Текст книги "Огонь и ярость. В Белом доме Трампа"

Именно такой образ Дональд Трамп стремился донести на протяжении всей своей карьеры. Такой идеальный бизнесмен пятидесятых. Он хотел походить на отца – или хотя бы его не разочаровать. Даже как-то странно видеть его в обличье гольфиста, а не в костюме и галстуке, с которыми он практически не расстается. Личное достоинство – то есть хорошая осанка и респектабельность – его идея фикс. Ему некомфортно, когда его собеседники не в костюмах и галстуках. Формальности и условности – еще до того, как он стал президентом, почти все, за исключением тех, кто имел статус звезды или миллиард на банковском счету, называли его “мистер Трамп” – во многом определяют его личность. Небрежность – враг претензий. А его претензии заключались в том, что бренд под названием “Трамп” означает власть, богатство, явление народу.

Пятого февраля New York Times напечатала инсайдерский рассказ, согласно которому президент, после двух недель в Белом доме, затемно блуждал по коридорам в ночном халате, тщетно пытаясь включить свет. Трамп был этим раздавлен. Он решил – и был недалек от истины, – что его изобразили полувменяемым, вроде Нормы Десмонд в фильме “Бульвар Сансет”, поблекшей или даже сенильной звездой, живущей в вымышленном мире. Так Бэннон интерпретировал эту публикацию, и все в Белом доме с ним тотчас согласились. И опять-таки, вот оно, дело рук медиа – с ним обращались так, как не обращались ни с каким другим президентом.

Все это было недалеко от истины. В своем стремлении описать его президентство, которое газета считала отклонением от нормы, New York Times добавляла новые краски. Помимо освещения официальных событий в Белом доме – где мелочи, где главное – она также описывала, часто на первой полосе, абсурдные, жалкие, чисто человеческие слабости, превращая Трампа в фигуру комическую. А он, как рефрен, повторял, что медиа и в первую очередь репортеры, пишущие о Белом доме, Мэгги Хаберман и Гленн Траш, пытаются его уничтожить. Траш даже стал постоянным персонажем скетчей в “Субботним вечером в прямом эфире”, высмеивавших президента, его детей, пресс-секретаря Шона Спайсера и помощников Бэннона и Конуэй.

Если в своих описаниях мироустройства президент часто выглядел фантазером, то себя он описывал как буквалист. А потому решительно отвергал картину, изображающую его полоумным, если не вовсе безмозглым полуночником, блуждающим по Белому дому, настаивая на том, что у него нет ночного халата.

– Я похож на чувака в ночном халате? – спрашивал он у всех без тени юмора еще двое суток после публикации. – Нет, серьезно, ты можешь меня себе представить в ночном халате?

Чья это была утечка? Для Трампа подробности его частной жизни неожиданно оказались гораздо важнее других утечек.

В вашингтонском бюро New York Times, стремящемся к точности и озабоченном тем, что ночного халата в действительности могло и не быть, в свою очередь пустили слух, что источником рассказа был Бэннон.

Бэннон, подававший себя как черную дыру молчания, превратился в почти официальную черную дыру новостей, в анонимный источник информации. Он был остроумен, напорист, памятлив и разговорчив, а его благоразумие (в теории) выливалось в постоянные полупубличные комментарии по поводу претензий, глупостей и безнадежной легкомысленности практически всех в Белом доме. Ко второй неделе президентства у каждого сотрудника администрации имелся свой список возможных авторов утечек, и каждый спешил дать утечку раньше, чем он сам станет его жертвой.

Но чуть ли не главным автором утечек, связанных со страхами президента, был сам Трамп. Среди дня и по ночам, лежа в постели, он названивал людям, у которых не было никаких оснований хранить доверенные им тайны. Настоящее половодье жалоб – включая то, какой дырой оказался Белый дом при ближайшем рассмотрении, – и все это его многочисленные собеседники тут же запускали дальше в мир сплетен, всегда жадно внимающий и не склонный к жалости.

* * *

Шестого февраля Трамп сделал очередной буйный, жалостливый и непрошеный звонок, не предполагавший конфиденциальности, случайному знакомому в нью-йоркских медиа. Кажется, единственной его целью было поделиться рвущимися из груди чувствами по поводу презрительных, безжалостных СМИ и вероломства своей администрации.

Отправной точкой гнева стала New York Times и ее репортер Мэгги Хаберман, которую он назвал “психопаткой”. А Гейл Коллинз, которая в своей колонке не в пользу Трампа сравнила его с вице-президентом Пенсом, была названа “тупицей”. Развивая тему ненавистных медиа, он перешел на CNN и откровенную нелояльность ее босса, Джеффа Цукера. Цукер, выпускавший телешоу “Ученик”, “был создан руками Трампа”, который “лично” устроил его в CNN. (Трамп говорил о себе в третьем лице.) “Да, да, именно так!”

Тут он повторил историю, которую с одержимостью рассказывал всем подряд. На каком-то ужине он оказался рядом с “человеком по фамилии Кент” – очевидно, Фил Кент, бывший начальник Turner Broadcasting, подразделения Time Warner, которому подчинялась CNN, – “и у него был список из четырех фамилий”. Три из них были Трампу неизвестны, но Джеффа Цукера он знал благодаря телешоу “Ученик”. “Цукер был четвертым в списке, а я передвинул его на первое место. Наверное, зря, он не слишком умен, но мне нравится проделывать такие вещи”. И этот Цукер, “ужасный тип, у которого жуткие рейтинги”, после того как Трамп устроил его на такое место, развернулся на сто восемьдесят градусов и несет “мерзкую чушь”. Он имел в виду историю про “русское досье” и “золотой дождь” на вечеринке с проститутками в московском отеле, в чем его обвиняла CNN.

Покончив с Цукером, президент Соединенных Штатов продолжал размышлять на тему “золотого дождя” и всей этой медийной кампании с целью выставить его из Белого дома, но у них ничего не получится, потому что они жалкие лузеры и ненавидят его, победителя, они распространяют сплошную ложь, на сто процентов все высосано из пальца, все неправда, взять хотя бы обложку журнала Time на этой неделе – на которой, как он любил напоминать, его помещали чаще кого бы то ни было в истории, – с изображением Стива Бэннона, хорошего человека, назвавшего себя настоящим президентом. “Как, по-вашему, какое влияние оказывает на меня Стив Бэннон? – спросил Трамп и сам ответил: – Нулевое! Нулевое!” То же самое касалось его зятя, которому еще предстояло многому научиться.

Медиа наносят вред не только ему лично, сказал Трамп – на протяжении всего “разговора” его не интересовало ни согласие собеседника, ни хоть какой-то отклик, – но и его способностям переговорщика, а это наносит вред стране. Это касается и шоу “Субботним вечера в прямом эфире”, им кажется, что они такие забавные, а на самом деле они наносят вред стране. Он, конечно, понимает, что их задача – его высмеять, но это злобный, злобный смех. Это “фейковая комедия”. Он проверил, как медиа освещали других президентов, так вот, такого никогда не было, даже с Никсоном, а его освещали очень несправедливо. “Келлиэнн, человек очень честный, все задокументировала. Можете сами посмотреть”.

Прямо сегодня, продолжал Трамп, он сэкономил стране 700 миллионов долларов в год за счет рабочих мест, которые раньше уходили к мексиканцам, но медиа рассказывают про то, как он ходит в ночном халате, “а у меня его нет, я его никогда не носил. И не буду носить, потому что это не мое”. Медиа подрывают устои такого достойного дома, а “достоинство – самое важное”. Зато Мёрдок, “который мне сюда ни разу не звонил”, теперь названивает ему регулярно, вот и делайте выводы.

Этот телефонный разговор продолжался двадцать шесть минут.

7. Россия

Салли Йейтс подозревали, еще до того как появились причины ее подозревать. В отчете переходной команды говорилось, что Трамп выступит против кандидатуры этой пятидесятишестилетней женщины – родилась в Атланте, окончила Университет Джорджии, сделала карьеру адвоката в Министерстве юстиции – на должность исполняющего обязанности генерального прокурора. В представлении администрации существовал такой обамовский типаж. В том, как люди ходят, как они держатся. Чувство превосходства. И определенный типаж женщины, с которой у Трампа сразу не заладится. Женщины Обамы, как и женщины Хиллари, мгновенно посылали нехороший сигнал. Позже это распространится и на женщин Министерства юстиции.

Вот где проходил водораздел между Трампом и правительственными чиновниками. Он мог понять политиков, но ему было трудно постичь бюрократа, его темперамент, его мотивы. Чего они хотят? Зачем всю жизнь служить правительственным чиновником? “Чего они добиваются? Двухсот тысяч в год? Максимум”, – говорил он, пожимая плечами.

Салли Йейтс должна была быть назначена и. о., пока выдвинутый на должность генпрокурора Джефф Сешнс ждал подтверждения Сената, и в какой-то момент Трамп пришел в ярость, почему это еще не произошло. Но она была действующим депутатом, и новая должность также требовала утверждения в Сенате. Хотя Йейтс чувствовала себя захваченной в плен на чужой территории, она дала свое согласие.

Необычная информация, которую она в виде доклада представила советнику в Белом доме Дону Макгану – это произошло в первую неделю работы новой администрации, а уже на следующей неделе она отказалась ввести в законную силу президентский указ об иммиграции, и тут же была Трампом уволена, – выглядела не только нежелательной, но и подозрительной.

Только что назначенный советником президента по национальной безопасности Майкл Флинн отметал утверждения Washington Post, что у него был разговор с российским послом Сергеем Кисляком. Мы с ним просто раскланялись, утверждал он. И заверил переходную команду, включая избранного, но еще не назначенного вице-президента Пенса, что не было никаких обсуждений санкций Обамы против России. И Пенс потом это публично повторял.

И вот сейчас Йейтс сообщила Белому дому, что беседа Флинна с Кисляком была записана в порядке “выборочного сбора информации” с помощью официально одобренной прослушки. Точнее, с одобрения судебной инстанции по контролю за сбором разведывательной информации о зарубежных странах прослушивался российский посол, а Флинн, что называется, попал под раздачу.

Федеральное агентство безопасности информации пережило минуту славы, после того как откровения Эдварда Сноудена ненадолго превратили его в глазах либералов, возмущенных вторжением в частную жизнь граждан, в паршивую овцу. А сейчас оно переживало еще одну славную минуту, уже как друг либералов, которые надеялись с помощью этих “выборочных” прослушек привязать лагерь Трампа к широкомасштабному русскому заговору.

Незамедлительно Макган, Прибус и Бэннон – каждый в сомнениях по поводу того, что Флинн человек надежный и его суждениям можно доверять (“вляпался”, по замечанию Бэннона), – обсудили информацию Йейтс. Флинна снова спросили про его телефонный звонок Кисляку и сообщили ему, что, возможно, существует запись. Он снова отмахнулся – разговор не был содержательным.

По мнению одного из сотрудников Белого дома, это сплетня в духе “она узнала, что муж ее подружки с кем-то флиртует, и как человек принципиальный решила ей все рассказать”.

Еще Белый дом встревожило то, каким образом из случайной подборки имен американских граждан, скорее всего “закодированных”, при сложной процедуре “раскодирования” Йейтс удалось так ловко и кстати вытащить Флинна. Ее доклад якобы служил подтверждением того, что утечка в Washington Post о существовании магнитофонной записи исходила из ФБР, Министерства юстиции или источников обамовской администрации – поток таких утечек только возрастал, и их излюбленными адресатами были Times и Post.

Оценивая этот доклад, Белый дом решил, что это не столько проблема малоуправляемого Флинна, сколько проблема Йейтс, и даже исходящая от нее угроза: в команде Трампа она станет “ушами” Министерства юстиции с его огромным штатом карьерных прообамовских прокуроров.

* * *

– Это бесчестно, – повторяла Келлиэнн Конуэй, сидя в еще не обставленном кабинете на втором этаже и выражая задетые чувства президента. – Без всяких стеснений. Ужасно бесчестно. Они проиграли, а мы выиграли. Как же это бесчестно. Президент даже говорить об этом не желает.

Никто в Белом доме не желал говорить о России – даже те, кто был официально уполномочен, – все прекрасно понимали, еще до переезда, что эта тема будет сопровождать администрацию Трампа по крайней мере весь первый год его президентства. Никто не был готов ее обсуждать.

– Говорить об этом нет никакого смысла, – заявил Шон Спайсер. Он сидел на диване в своем кабинете, сложив руки на груди. – Говорить об этом нет никакого смысла, – упрямо повторил он.

Сам президент слово “кафкианская” не употреблял, хотя мог бы. История, связанная с Россией, казалась ему бессмысленной, необъяснимой и не имеющей никакого отношения к реальности. Их просто затягивали в эту воронку.

Во время президентской кампании они пережили скандал – уикенд с Билли Бушем, – который, как считали все в ближнем круге Трампа, им не пережить, и вот теперь “русский след”! После “Пуссигейта” этот скандал казался последней каплей. У них в головах не укладывалось, что эта тема не уходила из новостей и что люди необъяснимым образом относились к ней всерьез. Хотя на самом деле это был… пшик.

А все масс-медиа.

Белый дом быстро привык как к возникновению скандалов, так и к их затуханию. Но этот, увы, не затухал.

Если существовало одно главное доказательство не просто предвзятого отношения СМИ, но их желания подорвать власть президента, то это в глазах окружения Трампа был именно “русский след” или, как формулировала Washington Post, “атака России на нашу политическую систему”. (“Ужасно, ужасно бесчестно, и никаких доказательств, чтобы это повлияло хотя бы на один голос избирателя”, – говорила Конуэй.) Сплошное коварство. Для них все это было чем-то похоже, хотя они так и не формулировали, на мрачную конспирологию, направленную республиканцами против Хиллари Клинтон и либералов, – история с фирмой Whitewater Development, Бенгази, “имейлгейт”. То есть маниакальная публикация, ведущая к расследованиям, которые ведут к новым расследованиям и новым маниакальным публикациям. Вот она, современная политика: кровавая коррида, нацеленная на уничтожение людей и карьер.

Когда ей провели параллель с Whitewater, Конуэй, в целом соглашаясь с теорией заговоров, тут же заспорила о деталях, связанных с Уэбстером Хаббеллом, почти забытой фигурой в этом деле, и о виновности фирмы Rose Law в Арканзасе, где Хиллари Клинтон была партнером. Каждый верил в свою конспирологию и полностью, с праведным гневом отвергал заговоры против них самих. Стоило про что-то сказать “ваш заговор”, как они сразу отмахивались.

Если говорить о Бэнноне, авторе многих конспирологических теорий, то он с порога отверг “русский след”: “Чистая конспирология”. И добавил, что команда Трампа на такое не способна.

* * *

“Русский след” – не прошло и двух недель президентства – стал разделительной чертой, когда обе стороны обвиняли друг друга в фейковых новостях.

Белый дом свято верил в придуманность этой конструкции из непрочных, нелепых ниточек, базирующейся на умопомрачительном утверждении. Мы вместе с русскими подтасовали выборы, о господи! Антитрамповский мир и особенно масс-медиа – в первую очередь масс-медиа – считали: существует большая, если не подавляющая вероятность того, что там что-то было, и есть неплохой шанс это доказать.

Если медиа по-фарисейски затеяли поход за святым Граалем и решили разделаться с Трампом, а Белый дом, жалея себя, видел в этом отчаянную попытку разжечь скандал, то где-то посередине попахивало большими деньгами.

В Конгрессе демократы, настаивая, по аналогии со скандалом вокруг Бенгази, на том, что нет дыма без огня (и старательно раздували мехи), рассчитывали с помощью расследований поднять рейтинги партии меньшинства (и лично себя поднять в глазах общественности).

Республиканцам в Конгрессе эти расследования давали козырную карту против Трампа с его мстительностью и непредсказуемостью. Защищая его – а точнее, не столько защищая, сколько загоняя в угол, – они получали дополнительный рычаг влияния.

Спецслужбы – с их бессчетными самостоятельными фракциями, подозревающими Трампа, как и любого из его предшественников, во всех смертных грехах, – теперь могли, по своему усмотрению, еще больше закрыться из-за угрозы утечек.

ФБР и Министерство юстиции оценят улики – и перспективы – через призму собственной праведности и карьеризма. “В Министерстве юстиции полно прокурорш вроде Йейтс, которые его ненавидят”, – заявила помощница Трампа, неожиданно переведя угрозу в плоскость половых предубеждений.

Если вся политика является испытанием твоего оппонента на силу, сообразительность и выносливость, то эта история, какими бы ни были реальные факты, оказалась отличной проверкой со всевозможными ловушками для разных персонажей. Воистину во многих отношениях дело было не в России, а в силе, сообразительности и выносливости – качествах, которых так не хватало Трампу. Постоянный треп о возможном преступлении, даже если его не было – а до сих пор еще никто не привел конкретный пример преступного сговора или иного нарушения закона, – может спровоцировать операцию прикрытия, что уже само по себе потенциальное преступление. Или породить бурю, замешанную на глупости и жадности.

– Они берут все, что я когда-то сказал, и преувеличивают, – заявил президент в одном из своих ночных телефонных разговоров из Белого дома. – Все преувеличивается. Мои преувеличения преувеличиваются.

* * *

Франклин Фоер, бывший редактор журнала NewRepublic, живущий в Вашингтоне, первым указал на вероятность сговора Трампа и Путина в Slate 4 июля 2016 года. В его статье нашло отражение неожиданно охватившее СМИ и политическую интеллигенцию изумление: несерьезный кандидат Трамп непостижимым образом превратился в серьезного кандидата. И каким-то образом этот несерьезный человек, у которого всё на виду, хвастливый бизнесмен со своими банкротствами, казино и конкурсами красоты, избежал серьезных проверок. Для тех, кто давно изучал Трампа – а за тридцать лет, что он упорно привлекал к себе внимание, число таких СМИ умножилось, – нью-йоркские сделки по недвижимости были грязными, игровой бизнес в Атлантик-Сити был грязным, авиалиния Trump Shuttle, Inc. была грязной, Мар-а-Лаго с его площадками для гольфа и отелями был грязным. Ни один серьезный кандидат не пережил бы обнародование хотя бы одной из этих сделок. Но странным образом добрая порция коррупции была изначально заложена в кандидатуру Трампа – в этом, собственно, и заключалась его предвыборная платформа. Я сделаю для вас то, что крутой бизнесмен делает для себя.

Чтобы по-настоящему разглядеть его коррупционность, требовался больший ракурс. Фоер предложил сказочный ракурс.

Готовя дорожную карту еще не существующего скандала, Фоер, не располагавший не то что явными, но даже хоть какими-то уликами, собрал к июлю практически все косвенные свидетельства и тематические ниточки от разных персонажей – то, что потом сыграет в течение полутора лет. (Об этом не знали ни общественность, ни большинство СМИ и политических инсайдеров, но в это время Fusion GPS[18]18
  Коммерческая фирма в Вашингтоне, занимающаяся сбором и исследованием стратегических разведданных.


[Закрыть] наняла бывшего британского шпиона Кристофера Стила, чтобы расследовать связи Трампа с российским правительством.)

Путин искал пути для возрождения влияния России и снятия санкций Евросоюза и НАТО. Отказ Трампа относиться к Путину как к отверженному – не говоря уже об открытых проявлениях любви к нему – давал повод считать, что он не против возвращения сильной России и, возможно, даже оказывает ей в этом содействие.

С какой стати? Зачем американскому политику публично, да еще так льстиво “обнимать” Владимира Путина и поощрять то, что Запад называл русским авантюризмом?

Версия № 1: Трампа тянет к авторитарным правителям. Фоер вспоминал о его давнем увлечении Россией, в том числе то, как он обманулся, приняв Горбачева, посетившего в восьмидесятых Башню Трампа, за себе подобного, и его преувеличенные, совершенно ненужные “оды Путину”. Все это указывало на комплекс “с кем поведешься, от того и наберешься”: обхаживание и расхваливание политиков, чья власть во многом держится на терпимом отношении к коррупции, приближает тебя самого к коррупции. Точно так же Путина тянуло к сильным, похожим на него популистам. И Фоер задавал себе вопрос: “Почему русские не могли предложить Трампу такую же тайную поддержку, какую они оказывали Ле Пэн, Берлускони и им подобным?”

Версия № 2: Трамп стал частью не слишком надежного всемирного бизнеса (даже слишком ненадежного), который кормится за счет сомнительных денежных потоков, запущенных усилиями по свободному движению финансовых средств, причем большая часть поступает из России и Китая, минуя политические барьеры. Подобные денежные потоки (или слухи о таковых) объясняют попытки (пока только предположительные) оценить разные сделки Трампа, в основном остававшиеся в тени. Тут существовали две противоречивые версии: он прячет эти сделки, потому что не хочет показать, как их ничтожно мало, или прикрывает их сомнительный характер. Ведь его кредитоспособность находится под большим вопросом. Фоер был среди тех, кто пришел к выводу, что Трамп был вынужден искать другие источники – более или менее грязные деньги или деньги под особые обязательства. Работает это, грубо говоря, так: олигарх делает инвестиции в сравнительно легитимный фонд третьей стороны, которая, услуга за услугу, вкладывает деньги в бизнес Трампа. И как бы категорически он ни отрицал получение ссуд или инвестиций из России, было понятно, что подобные грязные сделки не отражены ни в каких финансовых документах.

Наш герой, особенно не затруднявшийся проверками “своих” людей, окружил себя разными пройдохами, которые проворачивали собственные делишки и, надо думать, оказывали содействие Трампу. Фоер указал на следующих персонажей, возможно, принимавших участие в русском заговоре:

Тевфик Ариф, бывший российский чиновник, когда-то возглавлявший Bayrock Group, занимается финансами Трампа и имеет свой офис в Башне Трампа.

Феликс Сейтер (иногда пишется Саттер), русский иммигрант, живущий в районе Бруклина Брайтон-Бич, отсидел срок за мошенничество в контролируемой мафией брокерской компании, позже устроился на работу в Bayrock, а в его визитной карточке указано, что он является старшим консультантом Дональда Трампа. (Когда имя Сейтера стало всплывать в СМИ, Трамп заверил Бэннона, что он с Сейтером не знаком.)

Картер Пейдж, банкир с неясным прошлым, провел какое-то время в России и утверждает, что он консультировал нефтяную компанию “Газпром”, попал в наспех составленный список консультантов Трампа по внешней политике, человек, за которым, как выяснилось, внимательно следило ФБР в связи с попытками русской разведки его завербовать. (Впоследствии Трамп отрицал, что когда-либо встречался с Пейджем, а ФБР подтвердило, что русская разведка якобы предпринимала попытки его вербовки.)

Майкл Флинн, бывший глава Разведывательного управления Министерства обороны, которого Обама уволил по непонятным причинам, позже главный консультант Трампа по вопросам внешней политики и будущий советник по национальной безопасности, сопровождал Трампа во время предвыборной кампании, а в начале 2016 года получил 45 тысяч долларов за выступление в Москве и был сфотографирован за ужином с Путиным.

Пол Манафорт, руководитель предвыборной кампании Трампа, политтехнолог и консультант, заработавший приличные деньги за консультирование поддержанного Кремлем Виктора Януковича, который выиграл президентскую кампанию-2010 на Украине (в 2014 году был смещен с должности), занимался совместным бизнесом с русским олигархом Олегом Дерипаской, близким другом Путина.

Через год с небольшим все эти люди станут почти ежедневно попадать в выпуски новостей, касающиеся Трампа и России.

Версия № 3: Поход за святым Граалем предполагал, что Трамп и русские – возможно, и сам Путин – объединили усилия и устроили хакерские атаки на Национальный комитет Демократической партии.

Версия № 4: Те, кто его хорошо знал, включая многих сторонников Трампа, утверждали, что это просто звездная болезнь. Он повез в Россию конкурс красоты в расчете подружиться с Путиным. Но Путину он был до лампочки, и в результате во время торжественного ужина по одну сторону от Трампа сидел тип, который, судя по всему, раньше никогда не пользовался ножом и вилкой, а по другую сторону сидел Джабба Хатт[19]19
  Вымышленный персонаж киносаги “Звездные войны”, огромный слизнеподобный инопланетянин.


[Закрыть] в футболке. Иными словами, Трамп, как бы глупо ни выглядело его подобострастие и каким бы подозрительным оно ни казалось задним числом, просто желал хоть какого-то к себе уважения.

Версия № 5: Располагая компроматом на Трампа, русские его шантажировали. Он был таким “маньчжурским кандидатом”[20]20
  Отсылка к одноименному роману Ричарда Кондона и его экранизации.


[Закрыть].

* * *

Шестого января 2017-го, ровно через полгода после публикации Фоера, ЦРУ, ФБР и Управление национальной безопасности сделали совместное заявление: “Владимир Путин отдал приказ о вмешательстве в американскую президентскую кампанию 2016 года”. На основании досье Стила, постоянных утечек из разведсообщества США, свидетельских показаний и заявлений высших должностных лиц американских разведывательных агентств они пришли к консенсусу: между предвыборной кампанией Трампа и российским правительством существовала – возможно, до сих пор существует – противозаконная связь.

И все же это могло выглядеть как принятие желаемого за действительное со стороны оппонентов Трампа. “Это дело строится на предположении, что шпионы говорят правду, – сказал ветеран разведсообщества журналист Эдвард Джей Эпстайн. – А у кого был доступ?” И беспокойство в Белом доме вызывало не обвинение в конспиративном сговоре – казавшееся неправдоподобным и фантастичным, – а то, что если начнут все это распутывать, могут обнаружиться нечистые сделки Трампа (и Кушнера). Стоило завести разговор на эту тему, как начальники администрации президента беспомощно пожимали плечами и закрывали глаза, уши и рты.

Этот необычный и пугающий консенсус состоял не в том, что Трамп виновен в приписываемых ему грехах, а в том, что там кроется множество других грехов. И представлялось вполне возможным, что самые невероятные вещи могут оказаться совершенно правдоподобными.

* * *

Тринадцатого февраля, когда пошел двадцать четвертый день новой администрации, Майкл Флинн, советник президента по национальной безопасности, стал первым реальным связующим звеном между Россией и Белым домом.

У Флинна в администрации Трампа был только один союзник – президент. Во время предвыборной кампании они стали хорошими друзьями, как в бадди-муви[21]21
  Поджанр художественных фильмов, в которых герои, связанные дружбой, действуют сообща и постоянно выручают друг друга из затруднительных ситуаций.


[Закрыть]. После инаугурации сошлись еще больше. Для Флинна это обернулось заблуждением, свойственным ближнему кругу: что личное признание президента гарантирует высокий статус в Белом доме, что его особая лесть убедительно свидетельствует о вашей неразрывной связи и что ты скоро станешь рядом с ним чуть ли не всемогущим. При его любви к генералам Трамп действительно в какой-то момент хотел сделать Майкла Флинна вице-президентом.

Опьяненный лестью босса во время кампании, Флинн, генерал низшего ранга и к тому же довольно безответственный, стал для Трампа своего рода танцующей обезьянкой. Когда бывшие генералы заключают союз с политическими кандидатами, обыкновенно они себя подают как экспертов и значительные фигуры. Флинн же превратился в настоящего партизана, участника выездных шоу Трампа, пустослова и фаната, открывающего митинги кандидата. Этот восторженный энтузиазм и полная лояльность открыли ему “доступ к уху”, в который он изливал свои теории, направленные против спецслужб.

В начале переходного периода, когда Бэннон и Кушнер скооперировались, это стало частью их общей установки: отсечь Флинна с его достаточно проблематичными высказываниями. В хитрых инсинуациях Бэннона, дававшего ему оценки в Белом доме, звучал еще такой подтекст: министр обороны Мэттис – четырехзвездный генерал, а Флинн – всего лишь трехзвездный.

– Мне нравится Флинн, он мне напоминает моих дядюшек, – говорил Бэннон. – Но в этом-то вся проблема: он мне напоминает моих дядюшек.

Бэннон использовал сомнительный ореол, окружавший Флинна, что было очевидно всем вокруг, кроме Трампа, чтобы обеспечить себе местечко в Совете национальной безопасности при президенте. Для многих в Управлении нацбезопасности это стало знаком того, что правые националисты пытаются захватить власть. Но для Бэннона одной из побудительных причин его присутствия на совете была необходимость присматривать за порывистым Флинном, склонным передраться со всеми представителями спецслужб. (“Флинн – полковник в генеральской форме”, как выразился один высокопоставленный разведчик.)

Флинн, как и все в окружении Трампа, был очарован сказочными перспективами, открывшимися вопреки всем ожиданиям после воцарения в Белом доме. И это неизбежно возвысило его в собственных глазах.

В 2014 году Флинна грубо вышвырнули из правительства, в чем он обвинял своих многочисленных врагов в ЦРУ. Но он энергично занялся бизнесом, пополнив ряды бывших правительственных чиновников, извлекающих выгоды из постоянно растущей сети, куда входят глобалисты корпоративно-финансово-правительственного толка и крупные бизнесмены. Впоследствии, пофлиртовав с разными республиканскими кандидатами в президенты, он связал себя с Трампом. И Флинн, и Трамп были антиглобалистами – или, по крайней мере, оба верили в то, что в глобальных сделках Соединенные Штаты “обувают”. Но деньги есть деньги, и Флинн, чья генеральская пенсия составляла несколько сот тысяч в год, от лишних денег не отказывался. Приятели и советчики – включая Майкла Ледина, с которым они вместе написали книгу, старого приятеля, настроенного против Ирана и против ЦРУ, а его дочь сейчас работала на Флинна, – все отсоветовали Флинну брать у русских деньги и “консультировать” Турцию за вознаграждение.

Но он проявил беспечность, свойственную многим в мире, окружавшим Трампа, в том числе самому президенту и его семье. Они жили одновременно в параллельных реальностях: в одной шла предвыборная кампания, но была и другая, более привычная и определенная, где Дональду Трампу не светило никакое президентство. Все тот же бизнес.

В начале февраля 2017 года адвокат из администрации Обамы в дружеском разговоре с Салли Йейтс высказался не без удовольствия и очень точно: “Довольно странно жить и не думать о своем избрании, а потом оказаться избранным – открываешь своим врагам новые перспективы”.

У администрации, над которой повисла русская грозовая туча, возникло ощущение, что спецслужбы настолько не доверяют Флинну и винят его в своих плохих отношениях с Трампом, что он сделался их главной мишенью. В Белом доме даже сложилось мнение о скрытом намеке на мягкую сделку: Флинн в обмен на доброжелательное отношение спецслужб.