Текст книги "Блондинка в бетоне"

Стула здесь не было, зато на маленькой полке стояла пепельница и лежала пачка «Клинекса». Использованные салфетки валялись на полу, в кабинке пахло промышленным дезинфицирующим средством вроде того, что используют коронеры. Босх бросил в щель автомата все восемь монет, и видео началось.

Две лежащие в постели женщины целовались и гладили друг друга. Уже через несколько секунд Босх понял, что ни одна из них не похожа на девицу с коробки. Он начал переключать каналы, перепрыгивая от одного совокупления к другому – гетеросексуальному, гомосексуальному, бисексуальному, – каждый раз задерживая свой взгляд ровно настолько, чтобы определить, есть ли на экране женщина, которую он ищет.

Она оказалась на девятой «петле». Босх узнал ее по изображению на коробке, которую купил. Увидев ее в движении, он еще раз убедился в том, что женщина, называвшая себя Отличницей Секса, и есть та самая блондинка в бетоне. На видео она лежала вверх лицом на какой-то кушетке и покусывала пальцы, тогда как пристроившийся у нее между ногами мужчина ритмично в нее входил.

Босх знал, что эта женщина умерла, умерла насильственной смертью, и сейчас, видя, как она подвергается другому виду насилия, он испытывал совершенно неожиданные для себя ощущения – его переполняли грусть и чувство вины. Как и большинство копов, он повидал на своем веку немало зла; к тому же Босх уже смотрел фильмы с участием двух других убитых Кукольником порноактрис. Тем не менее подобное беспокойство охватило его впервые.

На пленке актриса вытащила палец изо рта и начала громко стонать. Схватившись за регулятор, Босх убавил звук. Тем не менее он все еще ее слышал: стоны Отличницы сливались с криками, доносящимися из соседних кабинок – другие мужчины смотрели то же самое шоу. Мысль о том, что это видео по разным причинам кого-то интересует, вызвала у него дрожь.

Сзади неожиданно зашуршала занавеска, и он услышал, как кто-то вошел в кабинку. В тот же миг чья-то рука схватила его за бедро и потянулась к промежности. Босх рванулся за пистолетом, но, повернувшись, увидел, что перед ним женщина, которая меняет деньги.

– Что я могу сделать для тебя, дорогой? – проворковала она.

Босх оттолкнул от себя ее руку:

– Можешь уйти отсюда.

– Ну давай, милый – зачем смотреть телевизор, когда ты можешь сделать это живьем? Двадцать баксов – больше я сбавить не могу. Приходится делиться с начальством.

Она уже вновь прижималась к нему, и Босх даже не мог сказать, от кого сейчас противнее воняет табаком. Ее твердые груди прижимались к его груди. Но тут она внезапно замерла на месте, почувствовав пистолет. Секунду они молча смотрели друг на друга.

– Все правильно, – сказал Босх. – Если не хочешь в клетку, то убирайся отсюда.

– Никаких проблем, офицер, – сказала она.

Отодвинув занавеску, она вышла вон. В этот момент на экране вновь появилось меню – два доллара уже кончились.

Уходя, Босх слышал, как изо всех кабинок доносятся притворно-страстные крики Отличницы Секса.

Глава 8

Двигаясь по шоссе, он пытался представить себе эту жизнь. Какую надежду она лелеяла – словно свечу под дождем, – когда вот так лежала на спине и невидящим взглядом смотрела на копошащегося на ней чужого мужчину? Надежда – это единственное, что у нее оставалось. Босх хорошо знал, что именно надежда заставляет сердце биться. Без нее нет ничего – одна пустота.

Он думал о том, каким образом могли пересечься пути убийцы и жертвы. Возможно, семя похоти и смертоносного желания заронила как раз та «петля», которую он сегодня увидел. Возможно, убийца брал напрокат то же самое видео, которое Босх только что купил за пятьдесят долларов. Был ли это Чёрч или кто-либо другой? Коробка, вспомнил Босх, и остановил машину на бульваре Ван-Найс, в Пакоиме.

Съехав на обочину, он достал коробку из коричневого бумажного мешочка, которым снабдил его маленький. Включив свет, он принялся внимательно изучать поверхность коробки, вчитываясь в каждое слово. Увы, здесь отсутствовал знак копирайта, который мог бы подсказать, когда выпущен фильм – до или после смерти Чёрча.

Затем Босх двинулся на север, в долину Санта-Кларита. Выбравшись на Букет-Каньон-роуд, поехал через жилые кварталы, мимо домов, выстроенных в традиционном калифорнийском стиле. На Дель-Прадо он остановился перед зданием, на котором виднелось объявление риелторской фирмы «Райхенбах реалти».

Сильвия уже больше года безуспешно пыталась продать этот дом. Босх всегда вспоминал об этом с чувством облегчения – ведь иначе ему пришлось бы решать, что им с Сильвией делать дальше.

Сильвия открыла дверь еще до того, как он успел подойти.

– Привет!

– Привет!

– У тебя еще остались дела?

– Так, есть кое-что по работе. Нужно будет сделать пару звонков. Ты поела?

Наклонившись, он поцеловал ее и вошел в дом. На Сильвии было серое платье, которое она любила носить дома, после работы. Распущенные волосы падали на плечи, на осветленных прядях играли отблески света, проникавшего из гостиной.

– Съела салат. А ты?

– Еще не ел. Я бы съел что-нибудь вроде сэндвича. Слушай, я очень извиняюсь. С этим судом, а теперь с этим новым делом… ну, ты понимаешь.

– Ничего страшного, я просто по тебе скучала. Прости, что я так разговаривала по телефону.

Она обняла его и поцеловала. С ней он чувствовал себя легко и непринужденно. И это было прекрасно – такое вот ощущение. Раньше он никогда его не испытывал и иногда забывал о нем, когда находился от нее далеко. Но как только он возвращался к ней, возвращалось и это чувство.

Взяв Гарри за руку, она отвела его на кухню и, велев садиться, принялась готовить сэндвич. Поставив на плиту сковородку, она зажгла газ, потом положила на сковороду четыре куска бекона. Пока они жарились, Сильвия нарезала помидор вместе с авокадо и уложила их на листья салата. Встав, Босх достал из холодильника банку пива и поцеловал Сильвию в шею. И тут же отступил, раздраженный воспоминанием о том, как та женщина схватила его сегодня в кабинке. И надо же было этому случиться!

– Что такое?

– Да нет, ничего.

Она положила в тостер пару кусков хлеба с подсолнечным маслом и сняла бекон со сковородки. Через несколько минут она положила сэндвич на стол, а сама села рядом.

– Кому ты должен позвонить?

– Джерри Эдгару и, возможно, одному парню из полиции нравов.

– Ого! Она что, снималась в порно, эта новая жертва?

Когда-то Сильвия была замужем за копом и теперь сама мыслила, как коп. Босху это в ней нравилось.

– Думаю, что да. На нее есть одна зацепка. Но у меня суд, поэтому мне придется им ее отдать.

Она кивнула. Ее не нужно было просить не задавать слишком много вопросов – она всегда знала, когда нужно остановиться.

– Как дела в школе?

– Прекрасно. Ты ешь, ешь. Побыстрее сделай свои звонки, потому что я хочу, чтобы мы забыли о суде, школе и твоем расследовании. Давай откроем вино, зажжем свечи и ляжем в постель.

Он улыбнулся в ответ.

Свечи всегда служили у нее сигналом к тому, чтобы заняться любовью. Босх вдруг понял, что сам никогда никаких сигналов не подавал – почти всегда инициативу проявляла она. Его беспокоило то, что их отношения, возможно, базируются исключительно на тайнах и фигурах умолчания. Босх надеялся, что это все же не так.

– Ты уверен, что все в порядке? – спросила она. – Ты выглядишь подавленным.

– Все хорошо. И сэндвич очень вкусный. Спасибо.

– Сегодня звонила Пенни. Два человека заинтересовались покупкой, так что она собирается в воскресенье показать им дом.

Все еще продолжая есть, он молча кивнул.

– Может быть, мы можем куда-нибудь уйти на день? Не хочу быть здесь, когда она будет их водить по дому. Мы даже можем уехать в субботу и где-нибудь переночевать. Тогда ты сможешь передохнуть от всего этого. Мне кажется, «Одинокая сосна» вполне подойдет.

– Звучит неплохо. Но давай сначала узнаем, что происходит.

Когда она ушла в спальню, Босх позвонил в бюро. Трубку взял Эдгар.

– Ну, я насчет той штуки, которую показывали по телевизору, – изменив голос, сказал Босх. – Той, у которой нет имени.

– Вы можете нам помочь?

– Конечно.

Чтобы сдержать смех, Босх прикрыл рот рукой. Только сейчас он понял, что не продумал свою линию поведения, и теперь лихорадочно пытался что-нибудь изобрести на ходу.

– Ну и кто же это, сэр? – нетерпеливо спросил Эдгар.

– Это… это…

– Это кто?

– Зануда Паундз!

Босх расхохотался, и Эдгар легко догадался, кто с ним говорит. Шутка получилась глупой и даже не слишком смешной, но оба тем не менее засмеялись.

– Чего ты хочешь, Босх?

Отсмеявшись, он наконец сказал:

– Просто решил проведать. Ты звонил Рэю Море?

– Не-а, я позвонил в «нравы», и там сказали, что он сегодня вечером не работает. Собираюсь поговорить с ним завтра. А у тебя как дела?

– Думаю, я узнал ее имя. Я позвоню Море домой, чтобы он сразу вытащил все, что они на нее имеют.

Назвав Эдгару имя жертвы, он услышал в ответ его смех:

– Что ж, по крайней мере, это оригинально. А откуда… с чего ты взял, что это она?

Босх понизил голос, чтобы его не было слышно в спальне:

– Я видел «петлю», и потом, у меня есть коробка от видео с ее изображением. Там она похожа на то гипсовое лицо, что у тебя есть. Парик немного не тот, но я все же думаю, что это она. Коробку я завезу тебе завтра по дороге в суд.

– Отлично.

– Может быть, Мора сможет пораньше выяснить для тебя ее настоящее имя и найти отпечатки пальцев. Возможно, у нее была лицензия на развлечения для взрослых. Ничего, если я ему позвоню?

– Нормально. Ты же его знаешь.

Разговор окончился. У Босха не было домашнего телефона Моры, поэтому он позвонил в детективную службу, назвал свое имя и номер удостоверения и попросил, чтобы его соединили. Это заняло около пяти минут, и после третьего гудка Мора снял трубку. Дышал он как-то учащенно.

– Это Босх. У тебя есть минутка?

– А, Босх! Что случилось, парень?

– Как твой бизнес?

– Все еще сосет.

Он рассмеялся над тем, что, вероятно, было профессиональной шуткой.

– На самом деле дела идут все хуже и хуже. Видео все губит, Босх. Индустрия разрастается, а качество продукции все падает. О качестве больше никто не заботится.

Мора говорил так, словно сам был сторонником порно.

– Я скучаю по тем прокуренным театрикам в Кауэнге и Хайленде. Тогда мы лучше справлялись с ситуацией – по крайней мере, я. А как там суд? Я слышал, вы наткнулись еще на один случай, который похож на работу Кукольника. Что там происходит? Как такое…

– Вот поэтому я и звоню. У меня есть имя – мне кажется, это по твоей части. Я имею в виду имя жертвы.

– И как же ее зовут?

– Отличница Секса или, возможно, просто Мэгги.

– Угу, я о ней слышал. Некоторое время она пользовалась популярностью, а потом – ты прав – то ли исчезла, то ли бросила эту работу.

Босх ждал продолжения. Ему показалось, что в трубке послышался еще чей-то голос, и Мора попросил его минуту подождать. Что было сказано, Босх не разобрал и не понял также, звучал этот голос вживую или по телевизору и кто говорил – мужчина или женщина. Это навело его на мысль о том, чем Мора занимался до его звонка. По управлению ходили слухи, что Мора слишком тесно связан с той самой сферой, экспертом в которой он являлся. Это была обычная для копов болезнь. Тем не менее Босх знал, что в первые годы службы в «нравах» Мора успешно отразил все попытки перевести его на другой участок, ну а теперь, когда он накопил такой опыт, было бы просто нелепо его куда-то передвигать. Он был специалистом в том, что делал, поэтому должен был здесь и остаться.

– Хм, Гарри, я даже не знаю. Думаю, что она была популярна года два назад. Да что я говорю – если это она, значит это не может быть Чёрч. Ты понимаешь, что я имею в виду? Не знаю, как это стыкуется с тем, чем тебе приходится сейчас заниматься.

– Не беспокойся об этом, Рэй. Если ее убил не Чёрч, то убил кто-то другой, и мы все равно его найдем.

– Конечно. Давай тогда продолжим. Между прочим, как ты ее вычислил?

Босх рассказал ему о своем визите в «Марку Икс».

– Угу, я знаю этих ребят. Тот, что побольше, – племянник Карло Пинци, Джимми Пинци. Они называют его Джимми Штырь. Он кажется полным дураком, но на самом деле именно он управляет тем, вторым, – маленьким, которого зовут Розовым. Присматривает там за порядком. Маленького зовут Розовый за розовые очки. Розовый и Штырь. Так у нас записано. И кстати: они взяли с тебя монет на сорок больше, чем стоит это видео.

– Я так и подумал. Да, я вот о чем собирался тебя спросить: на коробке от видео нет знака копирайта. Должен ли он быть на видеозаписи и можно ли как-то выяснить, когда она была сделана?

– Обычно на коробке не ставят копирайт – клиентам нужна свежатинка. Если они увидят, что видео снято года два назад, то купят что-нибудь другое. Это скоропортящийся товар. Так что никаких дат. Иногда их нет даже на видеокассете. В любом случае у меня в конторе есть каталоги за последние двенадцать лет. Так что дату я выясню – нет проблем.

– Спасибо, Рэй. Возможно, я не смогу сам зайти – у меня суд. Тогда к тебе заглянет парень из «стола убийств», Джерри Эдгар.

– Хорошо, Гарри.

Босх, которому больше нечего было спрашивать, уже собирался было прощаться, когда Мора сам нарушил молчание:

– Знаешь, я много об этом думал.

– О чем?

– О спецгруппе. Жаль, что в тот вечер я рано ушел и не смог быть вместе с тобой. Кто знает – может, мы взяли бы этого парня живым.

– Угу.

– Тогда не было бы суда – я имею в виду, над тобой.

Босх молча разглядывал фотографию на коробке из-под видео. Лицо женщины было повернуто вбок – так же, как у гипсовой скульптуры. Это она – он был в этом уверен.

– Рэй, а по одному имени – Отличница Секса – ты можешь выяснить ее настоящее имя, получить отпечатки пальцев?

– Конечно могу. Независимо от того, что думают об этом деле вообще, тут есть легальный продукт и нелегальный продукт. Эта Отличница Мэгги, похоже, успела распределиться на работу в легальный мир. Она выбралась из «петель» и прочего дерьма и попала в серьезное видео для взрослых. Это означает, что у нее, вероятно, были свой агент и лицензия на развлечения для взрослых. Они обязаны иметь их, чтобы подтвердить, что им больше восемнадцати лет. Стало быть, в лицензии должно быть указано ее настоящее имя. Я могу просмотреть эти лицензии и ее найти – там есть фотографии. Дай мне пару часов, и я ее найду.

– Ладно, хорошо. Может, ты сделаешь это утром и, если Эдгар к тебе не заскочит, отправишь отпечатки в голливудский «стол убийств»?

– Джерри Эдгар. Я это сделаю.

Несколько секунд они молчали, думая о том, что сейчас делают.

– Эй, Гарри!

– Да?

– В газете сказано, что там была еще одна записка, – это верно?

– Угу.

– Это не подделка? Мы что, прокололись?

– Еще не знаю, Рэй, но все равно ценю, что ты говоришь «мы». Большинство указывает на меня одного.

– Да, слушай, я должен тебе сказать, что сегодня получил повестку от этой суки Мани.

Это не удивило Босха, поскольку Мора входил в состав спецгруппы.

– Об этом не беспокойся. Вероятно, она вызывает всех, кто был в составе спецгруппы.

– Ладно.

– Но все-таки, если сможешь, постарайся не выдавать эту новую информацию.

– Насколько смогу.

– Прежде чем спросить, она должна знать, что спрашивать. Я просто хочу некоторое время поработать над этим и понять, что оно означает.

– Никаких проблем, парень! Мы-то с тобой прекрасно знаем, что убит тот, кто надо. Не сомневайся в этом, Гарри.

Босх, однако, понимал, что сомнения все-таки есть. Мору мучили те же самые вопросы, что и его самого.

– Тебе завезти завтра эту коробку – чтобы ты знал, как она выглядит, прежде чем начать поиск?

– Нет, не надо. Как я уже говорил, у нас есть любые каталоги. Я только взгляну на «Сыщиков из склепа» и сразу все найду. А если нет – посмотрю в журналах агентства.

Разговор закончился, и Босх закурил сигарету, хотя Сильвия не любила, когда он курит в доме. Не то чтобы это было так для нее важно – просто она считала, что потенциальных покупателей можно отпугнуть, если они решат, что здесь жили курильщики. Несколько минут Босх просидел один, счищая этикетку с пустой пивной бутылки и размышляя о том, как быстро все может измениться. Четыре года верить во что-то, а затем убедиться, что ты не прав.

Захватив с собой бутылку вина и два бокала, он отправился в спальню. Сильвия лежала в постели, накрытая простыней, доходившей ей до обнаженных плеч. При свете лампы она читала книгу под названием «Никогда не позволяй им видеть, как ты плачешь». Подойдя к постели, Босх присел рядом с ней и налил вина в бокалы. Они чокнулись и сделали по глотку.

– За победу в суде! – сказала она.

– Звучит неплохо.

Они поцеловались.

– Ты опять там курил?

– Извини.

– Что, плохие новости? Я имею в виду звонки.

– Нет. Просто всякая ерунда.

– Может, поговорим?

– Не сейчас.

С бокалом в руке он прошел в ванную и наскоро принял душ. Вино, которое до сих пор казалось прекрасным, после чистки зубов стало отвратительным на вкус. Когда он вышел из ванной, лампа была уже погашена, а книга отложена в сторону. На тумбочках и комоде горели свечи в серебряных подсвечниках, украшенных звездами и полумесяцами. Дрожащие язычки пламени в немой какофонии отбрасывали неясные блики на стены и занавески.

Сильвия теперь лежала на трех подушках, простыня была отброшена в сторону. Тоже совершенно обнаженный, Босх несколько мгновений постоял возле кровати, с улыбкой глядя на Сильвию. Он считал ее прекрасной: стройное загорелое тело казалось почти девичьим. У Сильвии были небольшие груди и маленький плоский живот. Грудь была испещрена многочисленными веснушками – в юности Сильвия чересчур много времени провела на пляже.

Он был на восемь лет ее старше и выглядел на свой возраст, чего, однако, не стыдился. В свои сорок три года он все еще имел плоский живот, а тело бугрилось мышцами: Босх накачал их не в спортзалах – он нарастил их, ежедневно исполняя тяжкий долг. Как ни странно, волосы на теле седели у него быстрее, чем на голове. Сильвия нередко поддразнивала его, обвиняя в том, что он красит волосы – из тщеславия, которым, как они оба хорошо знали, он вовсе не обладал.

Когда он лег рядом с ней, она погладила пальцем сделанную во Вьетнаме татуировку и шрам от пули, угодившей ему в левое плечо несколькими годами раньше. Каждый раз, когда они были вместе, она всегда вот так проводила пальцем по этому шраму.

– Я люблю тебя, Гарри, – сказала она.

Повернувшись, он горячо ее поцеловал. Прикосновение ее теплой кожи помогало ему освободиться от тревог сегодняшнего дня и стоявших перед глазами сцен насильственной смерти. «Я люблю тебя», – подумал он, но вслух этого не сказал.

Глава 9

Если во вторник для Босха все складывалось удачно, то на следующее утро все пошло наоборот. Первое из несчастий разразилось в кабинете судьи Кейеса, когда, с полчаса поизучав в одиночестве записку, якобы написанную Кукольником, он собрал там клиентов и адвокатов. До этого Белк в течение часа протестовал против приобщения записки к делу.

– Я прочитал записку и учел все возможные аргументы, – сказал Кейес. – Я не вижу, каким образом это письмо, записку, поэму – как там ее ни назови – можно скрыть от данного состава присяжных. В ней самая суть дела миз Чандлер – вот в чем вопрос. Я не собираюсь судить, подлинная ли она или написана каким-то ненормальным – пусть об этом судят присяжные. Если смогут. Но поскольку судебное следствие все еще ведется, нет никакого резона ее утаивать. Я даю свое разрешение, и вы, миз Чандлер, можете воспользоваться им в любой момент – при условии, что вы дадите должное обоснование.

– Но, ваша честь… – вскинулся Белк.

– Нет, не будем больше об этом спорить. Давайте пройдем в зал заседаний.

– Ваша честь! Мы ведь не знаем, кто это написал. Как вы можете причислять это письмо к уликам, когда мы не имеем ни малейшего представления о том, откуда оно пришло и кто его послал?

– Я понимаю ваше разочарование и потому предоставляю вам некоторую свободу действий, если только это не перерастет в неуважение к суду. Я сказал, что споры окончены, мистер Белк, и повторяю это в последний раз. Тот факт, что эта неизвестного происхождения записка непосредственно привела к обнаружению тела, имеющего полное сходство с телами жертв Кукольника, сам по себе служит некоторым подтверждением ее аутентичности. А это уже не озорство, мистер Белк. Не шутка. Здесь что-то есть, и присяжные должны на это посмотреть. Пойдемте! Все на выход!

Судебное заседание едва успело начаться, как защита потерпела новое фиаско. Белк, возможно еще не придя в себя после поражения в кабинете судьи, вновь попал в ловушку, хладнокровно расставленную ему Чандлер.

Ее первым свидетелем сегодня был человек по фамилии Вечорек, который засвидетельствовал, что знал Нормана Чёрча достаточно хорошо и уверен, что тот не совершал приписываемых ему убийств. С Чёрчем они двенадцать лет вместе проработали в конструкторской лаборатории, сказал Вечорек. Вечореку было за пятьдесят, его седые волосы были подстрижены так коротко, что сквозь них проглядывала розовая кожа.

– На чем основывается ваша убежденность в том, что Норман не был убийцей? – спросила Чандлер.

– Ну, во-первых, я точно знаю, что он не убивал одну из этих девушек, одиннадцатую по счету, поскольку он находился вместе со мной все то время, когда она… ну, в общем, погибла. Он находился вместе со мной. Потом полиция убила его и повесила на него одиннадцать убийств. Ну, видите ли, поскольку я знаю, что он не убивал одну из этих девушек, то, вероятно, так же врут и насчет остальных. Все это лишь «дымовая завеса», чтобы убивать…

– Спасибо, мистер Вечорек, – сказала Чандлер.

– Я всего лишь сказал то, что думаю.

Тем не менее Белк все равно встал и принялся возражать. Подойдя к кафедре, он стал жаловаться, что все это одни домыслы. Судья с ним согласился, но ущерб был все равно нанесен. Вернувшись на место, Белк принялся листать толстую пачку бумаг, где были записаны показания, данные Вечореком несколько месяцев назад.

Чандлер задала еще несколько вопросов относительно того, где свидетель и Чёрч находились в тот вечер, когда была убита одиннадцатая жертва, и Вечорек ответил, что они вместе с семью другими людьми были в его собственной квартире, где проходила холостяцкая вечеринка в честь одного из их сослуживцев по лаборатории.

– Как долго Норман Чёрч пробыл в вашей квартире?

– Все время, пока шла вечеринка. Она началась примерно в девять вечера, а закончили мы уже после двух часов ночи. Полиция говорит, что эта девушка, одиннадцатая по счету, в час ночи пришла в какую-то гостиницу, где и была убита. Так вот, в час ночи Норман находился у меня.

– А не мог он уйти примерно на час без вашего ведома?

– Никоим образом. Если вы находитесь в одной комнате с восемью парнями и кто-то из них таинственным образом исчезает на полчаса, вы всегда об этом узнаете.

Поблагодарив его, Чандлер села. «Ну, сейчас я его порву, – наклонившись к Босху, прошептал Белк. – Посмотрим, как он сейчас будет выкручиваться».

Взяв с собой записи, он водрузил их на кафедру, словно противотанковое ружье. Вечорек, который носил очки с толстыми линзами, отчего его глаза казались чересчур большими, смотрел на него с подозрением.

– Вы меня помните, мистер Вечорек? Вы помните, как несколько месяцев назад я брал у вас показания?

В виде напоминания Белк потряс в воздухе пачкой бумаг.

– Да, я вас помню, – сказал Вечорек.

– Здесь девяносто пять страниц, мистер Вечорек. И нигде в этих записях не упоминается какая-либо холостяцкая вечеринка. Спрашивается почему?

– Думаю, потому, что вы о ней не спрашивали.

– Ну а сами вы почему молчали? Полиция утверждает, что ваш лучший приятель убил одиннадцать женщин и вы вроде бы знаете, что это ложь, но молчите. Так получается?

– Да, получается так.

– А вы не объясните нам почему?

– Да потому, что вы сами один из них. Я отвечал только на поставленные вопросы. Я не осведоми… гм, не обращайте внимания.

– Тогда позвольте спросить: вы вообще когда-нибудь говорили об этом полиции? Еще тогда, когда Чёрч погиб и во всех газетах писали, что он убил одиннадцать женщин? Вы ведь могли просто снять трубку и сообщить им, что они взяли не того, кого нужно.

– Не мог. В то время я об этом не знал. Я это понял, только когда прочитал книгу, которая вышла в свет года два назад, и там подробно описывались обстоятельства убийства одиннадцатой девушки. Тогда я и понял, что в это время он находился у меня. Я позвонил в полицию и попросил соединить со спецгруппой, но мне сказали, что она давно распущена. Я оставил записку для парня, который, как было сказано в книге, руководил этой группой, – кажется, для Ллойда, но он мне так и не ответил.

Белк громко вздохнул прямо в микрофон, всем своим видом показывая, как ему трудно иметь дело с подобным тупицей.

– Значит, насколько я могу понять, вы говорите присяжным, что через два года после совершения убийств, когда вышла эта книга, вы ее прочитали и внезапно поняли, что у вас есть железное алиби для вашего друга. Я что-нибудь упустил, мистер Вечорек?

– Ну, только один момент – насчет того, что я внезапно понял. Это было не сразу.

– Тогда как же это было?

– Ну, когда я прочитал дату – двадцать восьмое сентября, – это навело меня на определенные размышления, и тогда я вспомнил, что холостяцкая вечеринка в том году была как раз двадцать восьмого сентября и Норман все время находился в моем доме. Я это проверил и позвонил жене Нормана, чтобы сказать, что о нем говорят неправду.

– Вы это проверили? У других участников вечеринки?

– Нет, в этом не было необходимости.

– Тогда как же, мистер Вечорек?

– Я посмотрел видео, которое снял в тот вечер. Там в углу стоят дата и время съемки.

Босх заметил, что лицо Белка слегка побледнело. Юрист посмотрел на судью, потом на свои записи, потом снова на судью. У Босха сжалось сердце. Белк нарушил важнейшее правило, то самое, через которое вчера переступила Чандлер. Он задал вопрос, на который заранее не знал ответа.

Не нужно было быть юристом, чтобы понять, что раз именно Белк привлек внимание к видеозаписи, то теперь Чандлер имела полное право ее исследовать, приобщив к делу в качестве вещественного доказательства. Это была хитрая западня. Поскольку о новой улике ничего не говорилось в письменных показаниях Вечорека, Чандлер должна была заранее проинформировать Белка, что она собирается подвергнуть ее исследованию. Вместо этого она искусно заманила Белка в ловушку и заставила самого ее обнаружить. Теперь он оказался совершенно беззащитным, поскольку услышал о новом обстоятельстве одновременно с присяжными.

– У меня все, – сказал Белк и с поникшей головой вернулся на свое место. Немедленно взяв со стола свод законов, он принялся лихорадочно его листать.

Тем временем Чандлер подошла к кафедре для повторного допроса свидетеля.

– Мистер Вечорек, у вас все еще хранится та запись, о которой вы говорили мистеру Белку?

– Конечно, я взял ее с собой.

Чандлер тут же подала ходатайство о том, чтобы видеозапись показали присяжным. Судья Кейес посмотрел на Белка, который медленно поплелся к кафедре.

– Ваша честь, – с трудом выдавил он, – защита просит десятиминутный перерыв для того, чтобы изучить прецеденты.

Судья посмотрел на часы:

– Вам не кажется, мистер Белк, что это несколько рано? Мы ведь только начали.

– Ваша честь, – сказала Чандлер, – истец не имеет возражений. Мне нужно время, чтобы установить оборудование для просмотра.

– Прекрасно, – сказал судья. – Десять минут для адвоката. У присяжных есть пятнадцатиминутный перерыв, после чего они должны вернуться в зал заседаний.

Встав, Белк продолжал листать тяжелый свод законов. А когда настало время садиться, Босх придвинул свой стул поближе.

– Не сейчас, – сказал Белк. – У меня всего десять минут.

– Вы прокололись.

– Нет, это мы прокололись. Не забывайте, что мы одна команда.

Оставив своего товарища по команде, Босх вышел покурить. Когда он подошел к статуе, Чандлер уже была там. Он все равно закурил, хотя и не стал подходить к ней близко.

Взглянув на него, Чандлер самодовольно ухмыльнулась, и тогда Босх заговорил:

– Вы его обманули, не так ли?

– Обманула, заставив выдать правду.

– Разве?

– Конечно! – Она загасила в песке наполовину выкуренную сигарету. – Мне пора возвращаться, чтобы установить оборудование.

Она снова усмехнулась. Босх не мог понять: то ли она настолько хороша, то ли Белк настолько плох.

Пытаясь не допустить показа пленки, Белк потратил полчаса. Поскольку она не была упомянута в письменных показаниях, говорил он, это новая улика, которую истец не вправе так поздно предъявлять. Судья Кейес отверг его требование, указав на то, что все знают, что именно Белк вытащил ее на свет.

Когда присяжные вновь заняли свои места, Чандлер задала Вечореку несколько вопросов относительно пленки и ее местонахождения в последние четыре года. После того как судья Кейес отклонил очередное возражение Белка, Чандлер поставила перед присяжными видеодвойку с кассетой, которую Вечорек взял у своего друга, сидевшего среди публики. Чтобы не загораживать обзор остальным, Босху и Белку пришлось встать и перейти на места для публики.

Пока они совершали этот маневр, Гарри заметил на задней скамье Бреммера из «Таймс», который слегка ему кивнул. «Интересно, он здесь как репортер или в качестве свидетеля?» – подумал Босх.

Запись оказалась длинной и скучной, хотя и не была непрерывной. Во время вечеринки съемка то прекращалась, то начиналась вновь, но в нижнем правом углу неизменно высвечивались время и дата. Если они были верными, то Чёрч действительно имел алиби на момент последнего из приписываемых ему убийств.

У Босха эта запись вызывала чувство потрясения. Он видел перед собой Чёрча без парика, с головой лысой как у младенца, Чёрч пил пиво и смеялся вместе со своими друзьями. Человек, которого он убил, произносил тосты в честь свадьбы своего друга и выглядел как настоящий средний американец, к числу которых сам Босх никогда не относился.

Запись длилась девяносто минут, и ее кульминацией стало выступление стриптизерши: она пела для будущего жениха, бросая ему на голову нижнее белье, которое последовательно с себя снимала. Чёрч, казалось, был этим весьма смущен и смотрел не столько на женщину, сколько на самого жениха.

Оторвав глаза от экрана, Босх взглянул на присяжных и понял, что эта запись разрушила всю его линию защиты. Он поспешно отвернулся.

Когда пленка закончилась, Чандлер задала Вечореку еще несколько вопросов. Эти вопросы должен был бы задать Белк, но она его опередила:

– Каким образом на пленке фиксируются время и дата?

– Ну, они устанавливаются при покупке, а потом батарейка все делает сама. За все время мне ни разу не приходилось это настраивать.