Текст книги "Однажды на краю времени (сборник)"

– Наверное, такой и была Америка до Катастрофы, – восторженно заметил Вольф, но никто не обратил на него внимания.

Утром в день концерта Вольф наблюдал, как над сценой натягивают огромный холщовый навес на случай дождя.

– Эй, пилигрим, не видел Дженис? – спросил пробегавший мимо подручный.

– Мэгги, – машинально поправил Вольф. – Нет, не видел.

– Спасибо, – пропыхтел тот и побежал дальше.

Через несколько минут на Вольфа наткнулся спешащий куда-то Хоук:

– Тебе Мэгги не попадалась?

– Нет. Погодите, Хоук, что происходит? Вы уже второй спрашиваете.

– Мэгги пропала, – пожал плечами тот. – Но с ума сходить не стоит.

– Надеюсь, она вернется к началу.

– Ее ищет местная полиция. У Мэгги имплантанты, так что она во что бы то ни стало доберется до сцены. Не сомневайся.

И Хоук умчался.

На сцене последний раз проверяли оборудование, а вокруг начали собираться первые зрители. Наконец появилась и Мэгги. Ее крепко держали двое людей в форме. Девушка оказалась совершенно трезвой и очень злой. Синтия с рук на руки приняла ее у полиции и увела в трейлер – в гримерку.

Вольф смотрел со стороны, решив, что здесь ничем помочь не может. Потом он бесцельно бродил по парку и наблюдал за собиравшейся толпой. Люди приходили, искали себе место, усаживались и ждали. В основном они молчали, а если и разговаривали, то очень тихо. Все были одеты ярко, но не в парадные костюмы. Некоторые прихватили с собой вино и одеяла.

Очень странное получилось сборище. Никто никому не смотрел в глаза, никто не улыбался. Лица были лишены всякого выражения, и голоса звучали приглушенно, но в них слышалось напряжение. Вольф бродил меж ними и слушал обрывки разговоров:

– Сказала, что ее ребенок будет…

– … не надо. Это никому не надо.

– Не вышло откупиться…

– …а вкус странный, и я не…

– пришлось сровнять с землей три квартала…

– …крови.

Чем дальше, тем больше Вольфу становилось не по себе. Что-то такое было в этих лицах, в голосах. Он снова столкнулся с Хоуком.

– Послушайте, тут творится что-то очень странное.

Лицо у Хоука перекосилось. Он махнул рукой в сторону осветительской вышки:

– Времени нету. Шоу вот-вот начнется. Мне пора за пульт.

На мгновение Вольф замешкался, а потом поспешил вслед за Хоуком на вышку.

Сверху весь парк просматривался как на ладони. На земле повсюду сидели люди – маленькие муравьи на истоптанной бурой земле. И среди них ни единого ребенка, что тоже было странно. Солнце садилось за горизонт, размазав по небу багрянец и золото.

Хоук один за другим включал и выключал прожектора, сверяясь с зажатой в руке бумажкой.

Время от времени он тихо чертыхался и заново сращивал провода. Вольф ждал. Волосы взъерошил легкий ветерок, хотя внизу, казалось, никакого ветра не было и в помине, все застыло.

– Это больная страна, – сказал Хоук. Надев наушники с микрофоном, он направил на сцену красный луч, потом выключил прожектор. – Патрик, ты там? Включаем «солнца» на счет «два».

Хоук проверил всех местных осветителей, обращаясь к каждому по имени.

– Средняя продолжительность жизни здесь – около сорока двух лет. Это если выберешься живым из родильни. Уровень рождаемости нужно поддерживать на очень высоком уровне, иначе население просто вымрет.

Он повключал все красные и синие прожектора, и сцену затопило лиловым. На ее фоне холщовый навес казался черным. Возле центрального микрофона появился чей-то расплывчатый силуэт.

– Ну, давай, Патрик, жарь.

И тут же яркий луч осветил конферансье. Он откашлялся и принялся молоть свою обычную чепуху. Громкий голос разносился над толпой, нарастал, проходя через усилители с определенной запрограммированной задержкой. Толпа вяло колыхалась у подножия осветительской вышки, припозднившиеся слушатели проталкивались поближе.

– Задай лучше себе вот какой вопрос: почему правительство выбрасывает столько денег на это треклятое шоу?

– Хорошо, – согласился Вольф. – И почему же?

Он сидел неподвижно, натянутый как струна. Ветерок обдувал вспотевшее лицо. Надо было захватить куртку, вечером она может понадобиться.

– Потому что их чертовы умники велели… Чертовы социальные инженеры, – отозвался Хоук. – Смотри за толпой.

– …Дженис! – грохнули динамики.

И на сцене появилась Мэгги и, сладострастно схватившись за микрофон, начала монолог. Очевидно, сегодня она была в ударе. Толпа разразилась аплодисментами. В воздух летели цветы. Люди передавали из рук в руки бутылки со спиртным и ставили их на сцену.

С осветительской вышки не было видно, как состарил Мэгги минувший месяц. В разноцветном свете прожекторов исчезли морщины, исчез желтоватый цвет кожи. Ослепительно сверкало расшитое блестками платье.

Когда в середине второй песни зазвучал проигрыш, Мэгги, прищурившись, оглядела слушателей:

– Эй, народ, что за фигня? Почему не танцует никто?

Несколько человек поднялись на ноги.

– На «солнцах», приготовились, – пробормотал Хоук в микрофон. – Третий, четвертый и пятый – на полицейских.

Яркие лучи высветили три сценки в разных концах парка: полицейские в форме пытались повязать танцующих. Один прожектор по-прежнему был направлен на Мэгги. Она величественно наставила палец и пронзительно завопила:

– Почему вы не даете им танцевать? Я хочу, чтоб они танцевали. Повелеваю танцевать.

С ревом добрая половина зрителей вскочили на ноги.

– Третий, вырубай. Четвертый и пятый, держим, на три вырубаем. Раз, два, три! Хорошо.

Полицейские исчезли, растворились среди танцующих.

– Все это срежиссировано, – догадался Вольф.

– Часть легенды, – отозвался Хоук, даже не поглядев в его сторону. – Смотри, справа.

Вольф посмотрел направо и увидел, как несколько парочек с краю соскользнули в тень подальше от света прожекторов.

– И что же я должен увидеть?

– Это только начало.

Хоук снова склонился над пультом.

Зрители постепенно напивались и в конце концов принялись буянить. Мэгги пела. Слушателей охватило жуткое, отвратительное возбуждение. Вольф сидел высоко над беснующейся толпой, но даже с осветительской вышки чувствовал нарастающую истерию. Полуобнаженные женщины сбрасывали чадры и выплясывали голышом. Мужчины срывали с себя комбинезоны. То там, то здесь кто-то уже занимался любовью. Несколько раз Хоук мельком высвечивал такие парочки лучом прожектора, но те в основном даже не обращали внимания.

То и дело вспыхивали драки, но буянов мигом усмиряла полиция. Люди собирали мусор в кучи и поджигали. Скоро весь парк уже мерцал небольшими кострами. Дым плавал над зрителями. Хоук подсвечивал толпу цветными лучами. Окончательно стемнело. Из-за огней и животных стонов казалось, что внизу происходит настоящий шабаш.

– Да, мерзко, – заметил Хоук. – И все это тщательнейшим образом срежиссировали умники из правительства.

– Но они же не испытывают никаких чувств, – возразил Вольф. – Это же всего-навсего животное влечение. Им… нет дела друг до друга.

– Ага.

На сцене Мэгги доводила себя до исступления, но блюз ее был безупречен, никогда еще не пела она лучше.

– Точно как на других концертах, – продолжал Хоук, – просто сегодня никто не будет терпеть до дома.

– Неужели ваше правительство действительно рассчитывает поднять за счет этой ночи уровень рождаемости?

– Не за счет этой ночи. Нет. Но у всех этих людей останутся воспоминания, которые будут греть их долгой холодной зимой. – Хоук зло сплюнул за край платформы. – Чер-р-рт, чего это я должен повторять их вранье? Пусть сами стараются. Это просто хлеб и зрелища, чтобы гребаная толпа выпустила пар.

– Во-о-от так, братцы! – восторженно взвыла Мэгги. – Смотрю я на вас, и вы меня заводите. Да, детка, вот так, правильно!

Она с важным видом расхаживала по сцене, излучая неиссякаемую энергию. Звенела быстрая и нетерпеливая музыка.

– Обожаю!

Она показала зрителям язык и тут же получила в награду одобрительный рев.

Мэгги сделала огромный глоток из своей бутылки «Саузерн комфорт», покачивая бедрами в такт музыке. Снова рев. Сладострастно провела по горлышку бутылки языком.

– О да! Я так завелась. Настоящая греховодница. Смотрю на вас и вся горю. Знаете, – она выждала один такт, – иногда вполне понимаю мужиков. Я ведь горячая хипповская штучка.

Неожиданно Вольф понял: да она же соревнуется с толпой, пытается во что бы то ни стало завоевать их внимание, готова переплюнуть всех присутствующих.

Мэгги медленно провела рукой по груди, спустилась ниже, погладила себя между ног. Отбросила непослушные волосы с глаз. Воплощенная животная похоть.

– Вот дерьмо. А знаете, горячие хипповские штучки ведь не носят белье. – (Снова аплодисменты и вопли.) – Не верите, ну?

Вольф смотрел и не мог заставить себя отвернуться. Мэгги медленно развела ноги, задрала юбку и опустилась на корточки. Ее лягушачье личико пылало вожделением, уродливым похотливым вожделением. Опершись рукой о сцену, она поманила:

– Идите к мамочке.

И тут словно прорвало плотину. На мгновение воцарилась абсолютно мертвая тишина, а потом толпа с ревом кинулась вперед. Сцену буквально захлестнуло людской волной. Сметая полицейских, зрители карабкались на деревянную платформу. Вольф увидел, как Мэгги пытается встать, но ее тут же поглотило людское море. На лице ее мелькнуло недоверчивое изумление.

– Матерь греха, – прошептал Мбикана.

Он смотрел на бесновавшуюся внизу безмозглую, злобную толпу. Человеческое море яростно бурлило, вскипало водоворотами. Вольф все ждал, что сцена вот-вот рухнет, но она устояла. Люди лезли и лезли на нее, сталкивали друг друга, но она устояла. Гораздо милосерднее было бы, если бы она рухнула.

Где-то над толпой мелькнула рука, сжимающая что-то блестящее. Вольф не сразу понял, что это. А потом появилась еще одна, и еще, и тут он осознал: это обрывки платья Мэгги.

Мбикана обеими руками ухватился за опору, чтобы не свалиться в расплескавшийся внизу ужас. Завывания слились в один нестройный беспорядочный хор. Вольф крепко зажмурился, безуспешно пытаясь ничего не слышать.

– Точно в срок, – пробормотал Хоук. – Точно, так его, в срок.

Он выключил все прожектора и положил руку Вольфу на плечо.

– Пошли. Наша работа окончена.

Вольф изогнул шею, чтобы заглянуть Хоуку в лицо. Но как только открыл зажмуренные глаза, голова так закружилась, что он шлепнулся на пол, так и не отпустив при этом опору. Его тошнило.

– Это все… они… Хоук, вы видели? Вы видели, что они сотворили? Почему никто не… – Он подавился словами.

– Меня не спрашивай, – горько отозвался Хоук. – Я просто играю в этом маленьком спектакле роль Иуды Искариота. – Он встряхнул Вольфа за плечи. – Пошли, пилигрим. Пора спускаться.

Вольф медленно и с трудом отцепился от опоры и позволил увести себя с вышки.

У подножия толпились мужчины в черной форме.

– Это африканец? – спросил один у Хоука, а потом повернулся к Вольфу: – Пожалуйста, следуйте за нами, сэр. У нас приказ. Мы должны в целости и сохранности доставить вас в гостиницу.

Глаза Вольфа наполнились слезами, и он уже не видел ни толпы, ни парка, ни полицейского. Послушно, словно беспомощный и доверчивый ребенок, позволил он себя увести.

Наступило утро. Вольф лежал в кровати, уставившись в потолок. Где-то в комнате жужжала муха, но он не обращал внимания. На улице громыхали железными колесами тележки, дети играли в какую-то игру, нараспев произнося считалочку.

Наконец он встал, оделся и ополоснул лицо, а потом отправился в столовую на завтрак.

Там сидел Ди Стефано и доедал тост.

– Доброе утро, мистер Мбикана. А я уж собирался за вами посылать. – Он указал на свободный стул.

Вольф, оглядевшись по сторонам, сел. Вокруг за столиками расположились как минимум три офицера секретной полиции.

Ди Стефано достал из кармана пиджака какие-то документы и вручил их Вольфу.

– Все подписано и запечатано. Получите. Мы чуть изменили условия, но ваше начальство возражать не станет. – Он отправил в рот последний кусочек тоста. – Прекрасное начало карьеры.

– Благодарю, – машинально отозвался Вольф.

Он проглядел бумаги, но не смог ничего разобрать и бросил их себе на колени.

– Завтра утром «Африканский генезис» покинет порт. Я распорядился, чтобы вам забронировали место, вдруг вы решите отплыть с ними. Разумеется, через три недели будет еще одно пассажирское судно, если вы желаете погостить у нас подольше.

– Нет, – поспешно отозвался Вольф, но тут же спохватился, что ответ прозвучал слишком грубо: – Я соскучился по родине. Слишком много времени вдали от дома.

Ди Стефано промокнул уголки губ салфеткой и уронил ее на скатерть.

– Тогда на этом все. – Он поднялся со стула.

– Погодите, – остановил его Вольф. – Мистер Ди Стефано, я… Я очень хотел бы услышать объяснение…

Ди Стефано уселся обратно.

– Первое, что вы должны знать, – сказал он без всяких обиняков, – мисс Горовиц была не первой нашей Дженис Джоплин.

– Нет.

– И не второй.

Вольф поднял на него глаза.

– Она двадцать третья, не считая оригинала. Каждый год мы спонсируем шоу, и каждый год оно завершается в Бостоне в день осеннего равноденствия. И пока заканчивалось одинаково.

Вольф спрашивал себя: быть может, стоит пырнуть этого человека вилкой или придушить? Он знал, что должен испытывать ярость, но не испытывал ничего.

– Из-за мозговых имплантатов.

– Нет. Поверьте, я искренне хотел бы, чтобы она осталась в живых. Имплантаты помогали не выходить из роли, только и всего. Она действительно не помнила о прошлых Дженис Джоплин, но ее смерть никто не программировал. Так просто… случается, вот и все.

– Каждый год.

– Да. Каждый год Дженис предлагает себя толпе. И каждый год ее разрывают в клочья. Нормальная женщина не стала бы предлагать себя, а нормальные люди не стали бы так реагировать. Я пойму, что моя страна встала на путь исцеления, в тот день, когда Дженис останется в живых, чтобы отправиться во второе турне. – Он помолчал. – Или в тот день, когда не отыщется больше женщины, которая знает, чем все заканчивается, и тем не менее готова сыграть эту роль.

Голова у Вольфа была тяжелая, думать получалось с большим трудом. Он слышал Ди Стефано, но не понимал.

– Последний вопрос. Почему именно я?

– Однажды вы, возможно, вернетесь в нашу страну, – отозвался Ди Стефано, вставая. – А может, и не вернетесь. Но совершенно точно когда-нибудь займете важное положение в Юго-Западной Африканской торговой компании. И от ваших в том числе решений будет зависеть наша экономика.

Четверо полицейских тоже поднялись со своих мест.

– Когда это произойдет, я хочу, чтобы вы понимали одну вещь: нам нечего терять. Доброго вам дня, сэр, и долгих лет.

Охранники Ди Стефано выпроводили Вольфа за дверь.

Опустился вечер. В бостонской гавани ждал корабль, готовый отвезти Вольфа домой. Прочь из этих кошмарных сказочных краев, прочь от привидений и ходячих мертвецов. Вольф смотрел на судно, но оно никак не желало становиться реальным. Наверное, он растерял свою способность верить.

К берегу подплывала корабельная шлюпка. Вольф поднял с земли сумки.

Гинунгагап

[7]7
  Гинунгагап – в скандинавской мифологии первичный хаос, мировая бездна, в которой возникло первосущество.


[Закрыть]

Абигейл вошла в кабину трансляторной сети на Милосердной Матери и направилась к цилиндру Толедо в технопарке Юноны. Звезды вспыхивали, тускнели и исчезали пять раз. Дорога была долгой: вокруг Солнца, на противоположную сторону Системы.

Толедо был старым коммерческим цилиндром. Теперь там жили в основном чиновники и люди свободных профессий. Абигейл не любила это место, но контракт с ЗМ был уже расторгнут, а ей нужна работа.

Волосы на груди работника службы трудоустройства были выкрашены в белый цвет, а на ногах – в красный. Зеленая набедренная повязка и бирюзовые перстни на пальцах довершали попугайскую расцветку. Пальцы его бегали по клавиатуре компьютера, выводя на монитор бесконечный поток бюрократической чепухи.

– Здорово вы это придумали, – сказал он.

– Спасибо, – отозвалась девушка.

Она небрежно согнула свою новую руку. Хорошо сделано, только слишком розовая. И слабая, конечно, но это поправимо. Абигейл приложила руку к груди. По цвету похожа на сосок. Определенно слишком розовая.

– Есть что-нибудь хорошенькое?

– Нет, – сказал служащий.

У него над ухом пролетела колибри – едва заметное трепетание воздуха.

– Вижу, вы искали работу в колонии Проксима.

– Там полно народу, – вздохнула Абигейл. – Так что, для планетчиков ни одного места?

– Этого я не говорил, – проворчал служащий.

– О! Что это?! – Абигейл вытянула шею, чтобы рассмотреть изображение на экране.

– На ваше резюме есть свежее предложение.

– Что там?

– Сейчас прочитаю.

Цветок жимолости упал Абигейл на волосы, и девушка смахнула его рукой. Офис располагался на открытом воздухе, с живой изгородью вместо стен и решеткой вместо потолка. Чрезмерно пышная растительность старых цилиндров Пояса иногда раздражала Абигейл.

– Мм, – поднял голову чиновник. – Вас хочет нанять Белл-Сандиа. Контракт на выполнение одного задания, с неограниченным сроком действия. – Он повернул монитор так, чтобы Абигейл было видно. – Очень хорошие условия, так всегда бывает в контрактах повышенной опасности.

– Повышенная опасность? Белл-Сандиа – это ребята, которые занимаются связью? И в чем же риск?

Служащий вызвал на монитор следующий блок информации.

– Вот! – Он постучал по экрану пальцем. – Фразы очень витиеваты, но суть в том, что им нужен испытатель в межзвездный корабль, проходящий сквозь черные дыры.

– Этого не может быть. Приливные силы…

– Увольте. Вероятно, они как-то решили эту проблему. Вопрос только в том, согласны вы или нет.

Абигейл посмотрела сквозь решетку: прямо у нее над головой по вогнутой поверхности противоположной стороны цилиндра бежал извилистый ручеек. В нем плескались дети. Девушка медленно досчитала до ста, делая вид, что ей нужно время, чтобы решиться.

Абигейл пристегнулась к креслу транскапсулы и кивнула технику за стеклом камеры. Он нажал пуск. Абигейл и воздух вокруг нее сковало стазис-поле. Стена камеры раскрылась, как диафрагма фотоаппарата. Транслятор снова исполнил привычный уже технологический фокус – лишил ее инерции и придал скорость, близкую к скорости света. Звезды ярко вспыхнули, а солнце потускнело. Абигейл глубоко вздохнула и…

…оказалась в приемной камере. Относительность украла у нее почти все время перелета, оставив от него какую-то жалкую кроху.

Девушка отстегнула ремни и побежала к стоянке паромов. Пилот парома встретил ее улыбкой и сразу уткнулся в свои приборы. Он был молод, на груди и бедрах нанесены коричневые полосы, которые были лишь немного темнее его кожи. Сетчатый жилет можно было бы счесть безвкусным, но он так здорово подходил парню, что выглядел скорее озорно, чем претенциозно.

Абигейл захотелось иметь на себе что-то, кроме набедренной повязки и лака для ногтей: хотя бы какую-нибудь косметику и украшения. Рядом с этим щеголем она почувствовала себя невзрачной.

На стоявшем перед ней мониторе светились два изображения, полученные от синхронных телекамер. Под ними мерцали цифры. Одна картинка изображала место назначения – базу Белл-Сандиа «Артур Ч. Кларк». Это были пять концентрических колец, вращающихся друг вокруг друга с разными скоростями. Компьютер раскрасил их всеми оттенками красного. Учитывая удаленность базы от заводов Большого пояса, размеры ее были довольно внушительными.

Абигейл уселась в кресло пассажира и пристегнула ремень. Заработали двигатели.

– Гинунгагап – единственная известная черная дыра в гравитационном поле Солнца, открыта в две тысячи двадцать третьем году, – попискивал тоненький голосок, комментируя второе изображение. – Ее существование объясняет остававшиеся долгое время загадкой отклонения планет Солнечной системы от рассчитанных орбит. База «Артур Ч. Кларк» была…

– А без этого никак? – спросила Абигейл.

– Никак, – ответил пилот. – Мы отказались от туристической программы около года назад, но режим полета остался прежним. А с правилами у нас строго.

Пилот подмигнул огорченной Абигейл:

– Потерпите минутку.

Он склонился над приборной доской.

– …основана сорок лет спустя, и вскоре были налажены связи с колонией Проксима. Гинунгагап…

Голос пропал. Девушка благодарно улыбнулась.

– Абигейл Вандерэк.

– Чейни, – представился пилот. – Ты из гравитационщиков?

– Ага.

– Я был раньше пустотником. Но устал от этого и согласился на первый попавшийся более-менее надежный контракт.

– А я выбрала другой путь.

– Может быть, мне тоже следовало так поступить, – дружелюбно сказал Чейни, – но все-таки это трудно. Я заработал там три дырки.

Он показал широкую белую полосу на животе, большое красное неровное пятно у соска и белый дугообразный шрам, прикрытый волосами.

– Я мог бы избавиться от них, но считаю, что жизнь – это процесс приобретения шрамов и опыта, поэтому решил все оставить как есть.

Если бы Абигейл показалось, что парень хочет произвести на нее впечатление, она тут же осадила бы его. Но это было просто частью самопрезентации, возможно, обоснованной, возможно – нет. Абигейл подозревала, что, за исключением туристических поездок на Землю, Чейни толком нигде и не бывал и база «Кларк» находилась в самом глубоком месте гравитационного колодца системы.

И все же парень обладал неотразимым мальчишеским обаянием.

– Покажите мне сеть связи, – попросила девушка.

Паром описал петлю, и под ним потянулись километры стального кружева. Чейни показал на небольшую параболическую антенну на внешнем кольце станции:

– Вон та дальняя антенна подает сигнал в Гинунгагап. Остальные служат для связи с Мамочкой.

– Мамочкой?

– Так обычно называют «Артур Ч. Кларк».

Он беспечно развернул паром и рассказал длинную, пересыпанную непристойностями историю о происхождении этого прозвища. Абигейл засмеялась, а Чейни показал пальцем на монитор:

– Вот Гинунгагап.

Девушка стала напряженно всматриваться:

– Где? Не вижу!

На втором изображении было лишь едва заметное маленькое красное пятнышко – увеличенное изображение черной дыры.

– Не слишком впечатляет, правда? Но опасность от этого меньше не становится. Даже на таком расстоянии достает сильное ионизирующее излучение от ее аккреционного диска.

– Поэтому нужна промежуточная станция?

– Да. Интенсивность излучения бывает разной, но если бы выход из трансляторной сети был на «Кларке», примерно треть пассажиров просто погибала бы.

Чейни высадил Абигейл на причале Мамочки и улетел. Девушка остановилась в нерешительности: она не знала, куда идти и что делать.

– Это вас мы сбрасываем в Гинунгагап?

Абигейл обернулась и встретила цепкий взгляд коренастого мужчины. Его набедренная повязка была старомодного оранжевого цвета.

– Мне понравился этот ваш номер с рукой. Нужно большое мужество, чтобы совершить такое. – Они обменялись рукопожатиями. – Я Поль Жерар. Начальник внешней безопасности. Отвечаю за вашу подготовку. Вы играете в словесный пинг-понг?

– Почему вы спрашиваете? – автоматически включилась Абигейл.

– А вы не знаете?

– А я должна?

– Вы имеете в виду сейчас или потом?

– А потом ответ будет другим?

Суровые черты Поля смягчились улыбкой.

– Отлично.

Он взял Абигейл за руку и повел по наклонному коридору.

– У нас не так много времени на подготовку. Пробный имитационный полет через две недели. Потом все пойдет очень быстро. Хотите начать прямо сейчас?

– А у меня есть выбор? – удивленно спросила девушка.

Поль резко остановился.

– Послушайте, – начал он, – вот правило номер один. Не играйте со мной ни в какие игры. Понятно? Потому что я всегда выигрываю. Не иногда, не как правило, – а всегда.

Абигейл вырвала свою руку из руки Поля.

– Вы сами меня заставили, – рассерженно сказала она.

– Считайте это частью вашей тренировки. – Поль смотрел ей прямо в глаза. – В какие бы там гравитационные колодцы вы ни спускались, все равно вы останетесь существом околоземной культуры – доверчивым, судящим о вещах по их внешнему виду. Это опасно. Я хочу, чтобы вы это поняли. Я хочу, чтобы вы научились видеть суть вещей, скрытую за их маской. Я хочу, чтобы вы повзрослели. И вы повзрослеете.

«Не будь таким самоуверенным».

Поль словно прочитал ее мысли, на лице его мелькнула улыбка.

– Это звучит слишком серьезно для поездки на Проксиму, – сказала Абигейл, теперь уже вслух.

– Урок номер два: не делайте поспешных выводов. Вы не полетите на Проксиму.

Он повел девушку вниз по пандусу к следующему колесу, задержавшись на секунду, чтобы приспособиться к меньшей скорости вращения.

– Вы всего лишь навестите пауков. А центр управления – там.

Тускло освещенный центр управления был большим и напоминал пещеру.

Стоящие сплошными рядами компьютеры образовывали длинные замысловатые коридоры. На компьютеры и операторов падали узкие пучки света. Между рядами стояли комнатные растения.

– Это сердце нашего зверя, – сказал Поль. – Зеленые терминалы обслуживают связь с Проксимой. Теперь это совершенно обычное дело. Но синие…

Его глаза странно сверкнули, и Поль показал на серебристые экраны, установленные над клавиатурами. На них медленно двигались зернистые амебообразные черно-белые изображения. Абигейл никак не могла понять, что же это такое.

– Это пауки, – сказал Поль. – Мы переговариваемся с ними в реальном времени. Почти все запаздывание – время, уходящее на машинный перевод.

Восприятие изображенного на экране быстро изменилось, и теперь Абигейл увидела огромное паукообразное существо. Вот это черное пятно, мерцающее на экране, – паучья лапа, а вот это – вздутое брюхо. Абигейл сразу почувствовала инстинктивное отвращение, быстро сменившееся острым любопытством.

– Чужаки? – спросила она.

– Чужаки.

На самом деле эти существа походили на пауков не больше, чем люди – на обезьян. По сравнению с земными пауками каждая из их восьми ног имела на одно сочленение больше, и форма жвал была совсем другая. Но для неопытного глаза они все-таки выглядели просто большими пауками.

– Но это… как долго вы… почему, ради бога, вы держите это в тайне? – Абигейл захлестнула безотчетная радость. Встреча с инопланетянами открывала бездну новых возможностей, словно до этого люди жили в коробке, а теперь откинули крышку.

– Технические секреты, – сказал Поль. – Эта штука, в которой вас отправят через Гинунгагап к их черной дыре, – изобретение пауков. Мы выменяли это изобретение на информацию по оптике, но закон не защитит наши права, пока мы не продемонстрируем его действие. Мы не хотим, чтобы другим корпорациям стало что-нибудь известно.

Он кивнул на ближайший черно-белый экран.

– Как видите, с оптикой у них плоховато.

– Как бы я хотела поговорить с ними…

Абигейл осеклась, потому что сразу почувствовала, как по-детски прозвучали ее слова.

– Я устрою вам знакомство.

Рядом послышался шорох. Девушка обернулась и увидела появившегося из кустов большого черного кота. Лапы и брюхо у кота были белые.

– Это высокочтимый глава «Связей с чужими цивилизациями», – кисло произнес Поль.

Абигейл засмеялась, но, сообразив, что Поль имеет в виду не кота, смущенно замолкла.

– Хулио Домингес, шеф отдела связи, – представил Поль. – Абигейл Вандерэк, специалист по гравитации.

Сморщенный, высохший старик улыбнулся по-профессорски:

– Полагаю, вам объяснили, как работает коммуникационная сеть, не так ли?

– Ну… – начала Абигейл.

Домингес прищелкнул языком. Он носил желтую набедренную повязку и такой же шейный платок – немного ярковато для человека его возраста.

– Это все очень просто. Скорость отрыва от черной дыры превышает скорость света. Поэтому внутри Гинунгагапа скорость света не является наибольшей возможной скоростью сигнала. – Он с явным удовольствием воззрился на озадаченную Абигейл. – Иначе говоря, когда мы направляем поток электронов в одну черную дыру, они появляются где-то еще из другой. И если мы направим их нужным образом, – старик неожиданно возвысил голос, – они появятся из черной дыры так, как нам надо. Физика очень простая. Вся штука в том, как направить поток электронов.

Кот подошел к Абигейл, ткнулся лбом в ее ногу и требовательно муркнул. Девушка нагнулась и взяла его на руки.

– Но из черной дыры ничто не может выйти, – возразила она.

Домингес благодушно хмыкнул:

– Но попасть в нее может все, что угодно, правда? Позитрон, например. Позитрон, падающий в Гинунгагап в положительном времени, – то же самое, что электрон, вылетающий оттуда во времени отрицательном. И обратно, позитрон, проваливающийся в черную дыру в отрицательном времени, в действительности является электроном, вываливающимся оттуда в положительном времени. Что нам и нужно. Представьте Гинунгагап физическим воплощением математического знака эквивалентности.

Абигейл вздохнула, чувствуя, что ее поставили на место. Три белых мотылька порхали в воздухе. Кот зачарованно наблюдал за ними, пока девушка гладила его по голове.

– В любом случае электроны появляются. Раз есть экспериментальные данные – теория послушно их объясняет.

– Расскажите мне про пауков, – поспешно сказала Абигейл, чтобы старик не съехал с темы.

Мотыльки, порхая вверх-вниз, из стороны в сторону, исполняли трехмерный балет, поставленный случайностью.

– Чужаки, – сказал Хулио Домингес, хмуро уставившись на Поля, – для нас все еще загадка. Мы обмениваемся фактами, научными открытиями, технологиями, но самые важные вопросы не поддаются математической кодировке. Знают ли они что-нибудь о любви, ценят ли красоту? Верят ли в Бога?

– Хотят ли нас съесть? – встрял Поль.

– Не придуривайся, – огрызнулся Домингес. – Конечно нет.

Мотыльки долетели до Абигейл, и их трио распалось. Два обогнули ее слева и справа, а третий пролетел у девушки над плечом, и кот ударил по нему лапой.

– Кота зовут Треск, – сказал Поль. – Ребята из БИО его клонировали.

Домингес открыл было рот, но тут же закрыл. Абигейл почесала Треска под подбородком. Кот прищурил глаза, задрал голову и замурлыкал почти беззвучно.

– С вашего позволения. – Поль подошел к клавиатуре, отодвинув в сторону оператора. – Вообще-то, тут нужно пользоваться специальным упрощенным кодом, однако, если избегать хитрых оборотов и идиоматики, не возникает трудностей и с обычным языком. – Он нажал на клавишу. – Приветствую тебя, паук.

Пауза. По экрану промелькнула волосатая лапа.

– Привет, человек.

– Знакомься – Абигейл Вандерэк. Она наш представитель. Она полетит в спиннере.

Пауза. И опять – сложное движение паучьей лапы.

– Вакуумный переход… (неразборчивый треск)…остающийся… (треск)…коммерческие выгоды… (треск)…неподвижная точка в космосе.

– Трудно переводить, – сказал Поль. Он сделал знак Абигейл, чтобы девушка ответила. Поколебавшись, Абигейл сказала:

– Вы прилетите к нам? Тем же способом, что и мы к вам?

– Нет, понимаете… – начал Домингес, но Поль жестом попросил его замолчать.

– Нет, Абигейл Вандерэк. Мы – это жизнь, имеющая серную основу.

– Я не понимаю.

– Вы можете… (треск)…черную дыру пройти… (треск)…в спиннере, потому что вы углеродная жизнь. Углеродные соединения имеют форму цепей, а серные соединяются решетками или ячейками. Наша… (треск)…простейшая форма… (треск)…Иногда бывают серные соединения в виде коротких цепей.