Текст книги "Однажды на краю времени (сборник)"

– Прости, любовь моя.

Он легко поцеловал ее в лоб, затем в губы. Потом Тори растянулся на траве рядом с койкой и исчез из поля зрения Элин.

Элин смотрела на крышу купола и думала: «Нет». Она слышала, как Тори прикрепляет костные индукторы к своему телу, затем раздался резкий щелчок, это он включил запись. Программа потекла в его мозг.

Долгое ожидание, хотя на самом деле прошло всего секунд двадцать, и программа была загружена. Снова щелчок, и прибор отключился. Мгновение тишины, и вдруг…

Тори судорожно вздохнул. Элин увидела, как его рука взметнулась вверх и упала, было слышно, как он задыхается. Элин стремилась преодолеть паралич, но не могла сдвинуться с места. Что-то с шумом сломалось, судя по звуку, какой-то прибор. Хрипы и учащенное дыхание продолжались, Тори яростно метался по траве.

«Тори, Тори, что с тобой?»

Понятно одно: у него припадок. Но какие кошмары терзают его мозг? Рука Тори с размаху ударилась о койку, койка закачалась. Элин слегка встряхнуло.

Что бы с ним ни происходило, это плохо. И Элин ничего не могла сделать.

– Обыкновенный эпилептический припадок, – сказала Лэндис. – Ничего страшного, мы с этим справимся.

Она успокаивающим жестом дотронулась до плеча Элин и крикнула столпившимся вокруг Тори людям:

– Вы, придурки, кто-нибудь из вас знаком с программированием? Выведите даму из этого состояния.

К Элин подбежал техник и быстро отрегулировал приборы. Остальные, продолжавшие подходить – Лэндис подоспела к месту происшествия только третьей, – пытались удержать Тори и прикрепить к его шее костный индуктор. Несколько неразборчивых фраз – и Тори стал биться как бесноватый. Потом его мышцы обмякли, судороги прекратились, и все вздохнули с облегчением.

– Ну вот, – произнес техник, и Элин с трудом сползла с койки. Она протиснулась сквозь толпу (внутренний голос с удивлением заметил: «Толпа! Как странно!»), опустилась перед Тори на колени и обняла его голову.

Он вздрогнул, немигающие глаза широко раскрылись.

– Тори, что случилось?

Он поднял на нее эти страшные глаза:

– Nichevo.

– Что?

– Ничего, – сказала Лэндис. – По-русски это что-то вроде «не имеет значения».

Женщина-психотехник решила взять командование на себя и оттеснила толпу. Потом она повернулась к Лэндис и стала объяснять ситуацию, ее рот спокойно двигался под красно-зеленой раскраской.

– Похоже, изъян в самой философии программирования. Мы полагали, что сохранение «я» испытуемого сделает переход к божественному сознанию чрезвычайно неприятным и испытуемый беспрепятственно позволит его депрограммировать. Оказалось, что это не так.

Элин поглаживала лоб Тори. Его мышцы напряглись, затем снова расслабились: медицинский техник перепрограммировал физиологические реакции.

– Ну почему никто ничего не делает? – возмутилась Элин.

– Посмотри. – Лэндис подсоединила ее к интеркому.

Перед мысленным взором Элин промелькнули десятки психотехников, предлагающих одну программу за другой. Разветвленная психосхема занимала один канал, Элин видела, как программы включаются, вызывая некоторые изменения, но сразу же выключаются, отвергнутые мозгом Тори.

– Мы уловили мысленные образы, показывающие, что его миропонимание расширяется, – доложил какой-то техник, и вдруг свободный канал заполнили страшные картины.

Элин выдержала их лишь мгновение: ее мозг непроизвольно отключился от канала, но мгновения было достаточно. Она стояла в огромном помещении, уставленном гигантскими грохочущими машинами. Вокруг них с визгом и хохотом суетились злые демоны, которые сами тоже были машинами, и распространяли боль и безумие.

Отвращение Элин было неописуемо. Так же неописуемо, как то, что она пережила рядом с этими машинами. Но Элин была слегка знакома с психотехникой и понимала, что ее впечатление лишь бледное подобие, тень того, что испытывает сейчас Тори.

Элин дрожала от потрясения, но мало-помалу осознавала, что возвращается во внешний мир. Она все так же обнимала голову Тори. Рядом, с ошеломленным видом и помрачневшим лицом, стояла женщина-психотехник.

Элин овладела собой и как можно нежнее спросила:

– Тори, что ты там видишь?

Тори перевел на нее немигающие, затравленные глаза, и Элин, сделав над собой усилие, встретила этот взгляд. Тори заговорил. Голос его был странно спокоен:

– Это то, что есть. Это реальность. Вселенная – абсолютно бездушная машина, а мы все только заложенные в нее программы. У нас нет выбора, мы осуществляем свои функции и потом уходим в пустоту. Шумное и жестокое место.

– Я не понимаю: ты же сам всегда говорил, что мы всего лишь программы. Ты же всегда в это верил.

– Да, но теперь я это чувствую.

Элин вдруг заметила, что медленно гладит его волосы, но не стала убирать руку.

– Возвращайся, Тори. Позволь себя депрограммировать.

Он не отвел взгляд. Те же страшные глаза. Nichevo.

Пришедшая в себя психотехник потянулась к какому-то прибору. Лэндис отбросила ее руку:

– Не трогайте ничего! Что вы делаете?

Женщина казалась раздосадованной.

– Он велел, если опыт окончится плохо, включить терминатор.

– Так я и думала. Пока я здесь, я не допущу убийства из милосердия.

– Мне это непонятно. – Психотехник в недоумении подалась назад. – Вы же не хотите, чтобы он страдал?

Лэндис обдумывала уничтожающий ответ, как вдруг их прервал интерком.

Пространство пронзила яркая вспышка света, сопровождаемая запахом горького миндаля, колючками статического электричества и вкусом пряного салата.

– Чрезвычайное происшествие! У нас чрезвычайное происшествие! – крикнул тревожный голос, и перед Элин возникло лицо в черно-белой раскраске. – Чрезвычайное происшествие!

Лэндис подключилась к цепи.

– В чем дело? Покажи нам.

– Вы своим глазам не поверите.

Лицо исчезло, вместо него возникла панорама озера.

Темно-зеленая поверхность его была гладкой и неподвижной. Острый конус кратера, редкие клочья сорняков и травы, весь остров спал.

И по воде шел бог.

Все смотрели, не в силах переварить увиденное. Корал ступала по воде с невозмутимым видом, неторопливым, но решительным шагом. Розовые ступни едва касались поверхности.

«Я ей не верила», – вертелось в мозгу у Элин. Она увидела, как отец Лэндис разинула рот, широко раскрыла глаза и осенила себя крестным знамением. Но не успела Лэндис перекреститься, как иезуитская психосхема взяла свое. Она закрыла рот, лицо стало холодным и замкнутым. Ей удалось полностью взять себя в руки.

– Ганс, – приказала Лэндис, – нажми кнопку.

– Нет! – крикнула Элин, но было поздно.

Все еще включенная в интерком, Элин увидела, как забавный человечек умело и проворно выполняет приказ.

Сначала ничего не произошло. Потом все конденсоры ярко сверкнули. Из механизмов повалил пар и дым, и миг спустя раздался оглушительный грохот.

Небо раскололось.

Элин повернулась, задела за что-то ногой и упала. С трудом проползла по траве и прижалась к Тори. Он не шевелился.

– Я не могу тебя потерять! – воскликнула девушка.

Тори печально улыбнулся и произнес:

– Это неважно. Живет человек или умирает, мудр он или невежествен – вселенной это безразлично. Ничто не имеет значения.

Он сказал что-то еще, но Элин не разобрала, хотя и напрягала слух.

Воздух становился разреженным. Отверстия в куполе, поначалу мелкие, расширялись, по мере того как трескалась не рассчитанная на большие нагрузки крыша. Жутковатый свист перешел в пронзительное завывание, грянул гром, и купол разлетелся.

Элин оторвало от Тори, швырнуло в воздух и больно отбросило в сторону. Кратер пришел в движение, скалы ходили ходуном, деревья ломались в щепки и летели во все стороны, озеро взорвалось паром.

Шум прекратился, и на мгновение стало нечем дышать. В ушах у Элин звенело, кожу саднило. В ней нарастало давление, ее кровь стремилась слиться с пустотой, и Элин поняла, что умирает.

Спокойный голос проговорил: «Это не должно случиться».

Время остановилось.

Элин парила между Луной и смертью, ощущая необычную гамму переживаний. Обрывки прошлого сменяли друг друга. Мир не потерял четкости, но сдвинулся с места. И она, и вселенная стали нереальными, то ли существовали, то ли нет.

«Пойдем, ты будешь богом вместе со мной», – обратилась Корал, но не к Элин.

Присутствие Тори ворвалось в туманную неопределенность мощной волной, но было каким-то странным. Элин ощущала, как Тори меняется, освобождаясь от себя; казалось, он расправляет плечи, исцеляется.

Окружающий мир стал более многообразным, обрел реальность. Элин почувствовала, что ее тянет в разные стороны. Присутствие Тори на короткое время усилилось, затем стало уменьшаться и мало-помалу вовсе сошло на нет.

«Да».

Зарокотали волны, затряслись скалы, послышался глухой шум, и мир стал таким, как прежде.

Элин нетвердой походкой преодолела последний пролет каменной лестницы, которая вела к озеру. Миновала двух часовых, стоящих у каменных ступеней, и еще нескольких по дороге к ближайшей огороженной решетками ферме. Лица охранников были покрыты краской, нанесенной с той же поспешностью, с какой их программировали. После аварии часовые стояли везде.

Элин нашла приставную лестницу, ведущую на ферму, и полезла вверх. Стояла биологическая ночь, агротехники давно ушли.

Цепляясь руками, Элин взбиралась все выше, пока не испугалась, что пропустит ступеньку и упадет. Потом она перескочила на уступ и примостилась между лотками с клубникой и бататом. Отсюда Элин взглянула на остров. От высоты кружилась голова, хотя она одолела лишь треть пути.

«Какого черта я тут делаю?» – пробормотала Элин себе под нос. Она поболтала ногами в воздухе и сама себе ответила: «Потому что я пьяная в жопу». И захихикала. В чем-то она все-таки отличается от Корал. Элин может нализаться до чертиков и уйти из кабачка, не дожидаясь, когда хмель ударит ей в голову. Наверное, это связано с обменом веществ.

Внизу Тори и Корал тихо сидели на своем дурацком острове. Они не обнимались, не занимались любовью, не держались за руки, даже не смотрели друг на друга. Просто сидели. Как боги.

Элин зло покосилась на них. И прошептала невнятно:

– Блевать тянет, как на вас посмотришь.

Она прищурилась и сжала до боли, до слез кулаки. «Тори, какого хрена!»

Часто моргая, Элин отвернулась от острова и уставилась на черную блестящую поверхность озера. Там отражались яркие звезды. Вода подернулась еле заметной рябью, отраженные звезды стали мерцать и подмигивать, как на земном небе. Звезды в озере покачивались, сбивались в кучки, слипались, пока не превратились в лицо Тори. Его улыбка согревала и звала. Элин жадно смотрела на его губы, и он тихо проговорил: «Ну же! Иди ко мне».

Чьи-то пальцы сжали руку Элин. Она подняла глаза и увидела суровое лицо часового.

– Вы пьяны, мисс, – сказал он. – И к тому же подвергаете опасности не принадлежащее вам имущество.

Повернувшись туда, куда он указывал, Элин воззрилась на раздавленный ею побег батата и закатилась смехом. Охранник ловко, со знанием дела закатал ей рукав и замкнул на кисти пластмассовый браслет.

– Пора идти, – произнес он.

К тому времени как часовой поднялся с Элин до четвертой террасы, она почти протрезвела. Ее кровь ровной тонкой струйкой проходила через браслет и возвращалась к ней в жилы очищенной от алкоголя.

«Кощунственное расточительство, сколько вина пропало», – думала Элин.

Еще двадцать шагов – и браслет свалился с ее руки. Охранник поймал его на лету и ушел. Элин вновь овладело отчаяние.

«Тори, любовь моя!»

Спать ей не хотелось, и она поплелась дальше, снова в погребок Ганса за следующей порцией вина.

Вокруг камня, который заменял стол, в свете кольца блуждающих язычков пламени расположилась небольшая компания. Отец Лэндис была здесь тоже и явно собиралась напиться.

– Завтра я подаю рапорт, – объявила она. – Синод отказывается от участия в эксперименте и прекращает финансирование.

Ганс вздохнул, сделал большой глоток домашнего вина и поморщился.

– Это что же, конец проекту «Создатель звезд», а?

– Дай-то бог! – ответила Лэндис и суеверно скрестила пальцы.

Элин стояла неподалеку и молча слушала.

– Даже слышать не могу о Боге после всего случившегося, – проворчала психотехник.

– Не следует путать Господа с тем, что вы недавно видели, – сказала ей Лэндис.

– Она повернула время вспять или что-то в этом роде, – заметил Ганс. – Я сам видел. Здесь был взрыв, разве это ни о чем не говорит?

Лэндис ухмыльнулась и взъерошила ему волосы.

– Иногда я волнуюсь за тебя, Ганс. У тебя крайне ущербное представление о Боге.

Люди, сидящие за столом, засмеялись. Ганс покраснел и сказал:

– Да нет, правда.

– Хорошо, я постараюсь… – Лэндис наклонилась вперед и постучала кружкой о камень. – Слушай, налей-ка еще… Постараюсь объяснить просто. Мы засадили ученых за описание вселенной, которое дала Корал. Они изучили его вдоль и поперек, и что ты думаешь? В этой вселенной нет места для таких понятий, как вера; надежда, милосердие. Мы получили смесь субстратов, суперпрограмм и самометакорректирующейся физики. Но не только интеллект делает Бога высшим существом – каждый из нас встречал кошмарно умных мерзавцев! И не только могущество, а то я могла бы купить из-под полы атомную бомбу и основать свою религию. Нет, Бог по определению – носитель высших моральных качеств. Конечно, я только стремлюсь быть по возможности честной и беспристрастной, но для Корал нравственных соображений не существует вообще. Ясно?

Только Элин заметила тревогу и безысходность, застывшие у Лэндис в глубине глаз, и поняла, что та говорит механически. В душе Лэндис происходила борьба, ее вера была поколеблена.

– Да, пожалуй. – Ганс почесал затылок. – Но мне все же интересно, что произошло между ней и Тори в самом конце.

– Сейчас расскажу, – откликнулась психотехник. Все повернулись к ней, и она довольно улыбнулась, ей нравилось быть в центре внимания.

– Какого черта, завтра нам всем, пожалуй, поставят цензирующий блок, так что, может, у меня последняя возможность рассказать. Мы проверили все магнитные ленты и обнаружили, что трудности возникли из-за теоретической ошибки в проекте. Шостоковичу не надо было оставлять при эксперименте свое «я». Переход к богоподобному состоянию чрезвычайно опасен для личности. Тори не желал этого перехода. Его ум сопротивлялся, отвергал божественность, превращал ее в кошмар. Потому что принять божественность значило для него потерять индивидуальность.

Она сделала драматическую паузу.

– Мы не понимаем, как и почему это случилось. Но совершенно четко зафиксировано, что случилось. Явилась Корал и отняла у него индивидуальность.

– Чушь собачья! – Лэндис воинственно вскочила, но с трудом удержалась на ногах. – И после всего, что было, вы говорите: у них нет индивидуальности! Смотрите, какое светопреставление устроила эта Корал, чтобы заполучить назад Тори. Разве так ведет себя лишенное чувств и индивидуальности существо?

– Наши приборы не уловили никаких следов индивидуальности.

– Ваши приборы! Все это наука, не более того. – Лицо Лэндис пылало от пьяного гнева. – Вы идиоты! Хоть кто-нибудь из вас задумывался, что мы тут натворили? Это сверхсущество еще слишком мало, новорожденный младенец! Но когда-нибудь оно вырастет. И что будет с нами, когда оно решит покинуть остров? Я… – Она запнулась, голос сорвался.

Все молча от нее отстранились.

– Извините меня, – пробормотала Лэндис. – Слишком много вина.

Она села.

– Ладно. – Ганс откашлялся и криво улыбнулся. – Кому-нибудь налить?

Люди опять оживились, неестественно бойкие, слишком шумливые, нарочито веселые. Стоявшей сбоку, за пределами круга света, Элин привиделся страшный сон наяву.

На нее смотрел техник из конторы. У него были глаза Тори. Когда он отвернулся, на другом лице блеснула улыбка Тори. Люди беспокойно двигались, болтали и смеялись, как танцоры, изображающие вечеринку в какой-нибудь оперетте, и глаза Тори танцевали вместе с ними. Эти глаза перелетали с лица на лицо, появлялись то здесь, то там – каждый раз, когда кто-нибудь смотрел в сторону Элин. Тихий голос сказал:

– Нам суждено друг друга любить.

«Уходи, уходи, уходи», – в исступлении подумала Элин, и галлюцинация прекратилась.

Элин успокоилась и пробралась туда, где сидела Лэндис.

– Утром я улетаю, – сказала Элин.

Новая личность прижилась, краску с лица снимут перед самым отлетом, но это простая формальность. Ей разрешили уехать.

Лэндис подняла взгляд, и на миг все муки и сомнения проступили у нее на лице. Потом маска вернулась, и Лэндис ответила Элин с улыбкой:

– Держись подальше от экспериментальной религии, хорошо, девочка?

Они на мгновение обнялись.

– И помни, что я говорила тебе об ушибленной ноге.

Элин молча кивнула. Теперь она поняла, что вернулась назад в погребок именно к этой иезуитке – за советом и утешением. Она хотела сказать: «Послушайте! На миг я решила, что смогу вернуть Тори, – так же как он вернул Корал. Но когда я попыталась прорваться в компьютер, оказалось, что они усилили меры безопасности. Только сейчас до меня дошло, что Тори ушел навсегда, и я боюсь наделать глупостей и хочу, чтобы вы меня отговорили». Но Лэндис была и так удручена и могла не вынести лишних волнений. Нельзя взваливать на чужую ношу свою.

И Элин пошла домой, в хижину Тори.

Осталось преодолеть последнее искушение. Элин сидела посреди комнаты, держа на коленях терминал Тори: буквенно-цифровые обозначения успокаивали ее мягким зеленым светом. Мысли ее были о Тори. О его фразе: «Нам суждено друг друга любить», о его худощавом теле, которое лежит рядом с ней в голубовато-бледном свете Земли. Элин думала, как будет без него жить.

Терминал, единственный из оставленных Тори предметов, хранил отпечаток его духа. Это была его игрушка, его дневник и его ящик для инструментов. В памяти терминала еще сохранилась серия программ «Троянский конь», над которой он работал, когда вдруг… перестал быть собой.

Одна из этих программ сделает ее богом.

Сквозь листья плюща Элин всматривалась в куполообразное небо. Темные контуры листьев не закрывали лишь несколько звезд, да и те то гасли, то вновь загорались в такт дыханию Элин. Она вспомнила, как Корал говорила, что скоро они будут вместе, обезличенные и оторванные от жизни, и только вмешательство Тори спасло от этой участи.

– Бог всегда выполняет обещания, – тихо сказал Тори.

Элин вздрогнула, опустила глаза и увидела, что трава в дальнем конце хижины двигается. И вдруг быстро проглянуло такое знакомое насмешливо-печальное лицо ее возлюбленного. Трава продолжала колыхаться, и вот уже показалась голова и верхняя часть тела Тори.

Элин почти не удивилась. Конечно, и прежние появления Тори не были плодом ее воображения, это не призраки, порожденные ее горем. Ей просто не свойственны такие фантазии.

И все же Элин с опаской встала.

– Чего ты от меня хочешь?

Фигура из глины и травы поманила ее к себе:

– Пойдем. Тебе пора к нам.

– Я не программа, – судорожно шепнула Элин и стала пятиться. – Я сама за себя решаю!

Она повернулась и выбежала наружу, на свежий, целительный ночной воздух. Ночь обняла ее. Голова Элин сделалась ясной, к ней вернулось присутствие духа.

На верхней террасе легонько зашевелились листья жимолости. Плавно и постепенно они превратились в Корал, зрачки ее глаз были цветами. Но говорила она голосом Тори.

– Тебе не понравится быть богом, – сказал Тори, – но существу, которым ты станешь, – понравится.

– Дай мне время подумать! – крикнула Элин.

Она быстро зашагала прочь из жилого поселка, минуя разбросанные по полю валуны, к темному лугу.

Элин окутал царящий здесь покой. Она нуждалась в этом покое, чтобы выбрать между своей человеческой природой и Тори. Выбор был бы несложен, когда бы не боль утраты!

Она подняла взгляд к Земле, к миру, переполненному страданиями. Если бы она могла протянуть руку и стряхнуть с Земли все людские горести, они засыпали бы мироздание, погасили звезды и отравили все вокруг. Эта мысль давала если не утешение, то хотя бы маленькую надежду, ощущение, что она не так одинока, что ее печали лишь часть общих мук. Эти муки сопровождают человечество из поколения в поколение. Но люди продолжают жить.

И если все не сдаются, Элин не сдастся тоже.

Легкий шум заставил ее оглянуться на валуны. На каждом камне появилось лицо Тори, лица чуть-чуть отличались одно от другого, но все выражали любовь. Это странное многоликое видение показало Элин, насколько чужим стал для нее Тори, и она невольно содрогнулась.

– Твое желание сильнее страха, – произнес Тори, и слова запрыгали от лица к лицу. – Неважно, что ты сейчас об этом думаешь, но к утру ты будешь с нами.

Элин ответила не сразу. В руке у нее был терминал Тори. Маленький и почти невесомый. Она машинально захватила его с собой.

Над головой раздался тоскливый крик, потом еще и еще. Рядом с куполом козодои охотились за насекомыми. Элин не видела птиц: они летали слишком высоко, слишком быстро и в полной тьме.

– Цена чересчур высока, – сказала наконец Элин. – Можешь ты это понять? Ради тебя я не перестану быть человеком.

Элин подняла зажатый в руке терминал и бросила его как могла дальше изо всех сил. Она не слышала, как он упал.

– Прощай, Тори, – проговорила она. – Я все еще люблю тебя, но прощай.

Элин повернулась и пошла прочь.

Скалы у нее за спиной понимающе улыбались.