Текст книги "Головорез"

ЧИМО

Сан-Франциско

9:05 пополудни

Кэрол заказала креветок под соусом.

Цинк – крабов.

– Суп или салат? – спросила официантка.

– Чашку устричного супа.

– Сделайте две, – сказал Цинк.

– И бокал белого вина.

– То же самое, – подтвердил Цинк.

– Побыстрее, пожалуйста.

Они сидели в «Сабелле и Ля Торре» на Рыбацкой верфи после того, как провели весь день в отделе «Зодиака». «Если Это плавает, то у нас Это есть» утверждало меню, но ни один из копов не ощущал в себе достаточно смелости, чтобы рискнуть.

– Пенни за твои мысли, – сказала Кэрол.

Цинк передвинул свидетельские показания, разложенные на столе.

– Я всё думаю о замечании Токуно о «северной связи» в свете того, что Мак и Мак сказали о пожарной лестнице. Прочти эти показания и скажи мне, что ты о них думаешь.

Кэрол просмотрела то, что Эрни Смоленски, Лотос и Мартин Кван и Чак Фрезер рассказали полиции. Когда она закончила, Цинк пододвинул к ней фотографию.

– Я просмотрел досье о канадцах, присутствовавших в отеле, когда застрелили Мэрдока. Смоленски является канадским связным с американской адвокатурой. Это он организовал выступление Мэрдока. Номер Смоленски был на верхнем этаже. «Х» на фотографии – окно его ванной комнаты. Видишь, как пожарная лестница проходит одним этажом выше от крыши до аллеи внизу?

Кэрол рассматривала внешний вид отеля.

– Пьяницы на аллее клянутся, что никто не спускался вниз. Предположим, что им можно верить, тогда это означает, что снайпер ускользнул в отель. Двери на крышу были заперты, а лифт находился внизу, следовательно, убийца должен был воспользоваться пожарной лестницей. Первое окно, до которого он мог добраться – окно ванной комнаты Смоленски.

– У Смоленски есть алиби, – сказала Кэрол. – Он пропустил речь Мэрдока ради того, чтобы лечь в постель с Лотос Кван.

– В своих показаниях Кван утверждает, что она задремала между траханьем. Что, если Смоленски вылез из постели, пока она спала, запер дверь ванной комнаты якобы для того, чтобы воспользоваться ею, затем взобрался на крышу и застрелил Мэрдока? Избавился от винтовки, сбежал вниз по лестнице и вернулся в постель?

– Если они с Лотос были сообщниками, то каждое из их алиби таковым не является.

– Ещё одна возможность, – сказал Цинк, – снайпером была Лотос. Она воспользовалась ванной и вылезла на крышу. Или, может, это был кто-нибудь ещё?

Третий соучастник? Помощник Смоленски или Кван?

Принесли вино, поэтому они оба сделали по глотку.

– Третий человек стреляет в Мэрдока и спускается по пожарной лестнице. Он мог находиться на крыше несколько часов. Смоленски или Кван отперли окно ванной.

Когда новость застаёт их на месте преступления, они спускаются вниз по лестнице, а убийца входит в комнату. Он прячется в отеле.

– Кто этот третий человек? Мартин Кван?

– Он единственный канадец, не имеющий алиби. Мартин утверждает, что в момент убийства он разыскивал Лотос. После того, как он обсудил дела с Фрэзером, он проверил в баре и в сквере. Я не могу найти никого – включая Фрэзера – кто бы был с ним в момент смерти Мэрдока.

– Комната кого-нибудь из Кванов выходит к пожарной лестнице?

– Нет, обе они выходят окнами на улицу.

– А как насчёт других окон вблизи пожарной лестницы?

– Смоленски был единственным жильцом-канадцем.

Принесли похлёбку, поэтому они освободили стол. Чандлер засунул показания обратно в папку.

– Всё это – если исходить из предположения, что мотив канадский.

– Что, – сказала Тэйт, – является делом долгим. Говорим, что мотив находится на севере и «Зодиак» ни при чём. «Происшествие» в Ванкувере замаскировало бы убийцу и стало бы гораздо проще. Зачем идти на весь этот риск и всё равно оставаться под подозрением?

– Странные произошли преступления.

– Когда я слышу цоканье копыт, то думаю о лошади, а не о зебре. Мне кажется, что убийца – местный псих. Мэрдок просто оказался один на сцене.

– Сколько теперь должно быть Зодиаку? Сорок или пятьдесят? Кроме того, обстоятельства были другими. Не было полнолуния и убийство было вдали от воды.

– Все мы меняемся, становясь старше, – сказала Кэрол.

После обеда они вернулись в его комнату в «Гайд-парк Свитс». Перед тем Цинк засунул бутылку «Шардоне» в ведёрко со льдом, чтобы охладить, поэтому они захватили вино, штопор и бокалы на крышу.

Здесь, над пересечением Нос-Ройнт и Гайд, Золотые Ворота были слева, Алькатрас прямо, Телеграф-Хилл справа. Внизу троллейбусная линия убегала на Ноб-Хилл, ведя к Китайскому кварталу, Юнион-сквер и расположенной по соседству Маркет-стрит.

Ночь была ясной, небо усыпано звёздами.

– Я расскажу тебе одну историю, – сказала Кэрол, когда Цинк откупорил вино. – Время действия 1851 год. Место действия – Сан-Франциско. Пожарные спасают маленькую девочку из бушующего пламени в отеле. С тех пор Лили Хичкок Коит, восьми лет, бегает за пожарными машинами на все вызовы. Когда престарелые родители отсылают её в школу, отрыв от мест пожаров делает её психически больной. В конце концов ей позволяют выполнять свой долг – быть талисманом на пожарах, с течением времени становясь легендой Сан-Франциско. Взрослая Лил становится сорвиголовой, курящей сигары и носящей робу пожарного. Она устраивает матчи по боксу в номерах отелей. Когда в двадцатых годах она умирает в возрасте восьмидесяти шести лет, пожарные Сан-Франциско устраивают ей пышные похороны.

Сегодня, – сказала Кэрол, указывая на Телеграф-Хилл, – Коит-Тауэр служит ей памятником. Башня олицетворяет наконечник брандспойта.

– Ты прямо ходячая энциклопедия, – сказал Цинк, протягивая ей бокал «Шардоне».

– У меня был здесь медовый месяц, – сказала Кэрол. – Влюблённые любят такие истории.

– Ты была замужем? Впервые слышу.

– Ты многого обо мне не знаешь, Цинк.

Она подняла свой бокал.

– Твоё здоровье.

«Гайд-парк Свитс» был уютным отелем. Большие пышные подушки в каждой комнате, газета на подносе за завтраком по утрам. С момента вселения сюда Цинком владела волнующая фантазия: возвратиться сюда сегодня вечером с Кэрол под руку, выпить вина и пофлиртовать до тех пор, пока не разгорится их взаимное влечение, а затем кататься по подушкам, до рассвета занимаясь безудержным сексом.

– Чимо, – сказал он, отгоняя от себя эти мысли. Подняв бокал, он другой рукой потёр свою грудь.

– Это что – канадский тост?

– Древнее эвенкийское приветствие.

– И что же оно означает?

– Обычно «Ты друг?» – А почему круговое движение?

– Ритуальное действие. Вроде пожатия рук у древних рыцарей.

– Чимо, – сказала Кэрол. – И что я должна делать?

– Я покажу тебе, – ответил Цинк, взяв её за руку. Согнув её кольцом, он погладил её груди. – Другой эскимос говорит: «Я – друг».

– А что говоришь ты?

– Твои соски напряглись.

– Просто холодно, – сказала она, останавливая его.

Расправив крылья, фантазия Цинка улетела прочь.

– Мы с мужем расстались в 1984 году после того, как я поймала его на том, что он меня обманывает. Женщина, с которой я его застала, не волновала меня. Он связался с ней, чтобы возбудить ревность своего любовника. Он сказал мне, что я не была достаточно «нежной».

Кэрол отстранилась от Цинка.

– После развода я решила всё изменить. Уехала из Техаса на Род-Айленд и начала всё сначала. Когда появился ты, я подумала: "Вот мужчина, который мне нужен.

Который уважает меня такой, какая я есть". Но я полностью заблуждалась потому, что у нас было так мало времени. Его хватило только на то, чтобы узнать, что ты трахаешь Дебору у меня за спиной. Что она давала тебе такого, дорогой, чего я не могла дать?

– Шанс быть спасителем, мне кажется.

– Сэр Галахад, да?

– Я сожалею, Кэрол. Я был глупцом. Я всегда питал слабость к девицам, которые находятся в отчаянии. В окружении беспомощных, мы, рыцари в запятнанных доспехах, чувствуем себя такими сильными.

– Недостаточно «нежная» для тебя, да?

Цинк протянул руку и дотронулся до её щеки.

– Проблема во мне, а не в тебе, – сказал он. – Я слишком долго жил, не обращая внимания на то, как песок высыпается из песочных часов. Время бежало для других людей, но не для меня. Год за годом я оправдывал себя, словно был своим собственным ребёнком, с удивительным искусством избегая каких-либо обязательств.

Внезапно я обнаружил, что обманываю сам себя, потому что моё прошлое поведение не давало мне возможности держаться на плаву. Я жил сегодняшним днём, не задумываясь о том, что «завтра» неминуемо превратится в «сегодня». Моя слепота по отношению к тебе была симптомом той же болезни.

– Не проскочи поворот, – сказала Кэрол. – Не пожалей двух сотен долларов. Кости в твоих руках, милый. Начни с начала.

Они забрали бутылку «Шардоне» обратно в комнату. Сбросив туфли, Кэрол калачиком свернулась в кресле. Цинк включил радио и пробежался по шкале. Найдя «Маленький кусочек мыла» Жармелса, он остановился.

– Давай потанцуем.

– Здесь?

– Ты ведь умеешь танцевать? Не так ли?

– Конечно, я умею танцевать, – ответила Кэрол.

– Старина Цинк Чандлер всегда присматривается к тому, как танцует женщина, чтобы найти хорошую любовницу. Гибкость в танце означает гибкость в постели. Почему-то с тобой у меня всё становится на свои места.

Тело Кэрол, прижатое к его телу, вызвало такую же эмоциональную бурю, какую он ощутил в аэропорту. Его разум говорил ему: «Держи её нежно», но его пальцы одеревенели, в горле пересохло, сердце стучало, как молот. Цинк чувствовал такое же головокружение, как и на своём первом свидании в восьмом классе, танцуя в амбаре с Линн Миллер. Тело Кэрол было твёрдым, словно камень, за исключением грудей и плавного изгиба её бёдер возле его паха. Её подбородок покоился у него на плече; они танцевали щека к щеке, снова напоминая ему о том, каким невероятным глупцом он был. Интуиция и рационализм Цинка вели войну.

– Начни с начала, – прошептал он, касаясь её уха. Жармелс уступил место «Стоунз» «Ты не можешь всегда получать то, что хочешь». – На кого была похожа Кэрол в детстве?

Прижимаясь к нему бёдрами, она прогнулась назад. При движении щёлкнула кнопка, открывая ложбинку между грудей.

– На сорванца, – сказала она, наблюдая за тем, будет ли он украдкой заглядывать к ней под платье. Было бы воспринято его подглядывание, как признак того, что его тянет к ней, или же что он не видит в ней личности? Секс был настоящим минным полем. Он перевёл взгляд на её лицо.

– Мальчишки в Амарильо не давали мне играть с револьверами.

– И правильно, чёрт возьми! – сказал Чандлер преувеличенно сердито, чтобы поддразнить её. – Девчонки никогда не могли правильно изобразить КХХ-дджжззввиуу! от пули «специального Бэнтлайна», рикошетирующей от камня. Они всегда издавали такой звук, словно сплёвывают на обочину.

– Обычно я уходила и сама играла в апачских храбрецов. Раздевалась до последней тряпки – на мне оставалось только полотенце вместо набедренной повязки – и разрисовывала тело боевой раскраской.

– Полагаю, уже просматривались твои теперешние формы?

– Мне было восемь лет, и я была плоской, как доска.

Глаза Цинка против его воли не могли избежать искушения. Прошёл ли он испытание или провалился?

– Дальше по улице жил Сонни Твигг. Это был шутник, который пугал меня змеями. Я сделала лук из ветки и куска струны. У меня была только одна стрела без оперения, просто заточенная на конце. Я разрисовала её кольцами лаком для ногтей.

В нашем дворе росло большое густое дерево. Я пряталась в его ветвях, подражая техасским рэйнджерам. Однажды Сонни проезжал мимо на своём двухколёсном велосипеде, после того, как наш сосед вымыл свою машину. Я целилась не в него, а так, чтоб промазать на целую милю. Но лишённая оперения стрела вонзилась между спиц его переднего колеса. Сонни перелетел через руль, словно акробат.

Шум заставил нашего соседа выйти наружу. И он увидел Сонни, барахтающегося в грязи. Единственной уликой был сломанный прутик с нарисованными кольцами. Никто не заметил меня на дереве. Я смогла бы выйти сухой из воды, если бы мой отец не подъехал как раз тогда, когда я слезала вниз. Он сложил два и два и выпорол меня своим ремнём. Он придерживался того мнения, что балованные девчонки, которые играют словно мальчишки, и кнута заслуживают как мальчишки. Мой отец был прямо помешан на том, как «надлежит вести себя настоящим леди». В ту ночь он сжёг мои джинсы и последующие три года заставлял меня носить юбку. Где-то в глубине души я осознаю, что стала копом потому, что во мне спрятана какая-то часть, которая ведёт себя не так, «как подобает леди».

«Deja vu, – подумал Чандлер. – Мой двойник женского пола».

– Кто твой любимый ковбой? – спросил он.

– Ты задаёшь весьма странные вопросы.

– У меня имеется теория, что весь мир превратится в дерьмо, когда вестерны выйдут из моды. Каждый вестерн несёт в себе моральный заряд, хотя временами и не тот, какой задумывался. То, что ты чувствуешь по отношению к ним, очень много говорит о тебе.

– Хорошие парни или плохие парни?

– И те и другие.

– Хорошие парни: Гари Купер. Он покорил моё сердце в «Высоком полдне». Плохой парень: Генри Фонда. «Однажды на Западе».

– Хм-м-м. Это хороший парень. Забудь о нём. Назови своего любимого поющего ковбоя. Рой Роджерс? Жене Отри? Хопалонг Кэссиди?

Дай мне передышку! Хороший парень: Паладин. «Имея револьвер, отправлюсь в путь».

Плохие парни: Джек Паланс. Вильсон в «Шейне».

– Это всё поясняет. То, почему ты носишь чёрное.

– Чёрное подходит к моим волосам, ты, вонючий осёл.

«Стоунз» сменились «Ю-ту», «Я всё ещё не нашёл то, что ищу».

– У нас с братом была собака, колли по кличке Джет. Он сдох в последний день перед каникулами, когда мне было восемь лет. Том, который был на два года младше, был буквально убит горем. Поэтому мама взяла нас в Штаты, чтобы купить «Сталлион» 38-го.

В те времена револьверы в Канаде никуда не годились. Это были жалкие поделки, из которых только и можно было палить по тарелочкам. Пересекши границу, можно было купить настоящий «Мак-Кой»: шестизарядный револьвер, в который нужно было засовывать по круглому капсулю в каждый патрон и только потом заряжать барабан.

Когда мне было восемь лет, в Техасе мы стреляли из настоящих 22-го калибра.

Лавка в Грэйт-Фолз в Монтане была мальчишеской мечтой пятидесятых. Том вернулся домой одетый как Лэш ЛаРу, весь в чёрном. На мне была цветастая ковбойка и белая стетсоновская шляпа, сапожки «Акме», шпоры и кобура, прикреплённая к ноге.

У нашего отца были низкие стаканчики для виски с золотым ободком. Мама украсила бар бутылкой апельсинового крюшона. Держа в руке стакан, Том уселся за кухонный стол.

– Парень в белом вошёл внутрь и сел рядом. «Пр-ривет, Вилсон. Слышал, что ты быстр». Предполагалось, что Том должен ответить: «Я слыхал, что ты быстр тоже», но вместо этого маленький мерзавец поднял свой стакан с апельсиновым крюшоном и выплеснул его мне в лицо. Шляпа потеряла форму, рубашка была вся в пятнах, с моего подбородка стекали капли. Я тогда был готов убить его прямо на месте. «Это хорошо только в фильмах, а, Цинк?» – сказал он. Теперь я ношу чёрное, «чтобы скрывать пятна».

– Это аллегория твоей жизни? – спросила Кэрол. 11:12 пополудни Цинк был в постели один, когда зазвонил телефон.

Это был ДеКлерк.

КРОВАВАЯ БАНЯ

Ванкувер

11:12 пополудни

ДеКлерк позвонил в Сан-Франциско из адвокатской ложи, воспользовавшись телефоном, расположенным по соседству с комнатой присяжных. Канадские законники носят полный набор судейских регалий «Старых Придворных бойцов», за исключением парика. Ничто не могло перебить запах зануд, любящих задавать дурацкие вопросы, которые стоили миллиона долларов или приводили к выходу на свободу психопата только потому, что обвинительное заключение было составлено неправильно. Пока Цинк и Роберт разговаривали, тысяча перебывавших здесь мантий раздражала нос ДеКлерка. Он был рад поскорее повесить трубку и вырваться на свежий воздух.

Старый Суд, где Сэм Ньютон сражался с «голубями из Ада», был выше по улице.

Здание Нового Суда – им стали пользоваться с 1978 года – напоминало по форме кусок сыра. Тридцать пять судебных комнат на пяти расположенных ярусами этажах уходили вправо под углом к стеклянному клину. Вьющиеся растения свешивались с каждого этажа, словно Висячие Сады Вавилона. В солнечные дни Большой зал под наклонной стеклянной крышей заставлял законников изжариваться, словно в Долине Смерти. В ночи, подобные сегодняшней, Большой зал превращался в морозильник, отчего дыхание Джека Мак-Дугала прерывалось, пока он потирал замёрзшие руки.

– Так как убийца забрался внутрь?

– Посмотрим там.

ДеКлерк присоединился к Мак-Дугалу перед нижним ярусом.

– Двери были заперты и поставлены на сигнализацию, – сказал Джек. – Можешь её потрогать. Техники внутри.

Большой зал Суда использовался по двум назначениям. Когда суд собирался на сессию, публика использовала его в качестве зала ожидания. Время от времени, представители правоохранительных профессий устраивали здесь приёмы: обильные обеды и посвящения в адвокаты. В подобных случаях дверь с переговорным устройством давала возможность судьям её величества попадать в Большой зал из своих комнат позади залов заседаний.

ДеКлерк осмотрел замок.

Слева от дверной рамы располагалась клавиатура. Она представляла собой кнопочный телефон:

1 2 3

4 5 6

7 8 9

* 0 #

Тот, кто знал необходимый код, нажимал на соответствующие кнопки, а затем на кнопку #, чтобы открыть дверь. Кнопка* служила для того, чтобы исправлять ошибки. Для тех, кто кода не знал, двери оказывались запертыми, ограждая судей от гнева публики.

– В полицейском управлении Ванкувера отметили время вызова, – сказал Мак-Дугал.

Он сверился со своими записями. – В 9:54 в службе безопасности Суда раздался сигнал тревоги. Он длится тридцать секунд. Если его специально не включить снова, тревога отключается. Ночная стража отправилась проверить.

– В это же время, когда охрана обнаружила дверь взломанной, судья Клод Домани вернулся в комнату, где умер Максвелл. Их кабинеты располагались рядом в крыле, отведенном Верховному Суду. Он находился в зале 53, перечитывая приговор. Он позвонил в ВПУ в 9:58. Через минуту прибыли первые полицейские.

– И никого больше вокруг?

– Во всяком случае, не в помещении Верховного Суда. Судьи апелляционного суда и адвокаты были на этаже апелляционного суда, но эти крылья здания не связаны между собой.

– Почему Максвелл был здесь?

– Завтра ему предстояло выносить приговор.

– По какому делу?

– Колумбийские наркотики.

– А Домани?

– Азиатская банда. В жюри по вопросам лишения свободы на пятом этаже.

– Зал был открыт для публики, когда Максвелла пристукнули?

– Ага, с улицы можно было войти через ту дверь. – Мак-Дугал показал на выход на Нельсон-стрит. Теперь он был заперт более тщательно, так, что к нему не смог бы придраться и член депутатской комиссии.

Стоя спиной к судейской двери, ДеКлерк оглядел Большой зал. Слева располагался выход на Нельсон-стрит, охраняемый несколькими полицейскими. Справа стояла статуя Фемиды с повязкой на глазах и весами. Вместо меча, который должна была бы держать статуя, кто-то приделал ей свиток со сводом законов. ДеКлерк подумал, что это вполне соответствовало времени, учитывая то, как суды смягчили закон.

Над головой наклонная стеклянная крыша выходила на Хорнбай-стрит. Перед ним, на другой стороне улицы, проступало здание «Гидрокомпании Британской Колумбии».

Хорнбай являла собой дугу сияющих огней.

– Та сторона здания примыкает к «Гидро»? Если взобраться на её крышу с 4500-мм оптикой, то как ты думаешь, можно узнать код, нажимаемый здесь?

– Наверное, – сказал Мак-Дугал. – Если стекло не исказит изображения. Взломщик мог бы прибегнуть к устройству случайных чисел. Последние их модели пробегают по всем комбинациям любого замка за считанные минуты.

– Кому был известен код?

– Только судьи. Но не вспомогательный персонал.

– Нужен код, чтобы открыть дверь изнутри?

– Да, в обе стороны.

ДеКлерк перечислил версии, пересчитывая их по пальцам.

– Убийца является судьёй, знающим код. Или кем-нибудь, кто узнал код от судьи.

Или кем-нибудь, кто подсмотрел его визуально. Или кто-либо с устройством случайных чисел.

– Убийца вошёл вместе с публикой через вход Нельсона, затем, когда никто на него не смотрел, воспользовался кодом или устройством. Открыв судейскую дверь, он прошёл в кабинет Максвелла и перерезал ему горло. Он спасся тем же путём, но оставил дверь не запертой, исчезнув прежде, чем поднялась тревога. Выйдя через вход Нельсона, он затерялся на улице.

– Это большой риск, – сказал Мак-Дугал. – У него должны быть стальные нервы.

– Убийство Мэрдока в Сан-Франциско тоже было делом очень рискованным.

Рискованность является общим обстоятельством для обоих преступлений.

От судейских дверей конные продолжили свой путь по бетонному туннелю, ведущему вглубь Суда. Повсюду были видны следы работы бригады по идентификации личности: порошок для снятия отпечатков пальцев, места соскобов. Развилка трёх проходов, ведущих к лестнице, была обозначена табличками: «АПЕЛЛЯЦИОННЫЙ СУД» и «ВЕРХОВНЫЙ СУД» – вверх и «ОКРУЖНОЙ СУД» – вниз. Они направились по средней лестнице.

– Член депутатской комиссии позвонил мне в пятницу, чтобы извиниться, – сказал Джек. – Кто-то, должно быть, сделал его взгляды более широкими.

– Будем великодушными и скажем, что ему явилось этическое озарение.

Мак-Дугал рассмеялся.

– В любом случае, спасибо.

Лестница выходила в устланный алым ковром холл. В углублениях слева располагались места секретарей; кабинеты судей были справа. Копы и персонал службы по вывозке трупов толпились у пятой с конца двери.

В этом городе расследованием убийств занималось ВПУ. Согласно Параграфа 17 Полицейского Уложения каждый муниципалитет, имеющий более тысячи человек, должен был организовывать свою собственную полицию. Некоторые из них заключали контракт с КККП, чтобы та присылала своих копов, другие же организовывали свои собственные управления. Ванкувер с 1886 года имел свою полицию.

Инспектор Мак Флитвуд (не имеющий никакого отношения к поп-группе, равно как и к обоим Макам на юге) служил в Отделе особо тяжких преступлений. Так же, как и его американские коллеги, работающие по делу Мэрдока, он следовал Второму Правилу Юрисдикции: прежде, чем коп берётся за какое-либо дело, он не думает о другом копе, тянущем лямку. Отдел по особо тяжким преступлением был перегружен расследованием исчезновений в китайском квартале, поэтому, зная об убийстве Мэрдока, Флитвуд позвонил в спецотдел "Х".

– Мак.

– Роберт. Джек. Думаю, вы должны посмотреть на это.

Городской сыщик проводил конных в кабинет Максвелла.

– Если имеется связь с делом Мэрдока, то это в вашей компетенции. Если мотив окажется личным – расследованием займёмся мы. А до тех пор, пока не прояснятся все обстоятельства, поработаем вместе?

– Нас это вполне устраивает, – ответил ДеКлерк.

У Флитвуда было такое лицо, которое могло нравиться только его собственной матери. Слишком долгая служба в полиции героинового порта оставила свою отметину. Уродливый шрам обезображивал щеку. В Благословенную Среду несколько лет назад он задержал одного подонка в «Лунных лучах». «Дерьмо с пухом, – сказал хиппи, намекая на его тучность. – Дай-ка я стряхну табак». После этого панк ткнул своей сигаретой прямо в щеку Флитвуда, и теперь он был параплегиком[6]6
  Параплегия – вид нервного заболевания.


[Закрыть] из-за «сопротивления при аресте».

Максвелл лежал мёртвый на полу своего кабинета. Лужа крови вокруг его обезглавленного тела окрасила красный ковер в коричневый цвет. Открытый взору в развёрстой ране его шеи пищевод торчал в массе перерезанных сосудов. Голова судьи была насажена на стоящую рядом вешалку, составляя компанию зонтику, шапочке лучника и пальто. Убийца вытащил язык Максвелла изо рта, оставив его болтаться, словно кусок сырого мяса. Оба глаза закатились, оставив видимыми только части зрачков.

Боб Джордж – Охотник За Призраками – уже был за работой. Пользуясь инструментом, похожим на щипцы со шкалой, он замерял размеры пятен крови на окнах. Сержант был дюжим мужчиной с чёрными волосами, бронзовой кожей и широкими скулами. В его потёртые «Левисы» была заправлена грубая хлопчатобумажная рубашка с рисунками племени кри, подаренная его матерью, когда он покидал резервацию. Известный в Силах, как «Следопыт» и «Человек-пылесос», Джордж был любимым техником Авакомовича.

– Охотник За Призраками, – сказал Джек. – Познакомься с Робертом ДеКлерком.

Сержант работал по делу о кислотных ваннах вместе с Цинком в прошлом году.

Джордж обогнул стол, чтобы пожать руку старшему суперинтенданту.

– Тяжёлый случай, а? – сказал ДеКлерк, показывая глазами на стены.

– Да, крепкий орешек, – ответил кри.

Кровь составляет до девяти процентов веса человеческого тела. Поскольку насильственная смерть обычно подразумевает её пролитие, а плазма, как и все жидкости, разбрызгивается в соответствии с законами физики, анализы пролитой крови могут помочь воссоздать картину убийства.

Когда кровь капает вертикально на плоскую поверхность, она оставляет круглые отметины с зубчатыми краями. Такие пятна говорят о том, что жертва была неподвижна в момент нанесения ей раны. То, с какого расстояния упала капля, определяется по характеру её разбрызгивания. Падение с высоты до двух футов создаёт круг в месте соприкосновения с поверхностью, но если высота возрастает, появляются лучики и мелкие капельки, расходящиеся радиально от центра. Измеряя их при помощи калибратора – похожего на щипцы инструмента, находящегося в руках Джорджа, – учёные вычисляют, с какой высоты упала капля.

Кровь от движущегося источника или брызжущая из раны оставляет продолговатое пятно, похожее на восклицательный знак. Точка в"! " указывает на направление движения; длина и ширина отметины – на угол и скорость перемещения. Применяя математические формулы к форме пятна, эксперты могут определить не только где произошло кровопролитие, но и, довольно часто, вид оружия и потребовавшееся при этом усилие.

– На судью напали, когда он выходил из ванной, – сказал Джордж. Он показал на дверь ванной комнаты кабинета.

– Плохо различимые пятна на ковре расходятся веером по комнате. Пятна похожи на те, что мы называем «ударное капание со средней скоростью». Первая струйка, брызнувшая из перерезанного горла, впиталась в ковёр. Затем рана стала открытой, и кровь полилась фонтаном.

– Нашли оружие?

– Нет, но это бритва.

Джордж пересёк комнату и приблизился к стене слева от двери ванной комнаты.

– Убийца вошёл и поджидал здесь. Он рассёк горло судье, когда тот вернулся в эту комнату. Нападение произошло сзади, потому что пятно на ковре не имеет никаких выемок. Если бы разрез был сделан спереди, то было бы чистое место там, где убийца заслонил собой струю.

Правой рукой Джордж изобразил, будто перерезает себе горло. Проведя слева направо, он отвёл руку в сторону.

– Пятно сбоку от меня – «вытертое пятно». Представляете себе бритву, запачканную кровью? Рука убийцы задела за стену, продолжая движение, каким совершила разрез.

– Это обезглавило Максвелла?

– Нет, только рассекло ему вены. Судья должен был камнем рухнуть в дверях. То, что он этого не сделал, придаёт всему сверхъестественный характер.

Кри направился к стене напротив двери ванной комнаты. У каждого пятна на ковре он приостанавливался.

– Пятна от крови, перенесённой обувью, – сказал он. – Смазанные края показывают, что судью почти тащили. Убийца держал его за тыльную часть шеи, таская его по комнате, с головой, запрокинутой назад. Видите, какие прерывистые полосы крови?

Это говорит о том, что сердце Максвелла ещё билось, пока убийца разрисовывал стены. Когда кровь перестала литься, убийца обезглавил его.

ДеКлерк проследил взглядом волнистую линию, проходящую через принадлежащие судье гравюры Домье, фото лорда Деннинга и по скромной «Стене почёта». Кровь через окно оросила прилегающую городскую улицу.

– Почему в холле нет никакой крови? – спросил Мак-Дугал. – Или убийца почистился в туалете?

– На нём был чехол, – сказал Джордж. – Я убеждён в этом. Он сжёг его, прежде чем покинул комнату.

Кри извлёк мешочек для улик из своего ящичка с инструментами и вещественными доказательствами. Это был кусок ковра, отрезанный вблизи от двери.

– Горючий низкомолекулярный полиэтилен. – Он показал на капельку оплавленного материала, приставшую к волокнам. – Я нашёл такие же следы возле двери в Большой зал.

– Два чехла? – сказал ДеКлерк. – Один служил нагрудником? А второй – маской?

Мак-Дугал сделал пометку, чтобы проверить, не было ли сходных обстоятельств в Сан-Франциско.

– Убийца забрал что-то, – сказал Джордж. – Рассеченное горло Максвелла залило его стол кровью. Видите чистый участок, откуда что-то забрали? Он по размерам приблизительно соответствует почтовому конверту.

ДеКлерк осмотрел участок, чистый от крови, затем глянул на стену.

На ней был символ, нарисованный кровью: