. Указ. соч. XX–XXI.


[Закрыть], безуспешно преследуемый противником.

Описание битвы при Иссе с детства отложилось в моей памяти после того, как я увидел картину Альбрехта Альтдорфера, художника эпохи Возрождения. На картине в лучах заходящего в облачном небе солнца драматически сверкают клинки и доспехи людей и лошадей на поле боя. В середине композиции Дарий, стоящий на колеснице, запряженной тройкой лошадей, спасается от Александра, который преследует его верхом на коне с копьем наперевес. Мне всегда очень нравились подробности и проработка деталей этой картины. Я мог подолгу рассматривать репродукцию, если она попадалась мне в книжке, изучал батальные фрагменты, укрепления, руины замка на заднем плане. (Когда мне все же довелось увидеть картину в оригинале, оказалось, что она гораздо меньше, чем я ожидал, всего 158×120 см.)

На картине кажется, что Александр вот-вот догонит Дария. В действительности ему снова удалось ускользнуть. Во всех остальных отношениях победа оказалась решающей. Александр захватил не только огромные сокровища, но и мать, жену и дочерей Дария. Не видел ли он в жене врага Андромаху, супругу троянского героя Гектора?

Именно в этой битве Александр и захватил шкатулку Дария, в которой будет хранить список Илиады – как напоминание себе о том, что он еще не разбил этого врага в истинном значении, которое Гомер вкладывал в это слово.

Играть в Ахиллеса Александру не наскучило[39]39
  По поводу отождествления Александром себя с Ахиллесом см. также: Stewart A. Faces of Power: Alexander’s Image and Hellenistic Politics. Vol. 11. Berkeley: University of California Press, 1993.


[Закрыть]. Некоторое время он игнорировал Дария, угрожавшего в письмах и требовавшего вернуть ему семью, и вел свое войско на юг берегом моря, не забывая следить за тем, чтобы могучий персидский флот не мог представлять для него опасности. Так он прошел весь Левант, и города сдавались ему; те же, которые отказывались сдаться, он нещадно грабил. Захватив Газу, он казнил ее непокорного правителя Бата[40]40
  Квинт Курций Руф. История Александра Великого Македонского / М.: Изд-во МГУ, 1993. IV, 29.


[Закрыть], отказавшегося сдаться без боя, и проволок его труп вокруг города, как некогда Ахиллес поступил с Гектором. Можно подумать, что Александр решил, будто скрупулезное повторение эпизодов, описанных Гомером, обеспечит верный путь к победе.

Но эпическому мировоззрению Александра истинным Гектором представлялся не мелкий царек Газы, а Дарий. Подчинив себе Египет, Александр направился в Месопотамию, где его уже поджидал старый враг. Дарий уже не позволял себе недооценивать Александра. На сей раз он собрал всю мощь Персидской империи. Армии сошлись в самом сердце Месопотамии, близ современного иракского города Мосула[41]41
  Арриан. Указ. соч. III, 9ff.


[Закрыть]. Александр сначала двинул фалангу навстречу персидскому войску, но тут же добавил к лобовому наступлению смелый маневр: македонская кавалерия сначала атаковала на правом фланге, но неожиданно повернула и нанесла решающий удар в центре. Александр достиг своей цели: он завладел Персидской империей[42]42
  Ibid. III, 14–16.


[Закрыть].

Лишь одно омрачало триумф: Дарий снова ускользнул. Но, хотя персидский царь больше не представлял опасности, Александр продолжал преследовать его. Возможно, Александр намеревался отомстить за убийство своего отца? Но он не проявлял мстительности ни к матери, ни к жене, ни к дочерям Дария; напротив, он относился к ним с великим почетом[43]43
  Плутарх. Указ. соч. XXI, 2–3.


[Закрыть]. Нет, Александр продолжал разыгрывать в жизни древний эпос. Он хотел встретиться с Дарием в классическом поединке и победить его, как Ахиллес победил Гектора. Увы, этому желанию не суждено было сбыться. Один из собственных военачальников Дария убил своего царя[44]44
  Арриан. Указ. соч. III, 21.


[Закрыть] и бежал, оставив труп преследовавшему его врагу. Александр горевал[45]45
  Ibid. III, 23 (1ff); 25 (8).


[Закрыть] о потере достойного противника и яростно преследовал убийцу, который лишил его эпической победы.

ЗВУЧАНИЕ ГОМЕРА

800 Г. ДО Н. Э., ГРЕЦИЯ

Илиада возникла не как литературное произведение, а как явление традиции устного повествования. Сюжет сложился в бронзовом веке[46]46
  В Илиаде процесс письма упоминается лишь единожды, в связи с обманным поручением, которое царь Прет дал Беллерофонту. Прет юноше «вручил злосоветные знаки, Много на дщице складной начертав их, ему на погибель», своей запиской поручив царю Ликии убить гонца. См.: Гомер. Илиада. Песнь VI,155–203.


[Закрыть], примерно в 1200 г. до н. э., в мире, еще не знавшем того военного дела, которое практиковал Александр, и еще не умевшем писать. Точнее говоря, минойская цивилизация, существовавшая на греческом острове Крит, разработала примитивную письменность – линейное письмо А, родственное древнеегипетским иероглифам, которую до сих пор не удалось расшифровать[47]47
  Захватывающий рассказ о расшифровке минойского линейного письма Б см.: Fox M. The Riddle of the Labyrinth: The Quest to Crack an Ancient Code. N. Y.: HarperCollins, 2013.


[Закрыть]. В Микенах, на материковой части Греции, появилась сходная система письменности, известная как линейное письмо Б. Она расшифрована, но ее использовали в основном для торговой переписки. Вряд ли с помощью какой-то из этих систем записывали сказания о Троянской войне. Сказители исполняли их нараспев перед обширной или малочисленной аудиторией[48]48
  Мысль о том, что материалы Гомера были собраны и сохранены в устной форме, развивали Милман Парри и Альберт Лорд в 1920-е гг. См. также: Ong W. J. Orality and Literacy: The Technologizing of the Word. N. Y.: Methuen, 1982.


[Закрыть].

Около 800 г. до н. э. путешественники из Финикии (территория современного Ливана) принесли в Грецию известия о письменности, которая отличалась от всех остальных настолько сильно, что вначале даже было трудно понять, как же ею на самом деле пользоваться. Старейшие виды письменности, наподобие микенской, родились из набора знаков, которыми обозначали различные предметы: коров, дома, зерно. Со временем эти знаки обрели специфическое звучание в виде слогов, и, следовательно, предметы получили имена или индивидуальное, присущее только им звучание. Однако все эти знаки были изначально наделены смыслом, связанным с формой обозначаемого предмета, что помогало людям запоминать их.

Глиняная табличка, содержащая надпись, сделанную линейным письмом Б (найдена в Микенах, Греция). Линейное письмо Б произошло от более древнего минойского линейного письма А, не расшифрованного до сих пор

Наблюдая за экспериментами с древнейшей египетской письменностью, финикийцы выявили сильные и слабые стороны иероглифики. Поскольку ее знаки основаны на реальном значении, их количество может расти бесконечно. И финикийцы пришли к радикальному решению: письменность должна избавиться от прямых связей с миром предметов и значений. Ее задачей должна стать передача языка, а конкретнее – его звуков. Каждый знак будет соответствовать звуку, и эти знаки можно будет сочетать в слова, имеющие строго определенное значение.

Отказ от предметности, от уникального значения дался непросто, но принес бесспорную пользу: количество знаков сократилось от сотен и тысяч до нескольких десятков, что многократно упростило чтение и письмо[49]49
  Logan R. K. The Alphabet Effect: A Media Ecology Understanding of the Making of Western Civilization. Cresskill, N. J.: Hampton Press, 2004.


[Закрыть]. Письменность обретала более прямую связь с устной речью[50]50
  Martin H.-J. The History and Power of Writing, trans. by Lydia G. Cochrane. Chicago: University of Chicago Press, 1994. P. 31.


[Закрыть]. (Идея финикийцев широко разошлась по региону: древнееврейский язык был основан на той же концепции.)

Финикийцы систематически применяли эту идею к своему языку, но не дошли до ее логического завершения. В их письменности использовались только согласные (в русском языке при такой практике сочетание букв «гнв» могло бы передавать существительное «гнев», деепричастия «гнув» или «угнав» и т. д.). Читателям приходилось догадываться о значении слова из контекста и вставлять гласные по собственному разумению. Тут-то греки и обнаружили поле для усовершенствования. Они развили финикийскую письменность, добавив туда гласные. Теперь уже не приходилось догадываться, что означают буквы «бз». Слово полностью передавало последовательность звуков и однозначно читалось: «обоз».

Новая система письменности хорошо подходила для ритмического размера, каким излагали сказания о Троянской войне, – гекзаметра, состоящего из шести стоп (каждая из которых включает в себя один долгий и два коротких слога или два долгих). Эту структуру не так-то легко передать финикийской системой письменности, которая пропускает важнейший, ударный, протяжный звук, на котором основан слог – [э] в слове «гнев». Греческий вариант письменности включил в себя протяженные, ударные гласные. Новый, основанный на фонетике алфавит[51]51
  Это положение основывается на том факте, что пока не обнаружено ни одного примера создания греческим алфавитом на раннем этапе его существования записей хозяйственного характера (не считая текстов, записанных линейным письмом Б).


[Закрыть] идеально подходил для сказаний о Троянской войне, и, возможно, едва ли не первой задачей, для которой применили его писцы, стала запись этих сказаний. Не исключено даже, что греческий алфавит был изобретен именно для того, чтобы передать гекзаметры сказителей той эпохи[52]52
  Powell B. B. Homer and the Origin of the Greek Alphabet. Cambridge, U. K.: Cambridge University Press, 1991.


[Закрыть]. В любом случае новая система гарантировала, что читатель безошибочно распознает первое слово эпопеи – μῆνιν – как «крайнюю степень гнева», и ему не придется догадываться, глядя на три согласные μνν, о чем же пойдет речь:

 
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал[53]53
  Гомер. Илиада. I. Перевод Н. И. Гнедича.


[Закрыть].
 

Имя одного из сказителей, Гомера, вошло в историю (хотя мы не можем даже сказать с уверенностью, что такой сказитель вообще существовал), а вот имя гениально прозорливого писца, запечатлевшего в тексте историю Троянской войны, осталось неизвестным. И все же сотрудничество этих людей сделало гомеровскую версию легенды уникальной. Поскольку безымянный писец, по всей видимости, записал целиком версию одного сказителя, поскольку Илиада не была слеплена из отрывков, созданных разными писцами и сказителями на протяжении многих поколений, результат оказался более гармоничным, чем другие древние писания, например Библия. Существенно то, что в Илиаде процесс письма упомянут лишь однажды; эпос предполагал именно устное исполнение, а не запись. Илиада и греческий алфавит – алфавит, основанный на звуке, – явили собой мощное сочетание с очень далеко идущими последствиями. Через несколько веков в Греции сложилось самое грамотное общество, какое только знал мир, и это привело к потрясающему взлету литературы, драматургии и философии.

Греческий алфавит и Гомер привели Александра в Малую Азию, а оттуда отправились намного дальше – туда, где не смогли бы оказаться без его содействия. Сила нового алфавита и культура письменности, распространявшаяся вместе с ним, оказались мощным подспорьем в делах македонского правителя[54]54
  Martin H.-J. The History and Power of Writing. P. 37.


[Закрыть]. Покорив Малую Азию и разгромив Дария в Месопотамии и Персии, Александр двинулся дальше – весной перешел через горы Гиндукуша в Афганистан, а в сезон муссонов – через Инд, выдержав по пути битву с войском, выставившим грозных боевых слонов. Его не могли остановить ни вооруженные противники, ни природа. С каждой новой победой в бою, с каждой новой покоренной территорией становилось все яснее, что мир гораздо больше, чем представлялось грекам раньше.

Империя Александра неуклонно росла[55]55
  Плутарх. Указ. соч. XXVIII; Арриан. Указ. соч. VII, 29.


[Закрыть], и он постепенно уверовал, что и сам, как Ахиллес, является полубогом. Он потребовал от греческих городов-государств официально признать его божественную сущность[56]56
  Арриан. Указ. соч. VII, 23.


[Закрыть], и многие согласились на это. Лишь Спарта, долгое время с оружием сопротивлявшаяся его власти, дала лаконичный, хотя и двусмысленный ответ – «если Александр хочет быть богом, пусть будет богом»[57]57
  Элиан. Указ. соч. II, 19.


[Закрыть], намекая на то, что божественность правителя была лишь его фантазиями.

Чем обширнее становились владения Александра, тем труднее ему было управлять ими. Западные и восточные окраины персидской сферы влияния, в частности Анатолия и Египет, с готовностью признали власть Александра, поскольку он оставил и местных правителей, и все имевшиеся государственные структуры. Но чем дальше на восток уходил Александр от Греции, тем больше трудностей он испытывал, удерживая в покорности захваченные земли. Это заметно проявилось после того, как он подчинил себе центральные области Персии, и еще сильнее – после вторжения в столь дальние страны, как Афганистан и Индия.

Чтобы удержать власть над этими территориями, Александр пошел на меры, идущие вразрез с тем, чему его учили: он перестал принуждать негреческие народы к полному подчинению[58]58
  Плутарх. Указ. соч. XLV, 1.


[Закрыть]. Александр стал одеваться по обычаю покоренных им стран, начал принимать обитателей присоединенных земель в греческое войско[59]59
  Там же. XLVII.


[Закрыть], сочетался браком с бактрийской княжной, устроив необычный для греков местный обряд, совершал моления местным богам и требовал от своих восточных вассалов, чтобы они падали перед ним ниц[60]60
  Арриан. Указ. соч. IV, 5–6.


[Закрыть].

Верные спутники Александра, шедшие вместе с ним из Македонии и Греции, начали роптать[61]61
  Плутарх. Указ. соч. L, 5–6.


[Закрыть]. Местные аристократы постепенно вытесняли их из окружения царя, а сами они уже с трудом узнавали своего правителя. Недовольство проявилось открыто, когда Александр созвал своих давних соратников на пир «для своих». Однако он потребовал, чтобы и в узком кругу каждый из них, согласно восточному обычаю, простерся ниц перед правителем, а он, в качестве жеста благосклонности, будет позволять подниматься и целовать их. Закаленным в боях ветеранам не нужно было быть афинскими демократами, чтобы счесть себя глубоко оскорбленными. И все же они, пусть и неохотно, подчинились требованию. Лишь один дерзнул воспротивиться – Каллисфен, внучатый племянник Аристотеля, служивший у Александра летописцем. «Я потерял только один поцелуй», – заявил он[62]62
  Арриан. Указ. соч. IV, 12; Плутарх. Указ. соч. LIV, 4.


[Закрыть], не побоявшись гнева Александра, что позднее привело его к плачевной участи.

Александр уже не довольствовался титулом царя Македонии. После покорения Вавилона он провозгласил себя владыкой Азии[63]63
  Там же. IV, 14 (7).


[Закрыть]. Полководцев Александра настолько оскорбляли иноземные наряды и новые обычаи Александра, что они упустили из виду главное: весь подчиняющийся ему мир становился греческим. Александр оставлял на своем пути греческие и македонские гарнизоны, задачей которых было держать в покорности местных правителей. Вскоре в империи появилась целая россыпь греческих поселений, многие из которых были названы в честь правителя[64]64
  Harris W. V. Ancient Literacy. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1991. P. 118ff.


[Закрыть]. Существовали десятки языков и культур[65]65
  Ibid. P. 138.


[Закрыть], греки же категорически отказывались осваивать иностранные языки и системы письменности. И неприязнь к большинству негреческих народностей была тесно связана с их языками и письменностью; греки называли чужеземцев варварами, поскольку их речь была им непонятна и звучала бессмысленным ворчанием – «бар-бар-бар»[66]66
  Во всех европейских языках, кроме русского, украинского, белорусского и болгарского, слово произносится и пишется с «б» («b»), а не «в» («v»). Это можно объяснить тем, что слово было заимствовано непосредственно из позднегреческого, а не из латинского, как это случилось с французским, немецким и английским языками. (Здесь и далее, если не указано иное, примеч. перев.)


[Закрыть]. Потому-то вопроса о том, на каком языке следует говорить грекам и македонцам, поселившимся в дальних странах, даже не возникало: естественно, на греческом. Даже Александр, ходивший в иноземных одеяниях ради своего окружения, в котором стали заметно преобладать жители покоренных стран, не дал себе труда овладеть хоть одним чужим языком.

Главная роль в этом лингвистическом нашествии досталась Гомеру, и не только из-за любви Александра к его произведению. По Илиаде все учились читать и писать[67]67
  Ibid. P. 61.


[Закрыть], она была главным средством распространения по миру греческого языка и алфавита. Она сделалась настоящим фундаментальным текстом. Поэтому появилось и множество профессиональных толкователей Илиады, среди которых были не только философы наподобие Аристотеля, но и критики, и, как следствие, началось усиленное комментирование текста.

У греческих воинов Александра и поселенцев на захваченных землях сложился особый вариант греческого языка. Это не был ни эталонный греческий язык Афин, ни македонский диалект: упрощенная форма разговорного греческого получила название «койне» (общий). Этот язык возник несколькими веками раньше в торговой империи греков[68]68
  Thomson G. D. The Greek Language. Cambridge, U. K.: W. Heffer and Sons, 1972. P. 34; Palmer L. R. The Greek Language. L.: Faber and Faber, 1980. P. 176.


[Закрыть], а в царстве Александра стал общим языком, благодаря которому жители разных частей государства могли общаться между собой. Местные правители часто продолжали пользоваться родным языком и письменностью[69]69
  Thomson, Greek Language. P. 35; Peters F. E. The Harvest of Hellenism: A History of the Near East from Alexander the Great to the Triumph of Christianity. N. Y.: Simon and Schuster, 1970. P. 61.


[Закрыть], но койне и его фонетическая система сделались средством коммуникации через те границы, которые Александр стер своими завоеваниями. Он также ввел в качестве единой валюты аттическую монету (тетрадрахму) с изображением своего профиля и надписью по-гречески[70]70
  Hellenism in the East: The Interaction of Greek and Non-Greek Civilizations from Syria to Central Asia After Alexander. Ed. by Amelie Kuhrt and Susan Sherwin-White. Berkeley: University of California Press, 1988. P. 81; Green P. Alexander the Great and the Hellenistic Age: A Short History. L.: Weidenfeld and Nicolson, 2007. P. 63. См. также: Rostovtzeff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Vol. 1. Oxford: Clarendon Press, 1941. P. 446ff.


[Закрыть]. Александр был не просто влюблен в древний текст: он строил инфраструктуру, необходимую для воплощения текста в жизнь.

По мере того как греческий язык превращался в общемировой, люди, говорившие на нем, начинали ощущать себя гражданами мира. И Александр в конечном счете оказался не предателем македонской и греческой культуры, а, напротив, олицетворением ее нового бытования, которое, его стараниями, распространилось на территории иных, самых разнообразных культур, от Греции до Египта и от Месопотамии до Индии. Появилось и новое слово, описывающее это качество, уже не предполагающее неразрывной связи с определенным племенем или нацией. Можно и не уточнять, что это слово было греческим: космополит, то есть «гражданин мира». Александр экспортировал Илиаду, и основополагающий текст, став известным очень далеко от места своего возникновения, не только сохранил свою силу, но и стал поистине космополитичным текстом.