Текст книги "Сахар со стеклом"

Глава 40

Лекс.

Самый долгожданный день, мать его – выпускной. Неужели вся эта лицейская свистопляска закончится? Я уже заждался. Ещё бы вытерпеть всю эту слащавую фигню на торжественной части.

А потом вообще отлично, аукцион прямо сегодня ночью – будет весело.

Я застегнул верхние пуговицы на рубашке и прикрепил бабочку. Критично осмострел поставленную Натальиным парикмахером чёлку. Угораздило же меня выйти на кухню, когда она поила его чаем. Вот и попался. Теперь похож на пижона. Хотя, ладно, мне даже нравится, можно поиграть сегодня в хорошего мальчика. По крайней мере до аукциона.

Время уже пять, пора выдвигаться. Я закинул в карман карту и смартфон и вышел.

Твою мать! Угораздило же выйти одновременно с бестолочью.

Наткнулся взглядом на воздушное облако какого-то невероятно-нежного цвета. Даже не сразу сказал бы, как он называется. Беж – не беж. Но не платье шокирует меня, а то, как оно подчёркивало свою обладательницу.

Обнажённые плечи немного поблёскивали, на тонких руках аккуратные ногти. Не здоровенные пилы вырвиглазного цвета, напоминающие когти динозавра, а маленькие и светлые. Браслет на изящном запястье.

Поднимаю глаза выше. На лице совсем немного косметики, светлые волосы локонами рассыпаны по плечам. Бестолочь выглядит так нежно и так невинно, что у меня в плечах появляется скованность и напряжение – настолько хочется прикоснуться к ней.

Ненавижу её. Чёртова ведьма с ангельским лицом. Вырвала душу и перемолола все кости. Не могу смотреть на неё без желания сжать в руках до хруста, пока не закричит, не взмолится. Ещё с того самого вечера, когда Рёмов решил, что он круче и отпинал меня с толпой своих миньонов. С ним-то мы разобрались уже, а вот с бестолочью…

Как только хватило тогда ума в моей отбитой башке не завалиться к ней. Ведь не ожидал, что откроет, а она открыла. И смотрела на меня своими огромными невинными глазами. Ожидала сказку.

Только я ни черта не принц. И не в сказку мне хотелось играть. Но тогда я вдруг понял, осознал, что не хочу причинять ей боль. Не хочу калечить её психику собой. Она же, наверняка, ещё невинная, а я не мог дать ей её романтическую мечту о первом разе. Сделал бы всё так, как привык, как нравится. А это не для неё.

Но с тех пор она из башки не выходит. Сидит там так плотно, что иногда волосы на голове рвать хочется. Ирка старается, из кожи вон лезет, а я ловлю себя на том, что меня кроет отторжением.

И сейчас бестолочь стоит и смотрит, а в глазищах столько печали, что мои предохранители начинают барахлить. Руки сами сжимаются в кулаки в карманах брюк, когда я молча прохожу мило, цепляясь за её одуряющий запах. Это не просто духи. Это она с каплей духов. Её запах преследует меня ещё с того момента, как я учуял его на кухню в тот день, когда пытался извиниться. Сводит с ума, заставляя как наркомана желать ещё и ещё.

Я как долбаный вампир из сопливой саги хочу выпить её всю, хочу утонуть в аромате её кожи и волос, хочу сожрать целиком, вместе с маникюром и платьем.

Но я уже всё решил. Ей не место в моей жизни, а мне – в её.

Пусть живёт на светлой стороне.

Слава Богу, мне не придётся ехать с ней в одной машине. Карета Должановых уже ждала у ворот, а Ромыч махал мне в открытую заднюю дверь.

– Лёха, шевели батонами! Мне надо ещё кое за кем смотаться.

Я запрыгнул в салон белого здоровенного «корабля» Должановых, принимая приветственно протянутую ладонь друга. Меня никто не провожал. Батя приедет на торжественную часть, а Наталья занята бестолочью. Да и на хрен надо, чтобы она провожала.

– А сестричка где?

Как-то пару недель назад после тусы я рассказал парням о завязанных на узел кишках из-за бестолочи. Макс промолчал, а Ромыч так и не понял, почему я не могу попробовать её и успокоиться. Но шпильки ширять не стал, хотя я ожидал. Это же Должанов. Он сам не пойми что крутит с Ирландо. И тут ещё стоит подумать, на кого ставить, кто из них кому первым рога обломает.

Спортзал лицея был украшен шарами, плакатами и прочей лабудой. Предвыпускной курс подготовили прикольные плакаты о нас – выпускниках. Прикольно, чё. Вот Должанова изобразили всего в сердечках, а к голове Макса прилепили тело балерона в трико. Сильно обтягивающее трико. Бррр, ну и одежонка у этих танцоров. Хорошо, что Макс свалил в хип-хоп, а то тоже бы обтягивался.

Нашёл и свою фотку. Какая-то фигня на тему Джеймса Бонда. Нашли, блин, агента 007. Ладно, сойдёт.

Через десять минут появились Ирка с Вардиной. Ирка, конечно, красивая, что сказать. Но в свои не так давно исполнившиеся восемнадцать порочна дальше некуда. Один только обведённый алым рот чего стоит. Такое же красное платье обтягивает фигуру, ложась сзади на пол.

Ряполова кошачьей походкой подошла, широко улыбнулась и, пробежав ноготками по моей шее, наклоняет к себе. Не особо хотел, но поцеловал её, как раз, когда бестолочь вплыла в своём сливочном облаке в зал.

Сначала замерла на пороге, глядя в оба на нас с Иркой, и тогда я притянул Ряполову к себе, проталкивая язык ей поглубже в глотку. Не сразу понял, что при этом смотрю на бестолочь.

Да, девочка, я вижу, как ты на меня смотришь. Но я же уже говорил, что оно тебе не надо.

Скоро подтянулись и остальные. Всех пригласили в актовый зал на торжественную часть. Напутственные слова от преподавателей и родителей. Заведующая учебной частью даже пустила скупую слезу. Куратор наш был взволнован. У него даже щёки покраснели. Не удивлюсь, что он принял чутка на грудь. Не, вообще наш Петруха – нормальный чел, так что к нему вообще без претензий.

Отец настоял, чтобы я вместе с ним и Натальей подарил бестолочи цветы, когда она выходила на сцену за аттестатом. Я видел, как расширились её глаза, когда я с букетом направился к ней. Приличия требовали от меня улыбки и поцелуя в щёку, а у меня едва не начали крошится зубы, когда я лишь подумал, что меня снова обдаст крышесносным запахом. Я же ведь тоже не железный. Может, Должанов прав? Может просто затащить её в подсобку во время тусовки и доказать самому себе, что она такая же, как и все остальные тёлки.

– Поздравляю, – выдавил тихо сквозь зубы и прикоснулся губами к её бледной щеке, по которой тут же разлился румянец.

– Спасибо, – выдохнула бестолочь.

Отец подал ей руку, помогая спуститься по ступеням. Сейчас я даже ему был готов откусить голову за то, что в его руке лежали её нежные пальцы. Чёрт! Может, к чёрту этот выпускной со всей его мутотенью. Лучше сразу к Демьяну. Жаль, аукцион будет в два часа ночи.

Но пацаны уговорили меня остаться. Зря что ли столько лет вместе. Теперь все гости и виновники торжества перешли в украшенный спортзал. Настало время ответного слова выпускников.

Половина зала была заставлена небольшими столиками для фуршета, половину освободили для выступления выпускников. Мы стали на свои места для исполнения вальса. Ещё одна беда, которая мне и даром не всралась.

Торжественные аккорды какой-то зарубежной современной мелодии оповестили о том, что пора было выходить на свои позиции на танцполе. Я заложил руки за спину и пошёл навстречу Ирке, как учила хореограф. Краем глаза выцепил, как Макс аккуратно кладёт руку на талию бестолочи и притягивает её к себе. Он предупреждён, чтобы держал руки при себе, но мне один хрен становится дерьмово.

Раз-два-три… Мы двигались по залу в парах. Ирка дважды наступила на подол платья, но мне было плевать. Пусть хоть свалится и ноги задерёт. Я ловил глазами бестолочь. Она полностью ведома Ларинцевым, подчиняется каждому движению, в которых он инициатор. Так должно быть в танце. У неё с ним всё правильно.

– Лёш… – услышал Иркин шёпот. – Сейчас поворот, который ты всегда забываешь.

Я его не забываю. Просто сейчас мы будем меняться парами.

Делаю две пары шагов. Поворот. И вот рука Фоминой оказывается в моей. Прохладные пальцы и взгляд в пол. И манящий до скрежета зубов аромат.

Я обнял её тонкую талию и прижал девушку к себе. Ближе, чем требовал вальс. Не сдержался, не смог. Бестолочь удивлённо вскинула глаза и наткнулась на мой взгляд. Я посмотрел открыто, а потом сделаю шаг на неё.

Со мной, девочка, ты пойдёшь так же послушно.

Несколько шагов, поворот, снова шаги, снова поворот. Чувствую, как у мелкой напрягается спина в ожидании поддержки. Она нервничает.

– И! – тихо прошептал ей на ухо, крепко обхватил тонкую талию обеими ладонями и поднял девчонку вверх. Выше, чем обычно на репетициях. Поймал мимолётный испуг в глаза, и тут же поставил её снова на пол, провернул под рукой и отпустил к Максу.

Хотя не хотел. Чёрт! Кто бы знал, как я не хотел её отпускать!

Вальс закончился, а потом и вся торжественная часть. И началась фуршетная. Тупая тамада, попутавшая нас с выпускниками из началки, дебильные конкурсы со стульями и прочей ерундой. Потом, наверное, ей кто-то нашептал, и такая хрень прекратилась. Уже пошло повеселее. Да и мы, благодаря Ромычу, тоже повеселели.

Потом объявили медляк. Должанов позвал Кристинку из параллельного, завлекая своей фирменной улыбочкой чеширского котяры. Попалась птичка, повелась. Теперь некоторые элементы твоей одежды найдут в каком-нибудь из кабинетов после каникул.

Ирка куда-то испарилась, а я был и не против. И тут мой взгляд выцепил у противоположной стены бестолочь, к которой клеился Сомик Юрка – недопижон из «В-3» группы. Она так-то не особо хотела идти с ним танцевать, но вот улыбнулась и вложила свою руку в его, сто пудов, потненькую ладошку.

Всё. Кранты. На этом моё самообладание треснуло по швам и расползлось.

– Эй, упырь, подвинься, – через пару секунд я уже оттеснил чудилу.

Сперва он как гусь хохлатый на меня посмотрел, а потом сразу стух и спешно удалился.

Я взял бестолочь за руку и снова прижал к себе, позволив себе вдохнуть её запах так глубоко, что под рёбрами закололо. Я не видел её глаз, но услышал вздох удивления. Свет в зале приглушили, оставив лишь нижнее фиолетовое свечение. Медленная зарубежная песня лилась из динамиков, заставляя парочки теснее прижиматься друг к другу.

– Лёш, – тихо прошелестела бестолочь.

Вот зачем? Я не хотел сейчас говорить. Если я произнесу что-то вслух, с этим нужно будет что-то делать. А я не хотел.

– Помолчи.

Я положил подбородок ей на макушку и прикрыл глаза, слышал, как быстро и рвано она дышит. Мне нужно было просто ещё хоть полминуты.

Тело горело от её близости, а в голове бил набат. Нельзя! Нельзя её ломать. Я погряз в дерьме, что самому иногда противно. Деньги отца и отсутствие материнского воспитания сделали своё дело, превратили меня в чудовище. Нельзя и её тащить в это болото. Пусть продолжает сиять своей чистотой и наивностью, а мне пора в свою сырую тень.

Я не дожидаюсь окончания песни и ушёл, ни разу не обернувшись. Лицей был окончен, этот период жизни позади, и мне пора к моим взрослым развлечениям. Времени половина второго. Скоро аукцион.

Глава 41

Яна

Он растворился в темноте, а мне стало холодно и одиноко без его рук. Играет со мной, как кошка с мышью. Только почему же мне кажется, что сейчас, в эти минуты он тоже был настоящим. Что его держит? Что не отпускает?

История с матерью мне известна, но, может, я знаю не всё? Маленький мальчик, который раз за разом видел, как родная мама не узнаёт его. Она же не резко заболела, такие недуги начинают забирать человека постепенно, отравляя его жизнь и жизнь его близких.

Или, может, всё гораздо проще? Может, он просто такой. Это его выбор, ему нравится калечить людей морально. А если учесть вид спорта, которым он занимается в клубе, то и физически.

Так или иначе, для меня сути дела это мало меняет. Я снова одна, снова опустошена и разбита. Включили свет, ведущая опять стала пытаться втянуть уставших выпускников в конкурсы. А мне всё настолько осточертело, что я начала задыхаться в помещении, среди распаренных танцами надушенных тел. Запах еды со столов воротил. И я как можно скорее двинулась к выходу.

По пути меня зацепил Должанов, что-то спросил, но я просто выдернула руку и почти побежала к двери из спортзала. Дале пустой полутёмный коридор, и вот, наконец, в лёгкие ворвался свежий воздух летней ночи. Повезло, что июнь в этом году был не сильно жаркий.

На улице кое-где тоже были люди. Несколько родителей сгрудились и болтали, весело смеясь. В тени, скрывающей от света фонаря, спряталась воркующая парочка. Я же пошла прочь. Хотелось побыть одной. Дальше вдоль стены, где торцевая часть пищеблока, была небольшая площадка. Я и пошла туда, надеясь никого там не встретить.

Уже почти добравшись до места, зацепилась подолом за ветки кустов. Только бы не порвать. Платье дорогое, его ещё можно продать за немалые деньги.

И тут я услышала тихий всхлип. Кажется, я не одна такая, кто решил вылить свою боль тишине.

– Кто здесь? – приглушённо спросила.

– Неудачница, – ответил севший Анин голос.

– Аня?!

Что же я за подруга такая, если не увидела, что со Степановой происходит что-то такое, отчего наша железная девочка забивается в кусты и рыдает?

Раздвинув кусты, я забралась в небольшую проплешину между ними, аккуратно подняв руками подол платья.

– Что случилось?

Я посветила экраном телефона, выискивая, куда бы примоститься рядом с подругой. Заметила опухшие глаза и покрасневший нос одногруппницы.

– Я такая дура, Ян, – Аня промокнула уголки глаз подолом платья и положила голову мне на плечо, шмыгая носом.

– Добро пожаловать в клуб, – горько хмыкнула я. Как бы мне сейчас не хотелось ей всё рассказать, ей тоже нужно было выговориться. – Расскажешь?

– Представляешь, – горько усмехнулась Степанова. – Я повелась на Должанова.

Не сказать, что я удивлена. Он же не просто так тогда остался, но я уж точно не ожидала, что Аню это так проймёт.

– Вы встречались? – спросила несмело, не желая бередить.

– Нет… Не знаю. Тогда, когда Лекс приехал за тобой, этот чёрт остался выносить мне мозг. Просил стать его репетитором по физике – видите ли профильный предмет в универе, куда он наметил.

– А ты что?

– Ну я сначала отказывалась. А потом подумала: почему нет? Деньги мне не помешают.

Аня оперлась спиной на стену, что сзади нас, и глубоко вздохнула.

– А он начал клеиться?

– Да нет, в общем-то. Занимался прилежно. За занятия платил, а ещё всякие вкусности приносил. Говорил, что физику лучше понял, чем если бы с преподавателем занимался. После результатов экзаменов прибежал весь такой довольный, обнимал, даже подарок принёс. Смотри.

Аня раскрыла ладонь и посветила телефоном. Браслет. Красивый, с голубыми камнями в виде лепестков.

– Гулять позвал меня, Янка. И я, дура, решила, а чем я хуже других девчонок?

Аня снова всхлипнула и сжала злосчастный подарок.

– Он тебя обидел, Ань? – я заправила рыжую кудряшку подруге за ухо. Она поняла, о чём я спрашиваю. Это же Должанов.

– Нет. Даже не намекал. Мы просто гуляли. Ездили на набережную, мороженое ели. Потом Рома предложил поехать с ним на выпускной. Сегодня подкатил на своей крутой тачке. Ко мне, представляешь, простой городской девчонке. А потом на празднике я его потеряла. Хотела позвать на танец. Первая. И услышала, как он за углом с парнями разговаривает. Они спросили, как ему удалось так круто сдать физику, а он ответил, что так старался, что до сих пор рыжие космы в ужасах снятся.

На последних словах Анин голос сорвался, и она снова зарыдала.

– Представляешь, Ян? Так и сказал! А я, дура набитая, напридумывала себе.

Мы какое-то время помолчали, думая каждая о своём. И как нас только угораздило обеих влюбиться в таких парней?

– Ну а ты? – спросила подруга. – Ты же не просто так сюда шла. Уже сама не своя который месяц. Расскажешь?

И я рассказала. Всё-всё выложила, что змеиным гнездом лежало на душе. Рассказала о своих чувствах, ощущая жгучую соль на щеках и губах.

Так и сидим со Степановой вдвоём среди ночи в кустах, размазывая макияж по распухшим лицам.

Но рано или поздно приходится уходить. И мои, и Анины родители уехали с фуршетной части, но дежурные преподаватели могли поднять тревогу. Кое-как мы привели себя в порядок, вывернув клатчи под свет фонариков телефонов. Подправили макияж, причёски, расправляем платья, выбравшись из кустов.

Уже подойдя к освещённому крыльцу лицея, заметили парня. Он не из нашей лицея, да и выглядел старше. На нём были надеты тёмные джинсы и чёрная рубашка, и он явно кого-то высматривал.

– Девочки, – обратился к нам с улыбкой. – А вы Яну Фомину не знаете?

– Это я, – опасливо взяла Аню под руку. – А вы что-то хотели?

– Малышка, – улыбка незнакомца стала ещё шире. – Ты меня только по телефону слышала. Я Демьян – друг твоего брата.

– Привет, – внутри всё сжалась от нехорошего предчувствия.

Парень подошёл ближе, но заметив, что с Аней напряглись, убрал руки в карманы.

– Малышка, тебе надо поехать со мной. Лекс ждёт тебя.

– Так, – встряла Степанова. – Никуда она не поедет. Ты тут нарисовался, как чёрт из табакерки, да посреди ночи, а теперь ей нужно ещё и с тобой ехать. Вали отсюда и Лексу своему передай, чтобы катился.

Аня потащила меня за руку в здание, но этот Демьян остановил меня, легонько придержав за руку.

– Яна, я серьёзно. Ты же знаешь, что я его друг. Он сам тебе тогда сказал мне звонить. Сегодня в спортклубе, где мы занимаемся, закрытая вечеринка для участников. Лёша там, и ты нужна ему.

– Тогда почему он сам не приехал?

– Ты что, не знаешь своего сводного брата? Да он себе руку лучше откусит, чем признает, что нуждается в ком-то. Но он на взводе, и причину я знаю – это ты.

Глупо, скажете вы? Да, наверное. Определённо.

Но я обернулась к Ане, поцеловала её в щёку и прошептала:

– Не волнуйся, всё будет хорошо.

– Поехали, – сказала парню.

Мы ушли за ворота, и я увидела, как Степанова каменным изваянием смотрела нам вслед. Как что-то говорил ей подошедший Должанов. Даже кричал, а потом побежал к воротам. Но мне было плевать. Друзья прикрывают глупости друг друга, но хорошо, что нашёлся такой, как Демьян, который не побоялся сделать наперекор слову Шевцова. А что, если я и правда нужна ему?

Глава 42

Мы подъехали к невысокому зданию в два этажа со стеклянными панелями. Над входом синим неоном горела надпись «Чёрный Дракон» и изображение, собственно, иллюстрирующее это название. Похожее тату я видела у Алексея на плече.

Внутри стало тревожно. Мне кажется, я лезу куда-то совершенно не туда. И ничего хорошего из этого не выйдет.

– Что это за клуб? – спросила парня за рулём.

– Спортклуб, в котором мы тренируемся.

– На чём специализируется?

– На боевых.

– Ясно.

Демьян припарковал машину возле входа. Зловещее место какое-то. Тёмное стекло хищно поблёскивало в свете фонарей. Вокруг лавочки, фонтан, газон. Но всё это мало скрадывало опасность, которой дышал это «Чёрный Дракон».

– Идём?

Но внутрь мы прошли не через парадный вход, а какую-то дверь сбоку, которая вела на цокольный этаж. Яркий свет и размеренная музыка ударили по органам чувств после тишины ночи. На входе возле турникета охранник за стойкой вопросительно посмотрел на нас.

– Паша, это опоздавшие, – улыбнулся Демьян.

Мне поставили печать на запястье и подсунули ручку и какой-то документ, попросили сдать телефон.

– Что это? – я обеспокоено посмотрела на друга Лекса.

– Договор о неразглашении, малышка. Это закрытая тусовка богатеньких мажоров, так что всё в порядке вещей.

Может и в порядке вещей, но меня напрягло. Я словно плыла в мутной воде, не понимая, что и для чего делаю.

– Вон, кстати, и Лекс, – Демьян указал пальцем дальше по проходу.

И действительно, я увидела Шевцова. Он стоял к нам спиной, подпирая плечом косяк, смотрел в широкий, ярко освещённый зал, откуда доносились голоса и музыка. Я быстро поставила подпись в договоре, и турникет загорелся зелёным.

Я мельком обратила внимание на печать на запястье. Она светилась в люминесцентном свете бледно-оранжевым. Разобрала лишь цифру пять, но буквы вокруг были немного смазаны, так что я решила не морочить голову и оставила эту затею, поспешив к Алексею.

Я тихо подошла и коснулась ладонью его плеча. Шевцов обернулся и застыл, шокировано глядя то на меня, то на Демьяна, а потом его глаза расширились, когда он заметил печать на моём запястье.

– Какого чёрта она тут делает? – обратился к Демьяну, а тот пожелтел под взглядом друга. – Я, мать твою, тебя спрашиваю, Демьян?

Лекс схватил парня за грудки и припечатывает к стене, но осёкся, увидев предупредительный взгляд охранника.

– Лёх, – у Демьяна не только по лицу разлилась мертвенная бледность, но и шея стала как мел, особенно на фоне чёрной рубашки. – Антон сказал, ты будешь рад. Типа сюрприз от него.

Теперь пришла очередь побледнеть Шевцову. Я проследила за его взглядом и наткнулась на салютующего бокалом с улыбкой Ермолаенко, который стоял на другой стороне залы в компании ещё нескольких парней.

– Лёша, я ничего не понимаю, – в испуге я схватила сводного брата за руку.

– Чего ты не понимаешь, бестолочь? – выплюнул он уже мне. – Что нельзя посреди ночи садиться в машину к незнакомым мужчинам?

– Но он сказал…

Я осеклась, понимая, что несу откровенный бред. Шевцов прав. Тысячу раз прав. Я ещё не понимала, в чём дело, но уже точно знала, что влипла по уши.

– Что это за место?

– Вечеринка для взрослых, – Алексей посмотрел мне в глаза, ища там смущение. – Для особых предпочтений. На лайте, но тем не менее.

Но нашёл не смущение, а страх. Мне действительно стало страшно. В зале было больше двадцати пяти человек. В основном молодые парни и девушки до тридцати лет. Мужчины в брюках и рубашках, на некоторых бабочки, девушки в красивых коктейльных платьях. На первый взгляд и не скажешь, что это развратное сборище. Может, Шевцов пошутил? Просто поглумился в очередной раз. Но почему тогда так отреагировал на моё появление?

– Деньги дают возможность позволить себе большее. То, на что у большинства не хватит смелости и внутренней свободы, – продолжил смотреть мне в глаза. – Я предупреждал тебя, не лезь ко мне, мой мир – не розовые пони.

– Лёша, пожалуйста, давай уйдём отсюда! – шепчу отчаянно, вцепившись в его рубашку.

Но в ответ он покачал головой.

– Не получится уже. Ты подписывала что-нибудь на входе?

– Да. Демьян сказал, что это договор о неразглашении.

– Сукин сын. Я оторву ему башку. Но сначала яйца.

Я увидела, как натянулись желваки на лице сводного брата, а глаза потемнели от злости.

– Слушай сюда. Мне нужно отойти.

– Нет! – я крепче ухватилась за рукав, но Лекс одёрнул меня за руку.

– Тише! Ни с кем не говори, а если кто подойдёт – не опускай глаза, поняла?

Ничего я не поняла, но согласно кивнула. Только бы он поскорее вернулся.

Шевцов ушёл, затерявшись среди людей, а потом и вовсе исчез в одном из коридоров, что скрываются за тяжёлыми красными шторами в зале. Прошло несколько минут, и на невысокой сцене появился мужчина средних лет в костюме. Улыбнулся на все тридцать два. Музыка затихла, а мужчина обратился к присутствующим.

– Дамы и господа! Время пришло.

Я сморгнула странное чувство, будто попала в какой-то фильм. Вечеринка для взрослых? И что дальше, что будут делать присутствующие? Разбредутся по парочкам или разденутся и прямо здесь будут… ну… И где Алексей?

– Сегодня у нас прекрасная ночь и такие же прекрасные лоты. Напоминаю правила ведения аукциона!

Ведущий перечислил какие-то правила, а я пытаюсь понять, при чём тут аукцион. Они продают какие-то игрушки для взрослых? Я же сгорю прямо на месте от стыда, если только увижу что-то подобное.

– Леди, прошу сюда, – ведущий указал стайке девушек на красивый помост, обтянутый бархатом, у сцены.

Бросая манящие взгляды на мужчин и хихикая между собой, девушки расположились на помосте. Все красотки, как на подбор. Макияж, причёски, маникюр. От каждой пахло дорогим парфюмом. Все на высоченных шпильках.

В каком-то сериале я видела подобное, там девушки за большие деньги для благотворительности разыгрывали свидания или даже поцелуи, иногда медленные танцы, а потом деньги отправлялись в детские дома, больницы, строительство дорог или ещё что-нибудь полезное. Но, как мне кажется, тут будут разыгрываться не танцы и поцелуи.

Пока ведущий что-то там ещё говорил, я продолжала искать глазами Алексея и всё ещё не находила. Тревога усиливалась, и руки начинали дрожать.

– Лот номер пять! – донеслось словно сквозь толщу воды, и периферийно я поняла, что в зале установилась полная тишина.

– Милая, это тебя, – одна из девушек мягко коснулась моего локтя. – Выходи на сцену.

– Ч-что?

Тут я осознала, что взгляды всех присутствующих были в ожидании направлены на меня. Оглушающая тишина надавила на перепонки, и до меня стало доходить, что происходит. Меня сейчас разыграют как лот для… для… Мои глаза ещё раз в панике обвели присутствующих и наткнулись на тёмный знакомый взгляд. Моё сознание сузилось до этих глаз, я зацепилась за него, как за спасительную соломинку.

Побелевшие губы Лекса были плотно сжаты, поза напряжена. Он медленно кивнул мне.

Что? Что я должна делать?

Шевцов перевёл взгляд с меня на сцену, а ведущий снова произнёс приглашение.

Я понимала, что деньги от лотов идут не на благотворительность, а значит, за всеми этими увеселениями кто-то стоит. Тот, кто не захочет упускать свои деньги, и просто так мне отсюда не уйти.

Но ведь Лёша что-то сделает? Что-то же придумает?

Набрав полную грудь воздуха, я сделала шаг. Ноги не шли, и я переставляю их едва ли не усилием воли. Шаг, ещё одни. И ещё.

– Начальная цена…

У меня заложило уши уже только от этой суммы. Я услышала несколько выкриков от присутствующих из зала, глядя на них невидящим взглядом. Не хотелось думать, что будет дальше.

Алексей молчал. Видимо, я рыба не особа интересная, поэтому подняв сумму совсем немного, большинство ловцов слились. Потом я слышу сумму, которая кажется мне непомерно большой. Это же целая зарплата моей тёти, если не больше. И голос этот принадлежит Антону Ермолаенко. Вот для чего была затеяна эта игра. Снова всё вернулось к их конкуренции с Шевцовым. И тут я впервые услышала и голос Шевцова, называющий сумму больше.

Господи, откуда у парней, которым и двадцати нет, такие деньги? Даже прожив в доме Виктора более полугода, я всё равно не представляла масштаба вседозволенности.

Суммы росли. Антон и Лекс буравили друг друга взглядами. Ведущий подбадривал их вывернуть карманы посильнее. А я просто стояла, словно омертвела, и ждала. А что, если у Шевцова не хватит денег меня выкупить? Меня ведь не выпустят.

Дышать стало трудно, пальцы покалывало. В ушах снова будто была набита вата, сквозь которую до меня доноёсся голос ведущего:

– Продано участнику под номером двадцать четыре.

Удар. Пауза. Снова удар. Ещё одна пауза.

Господи…

Я подняла глаза и увидела, как к сцене идёт Шевцов, а на груди у него номер… двадцать четыре!

Резкий выдох, и я едва не свалилась со сцены в его руки.

– Спасибо, – прошептала, сжав его пальцы.

Но Алексей никак не отреагировал. Он отвёл меня в сторону, и мы продолжили наблюдать молча дальнейшие торги. Я чувствовала, как у меня из-за пережитого напряжения стучали зубы.

Остальные девушки вполне были счастливы выходить на сцену. Они посылали воздушные поцелуи своим возможным покупателям, лучезарно улыбались.

– Чему они радуются? – шёпотом спросила я у Алексея. – Что их продают, как скот?

– Они получат неплохие дивиденды с этих сумм, а ещё кучу удовольствия, за которым пришли сюда. Кстати, ты свои дивиденды вернёшь мне.

– Теперь мы можем уйти отсюда?

– Нет. Так просто всё не делается. За стены клуба, по правилам, ничего не должно выходить. Сейчас закончится аукцион, потом будет фуршет и посещение комнат. А тех, кто не придерживается правил, просто выводят. Так, меня спровадят, а тебя заново разыграют.

Значит, всё ещё не закончилось.

– А когда мы сможем уйти?

– Когда ты отработаешь то, что я за тебя заплатил.

Шевцов шепнул мне это тихо на ухо, но я будто оглохла от крика. Неужели он собирается…

– Или ты бы предпочла отработать Ермолаю? Можем попробовать договориться.

– Ты же не всерьёз? – одеревенелыми пальцами я вцепилась в руку Лекса. – Лёша, скажи, что ты…

– Замолчи. На нас смотрят. Чтобы свалить отсюда, тебе придётся убедительно играть.

После торгов свет в зале приглушили, снова заиграла музыка и вечеринка начала приобретать другие очертания. Меня начинало мутить.

Некоторые парочки удалялись за шторы, из-за которых виднелись коридоры, ведущие, вероятно, в комнаты, о которых говорил Алексей.

Шевцов держал бокал с шампанским и разговаривал с другими парами, но я не особо вникала в темы. Только заметила, что он на самом деле не пил.

Мне хотелось скорее уйти отсюда и оказаться дома. В конце концов, я устала от тяжёлого платья и просто хотела спать.

Неоднократно ловила на себе полный ненависти липкий взгляд Ермолаенко. С ним была какая-то девушка, но смотрел он постоянно именно на нас с Шевцовым.

Я почувствовала, как во время разговора с каким-то мужчиной лет тридцати, Алексей положил мне руку на талию и придвинул ближе.

– Тебе надо расслабиться, чтобы быть убедительной, – прошептал мне прямо в ухо, отчего ток пробежал по спине. – А то я заставлю тебя выпить.

– Я не хочу пить.

– Придётся, если не расслабишься.

Рядом раздался громкий смех, от которого я вздрогнула. Та самая девушка, что сказала мне идти на сцену, заливалась смехом сейчас в компании какого-то молодого мужчины.

Я прикрыла глаза, до сих пор сомневаясь, что нахожусь среди всего этого. Может, мы с Аней просто выпили сок и не заметили вкуса водки, что туда заботливо подлил Должанов? И теперь лежали пьяные в кустах и галлюцинировали?

Но нет. Горячие губы, что прижались к моей шее, были вполне реальные. На какой-то миг всё вокруг перестало существовать, потому что я понимала, что именно этого так отчаянно желала последние месяцы. Но не так. Не среди всего этого зазеркалья.

– Прежде, чем свалить, мы должны убедить организаторов, что играем по правилам, – прошептал Алексей. – Это не шутки. Сюда трудно попасть, но ещё труднее уйти.

Мне стало неловко. Все смотрели. Или не смотрели, потому что заняты собой. Но они были здесь. Весь этот сюрреализм вокруг. Не так я мечтала провести свой выпускной – в окружении богатых, развращённых, испорченных папенькиных сынков и дочурок. Меня тошнило от этого всего.

Лекс взял меня за руку и потянул в один из коридоров. Тяжёлые портьеры не давали отблескам света из залы проникать сюда. Блёклый свет красных ламп едва освещал пространство. Мы остановились возле двери с номером пять.

– Нам сюда, лот номер пять.

Шевцов произнёс это достаточно громко. Чтобы слышали, кому надо? Но я всё равно почувствовала тревогу и упёрлась. Не хотела входить туда.

Но Лексу ничего не стоило просто втолкнуть меня. Попав внутрь, я остолбенела. Огромная тёмная кровать с высокими столбами, а над ней… какая-то то ли полка, то ли балка. И на этой балке висели разные штуки.