Текст книги "Рыжая невеста"

Глава 9

Никто не был счастлив.

Драка между Ханратти и Брауном не прекратила их соперничество, как надеялась Фокс. Более того, они продолжали подкалывать друг друга при малейшей возможности. Даже Пич, этот вечный оптимист, был чем-то явно обеспокоен. Последние два вечера он сторонился всех и отклонял предложения Фокс сыграть в шахматы. Однажды, когда Фокс заметила, что он за ней наблюдает, она спросила его, в чем дело, но он отказался объяснить, почему он смотрит на нее так, будто беспокоится, что она заболеет.

Самой большой загадкой был Таннер. Фокс казалось, что после их возвращения в лагерь между ними возникло взаимопонимание. Они спорили и смеялись, забыв свою прежнюю настороженность. Они общались на уровне, который был до этого времени невозможен. Фокс стало легко с Мэтью Таннером, и ей это нравилось.

Но к следующему утру все изменилось. Она ожидала, что возникший между ними дух товарищества продолжится, что она сможет и дальше наслаждаться их дружескими отношениями. Но все обернулось по-другому.

Фокс обычно с утра бывала не в духе, но до сих пор Таннер как-то умел этого не замечать. Однако последние два утра и он был таким же хмурым и необщительным, как Фокс.

Путь на этом отрезке предстоял нелегкий. Дорогу им то и дело преграждали отвесные каньоны, а узкие тропы вынуждали ехать гуськом. Были, конечно, долины и плато, где Фокс могла бы ехать рядом с Таннером, чтобы немного поговорить – если бы он захотел. Но он стал угрюмым и замкнутым. Время полуденного перерыва он проводил с Ханратти и Брауном, не обращая внимания на Фокс, словно забыв о ее существовании. Вечером он садился близко к огню, углубившись в книгу и отвергая любые попытки разговаривать.

Вечером третьего дня Фокс велела остановиться немного раньше, чтобы Ханратти мог добыть какую-нибудь дичь на ужин. Перед тем как покинуть лагерь, он бросил на Джубала Брауна торжествующий взгляд.

– Почему вы послали его? – недовольно спросил Браун, спрыгивая с лошади и злобно глядя вслед облаку пыли. – Это потому, что меня отстранили от соревнования по стрельбе? У меня просто был плохой день.

– Ты все равно был бы недоволен независимо от того, послала я тебя или не послала, – отрезала Фокс, передавая Пичу поводья. Ей хотелось бы послать Брауна собирать орехи, чтобы избавиться от него, но орехов в это время года еще не было. – Как ты думаешь, ты можешь разжечь костер и при этом не ворчать?

Они поднялись в горы. На высоте солнце казалось бледным. В углублениях между скалами лежал снег, растительность была скудной. Зато вода в ручье, о котором помнила Фокс, была чистой и вкусной, как нигде раньше.

– Спасибо, – сказала она, протягивая руки к костру, который Брауну удалось наконец разжечь. Только Боже упаси просить его сварить кофе – такая будет бурда. – Напомни мне, сколько у вас было слуг, когда ты был мальчиком?

– Нет смысла вымещать на мне свое плохое настроение, если у вас не сладилось с вашим другом-джентльменом.

Фокс захотелось стереть кулаком хитрую ухмылку с лица Брауна, хотя бы ради того, чтобы просто получить удовольствие, кого-нибудь ударив.

Она ответила не сразу. Налила в кофейник воды из ведра и насыпала молотый кофе.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, так что заткнись. Но она, конечно, поняла. И рассердилась еще больше от того, что не одна она заметила холодность Таннера.

Подняв голову, она оглядела лагерь и увидела, что Таннер помогает Пичу разгружать мулов. Это тоже вызвало у нее раздражение. Таннеру следовало бы приказать Брауну, а не заниматься этим самому.

– Кто сегодня готовит ужин? – с невинным видом осведомился Браун. Скрестив руки на груди, он прислонился к своему седлу, лежавшему у него за спиной. Его шляпа была низко надвинута на лоб, так что Фокс не были видны его глаза.

– По-моему, сегодня моя очередь. – Ее руки будут по крайней мере заняты чисткой картошки и лука, хотя она давно хотела привести в порядок кое-что из одежды: пришить несколько пуговиц и зашить прореху на своей любимой рубашке. – Так что не отвлекай меня разговорами. Я не люблю болтать, когда готовлю.

– Скажите, что вы собираетесь приготовить на ужин, и я от вас отстану.

– Я приготовлю то, что принесет Ханратти. – А пока она займется картошкой и луком и замесит немного теста на галеты.

– Похоже, мы идем в хорошем темпе последние дни, – заметил Пич, устраиваясь рядом с Фокс, чтобы починить уздечку.

Фокс не видела, куда ушел Таннер.

– Я рада, что нашла это место для стоянки. Я уже давно здесь не бывала, боялась, что не найду. Если бы мы свернули немного севернее у солончаков, мы потеряли бы много времени.

– Клянусь, я не понимаю, как тебе это удается, Мисси, но ты каким-то образом находишь пути, которые избавляют нас от необходимости переходить через вершины самых высоких гор. А на какой мы сейчас высоте? Около восьми тысяч футов? Так высоко я еще никогда не забирался.

Фокс собрала очистки – они будут сожжены в костре вместе с остатками ужина.

– Ладно, выкладывай. Что там у тебя на уме?

Пич заморгал с невинным видом.

– Почему ты думаешь, что меня что-то беспокоит?

– Ты не станешь раздавать комплименты, если только не хочешь подольститься к человеку, прежде чем сказать что-то, что ему не понравится. – Она достала из миски тесто и начала его раскатывать. – Так в чем дело?

Свет заходящего солнца окрашивал вершины гор в розовый цвет, и Фокс вспомнила, что при этом свете Пич всегда выглядел энергичным и его лицо лоснилось, но сегодня кожа выглядела дряблой и были видны все морщины.

– Эй, старичок, – уже мягче добавила она. – Как ты себя чувствуешь?

Пич недовольно нахмурил брови.

– Лучше не бывает, Мисси. Ничего нет такого, что не вылечил бы хороший крепкий сон.

– Ну тогда я надеюсь, что ты будешь хорошо спать сегодня ночью. – Она всегда, прежде чем самой лечь спать, проверяла Пича, и до сего дня она не замечала, чтобы он страдал от бессонницы. Она внимательно изучила цвет его лица и согбенную спину и пришла к выводу, что одному из более молодых мужчин придется на несколько дней освободить Пича от мулов. – Так что тебя гложет? Почему ты смотришь на меня так, словно видишь то, что никто другой не видит?

– Ты же знаешь, что я не согласен с тем, что ты задумала сделать в Денвере. – Он поднес уздечку ближе к глазам и прищурился. – И я надеялся, что на пути туда произойдет что-то, что изменит твое решение.

Фокс возвела вверх глаза.

– Я же куп ила тебе очки всего два месяца назад. И я положила их в твою седельную сумку. Почему ты ими не пользуешься?

– Что-нибудь случилось, что могло бы изменить твое решение насчет Денвера?

– Нет.

Как только она закончит раскатывать тесто, она поищет его очки.

– Ты в этом уверена, Мисси?

Она отлично понимала, о чем говорит Пич, и к ее лицу прилила краска. Она сердито перекинула через плечо косу.

– Все-то ты замечаешь. И тебе обязательно нужно прочитать нотацию.

– Ага. – Подняв полу рубашки, он протер пряжки уздечки. – Помнишь то время, когда мы жили с кузиной твоей матери?

– Хотелось бы забыть, но я помню.

Единственным утешением в то время было знакомство с Пичем.

– Помнишь, как миссис Уилсон приказала тебе приготовить пирог, а когда он был готов, тебе не дали ни кусочка?

Фокс стряхнула с рук муку.

– К чему это ты ведешь?

– Больно видеть и даже трогать то, что никогда не будет твоим.

Она встретилась глазами с Пичем и задержала взгляд.

– Мне бы хотелось хотя бы раз в жизни получить то, чего я действительно хочу, – тихо сказала она. – Мне не надо этого на долгое время или навсегда, потому что я знаю, что это невозможно. Но на короткое время…

– Разве тебе было бы достаточно одного кусочка пирога? А если ты узнаешь, каков он на вкус, а потом поймешь, что он тебе не принадлежит, разве от этого тебе не станет еще горше?

Таннер вернулся в лагерь с обломком скалы. Он кивнул Фокс и Пичу и поспешил к палаткам.

– Не знаю, – прошептала Фокс, наблюдая за Таннером. – Все, что я сейчас хочу, так именно этот кусочек, даже если он и не очень вкусный.

Пич встал, со вздохом взглянул на уздечку и перед тем, как пойти проверить лошадей, на прощание стиснул плечо Фокс.

Тут она неожиданно заметила Джубала Брауна, наблюдавшего за ней из-под полей шляпы.

– Ты подслушивал?

Браун поднял руки.

– Ты меня побьешь, если я в этом признаюсь?

Фокс попыталась вспомнить, о чем они с Пичем говорили. Кажется, ни о чем особенном.

– Не беспокойся, – ухмыльнулся Браун. – Еще минуту назад я дремал. Все, что я слышал, так это насчет какого-то кусочка. Ты собираешься печь? – с надеждой спросил он.

– Мне все равно, даже если ты слышал все, о чем мы говорили. – Она пожала плечами. Хоть бы Ханратти поскорее вернулся, чтобы она могла покончить с ужином и заползти в свою палатку. Она вдруг почувствовала страшную усталость.

– Я тебе не очень нравлюсь, не так ли? Фокс посмотрела на него, но промолчала.

– Это потому, что я конфедерат?

– Я уже тебе говорила. Война для меня – это что-то нереальное.

– Или ты сердишься из-за того, что украли золото? В этом был виноват Ханратти, а не я.

Раскачиваясь на каблуках, Фокс смотрела на Брауна в упор. Высокий, худой, он даже был красив, хотя и грубой, неотесанной красотой. Оттого, что он два дня не брился, у него отросла жиденькая бородка, делавшая его старше. Фокс пришлось напомнить себе, что перед ней убийца, но с повадками врожденного лентяя.

– Ты нравился бы мне больше, если бы меньше хныкал и больше помогал.

– Я нравился бы тебе больше, если бы я был богат, а манеры у меня были, как у герцога. – Еще больше откинувшись на седло, он надвинул шляпу ниже на глаза. – Конечно, если бы я был богатым герцогом, я перестал бы пялиться на твою задницу и нашел бы себе леди, одетую в шелка, от которой пахло бы духами.

– Я не говорила тебе, что ты грубый и вульгарный тип, нет? Ты нравился бы мне чуточку больше, если хотя бы немного следил за своим поведением.

– Ну да, ты же привыкла к утонченным манерам. Стиснув зубы, Фокс метнула взгляд в сторону палатки Таннера, потом нарезала картошку и, бросив ее и лук в котелок с водой, повесила его над огнем. Может, она и не знала все досконально о хороших манерах, но оценить того, кто ими обладал, она вполне могла.

– Как ты думаешь, а папаша Таннера и вправду дал себя похитить?

Удивившись вопросу, Фокс резко обернулась к Брауну, но он так низко надвинул шляпу, что она не могла увидеть выражение его лица.

– Какого черта ты задаешь такой странный вопрос?

– Может статься, что нам приходится подвергать себя опасности по совершенно другой причине.

– Например? – Она не понимала, на что он намекает.

– Таннер сочувствует северянам, не так ли? Наконец она поняла.

– Забудь. Если бы Таннер задумал передать деньги северянам, было бы проще отправить золото в Сан-Франциско – это значительно ближе. За то время, что мы в пути, он смог бы добраться до Сан-Франциско и вернуться обратно.

– Может быть, тому, чтобы отправить золото в Денвер, есть какая-нибудь причина?

– Не вижу смысла.

– А есть смысл в том, что похитители собираются держать у себя папашу Таннера целых три месяца? Если бы я был похитителем, я не стал бы валандаться со стариком три месяца. Пристрелил бы его, и делу конец.

Фокс снова бросила взгляд в сторону палатки Таннера и понизила голос:

– Надеюсь, это не так, но вполне возможно, что Таннер заплатит выкуп, а его отца уже убили.

Браун большим пальцем приподнял с глаз шляпу.

– Если старик мертв, зачем ждать денег три месяца? На месте похитителей я послал бы телеграмму, в которой написал бы, что старик у меня и выкуп в пятьдесят тысяч долларов должен быть переведен в течение недели, или старик умрет. Я все равно бы его убил. Но все кончилось бы через неделю, а не растянулось на три месяца.

Зачем только Браун запустил ей в голову эту мысль? Закусив губу, она смотрела на палатку Таннера. Неужели он использует отца как прикрытие, а истинная причина, по которой он переправляет золото в Денвер, совсем другая?

– Однако это не ты похитил отца Таннера. А у них, очевидно, есть свои причины, чтобы поступить именно так. Наверное, это менее опасно, чем послать телеграмму и засветиться.

– Да они назовутся другими именами, – презрительно фыркнул Браун.

– Даже в этом случае. – Фокс обрадовалась, завидев вдали Ханратти с тушей небольшого оленя, переброшенной через круп лошади. – У меня нет причин не доверять Таннеру. Так что закончим этот разговор.

Все же она не могла отделаться от сомнений, которые заронил в ее душу Браун. Во время ужина она то и дело посматривала на Таннера, который отошел от костра со своей тарелкой, и спрашивала себя, не наврал ли он о похищении отца.

Где-то около полуночи она перестала сверлить глазами потолок палатки и решила, что подозрения Брауна – чепуха. Мэтью Таннер был благородным человеком. Но что, если…

Если он отправился в Денвер, чтобы спасти своего отца, значит, он замечательный человек, преданный сын, которому можно доверять. Если он наврал насчет своего отца и деньги предназначались для какой-либо военной операции, то Таннер – лжец, обманщик и бессовестно прикрывается своим отцом, чтобы завоевать незаслуженную симпатию.

Но этого не может быть.

Фокс легла на бок и тяжело вздохнула. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер прикоснулся к ней. Но он ее избегает. Неожиданно она подумала, что, пожалуй, надо взять все в свои руки.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Переходить вброд ручьи, взбираться на горы и спускаться вниз с опасных склонов уже стало такой же рутиной, как обустройство лагеря по вечерам. В горах было холодно, в долинах – теплее. Однажды утром был сильный снег, который превратился к полудню в ледяной дождь, и они ехали молча, согнувшись в седлах, стиснув зубы. Но в общем и целом им повезло с погодой.

Ханратти и Браун жаловались на однообразие горных вершин, узких долин и голубого неба. Таннер подозревал, что эти двое наверняка через день заблудились бы, потому что им совершенно очевидно не хватало острого взгляда Фокс, подмечавшего любые мелочи ландшафта.

Фокс ошиблась всего один раз, когда подвела их к краю глубокой, зажатой между двумя отвесными скалами балке, которую лошади не могли перейти. В результате они потеряли несколько часов на то, чтобы обогнуть эту балку. Но как правило, она точно знала маршрут. Утром она обычно объявляла, куда они едут и сколько, по ее расчетам, это займет времени, и потом безошибочно приводила их именно к тому месту, которое она выбрала для ночевки.

Таннеру очень хотелось расспросить ее о том, как давно она в последний раз вела людей по этому маршруту и какие запомнила ориентиры. Помнила ли она маршрут в общем или вспоминала местность, по мере того как они подъезжали к тем или иным ложбинам или вершинам.

Но в его голове прочно засело предостережение Пича. Он слишком восхищался фокс, чтобы увлечь ее, а потом оставить в конце их путешествия.

Поэтому он старался держаться от нее подальше, пресекая ее попытки оказаться рядом. Это давалось ему с трудом, потому что он и сам страдал от того, что не может с ней поболтать.

Сейчас он сидел у костра, мрачно наблюдая за тем, с какой тщательностью она расчесывает волосы, моет лицо и шею. Этот ежевечерний туалет завораживал его. Перед тем как заползти в спальный мешок, она чем-то мазала лицо, потом нюхала перчатки, которые надевала на ночь – при этом лицо ее принимало брезгливое выражение, – и укладывалась спать.

Об этом ему тоже хотелось ее спросить. Зачем она надевает на ночь перчатки?

– Мистер Таннер. – Пич окликнул его уже во второй раз. – Не сыграть ли нам партию в шашки?

Двое других мужчин сидели спиной к Фокс и не видели, как она расчесывает свои длинные рыжие волосы. Но Пич заметил, куда смотрел Таннер.

– Не сегодня, спасибо. – Таннер встал и, заложив руки за шею, потянулся, глядя в небо. – Я возьму в палатку фонарь и немного почитаю.

Так как по ночам часто шли дожди, они решили, что лучше ставить палатки, чем спать под открытым небом и просыпаться утром насквозь промокшими.

Таннер залез в палатку и лег поверх спального мешка, поставив фонарь у себя за плечом и положив голову на мешки с деньгами. Но только он раскрыл книгу, собираясь читать, как услышал голос Фокс:

– Выходите из палатки!

Таннер стремглав выскочил наружу, прихватив ружье.

– Что случилось?

Он быстро огляделся и отметил, что лошади и мулы были на месте. Охранники сидели у костра, пили кофе и ухмылялись. Пич негодующе смотрел на Фокс.

Последние лучи солнца освещали ее лицо, все еще розовое от умывания холодной водой. Глаза были скорее серые, чем голубые, и сверкали так, словно из них высекали огонь.

– С меня довольно. Нам надо поговорить. – Она метнула взгляд на сидящих у костра мужчин. – Но не при них. – Не дожидаясь ответа, она отошла к высокому кусту можжевельника.

Таннер заметил, что ее пончо колышется в такт шагам, но ее коса остается неподвижной. Это означало, что ее шея напряжена, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что она не на шутку рассержена.

Таннеру ситуация не слишком понравилась, но он все же последовал за ней за куст, скрывавший их от глаз сидевших у костра мужчин. Он понял, что приступ негодования означает, что Фокс чем-то уязвлена.

– Что вы задумали?

Она едва дала ему закончить фразу и встала перед ним на цыпочки, приблизив к нему свое лицо.

– Можете, если хотите, меня игнорировать, мне на это наплевать. Но меня мучает то, что в меня стреляли, когда я была у вас на службе, а вы, хотя бы из приличия, ни разу не поинтересовались, заживает ли моя рана и как я себя вообще чувствую! – выпалила она, показывая пальцем на мочку уха.

– Мистер Эрнандес держит меня в курсе.

На взгляд Таннера, мочка прекрасно заживала – края раны срослись почти незаметно. Не хватало небольшого кусочка уха, а в остальном опасности никакой не было.

– А вам не приходило в голову, что, возможно, мне самой хотелось бы услышать, что вас хотя бы чуть-чуть интересует здоровье вашей служащей, которая пожертвовала мочкой уха ради того, чтобы вернуть вам ваше золото?

Его поразило слово «служащая» – он никогда так о ней не думал.

– Мистер Эрнандес уверяет меня, что он дает вам лекарства против температуры и что теперь вы вне опасности. Он мне также сказал, что нет признаков заражения. Это правда?

Она сверкнула глазами и прищурилась.

– Да. Но у меня могло бы быть заражение, и я могла бы умереть от лихорадки.

– Но вы же не умерли.

– В этом нет вашей заслуги!

Он наконец понял. Она себя взвинтила для того, чтобы он не догадался, что его явное равнодушие ранит ее. Поскольку высшая точка кипения уже была пройдена, он осторожно достал из кармана жилета сигару и протянул ей. Немного поколебавшись, она взяла сигару, и они молча закурили, глядя на звезды.

– Я прошу прощения зато, что не выразил сожаления по поводу потери вами мочки. – Таннер выдохнул облачко дыма. – Уверяю вас, я глубоко благодарен вам за вашу смелость и за ту жертву, на которую вы пошли ради моего золота. Мне искренне жаль, что пуля задела вас.

– Вы смеетесь надо мной? – с подозрением спросила она.

– Вовсе нет. – Он понял, чего она ждет. Почувствовал ее близость и жар ее тела. Она заплела косу, но у него перед глазами все еще были ее длинные распущенные волосы. Он нахмурился и посмотрел вдаль. – Я держался особняком, потому что мне показалось, что так будет лучше всем. – Именно на этот вопрос она ждала ответа, но, черт возьми, мужчины не умеют на них правильно отвечать.

– Под словом «все», насколько я понимаю, вы подразумеваете себя и меня. Так почему же будет лучше, если мы будем игнорировать друг друга?

Он стал изучать светящийся конец сигары, радуясь тому, что было темно.

– Меня к вам тянет, Фокс. – Он откашлялся. – Пару раз я вообразил, что и вы ко мне неравнодушны. – Она молчала. – Я просто хочу избежать ошибки. Обстоятельства могут привести к ситуации, которая ничем хорошим не кончится.

– Думаю, я понимаю, о чем вы говорите.

– Тогда вы должны понять, почему я старался держаться от вас на расстоянии. Я не хотел усложнять ситуацию.

Она пошевельнулась, и он мог бы поклясться, что почувствовал запах бекона. Конечно, мужчины у костра выбрали неподходящее время для того, чтобы жарить бекон.

– Мне понравилась ночь в лагере бандитов. Не все, конечно. Не то, что мне прострелили ухо, и не холод, но вы понимаете, о чем я. Не правда ли?

Конечно, он понимал. Сколько ни пройдёт лет, он будет вспоминать это путешествие и эту ночь. Он надеялся, что тогда он вспомнит и о других вещах, а не только о ее жарком теле, прильнувшем к нему, и о чудесном запахе ее кожи прямо у своего носа.

– Мне понравилось быть с вами. – Она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться. – Не многие мужчины, исключая Пича, заставляли меня смеяться.

Это замечание показалось Таннеру странным и почти печальным. Правда, он неожиданно подумал о том, что женщины и его редко заставляли смеяться. Со временем он решил, что женщины и мужчины вообще смеются над разными вещами. Но в ту ночь в лагере бандитов они с Фокс смеялись вместе, как близкие люди, понимающие друг друга.

– Мне тоже понравилось быть с вами, – признался он. – В этом-то и проблема.

Они стояли плечом к плечу, покуривая и вглядываясь в темноту, словно надеялись что-то увидеть. Хотя Таннер вряд ли был способен что-либо заметить. Все его чувства были поглощены стоявшей рядом с ним женщиной. Одному Богу известно, подумал он, куда заведет их этот разговор.

– Позвольте мне уточнить, правильно ли я вас поняла. Вы стараетесь держаться от меня подальше, потому что если вы будете близко и мы будем разговаривать, то… что?

Еще никогда Таннер не чувствовал себя так неловко. Он не привык к прямолинейным женщинам. С одной стороны, они ему нравились, но с другой – при известной доли изворотливости и хитрости – не надо было облекать неприглядную правду в более обтекаемые слова.

– Я не хочу все то время, пока мы будем путешествовать, размышлять о том, как бы уложить вас в постель! – выпалил он, сердясь на то, что она заставила его высказаться прямо, без обиняков.

– А когда вы со мной разговариваете, вы тоже об этом думаете? – Ему показалось, что она не только удивлена, но и обрадована.

Он попытался разглядеть ее лицо. Если бы он сказал такое любой другой женщине, она влепила бы ему пощечину, выскочила из комнаты и больше никогда с ним не заговорила.

– Это неприличный разговор, и я прошу меня простить.

– Ради всего святого! – Фокс затоптала сигару сапогом. – По-моему, мы хорошо продвинулись, так что не прячьтесь за приличия, пока мы не закончим этот разговор.

Она была права: людям свойственно прятаться за приличия. Он тоже загасил сигару, повернулся к ней и стиснул ее плечи.

– Послушайте меня, Фокс. Я думаю о вас все время, и это нехорошо.

– Почему?

– Это может привести к тому, что я воспользуюсь какой либо ситуацией. Это будет нечестно по отношению к вам, поскольку я не могу предложить вам будущего. – Нужно ли говорить так откровенно? – Наши миры слишком далеки друг от друга. – Она умна, и ему не придется говорить, что общество ее не примет, что ей не понравятся ограничения, которые накладывают приличия на женщин его круга.

– Я это знаю.

Он еще крепче сжал ее плечи.

– Все, что я могу предложить, – это интрижка на время нашего путешествия. – Он помолчал, чтобы до нее дошла неприкрытая правда его слов. – Это неправильно и нечестно, и вы этого не заслуживаете.

Он вдруг осознал, что они стоят совсем близко. Если она сделает шаг, то окажется в его объятиях.

Он почувствовал, как напряглись ее плечи.

– Во-первых, я знаю, что ждет меня в будущем, и это то, чего я хочу. Так что вам незачем беспокоиться обо мне и моем будущем. Вас в моих планах на будущее нет. Во-вторых, не вам решать, что правильно или честно для меня, Таннер. В-третьих, вы предлагаете почесать там, где у вас вдруг зачесалось. Откуда вы знаете, может, и у меня чешется?

До Таннера не сразу, но все же дошло, что Фокс отвергла все его аргументы. Более того, похоже, она одобряет идею временной связи.

– Бог мой, – прошептал он, вглядываясь в бледный овал ее лица.

– Сейчас я скажу все как есть. Я не возражала бы, если бы вы стали меня добиваться.

Ему надо было убедиться, что он правильно ее понял.

– Если мы решимся на… – Как же это назвать? – На связь, нам обоим придется принять тот факт, что, когда мы прибудем в Денвер, все закончится. Я не могу предложить вам ничего постоянного.

– Ваш отец никогда бы меня не одобрил.

Он понял, что она улыбается, но ему было не до улыбок.

– Да, думаю, не одобрил бы. – Он прекрасно понимал, что его отец не примет Фокс. Это не было главным препятствием, но все же и это надо было принять во внимание. – Если вы согласны, мы можем наслаждаться друг другом всю дорогу до Денвера, но это все.

Никакого недопонимания уже быть не могло. Он был холоден и расчетлив, как последняя скотина. Он сказал ей, что с удовольствием воспользуется ею, а потом, когда они доберутся до Денвера, бросит. Отвращение захлестнуло его, и он, отпустив ее плечи, отвернулся.

– Так не должно быть. Ни вы, ни я этого не заслужили. – Он боролся с собой, но благородство победило, и он нашел правильные слова: – Давайте забудем об этом разговоре и вернемся к костру.

– Не будьте дураком. Мы почти обо всем договорились. Как насчет Ханратти и Брауна? Нас слишком мало, чтобы они не заметили, что происходит. Надо им сказать.

Он не мог, как ни старался, сдержать смеха. Оказывается, она вела переговоры об условиях сделки!

– Таких, как вы, на свете больше нет.

– Погодите нахваливать меня. Мы еще не обо всем договорились.

– Ах да. Ханратти и Браун. Мне наплевать, что они подумают.

– Пич тоже узнает, – с трудом выговорила она.

– Он этого не одобрит. Это вас расстраивает? – удивился он.

– Пича беспокоит, что вы разобьете мне сердце.

– Меня это тоже беспокоит.

– Не льстите себе, мистер.

Таннеру показалось, что она вздернула подбородок.

– Может, это ваше сердце будет разбито, а не мое.

Да, удивленно подумал он, возможно, так оно и будет. Фокс была не только той женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать. Она олицетворяла собой жизнь, которую ему не дано прожить: полная независимость и свобода выбора – делать что хочется, ни перед кем не отчитываясь и не оглядываясь на то, что скажут другие.

– Итак, подведем итог. Я считаю, что мы договорились – вы перестаете меня избегать, а будете всячески меня преследовать, чтобы заловить в свои сети. Правильно?

– Правильно.

– Мы, как вы выразились, будем наслаждаться друг другом все время пути, а в Денвере расстанемся. Никаких обид ни с моей, ни с вашей стороны. Правильно?

– Так должно быть.

– Отлично. – Она протянула руку, и прежде чем понять, что он делает, он пожал ее. – Сделка состоялась. – Она удовлетворенно потрясла его руку. – А теперь пойдем и посмотрим, оставили ли нам хотя бы немного кофе.

Они пожали друг другу руки, скрепляя согласие на любовную связь. Таннер посмотрел на свою руку и в недоумении тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. А она уже обогнула куст можжевельника и шла к костру. Перед его глазами раскачивались пончо и рыжая коса. Их странная любовная связь – если можно было так ее назвать – началась с не менее странного рукопожатия.

Фокс остановилась возле костра и, прищурившись, посмотрела на мужчин.

– Мы с мистером Таннером собираемся вступить в интимные отношения. Если для вас это проблема, скажите прямо сейчас.

Дело принимало все более странный оборот. Таннер, выпучив глаза, уставился на мужчин, которые смотрели на него так, словно оценивали.

– А что такое интим? – поинтересовался Ханратти, переводя взгляд с Фокс на Таннера.

– Ты взрослый человек и должен бы знать, – презрительно бросила Фокс.

– А-а, – протянул Ханратти, давая ей понять, что он ее дурачит. – Такого рода отношения. А что, если я скажу, что мне не нравится ваш план? Что вы тогда будете делать?

Таннер встал рядом с Фокс.

– Тогда я пошлю тебя к чертовой матери. Джубал Браун расхохотался:

– Это так и так случилось бы. – Он встал и потянулся. – Я пошел спать.

– Думаю, я сделаю то же самое. – Фокс подавила зевок. – Завтра предстоит длинный день.

Она посмотрела на Таннера. В свете костра черты ее лица смягчились, и он впервые заметил в ее глазах выражение робости и уязвимости. Его гнев растаял. Она поступила правильно. Мужчины все равно бы все узнали, так что не было смысла делать секрет из того, что станет очевидным.

Фокс откашлялась.

– Я чувствую, что должна что-то сказать, но не знаю что. – Смутившись, она снова пожала его руку. – Мы заключили сделку, и я очень довольна, что у нас с вами будут интимные отношения.

Он тоже не знал, что сказать, особенно в присутствии ухмыляющегося Ханратти и озабоченного Пича.

– Я тоже рад, – пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом.

Последним от костра отошел Пич. Его черные глаза сверлили Таннера.

– Если вы ее обидите, – тихо произнес он, – я не успокоюсь до тех пор, пока вы за это не заплатите.

С этими словами Пич ушел, оставив Таннера одного.

Он только что сознался в том, что у него будет любовная связь с женщиной, которую он ни разу даже не поцеловал. Черт возьми, он даже не мог понять, как он вообще мог обсуждать эту тему, а потом дать свое согласие. Он поднял глаза к небу и улыбнулся. Фокс не была похожа ни на одну из знакомых ему женщин. Так почему он вообразил, что связь с ней будет обыкновенной?