Текст книги "Сахар со стеклом"

Глава 27

Лекс

– Аня, привет, это Шевцов. Нужна твоя помощь.

В ответ я услышал тишину, а потом раздался настороженный голос Степановой:

– Почему ты звонишь с её телефона? Где Яна?

– Спит в машине.

– Что случилось?

– Ей нужна одежда: штаны, свитер и какие-нибудь кроссовки или ботинки.

– Она что, голая?!

– Нет, на ней моя куртка.

– Ты что с ней сделал, долбанный ты извращенец?!

Телефон пришлось отвести на приличное расстояние, чтобы не оглохнуть от бешеного визга.

– Ирландо, заткнись и слушай, – я тоже повысил голос, потому что терпение моё начинало трещать по швам. – Ты причешешь свои рыжие лохмы и пулей прилетишь к углу «Пятёрочки». Усекла?

«Козёл» квакнуло уже где-то далеко, а потом связь оборвалась. Ирландо умная, всё сделает. Только надо будет ей как-нибудь объяснить, как нужно с людьми разговаривать.

Бестолочь отрубилась ещё до того, как я закинул её в машину. Промёрзла насквозь в остывшей душевой. Уверен, это Иркиных рук дело, и такое спустить нельзя. И дело не в сводной сестре. Просто я запретил её трогать. А Ирка ослушалась. Снова.

– Где Яна?

Ирландо вырулила из-за угла с видом отчаянного мстителя и уставилась на меня горящими глазами. Космы так и не причесала, только свернула в какую-то дулю на затылке, отдававшую африканскими национальными мотивами.

– В машине, – я выбросил недокуренную сигарету и повернулся к девчонке. – Вещи принесла?

– Что ты с ней сделал?

– Да ничего я с ней не делал! За кого ты меня держишь?

– За тебя.

Вот стерва. Допросится скоро.

– Мелкие сучки из команды пловчих заперли её в душевой, а одежду стащили.

– Твою мать! – глаза Ирландо удивлённо вылезли из орбит. – Это ж сколько она там просидела? Уже прошло…

– Достаточно, чтобы окоченеть и отрубиться. Давай шмотки. Не везти же её в таком виде домой.

Рыжая недоверчиво посмотрела на меня и решила сама вручить подруге одежду, а заодно спросить, правда ли я не надругался над бедной невинной овечкой. Детский сад, ей Богу.

– Убедилась?

Степанова вернулась обратно, оставив бестолочь переодеваться в машине. Она уже не пыхтела праведным огнём и смотрела спокойно.

– А ты не такой козёл, коим хочешь казаться, Шевцов.

– С чего такие выводы, Ирландо? – смешок вырвался непроизвольно. – Просто бестолочь, официально для посторонних – семья, а за семью принято впрягаться. Но это только для посторонних, в остальном всё по-прежнему.

– Угу.

Рыжая шмыгнула носом и молча удалилась в сторону своего подъезда. Нашлась здесь самая умная.

Рука потянулась ещё за одной сигаретой, но потом я передумал. В последнее время слишком много курю, после тренировок стало ощутимо тяжелее – пора завязывать. До хорошего эта привычка точно не доведёт. Было бы хорошо, если бы бестолочь снова отключилась. Капец, как не хочется видеть глаза оленёнка перед забоем. Смотрит и молчит, сверлит дыру во мне, пока я пытаюсь следить за дорогой. И самое дерьмовое, что мне не нравиться то, что я ощущаю, когда эти глаза на меня смотрят. Нечего тут жалеть. Неужели сама не понимала, куда лезла? Или думала, что большой город рухнет к её ногам, лишь завидев её грустный взгляд? Да хрен тебе, подкидыш. Так не бывает.

Глава 28

Переодеваться в машине не очень-то и удобно. Тело, так долго коченевшее в душевой, а потом расслабившееся в тепле автомобиля, не слушалось и не хотело выгибаться, чтобы я могла натянуть Анины джинсы, которые на моих хоть и стройных, но всё же округлостях, были весьма в обтяжку. Степанова совсем другого типажа: высокая и очень худая, так что ещё удивительно, что её штаны на меня практически впору. Не считая длины.

– Точно всё нормально? – обеспокоено уже в третий раз спросила подруга, просовывая нос в приоткрытое окно. – Может, мне с вами поехать? Потом такси вызову.

– Не надо, Ань, уже поздно для разъездов. Правда всё в порядке.

Анюта поджала губы и что-то пробурчала. Что именно – я не разобрала, но это явно относилось к Шевцову.

Кстати о нём.

– Ань, он же без куртки, да на морозе. А я тут копаюсь.

– Да ни фига с ним не станется. Нашла о ком переживать. Ладно, давай уже, Фомина, из дому мне позвонишь.

– Обязательно.

Что-то ещё сказав Шевцову на улице, Степанова юркнула в свой подъезд, а я осталась ждать Алексея в машине. Но он особо не спешил. Докурил сигарету, окинул мрачным взглядом подъезд, в котором скрылась одногруппница, и только потом вернулся в машину. Молча завёл мотор и тронулся. Меня Лекс и взгляда не удостоил.

Хотелось поблагодарить его, сказать спасибо за то, что вытащил из такой ситуации, но что я должна была сказать? Спасибо, что искал меня? А если и не искал, просто случайно так вышло? Или спасибо, что нашёл? С ним же лишнего слова говорить не хотелось, потому что никогда не предугадаешь реакцию. Он запросто может сказать, что я сама виновата. И тогда посыплется шквал упрёков, а этого я совсем не хотела, поэтому решила просто промолчать и уставилась в окно, плотнее закутавшись в его куртку.

В первый день в новом лицее, когда Шевцов по распоряжению отца отвозил меня, я не могла понять, что за запах в машине – ароматизатор или парфюм Алексея. Но сейчас, уткнувшись носом в ворот его куртки, я поняла. Странное сочетание парфюмерной композиции – какие-то морские или океанические мотивы – холод, смешанные с горько-сладким ароматом грейпфрута. Но есть ещё что-то, и я не могла понять, что именно. Мама одно время, ещё до того, как устроилась секретарём в фирму отца Алексея, работала в торговом центре в известном магазине косметики и парфюмерии. Она привозила домой кучу всяких неполных пузырьков, называя их тестерами. Нам с тётей и её провинциальным подружкам это казалось верхом гламура. За тот период я много наслушалась о том, что такое «нота сердца» или «фужерная нота шлейфа» и тому подобное. И сама среди подруг козыряла знаниями, пытаясь разгадать в сетевой парфюмерии следы этих самых сердец и шлейфов. И у меня неплохо получалось, надо сказать. Но вот парфюм Шевцова вызвал сомнения. Отвернувшись к окну, я ещё раз незаметно потянула носом, но так и не распознала, что скрыто за свежестью и горьким цитрусом.

За своими думами я не заметила, как мы подъехали к автозаправке, и Шевцов остановил машину. Не сказав ни слова, он вышел из салона, но так и не подошёл к терминалу, а скрылся за дверью магазинчика.

Через пару минут сводный брат вернулся, держа в руках стакан с кофе.

– Выпей, – протянул его мне.

– Спасибо.

Я приняла бумажный стакан и сделала глоток. Сладко, ароматно и… Горло внезапно обожгло, и я закашлялась.

– Блин, – я едва смогла вдохнуть, – он же…

– С коньяком, – Алексей захлопнул дверь и снова завёл мотор.

– Ну и зачем? Теперь мало того, что я заявлюсь домой в чужих шмотках, так ещё и с запахом алкоголя.

И тут произошло невероятное. Нечто весьма необъяснимое – Шевцов улыбнулся. Точнее скорее хмыкнул, криво ухмыльнувшись, но не суть.

– Пей и не тупи. Сейчас грипп, а ты насквозь промёрзла.

– Вот сам и пей.

Умник. Я не пью алкоголь вообще. И что вообще за глупость, что так можно обезопасить себя от простуды? Или занятая фильтрацией крови печень лучше справиться с вирусной нагрузкой? Да и вообще, нет полезной дозы алкоголя, сказки это всё. Он вредный. Точка.

– Хорошо.

И тут мне уже пришлось перестать изображать обиду и выхватить стакан из рук Шевцова, который поднёс чудо-кофе ко рту.

– Ты же за рулём! Дай сюда.

– Поэтому его выпьешь ты.

Кажется, на этом лимит относительного общения был исчерпан, потому что Лекс снова стал собой. Стрельнул колючим взглядом и поджал губы.

– Пей.

Сама не знаю, почему я делаю то, что он говорит. Не хочется спорить. Я поднесла стакан к губам и сделала маленький глоток. Шевцов не тронулся с места, наблюдая за мной. Чёрт с тобой! После нескольких крупных глотков я решительно отставила стакан, почти не чувствуя онемевшее горло.

– Больше не буду!

– Там было коньяка того чайная ложка, – хмыкнул Шевцов и сел за руль.

Машина снялась с тормоза, и мы продолжили путь. Дурацкий кофе. Теперь мои щёки потеплели слишком сильно, и даже как-то стало душно, так что пришлось выбраться из куртки.

– Почему ты решил искать меня? – вдруг вырвалось, хотя я и не собиралась спрашивать.

Лекс пристально следил за дорогой, но всё же ответил, хотя и не сразу.

– Потому что ты не пришла домой.

– Ещё ведь не поздно, и я собиралась сегодня к репетитору.

– Твой репетитор позвонила и сказала, что отменяет и следующее занятие тоже.

– Понятно, – я слышала о свойствах алкоголя развязывать язык, особенно, когда делать этого совсем не стоит. Наверное, даже от чайной ложки может проявиться такой эффект. – А почему решил помочь?

– Потому что у отца завтра заключение важного контракта, и только не хватало истерики из-за твоей пропажи.

– То есть, если бы…

– Много вопросов, бестолочь.

Вот и поговорили. Интересно, а это уже можно считать прогрессом в общении? Хотя, обещание переломать мне руки-ноги ещё, возможно, впереди.

Тут у Шевцова зазвонил телефон. Точнее взорвался какой-то жуткой роковой мелодией. Алексей как раз пошёл на обгон, поэтому кинул его мне на колени.

– Посмотри, кто звонит, и ответь.

Я вздрогнула от неожиданности, но просьбу выполнила.

– Тут написано, что звонит Лисовецкий.

Я хотела сделать, как и просил Алексей, и ответить, но машина резко свернула на обочину и остановилась. Шевцов выхватил телефон и ответил сам.

– Слушаю.

Я не слышала, что сказали на том конце провода, но Шевцов сильно напрягся.

– Еду, – коротко сказал он и отбил звонок. – Нам придётся сделать крюк в пару часов, – это уже было сказано мне. – Если хочешь, можешь перебраться на заднее и поспать.

– Мне и здесь нормально.

Я видела по сводному брату, что что-то случилось, но что именно – спрашивать сейчас не стоило.

Лекс резко развернул машину и, набрав скорость, поехал в обратном направлении.

Глава 29

Ехали мы быстро. На приборную панель, светящуюся в темноте, я даже смотреть боялась, как и боялась спросить, что же случилось. А сам посвящать меня Шевцов не собирался.

Через какое-то время мы выехали за город. Трасса освещалась и шла вдоль основной по городу. Скорее всего, объездная дорога, потому что по городу сейчас было сложно проехать – большинство работающих торопились домой. Но и тут было довольно оживлённо.

Алексей молчал, но я видела, как крепко он вцепился в руль. Бледное лицо было сосредоточено и словно вытесано из камня.

Минут через тридцать мы подъехали к зданию, окружённому высоким забором. Шевцов сказал что-то охраннику на КПП в приоткрытое окно, и тот поднял шлагбаум. Мне было тревожно, стала сказываться усталость, начинало снова знобить. Но я понимала, что ничего не добьюсь, если стану приставать с вопросами, поэтому молчала.

– Можешь остаться в машине, но лучше подожди в холле. Там есть диванчики и автоматы с кофе.

– Я лучше побуду здесь. Ты надолго?

– Пока не знаю.

Шевцов не стал настаивать. Было видно, что он торопился.

– Лёша, может, куртку накинешь? – затормозила я его, когда Шевцов уже почти захлопнул дверь. Но он лишь отмахнулся и скрылся за парадной дверью здания.

Что это было за здание, я смогла прочитать на табличке у двери, присмотревшись. «Частная клиника М.Ю. Лисовецкого». По коже прошёлся мороз. Может, из родных Шевцова кто-то очень болен, что он так побледнел, когда отсюда позвонили? Вдруг плохие новости?

Я залезла в Интернет и обнаружила, что клиника доктора Марка Юльевича Лисовецкого – не просто клиника, а учреждение для душевнобольных людей. От этого открытия стало совсем не по себе.

Ждать и правда пришлось долго. Минут через сорок я уже пожалела, что не послушала Шевцова и не пошла в зал ожидания лечебницы. И едва я об этом подумала, как Алексей вышел. Молча сел в машину и положил руки на руль. Было видно, что он пытается скрыть эмоции.

В оглушающей тишине прошли несколько долгих минут. Казалось, что Шевцов просто забыл обо мне.

– Очень плохо? – решилась я спросить.

– Не хуже, чем обычно, – голос был ровный, но видно, скольких усилий это стоило.

И снова молчание. Может я дура, и лезу куда не следует, но молчать мне тоже показалось неправильным. Каким бы сложным и непонятным не был мой сводный брат, он тоже человек. И сейчас ему было плохо.

– У тебя здесь кто-то из близких?

– Мать.

В груди стало тесно. По реакции Шевцова на звонок я поняла, что речь идёт о важных для него людях, но мама… Теперь многое стало ясно. Его мама больна, а у отца другая женщина. Вот почему он так относится и к моей матери, и ко мне.

– Как она?

С ответом Лекс медлил. Сначала посмотрел на меня, решая, стоит ли говорить.

– Она болеет давно. И здесь она уже десять лет. Сегодня был приступ, и в таких случаях врач звонит мне.

Десять лет. Он вырос без матери. И врач звонит Алексею, а не его отцу.

– А сейчас? Ей лучше?

В ответ Шевцов кивнул.

– Наверное, она была рада видеть тебя.

– Последние десять лет она меня не узнаёт, так что ей было всё равно. После приступов обычно мама некоторое время вменяема, и у нас есть пара часов, чтобы пообщаться. Она помнит меня. Но в последнее время такие эпизоды всё короче. Сегодня просвет длился двадцать минут. И я не успел.

На последнем слове его голос едва заметно дрогнул. Совсем немного, но я заметила. Лекс и сам это почувствовал, отчего разозлился и, встрепенувшись, резко повернул ключ зажигания, заводя машину.

– Лёш, слушай, – мне показалось, что я должна всё же сказать. – Ты хороший сын. И ты не виноват, что сегодня…

Я и сама не заметила, как коснулась ладонью его плеча. От этого движения Шевцов вздрогнул, как от удара током, и мне пришлось отдёрнуть руку.

– Извини.

– Только не надо меня жалеть, бестолочь. Не думай, что посмотрев пару психоделических тупых сериалов, ты стала крутым психотерапевтом.

Ну какой же он сложный! Я пытаюсь проявить участие, а в ответ получаю только грубость и оскорбления.

– Тебе обязательно так вести себя с людьми?

– Бестолочь, предупреждаю…

– Да хватит меня уже так называть! Лёша, я не хотела лезть в твою семью, совсем этого не планировала, неужели ты не понимаешь? Я просто тоже хочу быть рядом со своей мамой.

Крепко сжатые челюсти и натянутые желваки говорили о том, что я зашла слишком далеко, и парень просто в бешенстве. Но в одну секунду он просто застыл, а потом отвернулся к окну и резко выжал газ.

Так страшно мне ещё никогда не было. Точнее, такого рода страх я ещё не испытывала. Лекс гнал по объездной с невероятной скоростью. Машина скользила гладко, но мелькающие за окном фонари свидетельствовали, что движемся мы очень быстро. Нервы, и так сегодня изрядно потрёпанные, были на пределе. И когда Шевцов буквально облетел впереди идущую машину, я взмолилась, позабыв гордость и обиду:

– Лёша, пожалуйста, сбавь скорость! Мы же разобьёмся!

В ответ реакции ноль. Только жёсткий взгляд чёрных глаз, устремлённый на ленту дороги. Впереди виднелись несколько машин, стоящих на обочине нос к носу перед въездом на мост. Видимо, авария.

– Шевцов!

Резкое снижение и удар по тормозам, машина съехала на обочину, а Лекс вперился в меня горящим взглядом. В этот момент мне хотелось уменьшиться до размеров точки, но всё что я могла – втянуть голову в плечи.

Существуют люди, глядя которым в глаза, успокаиваешься, расслабляешься, когда становится легко и светло на душе. А есть такие, которые придавливают взглядом словно бетонной плитой, тело наливается свинцом, не давая даже пошевелиться. Взглядом, в котором тьма клубится непроглядной пеленой, поглощая и утаскивая тебя за собой. И ты не можешь сопротивляться, становишься парализован и безволен.

Вот именно таким взглядом и обладал Лекс.

«Мороз по коже» – говорит Аня, когда встречается с ним взглядом. А я бы даже сказала не просто мороз, а арктический холод, пробирающий до самых костей.

Я даже охнуть не успела, когда Лекс резко схватил меня за ворот своей же куртки и дёрнул на себя, а в следующий момент его губы припечатались к моим. Грубо смяли, причиняя боль. Мозг, наверное, расплавился, потому что он совершенно перестал управлять моим телом. Это длилось секунды, но я замерла, совершенно одеревенела, позволив его языку жёстко проникнуть в мой рот. Внутри вспыхнул жар, наконец вернув мне способность контролировать себя. Что было силы я оттолкнула Шевцова, наконец глубоко вдохнув кислород.

– Зачем ты это сделал?!

– Надеялся хоть так заткнуть тебя.

Эмоции взрывным фонтаном вскипели во мне. Обида, унижение, возмущение, злость. И в следующий момент моя ладонь что было силы опустилась на щеку Шевцова. Плевать, даже если он ударит в ответ. Даже если вытолкает из машины прямо сейчас, оставив одну поздним вечером на трассе за городом. Моё терпение лопнуло, забрызгав всё вокруг.

Через несколько секунд мёртвой тишины Шевцов спокойно завёл машину и выехал на трассу, сделав вид, что меня просто не существует. А это могло значить только одно – месть ждёт меня впереди. Ведь Лекс всегда оставляет за собой последнее слово.

Глава 30

Утром ожидаемо я почувствовала першение в горле. Но это мне поначалу так показалось. Стоило попытаться сглотнуть, как фантазия подкинула яркую ассоциацию с проглоченным ежом. Глаза горели и хотелось пить.

Увидев на термометре тридцать семь и два, я застонала от досады. Если с утра есть маленькая температура, то к вечеру жди жар по полной. У меня так всегда простуда начинается.

Натянув домашние штаны и толстовку, я спустилась в гостиную. Мама в домашнем костюме возилась возле цветов у подоконника. Раньше я даже не подозревала об этой её страсти.

– Доброе утро, – проскрипела я, словно несмазанная дверь в сто лет назад забытом замке.

– Ягодка! – мама с улыбкой обернулась, но тут же её лицо стало озабоченным. – Дочь, ты никак заболела?

– Нет, что ты! Это я к рок-концерту готовлюсь, – попыталась пошутить.

Но мама шутку не оценила, вместо этого подошла и приложила ладонь к моему лбу.

– Температуру измеряла?

– Да, – мне осталось только сокрушённо вздохнуть. – Тридцать семь и два.

– И как же тебя угораздило?

Мама покачала головой и обняла меня. А далее было всё предсказуемо: чай с лимоном и малиной, парацетамол, куча всяких таблеток для горла, иммунитета и прочего всякого. А потом был звонок тренеру. И как я не просила, даже заплакала (не специально, конечно), сколько не уверяла, что чувствую себя вполне сносно, да и до завтра постараюсь подлечиться. Обещала горло полоскать хоть каждые десять минут и сто процентов соблюдать постельный режим, но мама была непреклонна. Она в подробностях и с примерами расписала, какими могут быть последствия, если перенести грипп на ногах, и даже слышать мои доводы не хотела. Поэтому мне осталось лишь закрыться у себя в комнате, залезть под одеяло и страдать, жалея себя и сокрушаясь, что мир так несправедлив.

И как ни крути, мне действительно было неважно. Вдобавок разболелась голова, что даже сериалы смотреть не хотелось. Наверное, я забылась сном, хотя было ощущение, что слышу звуки вокруг, даже те, которых, по идее, быть не должно. Голоса птиц, шум проезжающих машин. Птиц тут зимой мало, вряд ли бы какой-нибудь воробей с улицы докричался до меня, а движение транспорта не оживлённое. Когда-никогда кто-то из соседей проедет. Да и дом стоит почти на краю. В общем даже не сон, а какая-то болезненная марь.

Разбудил меня звонок на мобильный. Номер незнакомый.

– Слушаю, – голос едва продрался через больное горло.

– Яна, привет, это Валя Кушина.

– Привет.

Валя – девочка из параллельной группы и участница команды «Касатки» – одна из тех, кто со мной вчера так неудачно «пошутил».

– Ян, ты это… как ты?

– Плохо. А что, совесть замучила?

Девушка замялась с ответом. Наверное, уже то, что она решилась позвонить, для неё подвиг. Но я была слишком зла на них всех, чтобы попытаться это оценить.

– Есть такое. Знаешь, они со мной в том году то же самое проделали.

– И это должно меня успокоить?

Я хотела ещё сказать пару колкостей, хотя обычно не брызжу ядом, но приступ кашля перехватил горло.

– Фомина, мне правда очень жаль. Но ты ведь знаешь Ряполову, она та ещё стерва. А тем более в твоём случае.

Конечно, а кому охота становиться объектом травли. Трави со всеми или станут сживать со свету тебя. Закон джунглей, мать его.

– Подожди, – до меня дошёл смысл её слов. – А что не так с моим случаем?

– Ну… – снова замялась Валентина. – Ты же сама понимаешь.

– Нет вообще-то.

– Лекс Ирке достался с большим трудом. А тут ты.

– А что я? – моё терпение уже начинало трещать по швам. Что за глупые намёки?

– Ну вы же живёте в одном доме. И Ирку это бесит. Она ревнует, как ты не поймёшь? А тут ты ещё и в команду попала, да и вполне способной оказалась.

– Что за глупости? – больное горло выдало фальцет, а я, возмутившись, аж встала с постели. – Шевцов – мой брат, к тому же он меня люто ненавидит. Это же ни для кого не секрет, тем более для Ряполовой.

– Сводный, Фомина. Он твой сводный брат.

Идиотский разговор. Глупости какие-то.

– Ладно, Янка. Ещё Ира хотела, чтобы вернули Катю Зубковскую, подругу её. Катьку тренер выперла за прогулы тренировок и хамство. Генеральша такое не приемлет. И…слушай, не держи на меня обиду, если сможешь.

– Я попробую.

На этом разговор завершился, и я снова завалилась в постель. Неужели Ряполова и вправду ревнует меня к Шевцову? Бред полнейший.

Бред. Всё верно. Но рука как-то сама собой потянулась к губам. Вчерашний поцелуй, если его так можно назвать, был чем-то совершенно непонятным. Зачем он это сделал? Ах, да, заткнуть меня. И у него получилось. Не просто заткнуть – смутить, напугать, показать, что он может делать всё, что ему вздумается. Шевцову просто плевать на всё. И на меня в первую очередь.

Стоило мне только подумать о Шевцове, как в дверь постучали, а потом без приглашения распахнули её. Сводный брат оказался лёгок на помине.

– Лёша! – бесцеремонное вторжение возмутило меня. – А если бы я была…

– В одном белье? – острый взгляд прошёлся по моим растрёпанным волосам, заспанному лицу и мешковатой пижаме. – Не переживай, бестолочь, у меня уже была возможность его рассмотреть.

Алексей бросил пакет на стул у двери и ушёл. В пакете оказалась моя одежда, которую спрятали вчера девочки. Так вот о чём он – мои белые трусики и бюстгальтер тоже там были. На лбу выступила испарина, а губы снова запекло. Он же несерьёзно? Вряд ли бы Лекс дошёл до того, чтобы рассматривать моё нижнее бельё. Ему вон любая девчонка с радостью на себе продемонстрирует. Просто Шевцову нравится играть со мной. Наверное, это новая фишка. Просто ненавидеть и игнорировать уже неинтересно, если можно глумиться над глупой бестолочью.

Я отшвырнула пакет и забралась с головой под одеяло. Кто-то скажет, что не мешало бы и поблагодарить. Вряд ли мне хотелось, чтобы Ира развесила мои вещи по всему лицею, но ведь он же по нормальному не может? Почему я должна? У многих людей в жизни есть серьёзные проблемы, но они от этого не становятся озлобленными козлами.

Из праведного гнева, который я осмеливалась проявлять лишь наедине с собой, меня снова вырвал телефонный звонок.

– Яночка, здравствуй, это Светлана Викторовна.

– Здравствуйте, – звонок тренера взволновал, но вместе с тем добавил грусти.

– Яна, тебе совсем плохо? У нас тут беда, «Касаток» придётся снять с соревнований, – голос «железной генеральши» дрогнул. А она и вправду болеет за свою работу. – Мы лишились ещё и капитана команды. Ирина Ряполова слегла с гриппом. Ты точно не сможешь поучаствовать? Температуришь?

Это как удар в лоб. Ряполова выбыла из соревнований? Да она бы и при смерти заявилась на свой звёздный час. Но, оказывается, грипп никого не щадит.

– Я не знаю, Светлана Викторовна. Температура пока не очень высокая – тридцать семь сейчас. Надо с мамой разговаривать. Подождите, я передам ей телефон.

Окрылённая надеждой, я почти бодро вскочила с кровати и понеслась в мамину комнату. Та долго разговаривала с тренером, хмурилась, возмущалась, что во время порога эпидемии проводятся массовые мероприятия, но таки уступила, хотя и с условием, что ночь пройдёт без высокой температуры. Когда она отбила звонок, я бросилась ей на шею с хриплым воплем:

– Спасибо, мамуль! Я прямо сейчас пойду съем целую банку мёда с литром липового чая!

– Ну прямо банку не надо, – улыбнулась мама. – А то станешь пловчихой-тяжеловесом.

Поцеловав маму, я пошла полоскать горло и пить гору таблеток, в надежде, что болезнь за ночь не раскачается, и я смогу завтра принять участие в соревнованиях.

* * *

Утро меня порадовало. Организм, судя по всему, справился с инфекцией, и мне действительно стало намного легче. Горло, конечно, першило, но температура была нормальной. Я обрадовала маму, написала тренеру и пошла собираться.

В лицей отвезла меня мама. Команду собирали на два часа раньше, поэтому она уехала в какой-то торговый центр, пообещав к одиннадцати вернуться.

Видеть девочек из команды мне отнюдь не хотелось, но уже то, что среди них не будет Ряполовой, успокаивало.

– Привет, Янка, рада, что ты смогла присоединиться, – первой поздоровалась Валя, а остальные невнятно пробурчали приветствие, пряча глаза.

Все, кроме одной. Это и была та самая Катя Зубковская, о которой Валя сказала мне вчера по телефону. Эта девочка в упор уставилась и не сводила взгляд, пока я не зашла за ширму, чтобы переодеть купальник.

На трибунах в бассейне собралось много народу. Мама помахала мне с дальней по правой стороне от чаши бассейна. Рядом с ней сидела Аня. Надо же, уже успели познакомиться. Они о чём-то переговаривались и смеялись.

Девочки из других команд уже были построены по периметру бассейна. Всего восемь команд. Мы выстроились в свою шеренгу сзади главных тумб как принимающие хозяева. Директор ассоциации спорта города произнесла речь, потом трибуны поднялись и все замерли под исполнение гимна, а далее организаторы напомнили правила и объявили результаты жеребьёвки. Мы идём на заплыв третьими с командой «Русалки» физико-математической школы номер три соседнего района.

Объявили старт, и первые две команды подошли к борту. На тумбы взошли четыре участницы – по две от каждой. Среди болельщиков раздались крики и свист. Я посмотрела в ту сторону, откуда кричали громче всех. Конечно, кто же ещё мог это быть кроме Должанова. Компания парней была в сборе. Максим приобнял какую-то девушку, Должанов приветствовал выкриками участниц, а Шевцов… смотрел на меня. Вибрирующие в ожидании нагрузки мышцы заныли, особенно где-то в районе поясницы. Это выводило из равновесия, заставляя дыхание учащаться.

– Знаешь, думаю, Ирка гонит, – раздался голос с правой стороны. Катя Зубковская говорила тихо, но я всё отчётливо слышала. – Как можно ревновать к такой моли, как ты? У тебя же наверняка между ног кроме колобашки[1]1
  Колобашка – приспособление, которое.


[Закрыть] ничего не бывало. А Лексу такое и на хрен не надо.

Я опешила. Проморгалась, не поворачивая голову в сторону девушки. Она и правда всё это мне только что сказала? Вот так вот просто взяла и сказала?

Неприятная горечь разлилась внутри. Моё такое острое желание участвовать в соревнованиях резко померкло. Мама мне говорила раньше, что вокруг всегда будут те, кто попытается отравить нам момент жизни, и не стоит обращать на них внимания. Представить себя в стеклянном колпаке, от которого злые слова и взгляды отлетают словно горошины от стены.

Катя уже не первая намекает на мою связь с Шевцовым, но разве им всем не понятно, какая невероятная это глупость. Наши родители женаты, да и факт, что Алексей не просто не видит во мне девушку, а ненавидит всей душой. Мне никогда не забыть брезгливого выражения на лице парня, когда я впервые пришла в его дом. И все эти досужие домыслы ранят.

– Команда «Касатки», частный лицей имени Юрия Гагарина и команда «Русалки», школа номер три.

Услышав, как объявили нашу команду, я вздрогнула. Глубоко вздохнула в попытке причесать чувства. Синхронно встав на носки, мы повернулись и пошли к тумбам. Не знаю, как ей это удалось, но Зубковская незаметно для всех едва зацепила меня плечом, и я стукнулась косточкой на стопе о тумбочку. Это было просто адски больно, и пришлось сжать зубы до хруста, чтобы скрыть это. Уверена, Катя сделала это специально.

Первыми прыгнули из нашей команды Валя и Наташа Кононенко. Легко выполнили вход в воду, вышли тоже под верным углом и, заработав руками и ногами, поплыли вперёд. Счёт шёл на общее время и на индивидуальное. Проплыв четыре по пятьдесят, девушки ушли к поручням.

Я и Зубковская поднялись на тумбочки и расставили ноги для прыжка. Было ощущение, что соревнуемся мы не с девочками из других команд, а друг с другом. Уверенный, насмешливый взгляд девушки нервировал. Наконец послышался свисток, и мы прыгнули. Ушибленная косточка отстрелила болью, но я проигнорировала её. Не сейчас.

Вынырнув, я постаралась расслабиться и открыться воде, сделала вдох и поплыла. Первый разворот у противоположного борта вышел не самым удачным. Он у меня и так не особо получался, а теперь я ещё и спружинила от борта повреждённой ступнёй, а вот второй раз всё прошло как по маслу. От Зубковской я вышла позже всего на секунду, но она не забыла одарить меня торжествующим злорадным взглядом. Да и плевать.

Адреналин плескался в крови, заставляя глубоко дышать. Мама и Аня махали мне с трибуны, широко улыбаясь. Я легонько кивнула им в ответ и тоже улыбнулась. А потом поймала себя на том, что продолжаю искать глазами среди болельщиков ещё кое-кого.

Зачем? И сама ответить не могла.

И нашла. Лицо такое же каменное, как и всегда, кроме тех моментов, когда пышет злостью. Едва столкнувшись взглядами со мной, Шевцов отвернулся, что-то говоря Должанову. Зато Ларинцев показал мне вверх большие пальцы на обеих руках и улыбнулся на все тридцать два. Сделать вид, что я этого не видела и вообще не туда смотрела, было как-то неудобно. Тогда я кивнула и отвернулась, обещая себе больше не смотреть в ту сторону.

Последняя пара команд отплавала, и все построились для объявления результатов. Пока заканчивались подсчёты, на большом экране крупным планом показывали отрывки из заплывов. Там промелькнул и мой удачный толчок о борт. Всего несколько мгновений показали, но я была довольна собой, что хотя бы во второй раз чисто сработала.

По итогам наша команда заняла второе место. Первое забрали как раз таки наши соперницы «Русалки». Причём отрыв был очень маленьким. Наши девочки поникли, но я была вполне удовлетворена. Второе место из восьми команд – это очень даже хорошо.

– Если бы вместо тебя была Ряполова, мы бы выиграли, – желчно прошипела Зубковская.

– Катя! – шикнула на неё Валентина, которая выполняла функции капитана.

Был объявлен праздник по случаю соревнований. Участников и болельщиков пригласили на выступление какой-то местной группы в актовый зал. Но я вдруг, когда схлынул накал, почувствовала неимоверную слабость. Написала маме, что не пойду на концерт, и чтобы она подождала меня у выхода.