Текст книги "Полиамория. Свобода выбирать"

Глава III
Моногамия и брак в обществе

Цепь брака настолько тяжела, что нести ее приходится вдвоем, иногда втроем.

АЛЕКСАНДР ДЮМА-СЫН

Юваль Ной Харари пишет в своей книге, что значимость истории не в предсказании будущего, а в том, чтобы освободить нас от прошлого. Смысл изучения истории заключается в расширении наших горизонтов, открытии других возможностей, а также в понимании того, что современные нормы когда-то возникли в результате чего-то и поэтому не являются абсолютными и универсальными. Это помогает нам понять, что можно отпустить настоящее, что мы не его заложники. Как только мы осознаем, что наша сегодняшняя реальность не более естественна или моральна, чем вчерашняя, перед нами откроются новые возможности выбора.

Ледяная рука прошлого протягивается из могил наших предков, хватает нас за загривок и поворачивает лицом к единственной перспективе. Мы чувствуем эту руку с момента рождения, оттого и считаем ее естественной и неотторжимой частью нашего существа. Поэтому мы редко пытаемся высвободиться и поискать альтернативные перспективы.

Изучение истории имеет целью ослабить хватку прошлого. Оно позволяет нам оглядеться вокруг и увидеть возможности, которые наши предки проглядели или хотели от нас скрыть[67]67
  Юваль Ной Харари. Homo Deus. Краткая история будущего. – М.: Синдбад, 2018.


[Закрыть].

Жизнь, которой мы живем, – это только один из многих вариантов. У нас есть возможность сделать другой выбор, если общепринятая норма для нас не работает. Вот почему так важно взглянуть на историю моногамии, сексуальности и того, что, казалось бы, существует в нынешнем виде с начала времен, – института брака.

Стефани Кунц рассмотрела историю брака в разные времена и в разных концах света[68]68
  Coontz, Stephanie. Marriage, a History: How Love Conquered Marriage, Penguin Publishing Group. Kindle Edition.


[Закрыть]. Одно из удивительных открытий, сделанных ею, заключается в том, что не существует ничего, что объединяло бы брак в пространстве и времени.

Определение брака гласит, что это союз двух любящих людей, заключенный из экономических соображений, ради совместной жизни и воспитания детей. Однако на самом деле брак всегда предполагал множество вариантов: в нем могут состоять больше двух человек, может отсутствовать экономическое партнерство и присутствовать раздельное проживание, не говоря уже о том, что существуют браки, где супруги решают не заводить детей, – и мы еще даже не коснулись темы любви. Если взглянуть повнимательнее на западную культуру, которая принесла нам моногамию, можно заметить кое-что любопытное.

Если и есть нечто, определяющее брак (неважно, полигамный или моногамный) на протяжении тысячелетий того, что стало впоследствии западной культурой, так это его несвязанность с любовью и страстью. Брак всегда был коммерческой сделкой. Свадьба – соглашение между партнерами, призванное обеспечить экономическое выживание женщин, а также экономическое и политическое благополучие мужчин.

Люди женились и выходили замуж не ради друг друга, а ради объединения семей и слияния активов. Брак был вопросом выживания, давал экономическую и физическую защищенность. Это был вопрос связей, политики, власти и статуса, а также расширения экономических возможностей, умножения земель и собственности. Кроме того, в браке рождалось законное потомство, которому предстояло внести свой вклад в благополучие семьи и в будущем унаследовать все нажитое. В иерархическом обществе, сложившемся после аграрной революции, брак только укрепил существовавшую иерархию: представителям высших классов запрещалось брать в супруги выходцев из низших сословий. Таким образом, брак стал социально-политическим инструментом. И поскольку экономический, политический и статусный контексты были гораздо важнее личных интересов самой пары, решение о том, вступать в брак или нет, принималось не ею. Такие легкомысленные и иррациональные причины, как сексуальное влечение или любовь, не учитывались вовсе. Брак организовывался семьями, которые использовали его как инструмент укрепления политической власти и экономического могущества. Это касалось и высших, и низших классов. Философ Бертран Рассел (который, кстати, отстаивал открытые отношения и был активным противником моногамии) утверждал, как и Энгельс, что в буржуазном обществе брак был нужен для того, чтобы гарантировать мужчинам отцовство и то, что наследство перейдет к их биологическому потомству[69]69
  Bertrand Russell, Marriage and Morals, 1929.


[Закрыть]. В своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельс добавлял к этому, что еще одна причина, по которой мужчины вступали в брак, – бесплатная работа по дому, которую выполняли для них жены.

По словам Кунц и Эли Финкеля, профессора социальной психологии Северо-Западного университета, любовь существовала вне брака – была ли она заведомо обреченной, как у Ромео и Джульетты, или реализуемой через прелюбодеяние, что было едва ли не встроено в структуру брака. В XII и XIII веках внебрачные связи были романтизированы и воспринимались аристократией как самая благородная форма любви. Мысль о том, что романтическая любовь возможна в контексте семьи, казалась невероятной. Конечно, встречались уникальные случаи женитьбы и замужества по любви, но не это было целью института брака[70]70
  Eli Finkel, The All-or-Nothing Marriage: How the Best Marriages Work, New York 2017.


[Закрыть]. (Тут можно процитировать актера Граучо Маркса: «Брак – замечательный институт, но кто захочет жить в институте?») Максимум, чего можно было ожидать от брака, – это теплых отношений и сотрудничества. С появлением христианства впервые за тысячи лет мужчины, по крайней мере в теории, подверглись тем же ограничениям, что всегда действовали в отношении женщин. Но на практике моногамия и нерасторжимый брак стали обычным явлением в Западной Европе только в X веке. Моногамия зародилась среди низших сословий, а затем распространилась и на аристократию. Чем больше собственности и политической власти имели мужчины, тем сильнее они сопротивлялись моногамии, и в течение примерно тысячи лет после возникновения христианства аристократия и королевская власть на Западе практиковали многоженство. Даже после того, как разводы и повторные браки запретили, мужчины продолжали содержать любовниц, которые открыто и без стыда вынашивали их детей[71]71
  Kevin MacDonald, ibid.


[Закрыть].

Это означает, что моногамные браки в действительности не были моногамными в сексуальном и романтическом плане – скорее они были социально моногамными. Такое положение дел устраивало мужчин, потому что в моногамном обществе, сколько бы у них ни было детей, законными наследниками считались только рожденные в браке. Это позволяло избегать войн за наследство, так распространенных при многоженстве, но дети от других женщин, не признававшиеся законными наследниками, тем не менее укрепляли положение отца, поскольку семьи отца и матери становились союзниками и поддерживали друг друга. Так что на самом деле подобная система не очень отличалась от «моногамии» Древней Греции – с той лишь разницей, что мужчинам не разрешалось заниматься сексом с юношами.

В браке у женщин обычно не было власти, сообщает Кунц. И несмотря на то, что оба партнера не могли принимать решение относительно вступления в брак, положение женщины было куда более уязвимым. Глава семьи становился правителем своего рода мини-королевства. Жена была обязана обеспечить его сексом, а если она отказывалась, то могла быть подвергнута наказанию, кроме того, муж имел полное право изнасиловать ее. Во многих западных странах запрет на изнасилование в браке ввели только в конце XX века. Представление, будто жена должна обеспечивать мужа сексом по требованию, укоренилось так глубоко, что живо до сих пор. При желании мужчина мог избить жену, и он же распоряжался всем имуществом, в том числе ее приданым и деньгами, которые она зарабатывала. Во многих смыслах жена была собственностью мужа и находилась в его власти. Понятное дело, ей приходилось игнорировать внебрачные связи мужа, в то время как для нее интимные отношения с другим мужчиной были табу.

И даже несмотря на все это, мужчин, похоже, не радовал тот факт, что они не могли самостоятельно решать, кого взять в жены, и были вынуждены жить в браке без любви. Поэтому в ходе промышленной революции, едва экономические условия улучшились и брак стал не столь необходим для выживания, люди начали бунтовать и бороться за право самостоятельно принимать решения относительно личной жизни и реализовывать свою любовь через брак.

Кунц описывает, как оппоненты-консерваторы утверждали, будто браки по любви разрушат общественный порядок и мораль. Если люди смогут сами выбирать себе партнеров, кто убережет их от ошибок? Если люди будут ожидать, что брак принесет им счастье, что помешает им уйти, когда что-то пойдет не так? Если и мужчины и женщины станут сами распоряжаться своей личной жизнью, не начнут ли женщины требовать равноправия? А если они получат те же права, что есть у мужчин, с чего бы им соглашаться жить в браке и сидеть дома? И будут ли мужчины продолжать обеспечивать своих жен и детей, если утратят власть над ними? Наконец, если общество лишится права решать, кому с кем жить, как оно сможет гарантировать, что «правильные» люди будут вступать в брак друг с другом, а «неправильные» не будут заключать союзы и размножаться?

Эти вопросы и сомнения показывают, до какой степени институт брака был социальным институтом, который вплоть до эпохи романтизма, а отчасти и позже, общество рассматривало как средство контроля над своими членами. Кроме того, сложно отрицать, что консерваторы были правы и многие их опасения оправдались, когда браки стали заключаться не по расчету, а по любви.

С конца XVIII века свадьба стала воплощением романтической мечты и постепенно превратилась в то, что мы понимаем под этим словом сегодня. Стоило браку стать актом проявления свободной воли, а свадьбе – кульминацией любви, люди начали считать безнравственным заключать брачный союз по любой другой причине (а позднее – и оставаться по любой другой причине вместе).

Несмотря на это, любовь, как ее понимали в Викторианскую эпоху, была еще не тем страстным, пронизанным сексуальностью чувством, о котором мы говорим сегодня, а скорее формой почитания, уважения и обожания. Мюзикл «Скрипач на крыше», основанный на рассказе Шолом-Алейхема «Тевье-молочник», действие которого разворачивается на заре XX века, повествует о неожиданном желании дочерей Тевье выйти замуж по любви. Рассуждая о понятии «любовь», Тевье спрашивает свою жену Голду: «Ты меня любишь?» На это она отвечает, что 25 лет стирала его одежду, готовила ему еду, убирала его дом, вынашивала его детей, доила корову, «жила с ним, сражалась с ним, голодала с ним. Четверть века делила с ним постель. Если это не любовь, то что тогда?». Полагаю, что романтическая супружеская любовь, о которой мы мечтаем сегодня, несколько отличается от такого описания.

В XIX веке средневековое представление о женщинах как более страстных и похотливых по сравнению с мужчинами созданиях, склонных к попранию морали и сексуальным излишествам, а потому требующих контроля и подавления их сексуальности силой, сменилось новым, согласно которому женщины были асексуальными существами, не могущими испытывать интереса к интимным отношениям вне контекста выполнения супружеского долга. Согласно новой концепции, в норме женщинам вообще не были свойственны сексуальные порывы. Прославление женской чистоты побудило женщин глубоко усвоить эту концепцию и навязать самим себе ограничения, которые когда-то принудительно насаждались обществом. «Если я хорошая и высоконравственная женщина, мне не должен нравиться секс, поэтому я буду вести себя соответственно». С этого момента мужчины начали строго разграничивать «хороших женщин» и «хороший секс». Одно стало исключать другое. Многие мужчины не могли даже подумать о женщине, которую они уважали или за которой ухаживали, в сексуальном контексте. Она возводилась до статуса почти святой. Секс с «хозяйкой дома» был уважительным и практиковался исключительно для продолжения рода. Когда мужчинам хотелось качественного секса, они шли к проституткам. Отсюда и знаменитый комплекс мадонны/блудницы, который даже сегодня приводит к снижению сексуального влечения мужчины к своей жене, родившей ребенка: ему начинает казаться, что секс с ней проблематичен, неприличен и пятнает чистоту материнства[72]72
  Holly Furneaux, «Victorian Sexualities», 2014, British Library site. https://www.bl.uk/romantics-and-victorians/articles/victorian-sexualities#authorBlock1


[Закрыть]. Конечно, «хорошие женщины» на самом деле не были асексуальными, и подавление чувственности приводило к тому, что они страдали от различных заболеваний и форм депрессии, которые называли «женской истерией». По одной из версий, в конце XIX века вибратор был изобретен как медицинское устройство, которое позволяло врачам помогать своим пациенткам достичь оргазма, избавляя их таким образом от болезней и «истерии»[73]73
  Rachel P. Maines, The Technology of Orgasm: «Hysteria», the Vibrator, and Women's Sexual Satisfaction, Baltimore and London 2001.


[Закрыть]. И по сей день часть общества считает сексуальных женщин безнравственными шлюхами и верит, что по-настоящему хорошая женщина должна быть «чистой», то есть гораздо менее сексуальной, чем мужчина.

Но от подавления сексуальности страдали не только женщины. Постепенно мужская немоногамия становилась все менее и менее законной, а мужчины были вынуждены это скрывать. Однако, как утверждает Кунц, эволюция восприятия брака и сексуальности на этом не остановилась – и ситуация вновь в корне изменилась. Начиная с 1920-х годов брак, в котором не было удовлетворительного секса, стал восприниматься как катастрофа. К середине XX века эксперты начали утверждать, что, поскольку патриархат больше не служит той скрепой, которая раньше удерживала пары от разводов, теперь таким связующим звеном должен быть секс. Отныне предполагалось, что партнеры обязаны удовлетворять все потребности друг друга до конца жизни – в финансовом, эмоциональном, сексуальном плане и так далее. Кроме того, по словам Финкеля, с середины 1960-х годов брак, по крайней мере в Соединенных Штатах, начал восприниматься как основа самовыражения и самопознания, и партнеры должны помогать друг другу реализоваться и поддерживать личностный рост друг друга. Эстер Перель, психотерапевт и семейный психотерапевт, получившая известность благодаря своим книгам «Размножение в неволе»[74]74
  См. переиздание на русском языке: Перель Э. Всегда желанные. Как сохранить страсть в длительных отношениях. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2020.


[Закрыть] (Erotic Intelligence) и «Право на „лево“»[75]75
  Перель Э. Право на «лево». Почему люди изменяют и можно ли избежать измен. – М.: Бомбора, 2018.


[Закрыть] (The State of Affairs), а также лекциям в рамках TED о романтических отношениях и супружеской измене, собравшим рекордное количество просмотров, утверждает, что ожидания от брака никогда не были такими высокими, как сейчас. Мы по-прежнему хотим всего, что предлагает традиционная семья: безопасности, детей, материального благополучия и статуса, но, кроме того, еще и ждем, что партнер будет любить нас, желать и искренне интересоваться нами на протяжении всей жизни.

Человеческое воображение воздвигло новый Олимп: в перспективе любовь к одному партнеру может оставаться безусловной, близость с ним – безграничной, а секс – невероятным, при этом перспектива становится все более и более долгосрочной[76]76
  Esther Perel, The State of Affairs: Rethinking Infidelity, New York 2017, p. 43.


[Закрыть].

В 1950-е годы появилось новое восприятие понятия «традиционный брак», который теперь рассматривался как единственно правильный способ поддержания любовных отношений. Эта концепция так укоренилась в нашей культуре, что брак стал единственным культурно приемлемым путем к зрелости и независимости. Холостяков зачастую считали самовлюбленными, незрелыми людьми, нуждающимися в профессиональной помощи, тогда как у женщин, которые не находили удовлетворения в ведении домашнего хозяйства, врачи подозревали серьезные психические расстройства. И снова следует подчеркнуть, что это было совершенно новое восприятие брака. Кунц делает вывод: «Потребовалось более 150 лет, чтобы полюбовный брак с кормильцами-мужчинами стал доминирующей моделью в Северной Америке и Западной Европе. На ее ликвидацию ушло менее 25 лет»[77]77
  Coontz, Stephanie. ibid (p. 247).


[Закрыть].

Концепция свободной любви в 1960-х бросила вызов институту брака. Все больше женщин предпочитали работать вне дома, чтобы вместе с мужем обеспечивать семью. А от мужчин теперь требовалось активнее участвовать в воспитании детей и ведении домашнего хозяйства. Все больше людей предпочитали жить и обеспечивать себя самостоятельно, и даже растить детей в одиночку. По словам Кунц, с впечатляющей скоростью брак утратил свою роль единственного общественного института, в рамках которого люди должны были вести сексуальную жизнь и иметь детей, посредством которого они становились взрослыми и который способствовал разделению труда между мужчинами и женщинами. Люди начали позже вступать в брак, секс до брака стал нормой, дихотомическое деление на мужчин-кормильцев и женщин-домохозяек в значительной степени стерлось, а уровень разводов продолжал расти, достигнув в Соединенных Штатах почти 50 %. Чем больше люди надеялись достичь полного счастья в браке, тем больше они были недовольны отношениями, которые казались пустыми или неудовлетворительными. В обществе, где люди чувствуют, что заслуживают счастья, и ищут его в браке, а потом оказываются несчастны или недостаточно счастливы, они разводятся. Следовательно, все больше и больше людей вступают в брак больше одного раза. А даже если не узаконивают отношения, вероятно, в течение жизни встречаются или живут с несколькими партнерами – так мы как общество перешли от классической моногамии к серийной.

Серийная моногамия существенно влияет на благополучие людей. Среди плюсов – тот факт, что она позволяет людям прекращать неудовлетворительные отношения. Она позволяет влюбляться более одного раза и вести яркую сексуальную жизнь. Кроме того, на разных этапах жизни мы можем находить партнеров, которые подходят нам больше, чем те, с кем мы в данный момент. Ведь один и тот же человек в возрасте 20 и 40 лет – это две разные личности. Однако, чтобы иметь романтические и сексуальные отношения с другим человеком, нужно разорвать существующий союз – и тогда мы задумываемся о стабильности и безопасности детей и семьи, а также о том, кто будет рядом с нами, если мы серьезно заболеем или с возрастом начнем нуждаться в поддержке. Впервые в истории благополучие семьи стало зависеть от романтических и сексуальных влечений взрослых. И если романтические и сексуальные отношения больше не радуют, хотя любовь и привязанность сохраняются, а семья во всех остальных смыслах вполне благополучна, люди должны или уйти, или остаться и страдать. Других вариантов нет.

Наиболее значительной переменой, приведшей к нынешнему состоянию брака, было, вероятно, расширение прав и возможностей женщин и их борьба за равные права с мужчинами. У женщин появилось право голосовать, они начали работать вне дома (на это повлияла нехватка рабочей силы во время Второй мировой войны). Кроме того, женщины начали не просто зарабатывать на жизнь, но и строить карьеру и самореализовываться за пределами своего дома и материнства. Соответственно, женщины становились все менее зависимыми от мужчин с финансовой точки зрения и могли позволить себе развестись (по статистике, большинство разводов инициируется женщинами). Появление противозачаточных таблеток ослабило когда-то само собой разумеющуюся связь между сексом, браком, зачатием и выращиванием детей. Теперь можно было заниматься сексом, не боясь нежелательной беременности, исключительно ради удовольствия, а также принимать решение, хотите вы родить ребенка именно от этого человека или, возможно, не иметь детей вовсе.

Интересно, что брак по любви работает не лучше, чем договорной брак, если мы рассматриваем супружество, которое не заканчивается разводом, как меру успеха. Фактически переход от брака как сделки, обеспечивающей экономические, политические и социальные преимущества и воспитание «законных» детей, к браку, который должен стать кульминацией любви, сексуального влечения и самореализации, оказался не таким уж и успешным. Если половина населения разводится, у многих есть внебрачные связи, a некоторые из тех, кто не разводится, не имеет отношений на стороне и не уходит из-за финансовых проблем, опасений навредить детям или – в более традиционных обществах – страха перед осуждением общества, тогда мы, вероятно, можем сказать, что модель брака по любви не дает большей стабильности по сравнению с традиционными моделями. Скорее даже наоборот. Если мерилом хорошего брака является долговечность, как считают многие, то брак по любви работает хуже брака по договоренности.

А причина этого очень проста. Это не работает, потому что не задумывалось как работающее. Брак по любви – новое изобретение, социальный эксперимент, который, как показывает статистика, не особенно успешен. В прошлом люди проводили всю жизнь вместе, потому что у них не было иного выбора. Это считалось само собой разумеющимся, потому что без брака они не могли бы двигаться по жизни вперед, иметь детей на законных основаниях и рассчитывать на какие-либо экономические или политические выгоды. Люди вступали в брак не ради счастья. Похоже, Фрэнк Синатра был неправ: «любовь и супружество» не «сцеплены, как лошадь и карета». На самом деле еще в 1910 году политическая активистка Эмма Гольдман в брошюре на тему любви и брака писала, что если людям удается сохранить в браке любовь, то лишь вопреки, а не благодаря этому институту[78]78
  Emma Goldman, 1914, On Marriage and Love. https://www.marxists.org/reference/archive/goldman/works/1914/marriage-love.htm


[Закрыть]. Как только появилась возможность выбора, люди стали голосовать «ногами». Нет сомнений в том, что, если бы развод больше не считался неудачей и не был делегитимизирован в религиозных и традиционных сообществах, если бы он не подрывал финансовую стабильность и от него не страдали бы дети, гораздо больше людей расставались бы, причем гораздо раньше. И никто не осуждал бы их, как сейчас никто не обращает внимания на то, что расстается бездетная неженатая пара, ведь подобный опыт есть у большинства из нас.

Только представьте, сколько психологов, сексологов и специалистов по парной терапии пытаются исправить то, что, скорее всего, и не сломано вовсе. Вполне возможно, мы и не должны испытывать страсть к одному и тому же партнеру на протяжении всей жизни, мы не обязаны чувствовать себя вечно влюбленными в одного человека в рамках моногамии. Все это осуществимо для некоторых людей, но, если этого нет, не факт, что с человеком или с парой что-то не так. Есть люди, для которых это работает, кто всю жизнь не утрачивает влечения к одному и тому же партнеру в рамках моногамной структуры – но их не так много. Семейная терапия и секс-терапия, безусловно, являются благом для людей, которые хотят остаться вместе, хотя испытывают все перечисленные трудности. Но это благо не потому, что такие люди несовершенны и должны быть «исправлены», а, скорее, потому, что у них должна быть возможность улучшить качество своей жизни в соответствии с собственным выбором. Нет причин чувствовать вину и ощущать себя неудачником из-за того, что влечение и любовь к партнеру прошли, или потому, что вы влюбились в другого. Бывает. Это нормально. Это вне вашего контроля, а чувство вины и ощущение неудачи порождают ненужную боль и страдания. Помощь специалиста не помешает, но действовать надо из любопытства и желания лучше понять себя и свои отношения, а не потому, что вы сделали что-то не так и вам обязательно нужно это исправить или изменить.

Брак все еще остается символом успешности (об этом вам скажет любая женщина без пары в возрасте 30–40 лет). Сорокалетний холостой мужчина также вызывает вопросы, даже если у него были длительные отношения, но он ни разу не был женат. Считается, что те, кто женился и создал семью, добились «главного» в жизни, особенно если речь идет о женщинах. Брак все так же подтверждает, что с вами все в порядке, что вы желанны и кто-то выбрал вас и предпочитает всем остальным людям на свете. Поэтому брак – своего рода знак качества, тем более значимый в свете исключительности, предполагаемой моногамией, свидетельствующий: этот человек достоин, достаточно хорош, заслуживает любви.

Тем не менее брак по-прежнему воспринимается не только как нечто, к чему нужно стремиться, но и как то, чего люди опасаются. В последние годы супружество все чаще рассматривают как фактор ограничения – это нечто, что во многих смыслах «останавливает» жизнь, главным образом с точки зрения свободы, романтики и секса. Из-за этих опасений (так называемой боязни обязательств) люди вступают в брак в более позднем возрасте. Они заказывают стриптизерш и стриптизеров на свои мальчишники и девичники, потому что это их последний шанс увидеть и прикоснуться к обнаженному телу того, кто не является их законным партнером на всю оставшуюся жизнь. Люди ищут все новые способы, которые позволили бы им продолжать выполнять обязательства и воспитывать детей, но при этом не лишали их свободы. Поэтому неудивительно, что одно из недавних исследований, проведенных в США, показало: от пятой части до четверти американцев обоего пола без пар экспериментировали с согласованными немоногамными отношениями[79]79
  M. L. Haupert et al., «Prevalence of Experiences with Consensual Nonmonogamous Relationships: Findings From Two National Samples of Single Americans», Journal of Sex & Marital Therapy, April 2016, pp. 424–440.


[Закрыть]. В том же году в США был проведен опрос, в ходе которого у участников выясняли, какая система была бы для них идеальной: полностью моногамная, полностью открытая или что-то посередине. В опросе участвовала тысяча взрослых американцев, и их ответы показали, что примерно половина мужчин и одна треть женщин в идеале хотели бы иметь некий тип немоногамных отношений. Среди взрослых старше 65 лет почти 80 % высказались за полную моногамию, в то время как среди молодых людей в возрасте 18–25 лет за нее выступили только 56 %[80]80
  Young Americans are less wedded to monogamy than their elders", https://today.yougov.com/news/2016/10/03/young-americans-less-wedded-monogamy/


[Закрыть]. Результаты опроса указывают на определенные сдвиги в общественном сознании. Трудно сказать, к чему это приведет, но перемены уже происходят.