Текст книги "Официантка"

8

До Рождества оставалось восемь дней. Для Мэтта, который хотел приобрести рождественский подарок только для своей матери, – прорва времени. Больше недели, чтобы что-то купить.

Единственное, что нравилось Мэтту в рождественских праздниках, это то, что жизнь замедляла бег до самого Нового года. И это было раем. В колледже по случаю последнего дня семестра царило сумасшествие, и он был рад, что все подходит к концу. Двое его друзей – Даз и Си – шли на свидание с двумя самыми классными девчонками в колледже. Это должно было укрепить статус самого Мэтта, поскольку, будучи другом этих ребят, он должен был возвыситься над остальными, но ничего подобного не происходило. Это только стесняло его. Девушки, проходящие мимо, казались намного опытнее его самого, он терзался, когда рядом с ними появлялись мальчики, и злился, когда какая-нибудь девушка снова останавливала свой выбор не на нем. Это добавляло пикантности в его однообразную жизнь.

Он не понимал, что находят девушки в таких, как Даз и Си. Они были идиотами даже в лучшие свои времена. Он терпел их только потому, что у него не было выбора. Но девушки! Они-то могли выбирать. В общем, он ничего не понимал.

Он жаловался на это матери холодными зимними вечерами, а она любезно его слушала. Однако как-то раз она оборвала его на полуслове и сказала в своей самой раздражающей манере:

– Знаешь, в чем твоя проблема?

– В чем? – спросил Мэтт, тщетно пытаясь найти ответ на вопрос.

– Ты, – глядя на сына, твердо произнесла Сандра тоном, не оставляющим сомнений насчет того, что она имеет в виду, – мизантроп.

– Я не мизантроп, – побледнев, ответил Мэтт. – Отмени диагноз, – потребовал он, поднимаясь на ноги.

– Нет. – Она вернулась к шитью.

– Но я не мизантроп, – настаивал он, – я ненавижу мизантропов.

Он не понимал, почему мать забавляется ситуацией.

– Хорошо, допустим, – сказала она наконец, – тогда докажи это.

– Как?

– Сделай что-нибудь хорошее на Рождество, – глядя на сына, сказала она.

Мэтт собрался было пуститься в рассуждения о том, что Рождество – это варварство, специально выдуманное, чтобы обогатить сначала церкви, а потом – казну, когда вдруг осознал, что это только подтвердит точку зрения матери.

– Например? – спросил он.

– После колледжа пригласи своих безнадежных друзей сюда, и помогите мне установить рождественскую елку: одна я не справлюсь. И, – она подняла палец, – постарайся улыбаться, пока вы будете это делать.

Мэтт посмотрел на нее. Что это с ней случилось? Она что, читает по ночам книгу «Десять легких путей уничтожить своего сына-подростка»?

– Я приготовлю для вас вино и пирожки с мясом, – пообещала она, снова возвращаясь к шитью, – а там поглядим.

Он продолжал смотреть на нее.

– И возможно, ты даже найдешь под елкой то, что хочешь, – добавила Сандра.

Мэтт что-то пробормотал. Мать прекрасно понимала его бормотания и ворчания. Точно так же, как понимала его детские воркования, и это доказывало тот факт, что у них было взаимопонимание. Это значило, что она прекрасно понимала его подростковые метания, однако не оставила ему другого выбора, кроме как разговаривать с ней на ее языке.

– Пардон? – переспросила она.

– Бубубу.

– Что?

– Договорились, – четко сказал Мэтт.

Так что в последний день семестра он ехал на автобусе в окружении своих идиотских одноклассников, которые, по-видимому, ничего не имели против того, что едут к нему домой. Он был единственным, кто, казалось, совершал путешествие в ад. Тем более что потом над ним наверняка будут издеваться из-за его матери всю его оставшуюся жизнь. Мэтт надеялся, что мать могли задержать на работе и она забыла о своей части сделки, а именно – вине и пирожках с мясом. Он не рассказал об угощении друзьям, зная, что это только прибавит им поводов для издевок. Его поразило, что они согласились поехать с ним, вместо того чтобы пошляться где-нибудь со своими подругами. Однако, похоже, они с удовольствием согласились поехать и посмотреть его дом. Он боялся даже думать, какие последствия может иметь эта поездка.

Его сердце забилось сильнее, когда он увидел мерцающий свет в гостиной своего маленького дома. Его мать не задержалась на работе. Он вставил ключ в замок и, открыв дверь, посторонился, пропуская одноклассников.

– Привет, мальчики! – раздался голос матери.

– Здравствуйте, миссис Дэвис, – вежливым хором ответили ребята.

– Вы, наверное, замерзли. Снимайте ботинки и пальто, вас ждут горячие пирожки с мясом, – живо сказала Сандра.

Пальто и ботинки были оставлены рядом с Мэттом, и его одноклассники рванулись по коридору.

– АККУРАТНО! – потребовал из кухни голос Сандры. Ребята вернулись, аккуратно сложили свои вещи и пошли обратно на кухню.

Ощущая себя кастрированным, Мэтт стоял рядом с Дазом, Си и Тони на маленькой кухне, глядя на свою крошечную мать, вытаскивающую из духовки пирожки и выкладывающую их на тарелку. Он не знал куда смотреть. Он смотрел на кухню глазами своих одноклассников и чувствовал стыд за ее величину и запущенность. А потом он посмотрел их глазами на свою мать и почувствовал себя униженным ее девичьим хвостом, в который были убраны волосы, и ее новыми джинсами с заниженной талией. Как может так одеваться нормальная мать? Мать Тони всегда надевает вельветовые костюмы, и мать Си тоже всегда выглядит солидно. Мэтт видел, как мелькает голое тело его матери между джинсами и короткой кофточкой, и ему хотелось умереть.

А потом ему стало стыдно за то, что ему было стыдно. Он попытался избавиться от двойного чувства вины, стать безразличным или загордиться, но застрял где-то посреди этих двух состояний.

– Скоро приготовятся еще пирожки, – сказала Сандра, протягивая ребятам тарелку.

Поблагодарив, все по очереди взяли по пирожку и салфетке. Некоторые даже правильно выговаривали слова, отказавшись от сленга. Мэтт такого еще никогда не слышал.

– Итак, сейчас я покажу вам елку, – сказала его мать, идя в гостиную, – только не крошите там.

И ребята покорно пошли за ней. До Мэтта донесся смех.

Маленькая комната показалась ему еще меньше чем обычно. Напротив дальней стены, между креслом и окном, стояла самая большая елка из всех, что Мэтт видел раньше. На полу стояли знакомые коробки с гирляндами и игрушками, мгновенно навеявшими ему воспоминания о детстве. Борясь с нахлынувшими воспоминаниями, Мэтт понял, что его мать – гениальна. Обычно эта работа занимала у них двоих большую часть дня и была ужасно утомительной. По крайней мере, сейчас все будет сделано быстро и, возможно, компенсирует его стыд.

– Итак, – сказала Сандра, – нам нужно отодвинуть кресло, чтобы освободить для елки место, потом поставить ее в ведро и повесить на нее все это дерьмо.

«Господи, – подумал Мэтт, – а сейчас она пытается быть крутой».

– Мэтт, а ты почему не присоединяешься? – спросила она.

Интересно, она его ненавидит? Такая мысль еще ни разу не мелькала у него в мозгу, но теперь это казалось вполне возможным.

– Скажите, вы все собираетесь в Гластонбери после колледжа?

Они закивали, а Мэтт вздохнул с облегчением. Покачав головой, его мать присела на ручку дивана.

– У вас хорошие оценки в этом семестре?

Мэтт перестал дышать. Опустив голову, Даз пробормотал:

– Я так не думаю. Знаете, мы были немного заняты…

– Заняты?

– Угу.

– Слишком много секса, не так ли?

Ребята неловко рассмеялись. «Я просто покончу жизнь самоубийством, – подумал Мэтт, – никто не заметит».

– Ну, так… а эти девочки, – спросила его мать, – у них тоже плохие оценки?

– О нет, – подал голос Си, – они хорошо учатся.

– Это нормально, – вмешался Даз, – никто не ждет от нас таких же хороших оценок, как у девчонок.

– А вы сами? – спросила Сандра. – Вы хотите, чтобы девчонки учились лучше вас? Хотите боссов-женщин?

– Ну, этого не случится, – резко возразил Си.

– Нет, у нас все будет нормально, – сказал Даз.

– А почему вы так считаете? – спросила Сандра.

– Ну, так все закончится тем, что они понарожают детей, разве нет? – улыбнулся Даз.

Они все гордо посмотрели на нее. А она смотрела на них.

– Ну, хватит! – почти выкрикнул решивший вмешаться Мэтт. – Давай мы просто сделаем то, что нужно. И все.

– Да, конечно, – сказала мать изменившимся тоном, что могли заметить только Мэтт и собака.

Ребята принялись всячески заверять ее в том, что с ними елке ничего не грозит, а Мэтт, закрыв за матерью дверь, повернулся к ним.

Он ожидал смеха, оскорблений и тычков.

– Ты зачем это сделал? – спросил Даз. – Мы же разговаривали.

– Вот именно, – добавил Си. – Дурак какой-то.

– Ну, – начал было Мэтт, – я…

– Ладно, – перебил его Даз, – я включу музыку. Си, ты и Тони поставите елку в ведро. Мэтт, ты готовь гирлянду.

– Но… – снова начал Мэтт.

– Давайте сверим часы, – сказал Даз, – сейчас пять минут восьмого.

Они сверились.

– Начали! – скомандовал Даз. И так они и сделали.

Скрестив ноги, Джон сидел на коврике в гостиной и неверяще смотрел на Сьюки, сидящую напротив него. За такое поведение он не собирался помогать ей переписывать ее резюме.

– Пардон? – переспросил он.

– Я, – медленно и четко повторила Сьюки, – собираюсь проникнуть внутрь тебя.

– Нет, черт возьми, ни фига.

– Да не буквально, Джон. Я же не ведьма.

– Тогда ладно.

– Это метафора.

– Слава богу.

– Мы поработали над твоим дыханием. Это заняло всего четыре недели, и это весьма неплохое начало. А теперь нам надо потрудиться над твоим голосом, тем, как ты сидишь, как ходишь, двигаешь головой, как говоришь и так далее. В общем, над всем.

– Ты будешь смотреть, как я хожу в туалет?

Проигнорировав его вопрос, Сьюки сделала странную вещь. Она обхватила живот руками, опустила плечи, сгорбила спину и втянула шею. А потом спросила:

– Как я выгляжу?

– Как моя мать, – моргнул Джон.

– Интересно.

– Странно, – согласился он.

– Ты можешь что-нибудь сказать обо мне, глядя на то, как я сижу? – спросила Сьюки.

– Ты выглядишь так, будто страдаешь запором.

– И?

– Чувствуешь себя неуютно.

– И?

– Молодой.

– И?

– Стеснительной.

– И?

– Несчастной.

Она кивнула.

– Я должна кое-что тебе открыть, – сказала Сьюки.

– Давай, – вздохнул он.

– Я сижу в точности так, как ты.

– Увянь, – отмахнулся Джон, – я так не выгляжу.

– Именно так. Только ты не блондин и не такой худой. Джон потерял дар речи. Он медленно осмотрел себя и понял, что она права. Он действительно сидел так, как она показывала. Абсолютно все было одинаковым – от того, как она сложила пальцы, до выражения лица.

– Ну, – сказала Сьюки, – какие шаги будем предпринимать?

– Покупать пистолет, – прошептал Джон.

– Ни в коем случае, – заявила Сьюки. – Это даже хорошо, что у нас есть над чем работать.

Джон с трудом кивнул головой.

– Это легко, – продолжала Сьюки, – тебе просто нужно подсказать, как измениться, и ты станешь похожим на Джеймса Дина.

– До или после аварии? – еще ниже опуская голову, спросил Джон.

«О господи», – подумала Сьюки. Когда у нее были такие уроки в школе актерского мастерства, они нравились всем. С другой стороны, никто из них не двигался и не сидел, как какой-то суицидальный тип.

Сьюки напомнила Джону, что дышать нужно, используя диафрагму, а потом попыталась сосредоточить его внимание на том, что его голос должен исходить из того же места, откуда и дыхание.

– Я не смогу, – сразу же заявил он.

– Сможешь, – пыталась уговорить его Сьюки.

– Я не знал, что надо будет учиться дышать и говорить, – простонал Джон. – А что, если мне нужно будет идти в это же время? Я же сразу все провалю.

– Джон, не будь идиотом, просто сконцентрируйся.

Он так и сделал. И, сначала медленно, он вдруг заговорил, используя диафрагму, а не голосовые связки. К его удивлению, голос его стал более низким, более глубоким и более выразительным. Он даже звучал более мужественно.

– О господи! – воскликнул он глубоким голосом. – Ты великолепна!

Сьюки улыбнулась. Джон просиял.

– А теперь, – сказала она, – посмотрим, сможем ли мы до Рождества научить тебя ходить, как Клинт Иствуд.

– Но осталась всего неделя.

– Ладно, – согласилась она, – тогда, как Барт Рейнольдс.

– Отлично! – подпрыгнул Джон. Сьюки предостерегающе подняла палец:

– Диафрагма!

Джон глубоко вздохнул и заговорил басом, заставившим его снова просиять.

– Отлично, – сказал он, и оба они рассмеялись.

Научив Джона звучать так сексуально, как она и надеялась, Сьюки ощущала эмоциональный подъем. И это, конечно же, должно было помочь ей на сегодняшних пробах, думала она, идя от автобусной остановки к студии кастинга.

Ей ничего подробно не рассказали о предстоящих пробах, она знала только, что это роль среднего плана в костюмированной драме. Сьюки убрала волосы, оставив только несколько локонов, надела лиловый маленький топ, короткую юбку и одолжила у Кэти высокие ботинки.

Войдя в здание, она прошла в небольшой офис, выполняющий функцию зала ожидания. Он был абсолютно пуст. Сьюки надеялась увидеть там дрожащих девиц с одинаковым безошибочно определяемым выражением страха на лице, но никого не было. И тут внезапно появилась директор по кастингу.

– Здравствуйте, – улыбнулась Сьюки, – я Сьюки Вудроу.

Женщина посмотрела в свой список, вычеркнула ее имя, а потом протянула сценарий.

– Вы проститутка из Ланкашира, попавшая в шестнадцатый век.

– Ладно.

Сьюки не знала, по поводу чего огорчаться в первую очередь. Она пыталась вспомнить всех виденных ею ранее ланкаширцев – она представления не имела, какой там акцент. Если бы ее предупредили, она бы потренировалась. Позвонила бы кому-нибудь и попросила помочь. А теперь придется идти так.

Она присела и пробежала глазами сценарий. С ее фотографической памятью нетрудно было запомнить несколько своих фраз.

– Готова? – спросила женщина.

– Я думала, мне надо подождать, – подняла на нее глаза Сьюки.

– Нет, мы опережаем график. Все уже на местах и ждут тебя десять минут.

– Но ведь я же не опоздала, да? – внезапно впадая в панику, спросила Сьюки.

– Нет, – терпеливо пояснила женщина, – это они опережают график.

– Ладно, тогда я готова. Женщина показала на закрытую дверь.

– Проходите, – сказала она.

Сьюки подошла к двери. Она сможет. Она их всех очарует. Она войдет, и они охнут от удивления, что все по-настоящему – перед ними предстанет настоящая проститутка из Ланкашира.

Она открыла дверь так, как открыла бы ее проститутка из Ланкашира. Она посмотрела на сидевших за столом пятерых человек так, как посмотрела бы на них проститутка из Ланкашира. Они посмотрели на нее. А потом, прежде чем что-то сказать, она услышала громкое и четкое «нет».

Будучи еще наполовину в дверях, она остановилась.

Пять человек явно скучали и нисколько не интересовались ею. Кто-то тряс рукой, кто-то болтал, остальные казались слишком усталыми даже для этого. Она тихонько шагнула назад и закрыла дверь. Какое-то время она смотрела на дверь, а потом развернулась на 180 градусов. Она улыбнулась ассистентке директора по кастингу и вернула ей сценарий.

– Спасибо, – снова улыбнулась Сьюки. Ассистентка директора по кастингу разочарованно вздохнула, а Сьюки вышла из студии на улицу, в холодный зимний вечер.

Два молодых человека сидели в ресторане, который стал их офисом. Оба были в приподнятом настроении, и им не терпелось поговорить.

– О'кей, – сказал похожий на мула парень, – как дела в банке?

– Прекрасно, – ответил его красивый друг, – они согласились увеличить ссуду. Они удивились, когда я сказал, что у нас есть шанс, но потом позвонил ты с новостями – и это подтолкнуло их.

Оба рассмеялись.

– Ну, в общем, он просто объявил «оно ваше» – и все, – засмеялся мул. – Правда, я чуть не застрелился, когда увидел его работников.

Они заговорили о том, что делать с исключительно дерзким персоналом, пришли к соглашению и приступили к следующему вопросу.

– Я знаю этого прекрасного повара. Он фантастический. Он работает в пабе в Хемпстеде, помнишь? – спросил похожий на мула парень.

– О да, это незабываемо, – согласился его красивый друг.

– Ну, вот. Он молодой, приятный, очень ответственный и полон энергии.

– Давай сходим туда пообедать, заодно и поговорим с ним.

– Договорились. Так что надо только уговорить его и найти новую официантку.

– Новую официантку?

– Думаю, да, только одну.

– Хм.

– Помнишь мою племянницу? Я тебе о ней уже как-то говорил. Она дочь моего старшего брата. Она ненамного младше меня.

– А, помню, – кивнул друг, – большие сиськи и ноль мозгов.

– Правильно помнишь!

– Такое не забывается!

– Вот это точно. Ты только представь, сколько клиентов она может привлечь.

– А ей нужна работа?

– Угу. И думаю, она прекрасно впишется в обстановку.

Его партнер медленно кивнул. Он был крайне благодарен другу за то, что он сделал вложение в кафе, но не знал, согласится ли Пэтси стать официанткой.

– Если это не сработает, – сказал его друг, – ее всегда можно будет уволить.

Он улыбнулся. Хорошо работать с тем, кто буквально читает твои мысли.

Они обменялись рукопожатиями.

– Поздравляю, мистер Кричтон.

– И вас тоже, мистер Браун.

А потом они обсудили свои намерения относительно самого кафе. Его нужно по-другому оформить. Им хотелось, чтобы оно выглядело совершенно по-новому.

– Слава богу, банк согласился дать две недели на ремонт, – сказал мистер Кричтон, глядя на разложенные на столе планы, – мы не смогли бы все устроить, перестроить и отремонтировать всего за одну неделю.

Они углубились в изучение планов.

– Но мы не сможем выкрутиться, если дело займет больше двух недель, – продолжал он. – Особенно если выплатим персоналу праздничные.

– Значит, две недели.

– Мы сможем открыться, как только закончим.

– И откроемся как ресторан или кафе Кричтона – Брауна.

Они подняли стаканы с пивом и чокнулись.

– За Кричтона – Брауна.

– За Кричтона – Брауна.

Они выпили пива и улыбнулись друг другу.

– Счастливого Рождества, – сказал мистер Кричтон.

– И с Новым годом, – сказал мистер Браун.

9

Въехав в деревню, где жили ее родители, Кэти обнаружила, что попала в туман. Он был настолько густым, что даже включив противотуманные фары, она почти ничего не видела перед собой. Кэти, пристально вглядываясь вперед, сильнее схватилась за руль и снизила скорость до двух миль в час. Когда туман рассеялся, она поняла, что ей понравилось приключение – наконец-то она была не единственная на дороге, кто не знал, где, черт побери, находится. И впервые она не думала о том, что с того времени, как в последний раз навещала родителей, она потеряла работу и испортила свидание с Дэном.

Под аккомпанемент особенно истеричных в преддверии Рождества диджеев она на протяжении всего пути изобретала различные истории, которые оправдали бы Катастрофическое Свидание. По телефону она могла уклониться от этих разговоров, но она знала, что как только окажется с матерью лицом к лицу, ей придется что-нибудь рассказать. Последние два часа она обдумывала самую хорошую версию. Это было легко и ясно: она скажет, что Дэн оказался социалистом. Замечательно. Больше никаких деталей ее семья не потребует.

До Рождества оставалось два дня. Обычно волшебное рождественское настроение приходило к Кэти еще по дороге в семейное гнездо. Но не в этот раз. Она знала, что обычного дружелюбия, свойственного ее семейству, сейчас у нее не было, и уже не надеялась, что поймает настроение в последние оставшиеся десять минут пути.

По всем остальным параметрам она была готова к Рождеству. Она накупила всем подарки, завернула их и даже завязала бантики.

Три года подряд она проводила Рождество в кафе и не хотела повторять это снова. Она знала, что Алек украсит помещение своими обычными украшениями – какой-то кучей спутанной бумаги, которая придаст кафе еще более ужасающий вид, чем в будничные дни. Знала, что он принесет старые записи с рождественскими гимнами. Знала, что она, в конце концов, расстроится и впадет в очередную депрессию. В общем, каждый раз все повторялось по старому сценарию.

Но в этом году, помимо всего прочего, Алек пребывал в отвратительном расположении духа весь декабрь, из-за того, что приходится продать кафе двум мужикам «с деньгами, но без души», один из которых, как продолжал Алек напоминать Кэти, считал ее неприятной. В плохие дни она проигрывала в уме свой разговор с новым боссом до тех пор, пока совсем не утрачивала желания разговаривать. К сожалению, она знала, что не покончит жизнь самоубийством, а на следующий год у нее будет три месяца, чтобы найти себе новую работу.

В конце декабря в кафе стали плохо топить. Они потеряли большинство своих дневных клиентов из-за предпраздничной суматохи и остались с несколькими посетителями, забегающими выпить кофе и поговорить. Многие не хотели больше приходить в кафе, от которого разило неудачами. Таких ощущений им вполне хватало на работе.

Ненамного лучше обстояли дела и на кухне.

В этом году Мэтт провел в кафе все рождественские каникулы. Даже не пытаясь поддержать праздничной атмосферы, он постоянно напоминал всем о лицемерности этого праздника. Сьюки тоже была не в лучшей форме. В это время в прошлом году она принимала участие в рождественских постановках, а в позапрошлом – в постановке в Старом театре Виктории. В этом же году она продолжала проваливаться на телевизионных пробах. Ну а повар находился в своем обычном настроении.

Так что Кэти с трудом поверила в свою удачу, когда за день до Рождества в ее душе мелькнуло рождественское настроение. Какая-то расстроенная посетительница только что закончила выбирать подарки к Рождеству и нуждалась в быстром обслуживании, а заодно и в собеседнике, которому можно было бы пожаловаться на жизнь. Она сказала Кэти, что в округе не нашла ни одного флориста. Ей нужны были красивые цветы для званого вечера у одной женщины, которая предупредила заранее, чтобы никто не приносил шоколад.

– И представляете, в округе нет ни одного флориста! – возмущалась клиентка. – Я обошла весь район вдоль и поперек. Верите? Я же не могу купить цветы в супермаркете, я хочу что-нибудь особенное.

Кэти сочувственно кивала головой.

– И ни одного флориста! – продолжала сердиться клиентка.

Кэти перестала кивать головой.

Пока она ходила к кофеварке, готовила женщине кофе и относила его к столику, она твердо решила. Она, Кэти Симмондс, откроет первый цветочный магазин в районе. Это не бог знает что, но определенно эта карьера для нее. Она ждала появления знакомых приливов оптимизма и, когда они не появились, объяснила это себе тем, что наконец-то полностью созрела.

И холодной декабрьской ночью последняя в этом году смена Кэти подошла к концу. Она наслаждалась недельным отпуском, когда кафе закрывалось на период праздников, а Алек отправлялся в Сток к своей матери. Никакого кофе для сердитых пригородников целую неделю. Никакого мытья посуды целых семь дней и ночей. Никакой скуки, никаких болей в спине, никаких усталых ног. Только семь дней переедания, общения с семьей и телепередач. Ур-ра! Она попыталась представить, как все изменилось бы, если бы встреча с Дэном прошла нормально.

– Итак, – слишком бодро сказала она, когда они закончили последнюю уборку, – осталось только хорошенько отпраздновать день рождения Господа нашего.

– Который родился в феврале, – добавил Мэтт.

– Мы знаем, – сказала Сьюки, – а Санта-Клаус одет в бело-красное, потому что рекламирует кока-колу.

– А рождественская елка использовалась в варварских ритуалах, – присовокупила Кэти.

– Мы все это знаем, – закончила Сьюки.

– А ты не будь таким занудой, – заключила Кэти.

– А вас это не раздражает? – настаивал Мэтт.

– Не так, как то, что ты напоминаешь нам об этом каждые десять минут, – укорила Кэти.

– Фашисты, – пробормотал Мэтт.

– Эх, тяжело мне с вами расставаться, – вздохнула Кэти.

И тут на кухне неожиданно появился Алек, держа в руках сумку.

– Подарки, – сказал он, – моим работникам. Воцарилась тишина.

– Шоколад для всех, – провозгласил Алек, открывая сумку.

Какое-то время они смотрели на него с недоверием. Сначала они удивились, что Алек вообще об этом позаботился, потом удивились, что он купил им только шоколад на это последнее Рождество, которое они работали вместе. А потом поняли, что шоколад – это все-таки шоколад.

И вот теперь она ехала сквозь туман домой в машине, заваленной подарками и вещами, и пыталась не думать о том, каким дерьмом была ее жизнь. Когда она повернула во двор родительского дома, всего через четыре часа после выезда из Лондона и только одного обеспокоенного звонка родителям с кольцевой, мать в окружении верных ретриверов вышла ей навстречу. Кэти потренировалась улыбаться. Ее отец и братья вышли помочь ей разгрузить машину, пока Беа и Морис заканчивали мыть посуду после ужина.

Несмотря на то, что Беа была на восьмом месяце беременности, Кэти все еще не могла привыкнуть к размеру ее живота и очень опасалась, что большую часть этого живота занимал подбородок ребенка, унаследованный от Мориса. Кэти отогнала эти мысли и окунулась в тепло своего семейства. Она улыбалась. Это было место, где ей не нужно ничего объяснять, место, где она могла быть самой собой. Возможно, все уладится.

– А теперь, – сказала ее мать, – пойди поешь. Ты же, скорей всего, голодная.

– О да, – нетерпеливо вставила Беа, – ужин был отличным.

Они болтали обо всем, сообщая Кэти деревенские сплетни и подробности протекания беременности Беа. Никто не упоминал о ее свидании с Дэном. Но Кэти знала, что они все равно об этом заговорят. Если же нет, значит, Беа вечером спросит. Кэти съела еще один пирожок с мясом.

Хотя еще недавно она не ощущала никакого праздничного настроения, елка в гостиной все-таки сделала свое дело. Она выглядела так красиво, что сама королева Виктория гордилась бы ею. Положив под елку подарки, Кэти отступила назад и посмотрела на дерево, вспоминая все предыдущие праздники и понимая, что это единственное место, где она сейчас хотела бы находиться. А потом принялась раздумывать над тем, было ли в ее жизни что-нибудь еще, что давало ей такое же ощущение. Не слишком хороший признак, если в двадцать с лишним лет все счастливые воспоминания приходится искать в далеком прошлом.

К счастью, в этот момент Диана позвала ее на помощь. Целый час женщины обсуждали расписание дежурств на кухне, мужчины – какие-то свои дежурства, а Кэти принимала горячую ванну. Рождественский вечер неумолимо приближался, а на ланч должны были приехать родители Дианы и мать Сидни и остаться в доме до следующего утра.

– Итак, – начала Кэти, не желая больше откладывать разговор, – вы не хотите спросить о катастрофе, которая произошла на свидании?

Повисла пауза.

– Только если ты хочешь об этом рассказать, дорогая, – сказала Диана.

Кэти пожала плечами.

– Что случилось? – мягко спросила Диана. – Ты все испортила?

– Мне нравится, что ты заранее считаешь меня виноватой, – широко распахнула глаза Кэти.

– Ну, я просто подумала…

– Откуда ты знаешь, что он не был убийцей? – заявила Кэти. – Или серийным насильником? Или педофилом? В Лондоне таких полно.

– О господи, – пробормотала Диана, опускаясь на стул.

– И он был? – спросила Беа.

– Нет, – сказала Кэти, – я все испортила.

– Слава богу, – прошептала Диана.

– А потом я видела его на следующий вечер с другой, – пробурчала Кэти.

– Уф-ф, – вздохнула Беа.

– Я не хочу обсуждать это.

– И я тоже, – сказала Диана, – съешь лучше что-нибудь.

И разговор о Дэне был исчерпан.

Чуть позже Кэти решила сообщить о своем решении по поводу карьеры – сезонный подарок для ее семьи. Если бы у нее был выбор, она бы подождала другого момента, но скоро должны были съехаться гости, и тогда началась бы полная неразбериха. Кэти надеялась, что семейство обрадует ее новость.

Как оказалось, она ошибалась.

– Флорист? – взорвалась Диана, чуть не расплескав вино. – Ты окончательно сошла со своего жалкого ума? Ты хочешь быть флористом, девочка? – орала Диана.

– Хм, – задумчиво пробормотала Кэти, – а что, не стоит?

Наверное, нужно было сменить тему разговора на более веселую. Например, поговорить о свидании с Дэном. Она посмотрела на огонь.

– Ты что, хочешь быть следующей Элизой Дулитл[3]3
  Элиза Дулитл – цветочница, героиня известного мюзикла «Моя прекрасная леди» по пьесе Б. Шоу «Пигмалион».


[Закрыть]?

– Дорогая, – попытался вмешаться Сидни.

– Не лезь ко мне, – отрезала Диана, – ты стирал себе пальцы до кости, чтобы платить за ее обучение, и вот как она тебя благодарит за это. Хочет стать дерьмовой Элизой Дулитл!

Кэти умудрилась рассердить мать. Перед рождественским вечером.

– Мама, но ведь это… – начала было Кэти.

– Да что с тобой? – Диана снова смотрела на младшую дочь. – Ты думаешь, у меня мало в жизни дерьма? Первое – мать твоего отца, которая заявится завтра утром…

– Дорогая, это нечестно, – снова вмешался Сидни.

– Твоя мать, – кипятилась Диана, – та еще штучка, и ты прекрасно об этом знаешь.

Сидни виновато взглянул на Кэти, а потом уселся рядом с остальными, надеясь на лучшее.

Диана одним глотком допила свое вино и каким-то лихорадочным взглядом оглядела присутствующих. Расстроить Диану перед Рождеством было не слишком хорошим делом. Это было одним из семейных табу. Это было все равно что издеваться над Сидни из-за его клюшки для гольфа. Этого просто нельзя было делать.

– Я уверена, что Кэти не имела это в виду, – попыталась вступиться Беа.

– Да? – серьезно спросила Диана.

По комнате замелькали предупредительные взгляды.

– Не обращай внимания, мама, извини, – сказала Кэти. – Пожалуйста, не расстраивайся.

Лицо Дианы сморщилось, и с него исчезла напряженность. Это было бы нормально, если бы произошло после Рождества, но не сейчас. Когда она опустилась в кресло, все поняли, что непоправимое и ужасное случилось. Диана была расстроена, а еще даже не наступило Рождество. Ей нужно было срочно приходить в себя.

– Ладно, – сказал Сидни, разводя огонь в камине. – Хватит разговоров, ваша мать устала.

Огонь потрескивал в полной тишине, и семья все больше и больше пугалась. Они надеялись, что Диана нарушит тишину и возразит, что не устала, но она молчала. Вместо этого она глубоко вздохнула, повернулась к Кэти и принялась грустно ее рассматривать.

– Помнишь, – заговорила она, – когда тебе было одиннадцать, ты должна была выступать на школьном концерте?

«Господи, – подумала Кэти, – только не это. Я не выдержу».

– Ты играла на треугольнике.

Кэти кивнула.

– Мы проехали пятьдесят миль сквозь стену дождя со снегом, чтобы увидеть, как наш ребенок играет на треугольнике в школьном оркестре.

Кэти опустила голову.

– А потом, – почти прошипела Диана, – ты стояла там, позади всего оркестра. С треугольником. А мы сидели, затаив дыхание, и ждали, когда ты превратишь это кошачье мяуканье в то, чего стоило ждать.

Кэти пригнулась.

– И мы ждали.

Кэти тяжело вздохнула.

– И ждали. Тишина.

– А потом, – прошипела Диана, – мы услышали аплодисменты.

Кэти фыркнула.

– Все закончилось. А ты не сыграла ни единой ноты.

– Я потеряла ритм, – прокаркала Кэти, – это сложнее, чем кажется.