Текст книги "Король воронов"

16

Каллу в тот день тоже неотвязно преследовало неприятное ощущение, но, в отличие от Моры, она торчала в Академии Агленби, занимаясь бумажной работой, и не имела возможности пойти и отыскать источник скверного предчувствия. Тем не менее оно всё росло и росло, наполняя ее голову, как черная мигрень, пока Калла не сдалась и не отпросилась домой на час раньше. Она лежала ничком наверху, в своей комнате, которую делила с Джими, пока не хлопнула входная дверь.

Из прихожей отчетливо послышался голос Моры:

– Я привезла домой мертвецов! Отмените все сеансы! Бросьте телефон! Орла, если у тебя парень, ему придется уйти!

Калла отскребла себя от кровати, надела тапочки и спустилась. Джими, которой всегда и до всего было дело, стукнулась объемистым бедром о швейный столик, так она торопилась узнать, что случилось.

Обе остановились на лестнице.

К ее чести, Калла, увидев рядом с Морой и мистером Греем Ноя Черни, подумала лишь о том, чтобы сбежать.

«Ной Черни» – это было слишком человеческое имя, чтобы называть им существо, которое, с точки зрения Каллы, выглядело не очень-то по-человечески. В жизни она повидала множество людей – и призраков тоже, – но ничего подобного еще не встречала. Душа, в такой степени разложившаяся, не могла быть… в общем, она не могла быть ничем. Разве что деградировавшим привидением, бессмысленным, навязчивым, беспокойным духом. Столетним запахом в коридоре. Дрожью, которую ощущаешь, стоя рядом с конкретным окном.

Но тем не менее Калла смотрела на руины души и видела там мертвого мальчика.

– Ох, малыш, – сказала Джими, немедленно исполнившись сочувствия. – Бедненький. Сейчас налью тебе…

Джими, травник по жизни, готова была предложить чай буквально от любой смертельной болезни.

– Что? – поинтересовалась Калла.

Джими поджала губы и покачалась на пятках. Она явно была выбита из колеи, но не могла потерять лицо в присутствии остальных. Кроме того, Джими обладала утомительно добрым сердцем, и, несомненно, существование Ноя огорчило ее.

– Мимоза, – торжествующе закончила она, и Калла вздохнула, неохотно признав ее правоту.

Джими погрозила пальцем Ною.

– Цветы мимозы помогают духам проявиться. Тебя это укрепит!

Она зашагала наверх, а Мора попросила мистера Грея проводить Ноя в гадальную комнату. Они с Каллой принялись совещаться, стоя у подножия лестницы. Вместо того чтобы объяснить, каким образом Ной оказался с ними, Мора просто вытянула руку и позволила Калле прижать к ней ладонь. Психометрия Каллы – ясновидение через прикосновение – часто давала неточные результаты, но в данном случае событие произошло совсем недавно. Оно было достаточно ярким, и Калла с легкостью ухватила картинку заодно с поцелуем, которым Мора наградила мистера Грея.

– Мистер Грей талантлив, – заметила Калла.

Мора устремила на нее испепеляющий взгляд. И сказала:

– В том-то и загвоздка. Я полагаю, что зеркало с именем Пайпер показали мне не случайно, хотя сомневаюсь, что это было желание Ноя. Он не помнит, как оказался там и почему с ним это происходило.

Калла негромко спросила:

– А он не может быть предвестием?

Предвестия – потусторонние знаки грядущих несчастий – в норме не особенно интересовали Каллу, в основном потому, что были, как правило, игрой воображения. Люди склонны видеть предзнаменования повсюду: черные кошки, которые сулят неудачу, ворона, предрекающая печаль… Но настоящее предвестие – зловещий намек непознанного космического разума – не стоило игнорировать.

Мора тоже заговорила вполголоса:

– Возможно. Я весь день не могла избавиться от этого ужасного ощущения. Правда, я никогда не думала, что предвестием может служить разумное существо.

– А он разумен?..

– Во всяком случае, отчасти. Мы поговорили в машине. Я в жизни ничего подобного не видела. Он достаточно разложился, чтобы казаться неразумным предвестием, но в то же время там остается и мальчик. Он ведь сидел с нами в машине…

Обе женщины задумались.

Калла спросила:

– Это он умер на силовой линии? Возможно, Кабесуотер дал ему достаточно сил, чтобы до сих пор оставаться разумным, хотя в норме он уже давным-давно должен был уйти. Если мальчик слишком труслив, чтобы двигаться дальше, этот безумный лес, возможно, питает его, позволяя удерживаться здесь.

Мора бросила на Каллу еще один испепеляющий взгляд.

– Это называется «напуган», Калла Лили Джонсон, и он еще ребенок. Ну, подросток. Не забывай, что его убили. И что он один из близких друзей Блу.

– Ну и что дальше? Хочешь, чтобы я установила с ним связь и что-нибудь выяснила? Или мы попытаемся отправить его дальше?

Мора смущенно сказала:

– Только не забывай про лягушек.

Несколько лет назад Блу поймала двух древесных лягушек, когда помогала соседке в саду. Она торжественно устроила для них самодельный террариум в одном из самых больших кувшинов Джими, предназначавшихся для чая со льдом. Когда Блу ушла в школу, Мору немедленно посетило прозрение – бытовое, вовсе не сверхъестественное, – что древесных лягушек ждет медленная смерть, если заботиться о них будет юная Блу Сарджент. Она выпустила животных на заднем дворе и спровоцировала одну из крупнейших ссор с дочерью в своей жизни.

– Отлично, – прошипела Калла. – Мы не станем отпускать призраков на волю, пока Блу будет на вечеринке.

– Я не хочу уходить.

Мора и Калла подскочили.

Разумеется, рядом с ними стоял Ной, опустив плечи и подняв брови. Всё остальное было – нити и тьма, пыль и пустота. Он говорил негромко и слегка невнятно.

– Пока не хочу.

– У тебя не так много времени, мальчик, – предупредила Калла.

– Я пока не хочу, – повторил Ной. – Пожалуйста.

– Никто не заставит тебя делать то, что ты сам не хочешь, – сказала Мора.

Ной грустно покачал головой.

– Уже… заставили. И заставят еще раз. Но это… я хочу сделать это для себя.

Он протянул руку Калле, ладонью вверх, как нищий. Этот жест напомнил ей еще одного знакомого покойника, который по-прежнему, двадцать лет спустя, висел на ее шее бременем скорби и вины. На самом деле – если задуматься – этот жест был слишком точен, вялое запястье слишком знакомо, пальцы слишком тонки и нарочито расставлены. Эхо воспоминаний Каллы…

– Я зеркало, – тускло произнес Ной, отвечая на ее мысли.

Он уставился в пол.

– Простите.

Ной начал опускать руку, но Каллу наконец охватило уклончивое и искреннее сострадание. Она коснулась его холодных пальцев.

И немедленно получила удар в лицо.

Она должна была ожидать этого, но тем не менее едва успела оправиться, когда ее настиг следующий. Выплеснулся страх, затем боль… и очередной удар Калла ловко отразила. Ей не было необходимости переживать смерть Ноя целиком.

Она обошла вокруг и… ничего не нашла. Обычно ее психометрия превосходно работала с прошлым, пробиваясь сквозь недавние события к сильным впечатлениям минувшего. Но Ной так разложился, что его прошлое по большей части исчезло. Осталась только истончившаяся паутина воспоминаний. Там были поцелуи, и Калла как-то не ожидала ощущения стольких Блу Саржент, со столькими языками во рту. Там был Ронан, который в воспоминаниях Ноя оказался гораздо добрее. И Ганси, отважный и стойкий, чему Ной явно завидовал. И Адам… Ной боялся его – или за него. Этот страх пронизывал воспоминания об Адаме темными нитями. А еще там было будущее, которое тянулось вперед всё более неясными образами. И..

Калла отняла руку и уставилась на Ноя. В кои-то веки ей было нечего сказать.

– Ладно, парень, – произнесла она наконец. – Добро пожаловать. Оставайся здесь сколько сможешь.

17

Хотя Ганси и нравился Генри Чень, согласие пойти на вечеринку в тогах создавало впечатление переворота во власти. Не то чтобы Генри хоть в чем-то угрожал ему – они оба, и Ганси, и Генри, правили на своих территориях, – но встреча с Ченем в его королевстве представлялась серьезнее, чем на нейтральной почве Академии Агленби. Ванкуверская четверка вся жила вне кампуса, в Личфилд-Хаусе, и вечеринки там проходили неслыханные. Это был эксклюзивный клуб. Безусловно принадлежавший Генри. Поужинать в волшебной стране – значит остаться там навсегда или уйти и вечно тосковать.

Ганси сомневался, что он сейчас в состоянии заводить новых друзей.

Личфилд-Хаус был старым викторианским особняком, находившимся на другом конце города. Сырым прохладным вечером его окружали завитки тумана; башенки, крыша, крылечки, все окна освещались крошечными электрическими свечками. На подъездной дорожке в два ряда стояли четыре дорогие машины, и серебристый «Фискер» Генри, припаркованный рядом с послушным старым седаном, напоминал изящное привидение.

У Блу было ужасное настроение. За время ее смены в «Нино» что-то, несомненно, произошло, но попытки Ганси выяснить, что конкретно, убедили его лишь в том, что дело не в вечеринке и не в нем самом. Теперь именно Блу сидела за рулем «кабана», и это была тройная удача. Во-первых, Ганси не представлял другого человека, чье настроение могло хоть немного подняться от нахождения за рулем «Камаро». Во-вторых, Блу сказала, что у нее нет шансов попрактиковаться в вождении при помощи общественного транспорта, принадлежавшего дому номер 300 на Фокс-Вэй. В-третьих – и это было самое главное, – Ганси возмутительно и бесконечно отвлекался, представляя Блу за рулем своей машины. Ронан и Адам не собирались с ними, поэтому никто не мог застигнуть их во время этого действа, казавшегося чудовищно непристойным.

Он должен был рассказать друзьям.

Ганси сомневался, что в его положении стоит влюбляться, но всё равно влюбился. И не вполне мог уловить механику этого состояния. Он понимал свою дружбу с Адамом и Ронаном – оба обладали качествами, которых у него не было и которыми он восхищался, и им нравилось в Ганси то, что он любил и сам. Поэтому он подружился и с Блу, но потом к дружбе прибавилось нечто большее. Чем лучше Ганси узнавал девушку, тем чаще его накрывало ощущение, как тогда в бассейне. Он перестал разрываться между несогласованными версиями самого себя. Теперь был только Ганси – сейчас, сейчас, сейчас.

Блу притормозила у знака остановки на углу, напротив Личфилд-Хаус, оценив возможность припарковаться.

– Ух, – сказала она недовольно, глядя на дорогущие машины.

– Что?

– Я забыла, насколько он… Агленби.

– Нам ведь необязательно туда идти, – сказал Ганси. – То есть я могу заглянуть на минутку и сказать ему спасибо… и всё.

Оба посмотрели через дорогу, на Личфилд-Хаус. Ганси подумал: как странно, что он чувствует себя неуютно теперь, во время бесцельного визита в компанию, которую почти наверняка знает во всей полноте. Он уже собирался признать это вслух, когда входная дверь вдруг открылась. Показался желтый квадрат, похожий на портал в другое измерение, и на веранду вышел Юлий Цезарь. Юлий помахал «Камаро» рукой и гаркнул:

– Эй, эй, Дик Ганси!

Разумеется, это был не Юлий Цезарь, а Генри в тоге.

Брови Блу исчезли под челкой.

– И ты тоже это наденешь?

Ганси подумал, что его ждет ужасный вечер.

– Однозначно нет, – ответил он.

Тога, когда он глядел прямо на нее, выглядела гораздо реальнее, чем ему хотелось бы.

– Мы ненадолго.

– Паркуйся за углом и не задави кошку! – крикнул Генри.

Блу объехала квартал, успешно разминувшись с белой кошкой, и медленно, но вполне убедительно припарковалась – пусть даже Ганси внимательно наблюдал за ней, пусть даже гидроусилитель застонал в знак протеста.

Хотя Генри наверняка понимал, что это не займет у них много времени, он ушел обратно в дом, чтобы великолепным жестом распахнуть дверь, когда они позвонили. Когда он закрыл за ними дверь, они оказались в слегка перегретой атмосфере, пахнувшей чесноком и розами. Ганси ожидал увидеть парней, которые качаются на люстрах и непрерывно пьют, и, хотя ему не то чтобы этого хотелось, несоответствие сбило его с толку. Внутри было необыкновенно чисто; темный коридор, увешанный зеркалами в резных рамах и заставленный хрупкой старинной мебелью, тянулся, уходя в недра дома. Личфилд-Хаус даже отдаленно не напоминал место проведения вечеринки. Он, скорее, напоминал место, где может умереть какая-нибудь старушка и не привлечь ничьего внимания, пока соседи не почуют странный запах. Этот дом совершенно не соответствовал тому, что Ганси знал о Генри.

А еще тут было очень тихо.

Ганси вдруг посетила ужасная мысль, что, возможно, вечеринка предполагает лишь Генри и их двоих – в тогах, в изящной гостиной.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – сказал Генри, как будто он не видел Ганси всего минуту назад. – Ты переехал кошку?

Он явно потратил много сил, чтобы придать себе нужный вид. Его тога была подвязана тщательнее, чем Ганси когда-либо завязывал галстук – а Ганси проделывал это нередко. На нем были хромированные часы, каких Ганси еще не видел – а Ганси повидал множество хромированных штуковин. Его черные волосы отчаянно стремились вверх – а Ганси знал, что такое стремление вверх.

– Мы направо, – коротко сказала Блу. – Она налево.

– Венди с нами! – воскликнул Генри, как будто только что заметил ее. – Я погуглил женские тоги, как раз на этот случай. Здорово, что повезло с кошкой. Миссис Ву отравила бы нас во сне, если бы ты ее задавила. Напомни, как тебя зовут?

– Блу, – ответил Ганси. – Блу Сарджент. Блу, ты помнишь Генри?

Они посмотрели друг на друга. Во время предыдущей краткой встречи Генри умудрился до глубины души оскорбить Блу посредством небрежного самоуничижения. На базовом уровне Ганси понимал, что Генри возмутительным, оскорбительным образом выставлял себя на посмешище, поскольку альтернативой было ворваться в комнату и опрокинуть столы на стоявших за ними менял. Блу, впрочем, явно полагала, что он просто не нюхавший жизни богатенький пижон. А в ее нынешнем настроении…

– Помню, – прохладно ответила она.

– Это был не лучший момент в моей жизни, – сказал Генри. – Но с тех пор мы с моей машиной возместили ущерб.

– С его электромобилем, – тонко ввернул Ганси на тот случай, если Блу не заметила, как Генри заботится об окружающей среде.

Блу прищурилась, глядя на Ганси, и произнесла:

– Отсюда до Агленби можно доехать на велосипеде.

Генри помахал пальцем в воздухе.

– Да, да. Но езда должна быть безопасной, а шлема, в который нормально поместились бы мои волосы, еще не существует…

Обратившись к Ганси, он произнес:

– Ты видел Ченя-второго?

Ганси, в общем, не знал Ченя-2 – Генри Бродвея, которому дали это неловкое прозвище не потому, что он оказался вторым из двух Ченей в Агленби, но, скорее, потому, что он оказался вторым из двух Генри. Знал он в целом только то, что знали все – что это электровеник, непрерывно подпитывающий энергетическими напитками собственные конечности.

– Разве что он обзавелся «Камри», пока я смотрел в другую сторону.

Генри радостно рассмеялся – очевидно, Ганси намекал на какой-то предыдущий разговор.

– Это машина миссис Ву, нашей крохотной повелительницы. Она где-то здесь. Проверьте карманы. Может быть, она там. Иногда она проваливается в щели между половицами – это проблема больших старых домов. А где Линч и Пэрриш?

– К сожалению, оба заняты.

– Невероятно. Я знал, что президент не всегда обязан действовать в согласии с Конгрессом и Верховным судом, но я не думал, что однажды увижу это своими глазами.

Ганси спросил:

– А кто еще придет?

– Обычный состав банды. Кому охота видеть случайного знакомого в простыне?

– Но ты совсем не знаешь меня, – намекнула Блу.

Было невозможно понять, что значит выражение ее лица. Но оно не сулило ничего хорошего.

– Ричард Ганси Третий ручается за тебя, и этого достаточно.

В конце коридора открылась дверь, и оттуда вышла крохотная азиатка неопределенного возраста, держа полную охапку сложенных простыней.

– Здравствуйте, тетушка, – ласково сказал Генри.

Она гневно посмотрела на него и затопала дальше.

– Бедную миссис Ву изгнали из Кореи за скверный характер. Ха, да у нее обаяние химической бомбы.

Ганси смутно предполагал, что в Личфилд-Хаусе обитает некое авторитетное лицо, но до сих пор он об этом не особо задумывался. Однако вежливость требовала, чтобы в случае небольшого сборища он привез цветы или угощение.

– Мне нужно было купить что-нибудь для нее?

– Для кого?

– Для твоей тети.

– Нет, это тетка Ляна, – ответил Генри. – Ну, пошли, пошли дальше. Кох наверху, составляет список спиртного. Вам необязательно напиваться, ну а я напьюсь. Говорят, в пьяном виде я не буяню, но иногда становлюсь филантропом. Считайте, что вас предупредили.

Выражение лица Блу теперь стало по-настоящему осуждающим – примерно в двух шагах от ее обычного выражения и в одном шаге от выражения Ронана. Ганси начал подозревать, что два мира никоим образом не смешаются.

Послышался громкий стук: Чень-2 и Логан Разерфорд ввалились в другую дверь, держа в руках полиэтиленовые пакеты. У Разерфорда хватило ума держать рот закрытым, но Чень-2 так и не освоил этот навык.

Он сказал:

– Ё-мое, мы пригласили девочек?

Блу, стоявшая рядом с Ганси, сделалась в четыре раза выше. В комнате воцарилась тишина, предшествующая взрыву.

«Это будет ужасный вечер».

18

6:21.

Нет, 8:31. Ронан что-то напутал, когда взглянул на часы в машине.

Небо было черное, деревья были черные, дорога была черная. Он остановился у обочины, неподалеку от того места, где жил Адам. Тот занимал квартирку над помещением приходского секретаря католической церкви Святой Агнессы – счастливое сочетание, объединившее все объекты поклонения Ронана в пределах одного квартала. Ронан, который, как обычно, не обращал внимания на телефон, несколько часов назад пропустил звонок от Адама. Голосовое сообщение было кратким: «Если ты сегодня не идешь к Ченю вместе с Ганси, не поможешь мне с Кабесуотером?»

Ронан не поехал бы к Генри Ченю ни при каких обстоятельствах. От улыбок и политической активности он покрывался сыпью.

Он совершенно точно ехал к Адаму.

И теперь он вылезал из машины, щелкая языком, чтобы Бензопила оставила попытки распороть шов на пассажирском сиденье. Ронан окинул взглядом парковку возле церкви, ища трехцветную «Хондаёту». Она стояла с включенными фарами и выключенным мотором. Адам сидел перед ней на корточках и смотрел, не моргая, на ярко горящие огни. Растопыренными пальцами он упирался в асфальт, слегка расставив ноги, как бегун в ожидании старта. Перед ним лежали три карты Таро. Прежде чем присесть, Адам подстелил взятый из машины коврик, чтобы не запачкать рабочие брюки. Если кому-то удавалось соединить эти две вещи – непостижимое и практическое, – этот человек проходил изрядное расстояние по дороге, ведущей к познанию Адама Пэрриша.

– Пэрриш, – сказал Ронан.

Адам не ответил. Его зрачки были камерами-обскурами, ведущими в иной мир.

– Пэрриш.

Адам приподнял одну руку в направлении ноги Ронана. Пальцы дернулись, как бы давая понять: «Не мешай». Минимум движений.

Ронан скрестил руки и стал ждать, просто наблюдая. Он смотрел на изящные скулы Адама, на его нахмуренные светлые брови, на красивые руки, на всё остальное, омытое яростным светом. В особенности он запомнил форму кистей – неуклюже, по-детски оттопыренный большой палец, отчетливо выступавшие дорожки вен, крупные костяшки, словно знаки препинания. Во сне Ронан клал их себе в рот.

Его чувства к Адаму напоминали утечку нефти; он позволил им разлиться, и теперь, черт побери, весь океан воспламенился бы, стоило уронить спичку.

Бензопила подлетела к разложенным на земле картам, от любопытства приоткрыв клюв. Когда Ронан молча устремил на нее палец, она угрюмо залезла под машину. Ронан повернул голову, чтобы разглядеть карты. Что-то с языками пламени, что-то с мечом. Дьявол. Одно-единственное слово – дьявол – оживляло в сознании тысячу образов. Красная кожа, белые солнечные очки, испуганные глаза Мэтью, лежащего в багажнике машины. Страх и стыд одновременно, в таком количестве, что тянуло на рвоту. Ронан с тревогой вспомнил свои недавние кошмары.

Пальцы Адама напряглись, и он сел. Он моргнул и еще раз – быстро, – потом пощупал кончиком безымянного пальца угол глаза. Это не помогло, и он стал тереть ладонями глаза, пока они не заслезились. Наконец Адам поднял голову и посмотрел на Ронана.

– Фары? Вот это жесть, Пэрриш.

Ронан протянул руку. Адам принял ее. Ронан помог ему встать, думая только об этом – ладонь, касающаяся ладони, скрещение больших пальцев, косточка запястья… Адам оказался лицом к нему, и Ронан выпустил его руку.

Океан пылал.

– Что такое с твоими глазами? – спросил он.

Зрачки у Адама по-прежнему были крошечные.

– Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Стремный сукин сын. А при чем тут дьявол?

Адам уставился на темный витраж в церковном окне. Отчасти он еще оставался в плену света, исходившего от фар.

– Я не понимаю, о чем говорит эта карта. Такое ощущение, что она удерживает меня на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно заглянуть поглубже, но кто-то должен понаблюдать за мной – на тот случай, если я отойду слишком далеко от самого себя.

В данном случае «кем-то» был Ронан.

– А что ты пытаешься выяснить?

Адам описал обстоятельства, связанные с его глазом и рукой, тем же ровным тоном, каким ответил бы на вопрос учителя в классе. Он позволил Ронану придвинуться, чтобы сравнить его глаза, так близко, что Ронан ощутил на щеке дыхание Адама. Потом он позволил Ронану изучить свою ладонь. Этого, в общем, не требовалось, и оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, который легонько касался линий на руке.

Происходившее напоминало границу между сном и явью. Характерный ночной баланс, когда ты спишь достаточно крепко для того, чтобы видеть сны, и в то же время бодрствуешь – настолько, чтобы помнить, что тебе нужно.

Он знал, что Адам угадал его чувства. Но Ронан понятия не имел, можно ли сойти с этой узкой, как лезвие ножа, тропы, не разрушив то, чем он обладал.

Адам удержал взгляд Ронана, когда тот выпустил его руку.

– Я хочу найти источник того, что угрожает Кабесуотеру. Я могу лишь предположить, что эта же штука угрожала и тому черному дереву.

– Оно и у меня в голове, – признался Ронан.

День, проведенный в Амбарах, был отмечен снами, от которых он спешно пробудился.

– Да? И поэтому ты так ужасно выглядишь?

– Спасибо, Пэрриш, твое лицо меня тоже радует.

Ронан коротко объяснил, что искажение, которому подверглось дерево, напоминало искажение его сна. Впрочем, он умолчал о своей тревоге насчет содержания этого сна и о том, что это свидетельствовало о еще одном немаленьком секрете с избытком бранных слов.

– Вот я и не сплю больше.

Прежде чем Адам успел ответить, их отвлекло какое-то движение наверху. Что-то светлое и странное пролетело между темными деревьями, росшими вдоль улицы. Чудовище.

Чудовище Ронана.

Кошмар-альбинос редко покидал безопасные поля Амбаров, а если делал это, то лишь для того, чтобы следовать за Ронаном. Не как верный пес, а, скорее, как кошка – беспечно, расширяющимися кругами. Но теперь он летел по улице к Ронану и Адаму, прямо и целеустремленно, волоча за собой изодранные крылья и свисавшую с тела ткань. На фоне лилово-черной ночи кошмар выделялся, как дым. Шум крыльев был примечательней всего остального – шух, шух, шух. Когда существо разевало свои два клюва, они дрожали, испуская отчаянный крик, не слышимый человеческими ушами.

Ронан и Адам запрокинули головы. Ронан крикнул:

– Эй, ты куда?

Но существо, даже не замедлив хода, пронеслось над ними. Оно летело прямо к горам. «Однажды этого урода подстрелит какой-нибудь напуганный фермер».

Ронан сам не знал, почему так беспокоился о нем. Наверное, потому, что однажды кошмар спас ему жизнь.

– Стремный сукин сын, – повторил Ронан.

Адам нахмурился и спросил:

– Который час?

– Шесть двадцать один, – ответил Ронан, и Адам нахмурился. – Нет, восемь сорок. Показалось.

– Еще успеем, если это недалеко.

Адам Пэрриш всегда думал о своих ресурсах: деньги, время, сон. В будний день, даже когда в затылок Адаму дышала сверхъестественная угроза, он упрямо держался за всё перечисленное; так он выживал.

– Куда едем?

– Не знаю. Надо понять, где дьявол… интересно, получится ли у меня погадать, пока ты ведешь. Жаль, что я не могу вести машину и гадать одновременно, но это исключено. Если честно, я просто хочу двигаться телом туда, куда мне приказывает идти сознание.

Над головой у них загудел и погас фонарь. Дождя не было уже несколько часов, но тем не менее в воздухе висело электричество, как во время грозы. Ронан задумался, куда отправился его ночной ужас. Он сказал:

– Ладно, маг, если я должен вести машину, пока ты будешь в отключке, как я узнаю, куда ехать?

– Я постараюсь оставаться в сознании в достаточной мере, чтобы сказать тебе.

– А это реально?

Адам пожал плечами; определения возможного и невозможного в последнее время стали растяжимы. Он наклонился и протянул руку Бензопиле. Та вспрыгнула на нее, хлопнув крыльями, чтобы удержать равновесие, когда под ее лапами заскользил рукав, и наклонила голову. Адам осторожно погладил мягкие перья возле клюва. Он сказал:

– Не узнаем, пока не попробуем. Ну, ты готов?

Ронан позвенел ключами от машины с таким видом, как будто у него не было никакого настроения ехать. Он указал подбородком на «Хондаёту».

– Ты хоть запрешь свое ведро с гайками?

Адам ответил:

– А смысл? Хулиганы всё равно заберутся.

Хулиган тонко улыбнулся.

И они поехали.