Текст книги "Мой невыносимый босс"

Глава 17

После такого предупреждения я поняла, что смогу не только поклясться всем, чем угодно, но если меня хорошо попросить, то еще и убить кого-нибудь, лишь бы узнать, что за страшная тайна связана с моим Максимом. Стоит ли говорить, что я была согласна.

Далее следовало минут пятнадцать торгов и моих горячих уговоров, что я ничего, никому, никогда и ни за что… А потом Костик обреченно вздохнул и плеснул дорогой коньяк по бокалам.

– Помнишь эту историю с Пожарским?

Я зависла на несколько секунд. Историй с Пожарскими – вагон и маленькая тележка, некоторые мы проходили даже в школе на уроках. Но вряд ли он сейчас об этом. Скорее речь идет о старике Пожарском – потомке эмигрантов из России, который благополучно скончался месяц назад в Париже, оставив после себя весьма солидное состояние.

Это была и правда восхитительная история!

Состояние он оставил, а вот наследников – нет. Детьми не обзавелся, а с бывшими женами разошелся так, что ни одна из них претендовать на несметные богатства не могла бы.

Поговаривают, собирался завещать все имущество благотворительным организациям, а те, кто знал старика хорошо, утверждали, что таки завещал. Да только завещание это никто не нашел.

Зато через какое-то время объявилась невзрачная мадам лет сорока и заявила, что она единственно возможная наследница.

Тамошние специалисты изрядно поползали по генеалогическому древу, но разоблачить мадам не смогли: она действительно оказалась ближайшей родственницей почившего миллиардера. И вот тут-то информационное пространство взорвалось. Перед вчерашней серой мышкой сегодня, как в сказке, открылись все двери.

Она еще только собиралась вступить во владение наследством, юристы что-то химичили, но мир уже был готов открыть ей беспроцентный кредит.

Какое-то время она не сходила с обложек журналов, и всякий таблоид считал за честь взять у нее интервью. Это как раз не удивительно: обывателю жуть как интересна волшебная история о девушке, которой повезло. Это даже круче сказки о Золушке, потому что той в довесок к королевству все-таки выдают зануду мужа, кучу его родни, которая считает, что она ему не пара, и немаленькую такую толпу врагинь, тех самых претенденток, которые, может, с детства готовились в королевские жены, да пролетели из-за какой-то выскочки.

Тут же ничего этого не было. Только деньги, чистые, незамутненные, с кармой, не попорченной чужими посягательствами. В общем, звание счастливчика года, а то и десятилетия она вполне могла получить.

– Помню, – сказала я вслух.

– Наследник – это твой Реутов.

От неожиданности я захлебнулась воздухом, закашлялась и залпом выпила дорогой коньяк из бокала. Закашлялась еще сильнее, поймав на себе укоризненный взгляд Костика: кто же так обращается с дорогими напитками.

– Что ты несешь? – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Там есть наследница, живая, здоровая, единственная и неповторимая.

Костик кивнул:

– Увы, никакая она не наследница.

– Я читала. Генетики подтвердили, юристы подтвердили…

– Генетики и юристы да, – нетрезво согласился со мной Костик. – Этим-то что! Но согласно законам любой страны нельзя наследовать тому, кому ты лично помог отправиться в мир иной.

– А она?.. – я не договорила.

Можно и не объявлять это вслух… Действительно, если девушка была совсем за сорок, ей могло показаться, что лучшие годы уходят, а богатый родственничек из каких-то своих нелепых соображений все жив и жив…

– А это точно? – все-таки история более чем фантастическая.

– Провели эксгумацию, повторную экспертизу. Отравила, не сомневайся.

– А почему об этом нигде, ничего? – спросила я.

– Подтверждают. Подстраховываюстя. Объявят где-то через неделю. Потом начнут искать нового наследника, в надежде его не найти. Хотя на самом деле он уже найден.

Костик снова плеснул по бокалам, я на автомате выпила.

И чем же это может грозить Максу? Что задумала Алевтина? Чего хочет Орлов?

После разговора с Костиком, кажется, вопросов стало еще больше, и как назло, подумать над ними не получается. В голове будто вязкий густой туман, и даже столик с коньяком и закусками и сидящий за ним Костик словно подернулись дымкой.

Я уже говорила, что вообще не пью? Наверное, самое время сказать.

– А кто об этом знает, кроме нас? – Остатков ускользающего сознания хватило, чтобы сформулировать этот вопрос. – Алевтина, Орлов… Кто еще?

– Орлов? – Костик сделал круглые глаза. – Нет, не знает и не должен узнать, только Алевтина.

Откуда инсайдерская инфа у Алевтины, мне даже гадать не нужно. Где-то там во Франции какое-то жутко дорогое и жутко засекреченное агентство занималось расследованием, а в приемной наверняка сидела ее бывшая воспитанница. Милая девочка, которая твердо знает: хозяйской информацией нельзя делиться ни с кем. Кроме, конечно, благодетельницы.

А вот Орлов…

Я задумалась: жена Орлова точно не знала. Если тот был в курсе новостей и аккуратненько подталкивал свое дитятко к роману с будущим миллиардером, то она поступила крайне опрометчиво, назначив дату нашей свадьбы. Если Орлов и правда знал, кто такой на самом деле «просто Макс», наверное, проклял супругу в этот момент страшными словами.

В голову лезли еще какие-то мысли, выводы, подсчеты, выкладки, появлялись и пропадали вопросы, на которые мне хотелось немедленно ответить, но коньяк, перекочевавший из бокала в меня, был против.

Ладно. Как там у классика: я подумаю об этом завтра. Когда обрету способность думать.

Телефон зазвонил, на дисплее высветился номер Максима Геннадьевича. Остатки рационального мышления подсказывали мне, что отвечать не следует. Вот не в том я сейчас состоянии, чтобы общаться с начальством и по совместительству будущим миллионером, и по совместительству моим… Впрочем, нет, просто с начальством. Все эти глупые фантазии по поводу него, по поводу нас были полной чушью даже до того, как он стал наследником одного из крупнейших состояний Европы. Социальная пропасть между нами была велика, а теперь она и вовсе безразмерна.

Вот почему не я оказалась дальней потомкой этого старика? Или потомицей? Или?..

– Ты ответишь или нет? – выдернул меня из омута мыслей Костик.

– Отвечу, – сказала я и продолжила смотреть на дисплей.

– Ну так отвечай.

Я нажала на зеленое изображение трубочки и, постаравшись сделать голос трезвым, ответила:

– Алло.

– Катюха? Ты там что, бухаешь?

– Нет, – честно сказала я, – только чуть-чуть.

Все остальное, кажется, сказал мой голос.

Прямо скажем, наш преподаватель риторики мною бы не гордился. Да и заслуженная артистка, которая учила актерскому мастерству, тоже укоризненно покачала бы головой.

– Ну ты даешь, подруга. Я тут, как порядочный, сижу трезвый как стекло с этими чертовыми снобами. Как только вырвался, сразу за руль, а она там уже празднует…

Я хотела возразить, что не праздную, а веду разведывательную деятельность, но у меня были большие сомнения, что со словом «разведывательная» я справлюсь без урона для репутации.

Здесь совершенно некстати подал голос Костик:

– Это кто там у тебя?..

Очень громкий голос.

Максим сразу сменил веселый тон на невеселый:

– Извини, не подумал, что ты там с мужчиной. Прости, если не вовремя… – он явно намеревался отключиться.

Я рассмеялась:

– Да какой же это мужчина?! Это Костик!

Мда… Преподаватель этикета выставила бы меня вон за такое, а спец по гендерной психологии, возможно, била бы сапогами за нанесенную Костику моральную травму. Впрочем, травмировать Костика морально – это, я вам скажу, задача не из легких.

Вместо того чтобы расстроится, обидеться и пойти резать вены, он громко заржал. И еще громче крикнул прямо в трубку Максу:

– Забирайте отсюда эту пьянь! Никакого уважения к дорогим напиткам, только продукт переводит.

На том конце провода несколько секунд молчали.

– Кать, передай трубку Костику, пусть он продиктует адрес.

Вот как они это делают? Только недавно они еще не знали о существовании друг друга, а вот уже у них мужская солидарность, и мой не слишком трезвый организм без особых церемоний передается с рук на руки.

А Костик кричит вслед:

– Если она будет нести какую-то чушь про наследство там, не слушай. Пунктик у нее такой. Вечно, как напьется, сказки рассказывает.

Макс тащил меня прочь от Костика, словно водоворот тростинку, но я все-таки умудрилась повернуться к своему другу-собутыльнику и благодарно ему кивнуть.

Туман… Он течет мимо меня, вокруг меня и, кажется сквозь меня. И я тоже, плавно покачиваясь на волнах, куда-то теку – вслед за туманом. До тех пор, пока меня не вытаскивают из этой странной субстанции сильные руки.

– Все, приехали. Ну и набралась же ты! – голос откуда-то издалека.

И мне становится легко и спокойно. Потому что это правильные руки. И голос правильный. И запах тоже правильный – чуть терпкий, свежий… Я наверное даже смогу вспомнить название. Когда-нибудь потом.

А сейчас меня, кажется, несут на руках. Так что это неподходящее время для мыслей. Это подходящее время для того, чтобы прижиматься к широкому плечу щекой. А еще лучше – уткнуться носом в шею. Впрочем, зачем носом, если можно мягко касаться ее губами, глубоко вдыхая запах (тот самый, что пока побудет без имени) и тянуться выше – пытаясь добраться до губ. Интуиция подсказывает, что они где-то там, выше и левее.

И я бы обязательно их нашла, но сильные руки вдруг отпустили меня, осторожно поставили на пол. Нет, не отпустили совсем. Прижимают. Послышался звон ключей. Нехорошо. Неправильно. Верните все как было!

Вряд ли я сказала это вслух, но меня будто услышали. И снова подхватили на руки. А потом опустили на что-то мягкое и удобное. Ну вот, теперь гораздо лучше. И главное – я могу дотянуться до губ. Могу целовать и даже не пытаться понять – то ли мне отвечают на поцелуй, то ли просто пытаются что-то сказать.

А еще – путаться в полах пиджака, скользить по тонкой такни рубашки, пытаясь проникнуть руками под одежду.

Я знаю, что нельзя. Вернее не так. Вчера было нельзя. И завтра тоже будет нельзя. А сегодня, сейчас почему-то вдруг можно…

Или тоже нельзя? В один момент вдруг ничего этого не стало – ни плеч, ни губ, ни рубашки (а ведь я почти справилась с пуговицами, по крайней мере – с одной). И только голос из тумана сказал что-то вроде:

– Я бы остался… Но завтра ты мне этого не простишь.

Я услышала удаляющиеся шаги.

Больше цепляться было не за что, и вязкий туман поглотил меня окончательно.

Глава 18

Я проснулась утром и быстро сообразила, что не дома.

Нет, у нас с Ришкой очень уютненькая квартирка с симпатичной отделкой. Так что нельзя сказать, что из халупы с обшарпанными обоями я попала во дворец, но все-таки комнат по сто квадратов величиной у нас нет, и таких роскошных диванов тоже нет.

Я обнаружила себя именно на диване, усыпанном очередным набором пледов и подушек. Кажется, у Максима Геннадьевича по этому поводу какой-то пунктик. Возможно, в той пещере, где его воспитывали, именно так и говорили. Если человек заболел, сломал ногу, перебрал спиртного или ударился головой обо что-то твердое или железное, не беда! Главное – обложить его подушками, и ему сразу полегчает. Может, и не сразу, но к утру точно полегчает.

В моем случае это, кажется, сработало. Никаких следов похмелья не было. У меня даже не болела голова, и не было той самой слабости и вялости, которая заставляет здоровых, в общем-то, людей не подниматься с кровати.

Я чувствовала себя прекрасно. Но предпочла бы, чтобы судьба была ко мне благосклонна и заставила забыть то, что случилось вчера. Взамен я согласилась бы на ту же головную боль. А я помнила все в леденящих душу подробностях. И что делать с этой памятью, хоть убейте, не знала.

Я поднялась с дивана, стопкой сложила одеяла и подушки, как и положено вежливому гостю, который не хочет оставлять после себя бардак, и побрела выяснять, что еще ждет меня этим утром.

Как ни странно, ничего плохого меня не ждало: в ванной я обнаружила горячую воду и целую батарею всяких пузырьков, среди которых без труда нашла нужные. Черт, он что, ограбил косметический магазин? Или каждую из женщин, которая бывает в этом доме, он просит оставить на память парочку тюбиков крема или бутылочек лосьона для снятия макияжа? Если и так, я была им благодарна. По крайней мере, из ванной я вышла изрядно посвежевшей и довольно быстро обнаружила кухню.

А на кухне сам собой обнаружился завтрак и хозяин дома. Присутствие гостей его, похоже, не смущало. Он расхаживал по квартире в спортивных брюках, не удосужившись надеть даже майку. Не то чтобы я в первый раз была вынуждена лицезреть этот точеный торс, но раньше он меня так не смущал. Может быть, потому, что раньше он не выглядел немым укором. Вроде как: после вчерашнего, что уж церемониться!

– Как чувствуешь себя? – с улыбкой спросил Максим.

Я пристально вглядывалась в его лицо, силясь найти там выражение самодовольной снисходительности или чего-то в том же роде. Но, кажется, не нашла. Он смотрел на меня с участием и только. Или хорошо маскировался.

– Как ни странно, отлично, – честно сказала я.

– Это хорошо. Молодой здоровый организм успешно справляется с интоксикацией, но ты его пожалей в другой раз.

И снова я вглядываюсь в его лицо, силясь отыскать во взгляде какие-то скрытые намеки на вчерашнее, но, кажется, не нахожу.

– Ну что, будем завтракать? – спросил он.

Нет, я больше так не выдержу!

– Максим Геннадьевич, – мне пришлось собрать в кулак все силы, чтобы это выговорить. – Я знаю, что вела себя вчера недостойно. Это было очень плохо с моей стороны. И я искренне благодарна вам, что вы не воспользовались ситуацией.

Я говорила это и с удивлением замечала, как меняется лицо моего босса. Только что он был весел и доброжелателен, даже, пожалуй, заботлив. Но вот одно мгновение – и сгустились тучи. Брови нахмурены, зубы сжаты, на щеках ходят желваки. Не надо быть физиогномистом, чтобы понять: он в бешенстве.

– А что должен был?

– Ну-у, – я не знала, как реагировать на эту резкую перемену в его настроении. Если честно, таким я его не видела. Вернее, нет, видела однажды, когда вернула его цветы. Но и тогда градус гнева был значительно ниже.

– Тебе доставляет удовольствие меня оскорблять? – он подошел ко мне близко, почти вплотную, а учитывая разницу в габаритах, практически навис надо мной.

Оскорблять? Он вообще о чем?

– Ты всерьез считаешь, что у меня все настолько плохо, что я должен тащить в постель любую бедняжку, которой не повезло напиться где-то недалеко от меня? А если я вдруг этого все-таки не сделал, меня надо благодарить?

Я не знала, что ответить. Если честно, я не полагала, что обычное «спасибо» может вызывать такую бурю.

– Нет, простите, я не это хотела сказать, – промямлила я на всякий случай. – Просто я сама дала повод, и поэтому…

Кажется, ему уже удалось взять себя в руки. Теперь он смотрел в глаза уже без былой ярости, но всё еще недобро.

– Вот когда ты все то же самое, что и вчера, проделаешь трезвая, это будет повод!

Самоуверенный, самовлюбленный болван!

– Не сомневайтесь, не проделаю. Больше этого не повторится, – теперь уже я начинала злиться.

Что он себе позволяет! Неотесанный мужлан, питекантроп, тупица! Я, между прочим, вчера ради него страдала, здоровье гробила. А он!..

Впрочем, о том, что алкогольный подвиг был совершен ради него, Максим Геннадьевич не знает. И не узнает. Ладно. Кажется, я загостилась. Пора и честь знать.

– Мне что-то совсем перехотелось завтракать, я, пожалуй, пойду.

– Стой, – уже спокойно сказал он. – Надеюсь, ты не явишься завтра с заявлением об уходе.

Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Если бы он умел читать по глазам, он бы обязательно прочитал: явилась бы и запросто. Но кто-то же должен прикрывать твою накачанную задницу. Да и Алевтина сживет меня со свету, если я попытаюсь шагнуть вправо или влево от твоей приемной.

Но читать по глазам он не умел, а вслух я лишь сказала:

– Не дождетесь!

В прихожей я быстро нацепила туфли, схватила сумочку и, не прощаясь, выскочила за дверь.

Но стоило мне оказаться на улице, как телефон в сумке зазвонил. Я достала его с самым недовольным видом, не сомневаясь в том, что я прочту на мониторе.

Но мой гаджет уже в очередной раз преподнес мне сюрприз: там высвечивалось имя Алевтины. Сердце забилось втрое быстрее: о чем с ней говорить? Что она знает. Мог пьяный Костик проболтаться о моем визите? Может, меня уже собираются убрать, как ненужного свидетеля? Интересно, сам Костик-то жив? Негнущимися пальцами я нажала на сенсор.

– Здравствуйте!

Вряд ли мой голос был достаточно ровным, а улыбка слышалась в тоне в нужной степени. Но на данный момент подвигом было уже то, что я просто ответила.

– Катенька, девочка моя, – донеслось из трубки. – Думаю, нам нужно кое-что обсудить. Приезжай ко мне в шесть, я буду одна, и мы сможем поговорить без лишних ушей.

Она отключилась, а у меня в душе нарастала паника.

Я точно знала, что мне нельзя туда ехать, и при этом понимала, что все равно поеду.

Я была невероятно рада вернуться домой. Могла ли я подумать, выходя вчера вечером, что до возвращения случится столько всего: меня ошеломит потрясающей новостью о том, что мой шеф – крутой наследник, а сверху ошеломит еще и самим шефом, который ведет себя отвратительно! Ужасно он себя ведет. Добавим сюда непривычно елейный голосок Алевтины…

Может быть, раз уж нас ждет задушевная беседа, у меня получится договориться? Вдруг она сжалится и разрешит мне сменить работу.

А еще лучше пусть она скажет: «Знаешь, Катя, ты отлично поработала! Думаю, дальше этот клиент справится и сам. А для тебя есть восхитительная должность, правда, связанная с переездом. Не очень далеко – на Северный полюс. Да-да, отличные условия – отапливаемая юрта и трехразовое питание. Почту, правда, доставляют на собаках, но в остальном все идеально».

Честно слово, я соглашусь не раздумывая.

Даже это лучше, чем иметь дело с этим хамом и грубияном!

Ришки дома не оказалось. И это была отличная новость. Рассказывать ей, где, как и с кем я ночевала, не хотелось совершенно. Настолько не хотелось, что я впервые в жизни порадовалась, что подруги рядом нет. Пусть бы они со своей писательницей уехали в командировку, куда-нибудь подальше! А хоть бы и на тот же Северный полюс.

Я заварила себе горячий чай, завернулась в плед и задремала. Все-таки сон – лучшее лекарство и спасение от многих проблем. По крайней мере, временное.

Но, как выяснилось, не всегда. Казалось, я только закрыла глаза, и тут же их открыла – а на часах уже половина шестого.

Ужас!

Опоздать к Алевтине – это худшее, что можно придумать. После такого даже о месте на Северном полюсе я буду только мечтать.

Я спешно стала вызывать такси, но, кажется, сегодня весь мир был против меня. Машин поблизости не было, все на заказах. Я перебрала четыре или пять номеров, прежде чем мне выдали авто. Так, наскоро одеться, минимальный макияж, не такой тщательный, как надо было бы, волосы зализываем и закручиваем в узел. Не бог весть что, но сойдет.

Хорошо, что идеально подобранные друг к другу костюмы и туфельки в шкафу находятся рядом. Я впрыгнула в лодочки, когда машина уже въезжала во двор. Поморщилась: все-таки это не самая удачная обувь для травмированного человека! Но что-то менять поздно, и я побежала по ступенькам вниз.

Если бы на этом мое невезение закончилось! Как бы не так!

Пробка, не слишком большая, но все же. Красный свет, опять красный свет, и снова красный! Как будто бы его нарочно для меня включили по всему городу. Вобщем, уже подъезжая к офису Алевтины, я знала, что случилась катастрофа: я опаздываю. И не на сколько-нибудь там, а на хороших двадцать минут. Я судорожно набирала ее номер, чтобы хотя бы предупредить.

Пробки вряд ли сойдут за уважительную причину. Но попробовать стоит. Однако Алевтина не отвечала. Сердце мое рухнуло куда-то вниз: похоже, я уже в опале и еду туда лишь для того, чтобы в этом убедиться.

Впрочем, как только мы подъехали к офисному зданию, я поняла, что случилось что-то куда более серьезное. Возле входа толпились зеваки, стояла «скорая» и машина полиции. Я рассчиталась с таксистом и бросилась туда, где, кажется, что-то случилось.

Действительно случилось. Крепкие ребята вытаскивали носилки. На них лежала хрупкая женщина с повязкой на голове. На фоне мертвенной бледности макияж смотрелся вызывающе ярко. Я даже не сразу ее узнала. Алевтина! Боже, что случилось? Она хоть жива?

Так, без паники! Мертвецам не бинтуют головы. Носилки с телами не ставят бережно в машину «скорой помощи». Кажется, их просто пакуют в черные пакеты на молниях. Или это в зарубежных фильмах?

На самом деле я никогда не видела, как увозят мертвецов. И, если честно, и впредь обошлась бы без этого знания. Мне следует узнать кое-что другое.

Я пробилась сквозь толпу и спросила у молоденького санитара:

– Куда ее сейчас?

– В двадцать третью больницу, в реанимацию, – бросил он и скрылся внутри бело-красной машины.

«Скорая» сорвалась с места и с громким воем влилась в дорожное движение. А люди и не думали расходиться. Они стояли, обсуждая что-то. Я огляделась по сторонам. Неподалеку от входа пожилой усатый полицейский допрашивал Мирочку – бессменную помощницу Алевтины.

– Понимаете, она всех отпустила пораньше. Я слышала, с кем-то назначала встречу на шесть. С кем-то важным. А я вернулась случайно, забыла пакет с продуктами. В обед купила в супермаркете и оставила. Захожу – а двери нараспашку. Я поднялась, а она там, и кровь!

– На сколько говорите встреча? – уточнил полицейский.

– На шесть.

Я словно вросла в землю своими модельными лодочками не в силах ни дышать, ни двигаться. Жуткая правда предстала передо мной во всем своем неприглядном обличии.

Кто-то напал на Алевтину, как раз в то время, когда я должна была быть там. Мое опоздание, внезапное возвращение Мирочки меня буквально спасло. Теперь совершенно очевидно, что в тот самый момент, когда кто-то злобный заносил «тяжелый тупой предмет» над головой моей наставницы, я торчала в пробке. У меня есть железное алиби. Но тот, кто это сделал, не мог ничего подобного предположить. И то, что случилось, это нападение не только на Алевтину, но и на меня тоже.

Я перезвонила в службу такси. Главное, не терять самообладание.

– Скажите, пожалуйста, меня только что везли от… – я назвала домашний адрес, – вы не могли бы подсказать позывной водителя и номер машины. Что вы, что вы! Никаких проблем! Удивительно чуткий и вежливый водитель, хочу написать благодарность у вас на сайте.

Я записала продиктованные цифры, несколько раз поблагодарила диспетчера за прекрасную работу и выдохнула.

Значит так. Обвинение в попытке убийства мне уже не грозит. А вот что грозит Алевтине, следовало выяснить и как можно скорее. Что там говорил этот мальчик? Какая больница?

Вызывать такси к месту происшествия я не стала. Прошла квартал и махнула рукой у обочины.

– Больница номер двадцать три, – уставшим голосом сказала я водителю.