Текст книги "Рыжая невеста"

Глава 8

Фокс и Таннер очень скоро поняли, что палатка была слишком маленькой, чтобы они оба могли лежать на спине. Фокс легла на бок и оказалась носом в двух дюймах от стенки палатки. Брезент, наверное, свернули мокрым, и теперь от него пахло плесенью.

Таннер поворочался и наконец улегся на тот же бок, что и Фокс. Она напряглась, но он прошептал ей на ухо:

– В таком положении нам обоим будет удобно и мы сможем согреться. – После неловкой паузы он добавил: – Но если вы предпочитаете, чтобы я забрал свой мешок и…

– Я же сказала вам, что я практичная женщина. – Фокс уставилась в брезентовую стенку палатки. Из всех положений, которые они попробовали, это действительно было самым удобным, но…

Их отделяло много слоев одежды и одеял, тем не менее Фокс могла бы поклясться, что чувствует каждый мускул его тела. Она уверяла себя, что это невозможно. И тут рука Таннера в перчатке скользнула поверх ее куртки и остановилась на талии.

– Я не знаю, куда еще ее положить, – объяснил он довольно раздраженно.

Через свое одеяло и одеяло Таннера Фокс почувствовала, как его колени уперлись в ее ноги. Его рука обнимала ее. Она облизнула губы и сглотнула. Прошло не менее двух лет с тех пор, как она была так близко от мужчины.

– Наверное, нет легкого способа уместить в одноместную палатку двоих, – пробормотала она. Но он был прав в том, что «так было теплее. Как только Таннер обнял ее и оказался так близко, ее окатила волна жара.

– У нас не было бы этой проблемы, если бы со мной поехал Ханратти.

Тогда бы они оба или один из них спали бы на снегу.

– Я просто предполагала, что это я должна поехать с вами. Ведь это я должна доставить вас и золото в Денвер.

– У вас явная склонность к предположениям.

От его теплого дыхания, щекотавшего шею, у нее закружилась голова.

– Возможно, мне следовало спросить у вас, с кем вы хотите ехать, до того, как я приказала Пичу привести наших лошадей.

– Вообще-то я был рад, что вы были со мной. До этого момента.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. – Необходимость делить с ней палатку. Через минуту она спросила: – Моя коса вам мешает? Ее надо отвести в сторону.

Рука Таннера крепче обняла ее, и он теснее прижался к ней, словно устраиваясь удобнее перед тем, как уснуть. Ее попка оказалась прижатой к низу его живота, и этого было достаточно, чтобы у Фокс перехватило дыхание. Она занервничала и неожиданно затараторила:

– Вы замечали, как все вокруг становится тихо, когда идет снег, и вместе с тем вы слышите, как он падает? – Она говорила громко, даже слишком, но это помогало ей отвлечься от того, что, возможно, происходило с его плотью.

– Замечал. – По голосу было очевидно, что он улыбается. – Ваше ухо болит?

– Немного саднит, – призналась она. – Но не сильно. Когда сломаешь ногу, болит гораздо больше. Порезы и ожоги тоже здорово болят. А какую самую большую боль испытали вы?

Если Таннер и чувствует что-либо ниже пояса, это наверняка приведет его в замешательство, решила она. С другой стороны, если бы в той части его тела ничего не происходило, она почувствовала бы себя униженной. К несчастью, из-за отделявших их друг от друга одеял было невозможно определить, происходит там что-либо или нет.

– Самую большую боль? – переспросил он. – Когда-то мы с друзьями устроили гонки на двуколках. Мы были довольно молоды и выпили слишком много бренди, чтобы подумать о том, что устраивать такие скачки опасно. Моя двуколка не вписалась в поворот, лошадь упала, и мы все скатились в канаву. – Он немного помолчал. – Я сломал ключицу, руку и лодыжку. Но больше всего пострадала моя лошадь: из-за моей глупости ее пришлось пристрелить.

– Да, это плохо, – согласилась Фокс. – А вам приходилось быть в шахте во время аварии? – Она не шевелилась. Если она хотя бы чуть-чуть двинется, он может посчитать это за приглашение. Конечно, Таннер – джентльмен, но в такой ситуации, как эта, непонимание может… так сказать…

– Я несколько раз попадал в завалы в шахтах. Это довольно страшно.

– И вы пострадали?

– Мне везло – Бог миловал. Хотите повернуться на другой бок?

– Нет, так удобно. Если только вы…

– Мне тоже удобно.

Лежать в его объятиях на самом деле было приятно. Она призналась себе, что в данный момент она не хотела бы быть в другом месте. Они были защищены от ветра и снега. От тела Таннера и его дыхания по ее телу разливалось тепло. В ее власти было представить себе, что и ему нравится быть рядом с ней, что и у него от их близости возникают греховные мысли.

– Я не помню, говорили ли вы мне – вы женаты? – спросила она, представляя себе, насколько компрометирующей была обстановка, которая может стать еще более напряженной.

– Я никогда не был женат. Черт, у меня затекла левая рука. – Он немного повозился, а потом устроился в прежнем положении.

– А почему вы не женились? По-моему, вы как раз в том возрасте, когда мужчины женятся. К тому же у вас есть приличная работа и деньги.

Ветер рвал палатку, и пыль от ее брезентовых стен щекотала ноздри Фокс. Лучше бы ее нос был прижат к шее Таннера, чтобы она могла вдыхать приятный аромат мыла.

– Единственная женщина, на которой я едва не женился, оказалась, по мнению моего отца, слишком яркая, и свадьба не состоялась. Мне казалось, что вы хотите спать…

– Так оно и было, но сейчас я что-то разгулялась. – Она пожала плечом и сразу же об этом пожалела. Что будет, если он истолкует это движение как тонкий намек на то, что она готова и на большее? Проклятие! – А что значит – она была яркая?

– Давайте лучше поговорим о другом. Вы можете мне сказать, кто назвал Хоббса Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном?

– А почему для вас так важно, чтобы отец признал вашу жену? – не сдавалась Фокс. – Ведь жить с ней вам, а не ему.

Значит, вы не хотите этого сказать? – Она ощутила его дыхание на своей щеке. – Во-первых, мой отец ради меня многим пожертвовал. Я ему обязан. Во-вторых, если я женюсь, мы с женой, по всей вероятности, будем жить вместе с отцом.

– Какая жуткая перспектива! – Фокс приподнялась и попыталась взглянуть через плечо, но в палатке было слишком темно, и он все равно не увидел бы хмурое выражение ее лица. – Ваша жена выйдет замуж за вас, а не за вас и вашего отца. Вы не должны заставлять ее жить в одном доме с вашим отцом!

– Фокс, меня иногда не бывает дома месяцами. Я не буду о ней беспокоиться, если буду знать, что она не одна и что мой отец о ней заботится.

– Значит, вы сделаете несчастной ее, потому что вы не хотите беспокоиться? Какой же вы эгоист!

На этот раз ей удалось сесть и уставиться на него – даже если он не видит ее лица.

– Вовсе нет, и с чего вы взяли, что она будет несчастна? Ей не придется жить одной целыми месяцами.

– Черта с два! Могу поспорить на что угодно, что она предпочтет быть одна. Вам следовало бы знать, что каждая женщина заслуживает того, чтобы иметь свой дом. И ваша бедная жена – тоже! И ей не придется играть роль няньки у вашего привередливого отца. – Одному Богу известно, что бы его отец подумал о такой, как она. Да у него от страха душа уйдет в пятки при одном ее виде!

– Я не говорил, что жене придется играть роль няньки, – сердито возразил Таннер. Он тоже сумел сесть. – Но я не хотел бы, чтобы она одна взвалила на себя ответственность за домашнее хозяйство.

– Ах так! Теперь вы говорите, что бедная женщина настолько глупа, что не сможет платить поставщикам? Или домашней прислуге? Что она не сможет вести свой собственный дом?

– Черт побери, я не говорил, что она глупа.

Но вы это подразумевали. – Заступаясь за его жену, она с силой ткнула ему пальцем в грудь. – Я знаю, почему она не вышла за вас замуж! Вы отказали ей в доме, сплавили ее к своему отцу, сами уехали, а теперь еще называете ее глупой! Я не останусь в этой палатке ни минуты дольше с таким эгоистичным и равнодушным человеком, как вы.

Откинув одеяла, Фокс выползла из палатки прямо в снег. Потом поняла, что оставила там свою шляпу, и решила вползти обратно. Однако прежде чем она успела что-либо сообразить, ее шляпа вылетела из палатки и упала возле нее.

– Спасибо! – крикнула она, нахлобучивая шляпу. Этот маленький жест предупредительности ничего не изменил. Он плохо обращался со своей женой.

– Фокс?

Когда она увидела сквозь снежную метель, что он приближается к ней, она опустила лицо в ладони и глубоко вдохнула холодный влажный воздух.

Он остановился перед ней и подбоченился.

– Что, скажите на милость, происходит? С чего вы так распалились? У меня нет жены. И я совершенно уверен, что не хочу жениться.

– Но если бы вы женились… – слабым голосом возразила она. – А вы уверены, что у вас нет жены? – На какой-то момент эта жена показалась ей такой реальной…

Таннер беспомощно развел руками.

– Если бы у меня действительно была жена, я бы хотел, чтобы она и мой отец понравились друг другу и подружились. Я не вижу в этом ничего плохого или необычного. Эти два человека были бы моей семьей, и поэтому важно, чтобы они одобряли и уважали друг друга. – Он наклонился, так что они оказались почти нос к носу. – Это все, что я хочу сказать на тему о женах.

– Все равно остается одна важная проблема – вы хотите заставить ее жить с вашим отцом. – Фокс посмотрела ему в глаза с твердым намерением не отводить взгляд первой.

– Я не собираюсь спорить с вами о несуществующей жене, которая, уверяю вас, будет в восторге от того, что живет в одном доме с моим отцом. – Таннер стоял так близко, что она ощущала его дыхание на своих губах.

Позже она уже не могла вспомнить, кто из них первым издал этот фыркающий звук подавляемого смеха, но он оказался заразительным. Через мгновение они уже оба хохотали как безумные, падая друг на друга и вытирая слезы. Пока у них обоих не закололо в боку.

– Никогда в жизни у меня не было такого идиотского спора, – сказал Таннер, когда наконец обрел дар речи.

– Думаете, у меня был? Господи, у меня скулы свело от смеха. – К тому же она замерзла. Но она была рада, что ушла из палатки и больше не лежит в его объятиях. Вытащив палку из кучи сухого валежника, она стала ворошить тлеющие угли и подбрасывать в огонь сухие ветки, пока костер снова не разгорелся. – Прошу меня простить. Это я затеяла дурацкий спор. Подогреть кофе?

– Было бы неплохо, – откликнулся он, протягивая руки к огню. – Вряд ли нам сегодня удастся уснуть.

Вот и хорошо. Она боялась, что он предложит попытаться снова залезть вдвоем в палатку.

Они сидели на поваленном дереве, завернувшись в одеяла, плечом к плечу и смотрели на пламя костра, в котором кружились и таяли снежинки. Фокс показалось, что метель утихает, но уверена она не была.

– Вы сказали, что ваш отец многим ради вас пожертвовал… чем же?

– Он не всегда был богатым, – после некоторого колебания сказал Таннер. – Ему, должно быть, было нелегко платить за частную школу, где я учился десять лет, до того, как он сколотил свое состояние. Он никогда не говорил, на какие ему пришлось пойти жертвы, но было очевидно, что они стоили ему немалых компромиссов.

Он пошел на них, видимо, потому, что считал важным дать вам образование. – Фокс все отдала бы зато, чтобы получить образование. Если у нее когда-нибудь будет ребенок, она сделает для него то же самое, что отец Таннера сделал для своего сына. Если будет надо, она пойдет на любые жертвы, чтобы дать своему ребенку самое лучшее, какое только возможно, образование. Но у нее никогда не будет детей. Ее будущее окончится в Денвере – на виселице.

– Так оно и было, – подтвердил Таннер. – Но он всегда был недоволен моими отметками. И я не использовал все возможности, которые давало путешествие по Европе по окончании школы, и этим отец тоже был недоволен. У меня иногда возникало впечатление, что он жалеет о том, что ему многое пришлось принести в жертву ради меня.

Фокс посмотрела на него искоса.

– А кем он хотел бы вас видеть? Ради чего он так стремился дать вам хорошее образование?

– Я думаю, он ожидал, что я стану влиятельным и процветающим финансистом. Или по крайней мере займу должность в деловом секторе его компании.

– А вы не хотели должности в компании отца? – Фокс выпростала руку из-под одеяла и потянулась за кофейником. – Почему?

Таннер протянул свою кружку и не спешил с ответом.

– Мне нравится работа в поле. Я предпочитаю работать на свежем воздухе весь день. Я ненавижу работу с бумагами в конторе. А бизнес связан с бесконечными деловыми встречами и документами.

– Кажется, я вас понимаю.

– В конечном счете я уйду из инженеров. Может быть, буду искать ископаемые. А как насчет вас? Вы всегда хотели быть проводником? И собираетесь заниматься этим всю жизнь?

Она еле удержалась от смеха. Что сказал бы Таннер, если бы узнал, что она собирается в Денвере убить человека? Его босса, если быть точной. Он ужаснулся бы и подумал, что она сошла с ума.

Она подержала во рту глоток кофе, обдумывая ответ.

– Я хороший проводник, но это не то дело, которым человек хотел бы заниматься всю жизнь. Это путешествие через горы и долины будет последним.

– А что потом? Мы говорили о том, какой будет моя жена. А вас где-то ждет ваш суженый? .

Она удивленно посмотрела на него, а потом весело рассмеялась:

– Какой же мужчина захочет жениться на такой жен шине, как я? Мужчине не нужна женщина, которая лучше его стреляет, может больше его выпить, ругается, как мужик, ни разу в жизни не надевала корсет и предпочитает мужские брюки женскому платью.

– Вы несправедливы к себе, Фокс. – Его взгляд остановился на ее губах. – Я считаю, что вы красивая и необычная женщина, достойная восхищения.

Как и раньше, услышав комплимент, она нахмурилась и почувствовала себя неловко. Она отвернулась к огню, и разговор между ними как-то сам собой кончился.

Частично он был прав, но в остальном его мнение было неверным. Возможно, где-то и существует мужчина, который женился бы на такой женщине, как она. Но это будет отщепенец, такой, например, как Каттер Ханратти. Он не будет образованным и честным человеком, как Мэтью Таннер. А главная проблема заключалась в том, что ее никогда не притягивали мужчины, которые принимали ее такой, какая она есть. А те, что вызывали в ней внутренний трепет, те, которые обратили бы на нее внимание, если бы она жила той жизнью, которую украл у нее Дженнингс, были вне ее досягаемости, и ей было больно даже думать о них.

Они выпили кофе, и настало время принимать решение: сварить еще один кофейник или залезть снова в тесную палатку?

– Еще кофе? – спросила Фокс. Пусть Таннер принимает решение.

Таннер замялся, но потом кивнул.

Что бы это значило? – подумала Фокс. Он не желает вернуться в палатку из-за того, что она его возбуждает? И это ему не нравится? Или палатка слишком мала и он не может в ней удобно устроиться? Может быть, ее шея пахнет чем-то неприятным? Или она слишком много болтает и не дает ему заснуть? Все же она надеялась, что причина в первом.

С другой стороны, она почувствовала огромное облегчение. Зачем себя мучить, если в этом нет необходимости?

– Ночь будет длинной, – заметила она, подкидывая в костер сухие ветки. – И холодной. Поэтому, – добавила она, усаживаясь обратно на ствол дерева и слегка прислоняясь к его плечу, – покажите мне созвездия. Пич сказал, что вы знаете названия созвездий, о которых он никогда не слыхал.

– Простите? – с коротким смешком отозвался он. – В случае, если вы не заметили, снег все еще идет.

– Он уже не такой густой. К тому же Пич уверял, что вы настолько хорошо все знаете, что можете показать созвездия, даже если небо в облаках.

Таннер рассмеялся и, вытянув руку, ткнул пальцем в небо.

– Большая Медведица должна быть где-то здесь. Фокс откинулась, положив голову ему на плечо.

– Про Большую Медведицу я все знаю. Покажите мне созвездие, о котором я не знаю.

– Как насчет Кассиопеи?

– Название вроде знакомое, но я не знаю, где оно. Покажите мне его и расскажите все, что знаете.

Перед самым рассветом снег прекратился и Фокс уснула у костра, положив голову на плечо Таннеру. Ей снились звезды и мужчина, который обнимал ее за талию.

Даже если бы Таннер нашел лопату среди вещей бандитов, выкопать две могилы в промерзшей за ночь земле было бы трудно, да и отняло бы слишком много времени. Поэтому они с Фокс набрали камней и завалили ими тела преступников.

– Вы не будете возражать, если мы отпустим на свободу их лошадей? – спросила Фокс. – Или вы хотите отвести их в поселок?

Животные были молодые и в отличном состоянии. За них, возможно, дадут неплохую цену. Но Таннер знал, что в Неваде дикие лошади ходят табунами.

– Отпустите их.

Фокс шлепнула лошадей по крупу, и они побежали рысцой по рыхлому снегу.

– Вам здесь что-нибудь нужно?

Таннер оглядел палатку, седла и седельные сумки, принадлежавшие бандитам.

– Нет. Только мое золото.

Он погрузил золото на мула и вскочил в седло. Фокс уже была на своем мустанге и ждала его, отчаянно зевая.

Они поехали размеренным шагом, радуясь тому, что солнце появилось из-за гор, а небо было ясным. Еще до полудня они приехали в поселок, где их встретили Ханратти и Браун, явно обрадованные тем, что увидели Джекки, груженного мешками с золотом.

Улыбающийся во весь рот Пич принял у них лошадей.

– Я знал, что вы найдете этих негодяев. – Но тут он увидел кровь на куртке Фокс и перестал улыбаться. – Я займусь лошадьми, а ты, Мисси, найди мою аптечку.

– Все, что мне нужно, – это поспать.

Отдав Пичу поводья, Таннер грозно взглянул на своих охранников. Оба выглядели такими же помятыми, как после драки в Форт-Черчилле. Порезы, разбитые кулаки, а у Джубала Брауна заплыл один глаз. Похоже, ему досталось больше.

– Мы вернули золото, но, как видите, без вашей помощи. – Ханратти и Браун разом заговорили, но Таннер поднял руку. – С этого момента вы оба будете постоянно находиться рядом с грузом. Никаких отлучек в город, рядом с которым мы разобьем лагерь, и никакого поочередного дежурства. Вас наняли как охранников, и это ваша единственная забота. Пока что я не вижу, чтобы кто-нибудь из вас отнесся к своему делу настолько серьезно, чтобы оправдать деньги, которые я вам плачу.

– Бандиты могут напасть на любого, – с жаром запротестовал Ханратти. Он злобно посмотрел на Брауна. – Если бы ты вернулся тогда, когда должен был, все могло обернуться по-другому.

– Вот как? – ухмыльнулся Браун. – Ты хочешь сказать, что ты остался бы в лагере и отказался от своей очереди пойти в салун?

– Хочешь, чтобы я задал тебе еще одну трепку? – угрожающе зарычал Ханратти. – Я готов!

Таннер посмотрел на них с отвращением.

– Если вы передумали заниматься моим делом, или для вас это слишком трудно, можете оба убираться прямо сейчас. А если останетесь, придется заработать то, что я обещал заплатить. – Глаза Таннера сверкнули. – Это означает, что груз ни на минуту не остается без вашей охраны. Понятно?

Они смотрели на него в замешательстве.

– Мне надо помыться, – сказал Джубал Браун. – И что мне делать? Взять груз с собой?

Таннер стиснул зубы.

– Можешь пойти помыться. – Он увидел, что Ханратти все еще не спускает с него глаз, и понял, что условия, которые он выдвинул, были слишком жесткими. – Вам обоим надо помыться. Первым пойдет Ханратти. Если по какой-либо причине вам надо будет покинуть лагерь, вам разрешается это сделать, только если Фокс или я займем ваше место. Груз должны все время охранять два человека. Мистер Эрнандес не охранник.

Позже, после того как они перекусили, Таннер, наблюдая, как Пич обрабатывает простреленное ухо Фокс, чтобы она могла лечь спать, вдруг сообразил, что он определил Фокс как одного из двух «мужчин», которые должны охранять золото.

Отхлебывая кофе, он мрачно смотрел на ее маленькую палатку. Логика подсказывала ему, что это было плодом его воображения, но он мог бы поклясться, что прошлой ночью в палатке он чувствовал мягкую округлость ее полной груди даже через грубую ткань куртки. И толстые одеяла не предотвратили болезненные ощущения у него в паху при малейшем ее движении. Он не знал, понимала ли она ситуацию, или решила вежливо проигнорировать явные признаки его возбуждения.

Одно ему было ясно: под этой суровой внешностью скрывалась настоящая женщина, и она завладела его воображением. Джубал Браун подсел к нему и протянул сигару.

– Человек, у которого я выиграл эти сигары, сказал, что их привезли из Нью-Йорка.

– Спасибо. – Таннер раскурил сигару и стал ждать, что еще скажет ему Браун.

– У нее отстрелено ухо. – Браун кивнул в сторону палатки Фокс. – В нее стреляли?

Таннер кивнул.

– Этого не случилось бы, если бы ты и Ханратти выполнили свою работу.

– Вы поддерживаете янки?

– Я не участвую в твоей войне, Браун. Мне она даже не интересна. Вся эта война происходит за тысячу миль отсюда.

– Но вы симпатизируете северянам.

– Мне будет больно, если эта страна будет разорвана на две половины. Если это произойдет, на западе, возможно, появится новая страна. Я считаю, это неправильно. Америка будет сильнее, если останется единой.

– Но вы все-таки до конца в это не верите, иначе надели бы форму и пошли воевать.

Таннер сжал губы. Его глаза блеснули.

– Для этой войны Союзу нужны золото и серебро. Я слежу затем, чтобы шахты работали, – вот мой вклад.

Браун пустил кольцо дыма в сторону его седла, под которым были спрятаны монеты.

– Похоже, этот ваш вклад неплохо оплачивается.

– Если ты хочешь что-то сказать – выкладывай.

– Я хочу знать правду об этом золоте, – тихо сказал Браун вдруг охрипшим голосом. – Вы сказали, что для войны нужны деньги. Верно. Обе воюющие стороны хотят получить все до последнего цента. Сдается мне, что на пятьдесят тысяч долларов можно купить очень много лошадей и амуниции для армии Союза.

– Ты думаешь, что я везу это золото в Денвер для того, чтобы отдать его Союзу? – Таннер улыбнулся одними губами. Взгляд оставался серьезным. – Мне бы почти хотелось, чтобы это было так. Но эти деньги – выкуп.

– Нуда, это вы так говорите…

Таннер встал и, отшвырнув в сторону сигару, холодно посмотрел на Джубала.

– Если ты не веришь моему слову, можешь сейчас же убираться отсюда. – Не глядя на Брауна, он подошел ближе к огню и сел на пень напротив Пича. – Рана не слишком серьезная?

– Не очень. Мочки ушей вообще не нужны людям. Не могу себе представить, для чего они. – Пич принялся чинить попону, лежавшую у него на коленях. – Полагаю, те двое бандитов уже больше ни у кого ничего не украдут?

– Правильно полагаете. – Таннер налил себе кофе, надеясь, что это поможет ему продержаться до темноты. – Расскажите, что произошло между Ханратти и Брауном.

– Мистер Ханратти был недоволен ограблением и тем, что вы не взяли его с собой. Когда вернулся мистер Браун, они начали спорить, кто виноват в том, что случилось. – Пич поднял к лицу попону и откусил нитку. – После драки мистер Ханратти ушел в город – если можно его так назвать – и вернулся только сегодня утром. Вообще-то я рад, что они подрались. Этого давно следовало ожидать.

Таннер с этим согласился. Может, теперь они успокоятся и перестанут цепляться друг к другу. Если только они останутся.

– Как вы думаете, кто-нибудь из них останется? – спросил он у Пича.

– Мистер Браун останется, потому что он так и так направляется на восток. А мистер Ханратти не уйдет, потому что не позволит мистеру Брауну считать себя лучшим.

Таннер и сам так думал.

– Как вы себя чувствуете, мистер Эрнандес?

Старик довольно резко поднял голову, и Таннеру показалось, что он обиделся.

– Прекрасно. А почему вы спрашиваете?

– У вас усталый вид. И кашель, по-моему, все еще вас мучает. – До сегодняшнего дня Таннер старался не замечать преклонного возраста Пича, но сегодня старик выглядел менее бодрым, чем обычно.

– Ясно, я устал. Я всю ночь не сомкнул глаз от беспокойства за вас и Фокс.

– Вы зря беспокоились. У бандитов не было ни малейшего шанса. Один из них сумел сделать всего один выстрел, да и то наобум, но я тут же его уложил. Так что Фокс не подвергалась опасности. – Таннер специально для Пича немного упростил события прошлой ночи.

– Я беспокоился не из-за бандитов, мистер Таннер. – Пич посмотрел ему прямо в глаза.

– А из-за чего?

Пич молчал целую минуту.

– Когда вы смотрите на нее или слушаете, что она говорит, вам кажется, что ничто не может пробить эту броню. Вам кажется, что внутри у нее нет ничего такого, что может треснуть или сломаться. Но это заблуждение.

Таннер удивленно взглянул на Пича: подобного разговора он, признаться, не ожидал.

– Такой человек, как вы, наверное, привык к более искушенным леди, у которых достаточно опыта, чтобы понять разницу между лестью и ухаживанием. Думаю, что вы привыкли к тому, чтобы получить от женщины удовольствие и уйти от нее, даже не оглянувшись. Вы, верно, никогда не беспокоились о том, , что можете отравить сознание женщины. И это было бы нормально… если только вы ограничивались бы профессионалками или опытными женщинами вашего круга.

Таннер не верил своим ушам. Пич предупреждает его насчет Фокс, напоминая ему, что Фокс не такая, как те женщины, которых он знал, и просит, чтобы он не разбивал ей сердце.

– Успокойтесь, мистер Эрнандес, – мрачно сказал он. – Я восхищаюсь Фокс и уважаю ее. Только и всего. Ничего больше, уверяю вас.

– Я не за вас беспокоюсь, мистер Таннер.

На это ответить было нечего. Поэтому он встал и пошел проверять лошадей и мулов.

Что-то изменилось прошлой ночью. В результате отношения между ним и Фокс стали проще, они чувствовали себя более непринужденно в обществе друг друга. Да, был момент – там, в тесной палатке, – когда его вдруг охватило желание, но в ту ночь случилось нечто большее, чем сильное сексуальное влечение.

Все же он понял, о чем говорил Пич. Фокс действительно не была той женщиной, с которыми он привык иметь дело. Этого он не мог отрицать. Прислонившись к боку ее мустанга, он покачал головой и улыбнулся, представив себе, как он будет знакомить ее со своим отцом. Общество, к которому принадлежал его отец, никогда не примет Фокс. Ее появление вызвало бы страшный скандал.

Все, что Таннер мог себе представить, – это короткую интрижку. На время их экспедиции. Но это было бы нечестно по отношению к ней – это он понимал и без предупреждения Пича. К сожалению, Фокс не подходила для более длительных отношений.

Проблема, однако, была в том, что его еще никогда так сильно не влекло ни к одной женщине. Женщины, на которых он мог бы жениться, были бледными тенями, и он считал их таковыми еще до встречи с Фокс. Теперь, когда он узнал Фокс, он уже не мог себе представить, что способен провести вечер в пустой болтовне с кисейной барышней, которая готова упасть в обморок при виде капли крови или даже намека на обнаженное тело.

И какой же из этого следует вывод? Атакой: женщины его круга, как выразился Пич, ему наскучили, а необычные, интересные и смелые женщины совершенно не подходят мужчинам с положением в обществе.

Такой человек, как Мэтью Таннер, не может привести в свой дом женщину, которая смогла застрелить бандита, потом сесть и спокойно выпить сваренный этим бандитом кофе и лечь спать в его палатке.

Таннер покачал головой и со злостью пнул носком сапога замерзший ком грязи. Да, Фокс – необыкновенная женщина. Но, увы, они живут в разных мирах.