Текст книги "Осколок моего сердца"

Глава 21

Выходя из спальни, дядька щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту.

– Извините, – сказал Джонни, когда дядька уже собирался закрыть за собой дверь. – Я боюсь темноты. Мои родители всегда оставляют для меня зажженную лампу, когда я ложусь спать.

Джонни чувствовал, что дядька вглядывается в его лицо. Понял ли он, что Джонни врет?

Джонни перестал пользоваться ночником в самом начале первого класса, но это было дома – в их настоящем доме, где он жил с мамой и папой и Хлоей, и Эмили, и их двумя кошками, которых звали Соль и Перчинка. В доме, где он чувствовал себя спокойно. Но ему не хотелось оказаться в темноте в этом доме, куда его привез дядька. Ему вообще не хотелось оставаться в этом доме.

Он боялся, что дядька наорет на него из-за его вранья. Что он раскусит обман и накажет его. Или же отругает его опять, как в тот раз в машине, когда Джонни ответил: «Неа». Если этот дядька считает, что Джонни достаточно большой, чтобы отвечать «да» или «нет», как полагается молодому человеку, то он, наверное, думает, Джонни уже достаточно большой и для того, чтобы не бояться темноты.

Но дядька удивил его – он включил свет, вышел из комнаты и вернулся с одной из этих тусклых маленьких ламп, у которых вилка является частью корпуса. Джонни заметил, что абажурчик на лампе сделан в виде ангела.

– Теперь тебе достаточно света, Дэнни? – спросил дядька и выключил потолочный свет. – Я не хочу, чтобы тут всю ночь горели эти мощные потолочные светильники, иначе ты не сможешь заснуть. Наверное, тебе надо отдохнуть после поездки в машине.

Джонни ничего не сказал, и голос дядьки стал мягче.

– Что, тебе было там не очень-то удобно, да, Дэнни?

Джонни хотелось крикнуть: Не называйте меня Дэнни! Меня зовут не так! Но вместо этого он просто пожал плечами. Дядька продолжал смотреть на него, словно ожидал иного ответа.

– Да, теперь света достаточно, – сказал Джонни.

Дядька по-прежнему пялился на него, будто ожидая чего-то еще.

– Спасибо, – сказал Джонни.

Дядька чуть заметно улыбнулся, похоже, он был доволен.

– Наверное, ты заметил, что санузла тут нет. Тебе надо сходить в туалет прежде, чем лечь спать?

– Нет, спасибо.

– Ты сможешь без проблем проспать всю ночь?

– Теперь со мной такого уже не бывает.

Еще одна довольная улыбка.

– Ну конечно. Ты хороший мальчик, Дэнни.

Он опять вышел. Послушались щелчки – похоже, дядька запирал замки, подтверждая подозрения Джонни.

Теперь Джонни был заперт в комнате один, значит, можно попытаться использовать тусклый свет ночника, чтобы понять, где он может находиться и почему.

Он подтянул колени к груди и обхватил их руками. Белые деревянные планки спинки кровати врезались ему в спину, так крепко он прижимался к ней – как будто пытался вжаться в эту спинку. Он дернул себя за волосы. Какие же они стали короткие. Он задрожал, вспомнив, как дядька стоял совсем близко, щелкая блестящими ножницами.

Он мало что смог увидеть в этом доме – только кухню, в которой дядька стриг его, и ванную, расположенную на другой стороне коридора. Но та часть этого дома, которую он успел разглядеть, была так же захламлена, как и гараж.

Но только не эта комната. Здесь было убрано и чисто, и не просто убрано и чисто, если мерить по меркам его родителей, которые наклеивали звездочки в таблицу с перечнем его домашних обязанностей, когда он их выполнял. Дома, убирая свою комнату, он должен был постелить кровать, подобрать с пола все игрушки и кубики и сложить все в выдвижные ящики и на полки.

Эта комната была… голой. Унылой. Здесь находились только эта кровать, на которой Джонни сидел, комод, стоящий у окна, – и больше ничего.

Он отпустил свои колени и перекинул ноги через край кровати. Встав на пол, он попытался сделаться максимально легким. И подошел к комоду – единственному предмету мебели, который имелся в комнате помимо кровати. Комод был сделан из мореного дерева, и ручки всех ящиков были разных цветов: красного, желтого, синего, зеленого. Джонни не мог себе представить, как у противного дядьки, который привез его сюда, вообще могла оказаться подобная вещь.

Он осторожно выдвинул верхний ящик. Тот выдвинулся легко. В нем лежали стопки аккуратно сложенных футболок. Ему было страшно дотронуться до них, но, похоже, это были футболки его размера. Одежда для маленького мальчика. Для него.

БАХ!

Джонни вздрогнул и автоматически задвинул ящик, услышав громкий шум, донесшийся откуда-то из другой части дома. Со второго этажа? Из соседней комнаты? Этого Джонни не знал. Но звук был громким. Очень, очень громким. Как будто что-то с грохотом свалилось на пол.

Он услышал, как дядька выкрикнул одно из тех плохих слов, которые их соседу мистеру Нортону нельзя было произносить в присутствии Джонни и его сестер. Голос у дядьки был сердитый и противный.

Джонни подбежал обратно к кровати, накрылся одеялом и крепко зажмурил глаза. Это не я. Он ничего не произнес вслух, но мысленно он кричал. Я не виноват. Я тут, я пытаюсь заснуть, как вы мне и велели.

Джонни лежал молча, молясь о том, чтобы дядька не вернулся в его комнату сейчас, когда он так зол. Прошло несколько минут, и Джонни услышал что-то похожее на звук шагов по половицам второго этажа. До него опять донесся голос дядьки, но на сей раз тот говорил спокойнее и тише. Чем бы ни был вызван тот громкий шум, то БАХ, это не повторилось.

Интересно, что сейчас делают его родители, Хлоя и Эмили? Мама, папа, постарайтесь заснуть. Может быть, все они увидят друг друга во сне, и им покажется, что они снова вместе.

Джонни подумал, что, возможно, он сейчас спит и это сон, но тут он вдруг услышал еще какой-то звук, доносящийся с верхнего этажа. Голос. Более мягкий, более высокий.

Мама?

Нет, он все еще находится в этом дурацком доме. Он не спал, и этот голос был реальным и не походил на голос дядьки, который притащил его сюда.

Наверху есть еще кто-то, – подумал он. – И это женщина.

Четверг, 16 июля

Второй день

Глава 22

Лори улыбнулась Алексу, когда он заправил за ее ухо упавшую ей на лицо прядь волос и легко поцеловал ее в щеку.

– Может быть, нам лучше пожениться прямо здесь, на этом пляже, на восходе солнца, как сейчас, – сказала она.

Было пять тридцать утра, рассвет только-только занялся, и они смотрели на океан вдвоем. Тимоти проспит еще два часа, а потому Лори и Алекс незаметно ушли на пляж, чтобы побыть наедине.

– Я же сказала тебе, что готова выйти за тебя замуж в любое время и в любом месте. Только скажи, и мы отменим наши планы на воскресенье.

– Мы отменим их так и так, разве нет? – Лори почувствовала себя виноватой – как она вообще могла думать о своей свадьбе теперь, когда Джонни пропал? Но им надо сообщить об отмене своей свадьбы церкви, гостям, ресторану, флористу, оркестру… и наверняка есть и другие, о которых она сейчас позабыла. Даже для того, чтобы отменить их скромное торжество, нужны кое-какие усилия.

– Если мы уже сейчас начнем всех обзванивать, чтобы все отменить, это еще больше огорчит Эндрю и Марси, – сказал Алекс.

Она вспомнила первую ночь после убийства Грега, когда она лежала в кровати одна, думая о том, что больше никогда не будет спать с ним под одной крышей. Отменив свою свадьбу сейчас, они тем самым признают, что не верят в то, что Джонни вернется до воскресенья, а раз так, то он, возможно, не вернется домой вообще.

– Ты прав. Мы не должны терять веру. Если нам всем повезет, его найдут еще до того, как Марси и Эндрю проснутся.

– Остальной мир продолжает жить своей жизнью, – заметил он. – В четыре утра мне пришло сообщение от Энтони – готов поклясться, что этот малый работает по двадцать четыре часа в сутки. По его словам, фартук, предназначавшийся для раковины в большой ванной, подрядчик установил на кухне, а тот, который был предназначен для ванной – за мойкой на кухне. Он считает, что можно и так, но, если мы против, он скажет подрядчику, чтобы тот все переделал.

Энтони был дизайнером интерьеров, который осуществлял надзор за ремонтом, идущим в квартире в Верхнем Ист-Сайде, купленной ими два месяца назад.

По идее, она находилась в идеальном состоянии, «под ключ», как любят говорить риелторы. Но после того, как в эту квартиру проник мужчина с пистолетом и попытался убить Лори, когда она явилась, чтобы осмотреть ее, они начали шутить о том, что неплохо было внести в здешний интерьер какие-нибудь изменения, чтобы изгнать злых духов.

– Если Энтони говорит, что это выглядит хорошо, то я уверена, что все получилось отлично. Он же перфекционист.

Они наняли Энтони по настоятельному совету Рамона, который дружил с родителями Энтони еще на Филиппинах до того, как они все переехали в США тридцать лет назад. Рамон знал Энтони с тех пор, когда тот был малышом, теперь же Энтони Эбад Сан-Хуан был одним из самых востребованных дизайнеров Нью-Йорка.

– Рамон намекнул, что Кара чувствует себя не в своей тарелке и не знает, стоит ли ей остаться в отеле, если учесть, как резко изменилась ситуация, – сказал Алекс. – Она, Эшли и тот спасатель совершенно безутешны, они чувствуют себя ужасно. Они весь вечер ходили по пляжам, раздавая листовки.

– Я знаю, что Марси и Эндрю вообще-то не винят их в том, что произошло, но понимаю, почему Каре неудобно оставаться здесь при сложившихся обстоятельствах. – Даже подруга Лори Шарлотта была очень расстроена, ощущала свою беспомощность из-за исчезновения Джонни и вызвалась помочь всем, чем может. Но Кара и подруга чувствовали свою личную ответственность за то, что произошло.

– Вот я и подумал, что Рамон мог бы арендовать машину, чтобы отвезти ее сегодня домой и остаться в городе, чтобы помогать, если возникнут какие-то проблемы, пока мы будем находиться здесь. И он может посмотреть на эту плитку в кухне и ванной.

– Видит бог, он будет пользоваться этой кухней куда чаще, чем я или ты, – сказала Лори с деланым смехом. – И ты знаешь, что я безоговорочно доверяю Рамону.

Еще одним знаком того, что они собираются сделать эту новую квартиру своим домом, стала покупка ими второй квартиры, уже с одной спальней, которая располагалась в этом же доме двумя этажами ниже, где сможет жить Рамон.

Алекс вдруг притянул ее к себе и обнял. И она почувствовала себя защищенной.

Когда он немного разжал объятия, она, к своему удивлению, увидела слезы в его глазах. Она подняла руку и вытерла их.

– Не так мы рассчитывали отпраздновать твое сорокалетие, не так ли, именинник?

Он покачал головой.

– Может, это и эгоистично, но я всегда хотел только одного – начать нашу совместную жизнь, жизнь с тобой. И боялся, что из-за твоего шоу или дел, которые я должен рассматривать в суде, или из-за чего-то еще расстроится наша свадьба или наш медовый месяц, и вот сейчас пропал малыш Джонни. Может быть, против нас действует некая вселенская сила?

– Ты это серьезно? Какова вообще была вероятность того, что мы встретимся, не говоря уже о том, что мы полюбим родных друг друга или что нам будут нравиться одни и те же блюда и что каждый из нас сможет заканчивать предложения, которые начал другой? Или что мы настолько влюбимся друг в друга, что я не смогу представить себе свою дальнейшую жизнь без тебя?

Его лицо расплылось в улыбке, от которой у нее перехватило дыхание.

– Тебе только что удалось все-таки сделать этот день рождения счастливым. И даже счастливейшим.

– Ну, это пока не наступил следующий и те, что будут за ним.

Он поцеловал ее, и на секунду она перестала тревожиться и забыла обо всем.

Глава 23

За всю историю их отношений Марси солгала Эндрю всего один раз.

Это случилось на их пятом свидании, когда они заговорили о своих прошлых отношениях. Были ли какие-то из них серьезными? Заходила ли в них когда-либо речь о браке? Что до Марси, то прошлое Эндрю было для нее неважно, поскольку она уже на первом их свидании – устроенном для них общим другом – поняла, что проведет с ним всю свою оставшуюся жизнь. И, сделав ей предложение ровно через год, он сказал, что с ним все было точно так же.

Но у них все равно состоялся этот неловкий, но неизбежный разговор. Выяснилось, что у Эндрю не было серьезных отношений до тех пор, пока он не поступил в школу права. Ее звали Кристина. Они оставались вместе и тогда, когда оба работали судебными клерками и даже поговаривали о том, чтобы пожениться, но затем ей предложили работу в Лондоне, и она ее приняла. В конце концов их отношения на расстоянии сошли на нет, и они расстались совсем. Так что все было очень даже комильфо.

У Марси в прошлом тоже был только один серьезный роман с парнем по имени Брайан Лэсситер. Они вместе учились в университете в Северной Каролине, а затем отправились в Лос-Анджелес: она мечтала стать актрисой, а он – сценаристом. Кольца не было, поскольку ему не на что было его купить, но они поклялись друг другу, что поженятся, как только встанут на ноги и добьются успеха в своих профессиях. У Марси получилось сделать это первой. Нет, она не стала звездой, но не прошло и года, как она вступила в Гильдию киноактеров, снялась в двух рекламных роликах, которые крутили по всей стране, а еще у нее имелась второстепенная роль в многосерийной телевизионной драме. Марси была бы рада отправиться с Брайаном в мэрию, чтобы сочетаться браком, но он хотел подождать еще немного – до тех пор, пока не продаст свой первый сценарий.

«Еще немного» растянулось на три года, но ожидание принесло результат – во всяком случае, в том, что касалось сценария Брайана. За неделю до пышной, громкой премьеры его фильма, обещавшего стать одним из самых кассовых кинохитов года, Брайан сообщил ей неприятную новость. Он любил ее – он всегда будет ее любить, – но он больше не был в нее влюблен. Все было кончено, и Марси была безутешна. Она не могла встать с кровати, но также не могла и спать. Не могла есть. И уж подавно не могла играть. Впервые в своей молодой жизни она совершенно расклеилась.

Но к моменту ее пятого свидания с Эндрю все это было уже в прошлом, и он спросил ее:

– Так почему же у вас с ним ничего не вышло?

Тогда она уже твердо знала, что проведет всю свою оставшуюся жизнь с этим замечательным мужчиной.

И потому солгала:

– Мы были так молоды. И в конце концов отдалились друг от друга, вот и все.

Она сразу же почувствовала себя виноватой из-за своего обмана, но уверила себя, что этот обман безобиден. Ей не хотелось, чтобы Эндрю смотрел на нее и думал:

«Может, она встречается со мной, просто чтобы пережить разрыв с другим? Может, я для нее просто запасной аэродром?» По правде говоря, раньше Марси всегда казалось, что такое понятие, как «вторая половинка», просто чепуха – до того, как познакомилась с Эндрю.

И вот сегодня утром она впервые после их пятого свидания солгала ему опять. Когда Эндрю, увидев, как она берет со своей тумбочки ключи от машины, спросил ее, куда она хочет поехать, она ответила:

– В салон быстрой печати, чтобы распечатать больше листовок.

Строго говоря, это не было неправдой, но по приезде в город Марси собиралась заехать в салон быстрой печати только во вторую очередь, а сначала она поговорит с детективом Лэнгленд.

* * *

Через три минуты после того, как она зашла в кофейню «Бабетта», Марси увидела через окно детектива Лэнгленд и встала со своего места за угловым столиком, за который она попросила их посадить.

– Я позволила себе заказать вам кофе, – сказала она.

– Спасибо. Вам удается держаться?

– Нет. Я чувствую себя так… будто все во мне оцепенело. Будто я заставляю себя переставлять ноги, хотя и не знаю, куда именно мне надо идти.

– Мне так жаль, что мы пока не смогли найти вашего сына. Но есть и хорошая новость – нам наконец разрешили задействовать план Эмбер. Так что объявления о поисках Джонни вот-вот поступят на мобильные телефоны и дорожные электронные табло. И в дело уже вступили сотни волонтеров, которые объединяются в поисковые партии, и множество полицейских вызвалось обходить дома в свое внерабочее время.

Марси ухитрилась выдавить из себя улыбку.

– Мы всем вам очень благодарны.

– Так вот, я ознакомилась с делом Дэррена Гантера, как вы и просили, – сказала детектив Лэнгленд. Она позвонила Марси ровно в шесть утра, наверное, сразу после того, как сработал ее будильник и она увидела сообщение, которое Марси отправила ей минувшей ночью. В нем Марси написала о теории Лео Фарли, что похищение Джонни мог инспирировать осужденный убийца Дэррен Гантер, приняв его по ошибке за внука Лео, Тимми. И теперь он и Лори хотят использовать ее телевизионное шоу, чтобы подобраться к Гантеру без привлечения органов охраны правопорядка. – И при всем моем уважении к бывшему заместителю начальника полиции Нью-Йорка я боюсь, что дела обстоят несколько сложнее, чем, вероятно, полагают Лео Фарли и его дочь.

Именно поэтому Марси и хотела поговорить с детективом Лэнгленд один на один. Лео и Лори были теперь родней Алекса, а значит, они приходились родней также и Эндрю, и ей самой. Но насколько хорошо она их знает? А Джонни – частица ее сердца. Лори один раз уже здорово накрутила Марси своей теорией о том, что Джонни, возможно, похитила его биологическая мать. А теперь она была уверена, что похищение сына Марси каким-то образом организовал некий малый, о котором Марси никогда не слыхала и который сидит в тюрьме. Лори очень умна, но ее таланты, необходимые ей в ее работе, включают в себя также и богатое воображение, позволяющее ей видеть альтернативные возможности развития сюжета. С другой стороны, у Лори, разумеется, есть веские причины доверять мнению своего отца.

– Мой деверь, в прошлом очень опытный адвокат по уголовным делам, а ныне федеральный судья, говорит, что никогда не встречал сотрудника полиции с таким нюхом, как у Лео Фарли, – сказала Марси. – По его мнению, если Лео считает, что Гантер планирует каким-то образом обмануть систему, убедив ее в том, что его осудили неправомерно, то так оно и есть.

– А вы когда-нибудь слышали о туннельном видении? – спросила детектив Лэнгленд.

– Да, конечно, это когда можешь сосредоточиться только на чем-то одном. Как я сейчас, когда я могу думать только о моем сыне.

– Да, верно, но когда мы говорим о туннельном видении применительно к полицейским, то речь идет о другом. Если детектив убежден, что подозреваемый виновен, он фокусирует все свое внимание только на этом подозреваемом, отбросив все другие возможности. Нет, он не пытается шить дело, но он видит то, что хочет видеть, слышит то, что хочет слышать. Он утрачивает объективность и видит все доказательства через призму той теории, в которую уже свято верит.

– Вы хотите сказать, что, когда речь заходит о Дэррене Гантере, Лео Фарли становится необъективен? – спросила Марси.

Лэнгленд пожала плечами и отпила свой кофе.

– Я хочу сказать, что такое возможно. Одного только сборника очерков, написанного в тюремной камере, недостаточно для того, чтобы обеспечить себе такую поддержку, какой смог заручиться Гантер, и такое количество сторонников, требующих его освобождения из тюрьмы. – Детектив поставила свою чашку на блюдце и подалась вперед, готовясь пояснить: – Во время суда Гантер утверждал, что в его драку с другим посетителем бара вмешался кто-то третий, когда они вывалились на тротуар, и именно этот неизвестный достал нож и зарезал хозяина бара. Присяжные не поверили ему, но Гантер продолжал придерживаться этой версии все годы своего заключения.

– Разве не все осужденные утверждают, что они невиновны?

– Да, это делают многие. Но отнюдь не все они могут подтвердить свои утверждения результатами анализа ДНК. Вам известно, что такое тач-ДНК-метод[12]12
  От «touch» – прикосновение (англ.).


[Закрыть]?

Марси покачала головой.

– Речь идет о возможности провести экспертизу ДНК клеток кожи, которые остаются на том или ином предмете. Восемнадцать лет назад это было невозможно, однако теперь мы делаем это сплошь и рядом. Нет, это делается не совсем так, как в сериале «CSI Место преступления», в котором плохой парень, зайдя в комнату, оставляет свою ДНК на всех поверхностях, но этот тест куда точнее, чем то, что имелось в нашем арсенале даже десять лет назад. Ну так вот, в прошлом году Гантер обратился в суд с ходатайством обязать штат Нью-Йорк провести такую экспертизу в отношении ножа, которым был зарезан Лу Финни. Ему повезло – суд удовлетворил его ходатайство. И действительно, в лаборатории сумели отыскать пригодный для экспертизы образец ДНК на той части рукоятки ножа, которая находится рядом с клинком, и этот образец не совпал ни с ДНК Гантера, ни с ДНК второго участника драки. После этого дело было передано в отдел окружной прокуратуры по пересмотру приговоров.

– А что это такое? – спросила Марси. И вдруг представила себе, что на соседнем стуле сидит Джонни и плачет. Он был везде, и его не было нигде.

– В этом отделе проводят повторное расследование уже закрытых дел, в отношении которых имеются разумные основания полагать, что был осужден невиновный. В штате Нью-Йорк существует база данных ДНК, в которой содержатся образцы, взятые у некоторых категорий осужденных по тяжким статьям. Использовав эту базу данных, окружная прокуратура обнаружила, что клетки кожи на рукоятке ножа принадлежат некоему Мейсону Роллинзу.

Восемнадцать лет назад этот Роллинз был всего лишь двадцатилетним парнем, за которым числились арест за опасное посягательство и судимость за мелкое преступление в сфере оборота наркотиков. Однако теперь у него длиннющий список правонарушений, и он провел четыре года в тюрьме. Попробуете угадать, за что?

– За что?

– За то, что десять лет назад он ударил человека ножом в потасовке, затеянной в баре.

– Лео нам этого не говорил, – сказала Марси.

– Вот об этом-то я и толковала, говоря о туннельном видении. У него, вероятно, есть теория, объясняющая, почему наличие ДНК Роллинза на ноже не имеет значения, потому что он убежден, что Гантер виновен.

– Лео сказал, что Гантер сознался.

– А Гантер говорит, что это не так. Других свидетелей его признания нет, и все это происходило до того, как в полиции начали вести видеосъемку всех допросов.

Марси была не очень хорошо знакома с Лео Фарли, но она знала, что он хороший и честный человек, и не могла себе представить, что он сфабриковал показания, которых на самом деле не было. Так она и сказала детективу Лэнгленд.

– Я и не утверждаю, что он их сфабриковал. Но на протяжении нескольких часов он не раз допрашивал Гантера, причем допрашивал один на один без присутствия адвоката. Некоторые копы не хотят верить, что такое возможно, но доказано, что при соответствующих обстоятельствах невиновного можно заставить оговорить себя.

– При всем моем уважении, детектив, ваши слова не похожи на то, что может сказать типичный полицейский. Они больше похожи на речи моего деверя Алекса, а он раньше был адвокатом по уголовным делам.

Лэнгленд вскинула ладони.

– Я не утверждаю, что все обстояло именно так, но я позвонила одной моей знакомой, работающей в окружной прокуратуре Нью-Йорка, и она сказала, что в этом деле Лео Фарли уперся рогом, поскольку рассматривает его как посягательство на свое доброе имя. И еще она заметила, что, если бы восемнадцать лет назад делом Гантера занимался какой-то другой, не столь заслуженный детектив, то, вероятно, Гантер был бы уже освобожден.

– На основании наличия на ноже клеток кожи?

– На орудии убийства имеется ДНК преступника-рецидивиста, а объяснения, как оно туда попало, нет. Я не хочу влезать в эту историю, но, возможно, здесь Лео необъективен. Моя задача – разыскать вашего сына, Марси, а не разбираться в том, что произошло в Вест-Виллидж восемнадцать лет назад. Подумайте: Лео Фарли считает, что за исчезновением Джонни стоит Гантер, поскольку тот является социопатом, способным инспирировать похищение ребенка, чтобы добиться пересмотра своего дела и освободиться из тюрьмы. Но что, если он в самом деле невиновен и его дело действительно нужно пересмотреть?

Теперь Марси видела связь между этой новой информацией, которую ей сообщила Лэнгленд, и ее уверенностью в том, что Гантер никак не связан с исчезновением Джонни.

– В таком случае он бы ни за что не стал организовывать новое тяжкое преступление в то самое время, когда суд может вот-вот реабилитировать его.

Лэнгленд откинулась на спинку своего стула с видом человека, который удовлетворен тем, что сумел доказать свою точку зрения.

– Значит, вы считаете, что мне надо попросить Лори не заниматься Гантером, да? – сказала Марси.

– Лори и Лео могут заниматься всем, чем они хотят. Просто, как это ни печально, я считаю, что это не поможет нам найти Джонни. Я не хочу давать вам ложную надежду. И да, вот еще что – вчера я говорила вам о том, что сегодня вам надо будет дать пресс-конференцию. Именно этим нам и надо сейчас заниматься.

* * *

Когда Марси вернулась в свой люкс, в руках у нее было триста новых экземпляров листовок с призывом найти Джонни. Ее муж тотчас же встал с дивана. Лори и Алекс также находились здесь.

– Слава богу, – сказал Эндрю и на несколько секунд заключил ее в объятия. – Мы уже начинали беспокоиться о тебе.

– Этот визит в салон быстрой печати занял целую вечность. – Еще одна ложь.

– Я отправил тебе несколько сообщений.

– Тут плохой сигнал. – Это не было ложью. По словам Лори, сотовая связь в Хэмптонс была известна тем, что она то и дело дает сбои. – Простите, что я вас напугала. А где девочки?

– Лео вызвался отвезти их в Монток и показать им тамошний маяк. Чтобы дать им ощущение, что все нормально, как и советуют специалисты. Надеюсь, ты не против. Об этом я и писал тебе на телефон. Кроме того, хотя я и не хочу на тебя давить, я тут думал о пресс-конференции. Мне кажется, нам надо ее дать.

– Ты читаешь мои мысли, – ответила она, чувствуя себя виноватой из-за того, что она уже попросила детектива Лэнгленд организовать для них эту встречу с прессой.