Текст книги "Будь моей Брейшо"

Глава 3

Кэптен

Она отпускает руку моего отца, ее глаза прикованы к моим.

Само ее существование приводит в бешенство.

Опьяняет…

Чертовски тревожит…

Я не знаю, что это такое и почему так, но между нами есть сумасшедшее притяжение, которое назревало с самого начала, и теперь, когда она живет с нами под одной крышей, я могу подозревать, что накал будет еще больше.

Мои глаза сужаются, и она наклоняет голову, не желая отводить взгляд первой.

Ненавижу, как мое тело реагирует на нее, но, что еще хуже, я ненавижу следующую мысль:

Она сводит меня с ума, черт возьми, но, боже, как мне свести с ума ее…

– На что ты смотришь, Пакман? – голос Рэйвен врывается в мои мысли. Она называет меня именем героя компьютерной игры, который жрет все подряд.

– Да так, на одну девушку в нашем дворе. Вроде она тебе сестра, но совсем не похожа на тебя, то есть полная противоположность.

И правда, у Рэйвен длинные, гладкие, черные как смоль волосы, которые она недавно подкрасила фиолетовым, и каменно-серые глаза. Даже тон кожи у нее другой – светло-кремовый, контрастирующий с ее изогнутыми розовыми губами.

А у Виктории безупречный летний загар, который держится круглый год, глаза темные, а губы пухлые, и она постоянно держит их поджатыми.

Красятся они похоже: толстая черная подводка и много туши на ресницах – такой образ крутой рокерши, но на этом сходство заканчивается.

В Рэйвен все кричит о безрассудстве, а Виктория – воплощение цинизма.

Рэйвен не думает – она действует, а Виктория вечно прокручивает все в голове.

Рэйвен смеется по поводу своего внешнего вида: «Это потому, что я была обречена выглядеть как моя мать, пусть дьявол вечно жарит ее душу в аду».

Я поворачиваясь к ней.

Чуть больше месяца назад она вытряхнула прах своей матери в ручей около нашего дома, предоставив мерзкой женщине упокоиться в знакомом месте, хотя сама Рэйвен не считает, что ее мать заслужила это.

– Ты думала о ней? – спрашиваю я, и мой взгляд падает на ее живот.

Она пожимает плечами, слегка хмурясь.

– Если беспокоиться о том, что я буду так же плоха, как она, во всей этой истории с ребенком, тогда да. – Она тяжело вздыхает и признается: – Каждую секунду, Кэптен.

– А что говорит Мэддок?

– Что я не она и никогда не позволю себе быть такой.

– Он прав, – соглашаюсь я.

Рэйвен хмурится еще сильнее.

– Она была наркоманкой, Кэп. Я курю травку, по крайней мере, курила до того, как залетела. Она продавала свое тело ради быстрых денег, а я позволяла бить себя за то же самое.

– Да ладно. Ты никому не позволяла бить себя, – усмехаюсь я. – Ты просто нашла способ позаботиться о себе, вышла на ринг и заработала немного денег своими кулаками, победив. Это далеко не одно и то же.

Ее губы сжимаются, и она отрывисто кивает.

– Поверь мне, Рэйвен Брейшо, ты будешь большим, чем твоя мать когда-либо могла быть. – Я хочу вселить в нее уверенность.

Она смотрит на меня с легкой улыбкой.

– Или умру, пытаясь.

Не сомневаюсь, что она поступит именно так.

Мы смотрим друг на друга, и с каждой секундой черты ее лица смягчаются. Она наклоняет голову, зная, что мне есть что сказать, но сама спрашивать не будет. Ее интересует Виктория.

Я помогаю ей:

– Как ты думаешь, почему наш отец сделал это для нее? Зачем позволил жить тут.

Она кивает, как будто ожидала этого вопроса, так что я угадал.

– Я столько раз прокручивала это дерьмо в голове, Кэп. Я была уверена, что все это ради того, чтобы присматривать за ней, отслеживать возможные неприятности, и только, понимаешь? – Она делает глубокий вдох. – Но теперь, когда я знаю, что он не полный придурок, – на этих словах я усмехаюсь, – я думаю, что он хотел дать ей шанс.

– На жизнь в аду, да?

Она сердито смотрит на меня.

– Перестань, Кэптен. Кто, черт возьми, знает, каково ей было на самом деле. Ты же видел шрамы у нее на животе, как и я. Мы даже не можем предположить, откуда они у нее.

Мои губы сжимаются при упоминании шрамов. Все вышло случайно. Несколько месяцев назад ее рубашка порвалась, что дало моим братьям, мне и Рэйвен увидеть то, что мы не должны были видеть. Виктория никогда не давала объяснений, а мы никогда и не просили объяснить. Я перебрал в уме все возможные варианты, но в нашем мире это может быть результатом чего угодно. Мои догадки могут быть просто смешными по сравнению с реальностью, и не то чтобы у меня был какой-то способ узнать.

– Я думаю, ей есть что рассказать, – говорит Рэйвен.

– Тогда почему, черт возьми, она этого не сделала?

Рэй тихо смеется:

– Спрашивает парень, который неохотно делится с нами своей обычной жизнью, а самыми сокровенными мыслями – только с бумагой.

Я хмурюсь и встаю перед ней.

– Почему она этого не сделала? – дразнит она, похлопывая меня по груди, и ее серые глаза встречаются с моими. – А как насчет того, с чего бы ей это делать? Может, она и живет теперь в большом шикарном особняке, но таким девушкам, как мы, роскошь не приносит комфорта.

– Что это значит?

– Это значит, что мы с ней отбросы, и мы это знаем. На случай, если мы когда-нибудь начнем забывать, общество всегда готово напомнить нам об этом. Мы хорошо понимаем, какие опасности несет надежда, так что… у нас ее нет.

С этими словами Рэй направляется к двери, и я провожаю ее взглядом, зная, что она остановится, чтобы добавить еще что-то, прежде чем уйти.

Она так и делает.

Ее рука ложится на дверной косяк, она стоит вполоборота и смотрит на меня.

– Доверие, Кэптен, – это, как правило, улица с двусторонним движением, но в нашем случае это четырехполосное шоссе с односторонним. Представь, что ты находишься за его пределами.

– Рэйвен, но ведь ты сумела перебраться на другую сторону.

– И я совершала ошибки.

– Но в конце концов ты сделала бескорыстный выбор.

– Может быть, но я часто принимала опрометчивые решения.

– Ради нас, – подчеркиваю я.

Рэйвен пожимает плечами.

– А кто сказал, что она не сделала то же самое? Твой отец привез ее сюда, поместил в безопасное место. Она живет на вашей территории, в вашем городе. Может быть, она испытывает чувство преданности, сама того не сознавая. Или, может быть, она осознает, но признать это – вот это самое трудное. Все, что она знала о Брейшо, связано с человеком, который ее долгие годы воспитывал. Нелегко причинить боль одному Брейшо, когда не так давно ты хотела причинить боль другому.

Беспокойство сжимает мне горло, эта мысль никогда не приходила мне в голову.

А ведь правда, Виктория понятия не имела, что значит быть Брейшо. Все, что она знала, – это то, что Меро сказал ей, чему научил ее. Да уж, это чертовски меняет мышление.

– Если она серьезно относится к изменениям в своей жизни, она в конце концов поговорит с нами, и она знает, что за этим последует. Мы ничего не скрываем друг от друга. – Уголок ее рта при этих моих словах приподнимается в усмешке. – Кроме некоторых пикантных вещей.

Я смеюсь, и она тоже.

Когда за ней закрывается дверь, я падаю на кровать Зоуи, зная, что будет дальше. Если Виктория хочет остаться, ей нужно быть храброй.

Ей нужно прийти ко мне.

Она…

– Папа! – зовет меня Зоуи. – Иди уже сюда!

– Да, папочка, давай, или я нажму кнопку воспроизведения без твоего разрешения! – раздается следом крик Ройса.

Я хихикаю, хватаю одеяло Зоуи, за которым и пришел сюда, и иду смотреть фильм в компании моей маленькой девочки и шалопутного брата.

* * *

Как только я выхожу из комнаты Зоуи, Ройс оказывается наверху лестницы.

Я вопросительно смотрю на него, и он мотает головой, веля мне следовать за ним.

В гостиной Рэйвен сидит на диване, Мэддок рядом с ней, положив руку ей на бедро.

И никаких признаков Виктории.

Она могла пойти в свою комнату, пока я укладывал Зоуи спать, – все что угодно, лишь бы не столкнуться со мной в коридоре.

– Что происходит?

Ройс ставит на кофейный столик игрушку «Хот Вилл», маленькую синюю спортивную машинку.

– У Зоуи такой нет, – говорю я, хотя они и сами знают это. – Где ты ее нашел?

– После фильма я пошел немного прошвырнуться. Она была у меня на капоте, когда я выходил из бассейна. – Он шевелит бровями. – Не волнуйся, я ничего не сказал ей, даже когда она набросилась на меня с одной определенной целью.

Рэйвен хихикает, и Мэддок бросает в сторону жены свирепый взгляд.

– Это просто игрушка? – спрашиваю я, зная, что Ройс уже ввел всех в курс дела, пока я был занят с Зоуи.

Ройс кивает.

– Стояла на клочке чистой бумаги. – Он бросает машинку на пол. – Так что я не стану выслеживать этого ублюдка за то, что он поцарапал мою машину.

Рэйвен наклоняется вперед, поднимает машинку и осматривает ее.

– Вот как тебе сообщают, что кто-то облажался и дерьмо нужно исправить? Подбрасывают кусочки головоломки и заставляют разгадывать ее?

– Просто нам доверяют читать между строк. И, – добавляет Ройс, поднимая палец вверх, – мы полагаем, это потому, что никто не хочет быть крысой.

Губы Рэйвен дергаются.

– А, ну да, теперь это имеет смысл.

Мэддок хмурится.

– Мы ни хрена не слышали. Ничего, кроме мелкого хулиганства в кампусе, с которым Мак сам справлялся, пока нас не было, – говорит он.

Мак – один из немногих, на кого мы можем положиться. Он работает на нас уже хренову кучу лет, но только недавно стал нашим доверенным лицом. Однако и до этого он был надежным другом.

– Именно в тот день, когда Ройс уезжает, внезапно происходит какое-то дерьмо? – продолжает Мэддок.

– Не похоже, что сюда толпами пускают людей, – говорит Рэйвен, глядя на него. – Так что, может быть, это был их первый шанс.

Я смотрю на Мэддока, но он ничего не говорит, глядя на машинку в руке Рэйвен.

Она передает ее мужу, и его взгляд встречается с моим.

– Я могу вспомнить только одну синюю спортивную машину, брат.

– Джейсон Роу.

Он кивает и переводит взгляд на Ройса.

– Кто это, черт возьми? – Рэйвен, прищурившись, смотрит на Мэддока, и на его губах появляется намек на ухмылку.

Ройс смеется.

– Вау, ты не помнишь? Вы с ним пересеклись через несколько недель после того, как ты попала в нашу школу. Этот парень попросил разрешения прийти на нашу стоп-лайт вечеринку, и ты появилась в зеленом, когда тебе велено было надеть красное. – Рэйвен, слушая его, широко улыбается. – В ту ночь Мэддок вышел из себя и предъявил права на твою задницу… ну и на прочее, да?

Она смеется, закидывая ноги на валик дивана.

– Все было немного по-другому, но да, я помню.

– Так вот. Это был Джейсон мудак Роу из нашей баскетбольной команды.

– Он что, тебе не нравится?

– Да ладно, Рэй-Рэй, – дразнит Ройс. – Нам никто не нравится.

– Верно, – ухмыляется она. – Итак, что теперь?

– Сезон закончился несколько месяцев назад, – говорю я, бросая взгляд на Ройса.

Телефон уже у него в руке.

– Я звоню Маку.

Мэддок с ухмылкой поворачивается к Рэйвен.

– Пора нам собрать мальчиков для игры.

– Да… – Я обрываю себя, потому что слышу голос:

– Зоуи это понравится.

Наши головы поворачиваются.

Виктория…

Ройс вскакивает на ноги, но ее это не останавливает. Она выходит из бильярдной и направляется прямо к нам.

Рэйвен берет машинку из рук Мэддока и кладет ее в карман худи, не сводя глаз с Виктории, которая даже не вздрагивает при приближении Ройса.

– Ты либо чертовски умна, либо чертовски тупа, детка, и я должен сказать, что склоняюсь ко второму. – Он встает перед ней. – Может быть, Мейбл притворялась, что не видит, как ты прячешься по углам и шпионишь за всеми, но это не то место. Ты вылетишь отсюда так же быстро, как и пришла, и я еще не говорю о твоих шаловливых мыслях о Кэпе.

Виктория лениво моргает, она уже привыкла к манере Ройса «нападай первым».

Ее глаза скользят к моим.

– Зоуи с удовольствием посмотрела бы, как ты играешь.

Моя кровь закипает, и я двигаюсь вперед.

– Ну, это было чертовски храбро, Вик-Ви. – Ройс называет Викторию тупым прозвищем, которое он придумал для нее, и отступает, прекрасно зная, что ему сейчас лучше держаться подальше.

Она наклоняет голову, но карие глаза ждут ответа.

– Я не уверен, что ты понимаешь ситуацию, – говорю я. – Ты в этом доме не потому, что заслужила. Ты здесь, потому что мы не можем доверять тебе вне его. Мы не можем позволить тебе болтать о вещах, о которых город еще не знает, но если ты попытаешься указывать мне, что делать с моей дочерью, как будто ты знаешь лучше меня, я вышвырну тебя так быстро, что у тебя закружится голова. – Я подхожу вплотную, и она втягивает губы. – И я говорю не о том, что ты покинешь этот дом, а о том, что тебе придется убраться из нашего города.

– Можешь попробовать, – отвечает она.

Боковым зрением я замечаю, как Мэддок поднимается на ноги.

Толкаю Викторию, но она не двигается с места, ее подбородок приподнят, она смотрит мне в глаза.

– И что ты будешь делать, а? Как ты меня остановишь, Кэптен Брейшо?

Ее рука опускается на мое предплечье, такое чувство, что она пытается успокоить меня своим прикосновением, своим взглядом… как будто у нее есть на это право.

Моя челюсть напрягается.

– Я не веду себя злобно, нагло или как-то еще, в чем ты пытаешься убедить себя, – говорит она так, чтобы слышал только я.

Черт возьми, если это не хуже, чем если бы она выкрикнула свои слова мне в лицо.

Я говорю так же тихо:

– Ты ничему не научилась, Виктория? – Когда ее глаза напрягаются, я продолжаю: – Ты хочешь вести себя так, как будто знаешь нас, но что же тогда ты шепчешь? Разве ты еще не поняла, что у нас это не работает? У нас нет запретных тем для разговоров, мы ссоримся, мы трахаемся там, где нам нужно и когда нам нужно. Мы не прячемся друг от друга. – Мои глаза начинают дергаться. – Ты солгала, что знаешь мою дочь, и ты смеешь говорить мне, что, черт возьми, с ней делать, как будто твое гребаное мнение, высказанное шепотом, имеет значение. – Я сбрасываю ее руку и делаю шаг назад. – Так вот, никакого значения оно не имеет.

Она облизывает губы, а когда я отхожу, мне в спину летит:

– Будет иметь.

Мои глаза выпучиваются, и будь я проклят, если меня не поразили ее слова.

Да она просто сумасшедшая.

Мэддок, открыв рот, садится на диван, Ройс застыл, а Рэйвен наклоняется вперед, наблюдая.

Если Виктория и замечает наше удивление, она этого не показывает.

Она подходит ко мне, и ее рука взлетает, чтобы схватить меня за подбородок и притянуть к себе. Ей хочется видеть мои глаза.

Сердце тяжело колотится в горле, когда я смотрю сверху вниз на эту девушку… которая все испортила.

Меня бесит, что я хочу тебя, красавица…

– Я никуда не собираюсь, но у меня такое чувство, что если бы я попыталась исчезнуть… ты бы остановил меня.

Сильное напряжение сковывает мои лопатки.

– Если ты думаешь, что я буду преследовать тебя, ты ошибаешься. Я сказал, что хочу трахнуть тебя, Виктория. Я ни черта не говорил о том, что хочу тебя. Разница большая.

– О, но ты хотел, Кэп. – Ее щеки краснеют от гнева. – За несколько минут до того, как твоя дочь подбежала к тебе в саду, ты ясно дал понять, чего хочешь.

Я заглушаю ее слова смешком, стараясь не замечать легкого прищура в уголках карих глаз.

– Хочу? – Моя усмешка далека от игривой. – Я сказал, что хочу тебя, красавица? – Я заставляю себя небрежно скользнуть по ней взглядом. – Хочу, но не твое сердце, не твою душу, не тебя. Мое желание – это где-то глубоко в паху, подстегиваемое теплым телом, с которым я могу поиграть.

– Ну и кто теперь лжец? – не сдается она.

Я ухмыляюсь сквозь гнев.

– Держись за эту частичку уверенности, и тебе будет хорошо, когда я разорву ее на куски.

Что-то тускнеет в ее взгляде, но она быстро справляется.

– Я и не знала, что ты такой мудак.

– О да, ты совсем меня не знаешь. – Мое дыхание опаляет ее лицо. – Не прикасайся ко мне. Не разговаривай со мной. Но главное – не смотри на нее.

Это ее заводит, напряжение мгновенно искажает ее черты, и впервые за сегодняшний вечер я вижу беспокойство.

– Ты хочешь, чтобы я бегала от трехлетнего ребенка? Отказать ей? Игнорировать ее, если она позовет меня?

– Ей два года. И – да.

– Через три месяца ей исполнится три, и твое «да» – это несправедливо, – парирует она.

Я тесню ее, и она, споткнувшись, отступает на шаг назад.

– Справедливо – это мнение, а твое мнение здесь так же бесполезно, как и твое слово.

Она плотно сжимает губы, прежде чем сказать:

– Что случилось с самым логичным из Брейшо, который умеет управлять своим гневом?

– Видимо, я был ослеплен блондинкой, – вылетает у меня.

Она проводит языком по зубам и отводит взгляд.

– Верно…

Я смотрю на нее, думая об одном: я не могу допустить, чтобы она бродила по коридорам дома, где может столкнуться с моей маленькой девочкой. В пятницу в нашей школе начались каникулы, так что в течение следующих семи дней, пока мы впятером не вернемся в школу, ей негде перекантоваться.

Меня это не устраивает.

Поэтому, когда она проходит мимо меня, я пропускаю ее, позволяя ей думать, что наш разговор окончен, но тут же добавляю:

– Не выходи из своей комнаты на этой неделе, если только не захочешь вылететь со скоростью света. Не должно быть никаких признаков твоего существования.

Она колеблется секунду, прежде чем подняться по лестнице и исчезнуть из виду.

Убедившись, что она ушла, я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к остальным.

Рэйвен ухмыляется, а мои братья еле сдерживают смех.

Они знают, что я нагло, черт возьми, солгал насчет природы «хочу», но ей нужно попотеть, а мне нужен знак, что ей не наплевать. Реальный шаг, а не замаскированный под повестку дня или совершенный из страха.

Проблема в том, что в нашем мире трудно отличить одно от другого.

Правда всегда приходит в самый неподходящий момент… как три года назад, когда я заставил себя забыть о предательстве девушки, которую слишком близко подпустил к себе.

Мэллори здорово меня запутала.

Это полное дерьмо, но предательства Виктории вполне следует ожидать.

Мои братья и я, мы знаем правила игры.

С правдой приходят неприятности.

А неприятности – это то, во что мы ввязываемся с самого рождения.

Мы – лидеры, это наша судьба. Нас вырастил человек, возложивший на себя заботу о нас вместо наших родителей, которым не посчастливилось выжить и посмотреть, кем мы стали.

Неудержимые, несокрушимые.

Брейшо.

– Э-м-м, кому-нибудь интересно посмотреть фотку, на которой Трейси Паркс демонстрирует сиськи? Я достал ее сегодня вечером, – спрашивает Ройс, снимая напряжение и вызывая у нас смех.

Двадцать минут спустя я принимаю душ, захожу в комнату моей малышки, поднимаю ее с кровати, несу через коридор в свою комнату и укладываю рядом с собой на постели.

Она крепко спит, обнимая свой маленький игрушечный поезд.

Я укутываю ее одеялом и смотрю на совершенное личико.

Я буду любить тебя всегда и защищать тебя изо всех сил, моя маленькая Зоуи.

Несмотря ни на что.

Глава 4

Виктория

НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НИКАКИХ ПРИЗНАКОВ ТВОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ…

Не так давно я бы умоляла о таком приказе из его уст; последнее, чего я хотела, – это смотреть Брейшо – любому из них – в глаза и трястись, что они увидят правду в моих.

Теперь это раздражает, и все, к чему я раньше стремилась, но чего больше не точно хочу, – это быть невидимой.

Надо же, какая ирония судьбы!

В течение следующих четырех дней я делаю, как меня просят: не попадаюсь им на глаза, ухожу рано, прихожу поздно. Когда они видят меня, они, конечно же, не разговаривают, только бросают косые взгляды, которые мне остается расшифровывать, но мне все равно.

Я делаю как велено, и даже не хмурюсь, делаю с высоко поднятой головой и все такое прочее.

Я все еще живу под их крышей, не так ли? И мне удается засыпать и просыпаться в целости и сохранности.

Но я почти уверена, что они следят за мной.

Вне дома я занимаю себя тем, что вырываю сорняки из цветочных ящиков у школы; дело бесконечное, ящиков полно, и на многих еще не сорваны бирки. Но сегодня я выбралась в город вместе с Нирой. Едва мы сели за столик у бургерной, Нира прошептала:

– Внимание, Брейшо на горизонте.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, и вот они – подъезжают в своем черном «Денали», одном из трех в городе. Два лругих тоже их.

Мне всегда казалось странным, что братья ездят на одинаковых машинах, но теперь я понимаю. Так они дают знать, что Брейшо едины. Не важно, кто сидит за рулем навороченного внедорожника, Брейшо есть Брейшо.

Ройс спрыгивает с пассажирского сиденья и мгновенно сканирует взглядом окрестности, затем с ухмылкой смотрит на меня. Кэптен выходит со стороны водителя.

Брат Кэптена, как всегда, самоуверен до наглости. Подтаскивает один из стульев, садится верхом и тянется схватить жареную картошку с моего подноса.

– Вик-Ви, – с ухмылкой говорит он вместо приветствия, затем смотрит на Ниру. – О, девочка из общаги.

Она натягивает улыбку и сосредотачивается на своей содовой.

– Так как дела, Вик-Ви? – Ройс наклоняется вперед, упираясь локтями в столешницу. – Ловишь ультрафиолет?

– Убиваю время. – Я приподнимаю бровь, и его ухмылка становится шире.

– Вот и умница.

Закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула.

Мой взгляд скользит за его плечо; Кэптен приближается, но он не смотрит на меня, идет к стойке бургерной сделать заказ.

Нира толкает меня локтем, но мне не нужно смотреть, на что она показывает. Это – самый центр города, тут полно людей, преимущественно студентов, а тут двое из парней Брейшо.

Конечно, они пялятся.

Горожане уже несколько недель не видели парней Брейшо, разве такое можно вынести? А тут – вот они.

Да здравствуют короли!

– Смотрите-ка, прямо в стаю сбиваются, как голодные утята, – подмечает то же самое Ройс. Как это ему удается? – ведь он ни разу не отвел от меня глаз. – Десять минут, и в этой занюханной бургерной не останется ни одного свободного места.

Сказав это, он встает и добавляет еще три стула к моему – нашему, я полагаю – столу.

Нира вскакивает и убегает.

– Увидимся, Ви, – кричит она.

Я хмуро смотрю ей вслед, кивая, хотя она уже исчезла из поля зрения.

– Да… – Ройс хихикает, вытаскивая телефон из кармана. – Мы, несомненно, оказываем большое влияние на людей.

Я снова закатываю глаза, моя голова поворачивается влево, и я вижу, как задняя дверца внедорожника открывается и оттуда вылезает улыбающаяся Рэйвен, таща за руку своего мужа.

Она громко смеется, когда он свирепо глядит на нее.

– Посмотри на это, Вик-Ви, – язвит Ройс. – Видишь лицо недовольного ублюдка?

– Ну и что это значит?

– Это значит, что он получил только половину того, чего хотел его член. Поняла? – Он ухмыляется.

На улицу с двумя подносами выходит Кэптен. Он смотрит на брата и ставит подносы на стол. Конечно, он выбирает место подальше от меня, оставляя освободившееся место Ниры пустым. Рэйвен садится слева, а Мэддок – рядом с ней.

– Привет! – Рэйвен на мгновение встречается со мной взглядом, а затем смотрит на ухмыляющегося Ройса. – Что еще?

– Маленький Здоровяк в твоем животе встает на пути у папочки? Больше никакой любви на заднем сиденье?

Она борется со смехом, а Мэддок толкает Ройса.

– Заткнись, ублюдок. Она надела мое худи не просто так.

Мой взгляд падает на ее живот. И верно, они ведь еще не сообщили городу, что она беременна. Я думаю, худи помогает, но не сильно.

– Чувак, слухи быстро распространяются.

Мы оглядываемся и видим Мака и его подружку Хлою, идущих к нам.

Супер.

На лице Хлои появляется широкая улыбка, ее пятидюймовые каблуки грохочут при каждом шаге.

– Срань господня! – Хлоя бросается к Рэйвен. – Ты показываешь…

– Заткнись, – обрываю я ее в ту же секунду.

Взгляд Хлои встречается с моим, а я ухмыляюсь, когда Рэйвен отбрасывает руку, тянущуюся к ее животу.

Глаза Хлои расширяются, и она поднимает ладони.

– Прости. Твой мини-арбуз…

– Ей нравится называть это баскетбольным мячом, – бросает Ройс.

– Это не мяч, – злобно смотрит Мэддок.

– О, ты это сказал, – нахально говорит Хлоя, скрещивая руки на груди. – А чего ты ожидала, Рэй? Знаешь, я буду не единственной, кто попытается это сделать со временем, твой пример меня вдохновляет.

– Остынь, – говорю я.

Голубые глаза Хлои устремляются на меня, и ее губы складываются в стервозную улыбку.

– С тобой никто не разговаривал.

– А твоего мнения никто не спрашивал. – Слова слетают с моих губ, и я наклоняюсь вперед. – Ты думаешь, что раз ты прокралась на свадьбу, а потом поимела одного из Брейшо на афтепати, полагаю, в одной постели с Маком, то тебе вдруг все стало можно? Всего несколько месяцев назад ты пыталась настроить против Рэй свое маленькое жалкое окружение, и она сделала тебе модную короткую стрижку, которую ты сейчас носишь. Тебе повезло, что кто-то за этим столом вообще заговорил с тобой.

Хлоя была пчелиной маткой школы Брейшо до того, как пришла Рэйвен и заняла это место штурмом. Каких-то два месяца назад Хлоя ненавидела Рэйвен за то, что она украла ее популярность, но Рэй было насрать на ее мелкие игры. Хлоя не из тех, кому можно доверять, но ей дали передышку, которую, на мой взгляд, она не заслужила.

Ее глаза сужаются.

– Что было, то прошло.

– Это так просто, правда?

Глаза Рэйвен встречаются с моими, но я лишь на мгновение отвожу взгляд от наглой девицы, которая думает, что ей удастся проскользнуть на место рядом с Брейшо. Конечно, у нее был тройничок с Ройсом, но не с Кэптеном, и все же.

Нет.

И тут Рэйвен говорит:

– Ви права, Хлоя. Я не справлялась с твоим дерьмом раньше, и я не уверена, что не смогу справиться с ним сейчас, когда я постоянно на нервах.

– Не хочу тебя огорчать, Рэй, но в этом нет ничего нового, с беременными всегда так. – Она пожимает плечами, затем ее глаза расширяются, и она смеется. – Прости. Я обязательно поработаю над своим сучьим характером.

Я усмехаюсь, и она поджимает губы.

– И может быть, тебе стоит держать свою сторожевую собачку поближе, – издевается она надо мной. – Если ты не хочешь, чтобы тебя кто-то задевал.

Рэйвен расправляет худи, чтобы мягкая трикотажная ткань не облегала ее фигуру.

– Я почти уверена, у меня на лице написано: не прикасайтесь ко мне, черт возьми.

– Это просто то, что делают люди, когда кто-то…

– Потише, мать твою, – встревает Мэддок, тон у него угрожающий.

– Хорошо, извини, – шепчет Хлоя. – Хотя это правда, люди обычно хотят почувствовать, как шевелится ребенок.

– Еще даже я не почувствовал, как шевелится ребенок, – одновременно говорят Мэддок и Ройс.

Они тут же поворачиваются друг к другу, Мэддок смотрит злобно, Ройс широко улыбается. Кэптен и Рэйвен хихикают, обмениваясь взглядами, а я заставляю себя не участвовать в этом веселье.

Все это происходит на моих глазах, и мне трудно справиться с этим дерьмом. Признаюсь, больше всего я завидую простым отношениям этой четверки, их быстрым понимающим взглядам и ухмылкам. Разговоры без слов – ведь так это называется?

Когда стул напротив царапает асфальт, я поворачиваю голову и вижу Мака. Хлоя, стоявшая до сих пор, садится рядом с Кэптеном.

Могла бы сесть рядом со своим парнем.

– Что-нибудь едкое на твоем грязном маленьком язычке, Вик-Ви? – дразнит меня Ройс.

Я прячу эмоцию, скользнувшую по моему лицу, и пожимаю плечами, не потрудившись отвести взгляд от Хлои.

Нахалка Хлоя переводит взгляд с меня на Кэптена, ее глаза сияют.

– О-о-о… какую драму я пропустила?

Я моргаю. И стучу пальцами по столу.

– Прекрати.

Она вскидывает голову, и я знаю, что она готова наговорить какую-нибудь чушь, но Мак наклоняется, шепчет ей что-то на ухо, она откашливается, натянуто улыбается, а затем объявляет, что сходит взять что-нибудь выпить.

Между оставшимися завязываются разговоры. Обалдеть, как будто меня здесь вообще нет.

Как будто меня не существует.

Если бы сейчас был кульминационный момент, я бы с уверенностью сказала, что их трюк не удался, потому что демонстративный игнор не влияет на меня так, как они, вероятно, надеялись.

А что? Я не новичок в том, чтобы быть аутсайдером, – бывало, я неделями сидела как в вакууме, со мной никто не разговаривал, ко мне никто не подходил. Такое обращение вряд ли можно назвать наказанием. И… наказан скорее один из Брейшо. Он все время молчит, а молчание бывает оглушительным.

Я причинила боль Кэптену Брейшо?

Он как будто почувствовал мои мысли, его взгляд скользит в мою сторону, но я смотрю на Мака.

– Четвертый столик слева от Виктории, – говорит Мак, обращаясь к Ройсу. – Видишь тех двоих? Уже четвертый раз за неделю они пересекают мост.

Ага, понятно, мост, ведущий на территорию Брейшо. Они говорят о парнях из школы Грейвен, которые были сторонниками теперь уже павшей семьи. Придурки без лидера, который мог бы, в случае чего, наставить их на путь истинный… или вбить в них немного здравого смысла, когда они на пустом месте чувствуют себя храбрецами.

– Дерзкие маленькие засранцы, – челюсть Ройса сводит судорогой.

– Они встают, – говорит Рэйвен в свою чашку. – И их шестеро.

– Они знают, почему мы здесь. – Кэптен облизывает губы. – Слетелись, как гребаные панки, как только мы припарковались.

Ройс кивает и кладет телефон на стол.

– Эти придурки ничего толком не умеют.

Кэптен обдумывает ситуацию, его голова лихорадочно работает, секунда за секундой прокручивая все возможные сценарии, а рука незаметно скользит под стол.

Мой пульс тяжело стучит в ушах, желудок сжимается. Я знаю, что по пальцам Кэптена сейчас скользнул тяжелый кусок металла. Он сжимает кулак один раз, проверяя то, что и без всякой проверки идеально сидит у него на пальцах; теперь его кастет наготове, и рука свободно опущена вдоль тела.

Пальцы Ройса крепко сжимают край стула, на котором он сидит, глаза устремлены в никуда, но он все видит, тело напряжено, нога дергается в предвкушении.

Эти мальчики слишком долго сидели в клетке.

– Рэйвен. – Голос Мэддока глубокий и низкий, предупреждающий.

– Я знаю, Здоровяк. – Она накрывает рукой ключи на столе, и ее глаза поднимаются на меня.

К нам приближается группа из шести парней, которых я не видела раньше. Ройс ждет той секунды, когда они ступят на то место, которое ему нужно. И вот уже стул летит в сторону и вверх, окатив двоих трухой из дешевого пластика. От удара они падают, кровь льется с их лиц, и мы все одновременно вскакиваем на ноги.

Кэптен загораживает меня, и я внезапно оказываюсь в коконе его тени. Затем тень растет, я поворачиваюсь и вижу здоровенного парня, стоящего прямо за мной. Но ничего не происходит. Быстро летают кулаки, и я вижу, что это кулаки Кэптена. Он перемещается ловкими, уверенными движениями, наклоняется, когда нужно увернуться от удара, кулак летит, чтобы отбросить очередного мудака назад, и он лягает того, кто на свою голову подкрадывается ближе.

Слышу треск костей – и мне это не кажется, – капли крови летят по воздуху и падают на мой рукав, голова очередного парня, получившего под подбородок, отлетает в сторону. Кэптен не позволяет ему просто упасть – он ловит его и вырубает ударом колена.

И снова он бьет направо и налево.

Ройс ударяется спиной о край стола, он застигнут врасплох, но быстро выкручивается – отскакивает назад и начинает быстрее молотить кулаками.