Текст книги "Ангелы страшатся"

Однако, в конечном счете, ни Альбатроса, ни Старого Моряка никогда не было. Это только история, поэма, произведение искусства, притча.

Многим известна история про человека, который влез в автобус с большой клеткой, обернутой бумагой. Он сильно пьян, всем мешает и требует, чтобы клетка стояла рядом с ним. Его спрашивают: «Что в клетке?» «Мангуста», – отвечает он. Его спрашивают, зачем ему мангуста, и он объясняет, что у пьяницы должна быть мангуста против змей, появляющихся в белой горячке. Ему говорят: «Но ведь эти змеи не реальны».

Он, торжествуя, показывает пустую клетку и говорит: «Верно, но и эта мангуста тоже нереальна!»

Не служит ли эта история парадигмой любой религии и психотерапии? Не чушь ли все это? И что мы имеем в виду, когда говорим: «Санта-Клауса нет!»?

Если это все чушь, то здравомыслящий человек просто пойдет домой и про все это забудет. Он проведет вечер за починкой водопровода или заполнением налоговой декларации. Однако такие здравомыслящие люди никогда не были достаточно многочисленны, чтобы вычистить цивилизацию и избавиться от всего мифологического «хлама». И действительно, почти все мировые культуры имеют своих вымышленных персонажей, мало того – заставляют детей пристально смотреть на них, дабы дети научились, что эти персонажи не обладают той же реальностью, как кастрюли, сковородки или даже люди.

Во всех инициатических культурах новички должны сперва пережить устрашающую мистерию с участием фигур в масках, а затем должны сами надеть эти маски и танцевать. Каждый должен сам покрутить «ревуна»[49]49
  Ревун – деревянная дощечка, привязанная к бечевке, которая при раскручивании над головой издает ревущий звук; используется в ритуальных целях шаманами. – Примеч. пер.


[Закрыть], что он делает с ликованием с оттенком злорадства. (Но откуда столько злорадства?)

А что насчет Хлеба и Вина? Прихожанин «причащается» к ним, то есть ест и пьет их. Вряд ли можно продемонстрировать яснее, что Хлеб – это просто хлеб, а Вино – это просто вино, отнюдь не марочное. И тем не менее…

Когда-то у меня был пациент, сочетавший алкоголизм и психоз. Он происходил из религиозной семьи христианских фундаменталистов. В этой семье не разрешалось упоминать Санта-Клауса, поскольку, сперва поверив в него, а затем разочаровавшись, дети могли бы стать атеистами. Из того, что «Санта-Клауса нет», они могли бы заключить, что «Иеговы нет».

В рамках нынешнего обсуждения позвольте мне предположить, что утверждение «Иеговы нет» может значить «у разума нет матрицы; у вещества, из которого мы сделаны, нет ни связности, ни паттерна».

Почему важно, чтобы, благословляя морских змей, Старый Моряк сделал это «неосознанно»?

Сходный вопрос ставится в сказке, известной каждому балийцу. Аджи Дарма, старый фольклорный герой, знает язык животных, но не должен никому этого говорить под угрозой потери этого дара. Почему такое условие справедливо?

Это сложная история и каждая ее часть согласуется с другими частями таким образом, чтобы послужить иллюстрацией к поднимаемым мной вопросам. Вот эта история.

Аджи Дарма (буквально «отец снисходительный» или «отец долготерпеливый») однажды гулял в лесу и натолкнулся на двух совокупляющихся змей. Самец был обычной гадюкой, но самка была принцессой-коброй, и они нарушали кастовые правила. Поэтому Аджи Дарма взял палку и побил их. Они уползли в кусты. Девушка-кобра пошла прямо к своему отцу, царю всех кобр, и сказала: «Этот скверный старик пытался изнасиловать меня в лесу».

Царь змей сказал «Неужели?» и послал за Аджи Дармой. Когда старик явился, царь спросил: «Что на самом деле произошло в лесу?» – и Аджи рассказал ему.

Царь сказал: «Да. Именно так я и думал. Ты правильно побил их и будешь награжден. Отныне ты будешь понимать язык животных. Но есть одно условие. Если ты кому-нибудь скажешь, что знаешь язык животных, ты этого дара лишишься».

И Аджи пошел домой. Лежа ночью в постели рядом с женой он услышал разговор двух гекконов на соломенной крыше. Гекконы издавали звук «хе-хе-хе» как люди, смеющиеся над скабрезными историями. Они и смеялись над скабрезными историями, и Аджи Дарма благодаря своему новому знанию смог понять их. И он тоже засмеялся.

«Аджи, над чем ты смеешься?» – спросила его жена.

«Ха… ха… ни над чем, дорогая».

«Но ты смеялся. Ты над чем-то смеялся».

«Нет. Просто что-то пришло в голову, дорогая. Это неважно».

«Аджи, ты смеялся надо мной. Ты больше меня не любишь». Ну и так далее.

Но он так и не сказал ей, над чем смеялся, потому что не хотел потерять язык животных.

Его жена переживала из-за этого все больше, заболела и умерла.

Старик мучился от вины и угрызений совести. Он убил свою жену просто потому, что эгоистично желал сохранить знание языка животных.

Поэтому он решил совершить ритуальное самосожжение, противоположное обычному. При обычном самосожжении вдова прыгает в погребальный костер своего мужа. А в этот раз он прыгнет в костер жены.

Была сложена большая поленница, согласно обычаю украшенная цветами и листьями. Рядом он велел построить платформу с лесенкой, чтобы он мог броситься оттуда в огонь.

Перед началом кремации он забрался на платформу, посмотреть, все ли в порядке, и примериться к прыжку в огонь. Пока он там стоял, внизу подошли две козы – козлик и беременная козочка – и заговорили.

Козочка сказала: «Козлик, достань мне тех листьев. Тех вкусных листьев. Мне нужно поесть».

Но козлик сказал: «Бе-е-е…»

Козочка сказала: «Козлик, ну пожалуйста. Ты меня не любишь, козлик. Если бы ты меня любил, ты бы достал. Ты больше меня не любишь». Ну и так далее.

Но козлик лишь говорил: «Бе-е-е… Бе-е-е…»

Аджи Дарма слушал это и внезапно его осенило. «Вот! Вот что надо было ей сказать, – сказал он себе и несколько раз попробовал это сделать, – “Бе-е-е! Бе-е-е!”» Затем он спустился с платформы и пошел домой.

С тех пор он жил счастливо.

Я привел ряд фрагментов данных, дающих намек на устройство мира. Все фрагменты сходятся в том, что при определенных обстоятельствах есть нечто, чего не следует сообщать. Например, было важно, чтобы Старый Моряк не отдавал себе отчета в том, что благословляет змей, и особенно – чтобы акту благословления не ставилась никакая «цель». Он должен был благословить их «неосознанно». Аналогично Аджи Дарма не должен никому говорить, что понимает язык животных. Индейцам из Айова-Сити нельзя фотографироваться. Их ритуальные действия не должны попасть в камеру, чтобы они не увидели себя и чтобы мир не узнал об этих мистериях. Я был раздражен на Джо за прерывание моих наркотических галлюцинаций его возней с магнитофоном, и еще больше – его просьбой повторить сказанное, что очевидно требовало повышенного участия сознания. И так далее.

Я не могу даже точно сказать, сколько примеров этого феномена – предотвращения коммуникации – можно найти в вышеприведенных историях. Ведь Аджи должен был не только сохранить в секрете свое знание языка животных, он должен был скрыть сам факт существования какого-то секрета, и именно с этим он не справился[50]50
  Аналогично в разведке и шпионаже принимаются серьезные меры для сохранения секретности сообщений, разрабатываются сложнейшие шифры и т. д., однако самое главное – сохранить в тайне тот факт, что какие-либо сообщения вообще передавались. Частым средством сохранения этого главного секрета является маскировка сигнала под бессмысленный шум, то есть то самое «Бе-е-е!» Близким по смыслу является и популярный житейский прием «прикинуться дураком». – Примеч. пер.


[Закрыть].

В религиозной мысли различных эпох и различных частей мира мы снова и снова обнаруживаем напоминание, что открытия, изобретения и знание в целом следует считать опасными. Многие примеры хорошо знакомы: Прометей был прикован к скале за открытие бытового использования огня, который он украл у Аполлона-Феба; Адам был наказан за то, что съел запретный плод с Древа познания, и т. д. Греческая мифология снова и снова напоминает об опасности знания, особенно знания, касающегося противоположного пола, которое всегда губительно. Провинившегося мужчину разрывают на куски, и у греков даже было слово для обозначения такой судьбы, которое в европеизированной версии может звучать как спарагматизация[51]51
  Sparagmos (разрывание – греч.) – расчленение жертвы, входившее в некоторые древние ритуалы и отраженное в греческих мифах и трагедиях. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Примеры включают Актеона, который случайно подсмотрел купание Артемиды и был разорван на части ее собаками, и Орфея, которого разорвали на части нимфы[52]52
  Автор, вероятно, путает нимф с менадами, то есть вакханками, которыми и был убит Орфей. Нимфы (природные духи) кровожадностью не отличались. В связи с темой вакхических расчленений следует упомянуть комплементарный миф о растерзании Загрея, то есть самого Вакха-Бахуса-Диониса, ставший важнейшей частью философии орфиков. – Примеч. пер.


[Закрыть] после его возвращения из царства мертвых, откуда он пытался вывести Эвридику. По пути назад он обернулся посмотреть на нее и потерял ее навсегда. Или царь Пентей, герой одноименной пьесы Еврипида, сторонник строгой дисциплины, которого Вакх-Бахус подбил пошпионить за вакханками. Бог подучил царя переодеться в женскую одежду и забраться на дерево, чтобы понаблюдать празднества женщин. Они заметили его, вырвали дерево с корнем и разорвали Пентея на куски. Там была и его мать. В финальной сцене пьесы она возвращается с гор с головой сына в руках. Она кричит о «льве», которого они убили. Кадм, ее отец, проводит сеанс психотерапии. «За кого ты вышла замуж?» Царица отвечает. «Что за сын родился?» Она снова отвечает. Наконец, Кадм показывает на голову Пентея: «Кто это?» И тогда царица неожиданно узнает голову своего сына. Миф учит, что мужской вуайеризм наказывается смертью через разрывание на куски.

Мы шутливо говорим детям, что «любопытство сгубило кошку», но у греков это не было предметом для шуток.

Я думаю, это очень важный и существенный вопрос: для сохранения «священного» требуется определенный вид отказа от коммуникации. Коммуникация нежелательна не из-за страха, а потому, что коммуникация может изменить природу идей.

Есть монашеские ордена, члены которых приносят обет избегать любой вербальной коммуникации. (Почему именно вербальной?) Это так называемые безмолвные ордена. Но если мы захотим узнать конкретные контексты, где отказ от коммуникации обозначает присутствие священного, полезных подсказок мы не получим. Отказ от речи как таковой мало о чем говорит.

Пока я хочу просто сказать, что есть много вопросов и много обстоятельств, в которых сознательность нежелательна, а молчание – золото и где скрытность может служить знаком, извещающим нас о приближении к святой земле. Затем, собрав достаточное число случаев, когда о чем-то не следует говорить, мы могли бы попробовать нащупать определение «священного». Далее стало бы возможно сопоставить вышеприведенные истории с примерами необходимого отказа от коммуникации из области биологии, которые, я думаю, оказались бы формально сравнимы.

Что люди считают священным? Возможно ли, что в функционировании любых живых систем есть процессы, информация о которых должна быть закрыта для других частей системы, иначе совместная работа целого нарушится или парализуется? Что значит придерживаться чего-то как священного? И почему это важно?

8. Металог: Секреты (МКБ)

ДОЧЬ: Редактировать эти материалы – такая мука.

ОТЕЦ: Ну так оставь их. Не могу понять, зачем ты с ними ковыряешься, когда вряд ли что-то улучшишь.

ДОЧЬ: Неужели? Посмотри, вот что меня беспокоит. Ты вставил в эту главу большой кусок про молитвенный завтрак у губернатора, ранее уже опубликованный в ежеквартальнике «Coevolution Quaterly», и значительная часть там – рассказ внутри рассказа внутри рассказа. Например, Грегори Бейтсон (сейчас) рассказывает про ГБ (в 1974 году), рассказывающего про Старого Моряка, рассказывающего про морских змей. Три «про». Или ГБ (в 1980 году) рассказывает про ГБ (в 1974 году), рассказывающего про Сола Тэкса (в 1956 году), рассказывающего про индейцев (еще раньше), рассказывающих о недопустимости фильма про свои ритуалы. И ведь ритуал – это тоже про что-то, что отличается от складных ножей.

Получается что-то такое (((()))) или даже такое (((())((())))). Просто скажу тебе, что опытные редакторы из издательства Мак-Миллан хотят, чтобы я это почистила, выбросила некоторые промежуточные стадии, преобразовала в косвенную речь и т. д.

ОТЕЦ: Хм-м… мне, наверное, надо было сделать это самому.

ДОЧЬ: Вероятно, ты этого не сделал из-за лени или потому, что руки не дошли. И все же я могу придумать гораздо более интересные причины, почему ты не стал этого делать. Это меня и тормозит. И они взаимосвязаны.

ОТЕЦ: Продолжай.

ДОЧЬ: Кто-то рассказывал мне, что рассказ внутри рассказа – это стандартный гипнотический прием, прием для наведения транса. На самом очевидном уровне: если нам рассказывают, что Шахерезада рассказала фантастический рассказ, мы испытываем искушение поверить как минимум в реальность Шахерезады. Видения Старого Моряка кажутся более правдоподобными после его столкновения с гостями на свадьбе, служащего для них фреймом. И сам Старый Моряк кажется более реальным.

ОТЕЦ: Ну, я реален. Или был. Что бы это ни значило.

ДОЧЬ: Но если это был рассказ о нарушении тонких границ в человеческой коммуникации, то ты сам в этом виновен. Бедный судья! Намеренно или нет, ты его подставил в этой истории со съемкой. И ты ни на секунду не верил, что съемка на молитвенном завтраке у губернатора была бы святотатством. Ради бога, именно для этого их и устраивают!

ОТЕЦ: Не совсем так. Ты права в том, что съемка на молитвенном завтраке не является святотатством в данный момент нашей истории, однако привычка к съемке в подобных контекстах, равно как и представление, что молятся с какой-то целью, – это симптомы патологии. Мы до такой степени утратили связь со священным, что стали даже неспособны совершить святотатство.

ДОЧЬ: Значит, ты сделал нечто похожее на то, что ныне делают психотерапевты, заставляя пациента сделать рефрейминг или переопределение контекста?

ОТЕЦ: Заметь, Кэт, что твое описание годится и для истории Иова. Бог говорит Иову из бури, что Иов не должен жаловаться на ухудшение отношений между ним и Богом, пока его самоидентичность не включает в себя знание времени родов диких коз. Это заключает невзгоды Иова в скобки.

ДОЧЬ: Бог как психотерапевт? Может ли быть, что религия – это на самом деле вопрос построения и разрушения скобок? И можно ли подойти к шизофрении как к истории потерянных скобок?

ОТЕЦ: В любом случае, это не история каких-то вещей.

ДОЧЬ: Раньше меня сильно беспокоило, что люди идут в церковь или храм, говорят там хорошие вещи, а потом заключают это в скобки, выходят наружу и лгут и обманывают всю оставшуюся неделю. Мне казалось, что если религия не распространяется на всё, она вообще не нужна.

ОТЕЦ: Тогда как на самом деле переключение с контекста «воскресенье» на контекст «остальная неделя» может быть очень важным.

ДОЧЬ: При этом я одновременно думаю, что ты нанизываешь истории одна на другую просто из-за лени! И я думаю, что история про Аджи Дарму вообще не нужна в этой главе. Тебе просто нравится ее рассказывать.

ОТЕЦ: Наверное, ты думаешь, что это антиженская история.

ДОЧЬ: Конечно, антиженская. Но я не жалуюсь, мне достаточно того, что я могу исправлять у тебя местоимения, ставя он/она там, где ты используешь «общевидовое» он.

ОТЕЦ: В некоторых своих последних вещах я и сам так делал.

ДОЧЬ: Да, я знаю. Но посмотри на Аджи: он понимает язык животных и в конце додумывается до того, что надо было сказать «бе-е-е» своей жене, которая этого языка не понимает. И это как-то снимает вопрос о ее смерти. Я уверена, ты прав в том, что тема важности сохранения секрета проходит через мифологии самых разных культур, но этот пример уж очень дурацкий.

ОТЕЦ: Если ты прекратишь уводить разговор в сторону, я скажу кое-что существенное. Эта история касается необходимости ограничить или взять под контроль знание или коммуникацию, пересекающую межвидовые и межполовые границы, эти базовые разрывности природного мира. Если помнишь, Тиресий из греческой мифологии, также разъединивший двух совокупляющихся змей, далее стал провидцем. В его случае это дало ему доступ к межполовому знанию, а Аджи получил доступ к межвидовому знанию. Тиресий лишился своего дара, когда разгневал Геру, сказав, что женщины получают в постели больше удовольствия, чем мужчины. К вопросу межполового знания мы еще обязательно вернемся. Еще тут могут быть интересные вещи, относящиеся к ответственности за содеянное.

ДОЧЬ: Надо бы здесь поставить флажок. При жизни ты не слишком продвинулся с вопросом ответственности, и он все еще прячется в зарослях. Но сейчас меня волнует кое-что другое, вся эта тема секретности. Я уверена, что здесь ты напутал. Еще шаг – и ты начал бы писать пресс-релизы для Пентагона.

ОТЕЦ: Постой, чего ты так расстроилась? Пресс-релизы?!

ДОЧЬ: Потому что я отношусь к секретности так же, как ты относишься к «пиару»[53]53
  PR (сокр. public relations) – целенаправленная деятельность корпораций, учреждений и торговых объединений по созданию благоприятного образа организации, ее представителей, продукта или идеи в глазах общественности и социальных групп. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Секретность – это то, чего хочет Пентагон, причем во все большем и большем объеме.

ОТЕЦ: Послушай, не надо тащить в наш разговор свою политику. Ты выражаешь стандартную либеральную политическую позицию, но я совсем не уверен, что миру будет лучше, если все станет известно, опубликовано и рассекречено.

ДОЧЬ: Хорошо, но поговорим о политике еще минуту. Секретность – это инструмент власти и контроля. Меня всегда ужасало, когда я видела, что мои университетские коллеги пытаются контролировать течение информации, лицемерно заявляя, что это правильно, что это защищает права и частную жизнь других, при этом постоянно используя эту информацию в собственных интересах. Почему бы не поработать ради открытой системы? И почему бы не внести в отношения между людьми некоторую искренность?

ОТЕЦ: Открытость – это одна из тех вещей, с которыми можно переборщить. Не забывай, что в биологическом мире все становится вредным за пределами некоторого оптимума.

ДОЧЬ: Да, но… Хорошо, никто здесь не говорит о количестве. Мне не нужно все больше и больше информации, информационная перегрузка – вещь, несомненно, вредная. А массовое знание одного и того же может создать вредный вид единообразия. Но при всех твоих элитаристских тенденциях я не верю, что ты хотел бы блокировать поток информации так, чтобы это способствовало шантажу и манипулированию. Поэтому что бы ты ни имел в виду под секретностью и что бы я ни имела в виду под открытостью, мы говорим каждый о своем. И я совсем не уверена, что все твои истории говорят об одном и том же.

Смотри, почему бы не сформулировать седьмой критерий ментального процесса для тех, кто сталкивается со всем этим впервые? Для тех, кто не читал «Разум и природу», я включила в Главу 2 список твоих шести критериев целиком, а не по одному, как там у тебя. А теперь я предлагаю, чтобы эти шесть критериев стали основой для еще одного:

7. В ходе ментального процесса информация должна неравномерно распределяться между взаимодействующими частями.

Это кажется мне верным по самым разным причинам, некоторые из которых тривиальны, а некоторые довольно интересны. Простейший случай: информация, которая в конечном счете распространяется на всю систему, но требует времени для приема и декодирования.

ОТЕЦ: Хм-м… Ни одному приличному организму не следовало бы распределять информацию равномерно. Да он и не смог бы этого сделать.

ДОЧЬ: Верно, но представь себе что-то вроде комитета, состоящего из довольно схожих частей. Даже в таком случае должно существовать внутреннее движение информации. Или еще интереснее: эмбрион, имеющий одну и ту же ДНК во всех клетках, может развиваться только если разным клеткам доступна разная информация. А что, если движение информации дает нам способ описания времени?

ОТЕЦ: Я позволил тебе уговорить меня включить иерархию логических типов как 6-й критерий ментального процесса, однако возможно, что и 6-й, и 7-й критерии вытекают из предыдущих.

ДОЧЬ: Хорошо, но посмотри, что получилось. Если неравномерное распределение информации в данной системе, выступающее подобием секретности, является необходимой характеристикой ментальных систем, то мы не ошибемся, приписав секретности полезность. У тебя не будет искушения ее героизировать, а у меня не будет искушения ее демонизировать. У иерархичности также есть и политическая параллель.

Фактически, я могу пойти еще дальше. Что, если определенные виды секретности на самом деле обозначают присутствие священного, но при этом «священное» – это способ справляться с некоторыми эпистемологическими проблемами, возможно, неизбежными?

ОТЕЦ: Может ли быть, что священные секреты предназначены для разоблачения?

ДОЧЬ: Конечно! В процессе инициации новичок получает порку от фигур в масках, затем танцоры снимают свои маски и оказывается, что это не боги. Тогда новички сами надевают эти маски. Именно такая последовательность дает возможность примириться с некоторыми жизненными фактами. Секретность – это лишь фрагмент, но она создает возможность откровения.

ОТЕЦ: Я припоминаю доклад Анатоля Холта о параллелизме на конференции в Бург-Вартенштайне в Австрии. Если помнишь, параллелизм создает что-то вроде интеллектуального моста между понятиями информации и причинно-следственной связи, поскольку один из способов связи событий – это знание (см.: Bateson M. C., 1972).

ДОЧЬ: А еще в системе нельзя иметь бога, поскольку всеведение разрушило бы гибкость. Нам нужно другое слово, возможно, неведение или тайна. Это слово должно подчеркивать тот факт, что отсутствие самоосознанности стоит в самом центре задачи отказа от коммуникации…

ОТЕЦ: Секретность – это то общее, что я нашел во всех этих историях.

ДОЧЬ: Ага, индукция!

ОТЕЦ: Прекрати! Совершенно разумно попытаться выяснить, что общего имеют несколько случаев. А затем поискать другие, подпадающие под тот же общий фактор. А вот что совсем неумно – это овеществить тот общий признак, который удалось выделить из данных. Вполне можно сказать, что и опиум, и барбитураты усыпляют людей. Но плохо, если с увеличением таких примеров ты все более склонен приписывать этот эффект «снотворному началу».

ДОЧЬ: Факт неведения как фактор системного единства и гибкости… При каких обстоятельствах важно, чтобы система защищала свои внутренние границы при помощи глубокого отрефлексированного незнания?

ОТЕЦ: Я говорил о священном как о чем-то, что связано со знанием о целом, однако у монеты есть и другая сторона: может быть, необходима определенная неравномерность знания. Далее надо поискать аналогичные виды отказа от коммуникации, не являющиеся артефактами человеческих культурных систем.

ДОЧЬ: Папа, в история про Аджи Дарму есть еще кое-что. Ведь вопрос «Ты меня любишь?» не работает, верно? Он не работает, как и попытки Джо Адамса записывать спонтанную речь по команде, как съемки молитвы, как предписание встретить морских змей, или как извлечение из скрипки по одной ноте за раз. Все эти вещи притворяются описанием фактического положения, но на самом деле они изменяют контекст взаимодействия.

ОТЕЦ: Да, Кэт, спрашивать об этом бесполезно.