Текст книги "Приглашение в мир чувств"

Руби хотела, чтобы Лукас все это увидел. Но она знала: даже если бы у него не было проблем со зрением, он не приблизился бы к свадьбе. Он слишком переживал по этому поводу, учитывая три свадьбы родителей, которые состоялись в Ротвелл-Парке и закончились горьким разводом.

Харпер вошла с сумкой для фотоаппарата и цифровой камерой на шее.

– Потрясающий вид, Руби. Я иду наверх, чтобы сфотографировать Дельфину и подружек невесты. Здорово, что погода хорошая.

Руби выглянула в окно и улыбнулась:

– Да, но Дельфина так счастлива, что не возражала бы против слякоти и снега.

– Мигель тоже очень доволен, – сказала Харпер, настраивая камеру.

– Да… – Руби нагнулась, подняла с пола лепесток розы, поднесла его к носу и вдохнула пряный аромат старой английской розы.

– У тебя все нормально?

Руби положила лепесток на ближайший к ней стол и повернулась к подруге:

– Я в порядке. Но я устала. Я почти не спала прошлой ночью.

Харпер подняла брови:

– Дай угадаю. Ты не спала не потому, что нервничаешь из-за свадьбы, а потому, что была в постели Лукаса Ротвелла и занималась потрясающим сексом до самого утра?

Щеки Руби порозовели.

– Я знаю, ты меня не одобряешь, но я ничего не могу с собой поделать.

Харпер шумно вздохнула:

– Я понимаю, каково тебе. В ту ночь я переспала с Джеком… – Она нахмурилась, явно не довольная собой. – Казалось, у меня напрочь пропал самоконтроль. Мне до сих пор не верится, что я была с ним. На чужой свадьбе! Мне следовало работать, а не резвиться с шафером. – Она выдохнула и покосилась на Руби. – Я забыла любимую сережку в его гостиничном номере.

– Ты ее забрала?

– Нет.

– Почему нет?

Харпер напряглась:

– Потому что он хочет вернуть ее мне лично, а я не хочу снова с ним встречаться.

– Хочешь, я заберу ее для тебя?

Харпер направила камеру на свадебный стол и сделала пару снимков.

– Я уже предлагала ему это, но он упрямится и заявляет, что я получу сережку только в том случае, если соглашусь с ним увидеться. Так что прощай, любимая сережка!

Руби довольно долго знала Харпер и понимала, какая она упрямая.

– Ты наказываешь не только Джека, но и себя, – сказала она. – Ты всего лишь женщина, а он чертовски соблазнительный мужчина.

Харпер фыркнула и сделала еще серию фотографий.

– Я научилась противостоять соблазнительным мужчинам.

– Тебе повезло. – Руби усмехнулась. – А вот у меня пока не получается.

Лукас слышал, что свадьба в самом разгаре, но оставался в кабинете, стараясь не вспоминать дикие празднования своих родителей, которые снова и снова повторяли свои ошибки. Если это была любовь, то он не хотел иметь с ней ничего общего.

В дверь постучали, и он напрягся, сидя в кресле. Он сказал Руби, чтобы никто не входил в эту часть замка. Неужели какой-то репортер шныряет в его личных покоях? Он вспомнил детство, когда представители средств массовой информации загоняли его в угол, как испуганное животное, и нацеливали на него камеры, как пистолеты.

Наверняка завтра о нем напишут на первой полосе газет. О его здоровье будут писать все средства массовой информации. Не надо было соглашаться на проведение этой чертовой свадьбы в замке. Он должен был предвидеть последствия. Если какой-нибудь ушлый журналист выследит его…

– Лукас? Это я, – сказала Руби. – Я принесла тебе поесть и попить.

Вздохнув с облегчением, он встал и пошел открывать дверь. Но его эмоции по-прежнему бурлили. Эмоции, в существовании которых он не хотел признаваться. Он чувствовал себя крайне уязвимым.

Руби принесла полный поднос с вкусной едой, и Лукас вдруг понял, что умирает от голода. Ему хотелось не только поесть, но и пообщаться с Руби. Прошло уже несколько часов с тех пор, как она покинула его постель утром. Долгие, скучные часы, пока он тосковал по ней. Он хотел ее и злился на себя за несдержанность. Он приходил в ярость оттого, что ему так трудно сопротивляться ей. Злился на себя за то, что увлечен ею сильнее, чем прежде.

Лукас шагнул в сторону, чтобы она поставила поднос на его стол.

– Не стоило беспокоиться. Ты должна работать. – Его тон стал резким и неприветливым, а сердце колотилось как сумасшедшее.

Руби поставила поднос, повернулась и посмотрела на Лукаса:

– У моей команды все под контролем.

А вот у Лукаса настолько разыгрались нервы, что он не мог здраво соображать.

– У тебя все нормально? – спросила она.

Лукас нетерпеливо пригладил рукой волосы:

– Конечно. Внизу проходит идиотская свадьба знаменитостей, которая так похожа на свадьбу моих родителей. И у меня все нормально. Я просто надеюсь, что они подписали надежный брачный контракт, потому что мы оба знаем, чем все это закончится.

– Да, – как ни в чем не бывало сказала Руби. – Ты слышал о Дрейке Коуторне – знаменитом адвокате по бракоразводным процессам? Он эксперт по брачным контрактам. Он друг старшего брата Аэрин. Он составил брачный контракт для Дельфины, учитывая, что она намного богаче Мигеля. На самом деле на контракте настоял Мигель, и это доказывает, как сильно он ее любит.

– Неужели?

– Наверное, мне не стоило приносить тебе ужин. – Она взяла поднос.

– Прости, Руби. – Он протяжно вздохнул. – Когда ты постучала в дверь, я решил, что меня выследил журналист. Прежде пресса постоянно ходила за мной, отыскивая эксклюзив об отношениях моих родителей. Я ненавидел внимание, вторжение, разоблачение. Мысль о том, что это снова произойдет в нынешних обстоятельствах… Ну, тебе, наверное, известно, каково быть загнанным в угол.

Руби поставила поднос на стол:

– Я слежу, чтобы никто не проник в эту часть замка. По пути наверх я заперла все двери. Кроме того, я подумала, что ты уже проголодался.

– Да. – Взяв за плечи, он притянул ее к себе. – Надо было дать тебе выспаться прошлой ночью. Ты устала.

Руби обвила руками его шею:

– Все в порядке.

Лукас припал к ее рту в долгом поцелуе, чувствуя, как его сердце бьется чаще от мягкости ее губ и шелковистого прикосновения языка. Соблазнительные изгибы ее тела сводили его с ума. Наконец он оторвался от ее губ и положил руки ей на бедра.

– А что ты принесла мне поесть? Пахнет вкусно.

– Куча всего. – Она выскользнула из его объятий и начала раскладывать еду на две тарелки. – Я решила, что мы поужинаем с шампанским.

Он услышал звук наливаемого в бокалы напитка, а потом Руби сунула ему в руку бокал шампанского. Стекло под его пальцами было холодным, и тихое шипение поднимающихся пузырьков – громким в тишине кабинета.

– Что мы празднуем? – Он попытался, но не смог сдержать язвительности в голосе. – Еще одна свадьба в Ротвелл-Парке, вероятность провала которой выше среднего?

Руби устало вздохнула:

– Послушай, я знаю, эта свадьба волнует тебя. Но если бы ты видел, как сильно Дельфина и Мигель любят друг друга, ты бы понял, что они идеальная пара.

Лукас сделал большой глоток шампанского и поставил бокал на стол.

– Ну, в этом-то и дело, да? Я ни хрена не вижу. – Он пригладил рукой волосы.

Он испытывал жуткий страх от того, что зрение никогда к нему не вернется. Он знал, что многие смиряются со слепотой и ведут продуктивную жизнь, но ему требовалось зрение, чтобы делать любимую работу. Он не сможет работать, пока слеп.

– О, Лукас… – Руби поставила бокал, обняла его торс и прижалась щекой к его груди. – Хотела бы я взмахнуть волшебной палочкой и все исправить.

Лукас рассеянно погладил ее по затылку, с трудом сдерживая ярость.

– Я не верю в магию. Я не верю в чудеса, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

«Я не верю в любовь».

И все же броня вокруг его сердца постепенно ломалась. Он был честен с Руби по поводу того, что ему не хочется оставаться инвалидом. Еще более честным он был со своими сотрудниками. Но прочная, непробиваемая броня, за которой он прятался, рушилась, и если он не предпримет что-нибудь, причем быстро, то окажется полностью незащищенным.

– А я верю в волшебство и чудеса, и, может быть, этого достаточно, – сказала Руби.

– Нет. – Лукас оттолкнул ее от себя.

Ему нужно держаться от нее на расстоянии. Он обязан контролировать неумолимое желание приблизить Руби к себе и открыть ей свою душу.

Он взял бокал с шампанским, осушил его и с глухим стуком поставил на стол.

– Возвращайся вниз, Руби. Я не в настроении для вечеринок.

Звуки музыки и шумное веселье не помогали его душевному состоянию. Трижды он слышал подобные звуки на свадьбе у себя дома, и что из этого вышло? Ничего, кроме горечи и разбитых надежд, хранящих отголоски печали в каждом закоулке замка.

Руби подошла к нему сзади и положила руку ему на поясницу. Он вздрогнул.

– Мы можем просто поужинать? Свадьба скоро закончится.

Лукас повернулся и посмотрел на бледный овал ее лица. Она, без сомнения, устала и проголодалась, и все же нашла время, чтобы принести ему еду со свадебного пира. Конечно, меньшее, что он может сделать, – это насладиться ее обществом.

Он провел согнутыми пальцами по ее левой щеке и печально взглянул на нее:

– Мне трудно тебе отказывать.

Руби положила руки ему на грудь.

– Кажется, у меня та же проблема, – мягко прошептала она, смотря на него. – И что мы будем с этим делать?

Он ощущал ее тихое дыхание на своих губах, и желание пронзило его словно электрический разряд.

– По-моему, это хорошее начало, – сказал он и поцеловал ее в губы.

Глава 10

Позже Руби разлила остатки шампанского по бокалам и протянула Лукасу его бокал. Они поужинали, но только после того, как позанимались изысканной любовью на полу его кабинета. И хотя оба снова были в одежде, их тела по-прежнему трепетали от страсти.

Лукас отпил шампанского и поставил бокал на стол.

– Хочешь потанцевать?

Руби удивленно посмотрела на него:

– Прямо сейчас?

Он протянул ей руки:

– Здесь слышна музыка. – Он притянул ее в свои объятия, и они стали двигаться в такт романтической балладе. – Заранее прошу меня простить, если я отдавлю тебе ноги.

– По-моему, вероятность этого ничтожно мала.

Больше шансов на то, что он разобьет ее сердце.

Но ей не хотелось думать об этом сейчас.

Она вдохнула знакомый запах его тела, который всегда манил ее.

– Как мило. – Она покачнулась в его руках, опьяненная шампанским и близостью к нему.

– Угу. – Его дыхание взъерошило волосы на ее макушке, и по спине пробежала дрожь. – Наверное, мне придется поменять свое мнение насчет свадеб. Нынешняя свадьба лучшая из всех, на которых я был раньше.

Руби взглянула на него:

– А на скольких свадьбах ты был? Если не считать свадьбы твоих родителей.

– Несколько свадеб, на которых я ужасно скучал.

– Пары до сих пор вместе?

– Только одна.

– Ой…

Наступила тишина, нарушаемая лишь доносившейся снизу музыкой.

Лукас перестал танцевать и посмотрел на Руби сверху вниз:

– Когда ты уезжаешь в Лондон?

Руби стало не по себе. Конечно. Рано или поздно она покинет это прекрасное место. Лукас продаст Ротвелл-Парк. Они не могут оставаться здесь вместе вечно. Она не героиня сказочного романа. У них интрижка, и они скоро расстанутся.

– Я не знаю. Через пару недель у нас будет еще одна свадьба в Глостере, но. – Она боялась выдать свои чувства к нему.

Выражение лица Лукаса стало непроницаемым.

– Я думал о том, что будет дальше. – Он слегка сжал ее руки. – Между нами.

Руби сглотнула, и ее сердце замерло.

– Мне нужно возвращаться в Лондон, а ты продаешь Ротвелл-Парк, так что…

Он глубоко вздохнул и отпустил ее руки.

– Кстати, о продаже.

– Ты передумал?

Он сдвинул брови и стиснул зубы:

– Нет. Сделка состоится.

Она шумно вздохнула.

– Почему тебе так важно это место? – спросил он. – Я уже говорил, что поместье тяготит меня. Я хочу как можно скорее избавиться от этого бремени.

– А я уже говорила, что это был мой единственный дом в детстве, – сказала Руби. – Только здесь я действительно почувствовала себя в безопасности. Мне неприятно думать о том, что я никогда не смогу сюда вернуться.

Он встал за письменный стол, словно хотел отгородиться от Руби.

– Я уверен, ты сможешь вернуться сюда. Джек Ливингстон превратит поместье в бутик-отель. Ты могла бы даже получить скидки, если твоя подруга Харпер вежливо его об этом попросит. Ведь у них роман?

Руби непонимающе смотрела на него:

– Джек Ливингстон? Он покупатель?

– Да. У него сеть бутик-отелей.

– Я знаю, кто он. – Она сглотнула. – Можно рассказать об этом Харпер или это конфиденциальная информация?

Он безразлично пожал плечами:

– Делай, что хочешь. Теперь это не имеет значения. Сегодня утром я подписал контракт в электронном виде. Кстати, мне выгодно, что Дельфина ускорила свадьбу. Я продам поместье немного раньше.

Руби, похоже, никак не могла смириться с тем, что Лукасу больше не принадлежит его фамильное поместье. И при этом она не понимала, почему он так хладнокровно и отстраненно ведет себя. Наверняка он что-то чувствовал, покидая дом своего детства.

– И когда ты планируешь съехать? – спросила она.

– Я тоже скоро поеду в Лондон.

– Когда именно?

Выражение его лица все еще было нечитаемым, хотя он напряженно поджимал губы.

– Не волнуйся. Мы можем видеться в Лондоне. – Он потянул манжету рукава рубашки, словно она его раздражала. – Если только ты согласна продолжить наше соглашение.

Его тон встревожил Руби. Лукас говорил так же хладнокровно и отстраненно, как при обсуждении продажи дома его предков. Как долго, по его мнению, продлится их «соглашение»? И почему она позволила ему диктовать условия? Она забыла о работе, чтобы предаваться страсти с ним, зная, что их отношения обречены.

По крайней мере, он был честен в этом с самого начала. Предельно честен. Именно она лелеяла в своем воображении сказочную фантазию о том, что они будут вместе всегда. Она вела себя как глупая девочка-подросток. Она представляла себе будущее с Лукасом Ротвеллом, в котором он безумно влюблен в нее.

Руби провела кончиком языка по пересохшим губам:

– Я не понимаю, что ты мне предлагаешь. Соглашение всегда временное.

– Так и есть, – отчеканил он. – Что еще, по-твоему, я мог тебе предложить?

Руби поджала губы и затаила дыхание.

– После дней, проведенных вместе, я задавалась вопросом, изменилось ли что-нибудь между нами. Изменился ли ты?

Он резко хохотнул:

– Почему я должен измениться?

– Я имела в виду твои чувства ко мне.

Наступила такая тишина, что падающая на пол булавка показалась бы рухнувшим металлическим столбом.

Лукас выругался:

– Знаешь, у меня странное ощущение дежавю. Если ты думаешь, будто что-то изменилось между нами, значит, шампанское ударило тебе в голову. Ты знала правила, когда это начиналось. Я предупреждал тебя.

Как жестоко с его стороны напоминать Руби о ее подростковой любви! Разве он не понимает, как сильно она сожалела тогда о том, что выставила себя дурой? И она выставит себя еще большей дурой, если раскроет ему свои чувства сейчас.

– Если ты не возражаешь, я предлагаю расторгнуть наше соглашение прямо сейчас. Сегодня вечером.

– Сегодня? – удивленно спросил он. – Почему сегодня?

– Мы оба добились своих целей. Свадьба Дельфины прошла без сучка без задоринки, а ты продал Ротвелл-Парк. Теперь мы можем расстаться без обид. Расстаться сейчас, пока мы не увлеклись друг другом по-настоящему.

Он недоуменно нахмурился:

– Увлеклись?

– Пока не влюбились друг в друга.

Лукас сжал руками спинку стула, и костяшки его пальцев побелели. Но выражение лица было таким же пустым, как стена у него за спиной.

– Ладно. Покончим с этим сегодня. – Его голос не выражал никаких чувств.

– Спасибо, что разрешил провести здесь свадьбу. С твоей стороны очень великодушно не брать арендную плату и…

Он поднял руку, останавливая ее:

– Покончим с разговорами. – Он закрыл глаза и потер пальцами переносицу. Опустив руку, он тяжело вздохнул и посмотрел в ее сторону. – Я ненавижу прощания.

– Да, я их тоже не слишком люблю. – Она посмотрела на остатки ужина на столе. – Мне лучше убрать это, пока я.

– Оставь это.

– Но…

– Я сказал, оставь это, – категорично заявил он.

Руби отошла от стола, у нее стало тяжело на душе.

– Надеюсь, к тебе вернется зрение, Лукас.

– Спасибо.

Она задержалась у двери, желая и надеясь, что он окликнет ее и скажет, что совершил ужасную ошибку. Что он любит ее. Что он не хочет, чтобы она уходила.

Она сдержала слезы при мысли о том, что больше никогда с ним не увидится, и быстро откашлялась.

– Извини меня. Сегодня был трудный день. И по-моему, у меня началась аллергия на цветы.

– Руби?

Она повернулась и посмотрела на него, радуясь, что он не видит слез, катящихся по ее щекам.

– Да? – почти безразлично сказала она, словно ее душа не разрывалась на тысячи частей.

Он с трудом сглотнул:

– Спасибо, что помогла мне пережить трудный период. Не знаю, что бы я делал без тебя, особенно после того, как заболела твоя бабушка.

– Не за что. Я хорошо провела время.

Уголок его рта приподнялся, но его улыбка напоминала гримасу.

– Будь осторожна, ладно?

– Ты тоже.

Снова повисла тишина, которая казалась почти осязаемой. А потом Руби повернулась и вышла, не оглядываясь. Дверь захлопнулась за ней с тихим, жутковатым стуком. Конец истории.

Истории, у которой не могло быть счастливого конца.

Лукас вздохнул и размял ноющие пальцы. Он должен быть счастлив, верно? Интрижка, которой не должно было случиться с самого начала, закончилась. И все было сделано с хладнокровной вежливостью, а не со злобой и недовольством. Почему же тогда он так злится и так разочаровывается?

У него стало тяжело на душе. Он всегда планировал расстаться с Руби. Так он поступал со всеми своими любовницами. Он никогда и никому не позволял бросить его. Он уходил первым. Этому он научился у своих родителей: человек, который уходит первым, максимально контролирует ситуацию и поэтому страдает меньше всего. А единственное, чего он избегал в жизни, так это страданий. Любовь к кому-то дает этому человеку возможность причинить тебе боль. Он никому не позволил бы иметь такую власть над собой. И все же…

Когда Руби закрыла дверь, у него возникло ощущение, что из легких выкачали весь воздух. Он хотел продолжить с ней отношения, совсем ненадолго. Самое странное в том, что он не понимал, когда ему следует расстаться с Руби. Дата расставания была такой же расплывчатой и туманной, как его зрение.

Но вот они расстались. Сегодня вечером. В их отношениях подведена красная черта. Завтра Руби уедет из Ротвелл-Парка, и Лукас больше никогда ее не увидит. Кстати, он не видел ее все время, пока они были вместе.

Не потому ли он так сердится? Не потому ли он ожесточился, что она так покончила с их отношениями? Он сжал кулаки, злясь на себя за то, что хочет ее и нуждается в ней.

Прежде ему никто не был нужен.

Он был человеком, который запрещал себе увлекаться и любить.

Руби столкнулась с подругами на обратном пути к себе в комнату. Меньше всего ей хотелось откровенничать о своих отношениях с Лукасом, но Харпер и Аэрин были слишком наблюдательны, чтобы не заметить ее покрасневшие глаза. Они прошли за ней в ее комнату и закрыли за собой дверь.

– Что случилось? – спросила Аэрин, хватая Руби за руку. – Ты плакала?

Руби вытерла глаза тыльной стороной ладони:

– Я рассталась с Лукасом. – Она прикусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.

– Ох, Руби, – вздохнула Харпер. – Может, это и к лучшему, дорогая. Нам, Золушкам, не место в мире богатых мужчин.

Аэрин протянула Руби салфетку:

– Мне так жаль. Хотела бы я чем-нибудь помочь тебе.

Руби высморкалась:

– Я выживу. Я знала о рисках, когда сошлась с ним. Он с самого начала сказал мне, что наша интрижка временная. Но как определить временные рамки своих чувств? Разве можно взять и отключить их? – Она театрально щелкнула пальцами. – Мне кажется, я всегда любила его. – Она сдержала очередное всхлипывание и вытерла глаза. – Утром я уеду отсюда. Я больше не хочу видеться с Лукасом.

– Ты уверена, что надо так спешить? – взволнованно спросила Аэрин. – А если он передумает? Утром он может начать думать по-другому.

Руби вздохнула и опустила плечи.

– Ничего не изменится. Он решил жить своей жизнью, ему никто не нужен. А я рассталась с ним, потому что раз он не изменится, то в конечном счете еще сильнее навредит мне.

– Мне жаль, что все так обернулось, – сказала Аэрин. – Но я думаю, лучше тебя его никто не знает.

– Я знаю только то, что он позволяет мне знать, – произнесла Руби. – Он не раскрывает мне свою душу. Я считала, если он начал рассказывать мне о своих родителях, то… Но когда дошло до выяснения отношений, он оттолкнул меня. Он отказывается любить. Я не понимаю, почему я думала, что он полюбит меня.

Харпер долго смотрела на нее:

– Ты сказала ему, что любишь его?

Руби покачала головой:

– Нет, и я безмерно этому рада. Я бы не вынесла, если бы повела себя как в шестнадцать лет. Представляете, в какую лужу я бы села?

Лицо Харпер выражало ее искреннее одобрение.

– Ты должна беречь свою гордость, подружка.

– Я должна еще кое-что тебе сказать. – Руби начала рвать салфетку пальцами.

Харпер в ужасе уставилась на нее:

– Ты не беременна?

Харпер жутко боялась забеременеть, как это сделала ее собственная мать от мужчины, который не поддерживал ее и отказывался признавать и даже встречаться со своим ребенком, потому что уже был женат и имел семью. Харпер попала в приют в восьмилетнем возрасте после того, как ее мать покончила жизнь самоубийством. Хотя ее отец несколько раз обещал навестить ее после смерти матери, он этого не сделал. И в отличие от Руби, Харпер никогда не отправляли к родственникам или в приемную семью.

– Конечно нет, – сказала Руби. – Речь о новом владельце Ротвелл-Парка.

Харпер сильнее округлила глаза:

– Лукас продает поместье?

– Уже продал, – произнесла Руби. – И ты ни за что не догадаешься, кто его купил.

Харпер побледнела и судорожно сглотнула:

– Джек Ливингстон?

– Ага. Он собирается переделать его в бутик-отель.

– Ну, я могу с уверенностью сказать, что никогда больше не приеду сюда, – сказала Харпер с подчеркнутой решимостью.

– Я тоже, – произнесла Руби и печально вздохнула.

Лукас услышал, как машина Руби уехала до рассвета следующего дня. Он не спал почти всю ночь, мучаясь от сомнений. Отчасти ему хотелось пойти к ней и попросить остаться. Но потом он понимал, что поступил правильно, оттолкнув ее. Ему казалось, что он вернулся в детство и вновь пережива ет уход одного из родителей и необходимость терпеть опустошение другого.

Наблюдение за бурными эмоциями брошенного человека оставило в его душе неизгладимый след. Он решил, что никогда не будет таким, как его мать, которая висла на шее его отца, умоляя остаться и дать ей еще один шанс. И он не будет похож на своего отца, который говорил своей жене, что любит ее, а потом уходил и заводил романы с более молодыми женщинами, когда его утомляло изменчивое настроение жены.

Лукас знал, что поступил правильно как ради себя, так и ради Руби, отпустив ее. У него нет ни желания, ни возможности поддерживать долгие отношения с женщиной. Он не сказочный принц, который ускакал на закат со своей принцессой. Было бы несправедливо обещать Руби то, чего он не сможет ей дать. Лучше отпустить ее, чтобы она могла найти другого мужчину, который подарит ей свою любовь, преданность и семью.

Но…

Он будет скучать по Руби. Очень. Он будет тосковать по ней во многих отношениях: по звуку ее возни на кухне, по свежему цветочному аромату ее духов, по звону ее смеха, по прикосновению ее тела. Как же он будет скучать по сладким изгибам ее тела! Вкусу ее губ, ощущениям, поцелуям и прикосновениям.

Лукас почувствовал такую боль, что у него перехватило дыхание. Секс с Руби был самым эротичным, приятным и захватывающим опытом, который он никогда не забудет. Он запомнил каждое мгновение их близости.

Лукас радовался, что уезжает из Ротвелл-Парка. Оставаться здесь сейчас будет слишком тяжело без Руби. Она оживила это место, осветила темные углы и добавила цвета в каждую комнату. Не тот цвет, который мог видеть, а тот, который он мог почувствовать. Она разрядила мрачную атмосферу и привнесла свежесть, похожую на летний бриз, которая развеяла спертый воздух печали Ротвелл-Парка.

Хорошо, что он не видел, как Руби уезжает. Он наблюдал, как его родители по очереди уходят от него, и каждый раз терпел эмоциональную пытку, зная, что ему придется с этим смириться.

Но на этот раз ему придется иметь дело только с самим собой. Только с собственными эмоциями. Он так и не понял, почему так разозлился. И отчего так горько разочарован тем, что Руби расторгла их соглашение до того, как он подготовился к расставанию с ней.

Глава 11

Месяц спустя

Руби обрадовалась, когда вскоре после ее возвращения в Лондон посыпались заказы на организацию свадеб. Хотя тщательное планирование и организация меню не совсем отвлекли ее от воспоминаний о Лукасе.

Но находиться рядом с влюбленными парами, которые взволнованно планировали свои предстоящие свадьбы, было невыносимо. Она снова и снова спрашивала себя: почему в ее жизни не может быть так же? Она любит Лукаса больше чем прежде. Наверное, с ней что-то не так. Прошел месяц, а она по-прежнему тоскует по нему и чувствует себя одинокой, как никогда. Это было похоже на то, как если бы ей вручили главный приз, а потом она поняла бы, что он ей не принадлежит.

Лукас ей не принадлежал. Он никому не принадлежал. Он был островом, мало чем отличающимся от его собственного греческого острова. Ну зачем она напомнила себе о тех чудесных днях на его великолепном острове? Это все равно что втирать соль в кровоточащую рану. Наверное, она до конца жизни будет испытывать это болезненное чувство потери и понимать, что все могло быть иначе.

Но что могло измениться, если Лукас не позволял себе любить ее? Он вообще никого не любит. Или он равнодушен к ней потому, что она некрасивая? Ее преследовали старые сомнения: а вдруг проблема в ней? Харпер права: они Золушки, которым не место в мире богатых мужчин. Мир Лукаса всегда был недосягаем для Руби. Она была с ним близка физически, но никогда не принадлежала ему по-настоящему.

Любовь должна победить, преодолеть все пропасти и проблемы, но разве Лукас когда-нибудь полюбит ее?

Нет.

Она вспомнила детство и неумолимое желание стать любимой своей матерью. Но ее мать, как и Лукас, была на это не способна. Некоторые люди запирают свое сердце от чувств и отключают эмоции.

Она никогда не узнает, почему ее мать не любила ее, но она поняла, что это была проблема только ее матери.

И ей пришлось признать, что Лукас не любит ее не потому, что она некрасивая. Ее любит бабушка, подруги и даже клиенты.

Харпер вошла в кабинет Руби с сумкой для фотоаппарата на плече:

– Как дела?

Руби заставила себя улыбнуться:

– Я в порядке. Отвлекаю себя работой. Ты знаешь, что делать.

– Ага. – Харпер наклонилась, поставила сумку на пол и поморщилась. – Конечно, я знаю.

– У тебя все нормально?

Харпер выпрямилась и потерла рукой основание позвоночника.

– У меня ноет спина. Я думаю, это из-за того, что я таскаю с собой все это снаряжение.

– У меня есть парацетамол.

Харпер осторожно села в кресло для посетителей в кабинете Руби.

– Я уже приняла его, но он не помогает.

– Может, стоит обратиться к врачу? Или физиотерапевту?

Харпер поерзала в кресле, явно пытаясь устроиться поудобнее.

– Боль пройдет через день или два. Наверное, мне нужно похудеть и привести себя в форму. Ведь через шесть недель я поеду в Париж.

Харпер не привыкла хвастаться своими достижениями, но ее выбрали для съемок в журнале, посвященном работам подающих надежды фотографов.

Она уставилась на Руби:

– Ты сильно похудела, и у тебя темные круги под глазами.

Руби вздохнула:

– Ну да. У меня пропал аппетит. И мне не спится по ночам.

– Скучаешь по нему, да?

– А то ты не знаешь!

– Он звонил тебе?

– Нет.

Харпер мотала головой из стороны в сторону.

– Ты должна жить дальше, милая. Нельзя, чтобы какая-то мелкая интрижка сломала тебя.

– Я знаю, но я продолжаю надеяться, что ошиблась насчет него. Мне кажется, он все-таки любит меня. – Руби скривилась. – Напомни мне, сколько лет я ждала любви своей матери.

Харпер закатила глаза:

– Мы обе ее ждали.

Лукас очнулся от очередного неспокойного сна и открыл глаза. Что-то изменилось. Некогда смутные очертания мебели его спальни стали четкими – ненамного, но они были менее размытыми.

Он сел прямо и потер глаза, щурясь от яркого солнечного света, проникающего в окна его лондонской квартиры. Он сбросил одеяло и подошел к окну. Даже с высоты своего пентхауса он мог видеть больше, чем за день до этого. Ошеломляющий вид должен был поднять ему настроение, но Лукас приуныл.

Зачем вам потрясающий вид из окна, если его не с кем разделить?

Он повернулся к кровати и почувствовал, как у него стало тяжело на душе, когда он увидел смятые белые простыни. Он представил Руби в своей постели, и его пронзила боль. Может быть, ему не стоило приезжать в Лондон. Наверное, надо вернуться на остров. Но возвращаться туда без Руби будет слишком грустно. А идея взять с собой другую женщину даже не обсуждается.

Придется ли ему продавать остров? Как еще ему удастся жить дальше? Нельзя, чтобы его преследовали воспоминания о времени с Руби.

Но Руби была частью его жизни многие годы, и, когда они расстались, он не желал мириться с тем, что больше никогда с ней не увидится.

Лукас закрыл свое сердце для любви, а разум для эмоций, потому что не хотел жить так, как жили его родители. И все же он не мог двигаться вперед, потому что очень скучал по Руби. Он хотел ее каждой клеточкой своего тела. Он искал ее во сне, потом просыпался в одиночестве и тосковал. Он принял свои чувства к ней за обыкновенную страсть, но лгал самому себе. Он просто не хотел быть уязвимым.

Физическая близость, которую он разделил с Руби, была прекрасной, но эмоциональная связь с ней сделала его другим человеком. Вот почему он не хотел расставаться с ней. Он любил ее телом, разумом и душой.

Но любит ли она его? Она этого не говорила.

Лукас пригладил рукой волосы и вздохнул. У него осталось полчаса до встречи с отцом за чашечкой кофе. Лайонел – Лукас не помнил, когда называл его папой, – вылетел на деловую встречу с ним. Лукас мог придумать дюжину отговорок, чтобы не видеться с отцом, но он не общался с ним больше года.

Подходя к кофейне в Мейфэре, Лукас увидел своего отца за столиком у окна. Тот смотрел в телефон, без сомнения просматривая бесконечные электронные письма и сообщения. Его жизнь была такой насыщенной, что он выделил для сына только десять минут.

Лукас ужаснулся, поняв, что похож на своего отца больше чем хочет признать. Отец оторвался от телефона, когда Лукас подошел к столу.

– Лукас, рад видеть тебя. Садись. Я должен отправить письмо своему адвокату в Бразилию.

Лукас сел напротив отца. Подошла официантка и приняла заказ. Отец Лукаса продолжал стучать пальцами по телефону, нахмурив лоб.