Текст книги "Искушение"

Глава 16

Вика медленно выплывала из сладкой дремы. Открывать глаза не хотелось, хотелось еще немного подремать. Потому что так спокойно, уютно и приятно было вот так вот парить между сном и явью… То смотреть сквозь сомкнутые ресницы, как позднее утро проникает в комнату сквозь полураскрытые жалюзи, расчерчивает воздух косыми солнечными лучами и как в этих лучах, вздрагивая, кружатся пылинки, как тускло светится на тумбочке у тахты невыключенный ночник, со всех сторон заваленный какими-то… коробочками. То вновь погружаться в сон, легкий, воздушный, ласковый…

– С добрым утром…

От хриплого голоса и горячего дыхания, скользнувшего по шее, даже сквозь сон Вику окатило сладкой истомой. Окончательно просыпаясь, она бездумно потянулась, со стоном удовольствия разминая затекшие мышцы, повернула голову и вздрогнула, наткнувшись на горящий взгляд Яна. Он сглотнул, глядя расширившимися зрачками на ее слегка приоткрытые влажные губы, скользнул ниже и замер, уставившись на ее грудь. Вика невольно посмотрела туда же и… вспыхнула, как девчонка. То ли от ночной возни, то ли просто от беспокойного сна несколько верхних пуговичек на блузке расстегнулись, и в развал распахнувшегося ворота невинно торчало кружево бюстгальтера, совершенно невинно, и от этого просто сокрушительно.

– Вика… – странно дрогнувшим голосом прошептал Ян.

Она вскинула голову и моментально утонула в синих омутах его глаз, где-то в самой глубине которых ворочался густой тяжелый жар. Утонула – не выбраться, да и не хотелось выбираться. А жар ворочался и поднимался, темный, тягучий, затапливая радужку и расширяя зрачки, которые становились все больше. Вика невольно облизала губы, чувствуя, как холодеет в спине, и этот упоительный холод растекается лихорадочной слабостью по телу, рассыпается колючими мурашками по коже. И сладко ноет в низу живота, где словно в ответ становится тоже жарко и сладко. В ушах шумело, и мутилось в голове. Он навис над ней, а она зачарованно смотрела, как медленно и неотвратимо приближаются его губы к ее губам, а потом и вовсе закрыла глаза, не в силах протестовать. Да какое там протестовать, если ей до смерти хотелось почувствовать снова их горячую жадную упругость…

Поцелуй был долгий, жаркий и бесстыдный. Глубокий, до остановки дыхания, до кругов перед глазами, до ненасытной жажды, разгорающейся где-то глубоко внутри. Его губы безжалостно сминали ее рот, их языки терлись друг о друга и сталкивались, кружили, сплетаясь в извечном танце, от которого кровь превращалась в жидкий огонь и мчалась по обожженным венам. Горячечная шершавость его запекшихся губ, царапающаяся, отросшая за ночь щетина, едва уловимый привкус не то ментола, не то мяты на языке – все это лишь добавляло умопомрачительных оттенков в бесподобную гамму ощущений, буквально сводило с ума. Горячая ладонь погладила ее шею, скользнула вниз, сдвинув кружево бюстгальтера, и жадно сдавила голую грудь.

Это было приятно, почти невыносимо приятно. Вика со стоном выгнулась, позволяя, разрешая, капитулируя. И едва не закричала, когда Ян прижался губами к другой груди, ожег кожу жарким дыханием через ткань. И этот жар отозвался сладким спазмом внизу живота, делая желание почти невыносимым. Она вплела пальцы в спутанные, слегка влажные золотистые пряди, с силой прижимая его голову у потяжелевшей занывшей груди, которой было мало, мало, мало прикосновений… Сейчас… Сейчас же… И будь что будет…

Резкий звонок в дверь разорвал густую вязкую тишину. Вика замерла, какую-то долю секунды не в силах осознать значение этого ужасного, совершенно лишнего звука, бесцеремонно ворвавшегося в сладкий чувственный дурман… Потом вздрогнула, и в одно мгновение вся хмельная решимость этого утра улетучилась, словно ее и не было. На смену ей изнутри поднялась жаркая волна смятения и острого стыда. Что она творит? Что она только едва не натворила?!

Если б не спасительный звонок, она позволила бы этому мальчишке сделать с ней все, что он хотел, да еще и умоляла бы, чтоб не останавливался. Твою ж мать!

Вика взвилась с кровати как кошка, застуканная за поеданием хозяйской сметаны, заметалась по комнате, на ходу изворачиваясь, чтоб застегнуть бюстгальтер (когда, святые угодники, он успел его расстегнуть?!), засовывая дрожащими пальцами мелкие пуговички в прорези на чертовом вороте блузке, поправляя волосы и пытаясь найти хоть какое-то зеркало, чтобы выяснить, в каком она виде.

Ян поначалу пытался ее остановить, но где там! И теперь лежал, тяжело дыша и даже не думая прикрываться простыней, и молча следил за ее хаотичными перебежками.

– Кто ходит в гости по утрам, – глядя с укором, начал он, – тому открывать вовсе необязательно…

Но Вика пропустила эти его слова мимо ушей. Зеркало наконец обнаружилось, но уже в прихожей. Она еще раз пригладила волосы, обнаружила, что застегнула пуговицы через одну, быстро исправила эту предательскую оплошность, глубоко подышала, пытаясь успокоиться и скрыть тот особый возбужденный блеск глаз, и тихонько спросила:

– Кто? – голос прозвучал тихо и как-то… виновато. Не дело. Вика откашлялась и громко спросила: – Кто?

– Я! – раздался Михин голос из-за двери. – Вика, открой!

Она сделала еще пару глубоких вдохов и выдохов на всякий случай и щелкнула замком. Миха влетел в квартиру, запнувшись о ее туфли, едва не пропахал носом пол и, бессмысленно озираясь по сторонам, скинул ботинки. Один носок традиционно оказался другого цвета.

– Привет, – торопливо заговорил он, – Ты что, тут всю ночь дежурила? – Выдернул расческу из кармана, быстро провел ею пару раз по шевелюре, которая не стала от этого ни на грамм приличней. – Спасибо, что не бросила моего оболтуса. – Миха сдул с расчески несуществующие волоски, сунул ее обратно в карман и одернул пиджак. – Я после твоей смс-ки сразу отпросился, ночь ехал и вот… – с этими словами он уже влетал в комнату к сыну.

К сыну… Вика вздохнула и покрутила это слово на языке. Видимо, так и должно быть. Правильно, что в эту дверь постучались не какие-нибудь сектанты, или лоточники с очень полезными для дома вещами, или люди из ЖЭКа, а именно Миха. Чтобы в очередной раз напомнить ей, что этот мальчишка годится ей в сыновья. Нет, ну ладно, допустим, не в сыновья. В сыновья он годится Мишке, и то с большой натяжкой. Кто ж знал, что ее старинный друг такой… ранний. А с Викой у Яна разница в возрасте всего-то десять лет – она уточнила уже это обстоятельство у кадровика. Всего-то, ага. Совершенно незначительно. На душе почему-то стало муторно, хоть волком вой.

– Ну, раз ты уже здесь, – вяло улыбнулась Вика, появляясь в дверях, – думаю, я больше не нужна. Сами справитесь. – Она прошлепала к креслу, выхватила оттуда свою сумочку. Мишка, входя в роль заботливого папаши, деловито поправлял подушки под головой Яна, словно тот был послеоперационный больной. Ян, не отрываясь, смотрел на нее. И было в этом взгляде что-то такое, отчего Вика чувствовала себя предательницей. Да ну, бред. Чушь. Чего не почудится после бессонной-то ночи. – На тумбочке таблетки и инструкции, как их применять, но лучше вызвать врача. А у меня сегодня рабочий день….

Она посмотрела на часы. Твою ж мать! Рабочий день давно уже в разгаре, а ей еще доехать до дома, выслушать от кошки все, что та о ней думает, покормить беднягу и привести себя хоть в какое-то нормальное состояние. Впрочем, с последним явно будут проблемы. Ей хотелось кричать: куда черт возьми, делась нормальная Вика, к которой она уже привыкла и с которой прекрасно уживалась все это время? И откуда взялась эта дамочка, у которой перманентно сносит крышу?!

Все. Хватит с нее роли сиделок и нянек! Как-нибудь без нее, пожалуйста.

Вика быстро обулась, выскочила из квартиры Яна, решительно захлопнув за собой дверь, и побежала вниз по лестнице.

Прохладный душ, быстрая укладка, строгий костюм – Вика посмотрела в зеркало, словно желая убедиться, что перед ней все та же она, а не кто-нибудь незнакомый, и почти убедилась. Вот только глаза… Было в глазах нечто лишнее, не ее, не Викино. Они словно сияли изнутри, как у малолетки, в первый раз сбегавшей на свидание. И стоило подольше посмотреть на это сияние, как начинали всплывать воспоминания о голубых, словно небо над южным морем, глазах, сильных горячих руках, о губах, слегка шершавых и жадных…. Всплывали нежданно, непрошено, будоража, разливаясь сладкой истомой по телу, скручиваясь холодком в животе.

Ну ничего, не страшно.

В глаза ей так долго никто не осмелится таращиться, а остальные реакции организма никому не видны. И вообще, все это пройдет со временем.

Приняв такое решение, Вика, как ни странно, совершенно успокоилась и явилась в офис как ни в чем не бывало. И даже смогла сосредоточиться на работе. Когда Ян не мелькал перед глазами, сделать это было куда проще.

* * *

Следующие два дня выдались на удивление спокойными – обычная рабочая рутина, стандартные задачи. Ян не звонил. Зато Мишка, довольно быстро вжившийся в роль сумасшедшего папаши, каждый день, да не по одному разу, звонил ей, чтобы доложить, как дела у «бедного ребенка». «Бедный ребенок», подцепивший где-то простуду со столь экзотическим названием, что Мишка так и не смог прочитать врачебные каракули, таблетки принимал исправно, мужественно терпел уколы и вообще шел на поправку семимильными шагами. С особой гордостью папаша сообщал, что сын просто рвется на работу, очень переживает, что может подвести команду, но врачи говорят: еще хотя бы неделю надо отлежаться.

Эти сообщения рождали в груди двойственные чувства. С одной стороны, неделя – это очень хорошо, это очень здорово, с другой – ведь через неделю он появится, и что тогда? И об этом «тогда» Вике думать совершенно не хотелось, потому что ни одного толкового решения у нее не было. Убрать его из офиса, перевести на какой-то другой участок? Отличная идея, только вот для этого ей придется организовать тот самый «другой участок вне офиса».

Впрочем, сейчас Вика была готова уже на все что угодно и даже на полном серьезе просматривала объявления об аренде помещений где-то у черта на куличках. Из-за этого и задержалась на работе слишком долго, когда все давно ушли. Вот, неплохой вариант… Правда, от метро далековато…

Телефон ожил, она посмотрела на номер и тут же сжалась, натянулась как струна. Кровь бросилась в щеки, внутри все оборвалось. Гадкий мальчишка! Словно нарочно выбрал такой момент, когда она как раз о нем думала. Хотя это было и несложно. Кажется, в последнее время она думала о нем постоянно. Наверное, стоит ответить. Не станет же она сбрасывать его звонки, словно последняя трусиха.

– Привет, – раздалось из трубки.

И от одного этого голоса щекотные мурашки рванули по позвоночнику и торопливо рассыпались по всему телу, быстро добравшись до самых кончиков пальцев, сжимавших телефон.

– Здравствуй, – перехватив телефон в другую руку, Вика вытерла о юбку моментально вспотевшую ладонь. Она совершенно не представляла, как с ним говорить. Так, словно бы ничего не произошло? Это было бы странно, потому что что-то да произошло. – Я слышала, ты идешь на поправку.

Она обрадовалась, что отыскала безопасную тему.

– Ну да, уже практически живой, – бодренько ответил стажер. – Вот только никому бедный выздоравливающий не нужен. И никто его не навещает. Совсем. Это не по-товарищески!

– К тебе очень рвется Иванова… – Вика едва удержалась, чтоб не хихикнуть прямо в трубку. – Могу спустить ее с поводка. Кажется, она научилась печь и хочет выкармливать тебя собственноручно. С ложечки…

– Нет! Я еще не настолько окреп! – испуганно перебил Ян. И жалобно добавил: – Не хочешь ли ты навестить несчастного больного, который томится здесь в тоске и одиночестве?

Перед глазами моментально появилась тахта со сбитыми одеялами, голый Ян, едва прикрытый простынкой, и жадные, чуть потрескавшиеся губы, медленно-медленно приближающиеся к ее губам… Черт! У Вики перехватило дыхание. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос предательски не дрожал.

– Боюсь, бедному больному придется сегодня обойтись без меня. Очень много работы. Я все еще в офисе и буду здесь долго.

– Так я и думал, – радостно сказал Ян и отключился.

Вика ошарашенно посмотрела на смолкшую телефонную трубку. Что за нафиг? Ян не был похож на человека, который вот так бросает трубку посреди разговора, тем более не прощаясь. Впрочем, поди разбери этих подростков. Сама виновата. Никакой субординации. Все-таки нужно с этим что-то делать. Она снова посмотрела на объявление о недорогих офисах на окраине города и тут же себя отругала. Никогда еще она не трусила и не убегала от проблем. И от этой тоже убегать не будет. Вот выздоровеет он, придет на работу, и у них состоится серьезный разговор. И тогда она четко проставит условия, на которых парень останется в офисе. Все ведь предельно просто. Еще одна такая выходка, и он больше не стажер. А если будет работать нормально, то мешать ему Вика не станет.

Приняв это решение, она как-то сразу успокоилась, повернулась к компьютеру и вернулась к работе.

И ровно в эту минуту в коридоре прошелестели шаги, тихие-тихие, Вика даже подумала, что послышалось. Но шаги замерли у ее кабинета, и дверь открылась. На пороге стоял Ян – во всей красе. Сердце сжалось, пропустив удар, и заколотилось как ненормальное. Наверное, даже охранник внизу слышал этот стук. Вика одним взглядом охватила его всего, от макушки до пяток, каким-то исконно женским, жадным, истосковавшимся взглядом, мгновенно впитавшим увиденное. Немного бледный, но оттого еще более сногсшибательный. Взъерошенные волосы нахально падали на высокий лоб. Глаза-омуты, затянет – не выплывешь. Ленивая мужская улыбка на лице и букет роз в руках. Она хотела что-то сказать, но он ее опередил:

– Розы самые обычные, продаются в любом магазине, произрастают в оранжереях и никуда не занесены.

Он подошел ближе и отдал букет, который Вика машинально взяла одной рукой, уколов палец о подло спрятавшийся среди листьев шип. Затем обошел стол, уселся на пол практически на колени, взял ее другую руку в свою, посмотрел снизу вверх и сказал:

– Я скучал.

Глава 17

Вика, конечно, знала, что если взобраться на высокую гору или, например, на небоскреб, подойти к краю и заглянуть вниз, то может закружиться голова. Но вот о том, что она начнет кружиться, если, сидя на стуле, просто заглянуть в глаза присевшего на корточки мальчишки, Вика не знала. А голова кружилась, и еще как.

И все умные мысли насчет серьезного разговора, четких условий и требований тоже кружились, не давая возможности хотя бы одну из них ухватить за хвост. А ухватить бы стоило. И сказать раз и навсегда, поставить на место, обозначить границы, чтоб он не смел ни на шаг их переступать. Ни на йоту! Потому что она взрослая, умная и самодостаточная, почти разведенная женщина, а он просто мальчишка, стажер и вообще сын друга. Вот взять себя в руки и все это сказать.

Но брать себя в руки немного проблематично, когда в одной ладошке зажат букет роз (все-таки в магазине какой-то шип пропустили, не отрезали), тех самых, что произрастают в оранжереях и не занесены ни в какие красные книги (нахальный мальчишка!), а другую мягко обхватывают сильные пальцы. Да и говорить не хотелось. Хотелось сидеть, молчать и тонуть в невозможных теплых голубых глазах – никогда Вика не думала, что голубые глаза могут быть теплыми, словно… Словно пушистый бабушкин шарф, словно камин в зимнюю ночь, словно солнечное летнее море.

Нет, она не будет думать ни о чем таком. И не будет вспоминать, как темнеют эти глаза неприкрытым желанием, когда Ян приближается к ней. И как сладко целуют эти губы, и с какой бесстыжей нежностью трогают эти руки… И смотреть на него больше не станет, она знает, чем это может закончиться.

Этот парень не для нее, что бы он там себе ни придумывал. А для какой-нибудь старшеклассницы или студентки-первокурсницы, которая живет себе спокойненько и даже не догадывается, что ее неслучившееся голубоглазое счастье сейчас по ошибке скребется в чужую дверь.

– Ян… – заговорила Вика, пытаясь высвободить свою руку, и сама удивилась тому, как хрипло прозвучал ее голос.

– Тс-с-с… – Он крепче ухватил ее ладонь, перевернул и прижался губами к запястью.

И от этого поцелуя словно молния колюче просквозила по руке вверх, ударила в голову и, срикошетив, раскололась на тысячи мелких зарядов, прошила все тело, устроив настоящий пожар.

И в этом пожаре мгновенно пришел конец всему: самообладанию, разумным доводам, четким условиям и границам. Какие еще, к черту, границы, когда ей самой хочется все нарушить и переступить.

До завтра.

Нет, до послезавтра. Господи, она ведь может прожить правильную и порядочную длинную жизнь и умереть, так и не узнав, как он занимается любовью и как бы это было… у них. Нет, она может за свою жизнь не узнать еще целую кучу нужных или ненужных вещей, но почему-то именно это показалось ей важным: узнать, как он дышит, как двигается, как шепчет в ухо разные глупости или не шепчет, как пахнет его разгоряченная кожа, какой он на вкус, на ощупь, везде… И какая разница, правильно это или неправильно, разумно или нет?

Так пусть все вокруг совсем провалится куда-нибудь вместе со всеми правилами, условностями, моралью и вбитыми догмами, контрактами, проектами, вопросами и так и не найденными ответами! Какое это имеет значение, если они будут друг у друга, пусть не навсегда, но хоть на время.

Ян запрокинул голову, и в его взгляде Вика увидела ответный жар и еще что-то такое неуловимое, но важное и серьезное, отчего сразу все стало легко и просто, гораздо проще, чем представлялось. Словно умница, красавица, владелица успешного рекламного агентства куда-то пропала и на свободу вырвалась давно забытая, задвинутая подальше за ненадобностью, придавленная годами очень взрослой и сдержанной жизни старшеклассница Вика. И в этой Вике ключом била яркая полная жизнь, потрясающе искренняя и неистовая. И этой Вике было совершенно наплевать и на правила, и на условности, и на границы.

Ян вскочил на ноги и сгреб ее в охапку, притиснул к себе из всех сил и поцеловал, жарко, жадно, ненасытно – так, как ей хотелось, и даже лучше. Вика со стоном обвила его шею руками и ответила – так же жадно, так же ненасытно.

Это было совсем не похоже на соблазнение.

Это было вообще ни на что не похоже.

Это было прекрасно. Здорово, упоительно!

Стены, окно, потолок, дверь – все смазалось, растворилось и вообще куда-то пропало, остался лишь пол, который раскачивался и кружился так, что только вдвоем, вцепившись друг в друга, и можно было устоять на ногах. В ее плечо тяжело колотилось его сердце, разгоняя и разгоняя кровь. И Вике казалось, что оно разгоняет и ее кровь тоже, до какой-то немыслимой скорости, и та грохотала в висках, пульсировала в горле, наполняла тягучим жаром низ живота. И от этого жара трудно было дышать и невозможно, безумно хотелось чего-то большего, большего…

Горячие мужские руки проехались вверх по бокам, скользнули под мышками и жадно сжали грудь, потирая соски через ткань блузки. Острые, яркие вспышки удовольствия от движений сильных пальцев отзывались мгновенными сладкими спазмами между ног, где стало жарко и влажно. Вика всхлипнула, вжимаясь животом в Яна, и чуть изогнулась, давая волю этим бесстыдным, восхитительно ненасытным рукам. Голова кружилась как на карусели, в глазах темнело, казалось, еще чуть-чуть – и она просто потеряет сознание. Словно в жарком дурмане Вика почувствовала, как резко задрался подол ее юбки, горячие ладони подхватили ее под ягодицы и рывком усадили на гладкую прохладу стола. Через секунду ее блузку распахнули, бюстгальтер рывком сдернули вниз, выпустив на свободу потяжелевшую грудь. Было в этой полураздетости что-то порочное, бесстыдное, но безумно возбуждающее… Ян хрипло и коротко дышал, пожирая ее расширившимися зрачками, в которых полыхал тягучий знакомый жар. Ни нежности, ни ласки – одна дикая первобытная страсть. К черту нежности и прелюдии. Она до смерти хотела его прямо сейчас, сию секунду! Вика со стоном запустила руки в его влажные волосы, выгнулась и раздвинула бедра. Горячие мужские пальцы, едва касаясь, пробежались по нежной коже внутренней стороны бедер, доводя почти до умопомрачения, на секунду замерли, сорвав нетерпеливый стон, и сдвинули в сторону трусики…

– Да-а… – не то прошептала она, не то подумала.

И он не вошел – ворвался в нее, яростно, мощно, растягивая и наполняя собой, сразу на всю глубину, и задвигался, заставив выгибаться и глухо стонать от блаженства.

Это было… потрясающе, умопомрачительно хорошо…

Ни на что не похоже. Совершенно ни на что…

Словно ничего до этого момента в ее жизни не было.

Никогда…

Ни с кем…

Она горела и плавилась в его руках, умирала тысячей смертей, ощущая, как скользит внутри нее тугая горячая плоть. Под кожей вспыхивали и гасли искры, колючий жар наливался внизу живота, скручиваясь в тугую спираль.

– Да, еще… – взмолилась Вика.

Ян стиснул пальцами ее бедра и задвигался, с силой вколачиваясь в ее тело. Еще несколько яростных толчков, и словно какая-то натянутая до невозможности струна лопнула, прошивая тело нестерпимо-сладкими судорогами. Вика выгнулась, ловя ответный хриплый стон, и обмякла в руках Яна…

Ей было хорошо. Немыслимо хорошо…

Наверное, так, как и должно быть, когда он и она – две половинки, как издревле было задумано кем-то мудрым, тем, кто выше, тем, кто все это и создал….

Просто люди все перепутали, измельчили, упростили, намешав всяких правил и условностей, сделали тусклее и невыразительнее…

Да, все было правильно. Никаких сожалений и прочих глупостей. Просто – ей с ним хорошо. И точка. Хотелось сказать что-то особенное. И важное. И…

И она сказала – хрипло, убирая непослушную прядь с его виска.

– С завтрашнего дня ты здесь не работаешь.