Текст книги "Вычисляя звезды"

14

МАК ЗАПУСКАЕТ ПИЛОТИРУЕМУЮ ОРБИТАЛЬНУЮ СТАНЦИЮ, ИЗГОТОВЛЕННУЮ ИЗ МНОГОСЛОЙНОЙ НАДУВНОЙ ТКАНИ

БИЛЛ БЕККЕР

Специально для «Нэшнл таймс» КАНЗАС-СИТИ, штат Канзас, 21 апреля 1956 года

Первая в мире космическая станция будет представлять собой огромное вращающееся колесо из четырех звеньев, каждое из которых формой напоминает гигантскую сосиску.

Негритянский клуб аэронавтики Канзас-Сити располагался в гораздо более удобном и просторном помещении, чем наш женский.

Мы вошли туда, и я оказалась здесь единственным белым человеком. Мало того, лица собравшихся здесь сегодня цветом варьировались от магнолии до глубокого иссиня-черного, и никто не обладал даже такой светлой кожей, какой обладала Миртл. Я выглядела здесь грязным носовым платком, брошенным на чистый стол. Слава богу, со мной был Юджин, и его присутствие рядом служило мне щитом.

Крепче сжав в руках сумочку, я, чтобы все же не дать задний ход, прижалась спиной к двери. На меня уставились все. Уставились во все глаза. Я попыталась улыбнуться. Потом предположила, что из-за того, как я столь неистово цепляюсь за свою сумочку, они, вероятно, полагают, что я обеспокоена ее сохранностью. Я ослабила хватку, но вряд ли это возымело хоть сколько-либо благоприятный эффект.

Юджин, улыбаясь, обернулся, и мы с ним направились к столу, за которым сидели три черные женщины.

В комнате снова завязались разговоры, но в них я отчетливо расслышала отдельные фразы: «что она здесь делает», «белая» и «какое нам дело».

Мы подошли к столу. Две женщины поспешно встали и отошли в сторону, третья же осталась на месте. Она даже сохранила на лице почти нейтральное выражение и лишь только сморщила нос, невольно тем самым все же выказывая мне свое презрение.

– Это – мисс Ида Пикс. – Юджин указал на младшую из двух стоящих женщин. Та была невысокой, обладала пышными формами и пухлыми смуглыми щеками. У другой стоящей женщины волосы были уложены в элегантную французскую прическу, заколотую зелеными бакелитовыми гребнями. – …Мисс Имоджин Брэггс, и… – Он указал на сидящую женщину. Ее оранжевое платье с узким белым воротничком вроде бы придавало ей теплоту, да только тому все же противоречило выражение ее лица. – …Мисс Сара Колман. Она – одна из лучших на целом свете пилотов.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться. – Я сняла перчатки и, повинуясь жесту мисс Брэггс, села. – Полагаю, майор Линдхольм загодя объяснил вам цель нашего сегодняшнего визита сюда?

Мисс Колман кивнула.

– Вы, очевидно, стремитесь стать астронавтом.

– Я… Ну да. Но главная моя цель все же несколько иная. Я намерена заставить МАК рассматривать женщин в качестве пилотов. – Я, повернувшись, улыбнулась двум более дружелюбным женщинам. – Я надеюсь, что вы полетаете с нами.

Мисс Пикс, пристально рассматривая меня, наклонила голову.

– Из чего, несомненно, следует, что вы намерены в своих целях использовать кроме всего прочего и наши самолеты?

Что-то в нашем разговоре не клеилось. Я взглянула на Юджина, но он демонстративно отступил назад.

– Ваши самолеты… Полагаю, что это – тема для отдельной дискуссии.

– А если мы откажем вам в своих «Мустангах», вы все равно пригласите нас, чернокожих женщин, полетать с вами? – Тон мисс Брэггс был вроде бы мягким, и в голосе ее сквозило даже легкое любопытство, но в словах звучал явный вызов.

– Если вы сомневаетесь в моей квалификации и квалификации прочих пилотов из моего женского клуба и считаете нас недостаточно искусными для управления вашими самолетами, то что ж, на то воля ваша… – Мой ответ заставил мисс Колман фыркнуть, а я тем не менее продолжила: – Но поскольку майор Линдхольм очень высоко отозвался о вас, а мне позарез нужны опытные пилоты, то да, я все равно хотела бы с вами полетать.

– Заметано! Я – в игре. – Мисс Пикс ухмыльнулась. – Меня устраивает любой шанс еще немного полетать строем. Ведь вы же… Вы же определенно планируете в своем шоу и групповое пилотирование. Верно же?

– Безусловно.

Разумеется, я планировала. Если мы собирались убедить руководство проекта в том, что женщины-пилоты так же хороши, как и мужчины, критически необходимо было продемонстрировать им стройность нашего совместного полета.

Мисс Колман покачала головой и пробормотала:

– Полнейшая глупость.

– Сара…

– Не затыкай мне рот, Ида. Ведь сама же прекрасно знаешь, что, несмотря на нашу высочайшую квалификацию, в отряд астронавтов нас все равно нипочем не зачислят, и затеянное белой леди авиашоу этого совершенно не изменит. – Она пристально посмотрела на Юджина. – А вы как считаете, майор?

Тот прочистил горло.

– Ну, как знать, как знать… Теперь зачислены только семеро мужчин из разных стран, и они…

– И каждый из них – белый.

– Состав отряда меня тоже беспокоит, – согласилась я. – Вот почему с помощью авиашоу мы и пытаемся в корне изменить ситуацию. Как только руководство проекта увидит, насколько мы квалифицированны…

Выражение лица мисс Колман выдало ее крайнюю степень напряжения, и она, наклонившись через стол ко мне, произнесла:

– Меня приняли в «ОСы» во время Второй мировой, но вскоре разобрались, что я – черная, и настоятельно попросили меня свое заявление отозвать. А что заставляет вас полагать, что руководство МАК станет вести себя как-либо иначе?

– Я… Ну… Ну в данном случае мы говорим о внеземных колониях, и… И… – И тут я вспомнила, что сразу после падения Метеорита черных оставили в их кварталах умирать, и изменения произошли лишь только после того, как Юджин и Миртл принялись разбрасывать там свои листовки. – И мы их создадим только все вместе. Но для этого необходимо сначала продемонстрировать олухам из МАК, на что мы способны, следует доказать им, что мы умеем летать.

Мисс Пикс пожала плечами:

– Я уже сказала, что я – в деле. Можете и дальше спорить, но если мы просто будем здесь сидеть сиднем, то ничего уж точно не изменится.

Мисс Брэггс медленно кивнула и обронила:

– Во всяком случае, шоу гарантирует нам потеху.

Мисс Колман встала.

– У меня есть дела поважнее, чем тратить свое время, помогая еще одной белой леди эксплуатировать нас.

– Эксплуатировать? – Я невольно вскочила на ноги. – Я приглашаю вас летать, а вовсе не полы мыть или ужин подавать.

Мисс Колман ухмыльнулась.

– Приглашаете? Я – математик и химик, но первое, что вам на ум пришло, – так это представить меня в качестве прислуги. Так что нет, спасибо, мэм. Можете и дальше убеждать себя, что пытаетесь спасти нас, но уже без меня.

Она зашагала прочь, оставив меня с открытым ртом. И я, поди, стала ярко-красной от гнева и смущения. Мне следовало бы предвидеть такой оборот, ведь я уже совершила ту же ошибку с Миртл, когда мы только переехали, и я предположила, что она – просто домохозяйка, а она оказалась вычислителем в структуре обширного негритянского бизнеса, который производил химикаты для выпрямления волос, а я о подобном бизнесе прежде даже и ведать не ведала.

– Я – дура… Не могли бы вы передать мои извинения? – обратилась я к мисс Пикс. – Она – абсолютно права. – Я перекинула через плечо ручки своей сумочки и взялась за перчатки. – Спасибо, что уделили мне время.

– Так на вашем шоу групповые полеты точно будут? – спросила мисс Пикс, глядя вслед мисс Колман.

Я остановилась, наполовину уже надев правую перчатку.

– Да, будут.

Я, разумеется, не добавила, что состоятся они лишь в том случае, если мы все же достанем необходимое количество самолетов, но подумать-то об этом, конечно же, подумала.

– А когда у вас первая тренировка?

– Я… Значит ли это, что вы все еще хотите лететь с нами?

Она в упор взглянула на меня, и уголки ее рта приподнялись.

– Я же уже сказала «да». – Затем она мне подмигнула. – Кроме того… Переговоры прошли значительно лучше, чем я предполагала.

Я рассмеялась, возможно, даже слишком громко. Заметила:

– Ума не приложу, что тому послужило причиной.

Она, по-прежнему улыбаясь, склонила голову набок, но смысл улыбки ее кардинально изменился.

– Вы извинились.

* * *

Вы когда-нибудь получали именно то, что хотели, а потом понимали, что последствия оказались уж совсем непредвиденными?

Именно так и случилось со мной и планируемым мною авиашоу. В дополнение к Николь Уоргин выступить у нас также обещала Энн Спенсер Линдберг. Да-да, та самая Энн Линдберг. А еще и Сабиха Гекчен – турецкая летчица-истребительница, участница Второй мировой войны. Кроме того, принять участие в нашем мероприятии согласилась даже и принцесса Шаховская, которая воевала еще в Первую мировую, а затем благополучно бежала из России.

Я надеялась, что тот факт, что она была и настоящим пилотом истребителя, и принцессой, всего лишь привлечет некоторое дополнительное внимание к нашей затее, Бетти же пребывала в диком восторге, поскольку сочла принцессу золотой жилой для рекламы нашего авиашоу.

И Николь, благослови ее господь, используя все свои политические связи, наприглашала гостей, список которых ошеломлял разум. По крайней мере, мой разум. Там были и жена вице-президента Эглина. И Чарли Чаплин. И Элеонора Рузвельт.

Вот так я и оказалась в позаимствованном «Мустанге» на летном поле, окруженном трибунами, на которых теснились и зрители, и съемочные группы. Мне здесь было совершенно неуютно. Скажу лишь: «Слава богу, что нашлась принцесса». Пусть даже и стареющая, у которой больше и страны-то нет, но зато она летала с диадемой на голове.

В общем, всеобщее внимание к принцессе и ее диадеме меня более чем устраивало, а уж когда настала моя очередь летать, я стала уже совсем счастливой.

Николь, Бетти и я должны были совершить несколько групповых полетов с мисс Пикс и мисс Брэггс из Негритянского клуба аэронавтики Канзас-Сити. Те снабдили нас «Мустангами» и сами, как и предрекал Юджин, оказались чертовски искусными пилотами. И они… Они даже убедили посетить наше шоу доктора Мартина Лютера Кинга-младшего.

Я уже упоминала, что толпа была огромной? Так вот, она была, по моему мнению, безмерной!

Мы, следуя за мисс Пикс с военной дисциплиной, выстроились в очередь на взлет. Первая часть программы полетов была просто плотным V-образным строем, гудящим над аэродромом. Я говорю «просто», но во время нашего второго прохода над полем мы выполнили групповую свечку, сохраняя при этом плотный и ровный V-образный строй.

После многих лет тривиального использования моей «Сессны» скоростные полеты на «Мустанге» с группой потрясающих пилотов… К жизни вернулась часть меня. Часть, которая поди зачахла бы и умерла, не случись падения Метеорита.

При наших виражах мой позвоночник с силой вжимался в спинку пилотского кресла, а небольшие всплески турбулентности от самолетов вокруг меня осязаемо давали понять, что рядом находятся и другие женщины-пилоты, и от проявления их присутствия я ощущала себя невероятно живой.

Люди на трибунах внизу? Да что они мне? С таким же успехом они могли бы тогда и в спячке пребывать. Мы с ревом пронеслись над ними, накренились, поднимаясь по крутой дуге, а затем разделились.

Следующий элемент пилотирования был идеей сенатора Уоргина, и элемент этот мне представлялся чертовски слащавым.

Шесть наших самолетов вроде бы разделились, но сделали они это совершенно синхронно и по заранее намеченным траекториям. По радио мисс Пикс сказала:

– По моей команде, дамы. – Мгновение спустя, убедившись, что все мы уже находимся там, где нам и должно, велела: – Начали.

Я нажала на кнопку, и моя машина выпустила струю цветного дыма одновременно с остальными, а каждый из нас последовал по заранее определенной дуге, проходя мимо других самолетов в сложной хореографии, разработанной для того, чтобы избежать турбулентности от скользящих потоков друг друга.

Вскоре позади нас красным дымом на фоне серебристого неба оказалось выписано слово «МАРС».

Я закончила последний взмах буквы «М» и оглянулась через плечо. За спиной у меня за красным туманом лежала земля. Мой угол зрения совершенно не позволял прочитать все слово целиком, но я убедилась, что все наши отдельные штрихи связаны воедино.

Разрази меня гром, мы были воистину хороши!

Я снова обратила свой взор вперед, и тут мой самолет напоролся на птицу.

Затем в меня врезались еще три, и мимо с мясистыми глухими ударами пронеслись перья и ошметки плоти. Лобовое стекло немедля покрылось кровавой кашей, и мне удалось хоть что-то разглядеть перед собой лишь после того, как я пригнулась и даже наклонила голову в сторону, но, клянусь богом, я все же не отстала от своих товарищей по группе.

Вероятно, именно из-за моего положения в кабине я и не заметила на приборе стремительного падения уровня охлаждающей жидкости. Или повышения температуры двигателя. Или густого темного дыма, вырывающегося из задней части моего самолета, который, правда, немедля смешивался с красным, бутафорским.

Я полагала, что удары птичьих тел все же серьезно не повредили мой самолет, но полагала я так напрасно, поскольку, должно быть, одну из птиц все же засосало в радиатор, и ее тушка перебила патрубок. Вскоре двигатель перегрелся, и его заклинило, а что уж там именно послужило причиной, принципиального значения в ту минуту не имело. Принципиально было лишь то, что двигатель заглох и пропеллер перестал вращаться.

Мой самолет был направлен прямо вверх, а двигатель перестал давать тягу. Последовал момент нулевой гравитации.

Затем над головой промелькнула земля. То был первый виток зарождающегося вращения.

Затем вращение началось всерьез.

Желание немедленно дернуть на себя штурвал было неистовым, но я отлично понимала, что такое действие непременно меня убьет. Самолет снова перевернулся. Перед моими глазами промелькнуло небо. Затем – земля. Затем – ярмарочная площадь, которая и осталась предо мной, но принялась неистово, словно игрушечная юла, вращаться. Мимо моего лобового стекла пронеслись клубы красного и черного дыма, смешанного с кровью птиц.

Нарастающее ускорение прижало меня к правому борту кабины и выдавило воздух из грудной клетки. Вращение в правую сторону. Я резко, до упора крутанула штурвал влево – в сторону, противоположную вращению.

В глазах у меня потемнело. Мышцы рук налились обжигающей тяжестью, я же напрягла их пуще прежнего.

Черт возьми, я четко знала, как выйти из штопора. Доводилось и прежде. Главное – не поддаваться панике! Но земля все неуклонно приближалась и приближалась, а бороться со штурвалом становилось все тяжелее, но я твердо держала его максимально вывернутым против часовой стрелки.

Вращение самолета вокруг продольной оси ощутимо замедлилось, но нос его был по-прежнему нацелен в землю. Самолет, не снижая скорости, пикировал. Стекло передо мной было беспросветно измазано перьями и птичьей кровью, но в моем распоряжении тем не менее были приборы. Согласно их показаниям, высота все еще была достаточной, чтобы, выпрыгни я, купол парашюта успел наполниться воздухом, но, клянусь богом, пока у меня еще остается хоть малейший шанс, я его не упущу и позаимствованный мною самолет разбивать не стану.

Сделав глубокий вдох, я дернула штурвал на себя, намереваясь вывести самолет из пике. Немедленно на меня навалилась перегрузка, зрение мне почти отказало, а штурвал попытался выдернуть мои руки из плеч. Мне следовало либо держать его мертвой хваткой, либо бросить самолет на произвол судьбы.

Я выбрала первое. В голове пронеслось:

«Я. Сделаю. Все. Как. Надо».

Сделаю как надо, и точка!

Поскольку отключиться сейчас было совсем некстати, я напрягла мышцы ног и живота, заставляя кровь при нарастающей перегрузке хотя бы частично вернуться в мозг. Я не сводила глаз с приборной панели, полагая, что таким образом вовремя определю, когда вернусь к прямолинейному движению.

Так оно и произошло, и я, слегка оттолкнув от себя штурвал, полетела параллельно земле. Мое зрение мало-помалу прояснилось, и я наконец-то сделала полный, глубокий вдох.

Мне нужно было еще приземлиться, но даже с ограниченным обзором и отказавшим двигателем это не было слишком сложной задачей.

Я различила невдалеке взлетно-посадочную полосу.

«Мустанг» был чертовски хорошим планером, а запас высоты у меня был пока вполне приличным. Я пролетела над полосой, затем развернулась, облетела ее по неширокой дуге, опять развернулась и теперь уже зашла на посадку. Тут я попыталась сбросить скорость, но закрылки из-за повреждений, нанесенных птицами, оказались бесполезными. Пришлось совершать воистину экстренную посадку.

Я посмотрела направо и налево и, используя незапятнанные участки лобового стекла, оценила свое положение относительно земли, а та вдруг поднялась мне навстречу, и я немедля и что было мочи нажала на педаль тормоза, блокирующего колеса. Скорость была весьма значительной, и самолет принялся подпрыгивать несколько более рьяно, чем мне того бы хотелось, но я умудрилась остановить его в самом конце взлетно-посадочной.

Теперь его следовало отбуксировать в сторону, а затем уж осмотреть двигатель.

Из меня вдруг непроизвольно вырвался нервный смешок.

Птицы. Чертовы птицы! До чего ж я их ненавижу!

Но следует признать, что им-то пришлось куда хуже, чем мне. Ведь я-то как-никак все же жива!

Отодвинув подвижную часть фонаря назад, я поднялась, и тут над моею головой, все еще сохраняя безупречный строй, пронеслись «Мустанги».

Очевидно, что пилоты «Мустангов» на время очистили небо, давая мне максимум возможностей для успешной посадки, но сейчас должны были и сами приземляться.

Я находилась в самом конце взлетно-посадочной полосы и помехой им послужить уж никак не могла.

Ведь так?

Я посмотрела через плечо, чтобы удостовериться.

Взлетно-посадочная оказалась забита людьми – к моему самолету бежали операторы, репортеры и просто любопытствующие. Бежали все. Я помахала им из кабины, давая понять, что цела и невредима и помощь мне вовсе ни к чему, а им выбегать на полосу не следует.

Горло мне сдавливал ремешок летного шлема, да сдавливал так, что я едва могла дышать. Я принялась возиться с замком ремешка, но мои перчатки для такой операции оказались слишком толстыми и дубовыми, да и снять их мне тоже сразу не удалось.

– Миссис Йорк, миссис Йорк! Вы не пострадали? Что произошло? Ваша аварийная посадка была частью шоу? Или вы потеряли контроль над самолетом? Сюда! Миссис Йорк! Сюда!

Кто там кричит?

Народу было так много, что разобрать не представлялось возможным, а если бы я не находилась все еще в пилотской кабине, то, поди, оказалась бы раздавленной людской гущей, что собралась вокруг самолета. А люди снова и снова выкрикивали мое имя.

На крыло самолета, вещая в микрофон, взобрался мужчина:

– Я стою на крыле «Мустанга», управляемого миссис Йорк, которая только что пережила смертельно опасную аварию в воздухе. Миссис Йорк, не расскажете ли вы нам, что произошло?

По другую сторону самолета мужчина установил на землю штатив с камерой. Другой мужчина, стоя перед камерой, указал на меня рукой.

Мне даже не позволяли вылезти из кабины. Я рванула перчатку с правой руки и опять в том не преуспела. В негодовании вскричала:

– Отпустите меня, пожалуйста!

– Бедняжка! Она вся дрожит.

Все больше людей вокруг звали меня по имени. Человек на крыле сунул мне микрофон прямо под нос.

– Расскажите нам, пожалуйста, что вы чувствуете?

Я отвернулась от него, перелезла через противоположный борт кабины и спрыгнула на крыло. Оттуда – на землю и оказалась – вот уж идиотка идиоткой – прямо перед объективом телекамеры.

– Ой! И вот она уже здесь, перед нами. Миссис Йорк, вы чудом остались в живых. Скажите, когда с вами случается нечто подобное, вам становится страшно?

– Чудом, говорите? – Он думал, что я испугалась штопора. Они все полагали, что из-за штопора-то я и дрожу. Я прижала руку к крылу и попыталась успокоиться. – Я осталась цела благодаря обучению, которое получила как женщина-пилот Военно-воздушных сил во время войны.

– Разумеется. Но все же вам было страшно?

– Да в общем-то нет. Птицы в воздухе, конечно же, поначалу застали меня врасплох, но разбираться достойным образом с подобными сюрпризами являлось частью подготовки, которую я приобрела, прежде чем вошла в состав подразделения «ОС». – Я указала в воздух, где все еще кружили самолеты, управляемые женщинами моей группы. – Любая из них вышла бы из штопора не хуже меня.

– И каково это – оказаться в спирали смерти?

– Если вас должным образом обучили, то, попав в штопор, вы сосредоточитесь только на своих дальнейших действиях, а не на эмоциях. – Я попыталась изобразить на лице светскую улыбку, какую не раз при мне демонстрировала Николь. – А панику я приберегаю для разговоров с журналистами. – Последняя моя реплика вызвала в толпе смешки, и я прибавила: – К счастью, в полетах на Луну и Марс направляющимся туда пилотам беспокоиться о столкновении с птицей не придется. – Опять послышался смех. – Очень надеюсь, что всем понравится остальная часть авиашоу, и многие призадумаются о том, что наши леди-пилоты могут сделать для космических полетов, если их к таковым допустят. Да и вообще, если мы хотим создать колонии в космосе, то… То нам без женщин никак не обойтись.

– Мысль, конечно, небезынтересная. Может, поделитесь, что им, по вашему мнению, там делать?

– О господи… Я вовсе не уверена, стоит ли мне объяснять на телекамеру, откуда берутся дети. – И тут я увидела Натаниэля. Скорее даже не «увидела», а лишь почувствовала его. Почувствовала его ужас. Представила себе, как он протискивается сквозь плотную толпу, стремясь побыстрее оказаться рядом со мной. – А теперь, уж извините, меня зовет супружеский долг.

Толпа засмеялась громче прежнего, хотя я и не имела в виду никакой двусмысленности. Хотя бог с ними. Сейчас меня заботило лишь то, что, даже если я и выплачу супружеский долг полностью, да еще и с процентами, Натаниэля это в ближайшее время вряд ли успокоит.

Пробираясь сквозь толпу, я опустила голову, сосредоточившись лишь на твердом асфальте. Кроме асфальта я видела перед собой только мужские ботинки, дамские туфли на высоких каблуках, серые манжеты брюк да чулки с перекошенными задними швами. А еще были руки – руки, касавшиеся моих плеч, рук или спины.

И отовсюду слышалось:

– Миссис Йорк! Миссис Йорк!

И затем наконец:

– Элма!

Меня обхватили руки Натаниэля, и я, оказавшись точно под прикрытием щита, воспользовалась силой мужа и собралась. Люди наблюдали, и исчезнуть с их глаз я никак сейчас не могла. Чувствуя их взгляды, мне едва удавалось дышать.

Но мой муж был здесь. Был рядом. Я подняла голову. Поймала его взгляд. Его кристально-голубые глаза блестели от слез, а по краям век вовсю проявилась красная кайма. Его рука на моей спине дрожала.

Я прижала свою ладонь к его щеке.

– Я – цела. Любимый мой, у меня все замечательно. А в небе не произошло ничего особенного. Просто в штопор вошла.

– Тридцать процентов смертей пилотов происходят вследствие штопора. – Он привлек меня к себе и крепко-накрепко прижался своей щекой к моей. – Ничего особенного, говоришь? Уж мне-то сказки не рассказывай!

Не знаю, что породило во мне тогда смех. Может, причиной стало то, что я по-прежнему была не мертва? А может, понимание того, что паника и истерия – лишь две стороны одной и той же монеты? А может, я осознала, что муж мой любит меня так сильно, что в выражении своих чувств даже прибег к статистике?

Разберусь ли я хоть когда-нибудь с нахлынувшими на меня тогда чувствами? Крайне сомнительно.

– Ну теперь тебе, очевидно, придется пересмотреть цифры, дорогой. Ведь я не разбилась.

Он рассмеялся и поднял меня на руки, а толпа отступила назад.

А фотограф нас в ту секунду и щелкнул, и снимок тот был опубликован в «Нэшнл таймс». Ему на той же странице предшествовал снимок моего самолета, терпящего в небе бедствие.

Снимок «Я на руках мужа» оказался единственным запечатлевшим меня в тот день, поскольку, как только мы достигли аэровокзала, я тут же заперлась там в туалете. Каждый раз, когда я полагала, что уже собрала себя воедино и намеревалась выйти, то слышала в зале голоса репортеров, и меня немедля начинало снова выворачивать наизнанку. Пришлось терпеливо ждать окончания авиашоу. К тому времени желудок мой оказался совершенно пуст, а беспокойство стучащего в дверь Натаниэля было столь сильным, что дверь все же пришлось открыть.

Разумеется, мне бы было куда разумнее бояться катастрофы и ее последствий, но боялась я репортеров, и мне за то было ужасно стыдно.

Было стыдно еще и оттого, что на поверку я оказалась совсем уж слабой.