Текст книги "Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия"

Глава12
Постник, ты снова нам брат

Поэт, устало и шумно дыша, смахнул рукой пот с лица своего, приложил ухо к груди Постника:

– Дышит.

– Живой? Проучили, очистили Постника. Не будет с бесами жить. По гроб жизни будет нам благодарен, а бесов тысяча вышло. Господи! Свят! Свят, береги меня! Я видел бесов!

– Очнётся, ты, Юродивый, не больно ругай его – он ещё совсем молодой. Постник – хороший парень, он же нам брат?

– Брат.

– Юродивый!

– Что, бесы?! Беси, опять? Где? Где они?

– Святой воды ещё неси! Быстрее… Плесни на него! И мне дай попить. Жажда мучает.

– Страх это был!

Юродивый принёс святую воду Поэту и Постнику:

– Эх, а я хотел-то Постнику руки сломать! Да жалко стало. А тут бесов полчища.

– Чего стоишь? Ты плесни на него! Окропи! И посмотрим – все вышли?

Юродивый окропил святой водой Постника:

– Эй, Постник! Очнись! Эй, Постник – бесы все вышли? (Юродивый дал Постнику пощёчину.) Очнись ты! Живой? (И умыл святой водой лицо Постнику и снова постучал по щекам). Ты же нам теперь брат. Очнись!

– А-а-а, что? (Постник открыл глаза.) Что со мной было?

– Беси все вышли.

– Что?

– Беси вышли! Глухой?

– Правда?

– Ей-Богу! Истинный Крест! Вон туда вышли! (На дверь показал.) Туда. Я видел их! Истинный крест!

– Стра-а-ах!

Постник испуганно повернул голову и посмотрел на дверь, потом так же на потолок, храм оглядел и горько заплакал. Он умолял отправить его домой, в монастырь, говорил, что непременно покается Настоятелю и попросит его наложить епитимью. Всхлипывал, плакал и каялся бедный Постник, а Юродивый участливо спросил:

– Что? Раскаялся, брат? Кайся дальше, гони бесов от себя, гони! Чтоб не вернулись!

– Теперь ты, Постник, снова нам брат и кандидат в честные монахи.

Кандидат в монахи, бледный Постник, на коленях кивал и благодарил друзей. А Поэт успокоил его, пообещал:

– Ладно, брат, мы никому не скажем про твои искушения.

– Забудем про колбасу.

– Ох, у-у-меня всё болит. О-о-ой!

– Не греши более! Поэт всех бесов прогнал из тебя.

– А как, чем прогнал?

– Силой Честного Креста. Ох, и страху мы натерпелись!

– Может, ещё за дверью нас поджидают?

– Поднимите меня.

Друзья подняли Постника под руки, подошли к дверям и осторожно выглянули наружу. Всё было спокойно. Вышли из храма, огляделись и быстро потащили ослабшего монаха в больницу к Хирургу. Тот посмотрел, послушал Постника, налил ему валерьянки, дал выпить мутной микстуры стакан и отпустил на все стороны. Выйдя от Хирурга, довольные друзья облегчённо вздохнули и пошли к автобусу, а Постник им шептал:

– Счастливые вы. Мне бы тоже чуть-чуть Благодати, а то всё никак, а мне бы немножечко; год уже без Благодати живу и маюсь. Поеду и брошусь к ногам Настоятеля, и покаюсь в грехах. Господь милосерден, может, простит. А? Простит меня?

– Простит.

– Бесив выгнали?

– Выгнали! В дверь вышли.

– Не видно их?

– Не видать!

– И что теперь?

– Будет теперь тебе Благодать, не боись, Постник!

– Хорошо бы.

Друзья ещё раз на прощание обняли, перекрестили и благословили монаха на дорогу, посадили в автобус и отправили на покаяние.

Юродивый спросил Поэта:

– Ты куда теперь? Пошли в храм!

– Нет! Домой пойду и выпью водки стакан… Хреново мне, нехорошо, коломитно.

– Страха натерпелся?

– Да, я весь взмок! Весь мокрый!

– Чего кричишь?

– Меня хоть выжимай!

– А это того – бесов из монаха прогнали!

– Бесы? Об этом молчи! Рот на замок, никому не болтай! И Постнику больше не надо, не напоминай, а то обосрётся. Ну да, поплакал он, оступился, раскаялся.

– Я-то ни-ни! Я никому! Но беси недовольны! Рядом летаютъ! Они тебе будут мстить! И Постнику…

– Хватит! Хватит меня пугать, Юродивый. Я их не боюсь! Не боюся я их! Фиг подобедают!

– Ага! А чего ты крест из храма держишь в руках? Всю дорогу с ним ходишь? А?

– Точно, крест с собой унёс! Так что же это? Мы бесов выгнали тысячу? Летают?

– Ей-Богу, прогнали! Тысячу летают! Я сам это видел! Воздух разбился на части, и из Постника нечисть кинулась вон. Звери! И крику было – жуть! Я это видел! Я!

– Эх, да уж, страшно было! Видел, как беси из Постника вышли? Видел, как из храма бежали?

– Вах! Силой молитвы честного креста! Бац! Бац ты их крестом!

– Устал я, будто вагон разгружал. Оп-па! Хоп! Шатает меня.

– Шатает – ты нечисть прогнал. Крест мне отдай? В храм отнесу.

– Не отдам! Ты чего? Домой с ним пойду, мне так спокойней. И водки выпью! И помолюсь. Может, усну… Мне надо напиться и бесов забыть!

– Я с тобой. Провожу тебя и буду святую Книгу читать тебе, пьяному Поэту, чтобы ты успокоился. Двоих нас не достанут!

– Кто?

– Нечисть! А то бесы летают тут! Ищут они, в кого поселиться.

– Хватит! Пошли! (Поэт в руках держал крест.) Мстить будут.

– А ты крестом их бей посильнее! Бей их, Поэт!

– А-ха-ха!

Юродивый сам, торопясь, достал нательный крест из-под рубахи и крепко зажал его в зубах. Он всю дорогу крестился на ходу и молитву сквозь зубы шептал. Так и шли через город. На улице все люди шарахались от них – на друзей было страшно смотреть. Юродивый с нательным крестом в зубах, дико оскалившись, шептал, не переставая, молитву и широко крестился руками, а Поэт шёл с большим храмовым крестом в руках, махая им перед собой, и твердил:

– Да воскреснет Бог! Да расточатся враги Его! Как исчезает дым, так исчезнут все черти и бесы! Вокруг меня исчезнут все черти и бесы! Аминь!.. Залог души превыше всех ценностей мира! Юродивый, бесы в залог душу берут!

– А-ха!

Пришли к Поэту домой, дверь закрыли, заперли на ключ, перекрестились крестом, шумно вздохнули и вместе облегчённо выдохнули:

– Фак!

– Ну ни хрена себе!

Поэт сразу прошёл в кабинет и устало упал на диван. Юродивый забрал у него храмовый крест, и сам не выпускал его долго из рук. А из шкафа достал большие свечи и спички:

– Вообще-то, в книгах написано: монахам для прогнания бесов над буйными в строгий пост надо читать «Очистки от бесов». А в непостный день, и не читая чин «Очистки от бесов» над буйными, нельзя молитвой бесов прогнать – не получится. А у тебя, Поэт, получилось силой Креста! Чудно? А? Чудно!

Поэт задумчиво смотрел в одну точку, лицо его осунулось, помрачнело:

– Бля! Как же бесы крутили его!

– Да! Бесы монаха крутили!

– А видел лицо его? Когда беси пошли?

– Лицо диавола! И нечисть пошла!

– Я видел, как по воздуху нечисть и срань пошла, и вся из него и в двери! Ба-бах!

– Я же тебе говорю, Поэт! Ей-Богу, если бы не молитва твоя живого Креста от порчи и бесов, мы бы не выгнали бесов! Нет, нет! Бесы толкнули бы Постника в ад с колбасой, в саму преисподню!

Мэри с изумлением смотрела на них. А затем молча достала чёрные маслины и виноград. Виноградины, словно камушки, упали в её бокал, и она налила себе вина; а чёрные маслины полетели в гранёный стакан, и водка из мини-бара полилась туда же. Мэри подала стакан Поэту, озабоченно и испуганно посмотрела на Юродивого, потом на Поэта и тихо спросила:

– Да, что это с вами? Что с тобой, милый? Джинсы грязные, рубашка грязная, потная! Домой заявился с крестом!

– Ты видишь меня?

– Да.

– Значит, я существую? И значит, я всё это видел?

– Странный, на тебе лица нет.

– Мэри, когда я пьяный и, как сейчас, странный, усталый – не надо! Не надо лезть со своими вопросами! (Поэт с трудом махнул ей рукой.)

Мэри повернулась к Юродивому:

– Что с вами, что с ним?

– А это он брата Постника от бесов спасал, – ответил, не оборачиваясь, Юродивый и зажёг свечи. – Сотню их выгнал и сжёг!

– Что-о-о? Кого? Кого сжёг? Откуда крест принесли?

– Свечи не горят понапрасну, свечи обязательно надо сейчас.

– Откуда крест?

– Из храма.

– Зачем?

– А бесов прогнать. Летают! Не видишь, а я вижу! Как мухи, летают и мстят. А-ха-ха! А мы их крестом и молитвой хлоп! – весело ответил Юродивый.

Он схватил бутылку минералки, зубами скинул крышку и шумно, жадно стал пить.

Мэри спросила:

– Не пойму! Кто летает, Юродивый?

– Бесы! (Юродивый выпил всю минералку до дна.) А-э… Поэт из монаха бесов прогнал, вот и летают они неприкаянно. Ищут, в кого поселиться.

Мэри повернулась к Поэту и вопросительно развела руками:

– Что?

Поэт посмотрел на Мэри:

– Что-что! Рубаху подай! Чистую!

Снял грязную рубашку с себя и отдал Мэри. Свечи горели. Юродивый сам себе крепкий чай заварил, кружку налил и, довольный, жадно залпом выпил полкружки:

– Фух!

Поэт, полуголый, с нательным крестом на груди, глядя на свечи, медленно выпил водки стакан, закусил маслиной и тоже устало произнёс:

– Фу-ух, устал я с Постником. Словно вагон угля разгрузил. А что-то я, и правда, нереально душевно устал.

– Так что же ты, милый, сделал?

Поэт задумался, вылавливая ещё маслины, закусил ими и ответил:

– Я держал крест на нём.

– Ты сильную молитву читал! И прямо над ним. А я держал его, Постника! Я крепко держал! Со всей силы держал!

– Кого?

– Да-да, очень сильную! И получилось же! Чудо! А? Чудо!

– Юродивый, какое ещё чудо?

– Молчи, про это нельзя.

– Так что это было?

– С третьей молитвы! Я же по-русски тебе говорю – беси искушали его. Постник – пацан ещё молодой, вот и поплыл! А мы молитвы читали над ним. Поэт, ты спас его, спас! Поэт, слышишь меня? Это всё ты! Ты же свою Благодать передал! С крестом и молитвой Честнаго креста. И беси, как червяки от чеснока, повылезали и разбежались! Разом прогнали бесов! А-ха-ха-ха! Вот ты и устал.

Мэри достала чистую рубашку Поэту.

– Милый, ты устал.

– Мэри, налей мне ещё, вообще не берёт.

Мэри достала ещё маслины, кинула их в стакан, водку налила и подала в руки Поэта. Она провела ладонью по его волосам, повернулась и спросила Юродивого:

– Э-э-э-бесы?

– Бесы.

– А вы это о чём, мистер Юродивый?

– Матушка, вам, чистой, лучше про это не знать – про жадность, и деньги, и колбасу, про искушения бесами, о предательстве, вранье и обмане. Всё это про жизнь; и душевная грязь никак не касается, матушка, вас. А хорошо свечки горят! Красиво бесов гонять! Страшно на это смотреть, но мне понравилось.

– Юродивый, ты лучше молчи! Молчи, и всё! Никому ничего не говори, лучше молчи.

Но Юродивому хотелось поговорить и обсудить ужасающее событие, его всего распирало от этой жуткой истории. А Мэри отпила вино из бокала и сказала:

– А такое я по работе своей каждый день вижу и слышу. Так, Юродивый, это беси были, что на картинах художников? А-ха-ха!

– Да, матушка, вся жадность и искушения в человеках от бесов! А ты, Поэт, что молчишь?

– По-разному бывает – то любовь побеждает, то жадность от бесов, а мы поле битвы. И куда мы повернём, зависит от нас, только от нас. Нечего пенять на других.

– Правильно, золотые слова. А то он нас обвинил! Постник сам их впустил. Страшно, как бился под бесами, жутко смотреть!

– Да уж, Юродивый, страху было полно.

– А как он полз обратно в храм? Жуть! И жалко мне стало его, беднягу.

– Кто полз? О ком вы?

Поэт ответил:

– Обо всех нас говорим, о грешных и раскаявшихся, что к Господу Богу обратно ползут.

– Так что же вы видели? Что вы молчите?

Но Юродивый перекрестился и сказал:

– Ей, Господи, не введи в искушение нас и избавь от лукавого в нас. Я Тебя очень-очень, Боже, прошу!

– Аминь, – поддержали хором Поэт и красавица Мэри.

А Поэт сказал:

– Во как бывает! У тебя свои планы, у Бога на тебя свои планы, и у бесов свои на тебя, а ты, как хочешь, так и вертись. Что-то устал я, прилягу.

– Я, милый, выключу большой свет, пусть свечи горят.

Мэри ласково провела ладонью по упрямым волосам Поэта, наклонилась к нему и с нежностью, на которую способна только любящая и любимая женщина, поцеловала его. Посмотрела на спящего с гордостью и восхищением, как на Бога или прекрасного Ангела, и прошептала ему:

– Только ты… Я только твоя. Ты мой Великий Гэтсби. Обожаю, люблю тебя… Или я ещё сплю?

В это время Юродивый брызгал святой водой на всё вокруг в кабинете:

– Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, троическое явися Тебе поклонение… Э-э, что? Какой Гэтсби?

Мэри не могла налюбоваться любимым, но услышала вопрос, обернулась и ответила:

– Великий… Так признайтесь, что же вы видели? Юродивый, миленький, умоляю, расскажите же мне!

– Не могу вам сказать – слово дал! Честное слово дал – молчать об этом. И вы молчите!

– О чём же молчать?

– Истину вам говорю – самое страшное! Я мёртвых видел по жизни, и много, но тут… страху! Нечисть, и страх! Я крепкий мужик, но тут, признаюсь как на духу – чуть не обосрался от ужаса.

– О Господи!

– А Поэт их, нечистей и вурдалаков, молитвой прогнал! Да, святую молитву кричал и крестом изгонял! Свят, свят! (Святой водой окроплял всё вокруг.) Как червей тысячу выгнал! Из человека! Это было страшно!

– О, мамма мия! Скажите, что это неправда!

– Вот истинный крест! И пусть меня разорвало на части, если наврал! Вах!

– Ой! Страшно! Я вам верю.

– Правда. Это правда. Вот истинный крест!

– А чем всё закончилось?

– Постник снова нам брат. Вы лучше идите к себе, Матушка, идите, идите отсюда. А я вот тут на полу в кабинете посплю. Не беспокойтесь, и помолюсь за него при свечах. У меня сильная молитва есть для него, уверяю – завтра будет в порядке, как этот, м-м-м, Эверест. Нет, Казбек. Точно – Казбек! Мой брат Поэт – золотой человек. Спи братка, таких надо беречь.

Юродивый окропил всё вокруг и, крепко держа в руке храмовый крест, опустился на колени, открыл молитвенник при свечах, начал молитвы читать и креститься: «Спаси нас, Господь, своей Благодатью…»

Глава 13
Свершилось! Ангелы!

Рано утром к Поэту приехали незваные гости – художники. Среди них был и Молодой Художник. С великой просьбой они поведали, что роспись дальнего храма никак не идёт – уже руки опустили и роспись остановили, Божья помощь нужна.

– Постник, твой друг, что послушание в храме проходит, сказал, чтобы мы к тебе обратились, Поэт. Он говорит и божится крестом, что ты всё можешь, что ты видишь Ангелов и Благодать, даже бесов прогоняешь. Он верит сильно в тебя!

– Ты это о чём?

– Выручай, Поэт – осыпается купол у храма!

– Ещё Постник сказал, что ты и Юродивый его не однажды спасали.

– Братья, я устал, вчера очень устал и напился с устатку. Я ещё в себя не пришёл. Мне бы три дня отдохнуть от вас всех, горемычных!

– Поэт, выручай!

– Все фрески осыпались!

– Баста, хватит! Чего вы рвёте меня на части? Я никуда не поеду! Езжайте обратно, домой. Езжайте!

– Поэт! Ты постой, не серчай – надо, родной.

– Выручай!

– Христом Богом всем миром просим!

– Выслушай нас и буди, Поэт, с нами на исповеди и на Литургии святой.

– Поехали завтра в храм наш, вместе покаемся, и ты помолишься с нами! Не сегодня, а завтра поехали.

– Выручай! Фрески сыплются с купола храма, и роспись никак не идёт!

А Молодой Художник вдруг упал на колени:

– Христом Богом просим тебя! Помолимся вместе на молебне? Батюшка ждёт!

И все загалдели: «Просим!» Поэт выслушал их, обернулся, посмотрел на Юродивого, тот кивнул. Поэт взглянул на Мэри:

– А ты что думаешь? Мэри?

– Странно всё это: и фрески сыплются с купола храма, и роспись, молитвы.

И добавила шёпотом:

– Чудно и загадочно, как в средневековье. Очень интересно.

– Поедешь?

– С тобою? Всегда!

Художники уехали. А Поэт ночью долго молился.

Утром на ранней литургии все причащались и получили благословение. А затем долго ехали по областной дороге на микроавтобусе. Юродивый весело пел красивые песни Кавказа. По пути сделали большой крюк через монастырь – заехали за другом Постником. Постник, притихший и скромный, держал икону и кадило в руках, а в ногах – вёдра с краской для храма. Юродивый сказал:

– Вот вижу – теперь ты настоящий Постник, монах и послушник с кадилом, с иконой в руках!

– Попом ему быть. А зачем тебе икона и кадило? Слышишь, Постник?

– Икона эта, Поэт, должна сильно помочь, а кадило это очень счастливое, чудодейственное, настоящая «бесопрогоняйка» целительная, это я у Настоятеля выпросил.

И тихо добавил:

– Поэт, я с этим храмом весь год в послушании, и там всё не так. От Москвы далеко, 300 километров; я штукатурю и крашу, замучался, но штукатурка долго сохнет и опять местами осыпалась. Отчаялись мы.

Юродивый ответил за Поэта:

– Это всё беси были в тебе.

– Может быть. Отопление там плохое, роспись не идёт. Художники фрески смывали аж со всего купола! Спонсоры недовольны, и деньги кончаются. А спонсоры требуют на Пасху первую службу! Вот так! Помоги, брат, помолись с художниками на литургии – ты можешь, я знаю тебя, Поэт. Очень надо.

И Поэт спросил:

– Постник, епитимию на тебя наложили?

– Да, Настоятель по великой милости приказал мне выучить весь Псалтырь, и петь псалмы каждый день от корки до корки, и каяться.

– За деньги и колбасу?

Постник кивнул:

– Теперь учу и пою.

– Весь псалтырь каждый день?

– Да-да, во славу Богу.

– Значит, ругал тебя Настоятель?

– Очень ругал.

– А ты?

– Что я? Оправдывался, лепетал, что чуть не помер без колбасы, от поста и тяжкой работы в храме; а Настоятель сказал мне, что лучше бы я помер – был бы мучеником. Но по великой милости всё же простил меня, и я очень рад, добрый у нас Настоятель. И сказал ещё, что не выйдет из меня монаха, выгнать хочет, не верит в меня… А вам, братья Поэт и Юродивый, огромное спасибо! Помогли вы, братья, и от бесов спасли! Стоял на краю.

– И до каких пор тебе псалмы петь?

– Пока Благодать ко мне не придёт, вот так. А как придёт Благодать – значит, Господь простил меня, грешного, и зачёл мои покаяния, так сказал Настоятель. Я-то боялся – отлучит от Евхаристии, но нет, принял отец Настоятель мои покаяния и не стал строго судить перед братьями меня, послушника Постника. А я-то уж долго на коленях стоял, со слезами каялся… Я теперь решительно настроен на Благодать.

– Вот теперь узнаю брата Постника, истинного кандидата в монахи.

– Да уж, вырвали вы из бесов меня!

– А может, тебе в семинарию на священника пойти учиться? Ну какой монах из тебя?

– Жениться тебе надо на доброй девушке!

– Да я бы…

Но тут на дороге вдруг как бабахнет! Колесо лопнуло у микроавтобуса, и долго не могли его снять, запаску поставить. Поэт с Юродивым, засучив рукава, яростно откручивали болты, но болты прикипели. И ругался матом Поэт, и психовал он, в грязном снегу меняя колесо на обочине. В итоге все перепачкались и устали. Настроение у Поэта было отвратительное, он злился на себя, что поехал, снова не выспался, да ещё и Мэри с собою позвал. Юродивый успокаивал друга, говорил: «Всё будет хорошо. И ты должен, Поэт, храм помочь возродить! Кто, если не ты? Поможем художникам…»

Но Поэт был очень угрюм и держался за бок:

– Что же так сердце болит?

Мэри тревожно спросила:

– Может, вернёмся?

Поэт огрызнулся:

– Нет уж, поехали!

И всю дорогу Постник тихо пел псалмы, друзья молчали и думали, а Мэри спала. Из-за задержки опаздывали на службу. Постник позвонил, предупредил и попросил Чашу со святыми дарами оставить для них в алтаре.

Несколько часов езды – и подъехали к большому каменному храму (опоздали намного, и служба закончилась):

– Вот он! Вот этот храм я штукатурю и помогаю художникам его реставрировать. О, Господи, помоги всем нам, грешникам!

Художники шумно встретили приезжих, обняли всех и сразу повели в храм. Внутри штукатурка уже просохла, и росписи купола начали заново, иконостас прикрыт плёнкой, печка топится, но внизу холодно – всё тепло вверх уходит, в роспись.

Художники, качая головами, показали на росписи и развели руками:

– Не идёт роспись купола, и люди давно устали. А купол тута особенный – хоть третий раз всё заново штукатурь и переписывай. Он постоянно осыпается. А денег больше нет, и не будет. К светлой Пасхе надо дописать все фрески на куполе и иконы на стенах. До Пасхи надо всё успеть! Обязательно!

Поэт увидел это и совсем расстроился:

– Вижу, хреново… А что Батюшка сказал?

Постник положил икону на аналой, обернулся и сказал:

– И Батюшка, и Благочинный молиться призывали – молите Бога на помощь. А у Батюшки, акромя этого, ещё два прихода в разных деревнях, и разрывается Батюшка. Предлагал мне ему помогать – выучиться и взять этот храм, стать молодым Иереем, Батюшкой.

Поэт продолжил:

– Нам лучше с Батюшкой молиться. Всем миром молебен стоять, где он, Батюшка ваш?

– Срочно уехал – праведник умирает в дальней деревне, поехал соборовать и там заночует, будет нескоро.

– А как же без него?

Художники разом загалдели:

– Да мы уже сами и звали Благодать, и Богу молились, и постились. Вот стоим, а роспись никак не идёт. Вона – смотри!

– И фрески на куполе счищали, и вновь грунтовали весь купол. Постник сам грунтовал денно и нощно, он подтвердит.

– Да, Поэт, никак свод не идёт, очень сложный здесь купол, Бог не даёт.

– А я вам чем теперь помогу?

– Вот он, Постник, сказал – тебя Ангелы любят. (Все разом смотрели на Поэта.) Ты должен помочь.

– Помолись Господу вместе с нами, Поэт, очень прошу – помолись.

– Все просим! Помолись с нами!

– Вы, друзья, не понимаете, о чём просите – я не умею просто молиться.

Вперёд вышел молодой талантливый художник и сказал Поэту и Юродивому:

– Пожалуйста, послушай, Поэт! Я в храме на куполе хочу написать потрясающий библейский сюжет. И, может быть, лучшее в своей жизни не нарисую! Я, поверь, у вечности, у красоты божьей заложник, я всю душу здесь свою положу, весь талант, иначе никак не могу – помоги, пожалуйста, ради Христа! Ради росписи этого храма только и живу! Это мой первый храм. Это мой храм! Нельзя, чтобы пропало!

– Первый? Что, молодой, хотел взять талантом одним? Нет, брат, без Бога здесь не получится. И просто «помолиться» здесь не пройдёт.

– Поэт, да я… Только помоги нам! Я же, Поэт, эскизы тебе покажу, дай мне искру, зажги во мне истинный крест – и я всю Благодать во фрески передам. Обещаю! С любовью! Любовь – это удивление, тихий восторг. И когда я нарисую фрески, все люди почувствуют любовь Господа Бога. Обещаю, ей-богу! Упроси только Господа – на тебя вся надежда!

А все художники подхватили, запричитали:

– На тебя последняя надежда. Или по монастырям придётся нам пойти, старцев просить. Всем миром просим – помолись с нами молебен, и, может, Бог нам поможет.

Поэт глянул на себя, грязного, на свои руки, запачканные от колеса, на ведра с красками. Он был раздражённый, уставший и как-то сомнительно пожал плечами. Но тут Юродивый подошёл и громко сказал:

– Помолись, брат. Это же храм!

И все услышали «брат» и закивали:

– Помогай! Помогай, брат! Брат!

А талантливый Молодой Художник сказал:

– Да, брат, век не забуду! Прошу, помолись за меня и за всех, направь молитвы к Господу Богу. Очень прошу!

Поэт молчал. Тогда Юродивый обнял Поэта и зашептал ему в ухо:

– Братьям поможем.

– Устал я, сил нет никаких. Давай ты начинай, у тебя же быстрее получится, а я, может, подхвачу.

– Ты что? Это тебе Бог многое дал, а не мне, это твой крест! Тебя любит Бог, а не меня. С тебя будет спрос, а не с меня. Давай, брат, давай, начинай!

– Не знаю.

Юродивый возмутился:

– Да Господи! Да что же это? Эй, Постник! Иди сюда! Скажи Поэту, что должен помочь!

Постник подошёл, все трое обнялись и стояли, и Постник сказал:

– Поэт, ты мне как старший брат, послушай меня, что бы я, грешный, ни делал, как бы ни молился и ни жил, и как бы художники ни молились, Господь не принимает наши молитвы! А ты, Поэт, как бы ни жил и что бы ни сделал, Господь твои дары берёт в первую очередь! Не мои, и не его, и не художников, а твои молитвы слышит! Пойми! Господь любит тебя, Поэт, больше нас всех. Больше меня, монаха-послушника, и больше брата Юродивого, и больше Иерея и Настоятеля. Твоими молитвами победиша во мне бесов и искушение диавола; это твоею дерзкой молитвою и силою Святого Креста ты их выгнал из меня, яко червей. Истинно! Истинный крест, угодил ты Богу и Царице Небесной, что Святой Дух с Ангелами посещают тебя и любят тебя и дерзость твою Благодати божественной! Ох, если бы меня, убогого, так же Царица любила, я был бы самым счастливым на этой земле человеком! Помогай, брат Поэт, помогай! Помогай, братка! (Чуть не заплакал.) Да что же мне здесь помирать в покаянии и без Благодати и белого света не видеть? Выручай – храм поднимать, наполнять надо! Умоляю тебя!

– А если у меня не получится? Без Настоятеля как?

И тут Юродивый удивлённо переспросил у Поэта:

– Почему не получится?! Не надо так говорить. Дерзай, брат! Бог любит тебя и только от тебя принимает дерзость! Не знаю, за какие заслуги Бог выбрал тебя, и не моим, а твоим просьбам внимает Господь, терпит только твоё дерзновение и наглость. В тебе, дерзком и грешном Поэте, Он молитвы творит. Это тебе Митрополит звонит, чтобы ты помолился о нём, это тебя Архимандриты и Архиереи просят с ними архиерейскую службу стоять, ибо высоко ценят тебя, а не меня. Есть значит в тебе, брат, и Сила, и Свет.

– А причём тут это? Шансов мало.

– На колени встану!

– Сегодня матом ругался.

– Дерзай! Бог любит тебя. И пока ещё чаша Христа стоит в алтаре!

– Если сердце не выдержит?

И Юродивый зашептал:

– Братка, умрём здесь – умрё-о-ом! А там как Бог скажет. Умрём? Прямо здесь, в храме, помрём!

– Да, в храме-то помереть – то лучшая смерть. Я сегодня причащался с утра.

– Вот! Вот, брат, – зашептал монах Постник. – Мы все причащались! Все поддержим тебя.

– В храме упокоиться я за счастье считаю.

– Даст Бог! Тогда что же, Поэт – молебен? Помолимся?

– Хорошо! Постник, начинай кадить ладаном, бесов гони, а ты, Юродивый, когда я буду молиться, пой так, чтобы всю душу вынул.

– Ей-богу!

– А если помру – дайте Мэри закрыть глаза мои и свечу затушить. Пообещай – это важно, чтобы только она.

– Обещаю, брат, только она. (И перекрестился Юродивый.) Вот! Истинный крест!

Постник принёс кадило, кадил храм по кругу и молился с земными поклонами. Поэт с Юродивым ещё постояли, обнявшись, вдвоём, голова к голове, поговорили шёпотом, а потом Поэт кивнул и посмотрел вверх, на купол. Юродивый отпустил его из своих крепких объятий. Молодой художник подошёл и тихо напомнил Поэту:

– Мы причащались сегодня. Когда молиться начнём?

Но Поэт всё смотрел на купол:

– Помолиться, значит? С вами? Дары Господу принести? (И посмотрел в глаза Молодому Художнику.) Все сегодня на литургии исповедовались и причащались?

– Все.

– И как?

– А никак!

– Всё мне с вами понятно – грешные! Все вы грешные здесь!

Молодой Художник возразил:

– Но я вот исповедовался, мне-то отпустили грехи.

– А ты кто такой? Без грехов? Святой, говоришь?! Иди отсюда! (И с искажённым лицом оттолкнул художника так сильно, что тот аж отлетел и на пол упал.) Не знаю тебя! Врали, лгуны!

Поэт угрюмо посмотрел на художников. Но упавший сказал обиженно:

– А вы не боитесь – толкая нас?

– «Господь не любит боязливых!» Митрополит это сказал. И я не боюсь! А вы все здесь фарисеи и трусы! Нет с вами Ангелов! Нет!

– Так Бог не даёт Благодати.

Поэт оглянулся на Молодого Художника, а потом строго посмотрел на всех остальных художников, которых любил. И они поняли – всё серьёзно.

И спросил их Поэт:

– Ах, это вам Бог не даёт? Плохо дело! А причина в вас! Значит, не про все грехи вы, грешные, Иерею рассказали! Значит, все вы, бесовские души, соврали ему – солгали, покаяние в цирк превратили! А Батюшка вам поверил и от имени Бога простил, и причастил святыми дарами, а вы все нагло обманули его. Формально, без молитвы и покаяния, ко всему подошли. Это не Бог, а вы сами, с грехами тяжкими, не видите Ангелов, а бесы воруют у вас Благодать. Христос что вам сказал? Бодрствуйте! А вы что делали, клистирные размалёвщики? Ленились и спали здесь целый год! Обманом все дары взяли, а не раскаялись! Фарисеи, лгуны, какая вам здесь Благодать? Какая здесь роспись? Не будет с обманом ни фресок, ни Благодати Божественной! Ничего вам не будет! Смотрите на небо – из-за ваших грехов осыпался купол! Из-за вас, сукины дети! Ненавижу вас! Ненавижу! На халяву хотите получить Благодать! И денег захотели заработать? И всех обманули!

– Просим тебя, брат! Умоляем тебя – помогай.

– Прости нас, брат Поэт!

– А Господа Бога вы не обманете – всё из-за ваших грехов! (Поэт показывал вверх на купол.) Осыпался купол! Из-за вас, сукины дети!

– Помоги нам, грешным! Ради Христа!

– Ради Бога Христа, просим, Поэт.

Поэт пошёл по ряду художников и мастеров и каждому в глаза сурово смотрел:

– Ты! Ты! (Каждого толкал в грудь.) И ты! Зачем на причащение ходили? Рот свой поганый и грешный открыть? Или с молитвой Ангелов и со святыми дарами Духа принять? А? Чтобы теперь все! Полное покаяние! Все до единого – посмотрели в души свои до самого дна, опустились в ад, увидели грехи свои тяжкие и покаялись искренне! До седьмого круга опустились и раскаялись, грешные. Иначе я вас не знаю, не вижу!.. Если Литургия была и Иерей вас причащал святыми дарами, то Святой Дух рядом ещё! Рядом, там, в алтаре, а вы его не пускаете! Всем до одного раскаяться, и умолять, и просить Его, чтобы Господь Бог подал Благодать.

Молодой Художник снова попросил:

– Поэт, помогай нам покаяться и Бога просить. Помогай, на колени стану перед тобой.

– Помоги, брат! Раскаемся!

– Да! Раскаемся все!

– Помоги! Нам нужна Благодать!

Поэт помолчал, снова взялся за левый бок:

– Что-то слева болит… Ладно, понял я вас. Кайтесь же, грешные души, Благодать в грязи не валяется! И запомните – Благодать неистощимая из Чаши Христа и в чистых душах, и на небесах! Избавьтесь от грязи греховной вместе со мной, я тоже грешный. И пока ещё живы Ангелы с вами, что за вами стоят с причащения, умолять надо Отца Господа Бога и звать Утешителя. Звать, умолять Утешителя! Чтобы взлететь, надо, братья, очиститься от тяжести грязи, грехов и всем сердцем просить Господа Бога. Слышите? Последний раз живём на земле! И больше не будет вам жизни.

– Да-да! Раскаемся, брат!

– Да, в последний раз живём!

– Хорошо. Плёнку с иконостаса снимайте, открывайте иконы.

Поэт позвал старосту и сторожа:

– Здесь, в храме, посередине ковёр постелите, перед аналоем с иконой я на коленях буду молиться. А вы, художники, сзади встанете рядом со мной. Молебен! Молимся всем миром со мной.

– Встанем все как один.

– Вспоминайте грехи. Чтобы все умерли! Все грехи от рождения! Обожгитесь раскаянием, братья. Полное покаяние, полное! Прогоните бесов, вырвите из сердца грехи! Сей Божий день, братья, маленькая последняя жизнь, и сегодняшний день проживите как последний, и чтобы запомнить счастливым его навсегда! С Господом, с Богом! Вы причащались!

И тут Юродивый загудел:

– С Господом! Что есть истина, братья? Истина – это Христос! Христос Путь на небо нам указал – через Него! А Дух Святой обратно к нам от Отца Господа Бога придёт! Раскаемся, призовём и помолимся вместе, братья, Господу Иисусу Христу и Владыке Отцу!

Вспоминайте и кайтесь в грехах, Христос завещал! Будем молить и звать Утешителя все, как один! Все вместе!

– Все позовём!

Юродивый продолжал:

– Вы причащались на Литургии, а значит, Святой Дух соединил хлеб и вино с Телом и Кровью Христовой, осталось только за вами – соединиться с Духом Святым и в небо подняться! Не знаю, братья, что будет сегодня, ой, не знаю, только запомните – это надо испытать; и у того, кто пройдёт и увидит Ангелов, жизнь прежней не будет. Нет-нет! (Юродивый гудел, и потрясал кулаком, и им угрожал.) Все раскаемся и умрём перед Господом. Все?