Текст книги "Хозяйка ночи"

Глава 16

Генри просматривал бумаги у себя в кабинете. Его новая секретарша стояла тут же, нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании одобрения хозяина. Генри нарочно тянул время, упиваясь волнением девушки. Он вообще-то не нуждался в этой барышне, но иметь вышколенную секретаршу считалось хорошим тоном. Она стояла перед ним, одетая в длинную серую юбку, высокие ботинки на кнопках и строгую белую блузку, ее каштановые волосы были зачесаны назад и перехвачены черной бархатной лентой, руки застенчиво сцеплены в замок. Она не курила. Генри на дух не переносил курящих женщин.

– Очень хорошо, мисс Барнс.

Он протянул бумаги, даже не взглянув на девушку, и та, схватив их, исчезла за дверью. Генри поставил локти на стол и посмотрел на тяжелые, красного дерева настенные часы. Без пятнадцати пять. Он осклабился, вспомнив о девочке, ожидавшей его в маленьком домике неподалеку. Генри решил уйти сегодня пораньше и сразу отправиться туда.

Бриони и Томми видели, как Дамас вышел из офиса, застегивая на ходу пальто, дошел до угла улицы и завернул в магазинчик. Минут через пять он появился снова, держа в руках яркую коробочку с конфетами. У Бриони замерло сердце. Она как будто снова стала маленькой девочкой, и Генри снова шел к ней с этими сладостями. Бриони схватила Томми за руку, лежавшую на руле автомобиля, и прошептала:

– Езжай за ним, нужно узнать, куда он направляется. Томми завел машину.

– У него есть какая-то девочка, Томми, – словно в бреду бормотала Бриони. – Этот ублюдок купил конфеты. Я уверена – они не для Бенедикта. Он на дух не выносит сына. Он и мне всегда приносил сладости. Свинья, грязная свинья!

Они поехали следом за Дамасом, подстраиваясь под его походку. С каждым шагом Генри шел все быстрее, а открывая калитку, уже пританцовывал. На звонок ему открыла молодая женщина. Бриони нахмурилась – лицо женщины показалось ей знакомым. Женщина радостно поздоровалась с Дамасом. Когда дверь за ними закрылась, Бриони и Томми вышли из машины.

– Я убью его, Томми. Клянусь тебе, я убью этого подонка!

– Успокойся. Мы просто зайдем туда и выясним, что к чему. Сегодня никого убивать не нужно. Если мы замочим его, у нас возникнет масса проблем. Мы его просто предупредим, чтобы держался от нас подальше, хорошо?

В глазах Бриони было столько боли, что Томми ощутил желание собственноручно свернуть шею Генри Дамасу.

– Я ненавижу его! Я ненавижу его всеми фибрами души, ты это понимаешь? Даже Оулдс, каким бы гадом он ни был, имел больше прав на жизнь, чем этот ублюдок.

Она отбросила руку Томми, который попытался ее задержать, и направилась прямиком к дому. Распахнув пинком калитку, Бриони стремительно зашагала по чистенькой дорожке. Томми едва поспевал за ней, чувствуя, что может произойти неладное.

Предстояло нечто большее, чем просто месть. Бриони должна была встретиться лицом к лицу со своими личными демонами, и Томми это прекрасно понимал. Когда входная дверь открылась, он нащупал под пальто увесистую полицейскую дубинку, которой запасся специально для этого случая.

Кристин Хаувелл отворила дверь, широко улыбаясь. Но едва она увидела гостей, как ее улыбка моментально исчезла.

– Где он? – процедила Бриони.

– Кто? – громко спросила Кристин, заметно нервничая. Она явно хотела, чтобы ее услышал Дамас.

– Кто? Догадайся, черт побери! Этот грязный ублюдок, который только что вошел сюда!

Оттолкнув перепуганную насмерть девушку, Бриони распахнула первую попавшуюся дверь. Влетев в комнату, она остановилась как вкопанная. Возле горящего камина сидел белый как полотно Генри Дамас и держал на коленях маленькую темноволосую девочку лет девяти. Ее руки крепко сжимали коробочку с конфетами, на лице застыла гримаса ужаса.

Вспомнив, что девочка сидит у него на коленях, Дамас резко сбросил ее, словно это был не ребенок, а раскаленный кусок железа. Девочка упала на ковер и заплакала.

– Что вы здесь делаете? – громко спросил Дамас, отказываясь верить своим глазам. Вдруг он заметил, что Томми Лейн поднял ребенка и ведет его прочь из комнаты. Дамас вскочил, расправил плечи и рявкнул:

– Не трогай ребенка! Убирайся откуда пришел и забери с собой эту шалаву!

Его тон и поведение привели Бриони в бешенство. Как он посмел орать на них?! Как он смеет прогонять их из этого дома?!

Словно фурия, она подлетела к нему и вцепилась ногтями ему в лицо. Ненависть придала Бриони нечеловеческую силу. Несмотря на всю свою хрупкость и маленький рост, она повалила Генри на пол. Нападение было настолько яростным, что Дамас растерялся, и это дало Бриони преимущество. Когда он упал на ковер и попытался увернуться от ее ногтей, девушка пнула его ногой в живот.

Генри согнулся пополам. Бриони схватила кочергу, стоявшую на раскаленных углях, и принялась бить Дамаса по плечам и спине. Комнату наполнил запах тлеющей ткани. Она била его снова и снова, и с каждым ударом боль в ее душе становилась слабее, пока не отпустила совсем. Видя окровавленное лицо своего врага, Бриони отбросила кочергу и закрыла глаза, наслаждаясь победой.

– Ты больше никому не причинишь той боли, какую причинил мне. Ты меня слышишь? – раздался в комнате тихий голос Бриони.

Томми и хозяйка дома, стоя возле двери, наблюдали за ней с восхищением, к которому примешивался страх.

– Ты хотел меня уничтожить, Генри. Тебе это не удалось и никогда не удастся, потому что, если я столкнусь с тобой еще раз, ты умрешь. Ронни Оулдс уже покойник, и Болджер тоже. Нет никого, кто мог бы поддержать тебя. Теперь у тебя есть только я, и отныне я буду следить за тобой, приятель. Я добьюсь, чтобы ты больше никогда в жизни не играл в свои мерзкие игры.

Генри злобно посмотрел на нее. Приходилось признать, что в отчаянных попытках уничтожить ее он, сам того не желая, уничтожил себя.

– Если ты тронешь Бенедикта хоть пальцем, я узнаю об этом. У меня есть свои люди в твоем доме. Мой мальчик – это все, что у меня есть в жизни, а благодаря тебе и Изабель я вынуждена наблюдать за его взрослением со стороны. Что ж, с сегодняшнего дня для тебя начинается новая жизнь, крутой мужик Генри Дамас. Ты будешь ему хорошим отцом. Если ты хотя бы раз косо посмотришь на ребенка, я откручу тебе башку. Ты меня понял?

Генри покорно кивнул, морщась от боли.

– Мне тошно на тебя смотреть, – процедила Бриони. – Мне не нравились многие люди, но по-настоящему ненавидела я только тебя. Ты сделал меня такой, какая я теперь, и я не прощу тебе этого никогда.

Она повернулась и пошла к двери. Внимательно оглядев Кристин, она сказала:

– Я тебя знаю. Мы вместе учились в школе. Ходили в один класс.

Размахнувшись, она отвесила Кристин звонкую оплеуху.

– Ты, грязная тварь, сама отдала ему своего ребенка. Собственную кровь и плоть!

Девочка, прижавшаяся к ноге Томми, начала всхлипывать. Бриони в изумлении покачала головой.

– Такая милая девочка, и ты позволила ему ее лапать! Ты преподнесла ему свою дочь на блюдечке с голубой каемочкой. Что ж, баста. Сегодня вы покинете этот дом. Мне плевать, куда ты пойдешь и что ты будешь делать, но я не спущу глаз с этого ребенка. Я прослежу, чтобы ты заботилась о ней как следует, или тебе придется ответить за все. Клянусь Богом!

Керри заметила, что Эвандер разговаривает со своим другом Гленфордом. Она улыбнулась и помахала им рукой. Они тоже помахали ей, но ответная улыбка Гленфорда была натянутой.

– Я говорю тебе, Эвандер: ты влез в дерьмо по самые уши. Мне сказали, что ее дорогая сестричка, наша хозяйка, стала теперь кем-то вроде главаря мафии. Вчера ночью они с Томми Лей-ном замочили четверых. С такими людьми шутки плохи, а ты спишь с ее младшей сестрой.

На лице Гленфорда выступили капельки пота. Как только он услышал про Бриони и Томми, он не на шутку встревожился за своего друга. Беспокоился он также и за себя, и за других музыкантов оркестра. Если станет известно о связи Эвандера с Керри, то буря, которая непременно разразится, их тоже не обойдет стороной.

– Я все улажу, не волнуйся, – тихо сказал Эвандер и направился к Керри. Гленфорд проводил друга взглядом и тяжело вздохнул.

Эвандер шепнул Керри на ухо:

– Выглядишь замечательно.

Керри тихонько хихикнула:

– Ты тоже.

Забыв об осторожности, Керри подняла руку и нежно провела пальцами по лицу возлюбленного.

Гленфорд, который внимательно наблюдал за ними, вздрогнул от предчувствия надвигающейся опасности.

Глава 17

Бриони лежала в постели одна. Голова у нее трещала. Она зажмурилась, пытаясь хоть как-то унять боль. До ее слуха донеслись тяжелые шаги миссис Хорлок, поднимавшейся по лестнице, и позвякиванье фарфоровой посуды. Дверь спальни отворилась, и на ночном столике очутился поднос с чаем. Пожилая женщина молча раздвинула шторы, впустив в комнату тусклый солнечный свет. Затем миссис Хорлок повернулась и внимательно посмотрела на Бриони.

– Бог мой, как ужасно ты выглядишь! – воскликнула она. – Хуже субботней шлюхи в понедельник утром. И долго еще ты будешь этим заниматься?

– Чем заниматься?

– Не притворяйся дурой! – резко сказала миссис Хорлок. – Лучше посмотри на себя в зеркало. Ты ужасно выглядишь. В мешки, что у тебя под глазами, я могла бы класть еженедельные покупки. Твоя кожа в жутком состоянии, и все потому, что ты пьешь как рыба и ешь как птичка. Раньше ты была худенькой и стройной, а сейчас стала похожа на отощавшую кошку! Даже твои волосы превратились в крысиные хвостики. Не думай, что тебе все позволено!

Ошеломленная Бриони уселась в постели.

– Как ты смеешь…

– Смею, юная леди! Еще как смею. Потому что для всех ты, может, и мисс Большая Бриони, но для меня ты всегда будешь ребенком. Допилась до того, что ума лишилась. Целый месяц ты каждый вечер приходишь домой пьяная вдрызг и переворачиваешь все вверх дном. И набрасываешься на Тома как сумасшедшая.

– Это мой дом…

Миссис Хорлок придвинулась к Бриони ближе.

– Ты можешь оказаться на улице, если не станешь благоразумной. Выкинь еще такую штуку, как прошлой ночью, и нас всех могут вышвырнуть отсюда!

Бриони напрягла мозги, вспоминая, что случилось ночью.

– А что такое стряслось? – спросила она тихо.

– Ха! Ты затеяла драку со своими охранниками и перебудила всю улицу. Затем сказала Кисси, чтобы она уматывала отсюда. И это в три часа ночи! Ты оскорбляла Томми, вот почему его нет в постели рядом с тобой. Я не знаю, куда он пошел, но даже если к другой женщине, кто его за это осудит?

Бриони застонала. События ночи медленно всплывали в памяти.

– О боже мой!

– Что с тобой происходит, девочка? – участливо спросила миссис Хорлок. – Вот уже несколько недель ты напоминаешь медведя с простреленной задницей.

Бриони покачала головой и грустно сказала:

– Честное слово, я не знаю. Мне кажется, будто я вот-вот взорвусь. Я чувствую себя так, словно моя жизнь находится в чьих угодно руках, только не в моих.

– Ну ладно, выпей чаю и вымойся, а то от тебя смердит, как от ломового извозчика. Потом одевайся и спускайся вниз, поешь чего-нибудь. Скоро приедет твоя мать, чтобы обсудить предстоящую свадьбу. Нельзя сказать, чтобы ты проявляла к этому большой интерес в последние несколько недель! – Миссис Хорлок взяла чашку с чаем и насильно всунула ее девушке в руки. – Я приготовлю тебе ванну, потом извинишься перед Кисси и перед охранниками. Со всеми нужно разговаривать вежливо, кем бы они ни были. Запомни это, юная леди.

Она выскользнула из комнаты, а Бриони закрыла глаза и вздохнула. «Правда глаза колет, но иногда идет на пользу». Она залпом выпила чай.

Молли, угрюмо нахохлившись, сидела рядом с Эйлин и Розали. Бриони вошла в комнату и широко улыбнулась, стараясь не обращать внимания на пульсирующую в голове боль.

– Привет, мам, привет, Эйлин.

Нагнувшись, она поцеловала в щеку Розали.

– Привет, Рози.

Девочка ласково прижалась к Бриони.

– Самое время выползти из постели. Как-никак твоя сестра выходит замуж, – заметила Молли.

Бриони засмеялась:

– Значит, ты сегодня выходишь замуж? Я еще не пропустила службу?

Эйлин разрыдалась, и Бриони поняла: произошло что-то неладное.

– Прости, я всего лишь пошутила. – Она обняла сестру за плечи.

– Это все проклятый Джошуа. Он теперь хочет отложить свадьбу, – вновь заговорила Молли. – Могу поклясться, что всем заправляет его подлая мамаша. Вчера вечером он этак елейно заявил, что надо подождать, поскольку все случилось как-то слишком быстро и им с Эйлин надо получше узнать друг друга. Вот чертов ублюдок! А я-то приготовила им чай и оставила наедине, отправившись к матушке Джонс. Когда я вернулась домой, то застала Эйлин всю в слезах, а Джошуа и след простыл. Вот бы мне увидеть его! Я бы разодрала ему всю рожу!

Бриони опустилась на колени перед Эйлин и спросила:

– А он говорил что-то подобное раньше? Как-то намекал, что может передумать?

Эйлин покачала головой:

– Он не говорил ничего такого, но весь прошлый месяц был очень странным. Он как-то сторонился меня, словно я заразилась чумой. А его мать так себя вела со мной… Она не любит меня, Бри. Не знаю почему. – Эйлин снова заплакала.

Лицо Бриони сделалось жестким, и это не ускользнуло от Молли. Обе женщины думали об одном и том же. Джошуа и его мать всегда старались держаться подальше от Бриони – им казалось позорным, что сестра Эйлин – владелица борделей. При этом предложение Бриони помочь Джошуа приобрести собственный дом было с благодарностью принято. А теперь Джошуа и его мать решили порвать с этими Каванаг, чье имя стало синонимом насилия. «Что ж, Джошуа О'Мэйлли поймет, что значит насилие!» Бриони решила лично заняться этим.

Элизабет О'Мэйлли покачала головой, глядя на сына.

– Тебе лучше не выходить из дома без меня. Эта Эйлин – просто доходяга с одутловатой рожей. Я еще ни у кого такой не видела. В ней нет ни искорки жизни. Бог мой, а ведь она могла бы нарожать тебе кучу мяукающих выродков!

Джошуа не сводил глаз с огня в камине. На самом деле именно пассивность Эйлин привлекала его, но в одном мать была права: вряд ли разумно связывать свою жизнь с семьей Каванаг. Особенно сейчас, когда еще не улеглась вся эта заваруха.

– Эта Бриони – сущее исчадие ада. А ее сестрицы – бесстыдницы в юбках до пупа! – Элизабет истово перекрестилась. – Можно подумать, ты из их среды! Сынок, ты давно перерос это! Ты молодой человек, и у тебя впереди вся жизнь. Есть куча девушек, которые будут рады, если ты женишься на них.

– Мама, мне тридцать восемь лет. Меня с большой натяжкой можно назвать молодым человеком. И на всякий случай, если ты этого не замечаешь: у моей двери давно уже не стоит очередь страждущих женщин.

– Мужчины – глупцы! Им вообще не следует жениться раньше сорока. И даже тогда они должны быть осторожны. За прелестным личиком может скрываться множество грехов. Если эта Бриони Каванаг придет сюда и раскроет свою пасть, я попросту вышвырну ее вон. Пусть только притащится – увидит, на что я способна! Мой сын женится на той, которую захочет по-настоящему, черт побери! Но это будет не Каванаг. Только через мой труп! Ты слышишь: только через мой труп!

Элизабет О'Мэйлли разошлась не на шутку. В это самое время Бриони вошла через заднюю дверь в ее крошечный домик с террасой. Несколько секунд она постояла в буфетной, прежде чем дала о себе знать. Когда Бриони появилась на кухне, Элизабет О'Мэйлли, прикрыв рот рукой, прошептала:

– Святой крест, Иисусе Христе!

Бриони широко улыбнулась.

– Это надо понимать так, что вы не ожидали меня увидеть? Странно! Решили, что я позволю опозорить сестру и не потребую объяснений? Я-то думала, что вы сидите здесь, заперев двери на замок, и притворяетесь, будто вас нет дома. Но в любом случае вы оба заслуживаете хорошей взбучки. И начать надо с вас, миссис О'Мэйлли.

Джошуа, чуть приоткрыв рот, с благоговением взирал на маленькую женщину.

– Закрой пасть, Джошуа. У тебя такой вид, словно тебя поджаривают на плите на рынке Биллингсгейта. Правда, что ты бросаешь мою сестру после того, как обещал жениться на ней?

Мужчина молча таращился на Бриони.

– Я не собираюсь выяснять, что моя сестра нашла в тебе, Джошуа. Но она любит тебя и собирается стать твоей женой, понимаешь? Ты обхаживал ее, просил выйти за тебя, а теперь на попятный? Сейчас ты примешь ванну, принарядишься и в половине восьмого пойдешь к моей матери. Скажешь Эйлин, что все твои сомнения по поводу брака – просто разыгравшиеся нервы. Ты сделаешь так, как я говорю?

Джошуа кивнул.

– Славный мальчик. А теперь вот еще что. Я хочу, чтобы вы, миссис О'Мэйлли, не подходили ближе чем на десять миль к моей сестре. Если вы вздумаете навязывать ей свое общество, то я снесу вашу уродливую башку с плеч и отдам ее бродягам, пускай поиграют в футбол. – Бриони улыбнулась и заключила: – Что ж, спасибо за приятную беседу. Приятно, когда проблемы решаются так легко.

Томми сидел в клубе миссис Дикинс и думал о Бриони. Она снова уехала с Джонатаном и Рупертом, снова вдребезги пьяная вернулась домой в третьем часу ночи и устроила форменный погром. Это уже становилось традицией. Томми начал прикидывать, как помочь ей, и тут голос Бриони вывел его из задумчивости.

– Ты собираешься пить, Томми, или заказал виски для солидности? – Девушка уселась рядом, от нее веяло апельсиновой туалетной водой. – Я искала тебя.

– Правда, Бриони? А для чего? Чтобы снова назвать меня кастратом или попытаться дать мне в морду?

Бриони широко открыла глаза.

– Прости меня. Честно, Том, мне очень стыдно из-за того, что я вытворяла прошлой ночью.

При взгляде на ее невинное лицо он едва удержался от желания влепить ей пощечину.

– Ты делаешь из меня идиота, Бри, а я этого не потерплю. Это не смешно. Можно сколько угодно сидеть здесь, таращить на меня глазки и пытаться рассмешить, но, боюсь, на сей раз это не сработает. Ты и так попусту вертела задницей целый месяц. Наши заведения не дают того, что могли бы давать, с тех пор, как мы выкинули стариков. Либо ты исправляешься, либо я кончаю с тобой работать. Я все сказал.

Бриони выпрямилась на стуле.

– Ты прав. Я не работала как следует, но с этим теперь покончено. Я только немножко отдохну, и все. Я не хочу, чтобы ты бросал меня, не хочу нарушать наше партнерство. Я люблю тебя, Томми.

Бриони при ярком свете дня, да еще в таком многолюдном месте говорит, что любит его! Охваченный радостью, Томми нежно поцеловал ее руку и улыбнулся ей.

– Что же с тобой случилось, скажи честно, Бри?

– Не знаю, Томми. По-моему, меня испугало наше новое положение. И слишком много мертвецов… Просто все сразу навалилось на меня, и я не могла с этим справиться.

– А сейчас ты можешь с этим справиться?

– Да, думаю, да.

Томми сжал ее крошечную ручку в своей ладони и ободряюще улыбнулся:

– Я всегда буду рядом, дорогая, знай об этом.

Она ответила благодарным рукопожатием. Томми давно понял, что Бриони не такая жесткая и расчетливая, какой старалась выглядеть. Она просто молодая женщина, несмотря на свой приказной тон и деловую хватку. Ее потрясли смерть Жинелль и последовавшее затем кровопролитие, из-за которых она не спала много ночей. «Я должен помочь ей, поддержать ее. Она – моя женщина, моя мечта, и праведную она ведет жизнь или нет – я все равно отчаянно люблю ее».

– Ты знаешь, где я сейчас была? – весело спросила Брионии. Она рассказала ему о своем визите к Джошуа и его матери, превратив все в шутку, усиливая комический аспект и умалчивая о своих угрозах. После того как они вместе посмеялись, Томми решил, что Бриони смеется слишком уж громко, а ее веселье чересчур нервное, чтобы быть искренним. «Я всегда буду рядом с ней. Буду следить за ней, как ястреб. Никакая опасность не подкрадется к ней незаметно».

Глава 18

Генри Дамас сидел в постели и делал вид, что читает газету. Изабель прибирала его комнату и исподтишка наблюдала за ним.

– Что-нибудь интересное в газете, Генри?

– Да в общем-то нет, – покачал он головой. Изабель расправила стеганое одеяло.

– А как насчет этой новости, отправки людей в Австралию? Мне кажется, идея чудесная.

– Если это поможет избавиться от рабочего класса, тогда и в самом деле чудесная.

Изабель вздохнула. Синеватый шрам начинался со скулы Генри и исчезал в волосах. Когда он злился, как сейчас, шрам становился ослепительно белым. У Генри остались шрамы и на плечах, и на спине. Нападавшие явно стремились его изувечить. Сначала Изабель удивлялась, почему они не забрали его бумажник и часы, но в полиции объяснили, что, вероятно, грабителям кто-то помешал. Теперь сочувствие Изабель к мужу постепенно проходило. По мере того как ему становилось лучше, он превращался в прежнего Генри Дамаса.

– Знаешь, ты очень тяжелый человек. Даже доктора ты заставляешь волноваться. Раны твои зажили, ты достаточно окреп, чтобы встать с постели. Так почему же ты не сойдешь вниз и не пообедаешь в библиотеке? В саду так красиво.

– Изабель, сделай милость, оставь меня в покое. Я все еще чувствую себя плохо, и если предпочитаю быть в постели, так это мое право. Я не желаю сидеть в библиотеке и любоваться садом. Меня не интересуют дела маленьких людишек, которые собираются ехать в эту богом забытую Австралию. Мне все равно, что у нас на обед или на ленч. Мне плевать на то, что делаешь ты или эта развалина – твой отец. Короче говоря, ты меня достала. Пожалуйста, уходи.

Изабель поджала губы и поднялась. Но не успела она выйти из комнаты, как Генри окликнул ее:

– И держи этого ребенка и его бешеную овчарку подальше от меня.

Едва Изабель открыла дверь, как пес Ниппер ворвался в комнату, а вслед за ним и Бенедикт. Ниппер вскочил на кровать и принялся неистово лизать лицо Генри и его лысеющую голову. Грязные лапы смяли номер «Тайме». Дамас изо всех сил оттолкнул животное и сбросил его на пол.

Ниппер был еще молодым и потому очень дружелюбным. Несмотря на то, что Генри Дамас ни разу не сказал псу ласкового слова, тот неизменно ласкался к нему. Вот и теперь Ниппер снова вскочил на постель и обрушился на Генри с изъявлениями приязни.

Бенедикт стоял возле двери. Улыбаясь, он громко позвал собаку:

– Ниппер, Ниппер! Ну-ка, скорее иди сюда! Оставь папу в покое. Он нездоров!

Изабель подавила смешок, увидев лицо мужа. Генри проскрежетал сквозь зубы:

– Убери от меня эту собаку!

Бенедикт изо всех сил потянул животное с постели, стащил его на пол, и Ниппер уселся на ковре, высунув громадный язык и тяжело дыша.

– Мне очень жаль, папа, но он тебя любит. Хорошо, я постараюсь держать его подальше от тебя… – Голос Бенедикта угас, и мальчик огорченно потупился.

Генри пристально посмотрел на сына. Бенедикт непроизвольно повторил движение своей матери: Бриони точно также склоняла голову, если Генри журил ее за что-нибудь. Впервые отец почувствовал проблеск интереса к сыну.

– Сделай так снова, парень.

– Что сделать, папа? – не понял Бенедикт.

Генри спародировал его движение, и Бенедикт рассмеялся. Он опустил руки и повесил голову, повторив движение, подмеченное отцом. В первый раз Генри искренне улыбнулся ребенку.

– Изабель, принеси альбомы из нижнего ящика шкафа в моей гардеробной.

Пораженная Изабель повиновалась. Бенедикт стоял возле кровати и с отсутствующим видом гладил Ниппера, ожидая, когда отец заговорит вновь. Он не знал, как себя вести. Отец так редко обращал на него внимание – только если школьные отметки Бена были недостаточно высоки. Но в таких случаях Генри попросту бранил мальчика.

Генри снова широко улыбнулся.

– Вот, посмотри!

Бенедикт взял фотографию из рук отца и увидел женщину, одетую в черное шелковое платье. У нее были седые волосы, а на лице – печальная улыбка.

– Это моя мать, твоя бабушка. Бенедикт взглянул отцу в глаза и сказал:

– Она очень красивая. Генри подтвердил:

– Да, она была очень хорошенькая. Некоторые даже думали, что слишком хорошенькая. Но я всегда любил ее, эту добрую женщину.

Изабель изумленно слушала, как отец и сын дружески болтают.

– А что с ней случилось, папа?

– О, она умерла, когда я был еще пареньком чуть старше тебя. Все ее дети, кроме меня, умерли. Она не вынесла этого, потому что была слишком нежная, слишком утонченная, чтобы пережить такое. Она сама напоминала ребенка и так мелодично смеялась… Она любила меня до безумия. Помню, как мы играли с ней и с моей старой няней Нэтти в прятки…

Взгляд Генри был устремлен в никуда, словно картины прошлого предстали перед его глазами. Бенедикт с любопытством разглядывал старинную фотографию.

– А у тебя есть еще фотографии, папа? Я с удовольствием послушал бы про мою бабушку. Я так часто видел ее портрет в столовой и всегда хотел что-нибудь узнать о ней.

Генри пристально посмотрел на ребенка. Вполне естественно, что мальчик хочет знать свои корни. И тут Генри цинично усмехнулся: «Вот будет номер, если он узнает, кто его настоящая мать».

– Иди ко мне на кровать. Садись. Я покажу тебе все фото, которые у меня есть. У меня нет снимков отца, только портрет, он наверху, на чердаке. Твой дед изображен в форме. Он служил в кавалерии, в уланском полку.

– А ты любил его, папа?

Генри рассмеялся и покачал головой.

– Нет, на самом деле нет. У него был отвратительный характер.

Бенедикт закусил губу и испытующе посмотрел в лицо отцу.

– Ты думаешь, что я унаследовал дурной нрав от него? – понял невысказанный вопрос Генри.

Бенедикт яростно замотал головой, не желая разрушать дружелюбный тон беседы. Ему слишком редко удавалось поговорить с отцом, и он не хотел, чтобы все так быстро закончилось. Генри тяжело вздохнул.

– Может, и унаследовал, мой мальчик. Ты же знаешь, люди наследуют черты своих родителей. Дурным характером я пошел в своего отца. Интересно, что ты унаследуешь от меня и своей матери?

Говоря это, он перевел взгляд с ребенка на Изабель, и та почувствовала, что проваливается в бездну этого взгляда.

Утром в день свадьбы Эйлин Бриони проснулась в прекрасном настроении. Она постепенно преодолела внутренний кризис, однако теперь в ее лице появилась некоторая жесткость, которой не замечалось раньше. Она раздвинула шторы в спальне и нахмурилась, увидев в окно двух мужчин, торчавших возле ее мотоцикла «коули». Они курили и болтали. Ее раздражала охрана, раздражали эти вечные соглядатаи, Томми смеялся над ее жалобами и говорил, что если случится серьезная беда, то парни обязательно отработают свой обед.

– Ложись в постель, Бри, еще рано.

– Послушай, Томми, у меня впереди день, полный забот. Последние приготовления к свадьбе Эйлин плюс встреча с Марией, а к тому же еще одно важное свидание.

Томми откинул одеяло, и Бриони увидела, что он возбужден.

– Ты можешь сейчас получить важное свидание, если хочешь!

– О, Томми, не сходи с ума! Мне надо принять ванну, одеться и в десять тридцать уже быть в парке, где гуляет Бенедикт.

Томми вновь укрылся одеялом и спросил:

– Хочешь, я поеду с тобой?

Бриони смутилась.

– А ты хотел бы? Ты ведь еще ни разу не видел Бена. Он красивый, Томми…

– Я знаю, Бри, ты мне часто об этом говоришь.

– Нянька Салли берет его в парк, и, пока он выгуливает свою собаку, мы с Салли болтаем. Если Изабель об этом узнает, будет жуткий скандал, но то, о чем она не знает, не причиняет ей боли. Тем более что к Бену я не подхожу. Сейчас ему десять, он растет и даже не подозревает о моем существовании. Как это больно, Томми!

Том взял ее маленькую ручку в свою и поцеловал.

– Нам придется смириться с этим. Он не знает тебя, Бри, он счастлив с ними. Ну, по крайней мере с Изабель. У него будет все, чего никогда не было в детстве у нас, у него будут хорошие друзья, он пойдет в школу… Хотел бы я, чтобы моя старая мамаша отдала меня кому-нибудь вроде этих господ.

– Но ведь я могла бы все это сейчас ему дать! – голос Бриони прозвучал тоненько, убито.

– Нет, Бри. Ты можешь предложить ему денег, но ты всегда будешь Бриони Каванаг. Ты даже не замужем. Он же окажется просто незаконнорожденным ребенком – таким в хорошее общество ход заказан. А так окончит университет, потом унаследует деньги этого старого козла… Не затевай из-за мальчика бучу, Бри, потому что он не поблагодарит тебя за это.

Лицо Бриони померкло.

– Томми Лейн – голос разума, – сказала она с горечью.

Солли Голдстерн был знаменитым торговцем драгоценностями – в Ист-Энде уж точно самым знаменитым. Несмотря на свои шестьдесят семь лет и невероятную худобу, Солли отличался веселым нравом, подвижностью и добродушием. Недавно Солли занял крупную сумму у Томми Лейна, купил партию драгоценностей, а затем перепродал ее с большой выгодой. Все шло хорошо, но внезапно зять Солли, Исаак, украл деньги и, бросив свою сорокалетнюю жену и пятерых детей, сбежал с какой-то сопливой девчонкой по имени Дейзи, да к тому же еще христианкой. Последний факт усугублял позор дочери Голдстерна. Вот почему теперь Солли начал подумывать о смерти.

Вита, его дочь, вошла в комнату со стаканом чая. Ее измученное лицо заставило сжаться сердце отца. Она отчаянно хотела жить с Исааком, получила его, благодаря деньгам своего отца, родила Исааку детей и любила его. А теперь он предал и ее, и собственных детей, и тестя. Вита чувствовала ответственность за поступок мужа, ее мучил стыд перед отцом. «Я привела к отцу этого негодяя. Он стал причиной его падения. Теперь отец повсюду занимает деньги. Вскоре пойдут разговоры, а в еврейской общине это равносильно краху. Если у тебя нет денег, ты ничего не значишь».

– Выпей чаю, папа. Вот-вот приедет Томми Лейн. Он разумный, приличный человек. Он поймет.

– Итак, дочь моя, ты хочешь, чтобы я просил милости у уличного мальчишки? Кроме того, Томми Лейн – неглупый человек. Он не захочет получать свои пять тысяч назад со скоростью пятьдесят фунтов в неделю. А теперь оставь меня, ради бога.

Вита застывшим взглядом смотрела на старинный пистолет, лежавший перед отцом на конторке. Солли ласково поглаживал рукоятку оружия. Вита покачала головой:

– У нас и без того хватает неприятностей, да еще ты никак не хочешь успокоиться! Исаак ушел, деньги пропали. Мы должны попытаться разобраться со всем этим.

– Если бы Исаак оказался здесь, я застрелил бы его, как собаку.

Вита прорычала сквозь стиснутые зубы:

– Если бы он сейчас был здесь, я сама пристрелила бы его!

Зазвонил колокольчик у дверей магазина, и в прихожей зазвучал раскатистый голос Томми:

– Привет, Солли, мой старый товарищ!

Томми вошел в комнату, Бриони вслед за ним, но тут же оба остановились как вкопанные. Бриони широко открыла глаза, увидев, что Солли Голдстерн размахивает антикварным пистолетом.

– Ты сошел с ума, Солли? – тихо спросил Томми. Он встал так, чтобы в случае чего заслонить Бриони собой. Та застыла на месте, прижав ладони к губам. До ее сознания едва доходил голос Томми, пытавшегося урезонить старика.

– Дай мне пистолет, Солли.

Рука Солли дрожала. Вита подошла к отцу и осторожно вынула пистолет из его пальцев.