Текст книги "Огонь"

Он протягивает ей листовку, и она видит, что его ногти аккуратно подстрижены.

– Хелена Мальмгрен и «Позитивный Энгельсфорс» спасли мою жизнь.

Линнея берет листовку. На ней изображены две пары взрослых людей, которые, сидя на лугу, любуются закатом. Солнце золотит их лица. Одна женщина положила голову на грудь мужчине и мечтательно закрыла глаза. Ее губы улыбаются.

Под картинкой надпись, приглашающая всех желающих в «Позитивный Энгельсфорс»: «Мужчины и женщины, молодые и старые, «Позитивный Энгельсфорс» – это ваше счастливое будущее».

– Я у них работаю, – сказал отец. – Сегодня открытие офиса.

Отец кивнул куда-то через плечо, и Линнея увидела дальше по улице скопление людей. Дети бегали туда-сюда с желтыми гелиевыми шарами.

С неба упала тяжелая капля и растеклась по глянцевой поверхности листовки. Линнея посмотрела вверх. Грозовые облака нависли прямо над ними.

– Я получил квартиру. Ты должна меня навестить.

– Я ничего не должна.

Отец кивнул:

– Понимаю. Но дай мне шанс доказать, что на меня можно положиться.

– Хватит тебе уже шансов, – выпалила Линнея и испугалась. Вдруг он и вправду начал новую жизнь, а она своим недоверием толкает его обратно к пьянству?

Но ведь она столько раз верила ему, а он ее обманывал.

– Конечно, ты ничего мне не должна. Но ты должна себе самой. Разреши себе верить в то, что люди могут меняться к лучшему. Мне больше не нужно пить водку. Первый раз в жизни я уверен в том, что говорю. Я помогаю другим и получаю от этого гораздо больше кайфа, чем он выпивки.

Линнея молча отдает отцу листовку.

На нее падает несколько капель. Асфальт вокруг покрывается мокрыми пятнами.

– Если что, ты знаешь, где меня найти, – говорит отец, опять кивая в сторону центра.

– Пока, – говорит Линнея и уходит.

Возле офиса «Позитивного Энгельсфорса» стоит группа женщин. Подняв руки вверх, они с довольным видом ловят капли дождя.

– Кто бы мог подумать, что можно так радоваться дождю? – говорит одна из них со счастливой улыбкой.

Остальные одобрительно смеются. Линнея идет дальше, чувствуя, как внутри у нее поднимается волна страха.

22

Сначала раздается звук. Тихое гудение елей, шепот в верхушках сосен где-то высоко над головой, шуршание листьев друг о друга. Потом Анна-Карин чувствует движение воздуха.

Ветер.

Гром гремит пока еще тихо, но протяжно и грозно. Стало темно, как в сумерках. На лоб Анны-Карин упало несколько капель.

Анна-Карин подумала, что природа вместе с ней смотрит в небо в ожидании дождя.

Новый удар грома. Уже гораздо ближе. Он прокатывается по небу, сотрясает землю, проходит разрядом через тело Анны-Карин и еще больше усиливает страх, пульсирующий в ее душе.

Почему она не перестала заниматься магией, ведь Адриана ее предостерегала? И девчонки говорили. Но она никого не слушала и продолжала обманывать саму себя.

Она обманывала себя целый год. Убеждала в том, что все обойдется. Что Совет отнесется к ее нарушениям снисходительно. Поймет, что Анна-Карин и так слишком дорого заплатила за свои ошибки.

Но почему они должны проявлять снисходительность?

Анна-Карин вспоминает всех людей, которыми манипулировала благодаря своей магической силе. Юлию и Фелисию она против их воли сделала своими «подругами». Яри внушила, будто он в нее влюблен. Маму заставила беспрекословно выполнять свои желания. А дедушка потерял здоровье, спасая ее из горящего коровника.

Анна-Карин с тоской думает, что, если бы они не раскопали эту проклятую могилу, Николаус сейчас был бы здесь. Он нужен ей как никогда.

Небо опять заворчало.

Будет приличная гроза, как сказал бы дедушка. А еще он бы сказал, что нужно бежать из леса домой, пока гроза не разразилась по-настоящему. Но Анна-Карин не уверена, что найдет дорогу домой.

Полились теплые струи дождя. Ветер загудел в ветвях елей, стал раскачивать взад-вперед высокие сосны.

Вдруг Анна-Карин почувствовала, будто кто-то показывает ей дорогу. Она побежала.

Несколько раз она спотыкалась о камни, незаметные подо мхом, и чуть не падала. Мох покрывал здесь всю землю и так высох, что хрустел при каждом шаге Анны-Карин.

Небо прорезала молния.

Анна-Карин начала считать: «Тысяча один, тысяча…», дальше она сосчитать не успела. Раздался удар грома.

В воздухе запахло электричеством.

Анна-Карин не знала, где находится, знала только, что кто-то ее зовет и она должна идти.

Ветер дул ей в лицо. Новая молния расколола небо надвое. Раскаты грома то удалялись, то приближались и звучали с новой силой как раз тогда, когда Анне-Карин казалось, что гроза начинает утихать.

Анна-Карин бежала изо всех сил, но усталости не было, тело послушно двигалось на зов. И вот наконец это место.

Странное дерево на фоне темного неба. В следующую секунду Анну-Карин ослепляет яркая вспышка, рассыпается сноп искр. Девочка падает на четвереньки, от неожиданности клацнув челюстями и едва не оставшись без зубов.

Дерево загорается. Несмотря на дождь, сухая древесина вспыхивает мгновенно.

Гроза бушует. Совершенно беззащитная Анна-Карин стоит на вершине холма. Гремит оглушительный гром, молнии взад и вперед мечутся по небу.

Анна-Карин опускается на колени, убирает с лица мокрые волосы и видит краем глаза какое-то движение.

И слышит тихий вой, заглушаемый раскатами грома.

Это тот самый лис, она сразу узнала его. Он приближается, осторожно перебирая черными лапами. Подходит к ней, наклоняет голову набок и смотрит на нее янтарными глазами. Его шкура насквозь промокла. При каждой вспышке молнии в шерсти лиса сверкают тысячи мелких капелек.

Вдруг он делает прыжок и впивается зубами в руку Анны-Карин, в то самое место у основания большого пальца, которое так похоже на ногу цыпленка. Анна-Карин вскрикивает, пытается оттолкнуть животное, но лис держит крепко, щерит мелкие острые зубы и прокусывает Анне-Карин кожу.

Все время пристально глядя ей в глаза.

* * *

Мину сидит за письменным столом перед раскрытой тетрадью.

Значит, все, что Анна-Карин делала до их первого совместного визита к директору, преступлением не считается. Так сказал Александр. Но и после этого было несколько моментов, о которых на допросах лучше молчать. Интересно, что известно Александру? И какие у него есть доказательства?

Мину просматривает свои записи, пытается представить, о чем можно рассказать обвинителю, а о чем лучше молчать. Она готовится к завтрашней встрече. Завтра девочки вместе выработают план действий. Придумают свою версию происшедшего, а потом хорошенько заучат ее, чтобы рассказывать без запинки хоть днем, хоть ночью и даже спросонья. Им придется сплести сеть лжи, которая защитит Анну-Карин.

Мину хочется все максимально продумать заранее. Как общаться с обвинителем, владеющим магией? По идее Анне-Карин полагается адвокат. Хотя кто знает, какие правила у Совета?

Николаус сказал, что у Совета теперь другие методы работы, но шрам на груди директрисы говорит об обратном. А ведь ее единственное преступление, насколько известно Мину, заключалось в том, что она хотела выйти из состава Совета.

Непокорности они не прощают.

От кого исходит опасность, о которой предупреждала Матильда? От Совета? Знал ли Николаус, что посланцы Совета прибудут в Энгельсфорс? Не поэтому ли он сбежал? Или приближается другая, еще более серьезная опасность?

Мину хочется поплакать, слезы принесут облегчение. В носу пощипывает, горло перехватывает, как от рыданий, но заплакать не получается. Слез нет.

Молния освещает комнату, слышится глухой удар грома.

Раздается звонок мобильного.

Номер не определяется.

– Алло, – говорит Мину.

В трубке что-то потрескивает. Кто-то дышит и молчит.

– Алло, – повторяет Мину.

– Ты сейчас можешь говорить? – спрашивает Адриана.

– Да, – отвечает Мину, вставая из-за стола.

– У меня не будет другой возможности вас предупредить. Я давно хотела вас предостеречь, но не могла. Я и так уже рисковала слишком многим и не могу рисковать теперь, когда в городе находится Александр. Ты понимаешь?

– Да, – говорит Мину. Ей кажется, что она понимает. Адриана на их стороне, но это должно остаться тайной. Директриса в первый раз говорит об этом вслух.

– Если в город прислали Александра, значит, Совет относится к случившемуся очень серьезно. Александр занимает высокое положение и глубоко предан Совету. Ради Совета он готов принести в жертву семью и детей, хотя утверждает, что любит их.

– Вы, похоже, его хорошо знаете? – спрашивает Мину.

В трубке надолго повисает молчание, и Мину думает, что разговор прервался.

Наконец Адриана говорит:

– Он мой брат.

Мину замирает. Перед ее глазами встают Адриана и Александр. Такие похожие друг на друга. Как она сразу не догадалась?!

– Вы должны быть очень осторожны. Четко и точно выполняйте его приказания. Ты должна объяснить девочкам, что идти против Александра бесполезно. И что бы вы ни делали, говорите правду. Лгать на суде нельзя!

Мину ссутуливается под грузом неподъемной тяжести.

– Я больше не смогу с вами общаться, и вы не должны вступать со мной в контакт, что бы ни случилось… Мину, пожалуйста, обещай мне, что вы не будете лгать на допросах!

В голосе Адрианы звучит глубочайшее отчаяние, и это пугает Мину больше, чем все слова, сказанные директрисой.

– Обещаю, – говорит Мину.

– Спасибо, я постараюсь…

Разговор прерывается. Вспышка молнии озаряет небо, от удара грома звенят стекла.

В следующую секунду гаснет свет.

Мину сидит в темноте с телефонной трубкой в руках.

Она знает, что не сдержит обещание, данное Адриане.

II

23

Мину подставляет руки, стараясь отбить большой белый мяч, летящий прямо на нее.

Она видит за сеткой ухмылку Виктора и догадывается, что он специально целился в нее.

Мяч попадает на косточки кулака и отлетает за площадку. Вся команда дружно стонет, а Мину бежит за мячом.

Она спиной чувствует их взгляды. Она ненавидит эту огромную, провонявшую потом камеру пыток под названием спортивный зал. Мяч закатился под трибуны, и достать его никак не удается. Как Мину ни старается, она даже не видит, где он лежит.

– Какие трусики! – орет Кевин. Мину подтягивает сползшие вниз спортивные штаны. Наконец ей как-то удается изловчиться и выудить из-под лавки этот чертов мяч. Мину распрямляется и встречается глазами с Анной-Карин, которая сочувственно смотрит на нее с соседней площадки.

По сравнению с волейболом апокалипсис – это мелочь. Хуже волейбола на свете нет ничего. Во всех других играх с мячом можно, по крайней мере, бегать по краю поля, чтобы учительница физкультуры Лоло видела, что Мину «старается». А в волейболе в каждой команде всего несколько человек, спрятаться негде. И нужно уметь подавать.

Мяч летает туда-сюда над сеткой, Мину изо всех сил старается держаться от него подальше. И вдруг судьба улыбается ей. Спасение приходит в лице Лоло, которая дует в свисток, сообщая, что матч окончен.

– На сегодня все, спасибо! – кричит она.

Мину спешит к трибунам за сумкой, стараясь не встречаться взглядами с другими членами своей команды.

Она берет сумку, поворачивается и чуть не налетает на Виктора, который, стоя рядом, с улыбкой смотрит на нее. Конечно же, нисколечко не усталый и не потный.

– Нельзя быть первым во всем, – говорит он, преграждая ей дорогу.

Мину не отвечает. За почти три недели, прошедшие после той встречи в парке, она не сказала Виктору ни слова. Хотя это было непросто, учитывая, что они вместе сидят на всех уроках Ильвы.

– У меня хорошее чувство мяча, но могу тебя заверить, я ненавижу спорт так же, как и ты, – говорит Виктор.

Мину с трудом переносила его присутствие. Чтобы не смотреть на Виктора, она подняла глаза вверх и уставилась на маленькие окна под крышей зала.

– Спорт – пустое занятие, ты не находишь? Абсолютно бессмысленное. Таким, как Кевин, может, и нужно иногда чувствовать себя победителем, но в целом…

Мину протиснулась мимо Виктора и пошла к раздевалке.

– Увидимся! – крикнул он ей вслед.

* * *

Сделав из рук «козырек», Ванесса прижалась лицом к витрине, стараясь заглянуть внутрь «Хрустального грота». В полумраке магазина виднелись «ловцы снов», египетские фигурки и дельфины.

На двери висел листок с разноцветными буквами: «Закрыто на инвентаризацию». Но внутри помещения не было ни намека на какую-нибудь деятельность. Только наружу тянуло дымком благовоний.

За последние недели Ванесса неоднократно заглядывала сюда. Она приходила в разное время, но магазин всегда был закрыт, Мона Лунный Свет как в воду канула. Ванесса уже стала сомневаться в ее существовании. Мину даже пробовала звонить в налоговую службу, искала Мону в каких-то отцовских компьютерных базах. Никаких следов.

Со вздохом Ванесса отошла от окна. Что делать, если Мона не найдется? Книга Узоров не хочет подсказать им, как общаться с мертвыми. Уже в который раз Ванессе пришло в голову, что Книга ведет себя как вредная старая тетка.

Тусклые светильники в коридорах «Галереи» шипели и подмигивали. После недавней сильной грозы в Энгельсфорсе были перебои с электричеством. Мигание ламп раздражало и напоминало Ванессе фильмы ужасов.

Она поторопилась выйти на улицу. Впереди одиноко болтались на ветру флаги возле магазина «Ика». Солнце жарило, хотя была уже середина сентября.

На улицах было пустынно, первый человек попался Ванессе навстречу, только когда она повернула на площадь Стурвальсторгет.

Однако именно этого человека ей сейчас совсем не хотелось видеть. Может, повернуть в другую сторону, сделать вид, что она его не заметила? Но, кроме них, на улице нет ни одной живой души. Он, конечно, ее уже заметил и поймет, что она пытается избежать с ним встречи.

Ванесса пошла прямо на него.

Последние сто метров показались ей бесконечными. Похоже, что Юнте тоже было не по себе.

– Привет, – сказала Ванесса.

– Привет, – отозвался Юнте. – Как дела?

– Нормально. Супер.

– А-а, понятно.

Молчание.

– А ты как? – решила спросить Ванесса.

– Ничего, – ответил Юнте и огляделся, словно надеясь, что откуда-нибудь придет спасение. – Давно не виделись.

– Да. – Ванессе действительно казалось, что они не виделись уже очень давно, хотя она рассталась с Вилле всего три недели назад. Вместе с ним из ее жизни выпала вся прежняя компания. Ванесса по ним не скучала, но она скучала по той жизни, в которой все казалось простым и понятным. Дома у Юнте можно было тусоваться хоть днем, хоть ночью, устраивать вечеринки. С уходом Вилле в жизни Ванессы вдруг образовалось очень много свободного времени, которое она не знала, чем занять. Да и чем можно заниматься в таком городе, как Энгельсфорс!

– Жалко, что так получилось, – сказал Юнте. – Без тебя скучно.

Вид у него был смущенный, он избегал смотреть на Ванессу.

Ванесса удивилась. Оказывается, Юнте к ней хорошо относится. А ей всегда казалось, что он ее только терпит. Хотя по его виду никогда ничего не поймешь. По-настоящему Юнте интересует только, растет ли у него травка в подвале.

– А ты знал, что он мне изменяет?

Можно было не спрашивать, виноватый вид Юнте говорит сам за себя.

Господи, все знали! Если знал Юнте, наверно, и Лаки знал! Только она, наивная дура, ничего не видела! Ванессе становится стыдно и противно от того, что стыдится она, хотя во всем виноват Вилле.

– Ты на меня это… не очень злись. Я тут вроде тоже типа поучаствовал, – мямлит Юнте, поправляя бейсболку.

Ванесса слушает, не прерывая. Это что-то новенькое. Но Юнте говорит так, будто Ванессе все известно.

– Мы с Элин учились вместе. Она мне всегда нравилась. Поэтому я ее и пригласил туда, к отцу… Я не думал, что она и Вилле…

Кусочки пазла складываются в картинку. Раз-два-три… События, которым Ванесса раньше не придавала значения, обретают новый смысл.

Она вспоминает то воскресенье в прошлом году, когда Вилле неожиданно исчез. А потом вернулся и сказал, что ездил с Юнте в дом его отца, чтобы без помех подумать о своей жизни. Сказал, что сильно любит Ванессу. И подарил ей кольцо.

Все это была ложь. Он трахался с Элин. А потом решил загладить свою вину и предложил Ванессе выйти за него замуж. А Ванесса ему верила. И ради него предала маму и Мелвина.

Он лгал даже тогда, когда плакал на диване Сирпы и говорил, что хочет «быть честным» с Ванессой. На самом деле у них с Элин был секс не два, а три раза или даже больше. Кто знает?

Ванессу замутило.

– Мне надо идти, – сказала она. – Надо забрать Мелвина.

Она увидела в глазах Юнте панику. Он все понял.

– Черт, значит, ты ничего об этом не знала… Прости…

– Я устала от извинений.

Как назло, Мелвин пребывал сегодня в капризном настроении. Сначала он заявил, что хочет сидеть в коляске, потом – что не хочет, потом опять стал ныть и проситься в коляску. Наконец Ванесса не выдержала, сунула брата в коляску и повезла домой, стараясь не обращать внимания на его истошные крики. Возле дома он вдруг перестал плакать. Ванесса вынула его из коляски, они зашли в подъезд, и тут брат опять заныл: «Где папа?»

Только этого ей сейчас не хватало.

– Папы дома нет.

– Почему?

– Ты же знаешь, он больше с нами не живет. Он теперь живет в другом месте.

– Почему?

– Так бывает.

– Почему?

Ванесса присела перед Мелвином на корточки:

– Все будет хорошо. Представляешь, как интересно жить сразу в двух местах! Твой папа нашел квартиру, в которой у тебя будет отличная комната.

Мелвин смотрел на сестру мокрыми глазами. Лифт остановился, Ванесса взяла Мелвина на руки.

Отперла дверь. В кухне работала вытяжка. Сигаретным дымом пахло даже в прихожей.

Ванесса уже представила себе, как мама сидит и плачет с сигаретой в руке. Но тут из кухни раздался смех. Первый раз за то время, что мама рассталась с Никке. Она смеялась не одна, ей вторил другой – прокуренный, каркающий голос.

Ванесса знает человека с таким голосом.

Посадив Мелвина в коридоре на коробку с вещами, Ванесса помогла ему снять ботинки. Потом они вместе вошли в кухню. Мама, которая, стоя под кухонной вытяжкой, в этот момент затянулась сигаретой, сделала виноватое лицо и быстро затушила окурок в переполненной пепельнице.

– Ой, уже так много времени, – сказала она. – А мы и не заметили.

Ванесса повернулась к столу – там сидела Мона Лунный Свет и невозмутимо курила. Ее светлые пережженные волосы были схвачены на макушке заколкой в форме бабочки. На столе стояло вино в картонной упаковке и два бокала. На одном из них виднелись отпечатки ярко-красных губ Моны.

– Ты помнишь Мону? – спрашивает мама. – Она тебе гадала в «Хрустальном гроте».

Мона машет Ванессе рукой, и ее серебряные браслеты громко звенят.

– Ты ведь Ванесса, да? – спрашивает она и ухмыляется.

Ванесса молча смотрит, как мама показывает Моне Мелвина, Мона сильно щиплет его за щеки и щекочет. Мелвин, судя по всему, уже готов укусить ее, и Ванесса надеется, что он не преминет это сделать. Наконец он вырывается и убегает в гостиную. Через секунду оттуда раздался звук включаемого телевизора.

– Что вы делаете? – спросила Ванесса у Моны.

– Яннике – одна из моих лучших клиенток. И очень приятный человек. Я не видела ее некоторое время, забеспокоилась и решила узнать, как дела.

Ванесса подумала, что в действительности Мона просто решила заработать на маме.

– Это поразительно! – сказала мама. – Мона в точности рассказала, что случилось у нас с Никке. А еще она говорит, что через год он вернется поджав хвост, но я буду непреклонна.

Еще бы! Мона – мастер говорить то, что ее клиенты хотят слышать. Собственно, именно в этом секрет ее популярности в Энгельсфорсе. Здесь живет много людей, которые готовы ухватиться за соломинку надежды.

Мама обняла Ванессу и неловко прижалась головой к ее голове. От мамы пахло сигаретами и кислым вином.

– Все будет хорошо, Ванесса. Схожу-ка я кое-куда.

Хихикнув, она вышла из кухни. Ванесса села на стул рядом с Моной:

– Где вы были? Магазин все время закрыт.

– Расслабься, детка, – сказала Мона, зажигая новую сигарету. Она улыбнулась Ванессе: – Я слышала, ты теперь тоже девушка свободная. Давно нужно было его прогнать, еще тогда, когда я сказала, что ваши отношения не имеют будущего. Не пришлось бы так переживать сейчас. Кстати, девушку, с которой он спал, ты один раз видела. А она тебя – нет.

Сейчас у Ванессы не было времени разгадывать загадки Моны.

– Нам нужна ваша помощь, – прервала она Мону. – Как вступить в контакт с мертвыми?

Мона посмотрела на Ванессу. Взгляд ее стал серьезным.

– Зависит от того, – сказала она, – где находится душа. Улетела она или задержалась. И еще вы должны знать имя умершего.

– Эта душа точно задержалась, – ответила Ванесса. – И имя ее мы знаем.

Замок в туалете щелкнул.

– Поговорим на неделе, – сказала Мона.

– Это срочно!

– Я никуда не спешу. Приходи в магазин в понедельник. И оденься прилично.

24

Крепко держа в руках красный поднос, Мину оглядела столовую. Шум стоял такой, что хоть уши затыкай. Все говорили одновременно и очень громко.

Мест свободных много, но куда сесть, чтобы не чувствовать себя лишней?

Мину увидела в центре зала Линнею. За ее столиком сидела девочка с синими волосами и еще целая компания альтернативщиков, чем-то очень раздраженных. Вот бы и у Мину был стол, за которым она могла бы чувствовать себя среди своих.

Анна-Карин не показывалась. Наверно, поела второпях и спряталась в уголок. Ее можно понять. Под присмотром Виктора Эреншёльда легко дойти до ручки.

В конце концов Мину принимает решение. Она садится туда, где собрались фанаты компьютерных игр из параллельного класса. Они с головой ушли в виртуальный мир и даже не заметили появления Мину. На это она и рассчитывала.

Картофельные котлеты – словно резиновые, похоже, их много раз подогревали. Мину еще дожевывала первый кусок, когда напротив нее кто-то сел. Она подняла глаза. Виктор.

– Привет, – сказал он.

Мину снова опустила глаза в стол.

– Я что – стал невидим? – попробовал пошутить он. – От Ванессы заразился?

Мину аккуратно резала котлеты на мелкие части. Почему-то она стеснялась есть в присутствии Виктора. Рядом с ним она чувствовала себя неуклюжей. Словно была тяжелым и грязным физическим телом, а он – эфирным существом, которое летает по воздуху и питается цветочным нектаром. Трудно представить, что он, например, ходит в туалет.

Виктор перегнулся через стол. И Мину опять удивилась, что от него ничем не пахнет. Это было неприятно, неестественно и сразу отталкивало от него.

А может, Виктор вовсе и не человек? Может, Ида права? Раз есть демоны и ведьмы, значит, может быть все что угодно.

– Я тебе не враг, – шепотом сказал Виктор. – Допросы будет вести отец, я только ему помогаю. Он тоже вам не враг. Он просто следит за соблюдением законов. Это важно для всех. Иначе начнется хаос.

Мину молчит, чувствуя, что компьютерные фанаты таращатся на них с другого конца стола. Ну вот, теперь пойдут сплетни про нее и про Виктора.

– Не бойся, Мину, – шепчет Виктор. – Рано или поздно тебе придется довериться мне.

«Придется?» – думает Мину, продолжая резать картофельную котлету.

– Эй, ты меня слышишь? – Виктор дотрагивается до ее руки.

Мину вздрагивает и роняет нож.

– Извини, – говорит Виктор и убирает руку. – Просто я не понимаю, почему ты ведешь себя так по-детски. Ты ведь умнее всех. Я имею в виду не только вашу… группу, всю школу. Оглянись вокруг. Изо всех, кто здесь есть, я только с тобой мог бы дружить.

Мину поднимает глаза и встречается взглядом с Виктором.

Она не может больше молчать.

– Ты считаешь, что польстил мне?

– Я просто сказал как есть, – спокойно ответил Виктор.

– Мы никогда не будем друзьями, – так же спокойно ответила Мину. – Я дружу с Анной-Карин.

Едва сказав это, она поняла, что так и есть. На нее словно сошло озарение. Она беспокоится за Анну-Карин не потому, что она одна из Избранниц, а потому что она – Анна-Карин. И это вдруг стало для Мину столь же очевидно, как то, что Виктор Эреншёльд – их враг.

Мину наткнула на вилку три куска котлеты, засунула их в рот, прожевала.

– До свидания, – сказала она.

Виктор с сожалеющим видом покачал головой, потом встал из-за стола.

* * *

Голос Иды взмывает к потолку, отражается от стен музыкального класса. «Amazing grace…»[11]11
  «О благодать» – всемирно известный христианский гимн, написанный английским поэтом и священнослужителем Дж. Ньютоном и изданный в 1779 г.


[Закрыть] – поет она и чувствует, что голос слушается ее и может подняться еще выше. Кабинет музыки превратился в огромный стадион, где она стоит одна в свете прожекторов. Вокруг зрители – тысячи обращенных к ней лиц. На последних нотах Ида чуть подпускает в голос дрожи и открывает глаза.

Юлия, Фелисия и остальные участники хора аплодируют.

Но Керстин Стольнакке не рада:

– О святые боги, что мне с тобой делать, Ида!

Сердце у Иды ёкает.

Все замолчали и уставились на нее.

– Я что-то не так сделала? – с улыбкой спрашивает Ида.

Она так тщательно выпевала каждый звук, чем еще эта кляча недовольна?

– С технической точки зрения исполнение безукоризненное, но где твои чувства?

Ида смотрит на мешковатое платье Керстин, на ее мужеподобную прическу. О каких чувствах вообще идет речь?

Ну почему школьным хором руководит эта дура, которая совсем не разбирается в музыке. Все знают: у Иды лучший голос в школе и, может быть, во всем городе. Это не хвастовство, а реальный факт.

«Почему теми, кто умеет что-то делать, всегда руководят те, кто сам ничего не умеет, да еще из зависти зажимает тех, кто умеет?» – думает Ида. Сама Керстин петь вообще не может!

– Вот! – сказала Керстин.

– Что «вот»?

– Чувство! Злость! Ты на меня злишься, я вижу это по твоим глазам.

– Я не злюсь, я просто задумалась, стараюсь понять, где ошиблась и как это исправить.

Керстин протопала к Иде, ее широкое платье развевалось, как палатка на ветру. Взяв Иду за плечи, она заглянула ей в глаза:

– Не бойся показать себя в песне. Покажи, какая ты на самом деле. Не думай, что это будет некрасиво. Или опасно. Покажи свою чувствительность, свою уязвимость. Не бойся показать нам себя, Ида.

От удивления Ида не находит, что сказать. Как только Керстин отпускает ее плечи, она сразу возвращается на свое место в хоре. Юлия с Фелисией шепчут ей, чтобы не обращала внимания и что Керстин – дура. Иде приятно это слышать, но легче от этих слов почему-то не становится.

– Пожалуйста, Алисия, – говорит Керстин.

Вперед выходит худенькая первокурсница с черными растрепанными волосами. Лампы на потолке мигают, но скоро напряжение выравнивается.

На душе у Иды беспокойно:

Может, со мной что-то не так? Поэтому Густав меня не любит?

Но она быстро отгоняет неприятную мысль. Нужно верить в свои силы.

С ней все в порядке. Не в порядке с головой у Керстин Стольнакке.

* * *

Мину задерживается в школьной библиотеке. Ей нужно подготовиться к контрольной по шведскому. Делать это дома, когда папа с мамой постоянно ссорятся, – невозможно.

Но и тут ей не удается сосредоточиться. В голову лезут, отвлекая от учебы, разные мысли. Виктор. Совет. Александр. Адриана. Анна-Карин. Николаус. Демоны. Матильда. Мысли разбредаются и никуда не ведут.

– К сожалению, мне нужно закрывать библиотеку.

Мину поднимает глаза. Беременная библиотекарь Юханна стоит возле стойки с пьесами и смотрит на Мину с извиняющейся улыбкой. К ее животу прижата подборка «Ромео и Джульетты».

– Извините, я сейчас уйду, – говорит Мину. Она закрывает книгу и запихивает ее в битком набитый рюкзак.

– Хороших выходных, – отвечает Юханна, запирая за ней дверь.

Мину стоит на лестнице, слушая, как высокий девичий голос поет: «Ave Maria!»

Она прикидывает, куда бы пойти, и отбрасывает все варианты один за другим. Кафе «Monique» приказало долго жить. На Ульссоновском холме в пятницу вечером полно алкашей и тусующейся молодежи. Может, пойти к шлюзам? Но там не расслабишься – слишком близко старая усадьба и Виктор. Было бы хорошо посидеть у Густава, но после их «дискуссии» о «Позитивном Энгельсфорсе» Густав ее избегает. А она не решается подойти первой.

О тронься скорбною мольбою и мирный сон нам ниспошли! Ave Maria![12]12
  Третья песня Эллен (нем. Ellens dritter Gesang, Ellens Gesang III) – произведение Ф. Шуберта (1825) в переводе А. Плещеева.


[Закрыть]

Песня заканчивается, раздаются короткие аплодисменты, и школа погружается в тишину.

Ничего не поделаешь, придется идти домой. Если Мину повезет, мама с папой будут заняты завтрашним приездом тети Бахар и временно перестанут ссорится. Если нет – придется искать убежища в саду.

«Как собаке», – думает Мину.

Вдруг тишину нарушает громкий и взволнованный женский голос, потом хлопает дверь и опять наступает тишина.

Мину не сразу понимает, что голос принадлежит директрисе. А когда понимает, то осторожно, стараясь не шуметь, спускается по спиральной лестнице вниз, туда, где находится кабинет директора.

– Вы не имеете права так поступать, – говорит за закрытой дверью Адриана.

Второй голос что-то отвечает, но так тихо, что нельзя разобрать ни слова.

Мину на цыпочках подходит к кабинету заместителя директора Томми Экберга. Дверь открыта нараспашку, но внутри никого нет. В комнате – дверь, соединяющая ее с директорским кабинетом. Эта дверь слегка приотворена.

Вот бы стать невидимой, как Ванесса.

Мину отчаянно боится заходить внутрь. Но еще больше боится пропустить что-то важное.

Она прошмыгивает в кабинет Томми Экберга. Стол замдиректора завален бумагами и папками. Тут же лежит недоеденная шоколадка.

Мину на цыпочках преодолевает расстояние, отделяющее ее от двери в кабинет директора, присаживается на корточки и заглядывает внутрь.

Директриса стоит возле письменного стола. Шторы задернуты, в кабинете полумрак, светится только настольная лампа, украшенная мозаикой со стрекозами.

По другую сторону письменного стола стоят три человека – Томми Экберг, учитель рисования Петер Бакман и светловолосая, подстриженная «под пажа» женщина в деловом костюме.

– Это абсурд, – говорит Адриана. – Кто это придумал?

– Есть решение муниципалитета, – говорит женщина в костюме.

– Кроме того, среди учителей нарастает недовольство, – подхватывает Петер Бакман. – Как представитель профсоюза…

– Конечно, вы можете обратиться в суд по трудовым спорам, – продолжает женщина в костюме. – Но сейчас мы требуем, чтобы вы освободили этот кабинет. Обязанности директора временно будет исполнять Томми Экберг.

– Адриана, мне очень жаль, – промямлил Томми, поглаживая кустистые усы.

– Я отказываюсь, – сказала Адриана.

– Выбирайте: или вы уходите добровольно, или вас выведут с полицией, – процедила женщина в костюме.

– С полицией?

– Необходимо определить степень вашей вины за происшедшее с Элиасом Мальмгреном и Ребеккой Молин. Мы предпочли бы вести закрытое расследование, но, если вы откажетесь сотрудничать, нам придется прибегнуть к помощи общественности. Вы должны нас понять.

Адриана находилась на грани обморока. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться обеими руками за крышку стола.

Тут Петер Бакман увидел, что дверь приоткрыта, и резко захлопнул ее. Мину едва успела отскочить. Она тихонько выскользнула из кабинета Томми, пробежала по коридору и спустилась по большой лестнице к выходу. От волнения ей было трудно дышать.