Текст книги "В погоне за артефактом"

– Он уже навел.

– На вот это? – неверяще вопросил Фомка.

– Да.

– Во всем ты виновата, – вдруг заявил напарник.

– Каким таким боком? – возмутилась в ответ.

– Уела мужика, он пять лет тебя забыть не может. Теперь вот в отстойник придется лезть.

– Ну конечно, я виновата, кто же спорит, – решила согласиться, узрев всю степень расстройства напарника. Фомка не нашелся с ответом, только задышал громче, а из ушей почти пар повалил.

Пережидая приступ «фомического гнева», я принялась раздумывать над тем, что у меня не сходилось. А не сходилась одна важная деталь мозаики, которая отказывалась становиться на центральное место. Ведь король, как пить дать, подсунул послам поддельную шкатулку, потому и артефакт даже не подумали призывать. Но настоящий исчез-таки, испарился, ведь обе шкатулки обследовали вдоль и поперек. И хотя настоящую нам не удалось добыть у короля для экспертизы, я успела всю ее простукать и никаких потайных отделений не обнаружила, как и в ее точной копии, переданной после демонстрации заграничным послам нашему агентству.

Отсюда вопрос – как можно украсть настоящий артефакт из поддельной шкатулки? Вариантов ответа два: перепутать сами ларцы (ну уж явно хранитель, трясущийся над своим златом, не настолько туп!) или же подсунуть настоящий артефакт в качестве поддельного. Но ведь есть золотой листок, безошибочно, как магнит, указывающий на артефакт. Впрочем, во время второй церемонии листок не приносили, а ларец под строжайшим надзором хранителя в залу доставил слуга. Запутанно, однако. Надо бы еще поискать зацепки.

– Фомка, – обратилась я к только что переставшему натужно дышать напарнику, – последний раз золотой листок держал в руках тот самый нерадивый слуга, который оставил отпечатки пальцев. Не-ра-ди-вый, понимаешь? – произнесла я по слогам. – Раз его заменили на другого, значит, либо уволили, либо понизили в должности. И мне очень нужно его имя, Фомочка. Не мог бы ты перед нашим побегом чуть-чуть пообщаться с драконом?

– С кем?

– С дворцовой экономкой. Узнать, не увольняли ли кого-нибудь из дворца. Причина – халатность.

– О боже! – Напарник снова шлепнул себя ладонью по лбу, и пришел мой черед удивляться.

– Это что за выражение?

– Подцепил от Систеллы. Она родом из Тьмутьмии, там это любимая присказка в любых ситуациях.

– Чтобы эта присказка так намертво к тебе прилипла, ты должен был ее всю ночь слушать. А я поражалась, что это ты такой издерганный с утра? Не выспался, бедняга, еще и завтрак у тебя отполовинили, лишили растущий организм необходимых калорий. Фомочка, – я наклонилась вперед и погладила напарника по плечу, – я сегодня долго спала, и еще мне скоро поесть привезут, я тебе непременно оставлю. А ты пока сходи, пообщайся напоследок с драконом.

– Схожу, – с чувством ответил напарник, – если ты артефакт вызовешь и узнаешь про другой выход.

– Да пыталась, не вызывается он.

– Я помогу, что надо делать?

Я глубоко вздохнула.

– Горошину искать.

И стали мы искать горошину. Прыгали по комнате, искали на кровати, в креслах, подняли кучу пыли, устроили настоящий погром. Фомка повыворачивал все ящики из комода и тумбочки и даже сдвинул тяжеленную кровать (вот силища!). Однако ни одной горошины или даже намека на нее не отыскалось.

Махнув на все рукой, расстроенный напарник со злости опрокинул кресло и решительной походкой направился к выходу.

Кажется, дракона собирались укротить еще раз, и это не могло не радовать, поскольку ожидалось поступление новой информации. Я бухнулась на кровать, пережидая, пока перестанут вибрировать стены от Фомкиного «ба-бах» дверью, и предвкушающе улыбнулась. Люблю пазлы.

– Прелесть моя, ты так мило улыбаешься, просто озноб по коже.

Я мгновенно повернула голову и увидела прислонившегося к подоконнику артефакта. Невозмутимый, сияющий, деловито засунувший одну руку в карман брюк.

– Явился! – Соскочив с постели, я хрустнула ботинками по осколкам разбитой чашки и в два шага очутилась возле окна. Направив негодующий указательный палец в грудь артефакта, обвиняюще произнесла: – Я тебя призывала, на колени падала, а ты только сейчас соизволил явиться?

– Прекраснейшая, нужно было всего лишь уронить вон то кресло, и я бы обязательно откликнулся. А как ты падала на колени? – живо заинтересовался безмерно любопытный и еще ярче засиявший дух.

– Вот так, – я очень, ну очень медленно и с соответствующим прогибом в пояснице сначала опустилась на корточки (подсмотрела в шоу «Этнические пляски шаманок vs Ритуальные танцы жриц». Жрицы победили!), потом встала на коленочки у ног артефакта, а потом простерла руки и сладенько вымолвила: – Светлейший!

У духа отпала челюсть и пропала способность дышать.

А мне того и надо было. Захотелось проверить, насколько в нем сильна человеческая память, если уж плотью не обременен, и правду ли сказал, что он был этим самым человеком. Нет, точно был. Вот судя по его взгляду – определенно был.

– Как же я не вовремя оделся, – выдохнул светлейший, потянув за ворот рубашки. И это при том, что по логике вещей ему ничего на шею давить не могло, да и без дыхания духи вполне обходились, ну а так пожирать глазами приличных девушек им вовсе не полагалось.

– Я еще и танцы вакханки умею, – заявила, решив добить солнечного. Гордо выпятив грудь, отставила в сторону ножку, устроила руку на талии, чуть наклонилась и похлопала ресницами.

Глаза артефакта совершенно недвусмысленным образом прошлись по всей моей псевдовакханской позе, а потом он приложил руку ко лбу и хрипло ответил:

– Уже представил.

А потом с такой мольбой во взгляде протянул ко мне руки, что я тут же вспомнила кое-кого без костюма и в моей кровати, а еще – как нагло разочаровали наивную пьяную девушку. Ну и шагнула поближе. Обнимай, мне-то что. Даже погладить можно. Ха-ха!

Судорожный вздох такой отрадой пролился на мои истерзанные сияющим гадом нервы, что душа осталась довольна-предовольна и наполнилась злорадством. Не все тебе над людьми измываться. Запрокинув голову, так как стояла ну очень близко, и посмотрев в янтарные потемневшие глазищи, сказала прямо:

– Не можешь ты ничего представить, проекция, поскольку я тебе эти танцы показывать не собираюсь.

Сник. Прямо разом сник, погрустил ровно секунду, а потом, ехидна такая, глаза прикрыл, будто в свои предсказания окунулся, покачнулся, за сердце схватился, стал ртом воздух хватать. А я отступила в сторону от греха подальше, потому что слишком натурально все выглядело. Хоть и понимаешь, что это видение и обычная магическая проекция, но все равно смотрится очень реально! Отсюда сам собой напрашивался вывод, что артефакт видит не весь разговор целиком, а слушает – слово за слово, и запись в это время уже идет. И если для обычных людей разговоры – набор слов, то для него – набор зрительных образов и видений.

Впрочем, мужские терзания духа никаких уколов совести во мне не вызвали, но, решив ковать железо, пока горячо, я очень коварным и соблазнительным голосом добавила:

– Не собираюсь, но показать могу, если хорошо попросишь, – а потом тоном истинного сыщика, допрашивающего своего информатора, прибавила: – Мне нужна информация!

Артефакт раскрыл глаза, вновь осмотрел меня всю-всю и осуждающе покачал головой.

– Аленушка, сладость моя, не веди больше таких разговоров. Я ведь не железный артефакт. Как можно мне подобное показывать?

– Я ничего не могла показать, – прищурилась недоверчиво.

– Конечно. Совсем ничего, – усмехнулось сиятельное чудо, согласившись со мной (прямо как я недавно с Фомкой, чтобы не злился).

Согласие родило в душе очень нехорошие подозрения. Вот предсказатель! Ведь точно знаю, что ему не станцую никогда и ни за что, а он с намеком улыбается. Не мог он мои танцы видеть! Не мог, и все! Даже в очень далеком будущем, даже когда состарюсь. Мик мог, а этому не станцевала бы.

– Ну, довольно! Прочь лирические отступления, – решила переть буром, раз не сработали провокационные обещания. – Отвечай, где другой выход из подземелья?

– Счастье, выходов масса, но для тебя безопасен только один, – пожало плечами чудовище.

Полагаю, я бы в этот момент сникла, совсем как недавно артефакт, но вдруг заметила, что кончики губ солнечного мерзавтуса слегка подрагивают. Открыла рот, чтобы высказать в подробностях, как «хорошо» я о нем думаю, а предсказатель перебил:

– В ловушку попадете во всех случаях. Десять вариантов будущего, и только один с благополучным финалом и вашим выходом из замка. Прощай, ненаглядная, теперь не скоро увидимся. Я тоже буду скучать, но стану вспоминать про… – и улыбка мерзавическая, и шепот такой, что мурашки по коже! – …танцы.

И исчез.

– Что значит – тоже? – спросила я пустоту. – Тосковать-то я точно не стану!

Наглец! Как можно было так обо мне подумать? Скучать, как же! Да у меня счастье приключилось, я долго не увижу этого сиятельного, а он! И что за намеки имели здесь место? Словно я в будущем перед ним вакханкой отплясывала? Не поверю, мерзавтус!

Все мое удовлетворение куда-то испарилось, зато осталось осознание неотвратимо надвигающегося побега. К моменту, когда в дверь постучал мальчишка, привезший тележку с завтракообедом, я уже засунула в рюкзак все, с чем явилась во дворец. Собственно, я еще со времен учебы всегда носила за плечами самые необходимые вещи – навык, вбитый в нас заботливыми и очень изобретательными преподавателями с садистскими наклонностями. Теперь дело оставалось за Фомкой.

Честно оставив напарнику половину каждого из привезенных блюд, решила, что не могу покинуть дворец, не увидев напоследок Мика.

На выписавшегося из лазарета сыщика я случайно наткнулась на первом этаже у самой лестницы. Увидев меня, осчастливленную встречей, Мик почему-то отступил и пятился до тех пор, пока не уперся в подпиравшую переход между двумя крыльями здания колонну.

Заметив столь неординарную реакцию, я могла бы притвориться, что не признала сыщика или приняла его за часть окружающего интерьера, и пройти мимо. Однако осознание скорой разлуки отмело в сторону все странности не далее как вчера безумно вежливого и лучащегося очарованием брюнета, и я с истинно Фомкиным напором приперла соперника к колонне.

– Добрый день, – улыбнулась во весь рот, подступив к изрядно помятой мечте.

– Добрый, Аленика, – выдохнул Мик, встревоженно озираясь по сторонам.

– Как самочувствие?

– Благодарю, намного лучше.

Я замерла, разглядывая и запоминая такие симпатичные и милые моему сердцу черточки немного перекосившегося мужественного лица. Мы были здесь, под лестницей, почти наедине, если не считать начавших развозить тележки с обедом слуг на верхней площадке.

– Я сейчас немного занят, – замялся Мик, встревоженно вглядываясь в мою крайне одухотворенную счастьем встречи физиономию, – ты не против, если поговорим позже?

– Какой-то ты напряженный, – сделала я вывод, понимая, что «позже» у меня не будет.

– Понимаешь, Аленик… Алена, – исправился чудесный Мик, – когда рядом со мной ты или твой напарник, непременно что-нибудь происходит. Я, безусловно, не ставлю этого никому в вину, просто сделал определенные выводы. Такого количества увечий, как за эти два дня, я не получал на протяжении всей карьеры. Понимаю, что это случайность, но меня при наших встречах невольно охватывает напряжение.

– Я ведь пыталась предупредить, – попробовала реанимировать себя в глазах вожделенной добычи.

– Прошу прощения, что не услышал твоих предупреждений, был слишком поглощен… хм…

«Возможностью первым урвать артефакт», – закончила я про себя.

– Возможностью отыскать проникшего во дворец злоумышленника и не дать ему похитить что-либо еще.

Красиво говорит. Романтично.

Я смерила Мика влюбленным взглядом, а он, кажется, уже немного расслабился и почувствовал себя посвободнее, поскольку катаклизмов не происходило.

– Безумно жаль, что свидание не состоялось, – заметил сыщик и бережно взял в ладони мою руку.

Сомлев от этого жеста, я как последняя влюбленная дурочка затаила дыхание, раздумывая, стоит ли мне напоследок попробовать и самой поцеловать Мика?

– Все хотел спросить, как ты узнала, что это была ловушка? – доверительным тоном произнес Микон, придвигаясь поближе.

– Кхм… – прокашлялась я, загипнотизированная темным омутом зовущих глаз.

«Потому что артефакт является мне и указывает на улики», – могла бы ответить влюбленная дурочка. «Не твое сыщичье дело», – сказала бы напарница Фомки и по совместительству соперница Микона. Я решила выбрать нечто нейтральное и, похлопав ресницами, выдала:

– Потому что его нет во дворце, это всем известно.

– Да, верно, – вздохнул Мик, придвигаясь еще ближе и склоняясь еще ниже. Я уже и шею вытянула, чтобы ему удобнее было склоняться, а он как бы невзначай руку мне на плечо положил.

– Ты полагаешь, следы ведут из дворца? – интимным шепотом спросил сыщик.

– Я полагаю… – Что я полагала, осталось для сыщика тайной, ибо наверху вдруг раздался истошный визг, потом грохот, потом звон, а потом на нас через перила посыпался чей-то обед. Мне на голову прилетел приличный кусок кремового торта, украшенный фарфоровой тарелкой, который, по счастью, перевернулся в воздухе и осел на моих волосах красивой воздушной массой. Мику же досталось сначала деревянным блюдом из-под фруктов, затем его облило киселем, а напоследок увенчало медной кастрюлькой, надевшейся набекрень по самые уши.

Бедный сыщик пошатнулся, растерянно повел глазами сначала вверх, откуда, перевесившись через перила, на нас с испугом взирала служанка в белоснежном чепце кухонных работников, а затем его взгляд и вовсе рассредоточился, и Мик схватился за колонну.

– Аленка! – раздался откуда-то сверху рев моего напарника, и, мгновенно придя в себя, я вспомнила о своем долге, ибо стекающий по лицу крем основательно выбил из головы все романтические мысли. И я, бросив Мику:

– До встречи! – припустила вверх по лестнице.

Глава 6
Побег с душком

– Ты рядом с этим гнилым малым головой думаешь? – гневно вопрошал Фомка, пробираясь за мной по осклизлым камням полутемного тоннеля с очень низким сводом. Нарастающая вонь свидетельствовала о том, что место назначения будет достигнуто совсем скоро, буквально через пару поворотов, и мы с приятелем уже натянули на нос самодельные маски, хотя они мало помогали. Справедливое возмущение также здорово отвлекало напарника от страха перед канализацией. А я так и шагала за ним, перепачканная кремом, успела только смахнуть бисквит с головы и рубашки. Переодеваться было некогда и не во что.

– А вот не надо на меня всех собак вешать, – оглядывая ответвления тоннеля и попутно вспоминая направление движения, ответила сыщику, – сам мало того что кутишь с охраной, так еще и экономку укрощаешь, а я не могу даже с романтической мечтой парой слов перекинуться.

– Это бредни романтические! – ответствовал Фома. – С виду прост, как свинья, но лукав, как змея. Думаешь, кого первым пустят по нашему следу, когда выяснят, что мы удрали из дворца?

Я насупилась и промолчала.

– Мика твоего и пустят, и он помчится так, что пятки засверкают.

– Всего-то и надо было поцеловать его разочек, и я бы успокоилась, – шмыгнула носом и заодно сверилась с компасом, поскольку хорошо помнила, что выход из системы канализационных тоннелей располагался в западной стороне. – Некоторые вон полночи не спали, а мне – всякими идеальными иллюзиями довольствоваться и из комнаты не выходить. Обложили!

– Я не виноват, что в этом дворце такие строгие правила. Доводят женщин своей моралью, а они потом на мужиков кидаются. А второй раз я, между прочим, ради дела на это пошел.

– Как я погляжу, ты бы и в третий раз сходил.

– Нет, столько не потяну. За… кхм… заездит она меня, а я на работе, силы для дела нужны.

Я искоса глянула на воинственно настроенного напарника, у которого при упоминании об экономке заметно задергался глаз. Бедный мой рыцарь Фомка, нелегко далась ему победа. Отощавшие драконы – это сила, это почти то же самое, что отощавшие сыщицы.

– Добрались, – выдохнула я, когда впереди показался вход в широченную трубу с протекающими по ней пахучими сточными водами. – Теперь нам с тобой сапоги очень пригодятся, Фомка. Ты, кстати, сменные вещи взял?

– Да у меня только те лосины, что выдали, фрак в комнате бросил. Я, кстати, их тебе в рюкзак запихнул, в моем места нет, я там обед поместил.

– Бе-э-э. После канализации у тебя аппетит напрочь отобьет часа на три, не меньше.

– Но потом-то он вернется, а с голодухи помирать неохота, – безапелляционно заявил напарник и вдруг замолчал.

Болтая и подначивая друг друга, мы прошли уже треть пути, когда услышали очень странный звук.

– Это что? – снизил голос до шепота Фомка. – Охрана канализации?

– Не знаю, – также шепотом ответила я, – пять лет назад никакой охраны здесь не было.

– Аленка, пять лет назад – это очень давно. Тебе же артефакт сказал, что здесь безопасно, иначе за каким лядом мы поперлись в каналезу?

– Он сказал: «В ловушку попадете во всех случаях. Десять вариантов будущего, и только один с благополучным финалом и вашим выходом из замка».

– Это значит, мы сейчас в ловушку идем?

– Выходит, что так.

Фомка резко остановился, развернулся и направился в обратную сторону. Я пристроилась сзади, но уже через пару шагов со всего размаху врезалась в широченную спину.

– Пропал, – очень тихо сказал напарник. – Звук пропал, не свистит и не шипит больше.

Я вцепилась в руку Фомы, встревоженно оглядывая все пространство вокруг нас и с особым подозрением косясь в узкий темный проход по левую руку, откуда, как мне казалось, прежде доносился шум. Коридор находился у самой трубы, открывавшей начало канализационных переходов, и теперь именно оттуда веяло мертвой тишиной. Сглотнув, я вцепилась во вторую руку напарника, высунулась из-за его спины и синхронно с ним сделала шаг назад.

В темноте узкого тоннеля внезапно зажглись красноватым светом чьи-то глаза, и я не завизжала от страха только потому, что воздух из грудной клетки вышиб Фомка – он резко развернулся и подхватил меня под мышку. Я затряслась бесформенным кулем в такт широким прыжкам сыщика, который ломанулся в канализационную трубу. Нечто с жуткими глазами мягко прыгнуло сзади нас и завыло.

– Ма-а-мо-о-чка! – шепотом заголосила я, дергаясь в руке то и дело подскальзывающегося на протекающих под ногами нечистотах Фомки. – Спа-а-си-и-те!

Толку звать на помощь не было никакого, скорее, во мне просто сработал инстинкт. Даже окажись здесь сейчас взвод спасателей, они бы слаженно и очень синхронно побежали впереди нас. Стоит ли говорить, что чудное амбре канализации в данный момент меньше всего волновало двух утекающих от волколота сыщиков! Поистине страшное существо размером с трех Фомок – метров двух высотой в холке, с длиннющими когтями – мягко прыгало следом, разбрызгивая во все стороны сточные воды.

– Направо! – выкрикнула я вылетевшему из трубы напарнику, который на миг притормозил, не зная, в какую сторону бежать. Резкий рывок вправо спас нас от когтей кошмарного волколота, проскользившего мимо и впечатавшегося в стену разветвляющегося тоннеля.

– Ле-естни-и-ца впере-е-ди-и! – выдавила из себя, с ужасом глядя на тоннель позади понесшегося еще большими скачками Фомантия.

Волколот встал, встряхнулся, точно мокрая собака (мокрая и жутко вонючая!), потянул носом воздух и безошибочно повернулся вправо.

Я слышала про этих зверей, что они плохо видят и не различают запахи, хотя, судя по поведению конкретного представителя данного вида, мне нагло соврали. Скорее всего, волколоты не делят запахи на приятные и неприятные. Тот же самый человек в свое время поведал, что селятся волколоты в узких лесных пещерах, но и это утверждение опроверг устроившийся в дворцовой канализации хищник. Правда, и король мог распорядиться поселить сюда эту зверюгу, с нашего монарха станется. А еще, по слухам, питаются милые волколотики преимущественно костями. И в данный момент от голодного зверя утекало собственным ходом около четырехсот двенадцати костей всех форм и размеров – на любой вкус. Мои потоньше, Фомкины потолще, мои раскусить проще, а у напарника костного мозга больше.

– Вперед! – гаркнул сыщик, отвлекая меня от мыслей на тему, женские или мужские кости предпочтительнее на вкус, и забрасывая на вмурованную в стену лестницу, ведущую в темный верхний проход.

Я вцепилась в металлические ступени и стала резво карабкаться вверх, когда Фомка внезапно заголосил:

– Слезай!

Но слезть я не успела. Все же мы оба были слишком плохо информированы относительно повадок канализационных хищников. Чудные зверушки совершенно изумительным образом могли прыгнуть на стену, вонзить когти в расщелины каменной кладки и поползти вам наперерез так стремительно, что оставалось только разжать руки и бухнуться вниз, прямо на Фомку.

Громадная смердящая пасть клацнула жуткими зубищами перед самым носом, а как только руки Фомки попытались сомкнуться на том, чем я на него налетела, эти самые зубы вцепились в ворот рубашки и вздернули мое хиленькое тельце, отобрав его у вцепившегося с другой стороны напарника. Удар огромной лапой отшвырнул Фомку назад, прямо в протекающие по дну канализации мутные потоки, а я получила ответ на вопрос, чьи косточки вкуснее.

Сопротивление было самым глупым, что я могла предпринять, болтаясь в пасти волколота, как котенок в зубах любящей мамы-кошки. Зверюга унесла меня на каменный выступ, проходящий по правой стороне следующей широкой трубы, и расцепила челюсти. Потом, уронив меня на камни, бухнулась сверху, придавила мохнатым телом и принялась отгрызать мою голову.

Только по прошествии пяти минут, совладав с расшалившимися нервами и разошедшимся воображением, я сообразила, что голову мне не отгрызают, а вылизывают, тщательно собирая огромным шершавым языком остатки крема. Этот же жуткий язык чуть позже переместился на мое лицо, и зверюга, перевернув меня лапами на спину, стала слизывать все масляно-кремовые пятна, оставшиеся на плечах и рубашке.

Где-то позади волколота раздалось жуткое хрипение, прозвучавшее посмертным гимном мне, которое издавал подбирающийся к «сожравшей» меня тварюге сыщик. К сожалению, совершенно не было времени умилиться верности моего напарника, не удравшего подальше, пока хищник занимался своей жертвой, а решившего отомстить жуткому чудовищу.

– Фомка! – заголосила я, и кошмарное хрипение прекратилось, сменившись удивленным сопением, которое периодически прерывали звуки, издаваемые вылизывающим меня волколотом. – Фомка, если ты взял с собой весь обед, достань псине тортик, иначе он всю меня до косточек слижет!

По счастью, в агентство Савсен Савсеновича брали исключительно сообразительных личностей, чему мы с напарником являлись подтверждением, а потому никто не стал задавать вопросов типа: «А тебя что, еще не сожрали?» Мой замечательный Фомка тут же бросился распаковывать помятый рюкзак и шуршать непромокаемыми пакетами. Минут через пять волколот внезапно насторожился, повел носом и мгновенно забыл про меня, имеющую возможность порадовать тортиколюбителя исключительно масляными пятнами. Псина развернулся и совершил прыжок прямо к другому краю выступа, где Фомка пристроил полураскрытый пакет с куском кремового торта.

Рванув от увлеченно засовывающего язык в небольшое отверстие животного, Фомка подскочил ко мне, схватил рукой за шкирку, забросил на правое плечо, на левое закинул рюкзак и гаркнул:

– Веди!

– До конца тоннеля и налево, – дрогнувшим голосом отдала я приказ и потряслась дальше на моем улепетывающем рыцаре.

– …Сейчас помру, – хрипел Фомантий, облокотившись о край каменной кладки, опоясывающей выход из дивного места. Мы все-таки благополучно выбрались.

Насмерть зализанная волколотом, я лежала на зеленой травке, смотрела в синее небо и философски размышляла на тему огромных зверюг и летающих через перила лестниц тортиков.

– Фомочка, – спросила пыхтяще-сипящего самого расчудесного мужчину на свете.

– Чего? – прохрипел пытающийся отдышаться сыщик.

– Как можно помогать и пакостить одновременно?

– Не знаю, ы-хы-ы-ы, это талант, ы-х-х-хы, его надо иметь.

– Большой талант, – еще более философски выдохнула я, вновь переводя взгляд на белоснежные облака.

В ответ напарник просто шлепнулся рядом и также философски уставился в небо.

– Подальше тикать надо, – глубокомысленно изрекла я.

– Надо, – согласился напарник.

– А то облава нагонит, – подначила не шевелящегося Фомку.

– Подохнут на месте от нашей вони, – сделал вывод сыщик.

– И то верно. – Я сложила руки на груди, любуясь, как облака меняют форму, превращаясь в далекой вышине в милых, измученных костлявой диетой волколотиков. – Покоя не дает мне вопрос, Фомка, – почему он выбрал меня?

– Неровно дышит, – сделал друг очевидный вывод. Очень очевидный и, я бы сказала, слишком очевидный.

– Ведет он себя именно так, – подтвердила я эту очевидность, – но, Фом, я ведь не королева выпускного бала, чтобы сражать красотой с первого взгляда! А артефакт точно избалован воздыхательницами. Видел, сколько у этого солнечного самомнения? Однако выбор он сделал именно при первой встрече. Знаешь, – решила я порассуждать на гложущую меня тему, раз уж все равно лежим и переводим дух, – вот никогда не было так, чтобы в меня с первого взгляда влюблялись, да и вообще ведь не влюблялись.

– Так ты же встречалась с этим… как там его звали?

– Питенс.

– Ага, с птенцом!

– Ему сложно было меня не заметить. Я тогда на него пустой горшок уронила – со стеллажа, на котором пыталась отыскать улики. Он ему на голову оделся, как сегодня на Мика – кастрюля.

– Нарочно уронила?

– Нет, случайно. Это было одно из первых заданий – отыскать пропавшие из цветочного магазина горшки из редкого фарфора с серебряными и медными инкрустациями. А Питенс оказался владельцем магазина. Пока я расследовала это дело, мы с ним и познакомились поближе.

– А потом?

– Потом дело раскрыла, расследование закончилось – и роман закончился.

– Ну а после него чего ни с кем поближе не познакомилась?

– А больше горшков под рукой в подходящий момент не оказывалось.

Фомка хмыкнул.

– Потому и говорю, что не внушаю я безумной страсти с первого взгляда, но артефакт нарочито ведет себя как влюбленный. А у него, во-первых, любить нечем, поскольку сердце отсутствует, во-вторых, тела нет, значит, плотские удовольствия не волнуют, в-третьих же остается лишь дух, сохранивший свой извращенно-гениальный разум, свой дар и склонность к розыгрышам, которая, судя по всему, была в нем очень сильна в то время, когда артефакт являлся человеком.

– А почему ты решила, что он им был?

– Он удивительно достоверно копирует все человеческие повадки и делает это именно в подходящих ситуациях. За его словами и поведением что-то стоит, но слишком мало информации, чтобы сделать конкретные выводы. Понять, почему он выбрал именно меня, это как ухватиться за ниточку расследования с другого конца, ведущего к развязке.

– Боюсь, в нашем случае даром предвидения обладает только один чел… дух, а потому, не разобравшись во всем и не распутав дела, предсказать ты ничего не сможешь. Почему бы не рассмотреть вариант, что он видит, как ты его в недалеком будущем обратишь?

– Потому что не уверена в его желании быть найденным. Однако при всем при том его подсказки всегда давали в руки определенные ниточки и наводили на след. – Я грустно вздохнула, догадавшись, что у Фомки тоже нет никаких соображений относительно суперзагадочного артефакта. – И первый след ведет нас к Дмитрису Урвину.

– К слуге?

– К нерадивому слуге, уволенному по статье «Халатность при исполнении служебных обязанностей».

– И как мы его допросим, если нужно ноги из королевства делать? Перекроют нам выходы, как только попадем в розыск.

– Но ведь пока не попали, – с намеком сказала я широко улыбнувшемуся напарнику.

– Именем короля, Дмитрис Урвин, откройте! – Разнесшийся за низкой дубовой дверью гул Фомкиного стука мог поднять кого угодно и откуда угодно, а зычный голос напарника привлек внимание нескольких прогуливающихся по тротуару прохожих, которые тут же поспешили пройти мимо. Наглость – второе счастье, а уверенность в себе – главное, особенно когда идешь напролом, прикрываясь именем правителя, который в данный момент собирает консилиум сыщиков по твою душу. Я даже на секунду не усомнилась в том, что дверь нам откроют.

– Прошу прощения, господа, я…

Бледный перепуганный Дмитрис Урвин широко раскрытыми глазами оглядел наряд Фомки «а-ля королевская канализация», потом мой «я знакома с волколотом», но, когда бывший слуга раскрыл рот, Фомка втолкнул его в дом, и мы нагло, при свете дня, вломились в жилище первого свидетеля, захлопнув за собой дверь.

– Уважаемый, меня интересует правда.

– Но я все вам рассказал.

– Боюсь, не все.

– Да клянусь!

– Любезнейший, – я поднялась с табурета, на котором устроилась напротив привязанного к стулу Дмитриса, – пазл не сходится, а если он не сходится, значит, вы чего-то недоговариваете.

– Да по башке ему! – выкрикнул из-за неплотно прикрытой двери ванной напарник, отчего бывший слуга заметно побледнел.

Как только мы вломились в чужие владения, многоуважаемого Урвина тут же обезвредил Фомка, который сначала быстро лишил хозяина возможности позвать на помощь, а потом прикрутил Дмитриса к стулу. Сделав дело, напарник с чистой совестью направился в маленькую комнатушку, где располагались удобства и душ, оставив свидетеля мне на растерзание и снабдив меня орудием изощренной пытки.

Взяв кончиками пальцев Фомкину изгвазданную рубаху, я очень медленно (дабы Урвин оценил масштаб катастрофы) стала подносить ее к носу сопротивляющегося Дмитриса. Согласна, это жестоко, но мы попросту не располагали временем для долгих разговоров.

Бедняга яростно замотал головой, пытаясь увернуться от подсовываемой под нос тряпки, задергал связанными руками и даже попробовал топать прикрученными к ножкам стула ногами.

– Сопротивление не поможет, милейший. – Я помахала рубашкой, создавая потоки ароматного амбре вокруг головы пытаемого. – Это вам не с королевскими дознавателями беседы вести.

При последних словах слуга еще больше побледнел.

– Перестаньте, перестаньте, я все расскажу.

– Прекрасно! – Я сделала пару шагов к двери в душевую, просунула туда руку и бросила рубашку напарнику. Бедному гигантскому Фомке ничего не подошло из гардероба Урвина, оставалось только постирать свое и надеть обратно.

– Итак, меня интересует: вы занимались уборкой покоев в женском крыле на втором этаже, когда туда заселили мужчин?

– На мне было только три комнаты, я уже говорил.

– Хорошо. Этот ответ верен. Идем дальше. Расскажите подробно и достоверно, зачем вы искали сведения об артефакте в библиотеке, что прятали под кроватью в двести семнадцатых покоях, где в то время остановился некий господин, чье имя вы также назовете, и, наконец, как вам удалось подменить настоящего слугу, который должен был выносить золотой листок, и с какой целью?