Текст книги "Блондинка в бетоне"

– Но при желании вы можете установить любое время и дату, я права?

– Думаю, да.

– Тогда допустим, если вы хотите, чтобы ваш друг смог использовать эту запись для доказательства своего алиби, вы можете переставить дату назад, скажем на год, и затем провести съемку?

– Конечно.

– А можно ли проставить дату на уже отснятую пленку?

– Нет. На уже отснятое видео дату проставить нельзя. Это невозможно.

– Итак, в данном случае как бы вы могли это сделать? Как бы вы могли обеспечить Норману Чёрчу фальшивое алиби?

Белк стал возражать на том основании, что ответ Вечорека был бы чисто умозрительным, но судья Кейес отверг его возражение, заявив, что свидетель имеет опыт обращения со своей видеокамерой.

– Ну, теперь, когда Норман мертв, сделать уже ничего нельзя.

– Значит, вы утверждаете, что для изготовления фальшивой записи вы должны были бы вступить с мистером Чёрчем в сговор еще до того, как он был убит мистером Босхом?

– Да. Мы должны были заранее знать, что ему нужна эта запись, он должен был сказать мне, какую дату поставить, и так далее и тому подобное. Все это абсолютно надумано, тем более что вы можете взять газеты за тот год и найти там объявление, что мой друг женится тридцатого сентября. Это покажет вам, что холостяцкая вечеринка должна была состояться двадцать восьмого или где-то в этих числах. Это не подделка.

Судья Кейес согласился с возражением Белка относительно последней фразы как не соответствующей заданному вопросу и велел присяжным ею пренебречь. Но Босх понимал, что в этом нет необходимости. Все они и так знали, что это не подделка. Он тоже это знал. Сейчас он чувствовал слабость и тошноту. Что-то пошло не так, как надо, и он не понимал, что именно. Ему хотелось встать и выйти из зала, но он знал, что это будет таким откровенным признанием вины, что стены суда содрогнутся, словно от землетрясения.

– Один последний вопрос, – сказала Чандлер. В предчувствии победы ее лицо раскраснелось. – Вы знали, что Норман Чёрч носит парик?

– Нет, не знал. Я знаком с ним много лет и никогда не слышал ни о чем подобном.

Судья Кейес передал свидетеля Белку, который взошел на кафедру без своего желтого блокнота. Он явно был настолько расстроен, что даже не сказал: «У меня есть несколько вопросов», а сразу попытался спасти то, что еще можно было спасти.

– Вы сказали, что читали книгу о деле Кукольника и потом обнаружили, что дата на пленке соответствует дате одного из убийств, не так ли?

– Так.

– Вы не пытались искать алиби на другие десять убийств?

– Нет, не пытался.

– Итак, мистер Вечорек, вам нечего сказать относительно остальных связанных с ним дел, которыми занимались многочисленные сотрудники спецгруппы?

– Эта запись ставит под сомнение и все остальное. Ваша задача…

– Вы не отвечаете на вопрос.

– Нет, отвечаю. Если одно из дел оказалось дутым, это компрометирует и все остальные – вы же спрашиваете об этом?

– Мы спрашиваем не об этом, мистер Вечорек. Да, вы ведь сказали, что никогда не видели Нормана Чёрча в парике, это верно?

– Да, я так сказал.

– Вы знали, что он снимает эту квартиру под вымышленным именем?

– Нет, не знал.

– Значит, вы многого не знали о своем друге, не так ли?

– Полагаю, что да.

– Следовательно, если мистер Чёрч был убийцей, которым считает его полиция, и использовал маскировку, как, по мнению полиции, это делал убийца, разве не следует предположить…

– Возражение! – сказала Чандлер.

– …что в квартире…

– Возражение!

– …должно быть что-нибудь вроде такого парика?

Судья Кейес поддержал протест Чандлер против гипотетического допущения и выговорил Белку за то, что он продолжал спрашивать даже после того, как было выдвинуто возражение. Белк стоически выдержал разнос и заявил, что больше вопросов не имеет. Когда он сел, по его лицу стекали струйки пота.

– Это лучшее из того, что вы могли бы сделать, – прошептал Босх.

Проигнорировав его слова, Белк вытащил носовой платок и вытер лицо.

Приобщив к делу видеозапись, судья объявил перерыв. Когда присяжные покинули зал заседаний, к Чандлер быстро подошли несколько репортеров. Босх понимал, что это главный показатель того, как на самом деле идут дела. Журналисты всегда тянутся к победителям, причем явным победителям – таким всегда легче задавать любые вопросы.

– Давайте подумаем вот о чем, Босх, – сказал Белк. – Шесть месяцев назад мы могли бы урегулировать этот вопрос за пятьдесят тысяч. Судя по тому, как пошли дела, это просто семечки.

– Вы сами в это верите, не так ли? – резко повернувшись к нему, сказал Босх (оба стояли возле ограждения, ограничивающего доступ к столу защиты). – Во все это. В то, что я убил не того, и в то, что мы подбросили ему все, что связывало его с убийствами.

– Во что я верю – не имеет значения, Босх.

– Да пошел ты, Белк!

– Как я уже говорил, нам надо кое о чем подумать.

Протиснув свою тушу сквозь ограждение, он направился к выходу. Бреммер вместе с еще одним репортером попытались было к нему подойти, но он от них отмахнулся. Последовав за ним, Босх также отослал репортеров прочь, однако Бреммер от него не отставал.

– Послушай, я ведь тоже рискую. Об этом парне я написал книгу, и если вы ошиблись, мне нужно это знать.

Босх внезапно остановился, так что Бреммер едва на него не натолкнулся. Босх пристально смотрел на репортера. Примерно тридцати пяти лет, полный, с редеющими каштановыми волосами. Подобно многим другим, он попытался компенсировать лысину, отрастив густую бороду, из-за чего стал выглядеть еще старше. Босх заметил у него под мышками темные круги, но хуже всего был даже не запах пота – изо рта у Бреммера ужасно воняло табаком.

– Послушай, если ты считаешь, что мы ошиблись, напиши другую книгу и получи за нее еще сто тысяч долларов. С чего это тебя заботит, тот он или не тот?

– В этом городе у меня есть определенная репутация, Гарри.

– И у меня тоже. Что ты собираешься завтра написать?

– Я обязан написать о том, что здесь происходит.

– Но ведь ты еще и свидетель? Этично ли это, Бреммер?

– Я не свидетель. Вчера она освободила меня от дачи показаний. Я должен только подписать заявление.

– О чем?

– О том, что написанная мной книга содержит, насколько мне известно, лишь правдивую и точную информацию. Что данная информация почти полностью исходит из полицейских источников и прочих документов публичного характера.

– Кстати, об источниках. Кто сообщил тебе о вчерашней записке?

– Я не могу этого сказать, Гарри. Вспомни, сколько раз ты конфиденциально давал мне информацию. Ты же знаешь, что я никогда не раскрываю своих источников.

– Да, я это знаю. А еще я знаю, что меня кто-то подставляет.

С этими словами Босх вошел в лифт и начал спускаться.

Глава 10

Отдел полиции нравов размещался на третьем этаже Центрального полицейского участка. Добравшись туда за десять минут, Босх обнаружил Рэя Мору сидящим за своим столом в помещении для инструктажа с прижатой к уху телефонной трубкой. На столе лежал журнал с цветными фотографиями, изображавшими совокупляющуюся пару. Девушка на фотографиях казалась чрезвычайно молодой. Слушая собеседника, Мора одновременно листал журнал, бросая беглый взгляд на фотографии. Кивнув Босху, он молча указал ему на стул.

– Ну, именно это я как раз и проверял, – сказал он в трубку. – Они просто пытаются спрятать концы в воду. Поспрашивай там и дай мне знать, если что-нибудь нароешь.

Дальше он вновь молча слушал, а Босх так же молча его рассматривал. Фигурой он походил на самого Гарри, только с темно-коричневой кожей и карими глазами. Прямые каштановые волосы были коротко подстрижены; кроме того, он был гладко выбрит. Как и большинство своих коллег, Мора одевался достаточно небрежно: синие джинсы и расстегнутая на груди черная рубашка. Если бы Босх сейчас мог заглянуть под стол, то наверняка увидел бы еще и ковбойские башмаки. На груди Моры висел золотой медальон, на котором был изображен голубь с распростертыми крыльями – символ Святого Духа.

– Как ты думаешь – ты можешь найти мне место происшествия?

Молчание. Покончив с журналом, Мора что-то написал на его обложке, взял следующий и так же принялся его листать.

На картотечном устройстве висел календарь Гильдии исполнителей кино для взрослых. Это были фотографии обнаженной порнозвезды по имени Дельта Буш – на каждый день недели. В последние годы она стала весьма известной благодаря романтической связи с одним из актеров обычного кино. Под календарем стояла религиозная статуэтка, которую Босх определил как Пражского Младенца.

Он знал это потому, что в детстве одна из его приемных матерей подарила ему похожую статуэтку перед тем, как отправить обратно в приют – Гарри оказался не таким, как она надеялась. Подарив ему статуэтку и попрощавшись, женщина сообщила, что это не кто иной, как Маленький царь – святой, который уделяет особое внимание молитвам детей. Интересно, знает ли Мора эту историю, или же статуэтку он поставил здесь просто шутки ради?

– Ты только попробуй, – сказал Мора в трубку. – Добудь мне место происшествия, и можешь становиться в очередь за деньгами из фонда для осведомителей… Угу, угу. Потом.

Он повесил трубку.

– Ну и где же это ты, Гарри?

– Что, Эдгар здесь уже побывал?

– Ушел совсем недавно. Он с тобой говорил?

– Нет.

Заметив, что Босх смотрит на разворот, где две голые женщины стоят на коленях перед каким-то мужчиной, Мора прикрепил к странице желтый самоклеющийся листок бумаги и закрыл журнал.

– Господи, и вот это дерьмо мне приходится постоянно просматривать. Готов поспорить, что этот издатель снимает несовершеннолетних. А знаешь, как я это выясняю?

Босх покачал головой.

– Не по лицу и не по сиськам. По лодыжкам, Гарри.

– По лодыжкам?

– Угу, по лодыжкам. Все дело в них. У молодых цыпочек они совсем гладкие. Обычно по лодыжкам я могу определить, есть ей восемнадцать лет или нет. Потом, конечно, я проверяю это по их свидетельствам о рождении, лицензиям и так далее. Выглядит полным безумием, но помогает.

– Рад за тебя. И что же ты сказал Эдгару?

В этот момент снова зазвонил телефон. Взяв трубку, Мора назвал свою фамилию и несколько секунд молча слушал.

– Сейчас я не могу говорить. Я тебе перезвоню. И где же это ты?

Пометив что-то себе в блокнот, он повесил трубку.

– Извини. Я передал Эдгару ее идентификацию – я имею в виду Отличницу Секса. У меня есть ее отпечатки пальцев, фотографии – в общем, все. Если хочешь, могу показать тебе несколько ее снимков прямо за работой.

Он подвинул кресло к шкафу, но Босх сказал, чтобы он не трудился.

– Как скажешь. В любом случае у Эдгара есть все. Думаю, он уже несет отпечатки к коронеру, чтобы подтвердить идентификацию. Цыпочку звали Ребекка Камински. Бекки Камински. Если бы она была жива, ей было бы двадцать три года. Жила в Чикаго, пока не приехала в Город греха в поисках славы и состояния. Какая потеря, правда? Это была красивая молодая штучка, благослови ее Господь.

В обществе Моры Босх чувствовал себя как-то неуютно, и это чувство было не новым. Когда они вместе работали в спецгруппе, Гарри не покидало ощущение, что для Моры все эти убийства ничего особенно не значат – ну прямо-таки совсем ничего. Детектив просто отрабатывал номер, оказывая помощь в тех случаях, когда это от него требовалось. В своей области он определенно был хорошим специалистом, но для него как будто не имело значения, удастся им остановить Кукольника или нет.

В нем странным образом сочетались набожность и цинизм. Сначала Босх считал, что Мора просто притворяется – за несколько лет до этого подобные игры были в управлении популярны, – но потом понял, что это не так. Однажды он наблюдал, как Мора, приехав на место совершенного Кукольником преступления, перекрестился и беззвучно произнес молитву. Из-за ощутимой неловкости Босх после инцидента с Норманом Чёрчем и роспуска спецгруппы мало контактировал с Морой. Тот вернулся в свой отдел, а Босх был отправлен в Голливуд. Время от времени они виделись в суде либо в «Семерке» или в «Красном ветре». Но даже в барах обычно сидели отдельно, каждый со своей компанией, и лишь посылали друг другу пиво.

– Гарри, по меньшей мере два года назад она еще была жива. Тот фильм, что ты нашел, «Сыщики из склепа», сняли как раз два года назад. Это означает, что Чёрч точно ее не убивал… Возможно, это сделал тот, кто послал записку. Не знаю, хорошая это для тебя новость или плохая.

– Я тоже не знаю.

На время убийства Камински Чёрч имел железобетонное алиби – он был мертв. К этому следовало добавить то бесспорное алиби, которое обеспечивала Чёрчу сделанная Вечореком видеозапись. В итоге ощущение паранойи, которое Босх и без того испытывал, постепенно переходило в панику. Четыре последних года у него не было никаких сомнений по поводу своего поступка.

– Ну а как идет суд? – спросил Мора.

– И не спрашивай. Можно от тебя позвонить?

Босх набрал номер эдгаровского пейджера и послал на него номер телефона Моры. Затем повесил трубку и стал ждать звонка, не зная, что еще сказать.

– Суд есть суд. Ты все еще должен выступать?

– Думаю, да. Мне назначено на завтра. Не знаю, чего она от меня хочет. Меня даже не было в тот вечер, когда ты взял этого ублюдка.

– Ну, ты же работал со мной в спецгруппе. Этого вполне достаточно, чтобы тебя в это втянуть.

– Ну, мы…

Тут зазвонил телефон, и Мора снял трубку, которую сразу же передал Босху.

– Ну и где же ты, Гарри?

– Я здесь, у Моры. Он дал мне информацию. С отпечатками что-нибудь получается?

– Пока нет. Я упустил своего человека из службы идентификации – он уже ушел на обед. Так что отпечатки я оставил здесь. Подтверждение будет сегодня, но попозже. Ждать его я не собираюсь.

– А где ты сейчас?

– У «без вести пропавших». Пытаюсь узнать, сообщали ли об этой девушке как об исчезнувшей.

– И долго ты там будешь?

– Только начал. Приходится перебирать бумажки – на компьютер они перешли всего полтора года назад.

– Я подъеду.

– У тебя же суд!

– Ничего, у меня еще есть немного времени.

Босх ощущал необходимость двигаться, что-то делать. Это был единственный способ хоть как-то избавиться от того ужаса, который его душил, от мысли о том, что он убил невиновного человека. Вернувшись в Паркер-центр, он спустился по лестнице на первый подземный этаж. Отдел по розыску без вести пропавших был небольшим подразделением внутри отдела, занимавшегося розыском лиц, которые скрывались от правосудия. Сидя за столом, Эдгар листал пачку белых бланков.

По этим делам даже не проводилось никакого расследования. Если бы последовало какое-либо продолжение, их подшили бы в папки.

– Пока ничего нет, – сказал Эдгар, после чего представил Босха сидевшему за соседним столом детективу Моргану Рандольфу. Рандольф дал Босху пачку отчетов, и следующие пятнадцать минут он просматривал свидетельства чьих-то утрат, попадавшие в бесчувственные руки полицейского управления.

– Гарри, в описании ищи татуировку чуть повыше задницы, – сказал Эдгар.

– Как ты о ней узнал?

– У Моры были фотографии Отличницы Секса – в действии, как говорит Мора. И там слева от ямочки есть татуировка – Йосемит Сэм[9]9
  Йосемит Сэм – персонаж мультфильмов, получивший имя в честь Йосемитского национального парка, который расположен в штате Калифорния.


[Закрыть], ну, знаешь, из мультфильма.

– А на теле ты ее нашел?

– Не обратил внимания – кожа сильно обесцвечена. Да и сзади я, честно говоря, особо не смотрел.

– А что вообще происходит? Ты как будто говорил, что вскрытие должны были сделать вчера.

– Ну да, так говорили, но потом я позвонил и выяснил, что они все еще приходят в себя после выходных. Тело еще даже не подготовили. Недавно я звонил Сакаи, и после обеда он посмотрит у себя в холодильнике, поищет татуировку.

Босх вернулся к своей пачке. Среди пропавших преобладали молодые люди. Лос-Анджелес как магнитом тянул к себе беглецов со всех концов страны. Впрочем, немало попадалось и местных.

Босх закончил свою пачку, так и не встретив в бумагах имени Ребекки Камински, ее прозвища или схожего описания. Посмотрев на часы, он понял, что должен возвращаться в суд. Но все равно взял со стола Рандольфа еще одну пачку и принялся ее просматривать, слушая, как подшучивают друг над другом Эдгар и Рандольф. Было ясно, что они уже давно знакомы, – Эдгар называл его Морг. Вероятно, они познакомились в Ассоциации черных сотрудников полиции.

Во второй пачке он тоже ничего не нашел.

– Мне надо идти, а то я опоздаю.

– Ладно, парень. Если мы что-то найдем, я дам тебе знать.

– И насчет отпечатков тоже.

– Все будет.

Когда Босх вошел в зал заседаний номер четыре, заседание уже началось. Он тихо открыл дверь, проскользнул внутрь и занял свое место рядом с Белком. Судья негодующе на него посмотрел, но ничего не сказал. Подняв глаза, Босх увидел на месте для свидетельских показаний заместителя начальника полиции Ирвина Ирвинга. На трибуне была Мани Чандлер.

– Неплохо! – прошептал ему Белк. – Опоздать на собственный процесс!

Не обращая на него внимания, Босх слушал, как Чандлер задает Ирвингу общие вопросы о его образовании и службе в полиции. Это были предварительные вопросы, и Босх знал, что ничего существенного не пропустил.

– Послушайте! – снова зашептал Белк. – Если вас все это не беспокоит, притворитесь хотя бы ради присяжных. Я понимаю, что мы говорим всего лишь о деньгах налогоплательщиков, но все-таки нужно действовать так, будто вы можете расстаться со своими собственными деньгами.

– Я работал. К тому же больше такого не случится. Вы же знаете, что я пытаюсь распутать это дело. Может, для вас это и не имеет значения, потому что вы уже все решили…

Чтобы отстраниться от Белка, он откинулся на сиденье. Желудок тут же напомнил ему о том, что обедать сегодня не пришлось. Босх все же попытался сосредоточиться на показаниях свидетеля.

– Кем вы руководите как заместитель начальника полиции? – спрашивала Чандлер.

– В данный момент я руковожу всеми розыскными службами.

– Когда расследовалось дело Кукольника, вы занимали должность на ступень ниже. Вы были помощником начальника, не правда ли?

– Верно.

– В этом качестве вы курировали отдел внутренних расследований, не так ли?

– Да. Отдел внутренних расследований и отдел по работе с персоналом. В сущности, это означает, что я отвечал за подбор и расстановку кадров.

– Каковы функции ОВР?

– Контролировать полицию. Мы расследуем все жалобы граждан, все внутренние жалобы, связанные с должностными преступлениями.

– Вы расследуете инциденты по применению оружия сотрудниками полиции?

– Как таковые – нет. Первоначальное расследование проводит группа по инцидентам, связанным с применением оружия сотрудниками полиции. После этого, если есть подозрение на совершение должностного преступления или каких-либо нарушений, дело передается в ОВР для последующего расследования.

– Понятно. И что вы можете вспомнить о расследовании, проведенном ОВР в связи с тем, что детектив Гарри Босх застрелил Нормана Чёрча?

– Я хорошо его помню.

– Почему дело передали в ОВР?

– Группа по применению оружия установила, что детектив Босх нарушил установленные правила. Само по себе оружие применялось по правилам, однако некоторые его действия перед применением оружия правилам не соответствовали.

– Можете ли вы это конкретизировать?

– Да. Главное, что он пришел туда один. Он направился в квартиру этого человека без прикрытия, тем самым подвергая себя опасности. Дело закончилось инцидентом со смертельным исходом.

– Это называется «ковбойским методом», не так ли?

– Я слышал этот термин, но сам его не применяю.

– Но в данном случае он подходит?

– Не могу сказать.

– Не можете сказать. А можете ли вы сказать, что мистер Чёрч сегодня был бы жив, если бы детектив Босх не создал эту ситуацию, действуя ковбойским…

– Возражение! – крикнул Белк.

Но прежде чем он успел подойти к кафедре, судья Кейес уже поддержал его возражение и предложил Чандлер избегать умозрительных заключений.

– Конечно, ваша честь, – вежливо сказала она. – Как я понимаю, – продолжала она, обращаясь уже к Ирвингу, – из ваших слов следует, что детектив Босх привел в действие цепочку событий, которые и повлекли за собой убийство безоружного человека.

– Это не так. Расследование не обнаружило никаких существенных доказательств того, что детектив Босх преднамеренно привел в действие данный сценарий. Все произошло спонтанно. Он проверял поступивший сигнал. Решив, что сигнал серьезный, он должен был вызвать подмогу, но не сделал этого и вошел в помещение. Он назвал себя, и мистер Чёрч сделал подозрительное движение. В результате мы имеем то, что имеем. Нельзя также сказать, что при наличии подкрепления исход был бы другим. Я имею в виду, что тот, кто не подчиняется приказу одного сотрудника полиции, держащего в руках пистолет, совсем не обязательно подчинится двум сотрудникам, держащим в руках оружие.

Чандлер добилась того, чтобы последняя фраза не была занесена в протокол.

– Перед тем как прийти к заключению о том, что детектив Босх не имел намерения привести в действие эту цепь событий, изучили ли ваши следователи все аспекты дела?

– Да, конечно.

– А как насчет детектива Босха?

– Несомненно. Его тщательно допросили относительно его действий.

– А насчет его мотивов?

– Мотивов?

– Шеф, знали ли вы или кто-либо из ваших следователей, что мать детектива Босха была убита в Голливуде примерно тридцать лет назад, причем убийца так и не был арестован? И что до этого она неоднократно арестовывалась за праздношатание?

Босх почувствовал, что ему становится жарко, словно на него направлены все прожектора и обращены все взгляды присутствующих. Наверно, так оно и было. Но он смотрел только на Ирвинга, на лице которого появилось беспомощное выражение, а на носу проступили капилляры. Когда Ирвинг ничего не ответил, Чандлер повторила свой вопрос:

– Вы знали об этом, шеф? Об этом написано в личном деле детектива Босха. Когда он поступал на службу в полицию, то должен был сообщить, являлся ли когда-либо жертвой преступления. Он написал, что потерял мать.

– Нет, я этого не знал, – наконец сказал Ирвинг.

– Мне кажется, что термин «праздношатание» в пятидесятые годы служил эвфемизмом для слова «проституция». Тогда в Лос-Анджелесе старались не замечать проблем с преступностью – вроде расцветшей пышным цветом проституции на Голливудском бульваре. Я права?

– Я этого не припоминаю.

Попросив разрешения подойти к свидетелю, Чандлер передала ему тонкую пачку бумаг и дала целую минуту на то, чтобы с ними ознакомиться. Читая, Ирвинг хмурил брови; глаз его Босх не видел, хотя было заметно, как свидетель стиснул зубы.

– Что это, шеф Ирвинг? – спросила Чандлер.

– Это то, что мы называем проверочным отчетом о расследовании дела об убийстве. Он датирован третьим ноября шестьдесят второго года.

– Что такое проверочный отчет?

– Каждое нераскрытое дело ежегодно проверяется – до тех пор, пока мы не устанавливаем, что прогноз его успешного раскрытия безнадежный.

– Как зовут жертву и каковы обстоятельства ее смерти?

– Марджори Филлипс Лоуи. Тридцать первого октября шестьдесят первого года она была изнасилована и задушена. Ее тело было найдено в переулке за Голливудским бульваром, между Вистой и Гауэр.

– И каково заключение следствия, шеф Ирвинг?

– Там говорится, что в настоящий момент, то есть через год после совершения преступления, какие-либо работоспособные версии отсутствуют и прогноз раскрытия дела безнадежный.

– Спасибо. Теперь еще одно: имеется ли там графа, в которой указываются ближайшие родственники?

– Да, в качестве ближайшего родственника там указан Иероним Босх. Далее в скобках написано «Гарри». Галочкой помечена графа «сын».

Давая присяжным время на то, чтобы эта информация отложилась у них в памяти, Чандлер сделала какую-то пометку. Было так тихо, что Босх мог слышать, как ее ручка царапает бумагу.

– А теперь, – сказала она, – скажите, шеф Ирвинг: зная о том, что произошло с матерью детектива Босха, вы провели бы более тщательное расследование инцидента со стрельбой?

– Я не могу ничего сказать, – после долгого молчания ответил тот.

– Он застрелил человека, подозреваемого в совершении практически такого же преступления, как то, жертвой которого стала его мать, – преступления, оставшегося нераскрытым. И вы говорите, что это не может иметь отношения к вашему расследованию?

– Я, да… Теперь я не знаю.

Босху хотелось пригнуть голову еще ниже – до самого стола. Он заметил, что даже Белк прервал свои записи и просто следит за допросом свидетеля. Босх попытался преодолеть свой гнев и сосредоточиться на мысли о том, как Чандлер добыла эту информацию. Личное дело она, вероятно, получила по запросу. Однако деталей преступления и данных о его матери там быть не могло. Скорее всего, она получила проверочный отчет из архива на основании закона о свободе информации.

Он понял, что пропустил несколько заданных Ирвингу вопросов, и снова принялся смотреть и слушать. Жаль, что у него нет такого адвоката, как Мани Чандлер.

– Побывали ли на месте происшествия вы лично или кто-либо из детективов ОВР?

– Нет, нас там не было.

– Значит, ваша информация о том, что произошло, исходит только от группы по применению оружия, которая в свою очередь получила ее от стрелявшего, то есть от детектива Босха?

– В основном да.

– Лично вы не знакомы с собранными там доказательственными материалами: париком под подушкой, косметикой под раковиной в ванной?

– Верно. Меня там не было.

– И вы верите, что все было именно так, как я сейчас изложила?

– Да, верю.

– Почему?

– Потому что все это изложено в рапортах – рапортах, написанных несколькими нашими сотрудниками.

– Но ведь все они основываются на информации, исходящей от детектива Босха, не так ли?

– В определенной степени. Следователи там буквально толпились, и Босх не говорил им, что писать.

– А до того как они, по вашим словам, начали там толпиться, сколько времени Босх пробыл там один?

– Я не знаю.

– Есть ли подобная информация в каком-либо известном вам отчете?

– Точно не могу сказать.

– Правда ли, что вы хотели уволить Босха и передать материалы об этом инциденте окружному прокурору на предмет возбуждения уголовного дела?

– Нет, неправда. В окружной прокуратуре изучали этот вопрос и посчитали, что все в порядке. Это обычная практика. Они тоже полагают, что все укладывается в рамки общих установок.

«Ну что ж, одно очко в мою пользу, – подумал Босх. – Это ее первая ошибка с Ирвингом».

– А что случилось с женщиной, которая сообщила Босху эту информацию? Ее звали Маккуин. Кажется, она была проституткой.

– Она умерла год спустя. От гепатита.

– В момент ее смерти проводилось ли какое-либо расследование по поводу применения оружия детективом Босхом?

– Мне об этом неизвестно, тем более что в тот момент я не курировал ОВР.

– А как насчет тех двух детективов ОВР, которые расследовали инцидент? По-моему, их звали Льюис и Кларк. Разве они не продолжали расследование после того, как официально было признано, что данный случай укладывается в рамки общих установок?

Ирвинг ответил не сразу. Вероятно, он боялся еще какой-нибудь ловушки.

– Если они и проводили такое расследование, это делалось без моего ведома или одобрения.

– А где сейчас эти детективы?

– Их также нет в живых. Оба погибли при исполнении служебных обязанностей года два назад.

– В качестве руководителя ОВР практиковали ли вы проведение негласных расследований в отношении проблемных сотрудников, чье увольнение вы наметили? Не входил ли в число таких сотрудников детектив Босх?

– На оба вопроса я отвечу – нет. Безусловно, нет.

– А что случилось с детективом Босхом за нарушение правил применения оружия против безоружного Нормана Чёрча?

– Он был отстранен от службы на один срок, а затем переведен в Голливудский участок.

– Говоря более простым языком, он был отстранен от службы на месяц и переведен из элитного подразделения ограблений и убийств в Голливудский участок, я правильно говорю?

– Можно сказать и так.

Чандлер перевернула страницу в своем блокноте:

– Скажите, а если бы косметики в ванной не было и не нашлось бы никаких доказательств того, что Норман Чёрч не просто одинокий мужчина, который привел к себе проститутку, – остался бы тогда Гарри Босх на службе? Был бы он наказан за убийство этого человека?

– Я не понимаю вашего вопроса.

– Я спрашиваю, сэр, – что, неужели именно улики, связывающие мистера Чёрча с убийствами и якобы найденные в его квартире, спасли детектива Босха? Может быть, они спасли его не только от увольнения, но и от уголовного преследования?

Белк кинулся возражать.

– Ваша честь, она предлагает свидетелю, – сказал он, подойдя к кафедре, – вновь заняться догадками. Он не может сказать, что случилось бы при некоем абстрактном стечении обстоятельств.

Соединив пальцы, судья Кейес откинулся в кресле и принялся обдумывать ситуацию. Затем резко наклонился вперед, к микрофону:

– Миз Чандлер закладывает основу для утверждения, что найденные в квартире вещественные доказательства были сфабрикованы. Не могу сказать, сделала ли она это корректно, но раз такова ее задача, я думаю, что на этот вопрос можно ответить. Я разрешаю его задать.

– Я не могу ответить, – после некоторого размышления сказал Ирвинг. – Я не знаю, что могло бы произойти.