Текст книги "Восьмая нога бога"

– Ты хочешь сказать, что мы повстречаем и убьем их? – не удержалась я.

– Вот именно, нунция, если их еще, конечно, можно убить. Да вы что, и в самом деле не понимаете, что ли, какая гигантская кормежка шла всю прошлую ночь? Неужели вы совсем ничего не почувствовали?

– Скажи, где они, – воскликнула я, – и мы тут же помчимся за ними в погоню!

– Кликните ваших собак и узнаете, – осклабилась Желтушница.

Мав тут же сунула два пальца в рот и свистнула так, что у нас чуть уши не полопались. Три пережившие прошлую ночь колченогие шавки прискакали неправдоподобно быстро. Должно быть, они уже неслись к нам с рассказом о том, что видно впереди, когда Мав позвала их.

– Там-паук, там-паук, там-паук!

Мав знаком приказала им поворачивать и сама понеслась вниз по склону, через проломы в изгородях, прямо в высокую траву. Мы поспешали за ней, как могли, – повозка мешала, но стоило только ведьме сказать, что она сама о ней позаботится, как мы помчались вперед во всю прыть, и я даже выхватила из ножен меч, рукоять которого так удобно ложилась в ладонь, а старый * надежный клинок был словно продолжением моей руки, заставляя сердце чаще биться в нетерпеливом предчувствии битвы, пробуждая видения окровавленной травы, покрытой паучьими внутренностями…

Мы нагнали Мав в самом начале огромного луга и все вместе бросились в высокую, по пояс, траву. Там мы рассыпались, пригибаясь к земле, и шавки перебежками повели нас к кустам.

О, леденящий душу трепет ужаса и жажды крови! Сквозь просвет в кустах мы увидали целую компанию пауков, которые затихли в неподвижности, точно спали, и мы, боясь упустить удачный момент, кинулись на них с мечами наголо…

И в ту же секунду застыли в разных смешных позах – до нас вдруг дошло, что именно лежало на залитой солнцем полянке среди кустов.

Некоторые пауки при жизни были здоровенные, между лапами вполне поместился бы небольшой домишко, но теперь от них остались лишь ссохшиеся, скукожившиеся оболочки с плоскими, расплющенными животами да пучками перекрученных ног. Все до единого были так же мертвы, как их недавняя добыча в Кой-Какой Деревушке. Солнце отражалось в граненых полушариях их адских гляделок, играло на лезвиях громадных клыков, освещало кошмарные пасти, бессильные отныне причинять вред.

Желтушница неторопливо вышла из-за деревьев, таща за собой поскрипывающую повозку.

– Ну вот, теперь вы видите, – заговорила она самодовольным, непереносимо игривым тоном, – что, как сказала бы наша горянка, их тут повстречали шибко большие братцы. Но не волнуйтесь, и на тех найдутся братцы побольше, и еще побольше, и еще. На первый взгляд, мое намерение отправить вас в дорогу в самый разгар этой оголтелой кормежки – а она еще далеко не окончена, уверяю вас, – выглядит как чистой воды убийство. На это, собственно, и намекала скользкая сучка доцента! Но это был гениальный план! Что еще могло так надежно отвлечь их внимание от Помпиллы в тот самый миг, когда колеса вашей тачки коснулись суши? Что, кроме их собственного неутолимого голода и слепой жажды убийства, могло послужить более надежным прикрытием для вашего продвижения по горам и долинам Хагии?! Да еще в то самое время, когда почуявший приближение Помпиллы А-Рак – а он почуял, куда ж ему деваться! – тоже начал жрать в три горла, подстегивая других?! Я знала, что так будет, и блестяще воспользовалась этим для маскировки! Но предупреждаю, с этой самой минуты и до конца пути нам предстоит все делать быстро, бегом. Так что вдохните поглубже, ибо сейчас начнется настоящая работа, и, пока все не кончится, у нас и секунды отдыха не будет.

Тут заговорил Ниффт:

– Прежде чем кинуться очертя голову в эту твою… зубодробительную работенку, я бы хотел задать несколько вопросов. Ты назвала свою доценту Угрезадницей. Уж не родственница ли она…

– Да она и есть сама Угревсадница, твоя дама-стихоплетка! Она-то и помогла мне заручиться твоей помощью. Кстати, ты, вор, больше других должен быть благодарен мне за то, что я рекрутировала тебя в ряды мстителей! Подумай только, какие перспективы откроются перед тобой, если все кончится благополучно! Какие возможности удовлетворения твоей жадности дарит тебе моя изобретательность!

Ниффт чопорно возразил:

– У меня имелся целый ряд безупречно благородных оснований, чтобы приехать сюда, моя добрая ведьма, однако я не желаю опускаться до их перечисления прямо сейчас.

– Ну разумеется!

– Другое беспокоит меня. Э-э-э, вот она, которая на тачке… Это она убьет А-Рака?

– Ну разумеется! Разве не об этом твержу я вам все утро?

– И ты хочешь сказать, – вмешалась Мав, – что она это сделает, когда мы поместим ее в его брюхо?

– Слава силам тьмы, все не так сложно, как кажется. Чтобы воскреснуть, ей достаточно оказаться внутри любого бога, необязательно того самого. Конечно, это должен быть очень крупный бог, другой для наших целей не подойдет. Вот примерно такой, как тот, что пожрал всю эту ораву. Чудовище такой величины наверняка обитает в каком-нибудь постоянном святилище, поэтому и нам предстоит отправиться к святилищу – причем сию секунду, мы отбываем к ближайшему храму, куда приведет нас дорога.

– И вот внутрь этого крупного обитателя святилища А-Рака, – заговорила я, горя, как и эфезионит, желанием расставить все точки над «и», – внутрь этого отпрыска А-Рака мы и должны поместить нашу Помпиллу?

– Правильно! Засунуть ее туда, запрятать, воткнуть, вставить, поместить, захоронить! Как только мы это сделаем, у нас в руках окажется оружие, с которым мы сможем развязать войну и против самого А-Рака, и против всего его кривоногого, кровожадного, ненасытного отродья!

И только когда мы вернулись на дорогу и понеслись дальше, я заметила, что, видать, пока мы трудились над погребальным костром для несчастных жителей Кое-Какой Деревеньки, ведьма насобирала в разграбленных домах и привязала к днищу нашей повозки множество полезных вещей: несколько мотков веревки, молотки, бочонок гвоздей, не меньше пяти топоров, запасные охотничьи луки и копья…

НИФФТ 6

Прежде чем вернуться к рассказу о том, что приготовила для нас ведьма в тот день, со всей откровенностью скажу: глубокое уныние охватило меня, когда я осознал, какая роль в грядущих событиях мне уготована. На Хагию я прибыл вестником грядущей катастрофы, намереваясь без промедления приступить к сбору золотого урожая, которым она может быть чревата. Вместо этого я очень скоро обнаружил, что, по меткому выражению ведьмы, рекрутирован в ряды тех, кто своими усилиями эту катастрофу приближает (если можно так сказать). Создавшееся положение вещей раздражало меня вдвойне: во-первых, мне не терпелось показать свое искусство, и затянувшееся ожидание подходящего случая превратилось в пытку, во-вторых, я безумно боялся за свою жизнь, зная, с какими противниками нам предстоит столкнуться.

Желтушница Толстая высокомерием не уступала другим странствующим ведьмам, которых мне доводилось встречать, однако достоинство полководца отнюдь не мешало ей обсуждать стратегические тонкости с подчиненными, скорее даже наоборот; главная трудность заключалась в том, чтобы отвлечь ее от бесконечного переливания из пустого в порожнее, которое всем нам порядком надоело. Правда, Мав заявила, что ведьма рассуждает здраво, и нас это успокоило. Паук который в состоянии убить и сожрать с полдесятка тварей, подобных тем, что мы недавно видели в зарослях, наверняка живет при храме, точнее, в пещере под ним, и возможно даже, что он расположен недалеко от того места, где мы находились, поскольку, как выразилась Мав, здоровенные держатся поближе к своим приходам. Они боятся трогать таких же, как они сами.

– А ты подумала о том, – это уже ведьме, – что их папаша наверняка носится теперь по подземным ходам, застигая врасплох и пожирая вот этих самых, что побольше? Это ведь гораздо проще, чем ловить мелких пауков поодиночке.

– Ну, тут уж как повезет, девушка, – отрезала Желтушница. – Подвиг – это всегда наполовину риск, иначе по-настоящему великим его не назовешь. Верно ли, что ближайший храм – это святилище Тощей Фермы?

– Да, – ответила Мав.

– Тогда подтверди еще кое-что, дорогуша. Река Тощей Фермы, как мне говорили, это порядочный поток в сажень – другую глубиной на всем своем протяжении? А причиной тому значительная величина озера Тощей Фермы, которое находится в северной долине и питает реку через ручей, тоже довольно полноводный?

– И это тоже верно, ведьма.

– И может быть, чтобы покончить с этим, ты мне скажешь, действительно ли святилище Тощей Фермы стоит сравнительно недалеко от леса, который тянется по берегу реки?

– Да, пара десятков саженей до леса, думаю, будет…

– Великолепно, хотя в точности моей рекогносцировки я и не сомневалась. Нунция, посмотри в карту, наш новый маршрут уже должен быть там. Тощая Ферма в следующей долине к северу отсюда, так что если мы возьмем ноги в руки, то окажемся у леса перед святилищем за пару часов до заката.

Мы и впрямь «взяли ноги в руки» и бежали, пока солнце не встало в зените, а потом без остановки неслись, пока дневное светило не начало клониться к западу. Долина Тощей Фермы, куда мы ворвались после полудня, поразила нас безлюдьем. Только у дальней гряды холмов, отделявших одну долину от другой, в поле за рекой виднелась крохотная человеческая фигурка: кто-то косил сено. Кто бы это ни был, мужчина или женщина, вид его показался мне слегка безумным, движения замедленными, словно разум не выдержал напряжения прошедшей ночи и покинул былого владельца…

Вечером того же дня у Верхнего Моста – деревушки по обоим берегам реки Тощей Фермы, – подбегая к переправе, мы заметили горстку людей внизу, у маленькой пристани, где были привязаны три или четыре гондолы с грузом шерсти и сыра. Пережитый ужас сказывался в каждом движении этих людей. По тому, как они ковыляли, было видно, что картины страшной смерти родных и любимых все еще стоят перед их глазами.

Госпожа Лагадамия уже поведала в своем отчете о том, какую ярость разжигало в ней зрелище деревень, которые жили в постоянном страхе перед паучьим нашествием, скованные невидимой тиранией ужаса. Такой же гнев испытал и я при виде деревни Верхний Мост. Какими бы опасностями и неудобствами ни грозило мое негаданное попадание в ряды добровольцев, не стану притворяться, будто совсем не испытывал от этого удовольствия.

Сразу за переправой дорога поворачивала на север и дальше шла по берегу реки. Вдоль левой обочины сплошной стеной стоял лес, справа деревья чередовались с травянистыми склонами.

До заката оставалось не больше двух часов, когда на одной из травянистых прогалин нашим глазам открылось неожиданно впечатляющее святилище: восьмигранный купол из черного тесаного камня более чем достаточных для провинциальной церкви размеров. Вид его не предвещал ничего хорошего, и мне не терпелось обследовать его внутри и снаружи, пока светло.

Но моим намерениям не суждено было осуществиться. Нас немедленно заставили взяться за работу в лесу напротив храма.

– Надо прорубить просеку от дороги до самой кромки воды, – объяснила ведьма, – а из поваленных деревьев сделать плот. Начинайте снизу и двигайтесь к дороге, так вас не увидят до самой темноты, а к тому времени вы должны быть готовы.

Задача эта, учитывая оставшееся до заката время, казалась настолько невыполнимой, что мы, не споря, немедленно принялись за дело. Ведьма тем временем отправилась наверх, в разведку.

Что работенка нам досталась противная и изматывающая, мы поняли с самого начала. Прежде чем валить деревья, приходилось, орудуя мечами, вырубать подлесок, а иначе некуда было и встать. Но когда первый десяток лесных гигантов лег на землю, мы обрубили с них сучья и связали веревками и лозой стволы, стало просторнее, дела пошли на лад, и скоро уже наши топоры* уверенно вгрызались в древесину.

Ближе к закату ведьма вернулась и приказала Бантрилу и Шинну бросить топоры: ей нужна была помощь, чтобы вытапливать над низеньким костерком клейкий желтоватый сок из древесных веток. Сама она тем временем сплела из веток и прутьев что-то вроде стенки большой корзины, которую начала обмазывать добытой смолой. Скоро липкая масса покрывала ее изделие толстым слоем.

Чем ниже опускалось солнце и длиннее становились тени, тем больше мы уподоблялись машинам для рубки леса. Раз за разом поднимались топоры, железо вгрызалось в стволы, деревья рушились в шепоте ветвей, земля вздрагивала под ногами… и вдруг – совершенно неожиданно, как нам показалось, – там, где только что возвышались макушки последних поваленных гигантов, над нашими головами зажглись звезды, и мы очутились на дороге, а позади нас до самого берега реки протянулся безлесный коридор.

Тем временем ведьма с помощниками закончила плот. Это была массивная платформа из четырех десятков стволов, связанных и перетянутых крест-накрест, а на ближнем к реке краю лежала плетеная рама с закрепленным на ней чучелом.

Когда ведьма собрала нас вокруг плота, восходящая луна как раз посеребрила восточный край неба.

– Отлично, мои доблестные солдаты, отлично! Вы работали прямо как черти, и, по правде сказать, за вашу прыть я вас и выбрала! Но прежде чем настанет сладкий миг кровопролития, придется выполнить еще одну задачу. Нужно перенести вот этот плот к самому порогу святилища А-Рака.

Причина сладкоречия, столь нехарактерного для нашей спутницы, кажется, прояснилась: нам вшестером предстояло перетащить сорок связанных вместе бревен через все пеньки, которые загромождали оставленную нами просеку, а затем проволочить их еще шагов сто по довольно крутому, покрытому травой склону! Невозможно, у нас просто не хватит сил, сколько бы наша ведьма нам ни льстила.

Мы хором запротестовали, но скоро успокоились, потому что на этот раз Желтушница согласилась поднапрячь свои скудные магические ресурсы и доставить илот к вратам святилища без нашей помощи (как всем известно, Подвиг Имянаречения считается действительным лишь при условии строжайшей экономии колдовских средств). Но прежде чем заняться плотом, ведьма повела меня к храму, где мне предстояло прорепетировать свою роль наживки для дичи, за которой мы охотились. Или, лучше сказать, ведьма подвела меня настолько близко к храму, насколько мы осмелились подойти. «Потому что, если мы подойдем по-настоящему близко, твой запах вора выманит его наружу слишком рано», – уверила меня она. И все же под сгущающимся покровом ночи мы приблизились почти к самой зияющей дыре входа в святилище, сквозь которую можно было разглядеть его дымное в красном свете факелов нутро, и, клянусь, это зрелище пробудило во мне если не благочестивое почтение перед культом, то по крайней мере трепет перед ужасными существами, которым он был посвящен.

Мы как могли спрятались, и ведьма стала натаскивать меня в опасном сценарии, разработанном специально для того, чтобы завлечь монстра в ловушку. Надо отдать ей должное, воображение у нее было незаурядное. В общем-то, с ее планом я согласился полностью, уточнив лишь способ исполнения некоторых деталей, которые она жизнерадостно мне выложила, и отметив, что, хотя я и в самом деле замечательно ловок, некоторые из ее инструкций предполагают наличие проворства поистине нечеловеческого, и если я попытаюсь исполнить их в точности, то наверняка погибну.

Она была столь же расположена выслушивать критические замечания по поводу собственных пожеланий, как и любая другая ведьма, то есть, попросту говоря, ни в малейшей степени, но, когда я пригрозил, что вообще ничего не буду делать, приняла мои поправки.

Весь обратный путь Желтушница, как обычно, раздраженно бормотала вполголоса что-то язвительное. Когда мы собрались вокруг плота в дальнем конце просеки, россыпь звезд уже покрывала небо, хотя веер холодного лунного блеска еще не раскрылся над горизонтом. В полном молчании мы разглядывали святилище на вершине холма.

Даже одержимая фанатическим пылом ведьма поняла, что страх и трепет перед делом, которое нам предстояло, сковал наши языки.

– Каким бы вопиющим нахальством ни казалось то, что мы собираемся сделать, – неожиданно для себя самой принялась успокаивать нас ведьма, – внезапность нападения сыграет нам на руку, мое воинство! После обильной еды паук наверняка отяжелел. Да и потом, гиганты наподобие него в такие времена, как сейчас, вряд ли прислушиваются к чему-то еще, кроме шагов своего Прародителя, который, может быть, в это самое мгновение подкрадывается к ним, чтобы отнять дань, собранную с меньших братьев. Короче, он не узнает о нашем приближении до тех пор, пока наш храбрый эфезионит не войдет в храм и каменный свод над головой чудовища не задрожит под тяжестью шагов вора. А когда мы выманим его, пораженного такой наглостью, наружу, он неминуемо попадет в нашу ловушку, можете не сомневаться! А сейчас, как я и обещала, вы увидите, к чему привела моя магическая экономия: я призову нам в помощь могучего раба да еще и что-то вроде плаща-невидимки в придачу. Забирайтесь все на плот, поближе к драгоценной Помпилле!

Ведьма шагнула к кромке берега и уставилась неотрывно на волны, бурлившие внизу. Потом она подняла руки и задвигала большим и указательным пальцами левой так, словно щипала и скручивала шерсть, а правой – будто бы вытягивала нитку. Поначалу ее руки были пусты, но вот меж пальцев и впрямь замелькала нить: яркий желтый лучик в серебристом сиянии звезд. Так она и тянула из пустой левой руки светящуюся желтую нить, пока та, свернувшись петлями, не легла яркой кучкой у ее ног. Тогда, видимо решив, что напряла довольно, ведьма подбросила свободный конец в воздух.

Весь моток пряжи, что лежал у ног Желтушницы, подскочил и развернулся, нить сомкнулась в кольцо, которое заколыхалось над сонно бормочущей рекой. Вдруг оно метнулось вниз, прорезало толщу воды насквозь, раздалось шипение, и на поверхности показался круг желтого пара, через который, ничуть не тревожа его, продолжали перекатываться волны. Река текла, а курящаяся паром окружность спокойно лежала на ней. Тогда Желтушница Толстая взмахнула рукой, и круглый, дрожащий, точно желе, пласт воды поднялся над волнами.

– Ну вот, славный толстенький кусочек прирученной воды понесет нас как по маслу… – пробормотала ведьма. Свежей чеканки водяная монетка, гладкие края которой на ощупь напоминали кованое олово, легко, как язык во рту, скользнула по берегу и подкатилась прямо под наш плот. – Проверьте, крепко ли держится повозка, и станьте смирно! – крикнула нам Желтушница.

И мы понеслись, скользя, по прорубленному нами коридору, а затем и вверх по залитому звездным светом травянистому склону. Двигались мы почти беззвучно: вода, бережно подхватив наш плот снизу, точно ладонью, несла нac наверх, лишь иногда негромко всхлипывая и чмокая.

Покачиваясь на проворном, несмотря на его массивность, ломте чистой магии, я перестал беспокоиться о роли, которую мне вскоре предстояло сыграть, и поверил, что наших сил, глядишь, и достанет, чтобы загнать в ловушку жертву, которую мы себе наметили.

Плот подкатился к самому порогу святилища. Ведьма снова взмахнула рукой, и вода послушно скользнула в траву и затаилась.

Команды нунции и Мав рассредоточились и затаились в зарослях по обе стороны от входа в святилище. Их оружие – луки с зажигательными стрелами и копья – само по себе не могло причинить вреда гиганту, появления которого мы ждали, но смазанные сильнодействующим паралитическим ядом наконечники должны были увеличить силу удара. Ведьма откатила повозку в сторону, скорчилась в своем укрытии и начала нетерпеливо жестикулировать, показывая, что мне пора начинать.

Сцену, так сказать, отдали в мое полное распоряжение. По роли мне даже полагался кое-какой реквизит, которым я и занялся в первую очередь. Еще до начала представления мы соорудили из серых шерстяных одеял два совершенно одинаковых просторных плаща с капюшонами. Один из них я набросил, стараясь как можно более естественно расположить складки, на кусок смолы в задней части плота. В другой с шиком завернулся сам.

Покончив с одеванием, я обнаружил, что никаких предлогов для промедления больше нет. И я ступил – очень робко, надо признать, – в зияющие врата святилища А-Рака в долине Тощей Фермы.

В каждом из восьми углов сурового храма под мрачными сводами пылали факелы, бросая неверные, трепещущие отблески на каменный край колодца-алтаря. Он не был столь чудовищно широк, как провал в Храме Большой Гавани, но все-таки в него могла пройти порядочная туша. От порога до алтаря было шагов сорок, а я сделал пока не больше десяти. Внутри храма не было ни одной скамьи, – похоже, в деревнях молились стоя. Придется держать ухо востро: что бы ни выскочило из алтарной ямы, на голом полу оно настигнет меня в считанные мгновения.

Хотя скамей и не было, гигантское святилище не казалось совсем пустым: из-под купола до самого пола, как и в столичном храме, спускались длинные полотнища просвечивающей белой ткани, которые делили весь интерьер на части. Я обнаружил, что эти занавеси лишают меня присутствия духа. Они так странно вздыхали, лениво покачиваясь от малейшего колебания воздуха, что мне, конечно же, все время казалось, будто их шевелит вырывающееся из колодца дыхание.

Немного погодя мне пришло в голову, что просто так стоять, дожидаясь, пока меня заметят, смешно, и в то же время пошевелить рукой или ногой или подать голос, чтобы заявить о своем присутствии, оказалось унизительно трудно. Мой внутренний голос молил о неподвижности, все мое тело, до самой мельчайшей жилки, требовало того же, ибо только полное отсутствие движения могло спасти от гибели в логове чудовища.

Гигантским усилием воли я заставил себя сделать несколько шагов сначала влево, потом вправо, стараясь, однако, не приближаться к алтарю. При каждом шаге я так шаркал подошвами сандалий по плитам пола, что скрежет поднялся, по-моему, просто неимоверный.

Бесполезно. Все так же медленно и угрожающе колыхались безмолвные полотнища. Придется, видимо, прибегнуть к еще более отчаянным средствам. Пока я колебался, не зная, что предпринять, дуновение прохлады, смешанное с едва уловимым запахом могилы, достигло моих ноздрей. Я понял, что это дыхание паучьего подземного мира, испарения темных сырых пещер, которые бесконечными лабиринтами пронизывают глубинные основания Хагии… Но даже в этом призрачном вздохе, поднявшемся из алтарного колодца, не было и намека на движение внизу.

Не только моя собственная жизнь, но и успех всего нашего предприятия требовал, чтобы я выскочил из храма раньше, чем бог насядет на меня. И хотя ведьма желала, чтобы я проник как можно глубже внутрь храма, мне это требование казалось тактической ошибкой. Поэтому я решил, что, если святотатственного соприкосновения моих воровских подошв со священными камнями храма окажется недостаточно, чтобы выманить нашего зверя наружу, я лучше совершу богохульство еще более тяжкое, но не пойду ближе к алтарю.

– Что за славные шелковые занавесочки! – Голос мой прозвучал, как удар грома. – А отрежу-ка я себе Кусочек на плащ-другой! – проорал я снова.

Сказано – сделано: я немедленно вытащил меч из ножен, которые висели у меня на спине, и отхватил порядочный кусок шелка от ближайшего полотнища. Потом подскочил к другому и чиркнул мечом по нему – просто чтобы не останавливаться, ведь больше всего я боялся окаменеть от страха в решающую минуту.

Не успел я нагнуться за своими прозрачными трофеями, как до меня с тошнотворной отчетливостью донеслись шорох и царапанье – что-то карабкалось наверх по каменному колодцу алтаря. Лихорадочно соображая, что делать дальше, я набросил отрезанные куски шелка себе на плечи, скрыв под ними шерстяной плащ, и тут же метнулся назад, к входу в святилище.

Теперь шелковые занавеси уже точно раздувала струя воздуха, которая вырвалась из колодца, откуда в то же мгновение, точно кошмарные кактусы, выросли две ощетинившиеся шипами и колючками лапы. На секунду они замерли, изогнувшись двумя арками, на краю, а затем провал изрыгнул косматое чудовище целиком. Липкий шепот мысли титана защекотал мне спину:

– Вор! Замри! За то, что ты святотатственно нарушил покой моего храма, поплатишься своей плотью и духом!

Я надеялся, хотя и не смел рассчитывать, что он начнет с формального обвинения. Паучье отродье (если считать того, с которым мы столкнулись недавно, типичным представителем семейства), похоже, отличала слабость ко всякого рода церемониям. Может быть, они и впрямь считали себя богами. Признаться, тот, который стоял передо мной, на самом деле внушал трепет. Величиной он был как два крестьянских дома, если поставить их друг на друга, клыки копьями торчали из пасти. Острые когти выбивали сухую трескучую дробь на каменном полу, пока паук переминался с ноги на ногу, готовясь к прыжку.

– Тысяча извинений, о благородный отпрыск Великого! – ответил я учтиво, зная, что пауки всегда выслушивают до конца. – Я трепещу перед тобой! Просто я не ожидал, что бог… окажется дома! Прошу прощения и от всей души сожалею, что испортил убранство твоего храма! Вот, пожалуйста, возьми свою материю обратно!

– Твою вину нельзя ни искупить, ни загладить. Само твое существование уже есть преступление, заслуживающее смерти, ибо от тебя смердит воровством, а ни один вор, чья нога осквернила мой храм, не имеет права оставаться на земле и часа.

– Прошу меня простить, о божественный, – взмолился я. – Но не кажется ли тебе, что ты чрезмерно жесток и придирчив? Позволь указать тебе на то, что…

Однако мои слова были не более чем уловкой, которой я прикрыл свое отступление, отпрыгнув назад. Это был замечательный скачок: дерзкий и ловкий. Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я приземлился на середину плота, а после третьего прыжка оказался позади смоляной груды, вокруг которой одним быстрым движением обмотал оба отреза шелковистой ткани и оперся подбородком о ее вершину. В это самое мгновение громадный паук, гремя когтями, точно грозовая туча вырвался из зияющих врат храма.

– Разреши мне хотя бы беспрепятственно уплыть на моем плоту! – нахально выкрикнул я первое, что пришло в голову. – И не пожалей для меня, о великий, хотя бы того клочка шелка, из которого я сделал себе плащ…

Но косматый гигант уже взвился в воздух:

– Телом и душой ты будешь принадлежать мне, грязный вор!

В моем распоряжении оставались считанные секунды, я должен был подпустить его к себе как можно ближе, чтобы он не успел в полете повернуть назад. Никогда раньше не приходилось мне видеть такой скорости у столь крупного существа: громадный паук скакал, точно блоха! По сей день в кошмарных снах я переживаю то затяжное мгновение, когда он висел надо мной, но вот я отскочил в сторону, да так поздно, что пущенные моими спутниками зажигательные стрелы едва не опалили меня своим пламенем. Смоляное чучело вспыхнуло в тот самый миг, когда клыки А-Ракова семени пронзили его до самого основания и намертво влипли в него.

Едва я успел, упав наземь, откатиться в сторону, как надо мной пропели копья, и мохнатая луковица паучьего тела украсилась добавочной щетиной. Мощные лапы яростно дергались, пытаясь избавиться от пламенеющей добычи (которую мы надежно прикрепили к плетеной раме), но, как только копья нашли свою цель, движения паука стали замедленными и бесцельными. Еще немного, и кошмарное чудовище осело на плоту. Его наполовину расплавленные клыки облепила спекшаяся от жара смола, ноги время от времени судорожно вздрагивали.

– Все на борт! – взревела Желтушница и, таща за собой повозку, подала пример остальным.

– Веревки, быстрее! Привяжите его к плоту! Я – воплощенная гениальность, разве не так?!! Только поглядите на эту скотину! Наш! А эта тощая сучка надо мной насмехалась, – вот, полюбуйся теперь, змея старая! Сюда, водяной раб! Сюда, быстрее!

Едва мы успели выполнить ее приказание, как мускулистый водяной язык поднялся из травы, скользнул под плот и понес его вниз по склону с такой скоростью, что мы едва устояли на ногах. Ведьма, однако, не желала терпеть промедлений, даже минутная заминка раздражала ее:

– Привяжите зверя к плоту, гром вас разрази, привяжите немедленно, этой ночью нам еще не так мчаться придется, нечего тут шататься да падать, веревки в руки – и за дело!

Мы окружили А-Ракова отпрыска: на плоту едва хватило места для всех нас, так много пространства занимала его туша. Набросив на него несколько веревочных петель крест-накрест, мы надежно привязали громадную луковицу его тела к плоту, а концы веревок обмотали вокруг колышков, которые вбили прямо в бревна.

– Сейчас прыгнем! – заверещала ведьма. И точно, мы приближались к концу прорубленного нами коридора, за которым, двумя саженями ниже, ярилась черная речная вода. Упав на четвереньки, мы вцепились в веревки, а водяной язык соскользнул с берега и завис в воздухе. – Вниз! – взвизгнула Желтушница, и мы рухнули в реку, подняв целый фонтан брызг.

Теперь, когда нас увлекало вперед течение, движение плота стало плавным и беззвучным. Широкая река разлучала деревья, которые покрывали ее берега, и в просвет между их кронами была видна полоса звездного неба, заметно побледневшего в преддверии восхода луны.

– Ноги ему свяжите, ноги! – рявкнула ведьма. – Да поживее, чтоб вас разорвало, будете вы шевелиться или нет? До победы осталось всего каких-нибудь полшага! Свяжите ему ноги! Ты, нунция, и ты, девочка! Помогите мне развязать ящик и поднять нашу Помпиллу ему на спину!

Света было маловато, и плот качался на волнах, но головы у нас шли кругом не столько от этого, сколько от нечеловеческих мыслей, бессвязных и непоследовательных, которые непрестанно порождал мозг нашего пленника. Я чувствовал, как они языками холодного пламени пробегают по моему хребту, отчего я весь покрывался гусиной кожей, и странные приступы дурноты поднимались откуда-то из глубины моего существа. Под действием яда мысли чудовища превратились в невнятное бормотание: казалось, сознание вот-вот угаснет, точно искра под толстым слоем пепла, и все же враждебный разум продолжал жить, воля, пусть и в оковах, не сдавалась.

Тем временем ведьма с помощью Мав и Лагадамии извлекла бледную куколку Помпиллы из ящика, взгромоздила ее на плоскую, покрытую панцирем спину нашего пленника, взяла у Мав разлучник и наклонилась к сверкающим, точно черные драгоценности, глазам, целые гирлянды которых опоясывали все тело А-Ракова отпрыска. В глазах самой Желтушницы злорадный восторг зажег неприятное бледно-оранжевое пламя.

– Ну что, кривоног, как тебе это нравится? Паралич, я имею в виду? Хочешь пошевелиться, а не можешь, слышишь, а ответить нет сил. Чувствуешь, как я отплясываю на твоей распростертой туше, а, божество липовое? Нравится? Нравится? – При каждом слове ведьма притопывала все крепче. – Что, поболтаем, ты да я, как, бывало, ты любил покалякать со своей добычей, помнишь? А? А? Однако погоди, кривоног. Все, что от тебя осталось, – это мысль, беспомощная и безголосая, ты даже тревогу поднять не можешь, но обрывки того, что ты видишь, продолжают утекать в пустоту, – вдруг да окажутся поблизости родичи, которые тебя услышат. А потому с прискорбием сообщаю, что мне придется выколоть все твои буркалы до последнего. – И ведьма плашмя похлопала клинком Мав по ладони. – Ну, готов? А?