Текст книги "Моя бабушка – Лермонтов"

Потом я сидела за детским столом – на праздниках для детей всегда накрывался отдельный стол – и подсчитывала заработанное.

Еще позже, случайно, я заметила, как за женским столом плачет бабушка.

– Бабуль, ты чего? – спросила я.

– Ничего. Твоя мать… я ничего о ней не знаю… даже не подозревала, что она умеет…

Мама тем временем развлекала гостей со стороны жениха. Тетя Римма специально вызвала ее на эту свадьбу. И сюрприз подготовила. Римма, которая училась с моей мамой в одной школе несколькими классами старше и танцевала с ней в одном ансамбле, прекрасно знала, что мама никогда не станцует женскую партию, потому что занималась с мальчиками, и мало кто из мальчиков умел танцевать так, как она. Римма хотела сделать моей бабушке приятное. Но бабушка проплакала всю свадьбу. Мама подошла ко мне и отдала свою папаху, в которой были деньги. Много денег.

– Это твое, – подмигнула мне она.

Я тогда тоже готова была заплакать. Я не хотела знать, что мама умеет танцевать так, как никто из молодых мужчин. Я хотела, чтобы моя мама была как тетя Римма – шла по кругу и красиво поводила руками. Или хотя бы как Венера – она танцевала суетливо, дергано, но так, как положено женщине. Знала рисунок танца и не пыталась превзойти своим умением мужчину.

Я села рядом с бабушкой и насупилась.

– Ну что опять не так? – спросила мама, одетая в приличное платье, которое мы на ней раньше никогда не видели. Видимо, тетя Римма постаралась.

– Шут гороховый, а не дочь! Почему ты осталась? – вскрикнула бабушка и ушла со свадьбы. Я поплелась следом, крепко прижимая к груди мамину папаху с деньгами.

Бабушка родила четверых детей. Все умерли в разном возрасте, по разным причинам. Осталась одна мама. Бабушка любила всех своих детей. Но мама вообще не должна была появиться на свет – бабушка ее не хотела, не ждала. И каждый раз бабушка спрашивала: «Почему ты осталась? Почему ты из всех?»

Больше никогда я не видела, как танцует моя мама…

Иногда случались такие свадьбы, что все село с ума сходило. Невеста в дорогом платье, с настоящим серебряным поясом. Еды городской, необычной, редкой, дорогой – завались. Кавалькада машин, которые проезжали по селу и гудели. Машины в лентах, на капоте – кукла-невеста. Эти куклы потом хранились на чердаках, страшные, пыльные, грязные, со всклокоченными волосами. На каждом чердаке можно было обнаружить кладбище мертвых кукол из фильмов ужасов. Моя подружка Фатимка как-то завела меня на чердак в их доме – она играла с куклами, украшавшими машины многочисленных теток. Я тогда чуть сознание не потеряла от страха – на меня смотрели эти куклы в платьях невест, с выпученными глазами, отклеенными ресницами, дырами вместо щек, с залысинами и застывшим ужасом в стеклянных глазницах.

…И одни похороны

Похороны тоже бывали роскошными. Особенно если умирал уважаемый человек.

Так было и тогда. Умер бабушкин однополчанин, ближайший друг, ветеран войны, герой – Тимур Робертович. Умер в собственной постели, в окружении детей, внуков и правнуков.

– Похороны надо делать, – вздохнула Алина, вдова, едва Тимур Робертович испустил дух, – а денег нет. Откуда взять?

– Принесут, не волнуйся. В первый день принесут, расплатишься за остальные дни, – сказала бабушка.

– Может, как-нибудь скромно? В кругу семьи? Только близкие? – без всякой надежды спросила вдова. – Я не выдержу. Зачем он умер? Он же знал, что я ненавижу ходить на похороны! – Алина заплакала, хотя до этого держалась.

– Придется. На похороны из города приедут, – напомнила бабушка.

– Тогда надо у Альбины в кафе еду заказывать… откуда деньги брать? Зачем он умер? Зачем?

Бабушка смотрела на Тимура. Они подружились еще в госпитале. Тимур служил танкистом – контузия, тяжелое ранение. Чудо, что он вообще дожил до правнуков. Ему давали от силы недели две. Но он выжил, вернулся в село. Только бабушка знала, что он не слышит правым ухом. Она, после контузии, не слышала левым. И они всегда за столом или на лавочке садились так, чтобы бабушка могла слышать правым, а Тимур – левым.

– Место на кладбище нужно хорошее. На нашем, старом, ведь уже не хоронят? А он здесь хотел. Венки надо заказать – от детей, внуков. И гроб. Надо ведь гроб дорогой… – Алина говорила сама с собой. – Ну что ему не жилось? Разве плохо было? Правнуку всего месяц. Нашел время умирать. В другой день не мог умереть? Через год или два. Все деньги на младшего сына ушли – он в институт уехал учиться. Ты же знаешь. А как мальчику в городе без денег? Он мне говорил – еще пару лет потерпеть, и тогда для себя поживем. А сейчас мне для кого жить? Мария, ты ведь поможешь с кладбищем? Если он здесь хотел, а дадут не здесь, то что делать?

Бабушка обняла Алину. Она была младше Тимура на тринадцать лет, но оказалась настолько мудрой, что они хорошо жили.

– Иди поспи или хотя бы полежи, – сказала бабушка. – Хочешь, Варжетхан тебе травы принесет?

– Как я могу спать, если он здесь, в этой комнате? Зачем так мучить родственников? Зачем я должна его видеть мертвым? Его можно куда-нибудь отвезти? Он для меня не умер. Зачем я должна помнить, какой он мертвый? Я хочу запомнить, какой он был, когда мне предложение делал.

Место на старом кладбище, где хоронили только очень уважаемых людей – для простых почивших оно было закрыто, – выделил, естественно, сельсовет. Бабушка договорилась. Сельсовет же выписал вдове и материальную помощь, которой на пышное прощание все равно не хватало. Люди, как и предполагала бабушка, стали приходить в первый день и оставляли деньги на подносе, который стоял в комнате. В первый день скопилась сумма, которой хватило и на гроб, и на поминки. Варжетхан все-таки принесла Алине отвары и заставила выпить. Вдова сидела у гроба мужа, согласно традиции, но плохо понимала, что происходит вокруг. Хлопоты взяли на себя соседки, старшие сыновья, невестки и моя бабушка, которая встречала гостей из города. Ради этих гостей пришлось нанимать и плакальщиц, которые должны были читать молитвы, петь и провожать усопшего в последний путь до кладбища. Алина вздрогнула, когда одна из плакальщиц начала петь, устроившись в комнате для женщин.

– Не надо. Пусть замолчит! – вскрикнула Алина, и Варжетхан пришлось влить в нее еще одну порцию отвара. Вдова провалилась в спасительное забытье.

Сыновья Тимура договаривались про баранов – сколько нужно зарезать, сколько столов поставить. Невестки и соседки хлопотали на кухне. Гости прибывали и прибывали. Конверты на подносе тоже появлялись, так что смогли заказать и венки, и машину, чтобы не нести гроб на руках. Бабушка сбилась с ног – со всех городов приезжали однополчане Тимура, друзья по госпиталю, которых полагалось встретить, где-то устроить – гостиниц в селе, конечно, не было.

Все шло согласно традициям. Алина сидела у гроба, благодаря травам Варжетхан. Гости сидели за столами, ели, пили, поминали, баранов вроде бы на всех хватало.

Уже совсем поздно, ночью, к нам в дом ворвалась Варжетхан. Бабушка только успела прилечь.

– Пойдем, там Алина кричит. – Варжетхан держала чемодан, в котором носила свои снадобья и отвары на экстренные случаи.

– Я ушла от нее два часа назад. Что могло случиться? Я хочу спать, – ответила бабушка.

– Пойдем. Ее сын Алан ко мне прибегал.

В этот же момент в дом влетел Алан.

– Мама кричит, – сказал он бабушке.

Алина, очнувшись от полусна – видимо, действие отвара закончилось, принялась разбирать документы Тимура. Хотела найти фотографию для памятника. И наткнулась на папку, в которой лежал один-единственный листок. Можно сказать, завещание. Тимур писал, что младшего сына надо непременно доучить в институте – пусть получит образование. Старший сын может забрать мотоцикл. Средний сын пусть закончит ремонт крыши на гараже – закажет еще шифер.

Отдельной строкой шла приписка: «Для Марии». Поскольку Мария в селе была одна – моя бабушка, то стало понятно, кому адресована последняя воля. Когда Алина прочла эту волю, то начала кричать. Сыновья и невестки пробовали узнать, почему она кричит и что такого ужасного написал отец в завещании, но Алина прижала листок к груди и никому не показывала.

Когда прибежали бабушка и Варжетхан, Алина передала им завещание с последней волей покойного. И там обнаружилось страшное, страшнее ничего не могло быть. Тимур завещал себя кремировать. И развеять свой пепел над Тереком, в том месте, где купался, когда был маленьким. С обрыва, на который любил приходить. На том самом месте, где назначал свидания Алине.

– Что такое развеять? Это как? – спросила Алина у бабушки. – И где я должна его сжечь? Что он написал? Переведи!

В тот вечер бабушка в первый и последний раз перешла на осетинский, который прекрасно знала, но не использовала в разговорной речи. С Алиной она говорила на ее родном языке. То, что бабушка заговорила по-осетински, отрезвило Алину, и даже Варжетхан выпучила глаза.

– Кремировать – это значит сжечь, – ласково и подбирая слова, объясняла бабушка, представив себе масштабы бедствия. – Ты получишь пепел. Его и надо развеять. Ты ведь понимаешь, что такое пепел? Есть такая традиция. Во многих странах. Пепел тоже можно захоронить. Или даже оставить в доме. Или развеять, как пожелал Тимур. Ты понимаешь, что такое развеять?

Алина кивнула.

– Пепел хранится в специальной урне. Так это называется. Его мало. Ты понимаешь?

Вдова опять кивнула.

– Проблема в другом, – продолжала бабушка, – деньги на похороны уже получены и потрачены. Место для захоронения готово. Людей собралось больше ста человек, и еще не все приехали, – и мысленно продолжила: «И что теперь делать с главной традицией – когда на кладбище, перед тем, как забьют гроб, все родные должны непременно броситься на покойника, залить его слезами? Люди выкладывают цветы внутрь гроба, подходят, прощаются…»

– Что теперь делать? – спросила Алина у бабушки и Варжетхан. – Они же все захотят забрать деньги. А мы их уже потратили.

Алина в своем полуобморочном состоянии смогла осознать и главную проблему. Если люди не увидят усопшего, они захотят забрать деньги. На какую-то урну с прахом никто и не стал бы их давать. А если деньги уже потрачены, то как отдавать? Традиции не соблюдены.

– Давай не будем кремировать, – предложила Варжетхан, – ему уже все равно. Тебе решать, как лучше сделать.

– Нет, если он хотел, чтобы его сожгли, значит, так и надо сделать, – сказала Алина. – Но почему он мне говорил, что ему нравилось наше кладбище? Он меня обманывал? Зачем он захотел себя сжечь?

– Он горел в танке. И выжил. Наверное, он думал, что должен умереть от огня. Раз тогда не погиб, то сейчас… – сказала бабушка.

– Нет! – воскликнула Алина. – Он просто не хотел, чтобы я страдала. Чтобы не было этих венков, плакальщиц, столов и людей. Он хотел, чтобы мне было легче!

– Может, и так, – ответила Варжетхан, – что мы будем делать? Кремируют только в городе. А похороны уже послезавтра.

– Надо кремировать, раз он так захотел, – решила Алина. – Если бы он был жив, я бы ему все сказала, что я думаю.

– Ты уверена? Не хочешь подумать до утра? Или с сыновьями поговорить? – спросила Варжетхан.

– Если Тимур так хотел, я сделаю. Как я могу не исполнить его волю?

– Ладно, попробую позвонить знакомому в город. Он мне не откажет. Но надо везти сейчас. Ночью. Чтобы никто не узнал. – Бабушка тут же принялась действовать. – Алина, ты точно решила? Не передумаешь?

– Зачем он умер? Зачем не подождал еще несколько лет? Разве ему плохо жилось? Разве я о нем не заботилась? Почему он меня оставил? – вновь заплакала Алина.

– А кого мы хоронить будем? Кого людям показывать? – вернула их к реальности Варжетхан.

– Я не знаю, – залилась слезами Алина.

– Да какие проблемы? – В комнату вошел младший сын-студент, вызванный срочной телеграммой. – Давайте гроб здесь заколотим, и все.

– Что ты такое говоришь? – ахнула Алина.

– А он правильно говорит, – улыбнулась Варжетхан, – пусть сыновья заколотят гроб дома, и мы сделаем вид, что хороним Тимура.

– И как мы объясним это? – уточнила бабушка.

– Люди его видели? Видели. Простились? Простились. Скажем, что Алина совсем с ума сошла и не могла видеть мужа в гробу. Этому тоже все поверят. Я ей дам настойку, чтобы она вообще была не в себе, – сказала Варжетхан.

– Да, так и сделаем, – согласилась Алина.

Ночью бабушка прокралась в свой кабинет в редакции, чтобы позвонить другу-однополчанину, который работал врачом в городской больнице – при больнице был крематорий, – и договорилась о том, что привезет ему тело, да, да, Тимура, который завещал себя кремировать.

Бабушка вызвала своего верного редакционного шофера Эльбруса, и они вместе с сыновьями Тимура перевезли тело, и уже на рассвете была исполнена воля покойного. Алине выдали прах в красивой урне. Самой лучшей из имеющихся. Бабушка лично каллиграфическим почерком написала табличку – годы рождения и смерти.

Алина прижимала к груди эту урну, похожую на небольшую коробку.

– Когда развеем прах? – спросил младший сын. – Может, прямо сейчас?

Все поехали к обрыву, Алина открыла коробку, сыновья зачерпнули по горсти и пустили прах по ветру. Завещание Тимура было исполнено. Алина, наконец, перестала плакать и даже улыбнулась. Она знала, что Тимур ее бы похвалил – за храбрость, за то, что пошла против традиций, но исполнила его волю. А приходить она может и сюда. Стоять на обрыве, самом красивом на всем берегу реки, и вспоминать Тимура.

– Пора, – шепнула Варжетхан. – Нам еще один день надо продержаться.

Варжетхан оказалась права – легенду о том, что Алина не могла видеть мужа в гробу и поэтому гроб пришлось заколотить раньше положенного, все приняли с уважением. И даже легким восхищением – какая у Тимура жена! Какие сыновья, раз так позаботились о матери! Женщины из числа вдов перешептывались и сокрушались, что сами до такого не додумались. Это же какое облегчение! И причина такая весомая, что никто и слова поперек не сказал.

Все шло как полагается, пока в село не нагрянул давний друг Тимура Георгий со своей женой Зариной. До них поздно дошла телеграмма, и они успели приехать в последний день. И сразу пришли в дом, чтобы проститься с умершим. Когда Георгий увидел заколоченный гроб, он вообще ничего не понял. Ему объяснили, что жена так страдала, так не верила в смерть любимого мужа, что сыновья, ради здоровья матери, заколотили гроб. Да, покойного все видели, простились. Георгий успокоился, но его жена нет. Она посмотрела на Алину, которая сидела спокойная и даже улыбалась собственным мыслям. А думала она о том, как Тимур хорошо придумал с кремацией, какой это хороший обряд и почему он не принят у них в селе? Алина радовалась и благодарила мужа за то, что ей не придется лежать на гробу на глазах у всех собравшихся на кладбище, не придется рвать на себе волосы. Она для себя уже похоронила Тимура, и это были самые лучшие похороны в ее жизни. Алина побывала на многих, так что она могла сравнивать. Она даже тихонько заплакала – Тимур так ее любил, что сделал все для нее. Он всегда сначала думал о ней, а потом о себе.

Зарина, увидев вдову, которая выглядела чуть ли не счастливой, пошла к женщинам во двор и начала расспрашивать. А отчего умер Тимур? А сколько человек его видели в гробу? А почему вдова так хорошо выглядит?

Женщины все ей рассказали, но Зарина не успокоилась. Да она на собственной свадьбе не выглядела такой красивой и такой довольной, как Алина на похоронах. Нет, тут дело нечисто.

Она вернулась в комнату, где стоял гроб и вдруг случайно на полке увидела коробку с датами рождения и смерти. Зарина взяла коробку, думая, что там лежат ордена и награды, но коробка оказалась пуста. Только на дне какая-то странная пыль осталась.

Георгий в это время уже поднимал тост за верного друга и каялся, что не приехал раньше. Он положил достаточно увесистый конверт с деньгами на поднос.

– Там много денег, – шепнула Алина бабушке.

– Вряд ли. Наверняка Зарина разменяла мелкими, чтобы произвести впечатление. А сумма-то небольшая. Всегда ее терпеть не могла. Сплетница, каких поискать, – сказала бабушка.

– А где она, кстати? – Варжетхан смотрела на женщин, сидящих за отдельным столом. Зарины среди них не было.

– Ох, не дай бог, – подскочила бабушка и побежала в дом. За ней бросились Алина и Варжетхан. – Если она что-нибудь заподозрит, беды не оберешься.

В тот момент, когда они вбежали в комнату, Зарина нюхала внутренности урны, пытаясь понять, что в ней находилось.

– Я сразу поняла, что вы всех обманули! – объявила она. – Может, ты отравила Тимура? Откройте гроб. Я хочу знать, что мои деньги пошли на похороны.

– Зарина, ты сейчас говоришь ужасные вещи, – сказала бабушка, – подумай своей головой, люди простились, видели тело, что тебе неймется?

– А это что? – Зарина держала в руках коробку из-под праха.

– Это? Коробка такая. Можно сережки класть и браслеты, – сказала бабушка первое, что пришло в голову.

– А почему на ней годы жизни, как на памятнике?

– Зарина, давай не будем устраивать скандал, я тебя прошу. Прояви уважение к вдове. – Бабушка все еще не оставляла попыток успокоить гостью.

– Нет уж. У Георгия то похороны однополчан, то свадьбы дочерей однополчан, то еще что-нибудь. Сколько денег уже на это потратили? Разве он столько зарабатывает, сколько мы отдали в конвертах? Последний раз отдали на свадьбу, так молодые развелись! Девочка не могла детей иметь и скрыла это. Я хочу знать, что в гробу есть покойник. Иначе заберу конверт. И всем остальным скажу, чтобы забрали. Если вы не соблюдаете традиции, то и хороните за свой счет. Мне никто не дает деньги просто так!

– У тебя нет детей, и Георгий, слава богу, жив, – напомнила бабушка.

– Откройте гроб!

Пока бабушка вела переговоры, Варжетхан рылась в своем походном сундуке со снадобьями.

– Голова болит, – объяснила она, – надо отвар выпить.

– У меня тоже голова болит, – тут же отвлеклась Зарина. – Я про вас слышала, у вас хорошие отвары. Я сюда приехала, чтобы к вам попасть на прием. Я же и не знала, что вы та самая знахарка. У меня голова болит все время.

– Так зачем на прием, если я уже здесь? – улыбнулась Варжетхан так, что только бабушка поняла – знахарка что-то придумала. Бабушка называла эту гримасу «улыбкой кобры».

– Только я все равно не отступлюсь. Дайте мне отвар, а потом я при всех потребую, чтобы вы гроб открыли, – заявила Зарина.

– Я же знахарка, должна лечить, – ласково сказала Варжетхан. – Давай тебе головную боль снимем, а потом с остальным разберемся.

– Да, да, – горячо поддержала бабушка, – у Варжетхан такой отвар для головы, что боль как рукой снимает! Все про ее отвар знают! Да, Алина?

Алина, не понимая, что вообще происходит, послушно кивнула.

– А вы мне погадаете? Я слышала, что вы так гадаете, что все будущее видите. – Зарина решила воспользоваться ситуацией и урвать все услуги, которые могла предложить ей знахарка.

– Конечно, погадаю. И на бобах, и на картах, – пообещала Варжетхан.

Она подала знак Алине, и та принесла чашку и воду.

– Вот, мелкими глотками пей. Все выпей, – подала знахарка Зарине чашку.

Зарина послушно выпила.

– Пойдем на свежий воздух, надо подышать, – сказала Варжетхан, и Зарина послушалась. Варжетхан довела ее до женского стола, усадила на стул в тенечке. Зарина сидела вроде бы спокойно, но была как не в себе. Не спала, но и вряд ли понимала, что происходит.

– Что ты ей дала? – уточнила бабушка.

– Отвар, который для Алины приготовила. Только Алине он не понадобился. А для этой скандалистки пригодился.

– И долго она такая будет? – уточнила бабушка. Зарина улыбалась ласково, кивала и с восторгом рассматривала кусок пирога, который ей положили на тарелку.

– Часа четыре. Потом можно еще влить.

Георгий с некоторым удивлением поглядывал на жену. Она ему улыбалась. Он продолжал выпивать, а жена ему по-прежнему улыбалась.

Похороны прошли достойно. Пустой гроб захоронили согласно традициям. Алина не кидалась на него, а стояла – красивая, немного бледная, рядом с сыновьями, и все женщины восхитились ее выдержкой и достоинством, с которым она проводила мужа. Можно сказать, Алина стала законодательницей новой моды – как вести себя на похоронах. Киданием на гроб уже никого нельзя было удивить, а проводить мужа, выглядя при этом так хорошо, и с таким хладнокровием… Так себя вести в горе, в самый тяжелый день в жизни – разве это не настоящий женский кавказский характер и образец для подражания? Даже мужчины восхитились. Ведь проявление эмоций никогда не считалось женским достоинством, а чтобы вдова себя так держала… Да любой покойник мечтал бы о такой вдове. И только бабушка, Варжетхан и сыновья Алины знали, что она уже находится не здесь, на кладбище, а там, на обрыве, с которого был развеян прах.

Зарина же покорно шла среди женщин, положила цветы, немного всплакнула, помогала накрывать на стол. Через четыре часа Варжетхан влила в нее еще порцию отвара. И Зарина вдруг превратилась в идеальную женщину – кивала, молчала, снова кивала. Не сразу реагировала, если к ней обращались, но потом усердно мыла посуду в тазу. И продолжала улыбаться.

Георгий несколько раз подходил к жене, которую не узнавал, и спрашивал, как она себя чувствует.

– Все хорошо, – отвечала Зарина и смотрела на мужа глазами подбитой лани.

Где-то часов через шесть Георгий заподозрил неладное. Как раз тогда, когда увидел свою жену, отмывающую в тазу грязные тарелки. Георгий, который был давно знаком с моей бабушкой, подошел к ней.

– Что ты с ней сделала? – спросил он.

– Это не я, – честно ответила бабушка.

– Скажи, что, – потребовал Георгий.

– Отвар ей дали, от головной боли, больше ничего. Ты недоволен? Нам ничего не оставалось, она собиралась устроить скандал. Разве Тимур захотел бы скандал на собственных похоронах?

– Мне нужен этот отвар. Много, – заявил Георгий.

– Я не знаю. Это редкие травы. А твоя Зарина мелкие купюры в конверт положила. Даже не хватит за пироги заплатить.

– Я так и знал. Опять она меня опозорила. Она на свадьбу внучки моего друга тоже мелкие купюры положила. Я чуть друга не потерял. Потом приехал, без Зарины, гарнитур золотой девочке подарил.

– Она сказала, что ты мало зарабатываешь.

– Ей все мало. Она жадная стала. Я говорю – ты для кого собираешь? У нас нет детей, так пусть дети и внуки друзей будут довольны. Ты дашь мне это снадобье? Что нужно вдове? Я вижу, гараж надо достроить. И за сына младшего я заплачу. Тимур мне говорил, что мальчику нужно учиться.

– Почему ты с ней живешь?

– Она болеет. Все время на голову жалуется. А сейчас ей хорошо.

– Ты к врачам ее водил?

– Водил, конечно. Они таблетки прописывают, а она не пьет. Знаешь, она ведь меня после госпиталя выхаживала, учила заново ходить, как с младенцем со мной носилась – кормила с ложечки. Я для нее и муж, и ребенок, и друг. У нее никого нет. Родственники, когда узнали, что она родить не может, отвернулись. Один врач сказал, что у нее мигрень и это от нервов. Что ее характер – это не она, а ее болезнь. Ее надо лечить. Как я могу ее лечить, если не знаю таких слов?

– Варжетхан знает.

– Она другой была. Веселая, все время смеялась. Троих детей она вынашивала и так ни одного не родила. Всех потеряла. Сначала меня винила, потом себя, а потом совсем злая стала. Все мои родственники говорят, чтобы я себе другую жену нашел. Она со всеми поругалась. Ты не думай, Зарина хорошая, просто забыла об этом, – признался Георгий.

– Я попрошу Варжетхан. Она сможет ей помочь, – пообещала бабушка.

Георгий с Зариной не уехали после похорон. Они остались на время жить у Алины. Бабушка договорилась об обследовании в городе. Варжетхан подбирала травы, в которые так верила Зарина. Дело было в гормонах, в функциях щитовидной железы. Зарина, как оказалось, панически боялась таблеток, и Варжетхан смалывала их в пыль, подмешивала в свои травы и раскладывала по маленьким кулечкам, которые скручивала из пергаментной бумаги. Зарина менялась на глазах. Она даже подружилась с Алиной. Георгий возился с крышей гаража, менял забор, а Зарина помогала по хозяйству.

– Скажи мне, откуда эта коробка? – спросила она однажды.

– Тимур завещал его кремировать, – призналась Алина. – Это когда тело сжигают, а прах развеивают. Он не хотел лежать в земле. Мы все сделали так, как он просил. Похоронили пустой гроб. А Тимур теперь над Тереком. Там, где обрыв. Хочешь, я покажу тебе это место?

Они пошли на обрыв, и Зарина долго стояла на самом краю, глядя на бурлящую внизу реку, на камни, стремительно заходящее солнце.

– Я тоже хочу так же. Чтобы как Тимур. Пусть меня сожгут, и я буду летать над Тереком. Это такое счастье, – сказала Зарина.

– Тебе еще рано над Тереком летать, – рассмеялась Алина. – Если за тебя взялась Варжетхан, тебе еще рожать придется.

Зарина заплакала. Потом она часто плакала, но уже от счастья. Она не только смогла забеременеть, но и родить сына. Зарина считалась чуть ли не старухой. В ее возрасте уже внуков нянчили, а не детей рожали. Ей был всего сорок один год. Варжетхан очень гордилась своей работой, а ее слава колдуньи, которая даже сухую ветку заставит плодоносить, после этого разнеслась с новой силой.