Текст книги "Рыжая невеста"

Глава 11

– Если я сыграю еще одну партию, у меня голова лопнет. – Фокс потерла виски. – Неужели ты не можешь позволить мне выиграть хотя бы один раз?

– Нет, Мисси, тебе это не понравится. Когда придет время тебе меня обыграть, ты будешь рада, что победила по-настоящему, а не потому, что я тебе поддался.

– Как ты себя чувствуешь?

– Немного побаливает тело, и разгибаться тяжело. Как хорошо, что светит солнце и стало тепло. Я доволен, что из-за меня нам не придется терять еще один день.

Фокс не пыталась скрыть от Пича, что внимательно его изучает. Шишка на лбу Пича заметно уменьшилась, и опухоль левой стороны лица немного спала. Порезы заживали, и Фокс уже не опасалась, что у него поднимется температура. Но по тому, что он разрешал ей заботиться о нем, она поняла, что он еще далеко не оправился. Он не возражал, когда Фокс поджарила ему яичницу так, как он это любил, а не просто, как обычно, сделала омлет. И он позволил ей выстирать его одежду. Эта уступка ее и удивила, и обеспокоила. Тем более что от пребывания в ледяной воде кашель у него заметно усилился.

– Тебе придется ехать на одном из мулов, – сказала она, стараясь вложить в свои слова как можно больше непринужденности. – Мы можем избавиться от кое-каких вещей, а оставшийся груз перераспределить.

Пич повертел в руке деревянного шахматного коня.

– Думаю, Ребекка подойдет для этого лучше всего.

– Мы купим тебе другую лошадь, как только появится такая возможность.

– Я вот о чем подумал…

– Черт, я ненавижу это так же сильно, как ты ненавидишь, когда я начинаю думать.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

– Я подумал, каким бы было мое последнее желание, если бы у меня был шанс его высказать.

Улыбка исчезла с лица Фокс.

– Я не желаю говорить о таких вещах. Сейчас же прекрати.

– Моим последним желанием на смертном одре было бы твое обещание не убивать Хоббса Дженнингса.

– Черт побери, Пич, это нечестно! Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе это обещать.

– Ты отказалась бы исполнить последнее желание умирающего? Это неправильно, Мисси.

Она затолкала шахматные фигуры в коробку.

– Если бы ты попросил меня об этом на смертном одре, мне бы захотелось, чтобы ты умер в мире, и поэтому я соврала бы тебе и пообещала не убивать Хоббса Дженнингса. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я попала в ад за то, что солгала человеку на его смертном одре?

– Я не хочу, чтобы ты мстила за то, что случилось с тобой много лет назад, и чтобы тебя за это повесили.

– Я все еще расплачиваюсь за то, что сделал со мной Хоббс Дженнингс. Расплачиваюсь каждый день, будь он проклят. – Она кивнула головой в сторону Таннера, который сидел в тени ивы и чистил свои пистолеты. – Что бы ни происходило здесь, – она ударила себя в грудь кулаком, – мы с Таннером договорились, что в Денвере наши пути разойдутся. Мы оба знаем, что я ему не пара. Но этого не случилось бы, если бы этот чертов Дженнингс не украл мое наследство.

Имея наследство, она выросла бы в том же утонченном мире, что и Таннер. Ей не пришлось бы напоминать себе, как нужно держать вилку и как себя вести в обществе. У нее были бы красивые платья, и она знала бы, как их надо носить, и в них ей было бы удобно. Она умела бы разговаривать с такими мужчинами, как Таннер, и знала бы, что интересует людей культурных и утонченных.

– Что было, то прошло, – тихо промолвил Пич. – Ты не сможешь повернуть время вспять и все исправить, если убьешь Дженнингса. Ничего не изменится, кроме того, что после убийства жить тебе останется недолго.

– Я понимаю, что уже слишком поздно что-либо изменить. – Она встала и надвинула на глаза шляпу. – Но я хочу его наказать. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что украл деньги моей матери, а меня выкинул на улицу, лишив будущего. – Ей было невыносимо смотреть на Таннера, и она уставилась на лежавшую на траве шахматную доску. – Поэтому не проси меня на своем смертном одре не убивать Хоббса Дженнингса.

– Кто сказал, что выполнить последнее желание человека легко? В этом-то весь смысл этого желания. Если бы его можно было легко выполнить, человеку не пришлось бы ждать смертного одра.

Она поискала глазами Ханратти и поманила его, чтобы он сыграл с Пичем в шашки. Когда Ханратти подошел, она надела солнечные очки и направилась к ветлам, на которых она развесила сушиться вещи Пича.

– Я ждал, когда вы кончите играть в шахматы, – сказал Таннер, заглядывая в чистое дуло пистолета.

– Я вас не видела, – солгала она. Она взглянула на арсенал оружия, выложенного на траве рядом с ним. – Это мое ружье.

– Я его почистил. – Она не ответила, и он посмотрел на нее, щурясь от солнца. – Считайте это началом моего ухаживания.

– Ах так! Тогда я думаю, что это правильно. – Она на минуту задумалась. – Только бы это не вошло в привычку. Я имею в виду – рыться в моих вещах.

– Я также нарвал для вас цветов. – Он протянул ей букет. Фокс уставилась на него в растерянности. Она совсем не разбиралась в цветах. Розу она, возможно, и узнала бы, но это были крошечные розовые цветочки и какие-то колючие голубые веточки, которые часто попадались ей на дорогах, но она никогда не обращала на них внимания.

– Достаточно было почистить мое ружье. – Она понятия не имела, что ей делать с этими полевыми цветами.

– Мне показалось, что для ускоренного ухаживания два подарка будут лучше, чем один, – улыбнулся он. – И у меня есть для вас еще кое-что. Сядьте, я сейчас вернусь.

Фокс посмотрела в сторону лагеря. Никто не сидел у огня – для этого было слишком жарко. Ханратти и Пич сидели друг против друга, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун ушел на пастбище, чтобы осмотреть раны животных.

Огромное белесое небо простиралось у нее над головой. Воздух был полон ароматами пробуждающейся природы, тучи насекомых жужжали над поверхностью воды.

Фокс опустилась на землю и стала ждать, что еще подарит ей этот великолепный теплый день, кроме ухаживания. В такой день обязательно должно случиться что-нибудь хорошее.

Таннер появился из-за деревьев с кувшином, обвязанным вокруг крышки веревкой.

– Ледяная вода, – торжественно провозгласил он. – Или почти ледяная. Кувшин стоял в воде два часа.

Радостно рассмеявшись, она взяла чашку, в которую Таннер налил воды, и сделала глоток.

– Чудесно!

Таннер протянул ей носовой платок.

– Он чистый.

– Спасибо. – Она намочила платок водой из чашки и приложила его к лицу. – Господи, как же это приятно. Но у меня нет ничего для вас.

– А я ничего и не жду. Я же должен ухаживать.

– Я думала об этом. А сколько времени длится ухаживание?

– Иногда годы, – сказал он улыбаясь.

– Годы? – В утонченном мире были вещи, о которых Фокс, честно говоря, не имела никакого понятия. Женщинам не разрешалось пить алкоголь, курить или, например, ругаться. А теперь еще оказывается, что ухаживать можно годами. – У нас нет такого времени. – По расчетам Фокс у них было чуть больше двух месяцев до того момента, как они прибудут в Денвер. – Мы и так затянули с началом.

– Наоборот, мы идем по ускоренному графику. – Он откашлялся. – Позвольте сказать вам, мисс Фокс, вы сегодня выглядите особенно прелестно.

Она упала на спину и расхохоталась.

– Моя коса растрепалась, я вспотела, и вся одежда прилипла к телу. Сапоги я не чистила с тех пор, как мы уехали из Карсон-Сити. Но пока мне все нравится. Скажите еще что-нибудь.

– Ваши волосы чудесного цвета. Их словно поцеловало солнце. И у вас удивительно красивые уши. – Он усмехнулся.

– У меня на голове колтун, а у одного уха не хватает мочки.

– Меня особенно восхищает роса на вашей лебединой шейке.

– Да это же пот! – Хохоча, она перевернулась на живот и уткнулась лицом в траву. – Надо же – лебединая шейка! Смех, да и только!

– Между прочим, я хотел спросить… как продвигается процесс облагораживания попки?

У нее вырвалось что-то напоминающее хихиканье, чему она сама удивилась.

– Я не так давно начала этим заниматься, но мне кажется, что она стала лучше. – Теперь, когда она стала мазать свиным салом не только лицо и руки, от нее, наверное, жутко пахнет. – Надеюсь, вам нравится запах бекона.

Он посмотрел на небо, словно размышляя.

– Я нахожу запах бекона возбуждающим.

– Не знаю, верить ли вам, но все равно спасибо. – В данный момент Фокс отдала бы все на свете за флакон духов. – Она села и улыбнулась. – Пожалуй, мне нравится этот глупый разговор, ей-богу!

Господи, какой же он красивый! Он уже загорел даже больше, чем она. Это означает, что средства Пича действуют. Но она забыла о загаре и вообще обо всем на свете, как только погрузилась в глубину его карих глаз. Она могла бы смотреть в эти глаза до конца своих дней и при этом не говорить ни слова. Ни один мужчина еще не смотрел на нее так, как Таннер – так, словно было что-то волшебное в овале ее лица, словно ее глаза светились мистическим блеском, а ее губы вот-вот прошепчут что-то необыкновенное.

Таннер налил еще воды в их чашки.

– Расскажите мне о себе. Начните с самого начала. – Когда она удивленно на него посмотрела, он добавил: – Мы должны узнать друг о друге все. Без этого не бывает ухаживания.

Что ж, правила ухаживания он действительно знал гораздо лучше, чем она. Фокс провела языком по губам и попыталась сосредоточиться.

– С самого начала? Я родилась в Сан-Франциско.

– Я тоже родился в Сан-Франциско.

– Правда? – В ее глазах мелькнуло нечто похожее на восторг. Выходит, у них все же было что-то общее. И поскольку Таннер был всего на несколько лет старше Фокс, они, вероятно, жили в Сан-Франциско в одно и то же время. – А ваша семья жила в городе?

Таннер кивнул:

– Наш дом был на одном из холмов с видом на залив.

– Наш тоже! Мне хотелось бы вспомнить адрес, но я была слишком маленькой. Я не помню. Интересно, может быть, мы жили совсем рядом? – Он не стал оспаривать ее предположения, но она видела, что он засомневался. – Понимаю. Вы думаете, что ваша семья была богатой, а моя – нет, поэтому мы не могли жить в одном районе.

– Дома на холмах очень большие.

– Таким был и наш дом. – Она вздернула подбородок. – Чего вы не знаете, так это то, что мой отец был достаточно состоятельным человеком. Он был судовладельцем. Он умер, когда я была ребенком, и я его не помню. – Таннер вежливо ее слушал. Он не верил, что ее отец был богат. Фокс вздохнула. И зачем только он затеял этот разговор! – Когда моя мама снова вышла замуж, мы переехали в дом, который был еще больше нашего. – Она умолкла, ожидая его реакции. – Это правда. У нас были слуги в обоих домах.

– Это, должно быть, было приятно, – после долгой паузы сказал он.

– Моя мама унаследовала после смерти отца много денег. Целое состояние.

– Понимаю. Но он не верил.

– А у нее уже были деньги – наследство ее родителей. Моя мама была сказочно богата.

Таннер медленно оглядел ее всю: поношенную шляпу, растрепанную косу, не по размеру большую и бесформенную рубашку, мужские брюки, подпоясанные веревкой, и старые стоптанные сапоги – Вы хотите сказать, что в каком-то банке у вас припрятано целое состояние?

– Нет.

Его недоверие разозлило ее, потому что теперь ей придется все ему объяснить. Хорошо бы сейчас выпить стакан виски – это помогло бы ей рассказать о таких вещах, о которых говорить не хотелось. Она уже не могла усидеть. Она вскочила и перешагнула через разложенное на траве оружие.

– Я должна была бы унаследовать огромное состояние, но этого не случилось, хотя моя мать оставила свои деньги мне, назначив моего отчима опекуном. Но этот вонючка, мой хитрый отчим, не захотел распоряжаться моими деньгами в моих интересах, он хотел, чтобы они принадлежали ему. Поэтому в тот же день, как умерла моя мать, он отправил меня к ее двоюродной сестре и объявил, что мы с мамой обе погибли. А раз я погибла, то все мамины деньги переходят к нему.

Таннер нахмурился:

– Это воровство. Почему власти его не арестовали?

– Никто не знал, что он сделал. Мне было шесть лет. Откуда мне было знать, что он объявил о моей смерти? Мне было лишь известно, что мне надо жить с кузиной мамы миссис Мод Уилсон. Отчим сказал миссис Уилсон, что моя мама назначила ее моей опекуншей, но денег никаких не оставила.

Фокс с трудом выговаривала слова. Солнце вдруг исчезло, и она видела только маленькую девочку, которая с бьющимся сердцем стоит на крыльце рядом с суровой женщиной, смотрящей на нее с ненавистью.

Таннер встал и обнял ее за талию.

– Давайте прогуляемся.

Его рука жгла, словно раскаленный утюг. Она была почти уверена, что подними она рубашку, на ее коже окажутся отпечатки его пальцев. А если он поднимет руку чуть выше, его большой палец коснется ее груди. Колени у нее подогнулись, и она споткнулась.

– Моя жизнь была легче вашей. – Они шли поберегу, огибая заросли ивняка и время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на воду. – Когда мне было десять лет, отец отправил меня в Бостон. Он собирался жениться во второй раз и посчитал, что самое лучшее будет познакомить меня с моим дядей. Все то время, что я учился, я жил в Бостоне. Своего отца, после того как он женился, я ни разу не видел. Мы встретились только после того, как его жена умерла, и то лето я провел в Сан-Франциско.

– Вы когда-нибудь голодали? Вам приходилось мечтать об обуви, которая была бы вам впору? – Она в этом сомневалась, но все же спросила.

– Нет. Моя жизнь была беззаботной. Я принимал это как должное до тех пор, пока не стал взрослым. Тогда я узнал лучше, как живут люди.

Фокс хотела представить себе изобилие и роскошь его жизни, но не могла.

– У кузины моей матери был полон дом своих детей, так что лишний рот ей был ни к чему. Я только что не голодала, а до остального ей не было дела.

Говорить о том, что в доме тетки Фокс была кем-то вроде служанки, не было смысла. Зачем хныкать?

– Но там я познакомилась с Пичем. И это было лучшим в моей жизни.

– Он работал на миссис Уилсон?

– Да. Она была вдовой, и ей нужен был человек, который бы все делал по дому. Мы с Пичем сразу сдружились. Миссис Уилсон было все равно, платил ли Пич соседу за то, что тот учил меня читать, или точить ножницы, или забивать гвозди. Когда я была с Пичем, я не путалась у нее под ногами и ей не надо было обо мне заботиться. А я тенью ходила за Пичем.

– И в какой-то момент вы с Пичем решили сбежать?

Мне надоело обо всем этом рассказывать. – Совсем не обязательно Таннеру знать всю ее историю. Во всяком случае, сразу. И уж конечно, ему не следует знать, как зовут ее отчима. Фокс все еще надеялась узнать от Таннера побольше о Хоббсе Дженнингсе. – Мне интереснее было бы узнать, когда начнется наша любовная связь.

Поскольку они уже были в поле зрения мужчин, Таннер отпустил талию Фокс и расправил плечи.

– Решение обычно принимает женщина. Фокс посчитала такое правило разумным.

– Хорошо. Ваше ухаживание было очень приятным, и оно мне понравилось. Особенно холодная вода и глупый разговор. – Она зарделась. – Но я готова начать хоть сейчас…

– Мне кажется, одного дня для ухаживания слишком мало.

– Меня сбило с толку то, что вы почистили мое ружье. – Это была откровенная ложь. Она была готова к интимным отношениям с ним в первую же ночь, когда они об этом заговорили. А может, и с того самого момента, как она его увидела. – Раз уж нам придется остаться здесь еще на один день, я думаю, наша связь должна начаться завтра ночью. Если вы, конечно, согласны.

Еще накануне Фокс обнаружила небольшой залив, где не было течения. Она могла бы искупаться и вымыть волосы, чтобы начать связь во всеоружии. Было важно, чтобы от нее не пахло, как от свиного окорока.

Таннер смущенно откашлялся, но его голос все же прозвучал довольно резко:

– Думаю, завтрашняя ночь подойдет. Я поищу место, где бы мы могли уединиться.

– Хорошо. – Ей показалось, что мужчины смотрят на них так, будто поняли, что именно они с Таннером обсуждают. – Значит, завтра ночью. – Больше, при всем желании, она ничего не могла из себя выдавить.

– Я буду ждать с нетерпением. – Взгляд Таннера остановился на ее губах, и ее, словно патока, окатила горячая волна. О Господи! Когда его глаза становились такого густого золотисто-коричневого цвета, ее сразу же начинали обуревать самые дикие фантазии.

Облизнув губы, она потерла ладонь кончиком косы. В первый раз с того момента, как она познакомилась с Таннером, она не могла придумать, как просто и непринужденно с ним попрощаться.

– Теперь вам надо уйти. – Черт. Она опять ляпнула не то. – До свидания.

Она пошла прочь, чувствуя себя отвратительно. Люди не говорят «до свидания», когда отходят на несколько шагов. О чем она только думает? Было что-то странное и непонятное в том, что она просто глупеет в присутствии этого человека. Она взглянула на Ханратти и Брауна и вздрогнула от отвращения. Хорошо бы они сейчас сделали что-нибудь такое, за что она могла бы их выругать. Сейчас ей было необходимо напоминание о том, что она не сентиментальная дура.

Злясь на себя, она подошла к навесу от солнца, который соорудил Ханратти.

– Предупреждаю вас, если только вам вздумается выкинуть какую-нибудь штуку у меня за спиной, я вырву у вас печенку и сварю ее на завтрак.

– Какого черта? – Ханратти в изумлении опустил на колени рубашку, которую чинил.

– Тебя это тоже касается, – повернулась она к Джубалу Брауну. Тот зевнул и откинулся на седло. – Я с удовольствием переломала бы тебе ребра.

– Таннер оказал бы нам услугу, если бы он поторопился с ухаживанием и приступил к главному, – парировал Браун.

Он открыл один глаз, взглянул на Фокс и проворно увернулся от ее сапога.

– Меня ты тоже собираешься поколотить? – поинтересовался Пич.

– Все может быть, – буркнула она и пошла снимать с веток выстиранное белье.

Фокс закончила мыть тарелки после ужина и, перехватив взгляд Таннера, сделала ему знак отойти от костра к лошадям.

– Мне надо поговорить с вами о… ну, вы знаете… насчет завтрашней ночи.

– Вы передумали?

Голос Таннера прозвучал разочарованно, и это немного подняло ей настроение.

– Нет, но меня кое-что беспокоит. Таннер погладил бок лошади.

– Что именно?

– Ну… – Она замялась. Как назло, темнота еще не наступила: дни становились все длиннее. – Мы с вами задумали начать завтра нашу любовную связь, а ведь мы ни разу даже не поцеловались. – Она бросила на него взгляд, а потом уставилась на большой глаз лошади. – Что, если мы начнем связь и окажется, что нам не нравится целоваться? Или обнаружим, что между нами не пробегает искра?

Таннер сделал шаг ей навстречу, но она вытянула руку, останавливая его.

– Нет, не надо сейчас меня целовать, а то я подумаю, что вымолила у вас поцелуй, и это сведет меня с ума.

Он удивленно поднял бровь, и его внимательный взгляд снова остановился на ее губах.

– И как же вы предлагаете решить эту проблему?

– Вам лучше знать. Вы же отвечаете за ухаживание.

– Мне понравится вас целовать, Фокс.

– Зачем вы так говорите? А вдруг вам не понравится?

– Ну хорошо. Я подумаю над этой проблемой. Что еще вас беспокоит?

Черт. Такие вещи обсуждать не так-то легко.

– Я подумала… – Она адресовала свои слова лошади, – Вы не ждете, что я девственница, не так ли? – Прежде чем он успел ответить, она поспешно добавила: – Потому что шесть лет назад был тот мужчина… Он и я…

– Вам ничего не надо объяснять.

У нее горели щеки, и она не смела поднять на него глаза.

– Это случилось всего два раза. Первый раз был ужасным. – Закрыв глаза, она тряхнула головой. – Второй – проверкой: будет ли он таким же ужасным, как первый. Он оказался еще хуже.

– Фокс…

– Нет. Выслушайте меня. Вы и я… – Она все еще не отрывала взгляда от глаза лошади. – Это будет ужасно, я знаю. Во всяком случае, для меня. Я не умею этого делать. Может быть, у мужчин это по-другому. Тем не менее я не девственница, но и опыта у меня нет, так что не ожидайте от меня слишком многого.

– Не буду.

Она могла бы поклясться, что уловила в его голосе веселые нотки, но когда она сердито на него посмотрела, он был серьезен. Во всяком случае, ей так показалось.

– Ну и ладно. Я просто подумала, что вам надо об этом знать. Если вы захотите сначала меня поцеловать – а я считаю, что это должно произойти до того, как мы пойдем дальше, – пусть это будет естественно… как будто мы об этом не говорили и мне не пришлось просить вас.

По дороге к своей палатке она остановилась у костра, где мужчины пили кофе и курили.

– Мы останемся здесь еще на один день.

– Я же просил тебя не терять из-за меня целый день, – возразил Пич. Вид у него был усталый и виноватый.

– Животным пойдет на пользу попастись и отдохнуть еще денек. – Фокс ободряюще сжала плечо Пича.

Было еще слишком рано заползать в палатку, но Фокс хотелось побыть в одиночестве. Когда так долго находишься в пути и все время на людях, радуешься каждой минуте уединения. Поэтому Фокс ценила любую возможность хотя бы ненадолго остаться одной. Вытянувшись на спальном мешке, она притворилась, будто читает – на тот случай, если кто-нибудь заглянет в палатку. Но сначала она проверила место, где схоронила цветы, подаренные ей Таннером. Она не знала, что с ними делать.

Смешно было думать, что в ее седельной сумке найдется ваза. Но выбросить их казалось ей верхом неблагодарности. Поэтому она их просто закопала.

Положив книгу на грудь, она уставилась в остроконечный верх палатки и стала думать о том, что ей надо будет сделать завтра. Сначала она выполнит свою работу: проверит животных, подготовит тюки, продумает маршрут. Потом пойдет к заливу, искупается и вымоет голову. Вечером съест ужин, хотя в предвкушении того, что ее ждет, она вряд ли сможет проглотить даже кусочек. А потом Таннер, возможно, предложит ей прогуляться и поцелует ее. А если поцелуй окажется удачным…

Дрожь пробежала по ее телу при этой мысли, но она не поняла почему. Предыдущий опыт был мало того что неудачным, он ее разочаровал, так что Фокс не жаждала его повторить. И сейчас ее приводило в замешательство желание вступить в любовную связь с Таннером.

Она знала, что такое секс, и не стоило придавать ему такое значение. Единственным приятным моментом было предвкушение, во время которого было легко забыть о том, что сам секс был скорым, малоутешительным и вообще ужасным.

С другой стороны, если все пойдет так, как она предполагала, Хоббс Дженнингс умрет, а она будет болтаться на виселице вскоре после того, как они прибудут в Денвер. Так что если ей хочется сделать для себя что-либо хорошее, надо делать это сейчас.

А Таннер был именно этим хорошим.

Таннеру не требовалось напоминание о том, что они с Фокс еще не целовались. Возможно, он подумал о поцелуях раньше ее, но не знал, как будет встречен его поцелуй. Узнав, что преграды не существует, он стал усиленно думать о том, как им с Фокс уединиться.

Убрав принадлежности для бритья, Таннер стал изучать небо. На голубом небосклоне пока не было ни единого облачка. Однако неожиданный дождь или еще одна весенняя снежная буря могут оказаться препятствием для намеченного на вечер свидания с Фокс. К счастью, ничто не предвещало нежелательного изменения погоды. Здесь, на равнине, дни были жаркими, а ночи хотя и прохладными, но не такими неприятными, как в горах.

Вечером он побреется еще раз. Он искупается в реке и наденет чистое белье, которое он вчера выстирал. Вчера вечером он начистил сапоги. Перед самым рассветом он обнаружил идеальное место, где они смогут уединиться, – на пологом берегу реки в зарослях ивняка и травы. Утром он постепенно перенесет туда одеяла и подушки.

Он оглядел стоянку, где остальные занимались каждый своим делом. Но когда вечером после ужина они с Фокс исчезнут, мужчины поймут, в чем дело. Это было неприятно, но с этим ничего нельзя поделать.

Фокс вылезла из палатки с полотенцем и куском мыла. У Таннера перехватило дыхание. Сегодня ночью он узнает, какие сокровища скрываются за ее мешковатой одеждой. Правда, однако, была в том, что она нравилась ему независимо от того, во что она была одета. Он снова удивился, какая она маленькая. От того, что у нее была гордая осанка, она всегда казалась ему выше ростом.

Обычно она заплетала волосы в косу и перекидывала ее на спину, но раза два она подколола их под шляпу, замотав в небрежный пучок, и Таннер мечтал о том, чтобы вынуть шпильки и ощутить в своих руках тяжесть этой шелковистой массы волос. Он всегда питал слабость к рыжим волосам, хотя и не понимал почему. Те немногие рыжеволосые женщины, которых он знал, всегда казались ему более энергичными и жизнерадостными. Это описание идеально подходило Фокс.

Он не мог бы назвать ни одной женщины, которая высказывалась так прямо и откровенно. Вместо того чтобы осудить эти качества как неподходящие для женщины, он ими восхищался. Впервые в жизни он узнал, о чем вообще думает женщина, потому что Фокс всегда без обиняков высказывала свое мнение.

Он восхищался ее бесстрашной независимостью. Ему нравилась ее уверенность, позволившая ей взять на себя ответственность за их экспедицию, и ее вера в то, что нет лучше проводника, чем она.

И наконец, ему нравились ее глаза и то, как менялся их цвет в зависимости от ее настроения. Теперь он знал, что серый цвет означал приближающуюся бурю, а голубой – что в мире все спокойно. Когда она, улыбаясь, поднимала лицо к солнцу, у него захватывало дух.

В душу Таннера закралось подозрение, что до конца своей жизни он будет сравнивать с Фокс каждую женщину, которую встретит. Нахмурясь, он смотрел, как она, покинув лагерь, идет вдоль берега реки.

Настало время отбросить сомнения по поводу поцелуев. Он больше не мог жать ни минуты.

Фокс не слышала, что Таннер идет за ней, до тех пор, пока он не подошел вплотную. Обернувшись, она улыбнулась и показала полотенце и мыло.

– Я собираюсь…

– Не говорите ни слова.

От его напряженного взгляда и выражения лица ее сердце оказалось где-то совсем внизу. Во рту неожиданно пересохло. Вот оно. Он собирается ее поцеловать.

Таннер взял из ее дрожащих рук мыло и полотенце и, уронив их на землю, отвел ее за старый тополь.

Он прислонил ее к стволу, а потом, сделав шаг вперед, прижался к ней всем телом. Она смотрела на него в упор, чувствуя, как ей в живот уперлась его твердая плоть. Внезапная дрожь пробежала по ее телу снизу вверх – до самой макушки.

– Таннер…

Ее шепот прервался. Она затаила дыхание. Его руки скользнули ей под рубашку и коснулись голой талии, а большие пальцы стали гладить ее кожу, почти касаясь нижней округлости груди. Она закрыла глаза и с шумом выдохнула. Именно это «почти» привело ее в неописуемый трепет.

Она попыталась пошевелиться, но его губы пригвоздили ее к стволу. Все, что ей удалось, – это потереться о его плоть, от чего ее собственная плоть сразу же стала влажной.

– О Господи.

Он вытащил руки из-под рубашки и, нежно взяв в ладони ее подбородок, провел большим пальцем по контуру ее губ. Фокс осмелилась поднять взгляд и увидела, как потемнели его карие глаза, став почти черными.

Когда его губы прижались к ее рту, жаркая волна прокатилась по ее спине. Она непроизвольно чуть разомкнула губы, и Таннер, немедленно воспользовавшись этим, стал языком исследовать ее рот.

Когда он наконец отступил, отпустив ее, она скользнула на землю, словно ее не держали ноги. Она вся обмякла, голова кружилась, губы припухли и горели.

К тому времени как она очнулась, Танкера уже не было.

С трудом поднявшись, Фокс, словно в бреду, пошла к реке, чтобы поднять с земли полотенце и мыло.

О Боже… Она потрогала пальцем губы.

Можно было не сомневаться, что искра между ними была. Теперь она точно знала, что ей понравится целоваться с ним.