Текст книги "Жена незнакомца"

– Вам-то? – засмеялся Пол. – Вы можете выдумывать любые истории о своем пребывании в лечебнице, только не переусердствуйте, иначе вам не поверят. Когда будут задавать вопросы, старайтесь не вдаваться в подробности и уклоняйтесь от прямых ответов. Вы женщина умная, сами почувствуете, как действовать, чтобы избежать опасности.

– А что говорить, если кто-то упомянет о Сьюзен или о пожаре?

– Никто об этом говорить не станет, – твердо заявил Куинн.

– Откуда вы знаете, что скажет Мириам… что скажет мне кто-нибудь из друзей. Возможно, разговор коснется пожара или смерти… моей дочери. – Лили побледнела.

Наверное, подумала о собственной дочери, решил Куинн. Последний раз она видела девочку, когда той было столько же, сколько Сьюзен в день пожара. Ее переживания сродни переживаниям Мириам, и если кто-то проявит грубость и бестактность, упомянув о несчастье, Лили найдет, что ему ответить.

– Мы с Полом дали всем понять, что любое упоминание о пожаре и гибели Сьюзен для тебя мучительно. Нарушить этот негласный запрет может только Элен ван Хойзен. Но если она заговорит на подобную тему, сделай скорбное лицо и попроси ее не бередить твои раны.

– Отлично! – Пол даже просиял. – Так вы и должны говорить друг с другом. На ты. Не переставайте играть даже наедине.

До сих пор Лили вела себя непринужденно, а теперь вдруг поджала губы, отодвинула тарелку и прищурилась. Ее недобрый взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Смерть нашей дочери стала для меня страшным ударом, – сурово произнесла она. – А почему ты остался равнодушным? Как ты можешь говорить о ней таким бесстрастным тоном?

«Похоже, я верно оценил эту женщину, – подумал Куинн. – Она не успокоится, пока не откроет ящик Пандоры».

– Ты знаешь почему.

Если она рассчитывает, что обращением к нему на ты вынудит его пуститься в откровения, то глубоко заблуждается.

Пол тоже догадался, чего добивается Лили, поэтому взял ее за руку и успокаивающе произнес:

– Конечно, вас интересует судьба женщины, роль которой вы наняты сыграть. Однако существует определенная грань, и переступать ее вам не положено.

– Ненавижу, когда вы говорите со мной угрожающим тоном! – взорвалась Лили, выдергивая свою руку.

– Но поняли, что я сказал?

– Поняла. Вы оба не желаете, чтобы я узнала, какой была Мириам и что с ней случилось.

– Мои отношения с женой вас не касаются, – буркнул Куинн. – Чтобы убедительно сыграть роль, вам не обязательно знать, какие чувства я испытывал к Сьюзен.

– Мы хотим, Лили, чтобы вы сыграли Мириам только внешне. Вы знаете, что с ней случилось. Она исчезла. Сбежала. А вот какой была Мириам, что было у нее на душе, вас действительно не касается, так что умерьте свое любопытство. Пусть уж Куинн меня простит, но уверяю вас, что Мириам была не слишком интересным человеком, никакой тайны вокруг нее не существует, поэтому скрывать нам нечего и объяснять тоже. Мириам была обыкновенной женщиной, вела обыкновенную жизнь.

Пол улыбнулся, Лили улыбнулась в ответ, но ее взгляд остался настороженным.

– Вы начинаете мне нравиться, Пол. Но я бы не поверила, даже если бы вы поклялись мне, что солнце заходит на западе.

– И все-таки в отношении Мириам вы должны мне верить, – угрожающе предупредил тот. – Не переступайте грань.

Лили аккуратно положила салфетку возле тарелки, дождалась, пока Куинн отодвинет ей стул, направилась к двери, но у выхода обернулась.

– Интересно, все политики врут или только вы двое? – презрительно спросила она.

При других обстоятельствах ее воинственный настрой заставил бы Куинна улыбнуться, но сейчас он ощутил смутное беспокойство, хотя и восхищался упорным нежеланием Лили сдаться. Теперь ясно, почему ее в тюрьме били чаще, чем следовало.

– До свидания, Мириам, – ласково улыбнулся Пол. – Увидимся на следующей неделе, уже в вашем городском особняке.

Лили бросила на него мрачный взгляд, но потом решила сменить гнев на милость:

– Какой же вы хитрый негодяй, Пол Казински!

– За то мне и платят.

– Вы заметили, что я вас не назвала лживым сукиным сыном?

– Разумеется. Я же говорил, что вы делаете поразительные успехи! – засмеялся Пол.

– Она тебе нравится, – сказал Куинн после того, как шаги Лили стихли в коридоре.

– Честно говоря, да.

Раскурив сигару, Куинн с наслаждением затянулся, выдохнул облако дыма и полюбопытствовал:

– А общество Мириам тебе доставляло удовольствие?

– Никогда об этом не задумывался.

Именно так ответил бы другу и сам Куинн, если бы тот спросил его, нравится ли ему общество Эффи Мэллори. Любовница Пола, красивая молодая женщина, не отличалась глубоким умом, и ничего интересного Куинн никогда от нее не слышал.

– В отличие от тебя Лили не вызывает во мне никаких мучительных воспоминаний, – заметил Пол, прикладывая к губам салфетку. – На нее я смотрю объективно, чего не могу сказать про Мириам. Я видел в ней досадную помеху, которую необходимо устранить, и как можно скорее.

Несмотря на угрызения совести, в глубине души Куинн испытывал к жене примерно такие же чувства. Перед свадьбой он даже говорил Полу, что ему все равно, на ком жениться, поскольку все женщины одинаковые, будто скроены по одной мерке. Все разряжены в пух и прах, читают произведения, которые в моде, немножко поют, немножко играют на фортепьяно, массу времени уделяют туалетам и своей внешности, их разговоры предсказуемы, как времена года. В общем, Куинн считал, что женщины его круга отличаются лишь физическими данными.

Оглядываясь теперь назад, он часто задавал себе вопрос: было ли в Мириам нечто индивидуальное, особенное, или она как две капли воды походила на остальных? Если бы они побольше общались друг с другом, больше времени проводили вместе, если бы он помог ей преодолеть застенчивость, чтобы она решилась откровенно высказывать свое мнение, то обнаружил бы он в ней хоть немногие из тех качеств, которые делают Лили такой очаровательной?

Подобные мысли уводили его слишком далеко. Невозможно повернуть время вспять, а значит, и нет смысла ломать голову над тем, что могло бы быть. Мириам исчезла. Даже хорошо, что он почти не знал ее и теперь не скучает по ней, испытывая при воспоминании о жене только вину, уязвленное самолюбие и ярость.

Целую неделю Лили проигрывала различные ситуации, в которых может оказаться, читала и перечитывала карточки с описаниями знакомых Мириам, заучивала ее жесты, добиваясь автоматизма, штудировала книги по этикету.

Покончив с этим, Лили принялась изучать план особняка, расположение комнат, представляя себе их обстановку по описанию Куинна.

Поскольку ей никогда не доводилось жить в доме с прислугой, она ее очень интересовала и вселяла опасения.

Лили склонилась над чертежами. Центральная лестница предназначена для них с Куинном, а две узкие боковые, ведущие на третий этаж, только для слуг, чтобы господа, упаси Бог, не столкнулись с горничной, несущей в стирку белье, или с кем-нибудь из прислуги.

– Довольно глупо, – пробормотала она, машинально барабаня пальцем по изображению лестницы для слуг. А вот то, что ее догадка подтвердилась и у них с Куинном будут отдельные спальни, весьма ее порадовало.

– Как видите, третий этаж отдан в распоряжение прислуги, – заметил Куинн. Он стоял так близко, что она явственно ощущала его запах. – Правда, комнат там больше, чем у меня слуг, но когда я одержу победу на выборах, их число значительно увеличится.

– Вы как-то упомянули, что хозяйке дома не следует появляться на кухне. А как насчет комнат прислуги?

– Это ваш дом, и вы можете ходить куда пожелаете. Но хозяйка, как правило, с уважением относится к личной жизни слуг и заходит в их комнаты только по важному поводу. Например, если кто-то заболел. Все слуги получают выходной с субботы на воскресенье, так что у вас будет достаточно времени, чтобы осмотреть их комнаты.

– Я так и сделаю.

– Как вам угодно.

Лили уже знала, что «как вам угодно» Куинн говорит в том случае, если чего-то не одобряет.

– Я не буду входить, только загляну в приоткрытую дверь. А эта комната похожа на маленькую квартиру, – сказала Лили, ткнув пальцем в чертеж третьего этажа.

– Да, там живут мистер и миссис Блэлок. Он был моим первым денщиком, а когда я женился, служил у меня дворецким. Потом зрение у него ослабело, ему стало трудно выполнять обязанности по дому, и я назначил его садовником.

– А миссис Блэлок? – Лили незаметно отодвинулась, так как их плечи уже почти соприкасались. Куинн заменил всю прислугу из тех, кто знал Мириам, остались лишь Блэлоки и кучер Морли.

– Мэри Блэлок прислуживала Мириам еще до того, как та вышла замуж. – Куинн взял стоявший на маленьком столике кофейник и вопросительно посмотрел на нее. Лили кивнула и осторожно, чтобы не дотронуться до него, приняла чашку. – Мэри с Джеймсом поженились спустя примерно год после нашей свадьбы.

Лили подошла к окну, взглянула на далекие горы. Утром подморозило, и в кабинете было бы неуютно, если б Куинн не затопил камин. А совсем недавно она задыхалась от жары в Аризоне, мечтая о прохладном ветерке, который приятно холодит щеки и гонит золотистые осенние листья, о запахе горящих в камине дров, напоминающем о близкой зиме.

– Меня беспокоит Мэри Блэлок, – сказала она, переводя взгляд с гор на ковбоя, ворошившего у загона сено. – Если она работала еще у судьи, то должна знать меня… – Лили запнулась, – должна знать меня очень хорошо.

Куин недовольно поморщился. Они понимали, что Лили обязана называть себя Мириам, но для обоих это было самым трудным.

– Зима будет ранняя…

Лили не слышала, как он подошел к окну, и вздрогнула от неожиданности.

– Горные вершины уже покрылись снегом.

Она снова ощутила запах свежести, его запах, и ее бросило в жар. Куинн, высокий, худощавый, на вид казался не очень сильным, хотя внешность, как и все в нем, была обманчива.

Если немного откинуться назад, можно прижаться к его груди. Лили вдруг ужасно захотелось, чтобы он обнял ее и сказал, что все будет хорошо, что она справится с трудной ролью.

Но, пересилив это желание, она вернулась к столу и поставила чашку. Куинну незачем видеть, как у нее дрожат руки.

– А я часто буду встречаться с Мэри Блэлок?

– У Мэри плохо со зрением, да и ноги болят. Ей с каждым днем становится все труднее подниматься и спускаться по лестнице.

– Значит, она тоже не выполняет никаких обязанностей по дому?

Лили знала ответ, но требовалось хоть о чем-то спросить, чтобы разрядить возникшее между ними странное напряжение.

– Да. – Взгляд Куинна скользнул по ее груди. Он торопливо достал из кармана часы. – Я должен еще встретиться со Смоуки Биллом, и если мы с вами закончили…

Чтобы занять руки, Лили свернула чертежи.

– А я должна еще раз просмотреть карточки и собраться. Когда мы завтра уезжаем?

– Сразу после ужина. А поужинаем как можно раньше.

– В таком случае…

Не договорив, Лили направилась к двери. От двусмысленности их положения она каждый раз при встрече и расставании чувствовала себя неловко. Особенно теперь. Послезавтра все репетиции закончатся и начнется представление, в котором ей предстоит сыграть роль Мириам.

– Куинн… Вы все поставили на мой успех. – Облизнув губы, Лили опустила голову. – Хочу, чтобы вы знали. Я приложу все силы, чтобы убедить окружающих, что я Мириам.

– Спасибо. – И больше ничего.

– Скажите мне честно, по-вашему, я справлюсь с ролью?

Она подняла голову. Куинн смотрел на нее. Глаза такого необычного оттенка имели обыкновение часто менять свой цвет. Как правило, холодные темно-серые, они вдруг начинали отливать серебром, а то делались бледно-серыми, словно зола в камине. А иногда, как сейчас, становились дымчатыми, заставляя ее сердце исступленно биться в груди.

Но ответа Лили не дождалась и, подобрав юбки, вылетела из комнаты.

За неделю, проведенную на ранчо, они установили негласный распорядок дня. Утром катались верхом, потом вместе работали над ролью Мириам, а вечером ужинали каждый в своей комнате. После ужина Лили готовилась ко сну, причесывалась, заплетала косу и немного читала.

Сегодня она лежала без сна, перебирая в уме всех знакомых Мириам, ее привычки и жесты, нервничая и волнуясь, как молоденькая актриса перед дебютом. Наконец Лили не выдержала, накинула на плечи теплую шаль и подошла к окну.

Свет из его кабинета освещал тронутую инеем пожухлую траву. Лили представила Куинна за столом, перед ним стакан виски и бумаги, прибывшие сегодня из Денвера, которые он внимательно просматривает.

Когда в центре освещенного квадрата появился темный силуэт, Лили, тихонько ахнув, отпрянула от окна, хотя в ее комнате было темно и Куинн не заметил бы, что она его видит.

О чем он думал, вглядываясь в темноту холодной ночи? Беспокоился, что она не сумеет убедительно сыграть роль? Сожалел, что нанял ее? Может, передумал и завтра скажет, что ее услуги не понадобятся? Или все его мысли заняты бумагами на столе?

В тюрьме подруги частенько рассказывали друг другу, что сделают после освобождения. Некоторые хотели сразу найти себе любовников, так они истосковались по мужской ласке.

Но Лили, когда шериф защелкнул наручники, поклялась держаться от мужчин подальше. Они приносили ей только несчастье.

И вот теперь, стоя у окна в холодной темноте и глядя на мужской силуэт, она чувствовала, как у нее подкашиваются ноги, а тело горит жарким пламенем.

Глава 8

Объяснив кучеру, что не желает привлекать к себе внимания, Куинн велел ему ехать не по улицам, освещенным недавно установленными газовыми фонарями, а по переулкам. Из окон многочисленных домов, которые становились все выше по мере того, как они двигались по Четырнадцатой улице, тоже лился яркий свет. Похоже, газовые лампы есть и в домах.

Правда, Лили видела не так много, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы понять, что Денвер – огромный город, раскинувшийся на пологих холмах. Газовые фонари, недавно посаженные хлопковые деревья и вязы горделиво возвещали о намерении царственного города равнин год от года расти и хорошеть.

– Мой дом расположен между зданиями муниципалитета и городского суда, – объяснил Куинн. Лицо его оставалось в тени, и Лили видела лишь тлеющий кончик сигары. – Черри-Крик примерно в четырех кварталах отсюда.

Она старалась получше рассмотреть двух – и трехэтажные роскошные кирпичные особняки, стоявшие на огромных участках, где можно было построить сарай для карет и личную конюшню.

Замедлив ход, карета свернула на усыпанную гравием дорожку, ведущую к трехэтажному особняку внушительных размеров, и Лили облизнула губы, бессильно откинувшись на подушки.

– Черт, в жизни так не волновалась, – прошептала она. – У меня даже руки трясутся.

– Это всего лишь дом, и сегодня вечером там никого не будет, кроме нас с Полом, – ответил Куинн, потом выбросил в окно недокуренную сигару и взял шляпу с перчатками.

Сегодня Лили первый раз видела его в «городской» одежде, состоявшей из темного костюма, жилета, белоснежной рубашки и шляпы. Куинн впервые стал похож на политика, какими их представляла Лили: великолепно одетого, сурового, властного и такого красивого, что захватывало дух. Слава Богу, в карете темно и Куинн не видит, с каким восхищением она смотрит на него.

Машинально потирая руки, Лили выглянула из окна и увидела перед собой массивную входную дверь.

– Если бы мы могли остаться на ранчо, – вздохнула она.

А еще лучше оказаться дома, в Миссури, в этом роскошном особняке ей не место. Она непременно сделает что-нибудь не так, заблудится в многочисленных комнатах, разобьет дорогую безделушку, прольет кофе или виски на ковер стоимостью в целое состояние. Нет, про виски можно забыть навсегда. Теперь она будет потягивать шерри, которое покажется водой любому, кто предпочитает более крепкие напитки.

Едва Куин помог ей выйти из кареты, парадная дверь открылась, и Лили увидела появившегося на крыльце Пола.

– Добро пожаловать домой, миссис Уэстин, – сказал он.

– Благодарю, мистер Казински, – дрожащим голосом ответила Лили.

Пока друзья здоровались, она заглянула в холл, где с потолка свисала огромная хрустальная люстра, бросая свет на мраморный пол. В углу стояла ваза с роскошным букетом желтых хризантем. В одном этом холле запросто могло поместиться три тюремных камеры.

Пол начал отдавать распоряжения насчет багажа, а Куинн повел Лили в дом. Перед ней сразу предстала центральная лестница, переходящая наверху в галерею. Зрелище настолько поразило Лили, что она непроизвольно вцепилась в руку Куинна и прильнула к нему.

– Когда вы будете откуда-нибудь возвращаться, передавайте зонтик Крэнстону, – сказал он. – Шляпу и перчатки можете снять здесь или, если хотите, в своей комнате.

«Крэнстон – это дворецкий», – напомнила себе Лили и взглянула на зеркало. Под позолоченной рамой стоял маленький столик, а на нем – медный поднос для визитных карточек. Лили попыталась вообразить, как небрежно бросает перчатки на столик, отдает шляпу Крэнстону и начинает просматривать визитки.

– Ничего не выйдет. Я здесь совершенно чужая, – прошептала она.

Чертежи, с таким вниманием изученные на ранчо, не давали представления ни об истинных размерах особняка Уэстина, ни о его поразительном богатстве.

Куинн впервые добровольно прикоснулся к ней, положив ей руку на талию. Лили, конечно, хотелось, чтобы он к ней прикасался, только не сейчас. От этого ей лишь еще больше становилось не по себе.

– Давайте выпьем по глоточку бренди, потом вы осмотрите дом.

Бренди не принадлежал к числу любимых спиртных напитков Мириам, о чем Куинну было хорошо известно, но сегодня он, похоже, решил сделать исключение.

Пока он вел ее к одной из дверей в холле, Лили судорожно представила себе план дома, чтобы определить, куда ведет эта дверь, и никак не могла сосредоточиться. Громадный особняк, казалось, лишил ее способности что-либо соображать. Она думала очутиться в уютном, милом доме, а не во дворце, великолепно отделанном и обставленном роскошной мебелью.

Куинн, пристально взглянув на нее сверху вниз, заметил:

– Вы дрожите.

– Я никогда еще не бывала в таком доме.

А ведь завтра ей придется отдавать слугам распоряжения и вести хозяйство.

– Это всего лишь дом, – повторил Куинн.

Он вывел ее в коридор, а оттуда через двойные двери в великолепно обставленную комнату, обозначенную на чертежах как семейная гостиная. В камине, облицованном изразцами темно-синего цвета, весело трещал огонь, на полу лежал красно-синий ковер, такой же расцветки была обивка уютных кресел и скамеечек для ног.

Очаровательная, несколько интимная комната с массой гобеленов, полочек, безделушек и цветов. Лили решила, что даже за целый вечер не сумеет тщательно рассмотреть каждую вещь. Она явно не сможет ознакомиться до завтрашнего утра со всем, что есть в доме.

Куинн наливал бренди, а Лили стояла, испуганно озираясь по сторонам. Она боялась пошевелиться, чтобы, не дай Бог, не смахнуть какую-нибудь безделушку.

Взяв из рук Куинна бокал, она сделала большой глоток и стала ждать, когда по телу разольется тепло.

– Тут все новое? – шепотом спросила она, сделав еще один глоток, и только сейчас обнаружила, что забыла снять перчатки. – Или вам удалось что-то вытащить из огня, когда случился пожар?

– Пожар случился, когда мы еще не переехали в этот дом, многие вещи, одежда, настенные и прочие украшения, кое-какая мебель не были даже распакованы. Все остальное новое. Реставраторы, насколько возможно, придали комнатам прежний вид. Мириам хотела, чтобы они выглядели как до пожара. – Где-то пробили часы, нарушив царящую в доме гробовую тишину. – Очевидно, все эти вещи, на которые вы смотрите, были не распакованы или их успели спасти от огня. В основном это всякие мелочи.

Лили взяла с круглого столика одну из фотографий.

– Кто это? – шепотом спросила она. Похоже, в этом доме она не в состоянии говорить нормальным голосом.

Куинн заглянул ей через плечо. На Лили пахнуло ароматом лавровишневой воды, и она едва сдержалась, чтобы не кинуться ему в объятия и не заплакать.

– Мириам, естественно. А рядом ее брат Ричард и отец.

– Подобные ошибки могут вам дорого обойтись, – услышали они голос Пола, который, войдя в комнату, прямиком направился к столику с напитками. – Вы должны были узнать на фотографии себя, отца и брата. А Куинн должен был сказать не «Мириам», а «Это ты».

Куинн отошел от нее, и Лили умоляюще взглянула на Пола, надеясь увидеть хоть капельку сочувствия.

– Я ужасно боюсь.

– Чего? Дома? – Он с улыбкой потрепал ее по руке.

– Можете отправлять меня в Юму. Я не смогу никого убедить, что я Мириам. – Она аккуратно поставила фотографию и стакан с бренди на столик, расплескав содержимое. – Вы однажды попросили меня не забывать, кто я такая. В данный момент я Лили Дейл, которая вторглась в чужие владения, ошиблась дверью и вместо того, чтобы войти в комнату для прислуги, вошла в гостиную. Да в одной этой комнате больше вещей, чем во всем доме тети Эдны!

Мужчины обменялись настороженными взглядами, после чего Куинн, осторожно взяв Лили за плечи, повернул ее к зеркалу, висевшему над камином, – Ни одна горничная так не выглядит, – сказал он. – Посмотрите на себя. Никто вас не примет за служанку.

Увидев свою модную шляпку и дорогой костюм, Лили немного успокоилась. Да, ее вид может ввести в заблуждение кого угодно, но внутри она та же Лили Дейл, бывшая заключенная, ничтожное создание. Женщина, которая знает свое место и понимает, что оно далеко от шикарного особняка.

– Это вы подобрали всю мебель и все украшения, которые есть в доме, Мириам. Это ваш дом, – ласково обратился к ней Пол, стараясь настроить ее на роль.

Вырвавшись из рук Куинна, она резко повернулась.

– Я ничего не выбирала, черт побери! Да один ковер, на котором я стою, стоит таких денег, каких я в жизни не видела! Мне кажется, я во дворце, жду, когда приедет королева. И нам с вами хорошо известно, кто она! – Лили закрыла глаза, но уже через секунду яростно взглянула на мужчин, уверенная, что они не понимают охвативших ее чувств. Впрочем, она и сама их не понимала, только ощущала, как тут все давит на нее. – Это дом Мириам, дом, где погибла Сьюзен. Я просто… Да оставьте вы меня в покое!

Лили выбежала из комнаты, повернула направо, промчалась мимо каких-то дверей и остановилась, попытавшись взять себя в руки и вспомнить план дома.

За первой дверью находилась комната для верхней одежды. Лили поняла это, когда наткнулась на ящик для хранения зонтов и чуть не упала. Как она забыла, что это за комната?

Лили сердито выругалась. Она просто спятила, заявив Полу, чтобы тот отправил ее в Юму! У нее есть возможность пожить несколько месяцев в доме, напоминающем сказочный дворец, и она будет идиоткой, если не воспользуется ею. И совсем здесь не страшно, что это она выдумала? Да кто угодно почел бы за счастье пожить тут хотя бы несколько дней!

Нужно только убедить себя, что Мириам не возникнет неожиданно, испугав ее до смерти, и не прикажет ей убираться вон.

Лили начала бесцельно, не имея никакого плана, бродить по дому. Первой комнатой оказалась столовая, огромная и слишком официальная. Потом Лили обнаружила очаровательную комнатку для завтраков, после чего заглянула в кладовую, владение дворецкого. Она ни до чего не дотрагивалась, даже юбки тщательно подбирала, чтобы не коснуться мебели. Дальше по коридору располагалась кухня, где Лили провела, наверное, полчаса, рассматривая плиты, раковины, сверкающую посуду и кухонную утварь. Вряд ли она попадет сюда еще раз. В танцевальном зале горели канделябры, освещая великолепно натертый пол, возвышение для оркестра, но эта огромная комната ее не особенно заинтересовала. Пока она будет играть роль Мириам, никаких увеселительных мероприятий не предвидится, раз жена Куинна находится в трауре по погибшей дочери.

Последней на этаже была гостиная, обозначенная на плане как комната для приемов. Ее тоже освещали газовые лампы. Они тихонько шипели, в камине уютно потрескивали дрова.

Комната для приемов явно должна производить впечатление. Стены и потолок обтянуты узорчатым шелком, мебель и украшения антикварные. Во всяком случае, так решила Лили. В антиквариате она не разбиралась, что, принимая во внимание ее прошлую жизнь, было совсем не удивительно.

Она почти не обратила внимания на богатое убранство, поскольку ее взгляд приковала тяжелая серебряная рама над длинным низким столиком. Ноги у Лили подкосились, и она рухнула на оттоманку с парчовой обивкой, не спуская глаз с портрета.

Это она. Не Мириам, а именно она. Чтобы удостовериться, Лили сняла с шеи золотой медальон, который носила под одеждой, трясущимися руками открыла его, взглянула сначала на миниатюру, затем на висевший на стене портрет. Она никогда не видела более изящного белого платья, никогда не позировала художнику, но женщина с печальными фиалковыми глазами и улыбкой была она, Лили.

– Да, это вы, – подтвердил стоявший у двери Куинн. – Портрет немного изменили.

– Кто-то успел вынести его из огня?

– Во время пожара его не было в доме, портрет отдали вставить в рамку. Вернувшись в Денвер, я нанял художника, чтобы тот внес изменения, происшедшие в результате вашей недавней болезни. Он сделал нос более тонким, губы – более полными, слегка подправил цвет волос, увеличил бюст.

Лили похолодела. Еще бы: увидеть портрет, для которого ты никогда не позировала! Она смотрела на себя и даже пыталась вспомнить, как ее рисовали. Проклятие! Да в своем ли она уме? Лили тряхнула головой, чтобы выкинуть нелепые мысли из головы, и начала искать в портрете черты Мириам.

– Странно… – Нахмурившись, она перевела взгляд на медальон. Тут она довольно полная, а на портрете…

– Большой портрет написан два года назад, а миниатюра не так давно. Когда родилась Сьюзен.

– Вот оно что… – протянула Лили и закрыла глаза.

Она всегда считала, что Мириам полнее ее, а оказывается, на миниатюре она изображена после родов, когда еще не успела похудеть, хотя раньше тоже была изящной. Как на большом портрете. Теперь Лили стало ясно, почему Куинн с Полом сразу нашли между ними сходство. Они привыкли видеть Мириам худой.

Взяв у нее медальон, Куинн положил его в карман.

– Я и забыл, что он еще у вас! – резко бросил он.

– Вы же сами подарили его жене, – рассеянно ответила Лили, не сводя глаз с портрета, где была она и в то же время не она.

– С чего вы это взяли?

– Там есть надпись. «М. с любовью». Кажется, я знаю, зачем вы изменили портрет. – Лили оглядела комнату. – Здесь я буду принимать гостей. Они уже видели этот портрет. Если у них возникнут в отношении меня какие-то сомнения, они могут убедиться, что женщина на портрете – действительно Мириам.

Он кивнул, и Лили с отвращением взглянула на него.

– Каким же нужно быть бездушным негодяем, чтобы изменить портрет жены, которую, возможно, никогда больше не увидишь? – шепотом спросила она. Да, ее тянет к Куинну, но порой она его ненавидела. – Как вы могли это сделать?

– Он хочет закрепить ваш успех, – послышался у нее за спиной недовольный голос Пола. – Он мечтает стать губернатором Колорадо. И лучшего кандидата на этот пост не сыскать. Я подбил его на это. И наконец, это чертовски умный ход. Ну, какие еще причины вам привести?

– Я вас обоих презираю! – Вне себя от ярости, Лили ткнула пальцем в портрет. – Как бы, по-вашему, чувствовала себя Мириам, если бы сейчас вошла а комнату и увидела, что вы сделали с ее портретом? – Куинн хотел возразить, но она его опередила: – И не говорите мне, что Мириам не вернется! Я уже это поняла, когда увидела оставленные кольца. Но она могла вернуться, черт вас побери! Я не виню ее за то, что она от вас сбежала, ковбой. Человек, который с такой легкостью велит изменить портрет собственной жены, изобразив вместо нее чужую женщину, не может быть хорошим мужем!

Оба с ненавистью смотрели друг на друга. Лили – побелев как мел, Куинн – побагровев от ярости.

– Вы закончили? – наконец рявкнул он.

Пол схватил ее за руку.

– Давайте осмотрим апартаменты на втором этаже, а потом, как я понимаю, вы хотели бы осмотреть комнаты слуг. – У двери Пол оглянулся. – Я оставил портфель в гостиной. В нем бумаги, требующие твоей подписи, Куинн.

На верхней площадке центральной лестницы Лили остановилась.

– Я плохо себя вела? Но у меня все в голове перепуталось. – Она и в самом деле чувствовала необыкновенную опустошенность. – Такое ощущение, будто он изменил мой портрет. Я вижу себя в платье, которое никогда не носила, в незнакомом кресле, с грустным выражением лица, словно думаю о чем-то печальном, но не могу вспомнить о чем, и мне становится не по себе.

– Лили…

– Ну скажите, как можно быть таким холодным и беспощадным? Он дарит ей медальон в честь рождения их дочери, а ее смерть его ни капли не трогает. И траура он не носит!

– Вы же знаете, что период траура у мужчин гораздо короче…

– Он говорит, что оберегает тайну Мириам, а сам переписывает ее портрет, – не слушая, продолжала она. – Так-то он сохраняет память о ней?

Пол схватил ее за плечи и встряхнул.

– Прекратите, Лили!

– Лили? Значит, я уже не Мириам? – В ее голосе послышались истеричные нотки. – Но я больше и не Лили.

– Возьмите себя в руки. Вы несете вздор!

– Знаю. Я страшно разозлилась, даже неизвестно почему.

Лили кривила душой. Куинн пробудил в ней желания, которые вроде бы давно умерли, и чтобы найти оправдание своим чувствам, ей было необходимо восхищаться им, уважать его. Но всякий раз она наталкивалась на глухую стену его амбиций и решимости пойти на все ради достижения своей цели. О каком восхищении и уважении могла идти речь?

– Мне очень жаль ее, – тихо сказала Лили.

– Мы уже говорили об этом, помните? Вы должны научиться проводить грань между собой и той женщиной, чью роль вам придется играть.

– Сегодня мне это трудно сделать, – призналась Лили, глядя на изящный столик с бронзовой статуэткой.

Когда-то она радовалась паре нижних юбок и чистому носовому платку, спала на соломенном тюфяке, пользовалась туалетом, находящимся на улице. Она даже представить не могла, что будет стоять во дворце, в ушах у нее будут жемчужные серьги, а на руках золотые обручальные кольца. Что она увидит себя на портрете в белом кружевном платье – то ли принцесса, то ли жертвенный ягненок. Из тюрьмы, где влачила полуголодное существование и работала как каторжная, она попала в роскошный особняк, жалкую робу сменила на элегантную одежду, грубость на изысканные манеры, а ругательства на изящную речь. И все изменения произошли столь быстро, что мозг отказывался их воспринимать.

– Но я стараюсь. – Вскинув голову, Лили упрямо закусила губу и расправила плечи. – Спальню Куинна я видеть не хочу, свою посмотрю позже, так что покажите мне остальные помещения.

Она заглянула в полдюжины комнат для гостей, в туалет на втором этаже и спальню Мириам. Ей очень хотелось обследовать ее стол, но она решила сделать это потом.