Текст книги "94, или Охота на спящего Единокрыла"

94—12

О! Мне звонили! Вмиг всё во мне затрепетало. «По поводу рекламы…»

– Да, по поводу рекламы, – повторила мама и, еще немного покрутив обрывок газеты со своими записями, добавила, – Вот номер. А, вот и он. Мужчину звали Роберт Аронович…

И, положа руку на сердце – автору было от чего затрепетать. Внимание человека по имени «Роберт Аронович» и само по себе чрезвычайно лестно – а уж «по поводу рекламы»… Надо заметить, что по данному поводу нам не звонил никто и никогда. Да, отксеренные мною в подвале сверхсекретного предприятия прайс-листы, как вы помните, были снабжены нашими телефонами: моим домашним и общажным Старины соответственно (причем старику так понравилось плотно вошедшее в наш лексикон слово «ресепшн», что он порвался было подписать его ко входящему номеру старушки-вахтерши на первом этаже, и нам с Митричем стоило немалых усилий убедить его ограничиться лаконичным «добавочный»). С другой стороны, оригинальный «прайс» содержал на себе, естественно, и четыре телефона истинного отдела рекламы, те самые, по которым мы в случае нужды разыскивали Оборотняна – и именно в них Старина первоначально видел корень всех бед и место, куда безвозвратно уходят все «наши» звонки. Наивный, однажды он даже поделился своими опасениями с Мастером, на что тот, искренне расхохотавшись, заверил, что, буде такое чудо и случится, мы узнаем об этом первыми. С того дня эти номера мы, зная о верности Наставника принятым на себя обязательствам, старательно замазывали. Сперва аккуратно, пытаясь придать зачеркульке вид изящного дизайнерского решения – а затем и практически без стеснения.

Ожидаемых плодов это не принесло. Нам по-прежнему никто не перезванивал. Мы развозили прайс-листы, диктовали свои контакты в голосовом режиме – но единственным ответом нам было одно лишь скорбное молчание. Хорошо еще, что в ту пору не были покуда изобретены «емейлы», «айсикью», «скайпы» и прочие элементы электронной бесовщины, а то бы мы непременно оставляли и их… впрочем, с горечью понимаю я сегодня, нам всё равно никто бы не «намылил» и не «постучался». Никого-то в этом лучшем из миров не интересовало размещение рекламы в газете «The Moscow star» с возможностью голубого цвета, а если и интересовало…

И вот – звонок. По поводу. Причем, как ни странно, человека с указанными позывными мне отчего-то не припоминалось. Не доверяя памяти, я судорожно перелистал заветный блокнот с рабочими записями. Да, они не отличались свойственными Курбскому четкостью и логикой изложения материала – но кое-что разобрать в них все-таки было можно. Тем не менее, никакого «Роберта Ароновича», или хотя бы чего-то похожего, несмотря на все видовое многообразие, по-прежнему видно не было. Я призадумался – «Это что же за Роберт Аронович такой?..» И тут догадка яркой молнией прострелила мой воспаленный мозг!

«Это ОН!!! Вернее, именно что не он, а… короче – это с Радиостанции!!! Моё яркое выступление не осталось незамеченным!!! И пусть имя-отчество этого хмыря со сцены было иное, тем более, что я его и не запомнил – так оно даже лучше! Значит, кто-то другой, старший по званию, тайно наблюдал за процедурой! Да, именно так! Мои навыки были оценены в полном объеме, ну наконец-то! И теперь они все-таки решили разыскать меня… не, ну а что? Дело было сегодня с утра – с утра. Телефон свой я при записи оставлял – оставлял. Нет, решительно никаких иных вариантов в голову-то и не приходит!»

Я повторно внимательно перелистал блокнот с самого первого трудового дня девятого марта. Роберт Аронович в списках по-прежнему не значился. Немного смущало лишь то, что данный мне номер явно не совпадал с расположением Радиостанции, а имел, судя по всему, своей диспозицией диаметрально противоположную нам рабочую окраину. «Ну, ничего, – успокоил я сам себя, – это просто означает, что Роберт Аронович звонил с домашнего. Учитывая тонкость и некоторую даже конфиденциальность вопроса – это вполне объяснимо и где-то даже логично!» И, едва не затоптав мать, я кинулся к аппарату, буквально на лету вонзая пальцы в отверстия диска…

– Ты куда? – ошарашено спросила та, – Времени давно девятый час, а он просил до семи звонить. Или завтра уже, после десяти…

«После десяти? – озадачился я, – Значит, телефон этот все-таки рабочий… Тогда как объяснить тот факт, что…» Впрочем, искать новых объяснений сил уже не было. Настроение автора вновь летело по привычной уже синусоиде со всё нарастающей амплитудой: «Глубоко девятый час… завтра после десяти… значит, вновь как всегда: впереди тринадцать с небольшим бессонных часов…»

Ровно в 10.01 следующего дня я остервенело накрутил заветные семь цифр. Последовало несколько мучительно длинных, практически бесконечных гудков, вслед за чем раздался наконец-то заветный щелчок снимаемой трубки.

– Добвый день, я вас вниматевьно свушаю!

– Добрый день! – произнес я срывающимся голосом, – Могу я услышать Роберта Ароновича?!

– Это я, – раздалось в ответ (ну, кто бы сомневался – прим. авт.) – Свушаю, гововите…

– Роберт Аронович, это Михаил, Вы звонили мне вчера, – затараторил я.

– А, Михаил… – последовала пауза, сравнимая лишь со временем, прошедшим от Большого Взрыва Вселенной до появления в ней Человека Разумного. Ну, или мне так показалось… – Ах, Михаил, да, конечно! Миша, мы вазговавивали с Вами вчева, и мне показавось интевесным то, что вы вассказали… (показательно, что почти девяносто восемь процентов корреспондентов, вне зависимости от формы представления, уже со второго обращения начинают называть автора «Миша». Ранее, конечно, это можно было списать на разницу в возрасте в «большую», так сказать, сторону. Но теперь, когда очень часто и в «меньшую»… видно, все-таки есть в авторе что-то такое… обаятельное, что ли? – прим. ред.)

«Разговаривали??? – трясясь от нетерпения подумал я, – Хотя… в некотором роде можно считать, что и „разговаривали“…»

– …вазговавивали, и ваш вассказ о вашей газете показався мне очень интевесным…

«О газете???» – оторопело подумал я… и вспомнил. Точно, было вчера дело, как раз из «наработок» Курбского… то-то я смотрю (вернее, слышу) голос будто знакомый… И представляться этот Роберт Аронович, несмотря на мой прямой позыв к этому, не стал, мол, не пришло еще время, а если придет – я сам вам перезвоню и представлюсь… точно. Порыв автора, преодолевая точку верхнего экстремума, на мгновение задержался – и стремительно понесся вниз. «Значит, это не с Радио… а всего лишь очередной, как бы это помягче выразиться, „клиент“, коих было у нас уже несметные тысячи… с другой стороны, это первый, во всяком случае у меня, кто удостоил сеанса обратной связи…»

– …понимаете, Миша, у нас очень специфический товав, и мне бы хотевось как-то расшивить сфеву нашего пвисутствия на вынке. Не могли бы пвямо сегодня подвезти мне экземплявчик вашей газеты, чтобы я ознакомився чуть бовее подвобно. Мне действительно интевесно ваше пведвожение…

Автор тяжко призадумался. С одной стороны, мысль «расшивить сфеву» при помощи рекламы в газете «Москоу Став» была сама по себе очень и очень неплохой. Но с другой, именно сегодня предполагалось навестить «войну», где автор в вопросе посещаемости, учитывая бурные события прошедшего месяца и выражаясь футбольным языком, ощутимо «висел на карточке». Жестокая, бескомпромиссная борьба между чувством и долгом исказила прекрасные черты его лица…

– А прямо сегодня нужно? – хмуро осведомился я, вспоминая, что вдобавок, как назло, именно сейчас ни единого «экземплявчика» под рукою не имеется.

– Да, мне бы не хотевось отквадывать дево в довгий ящик!

– Хорошо, – выдохнул я.

– Миша, тогда записывайте адвес. Вы на машине поедете?

Миша слегка приободрился. До сего момента никто еще не высказывал столь смелой, в полном смысле слова раздвигающей горизонты гипотезы, опровергать которую не было ни малейшего желания, и за которую одну уже следовало сказать Роберту Ароновичу большое человеческое спасибо.

– Я-я-я… – замычал автор в поисках наиболее корректной формулировки, – Вы же в районе метро (…) находитесь? Я-я-я… как бы не очень хорошо знаю этот район… может, проще будет на метро?

– Миша, совевшенно вевно. Мы пвямо вядом с (…). Там надо выйти, свевнуть напваво… (тут в трубке что-то зашипело, после чего к нам присоединилась еще пара беседующих) … Авё, Миша, вы меня свышите?! Напваво и войти под вывеску «Обувдон-Ассуви»!!!, свышите???

– Да! – заорал я, – Абурдон-Иссури???

– Совевшенно вевно, жду вас как можно сковее!!!

«Абурдон-Иссури»… самочувствие автора прекратило ухудшаться и застыло в положении хрупкого динамического равновесия. За названием «Абурдон-Иссури» маячило нечто восточное, цветасто-раскидистое. Не исключено, что это и какой-нибудь новомодный «бизнес-центр», наподобие «Патиссон-Европейской» или «Афанасия Никитина»… «Иссури», ишь… в конце концов, один мой старший товарищ, имевший в те дни небольшое касательство к нефтегазовому комплексу, одного из его лидеров, прославленный концерн «Halliburton», называл запросто – «Халибуртон». Так что… возможно, это тоже какой-нибудь «халибуртон» и есть. Особенно в сочетании с сообщением о «специфичности товава» – так что все это внушало некое подобие надежды…

– Еду, – сказал я.

Путь до диаметрально противоположной конечной станции метро, особенно с заездом в «Патиссон» за «экземплявчиком», выдался и впрямь неблизким. На открытом участке пути автор, мрачно упершись лбом в стекло, наблюдал за кипевшей снаружи весной, параллельно в самых отвратительных деталях представляя имевший место в тридцати верстах от него процесс переклички на «войне»: «Лебедев… Лебедев!!! Так, опять, что ли, нету? Ну-ну. В принципе, военная подготовка – дело добровольное, как вы все прекрасно помните, товарищи курсанты. Так что годик в „сапогах“ по окончании, думаю, для студента Лебедева будет в самый раз. Обратите внимание, что я называю его „студент Лебедев“, а не „курсант“…» и так далее. Наконец, двери распахнулись – и я принял тактичное предложение механического голоса освободить вагоны.

На улице по-прежнему бушевала весна. Солнце отчаянно слепило глаза, после опостылевших снега и грязи ветер наконец-то весело гнал по асфальту первую пыль, заодно задувая под укорачивавшиеся день ото дня юбки барышень. Впрочем, всё это ликование природы было не по душу автора. Выйдя из метро, он выполнил предписанный ему поворот направо, краем глаза успев отметить, что зданий, хотя бы отдаленно напоминающих «бизнес-центр», поблизости нет и не предвидится. Если не считать, конечно, павильона диспетчерской конечной станции автобусов со скромной вывеской «Мосгортранс. АСУ-Рейс» над дверью…

В который раз кляня, что позволил втянуть себя в радиальную систему координат шагов и поворотов, а заодно и испытывая тягостное предчувствие, я вернулся к метро и снял трубку таксофона.

– Алло, Роберт Аронович! Это Михаил… Я уже вышел, только никакого «Абурдон-Иссури» что-то не вижу… Будка есть конечной, на ней «АСУ-Рейс» какой-то…

– Миша, так это он и есть! – радостно возопил Роберт Аронович, – Я же вам так свазу и сказав!!! Заходите, и втовая двевь свева!!!

– Твою ма-а-ать, – протянул я, даже не заботясь, опущена ли уже трубка на рычаг, – Вот тебе и «Абурдон»… вот же черт картавый, а?! Иссури… Оставалось выяснить теперь лишь насчет «специфического товара», и воображение уже любезно рисовало мне самые прекрасные варианты развития событий.

Водилы, рубившиеся в домино за каким-то колченогим столом, взглянули на меня с явным любопытством. Очевидно, столь интеллигентные молодые чемоданы были в данном месте не самыми частыми гостями. Пискнув им на всякий случай нечто вроде «Здрасссь…», я мышкой прошмыгнул к указанной мне двери, распахнул ее, решительно шагнул внутрь помещения и…

Выглядело место сильно. Напоминая то ли подвал какого-нибудь банка после удавшегося «ограбления века», то ли жилище помешавшегося на почве сохранности нажитого имущества подпольного миллионера. Все четыре стены до самого потолка были заставлены сейфами самого разнообразного калибра, двери многих были маняще полуоткрыты. От удивления я даже присвистнул. И тут же откуда-то из дальнего полумрака вынырнул и сам хозяин всего этого отливающего сталью великолепия.

– А, Миша, довогой – я Вас уже заждався!!! Пвисаживайтесь к столу!!!

В указанном интерьере Роберт Аронович смотрелся более чем гармонично. Костюмчик годов выпуска, не соврать бы, возможно, что и семидесятых, венчали снизу едва ли не домашние тапочки. Что же касаемо галстуха, то такую линялую удавку даже известный своим непритязательным вкусом Старина – и тот постеснялся надеть бы даже на «войну», буде он бы ее посещал… «Впрочем, – подумал я, – это поверхностный взгляд на вещи. Ведь, если вдуматься, то настоящие подпольные миллионеры и должны выглядеть именно так… неброско».

– Знаете, Миша, – сразу перешел к делу Роберт Аронович, – в посведнее ввемя товговля у меня идет ни шатко, ни вавко. Вот я и подумав, что Ваша газета с таким контингентом читатевей, как вы вчева мне квасочно описави – должна заинтевесоваться моим товавом.

Я вежливо обернулся, и взгляд мой упал на сейф такого формата, что поместиться там могли бы оба собеседника, дополненные еще, скажем, сравнительно щуплым Оборотняном – и то без особой тесноты.

– Да-а-а… – уважительно согласился я, – Ведущие представители российской и зарубежной бизнес-элит…

– Я, с Вашего вазвешения, хотел бы пвосто бовее подвобно ознакомиться с Изданием…

– Конечно, конечно, – заторопился я, вытаскивая из рюкзачка бережно сложенную сегодняшнюю газетку и протягивая ее через стол, – Прошу Вас.

Роберт Аронович принял подношение, внимательно осмотрел первую страницу, затем раскрыл вторую – и неожиданно углубился в чтение.

Автор в который уже раз за текущий день (и, забегая вперед, заметим, что далеко не в последний) испытал настоящий культурологический шок. Мало того, что любезный Роберт Аронович оказался первым человеком на Лун.. (зачеркнуто) первым, кто самостоятельно вышел на «обратную связь» – он же и уверенно захватил лидерство в номинации «Первый читающий газету «The Moscow star». Во всяком случае, делающий ЭТО осмысленно и непосредственно на глазах героев данного повествования. Да, суммарный вес «экземплявчиков», нашими стараниями распространенных среди потенциальной клиентуры, по самым скромным прикидкам превышал уже несколько тонн, но… Большинство подписчиков, как вы уже знаете, ограничивались коротким, но чувствительным потрясением от лицезрения воочию «российского лидера на рынке англоязычной прессы». И лишь малая часть из них находила затем в себе моральные силы перелистать из вежливости хотя бы несколько страниц.

Более того, сознаюсь честно: мы и сами никогда не читали газету «The Moscow star», и весь свой «квасочный» рассказ о ней базировали в основном на материале Вводной лекции маэстро Оборотняна. В принципе, оно было и понятно, поскольку издание, напомню, в своем «рубрикаторе» старательно избегало таких актуальных разделов, как кроссворд, гороскоп, полезные житейские советы и фотографии молодых читательниц «топлесс». То есть, если объективно смотреть на вещи, было по «концепции» своей абсолютно бессмысленным. Что касаемо непосредственно содержательной части, то, насколько можно было судить, дружный журналистский коллектив «лидера» не сообщал читателю ничего такого сокровенно эксклюзивного, о чем нельзя было бы узнать из иных, русскоговорящих, так сказать, медиа-источников. Возможно, конечно, что сама форма подачи материала отличалась каким-нибудь изысканным стилем, но, к сожалению, оценить именно что «стиль» наш базовый научно-технический английский позволял едва ли.

Роберт Аронович меж тем продолжал изредка переворачивать страницы, всякий раз тщательно слюнявя палец с давно нестриженым ногтем, и складывалось такое впечатление, что заканчивать трогательное мероприятие знакомства он не собирается. «Отец, ты бы закруглялся уже что ли, – нервно подумал автор, – Тут ведь все-таки не выездная изба-читальня». И, будто бы уловив эту мысль, Роберт Аронович извлек откуда-то из недр себя ручку (причем, клянусь – едва ли не «перьевую», предназначенную еще для окунания в чернильницу!) и, задумчиво почесав ею за ухом, изготовился, видимо, делать на полях какие-то важные для себя примечания. Тотчас перед глазами возник светлый образ «полкана» на «войне», делающего в этот же самый миг против моей фамилии скорбные для меня пометки – и мне с трудом удалось отогнать от себя это тягостное видение.

Наконец, Первый Читатель добрался до заключительной страницы, затем с некоторым даже сожалением во взгляде отложил газету в сторону – и неожиданно произнес:

– Ну что ж, Миша, спасибо Вам большое. Пвимевно так я себе всё и пведставляв. Думаю, я дам у вас векламу…

* * *

Аа?! – только и выдавил я из себя в стиле незабвенного Промокашки, с трудом возвращаясь то ли из вымышленного мира в реальность, то ли наоборот, – Ааа?!!!

– Я гововю – я вазмещу у вас несколько векламных объявлений. Миша, Вы удиввены?

Я тяжело сглотнул пересохшим горлом – и кое-как выдавил из себя:

– Да нет, отчего же… Это, в конце концов, моя работа…

Нет нужды скрывать, что я тысячу раз в самых мельчайших мизансценах представлял себе свой Первый Контракт. Вот я, поспешая, но в меру, движусь по Ленинскому проспекту в сторону Штаб-квартиры. В моем верном рюкзачке – годовой рекламный бюджет какого-нибудь Microsoft (ну или Apple, что в данном случае одно и то же). Отмыкаю кодовой замок на подъезде, поднимаюсь на лифте, с гордо поднятой головой захожу в Отдел. Под недоумевающими взглядами бездельничающих сотрудников демонстративно усаживаюсь на стол к давешней сексуальной аферистке, складываю руки на груди и делаю загадочное лицо. В комнату вбегает спешно вызванный с переговоров Оборотнян, взор его, как всегда, недоволен и язвителен, мол, «ну что там еще? Опять какой-нибудь хренов автосалон?» В ответ на что я молча вынимаю из рюкзачка Контракт и эффектным движением швыряю его Мастеру прямо в рожу – «Да на… ННННАААА!!!»

Потом домой. «Как дела?» – спросит мама. «Да так, – отвечу я небрежно, – Собирайся, поехали…» «Куда?» – недоуменно спросит мама. «Да туда, – отвечу я слегка утомленным голосом, – Куда, в общем, хочешь! Переезжаем мы, мать! В центр! В остроактуальную „сталинку“! Ну или во всяком случае – хотя бы поближе к метро. Хороша, конечно, наша рабочая окраина, но теперь уж – ноблес оближ, сама понимаешь. То положение, которое ко многому обязывает!»

И наконец – в родное научно-техническое заведение. Причем на такси, да не так, как Армеец, от ближайшей платформы электрического поезда, во имя одних лишь понтов – а прямо от дома. А еще лучше – сразу из редакции. Просто потому, что на машине удобнее, да и подустал я сегодня… Остановиться прямо посредине, собрать вокруг себя знакомых мужиков и, свесив ноги с переднего сиденья, веско сообщить им: «Да, вот так вот, мужики… ВОТ ТАК!!!»

Ну и что касается нашего друга Армейца, то в качестве эффектного финала, надо бы, думается…

– …думается, Миша, что две по одно твидцать втовой будет в самый ваз!!!

– Аааа??!! – еще раз просипел я. Со звоном лопнул хрустальный сосуд Мечты, и остатки воспаленного мозга брызнули во все стороны.

– Да, по одной твидцать втовой… ведь меньше-то у вас фовмата нет, а давать векламу один-единственный ваз я не вижу ни мавейшего смысла! – гордо продекларировал Роберт Аронович свою жизненную позицию.

– Да, – кое-как выдавил я из себя. – В смысле – нет. В том смысле, что меньше нет… и смысла тоже нет…

– Миша, я очень вад тому, как быство мы с вами нашли общий язык! – искренне обрадовался Роберт Аронович, – Какие от меня потвебуются усивия?

– Контракт надо бы подписать, – вспомнил я, потихоньку возвращаясь теперь понятно уже что в реальность, и извлек из рюкзака заботливо приготовленный для меня Стариной документ. С какого числа Вы хотите начать?

– С бвижайшего возможного и начнем…

Характерно, что о «ближайшем возможном», несмотря на все Опыт и Мастерство, представление я имел самое туманное. Хвала Провидению, оно не оставило меня в эту решительную минуту и услужливо подсказало, что послезавтрашний день в качестве заявленного будет в самый раз. Во второй раз Контракт удалось заполнить уже много лучше, чем в первый – ну или, во всяком случае, избежать постыдных зачеркиваний и ошибок в английских словах. Потуги мои были оценены должным образом: Роберт Аронович аккуратно принял бумагу и вновь погрузился в чтение. По счастью, теперь процесс ознакомления не затянулся, Роберт Аронович поднялся с места и исчез где-то в полумраке.

Вернулся он через минуту и торжественно протянул Контракт обратно: теперь тот «слева – с их» был украшен ярко-синей печатью и размашистой подписью в половину печатного листа. Я благоговейно, стараясь навсегда сохранить в памяти этот миг, уставился на них…

– Миша, всё в повядке? – с некоей даже тревогой осведомился Роберт Аронович.

– Да-да, разумеется, – спохватился я.

– Тогда вот Ваши двести доллавов! – и он аккуратно положил ИХ передо мною на стол…

Я колебался. С одной стороны, твердое наставление Оборотняна к живым деньгам руками не прикасаться ни в каком случае – так и маячило перед глазами. С другой – слишком свежи еще были в памяти трагические последствия одной непредумышленной затяжки времени в примерно схожем игровом эпизоде… и, взвесив все pro и contra, я решительно занес было клешню над Суммой…

– Миша, а пвиходник Вы же мне дадите? – неожиданно спросил Роберт Аронович.

«Вот чёрт… – тут же подумал я, так и замерев с выброшенной вперед, на манер „зиги-заги“, рукой, – Отец, тут судьба всего человечества на кону – а ты с каким-то „приходником“. Тем более, я даже не знаю, что это такое…»

– Нет, – честно сознался я, – Я забыл. Разошлись все вчера, приходники-то… Но если хотите, то сегодня через пару часиков…

– Очень ховошо, – улыбнулся Роберт Аронович, ловким движением фокусника выхватив ДВЕСТИ из-под почти уже обрушившейся на них пятерни, – Тогда я жду Вас, Миша, бвиже к вечеву!!!…

Поспешая, хотя и не очень, я двигался вдоль Ленинского проспекта Столицы. Торопиться мне было особенно некуда: звонок в Штаб-квартиру показал, что наши с Маэстро подлетные времена к ней должны были быть практически одинаковы. Преодолев кодовый замок и поднявшись на пятый этаж, я робко вошел в отдел и скорбным голосом произнес:

– Здравствуйте. Мне бы Сергея Оборотняна увидеть…

Тотчас давешняя сексуальная аферистка выдала мне в затылок презрительно-фыркнувший взгляд и вновь углубилась в процесс маникюра.

– Его нет, – ласково сообщил мне господин Директор по Рекламе всея Москоу стар.

– Я бы подождал его, – промямлил я, с горечью понимая, что момент гордо усаживаться задницей на стол все-таки еще не настал…

– Пожалуйста, – еще более ласково разрешил Директор, – Только не могли бы Вы обождать его где-нибудь за…

Тут, по счастью, временно прерывая мои муки, в Отдел стремительно ворвался сам Маэстро. Помня о провозглашенном им самим принципе «Работа превыше всего!», он лишь слегка кивнул окружающим и сразу направился ко мне:

– Ну, что там у тебя? Принес чего-нибудь?

– Да, – тихо сознался я, – Контракт…

– Опять какой-нибудь хренов автосалон на краю Земли?! – весело вопросил Маэстро.

– Нет. Компания по продаже сейфов, – сказал я, вынимаю заветную бумагу, и почти шепотом добавил, – Две по одной тридцать второй…

Тотчас аферистка за моею спиною громко прыснула в кулак, а прочие присутствующие глумливо заулыбались. И даже непробиваемый Маэстро Оборотнян, казалось, слегка покраснел от стыда за своего питомца. Повторюсь, думаю, что невзирая ни на что, в вопросе представления себе моего Первого Контракта он был со мною практически солидарен… ну, разве что без швыряния оного в рожу.

– Ладно, пойдем выйдем в коридор, там поговорим… – наконец, сказал он.

Выслушав доклад, Оборотнян решительно замотал головой:

– Не, не, не. Сегодня никак. Еще двое переговоров по плану…

– Сергей!!! – взмолился я на всю лестничную клетку, – Ну ведь уйдет же!!! Опять выйдет как в прошлый раз!!! Дай хотя бы этот самый «приходник» тогда!!!

– И «приходник» дать не могу. Это же отчетный финансовый документ!!! (как всегда на голубом глазу сказал правду Оборотнян – прим. авт.)

– Ну Серег!!! Ну первый же!!!

– Ладно, – наконец-то смилостивился Мастер, – Только быстро. Куда ехать?

– Две минуты от метро, – правдой на правду ответил я.

…Всю дорогу до диаметральной рабочей окраины он смотрел на часы и кидал в мой адрес сверлящие взгляды. Я извивался ужом и в ответ на них свирепо прокручивал в мозгу варианты физической расправы с последующим изъятием коварного «приходника». Наконец, мы прибыли на конечную, и нас вновь пригласили на выход…

По счастию, в этот раз всё прошло гладко. При извлечении на свет «приходника» я на мгновение оторопел, так как из всех предоставленных Оборотняном документов выглядел он наиболее невзрачно – но, как выяснилось, Роберта Ароновича удовлетворил целиком и полностью. Двести долларов были получены, руки торжественно пожаты – и мы вышли в начинавший уже заниматься нежный весенний вечер.

– Я это, Серег, – произнес я, собрав в кулак все наличествовавшее мужество, – Деньги-то? В смысле – долю свою? Ты же сам тогда говорил – сразу, как от клиента поступает… Без вопросов, и всё такое прочее?..

Оборотнян остановился и внимательно посмотрел на меня, будто бы даже и не ожидал такой мелочности. Потом покачал головой, порылся где-то во внутреннем кармане куртки и, на всякий случай обернувшись, вытащил на свет божий…

Из западных фильмов нам хорошо было известно, что американские гангстеры (ну, например, в исполнении Джона Траволты – прим. авт.) носят наличность в виде так называемой «котлеты», скрученными в трубочку. Но Сергей Оборотнян, как уже отмечалось, был мальчиком из интеллигентной семьи, и деньги он носил тоже по-интеллигентному – то есть в обычной пачке. На каковую пачку я тут же и потрясенно уставился. Было отчего – такой аккуратно сложенной пачечкой при желании и некоторой ловкости можно было бы запросто перешибить хребет молочному поросенку. Не в силах оторвать от нее взора, я только жадно втянул ноздрями воздух…

– Как я тебе дам твои пятнадцать? – вопросил Оборотнян, – Если у меня тут «сотки» одни… разменяю вот, тогда и отдам. Тем более, в субботу у нас с вами Совещание, Курбскому, кстати, скажи. Поговорить надо… там и отдам. И макет завтра у этого твоего взять не забудь…

– Какой-такой «макет»? – спросил я. Автор был еще настолько наивен, что полагал, будто бы реклама в газете, раз уж обо всем «договорено», возникает само собой (хотя в принципе, он и сейчас так полагает – прим. ред.).

– Какой-какой… – начиная раздражаться, сказал Оборотнян, – Чего в газете печататься-то будет. Он же сказал, чтобы завтра с утра ты подъехал за дискетой.

Оказывается, от всех переживаний заключительные аккорды беседы напрочь вылетели у меня из головы.

– …ну, ты едешь? Мне пора уже давно…

– Езжай. Я постою…

И автор в задумчивости и уже полном бессилии оперся о какой-то близстоящий забор. Четырнадцать с половиной долларов чистого заработка (и даже милостью Наставника дарованные пятьдесят центов не иначе как «премиальных») временно уезжали от него… но все равно.

Отныне я был «замазан».

В те дни, 8 апреля 1994 года, в далеком и дождливом Сиэтле полиция обнаружила тело трагически и скоропостижно скончавшегося Курта Д. Кобейна. Последнего из рок-героев эпохи (а может – и просто «героев»), который Музыку и Слово ставил выше, чем Деньги и Славу…

Обратного пути – не было.