Текст книги "Облачно. Но не более"

Строго говоря, данного задушевного разговора с Ларисой Борисовной не случилось бы вовсе, кабы я раскланялся с «Символом» быстро, без ненужных и фальшивых прощаний, и сразу бы устремился на поиски лучшей доли, благо на новом месте уже ждали, и даже поторапливали. Но оставалось еще одно дельце, которое следовало обтяпать во что бы то ни стало. Необходимо было лично завершить весь технологический процесс с публикацией моего последнего рекламодателя, ну это завсегда так: когда надо завоевывать место под солнцем, так хоть бы кто, тишина и «голевая засуха», раз в месяц и то за радость, а как пора сворачивать лавочку – так идут и идут, прямо косяком! Пусть и не «привлеченные» уже, без премиальных, а за одни лишь скудные два с половиной процента от суммы до НДС – но все же лучше прихватить напоследок свой личный «стабилизационный фонд благосостояния», а то исчезнешь – и ищи-свищи потом свое трудовое вознаграждение, его и пребывая в рядах, как уже убедительно было показано, не допросишься. А значит – надо было тянуть до последнего. Так опытный тренер футбольной команды, ведущей в счете с минимальным преимуществом, всегда заменит самого дальнего от скамейки запасных футболиста. Это пока еще тот доплетется до бровки, пока пожмет руку арбитру, поправит амуницию, искренне поаплодирует и поблагодарит родных болельщиков за поддержку – глядишь, и еще несколько драгоценных секунд будет вырвано у Вечности.

Да, рекламодатель… Ведь «Негоциант» в те дни уже был не просто популярное, авторитетное деловое издание – а уже и полноценный Издательский дом, то есть производил в своих недрах целую «линейку» красочной печатной продукции. Наличествовал в ряду и автомобильный журнальчик «Формула-1», к каковому журнальчику я был прикреплен сперва в качестве стажера, а затем, после торжественного рукоположения, уже и «менеджера», что звучало, безусловно, гордо, хотя суть дела от этого не менялась. Тем более, при наличии отсутствия трудовой книжки.

По своей «концепции», то есть изначальной задумке, все было своевременно и идеально. Предполагалось, что специально обученные корреспонденты будут знакомить интересующуюся публику с новинками мирового автопрома, проводить тест-драйвы и краш-тесты разных там концепт-каров, давать всякие полезные советы и рекомендации, снабжая все этого завлекательными фотографиями описываемых бибик на фоне и в окружении длинноногих девиц, минимально обремененных одеждой. Читатели, в свою очередь, будет приобретать издание со всевозрастающим энтузиазмом и блеском в глазах, штурмуя в заветный день газетные киоски и развалы, и, видя такое дело, от желающих разместить свою рекламу на глянцевых полосах «Формулы-1» отбою не будет, ибо они повалят валом.

На практике, как водится, все оказалось не так чарующе. Не будем далеко углубляться в маркетинговые дебри в поисках причин тому. То ли люди, способные таки приобрести описываемые модели, не имели или привычки к чтению, то ли им попросту не хватало не это времени, а у кого были и время, и привычка, тем наоборот, несколько не хватало денег – не знаю, а делать голословные выводы не хочется. Но дело шло туго. То есть, безусловно, ведущие мировые концерны были представлены в полном объеме, а вот с пресловутым средним классом и воспеваемым на все лады отечественным производителем обстояло гораздо хуже. Так что один «привлеченный» горемыка плюс один «пролонгированный» за месяц – это бывало уже неплохо. И то хлеб. В конце концов, задача переварки глушителя «Москвича-2141» собственными руками решалась населением в те дни гораздо чаще, нежели проблема тонкого дизайнерского «обвеса» какой-нибудь «Опель-тигры». Такое вот было время.

Собственно, Последний рекламодатель был как раз самого пролетарского происхождения. Магазинчик запчастей на южной рабочей окраине, площадь хорошая, но место не шибко «проходное», ВАЗ и иномарки, в наличии на складе и под заказ, самовывоз и доставка, предоплата, постоянным покупателям – скидки. Звали его назовем условно Константин Геннадьевич, да даже и не условно, а точно так его и звали. Хороший был мужчина, видный собой, и голова с руками присутствовали на месте. Дал Константин Геннадьевич рекламу в «Формуле» один раз, дал другой – а на третий-то раз и призадумался.

Было над чем. Ведь в чем заключается истинный смысл рекламы? Вне всякого сомнения, в росте узнаваемости марки, повышении лояльности к бренду и прочих эфемерных величинах, которые красиво звучат и пишутся, но которые нельзя потрогать пальцами. Потрогать можно лишь второстепенные показатели, такие, как количество звонков, сделанных по данному объявлению или непосредственно покупателей, явившихся покупать упомянутый «глушак» со свернутой трубочкой «Формулой-1» подмышкой. После чего разделив это количество на потраченные кровные денежки, останется лишь ужаснуться собственной глупости и недальновидности…

Но Константин Геннадьевич был не таков. Проделав нехитрые арифметические действия, он пришел к тому неожиданному выводу, что виной всему… вот я сейчас пишу, и кажется, перо должно затупиться, и вспыхнет бумага от столь чудовищной лжи, даже не фантазии, а попросту обмана – а это Правда… Короче, Константин Геннадьевич решил, что виной всему отнюдь не запредельная ценовая политика Издания, и не реальный тираж, который как минимум вдвое меньше официально заявленного, да и того треть не распродается, и не неудачное «позиционирование», сиречь расположение где-то на самом отшибе подле выходных данных, что было бы естественно. А виной всему – он сам, Константин Геннадьевич, и неудачно разработанный лично им дизайн-макет, недостаточно яркий и креативный и в силу этого не привлекающий внимание потенциально потребителя. Воистину – чудо чудесное! Тогда мне казалось, что на своем тернистом пути я нет-нет, да и буду встречать подобных уникумов – но нет: двадцать лет минуло, а более с подобной самооценкой я так и не столкнулся. Говорю же – чудо.

Все эти свои соображения Константин Геннадьевич изложил мне в телефонной беседе, после чего известил о принятом им решении. Он дает рекламу в третий и решающий раз, а для чистоты эксперимента уже пригласил самого настоящего художника-живописца, который воплотит на холсте его видение груды карбюраторов, жиклеров и трамблеров, воплотит столь сочно, что не заметить рекламное объявление теперь будет просто невозможно! От нас же потребуется только отсканировать полотно и перевести его в цифровой вид, снабдив адресом, телефоном и всем, чем полагается. Что ж – подобный план действий меня полностью удовлетворил, и в назначенный час я изготовился к ожиданию художника, который был столь любезен, что подписался сам доставить рукотворный шедевр к месту дальнейшей обработки.

В хорошей истории все сюжетные линии в момент катарсиса непременно сходятся в одной пространственно-временной точке. А поскольку данная история, безусловно, хороша, подобной точкой для нее стала курилка закрытого акционерного общества «Символ». И для лучшего понимания, почему это случилось именно так, а не иначе – осветим внутреннее мироустройства организации более детально.

Принцип социального неравенства, общественной стратификации и расовой сегрегации был воплощен внутри особнячка на Большой Ордынке вполне наглядно. На втором этаже, как уже подчеркивалось, располагались чертоги Верховной рекламной богини, бухгалтерия и комната топ-менеджмента. Причем в последнюю раз в неделю шудрам и неприкасаемым дозволено было явиться, не боясь быть испепеленными ярчайшим сиянием звезд, когда мы робкой стайкой поднимались туда для занятий по повышению нашего идейного и профессионального уровня. Проводил эти импровизированные семинары один из полубогов по имени Анатолий Линдин. Конечно, нельзя сказать, что тайны и секреты он поведывал какие-то уж совсем глубокие, в частности, совет «Разговаривая с людьми – улыбайся!» на открытие Америки не тянул никак, но в целом вещал Анатоль увлекательно, так, будто занимался этим как минимум с рожденья, а не только лишь от сотворения Новой Свободной России. Ну и потом, это все-таки он «топ», а не ты. С другой стороны, само собой, как тут не взмыть на вершину, когда все лидирующие автопроизводители со своей многополосной рекламой для «Формулы-1» обращаются именно наверх, к уважаемым людям, а вовсе не к стажеру, совершающему с высунутым языком челночный бег от одного лабаза с запчастями к другому. Но если бы нас, скажем, незаметно поменять местами, то… Но это бизнес, детка. Тут кто первый прислонился к несущему золотые плоды дереву – тот и молодец. Совсем как в поучительной задачке из книжки Перельмана «Занимательная арифметика» на тему «Приведи девять друзей и получи свой велосипед бесплатно». Опоздавшему – кости.

Вот кстати – да. Если поразмыслить, в чем тогдашнее время отличается от текущего, то с философской точки зрения – вот в чем. Тогда у всех участников процесса имелось еще какое-то порочное прошлое, имеется в виду – до падения Берлинской стены, какая-то мирная, созидательная профессия на руках. Ну я вот например – был бедным студентом. А вот Лариса Борисовна – до прихода на ниву трудилась учительницей начальных классов. А вот Анатолий Линдин – был более чем скромным кандидатом наук в каком-то не самом перспективном проектном институте, а оказалось – такие скрытые таланты дремали в человеке!

Вот говорят – но ведь было же и при царском режиме что-то хорошее, положительное, и если взять от него все то лучшее, то есть не то, чтоб реставрировать и вернуться, но…

Да ну! Ну ладно я – еще не успел сильно оторваться от корней. А вот Лариса Борисовна, ей куда – обратно в начальную школу, чтоб еще через десяток лет окончательно возненавидеть всю эту педагогику в окружении трех любимых кошек? А Анатолию Линдину? Назад, в пыльную лабораторию, в гнетущую атмосферу творческого бессилия, зависти и антисемитизма? Или вот, к примеру, еще один труженик из деисусного ряда. Внучатый племянник одного из деятелей Революции, который, прежде чем сгинуть в жерновах Великой чистки, успел оставить наследнику звонкую фамилию и элитную трехкомнатную квартиру на Садовом кольце, куда тот теперь водит секретарш по списку – ему куда? На партсобрание с целью разбора его морального облика? Ну уж дудки! Возврата к прошлому не будет, как и было подчеркнуто. Но мы несколько отвлеклись от топографии.

Ну а на первом этаже располагалась «людская» для лоу-, я извиняюсь, менеджмента, а также базировались прочие вспомогательные службы навроде дизайн-бюро и комнаты отдыха водителей (этаж, кстати, был несколько притоплен относительно уровня земли, то есть не сказать, чтоб прям «полуподвал», но во всяком случае первые три ступеньки после крыльца вели вниз. Но сделано это было не для того, чтоб дополнительно подчеркнуть чье-то место на земле этой грешной, а случилось само собой, с течением времени и под грузом прожитых лет). Кем были дизайнеры до широкого внедрения компьютерной техники в повседневную жизнь – это я сказать не берусь, а вот водители и раньше были водителями. С тружениками художественной части их роднило то, что и тех, и других решительно невозможно было заставить что-то делать, даже имея на руках соответствующее Указующее предписание за подписью кого-либо из небожителей второго уровня, потому как завсегда находилась тысяча гораздо более важных и неотложных дел, только дизайнеры при этом пристально таращились в свои красивые мониторы, а водилы – просто в пустоту. Но взгляды их и смысл происходящего при этом были идентичны.

Вот кстати, опять же о техническом прогрессе, который уже и тогда решительно вторгался, а теперь так и дети младшей ясельной группы увешаны разного рода «гаджетами» как новогодняя елка игрушками, причем управляются они с ними подчас гораздо лучше своих замшелых, непродвинутых предков. Но делает ли этот самый прогресс человечество счастливее? Отвечаю однозначно: решительно нет! Вот глядишь, бывало, на дизайнера либо водителя – фигура согбенная, руки трясущиеся, взгляд потухший, это у него «не грузится», то у него «зависло», на это срочно нужно «обновление и ТО», там не бьется, здесь не стыкуется, пробки, трафик, где-то наоборот стучит, но непонятно что, и так далее. Нету, одним, словом, никаких поводов для выработки гормона радости хотя бы в минимальном объеме. А переведешь взор на курьера Орлова – и сразу праздник на душе! Ни автомобиля у него нет, ни навороченного «макинтоша» последней серии, вообще ничего, один только казенный пейджер, и тот с постоянно якобы севшей батарейкой – а человек постоянно просто светится от радости, как птичка божья, что порхает с ветки на ветку, не ведая ни забот при этом, ни хлопот. И единственное, что может омрачить – это покупка кем-то из соратников новых кроссовых туфлей, но и тут можно быстро справиться с ситуацией и вернуть привычную гармонию. А если что и роднит – так это то, что и его заставить делать что-то и куда-то идти – тоже абсолютно нереально. Ну да и ладно.

Если же заглянуть в помещение для сотрудников нижнего звена, то легко было заметить, какая там шла постоянная борьба за место под солнцем и ареал питания. Выражалась она в степенях свободы, которыми оперировал тот или иной соратник. Так, свеженабранные стажеры не могли себе позволить вообще ничего, разве что робко сдать старшему по званию еженедельный письменный отчет о своих хлипких достижениях и призрачных прогнозах на будущее. Но по мере того, как дебютант продвигался по карьерной лестнице к зачислению «в штат» (пусть и без трудовой книжки, ах-ха-ха), ему начинало негласно дозволяться все больше и больше. Сперва можно было воспользоваться общественной телефонной линией, затем факсом и копировальным устройством, и даже кое-что напечатать на компьютере. Постепенно человек обретал право пользования вешалкой – это символизировало факт наличия у него столь важных дел, что для их решения требовалось длительное личное пребывание в штаб-квартире (например, все-таки поднять в бухгалтерию выписать счет, а потом с замиранием сердце осведомиться, не «упали ли деньги от моих? Ну а вдруг?»), а в момент ожидания можно было присесть на стул и даже в полукресло, пусть еще и не твой персональный, но хотя бы не топтаться в приемной. Можно было даже слегка пофлиртовать с секретаршей отдела, которая изначально тебя в упор не видела, ну, без построения далеко идущих планов, конечно, потому как те, на которых эти планы имело смысл строить – трудились этажом выше и посещали по списку известное жилье на Садовом кольце, а наша-то, ну то есть, хотя ты и сам… ну вы поняли, короче. И наконец, как верный знак скорой инициации – у человека появлялась своя персональная пепельница!

«Смешно, – поморщится здесь притязательный читатель, – Ерунда какая-то. Что, общественной не было?»

Да была, конечно. Но тут, как бы это сказать… Смысл был второй, глубинный, не в голой функциональности предмета. Дескать, я здесь не просто так, мимо пробегал, заскочил на минутку – а я тут уважаемый человек, тружусь здесь, и вообще – в авторитете! Должно же человека и что-то незримое связывать с родной Организацией, корпоративный дух там и прочий тимбилдинг. Да я уже, если хотите знать, на самом-то деле – ну и тому подобное. Строго говоря, с курением в «Символе» периодически боролись и до вступления в силу «Закона об охране здоровья граждан от негативного воздействия окружающей среды», в зависимости от текущего настроения Генеральной богини г-жи Иркутовой Е. П. то выгоняя на улицу, то всемилостивейше разрешая по причине совсем уж прохладной погоды за бортом – короче говоря, курилка была, как раз в загончике подле места для ведер, швабр, веников и прочего клинингового инвентаря.

Был у курилки и еще один сакральный смысл. Расположенная рядом дверь вела в крошечную кухоньку, на которой трудилась такая же крошечная тетушка-повар, но блюда домашней кухни она готовила полноценные как по объему, так и по вкусу. Чисто теоретически воспользоваться забесплатно услугами питательного пункта могли все, начиная уже от стажера второй статьи, и это было крайне гуманно. На практике же, однако, выходило так, что при сугубо ненормированном, рваном рабочем ритме – дождаться своей очереди за один из двух столиков выпадало крайне редко. А затем Руководством, слава ему, было издано Постановление, предписывающее все деньги за неиспользованные обеды в конце месяца выдавать на руки наличными, так что харчиться на глазах у всех сделалось и вовсе нерентабельным. Таким образом, курение окончательно обрело форму своего рода социального протеста: капитаны высшей формы разума с самого утреннего кофе чинно восседали на камбузе, неспешно обсуждая насущные проблемы геополитики и макроэкономики, а матросня урчала животами и злобно дымила поблизости, отравляя трапезничающим роскошь простого человеческого общения.

Всё, всё – линии сошлись, и звезды на небе встали как надо! И в назначенный день и час я занял позицию как раз в курилке, ибо это диктовалось неумолимыми законами геометрии. Только оттуда можно было контролировать вход в особнячок, дабы не пропустить явление художника, который, как и все творческие люди, анонсировал его достаточно туманно, в форме «Постараюсь быть где-то после обеда, но точно обещать не берусь. А может, и до…», что поименованным людям, в общем простительно. И одновременно можно было следить за одним из компьютерных гениев, которого я буквально на коленях умолил произвести все необходимые технические манипуляции, и которого прочие коллеги так и норовили поперек меня загрузить иными сверхважными задачами.

Да, солнечный апрельский день был прекрасен. И даже приступы предстартового волнения легко перекрывались радужными построениями типа «Да ведь уже завтра – свобода! Недельку-то вполне можно еще дурака повалять по такой-то погоде! Эх, еще бы денежки сразу получить – вообще бы красота. Прямо все, но это едва ли, конечно, но хоть авансовые… В магазин пойду! В книжный. Вот ей-бо, клянусь – вот сразу весь десятитомник Стругацких возьму, все десять, аккурат на этой неделе последний сказали должны выложить… И кроссовки! Еще одни, только белые… Все-таки вторая пара тапок – это уже роскошь. А ведь могу позволить! А еще было бы не худо прям сегодня вечером, если получится договориться…»

Но жизнь, как водится, внесла свои неумолимые поправки. Стоило окунуться в мысли буквально на секунду, как внимание мое привлек неясный тревожный гул, доносившийся со стороны парадного. Затянувшись, я выглянул из-за угла – и обмер, моментально уяснив, что на историческую сдачу изобразительного материала Рисовальщик прибыл в том состоянии, которое интеллигентные болельщики футбола и хоккея тактично именуют «в нелегкое говнецо». Ну, говоря по-простому – в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести с положительной динамикой. То есть, на ногах еще держался и языком ворочал, но уже с большим трудом, распространяя при этом вокруг себя чудный аромат утренней охры, в удачной колористической гамме наложившейся на вчерашний сурик. Но шедевр, по счастью, из рук не выпустил по дороге.

Ситуация потребовала решительных, незамедлительных действий – и они были предприняты. На лету похвалив себя за избранное место дислокации, я кое-как уговорил охранника пропустить мастера кисти, напирая на необходимость вдохновения, которое не всегда приходит к нам по заказу, а ведь время не ждет, и сроки сдачи новой «Формулы-1» в печать никто изменять не будет, потом транспортировал и усадил творца в кресло подальше от магистральных руководящих путей, потом понесся к дизайнеру, ворвавшись буквально за секунду до того, как его все-таки озадачили чем-то не в пример более важным, потом мы споро накидали текст, потом распечатали, потом я послал его Константину Геннадьевичу на утверждение (по факсу, само собой, электронная почта тогда еще не была изобретена), потом… короче, в итоге все случилось так, как и должно было случиться. Кроме одного.

Пепел-то я стряхивал в бумажный кулек, поскольку, будучи уже под заявлением об увольнении, утратил моральное право на собственную пепельницу. Тем более, что в ту неделю по случаю плюсовой температуры убрали и общественную. И недокуренную сигарету просто пристроил как-то аккуратно на лавочке, когда сорвался к охраннику, я ж не осознал сразу в полном объеме, в насколько праздничном виде прибудет мой деловой партнер, и какие вследствие того ожидают непредвиденные дела и хлопоты! Короче, из закутка повалил дымок. Не сильный, но повалил.

К счастью, коллеги не сплоховали и быстро ликвидировали очаг возгорания. Я даже едва успел вонзиться в их самые первые ряды и громко повозмущаться вместе со всеми хором: «Совсем охренели! Чуть не спалили весь дом! Кто курил – наверняка опять из внештатных кто-то? Курьер небось! Точно, Орлов, он один такие вонючие курит… Слушайте, надо вообще проверить, у него там табак хоть, или иные какие… растения… Надо, надо, точно говорю: ну с чего он сидит и все время улыбается, вечно всем доволен, так же не бывает. А, он на задании с утра, говорите? Да не может быть, не смешите мои завтрашние белые тапки, его последний раз на задание удалось выпихнуть в январе еще… Все-таки уехал? Ну неважно! Важно то, что родное здание наше – пожар 1812-го года выстояло, а тут – конец двадцатого века!!! На улицу их гнать, весна, провоняли тут все своим табачищем!» В общем, поговорили и забыли.

А ведь и действительно! Весна! Апрель!

Мы с художником, счастливые и довольные, вышли на Большую Ордынку, вдыхая полной грудью. После чего он тут же достал из-за пазухи литровую емкость осетинского разлива, завернутую в какой-то хрустящий целлофан, и предложил немедля обмыть наш общий успех. Я со всей почтительностью к его годам сообщил, что ему, пожалуй, хватит и того, что есть. У милиции на «Новокузнецкой» с фейс-контролем очень, очень строго… Творец, что удивительно, признал мои доводы вескими. И отдал мне емкость целиком. Дескать, ему «Костя» и так нормально заплатил, так что он мне крайне признателен за столь щедрый заказ. И, пошатнувшись и икнув, откланялся.

Целлофан, кстати, оказался оберткой для цветов. Типа букет. Ну, художник, дело такое… он так видит мир. Это мы выяснили со Стариной, когда благополучно раздавили емкость в намоленном скверике у «Новокузнецкой», увеличив таким образом намоленнность места практически вдвое. Замечу лишь, что мобильные телефоны в тот сезон уже были изобретены, но у нас их, само собой, не было. Но все равно Старина подкатил буквально через полчаса. А сейчас можно годами созваниваться, списываться, общаться через всевозможные «сети» и «мессенджеры» и так далее – и продолжать оставаться трезвыми и одинокими. Но это лирика.

Трудовую книжку мне в итоге все-таки завели. Пресловутым «задним числом», внеся одновременно и запись о приеме на службу, и об оформлении «перевода». Причем, по немыслимой милости – с сотворением максимально возможного в сложившихся обстоятельствах стажа, то есть с первого апреля, мартом датировать подотчетный документ уж никак оказалось не можно. В суете всех этих кадровых перестановок как-то выпал из внимания тот занятный факт, что День смеха выпал в тот год на субботу. А ведь это и в самом деле смешно: выписать русскому человеку путевку в трудовую жизнь – да и субботним днем. Чудится в этом что-то такое… какой-то происк, некий заговор мировой закулисы и отголоски протоколов сионских мудрецов… если, конечно, им было в тот момент дело до скромного славянского паренька, но ведь серьезные ребята и отличаются тем, что в их делах нету мелочей. Ну вот так.

Кстати, первого апреля тогда выпал снег. А еще в тот день стартовал очередной, уже четвертый по счету чемпионат России по футболу, сейчас уже как-то и не верится, что в футбол тогда в России было принято играть с апреля по начало ноября, оставляя март и декабрь лишь Господу его в лице Еврокубков, ну, лишь для тех, понятно, кто пробивался там в соответствующие стадии. А не как нынче, с зимы до зимы, да еще и с полуторамесячным перерывом на лето. Ну да, ведь Россия теперь – жаркая страна…

А еще в тот сезон стали играть по новым правилам, это чтоб три очка за победу, все ради зрелищности и атакующей модели, а еще с постоянными номерами и фамилиями на спинах, а еще чтоб туры в основном проходили по выходным дням, а не как придется, то есть опять же все в интересах драгоценного болельщика – чисто как в Европе, одним словом.

А еще…

А еще тот сезон «Спартак» начал уже последними осколками трижды чемпионского состава, постсоветский призыв 1992-го года разъехался уж почти окончательно, но начали вроде бодро, хотя надолго запала не хватило, и довольно скоро с претензиями на «золото» пришлось распрощаться, и третье место казалось полным провалом, а еще казалось… да много чего еще казалось.

Но об этом обо всем – чуть позже.