Текст книги "Поцелуй на бис"

Глава 9

По поводу даты спектакля было очень много споров. Кто-то считал, что надо назначить премьеру на зиму или весну – это даст больше времени для репетиций. Но Скотти настоял на том, что в сезон простуд и гриппа после Рождества детишки будут много болеть, а весна слишком напряженное время для старшеклассников, готовящихся к экзаменам в колледж. Поэтому премьеру спектакля, который должен был идти две недели, назначили на последний уик-энд перед Днем благодарения. У них оставалось восемь недель.

Скотти сказал, что этого больше чем достаточно. Только человек по прозвищу Мидас мог сказать такое.

Честно говоря, у Августы было не так уж много обязанностей, связанных со спектаклем, но она, как всегда, делала все предельно серьезно и методично. Для начала она принесла в школу попкорн и лимонад и просмотрела вместе с детишками весь фильм. На следующий день она проиграла для малышей только сцены с жевунами. На третий день они прослушали отдельно песни и отдельно диалоги. Потом Августа раздала детям слова трех песенок, которые им предстояло спеть.

Они репетировали все это следующие шесть недель. Жевуны и мигуны оставались на час после уроков по вторникам и четвергам, а те, у кого были роли побольше, – еще и по средам.

Но Скотти придерживался совсем другой методики – ему хотелось всего сразу. Вместо того чтобы использовать облегченную, театральную версию спектакля, он решил как можно точнее придерживаться сценария фильма с Джуди Гарланд.

Итак… репетициями актеров, исполнявших главные роли, руководил дирижер оркестра, миссис Фиске и ее добровольцы с кафедры английского языка написали первый вариант сценария, а Кэролайн Горман, суперсексуальная учительница биологии, и ее пять учеников-хореографов стояли у них за спиной, подавая интересные идеи. Скотти выпросил в местном магазинчике стройматериалов бракованные доски и передал их кафедре физического развития для изготовления декораций. Футбольный тренер со своей командой, к которой присоединились некоторые родители, строили сиденья по чертежам Джейн Нивенз и ее группы художников, которые также красили их, когда сиденья были закончены. Вместе с баскетбольным тренером и его командой Скотти перерыл весь город сверху донизу, выманил у Дианы Ватте своей очаровательной улыбкой половину тканей в ее магазине и побудил таким образом Лестера Финча, которому не хотелось, чтобы его обошли по части пожертвований, отдать на нужды школы целый рулон зеленой материи для добрых жителей Изумрудного города.

– У нас в общей сложности пятьдесят жевунов и мигунов, – объяснял он леди и джентльменам в доме престарелых Шейди Гроув. – Они приблизительно одного размера, так что шить можно по одним лекалам. Вы можете кроить по три-четыре костюма на линии типа конвейера, если вам так удобнее. О тех немногих, кому нужны были костюмы побольше или поменьше или вообще другие наряды, позаботились Кэрри Матракс, жена священника, которая работает в тесной связке с мисс Августой Миллер, отвечающей за мигунов и жевунов, – закончил он, широко раскинув руки. – Да, мистер Хейз, у вас есть какие-то вопросы?

– Я хотел еще раз уточнить. Вы сказали, что пришлете за нами автобус в день последнего спектакля? И мы получим десятипроцентную скидку на билеты? А от нас требуется всего-навсего сшить пятьдесят костюмов?

– Все именно так, – подтвердил Скотти. – Плюс эксклюзивное представление жевунов и мигунов прямо здесь. Что-то вроде генеральной репетиции в костюмах.

Пожилой джентльмен задумался и произнес:

– Меня можете записать. Только дайте иголку с ниткой.

– Старый дурак, – пробормотала сидящая рядом с ним женщина. – Ты сарай посреди дороги едва можешь разглядеть. Как ты собрался управляться с иголкой?

– Хм. Но если это так, почему я прекрасно тебя вижу? Или ты сарай на дороге?

– В общем, хватит, – объявила женщина по имени Салли Грейви, явно беря на себя руководство, к облегчению Скотти. Слава богу, в любой группе людей всегда находился такой человек. – Джордж, ты видишь достаточно хорошо, чтобы гладить костюмы, когда они будут сшиты. Кто еще участвует?

Скотти с улыбкой слушал, как Салли поручала пациентам, не страдающим артритом, кроить костюмы, а одному близорукому джентльмену – вдевать нитки в иголки. Можно было спокойно отправляться к электрикам, посмотреть, что они могут сделать для освещения сцены.

– Ну вот, – гордо произнес Скотти. – Теперь леди из садового клуба займутся костюмами Канзаса, Добровольный женский клуб – нарядами для главных персонажей из страны Оз. А Дочери пионеров сошьют одеяния граждан Изумрудного города. – Скотти сидел в гостиной Августы, сняв ботинки и задрав ноги на журнальный столик, вычеркивал отдельные пункты из своего списка, на котором были разбросаны в беспорядке газеты, журналы и разные бумаги. – Джерри Дивайн, наш неутомимый консультант, работает с детишками над билетами, плакатами и программками. А хозяин «Пейпер энд Принте» обещал дать напечатать все это в своей типографии. Итак, остается… Остается только решить, что делать по поводу вечеринки для участников спектакля… Что такое? – спросил он у хмуро глядящей на него Августы.

– Не зря тебя прозвали Мидасом, – с наигранным раздражением произнесла та. – Торопыга несчастный!

– О чем это ты? – недоумевал Скотти.

– О тебе, – Августа в притворном отчаянии покачала головой. – Исключительно о тебе.

Подняв одну бровь, Скотти отложил блокнот и вопросительно взглянул на девушку, давая ей возможность развить свою мысль.

– Ты заставил всех в городе работать над пьесой, идея которой принадлежит тебе.

– И что же?

– Выманил у людей обманом материалы, заставил торговцев соперничать друг с другом в щедрости, а бедных стариков работать за скидку на билеты.

– Причем все это без единой капли крови.

– Ты как продавец дождя, как…

– И что же?

– А то, что я нахожусь под огромным впечатлением, – перестав изображать гнев, Августа лучезарно улыбнулась. – Это больше не пьеса старших классов, а совместный проект всей городской общины. Тебе удалось втянуть всех горожан, объединив их общей целью. И это…

Что такое? Неужели она действительно это увидела? Скотти отвел взгляд, теребя лежащие рядом с ним бумаги, и щеки его залились краской.

– Ты покраснел!

– Вовсе нет.

– Покраснел, покраснел. – Гасти вскочила с кресла, в котором сидела, чтобы лучше разглядеть лицо Скотти. – Так ты стесняешься похвалы! О, что за зрелище. Великий и ужасный Скотти Хэммонд краснеет, как…

Скотти быстро схватил ее и повалил на диван прямо поверх бумаг.

– Ты ведь не смеешься надо мной, дорогая? – угрожающе произнес он, пригвождая к подушкам ее руки.

– Я? Что ты! Никогда! – Августа рассмеялась.

– Это хорошо. Потому что ты знаешь, что случается с людьми, которые надо мной смеются.

– Нет, нет. Только не китайская пытка щекоткой!

– Ну конечно, – кивнул Скотти, сверкая глазами. – Итак, тебе, конечно же, ясно, что я вовсе не покраснел?

– Ну… – Августа чувствовала его большие пальцы на своих ребрах. – Мне показалось так на одну секунду, но, очевидно, я ошиблась.

Скотти снова кивнул с довольным выражением лица.

– Только очень сильные люди умеют признаваться в своей не правоте. – Скотти поменял позу, чтобы можно было дотянуться до губ Августы. – И я люблю одну такую женщину, которая только что призналась, что не права.

– Правда любишь?

– Правда. – Скотти медленно склонялся к ней, продлевая муку ее ожидания. Вот он коснулся губами ее губ, почувствовал, как она чуть покусывает его нижнюю губу. Не прерывая поцелуя, Скотти просунул руку под спину Августы и смел на пол все, что лежало под ней на диване.

Августа обвила руками его шею и позволила перенести себя в тот особый мир, который принадлежал только им двоим. В мир, где реальность уступала место волшебству.

– А я люблю мужчину, который умеет краснеть, – едва слышно прошептала Гасти.

Приятно было осознать, что любишь мужчину, просто обыкновенного мужчину. И пусть сплетники говорят все что угодно. Пусть отцы города верят в то, что им больше нравится. Она узнала секрет Скотти Хэммонда. И секрет этот так же прост, как он сам. Скотти привык усердно работать. Он вовсе не возводил здания мановением руки – он, как и все, таскал на верхние этажи кирпичи. Просто не позволял никому увидеть свой трудовой пот.

К Хэллоуину Августа готова была начать репетиции в зале высшей школы. Удобнее всего оказалось делать это утром по субботам.

– Все в порядке, Джереми. Ты можешь приходить только на те репетиции, которые не пересекаются с футбольными тренировками, – объяснила она девятнадцатому ребенку, который подошел к ней с этим вопросом. Затем она встала и помахала руками, чтобы привлечь внимание столпившихся на сцене жевунов. – Мальчики и девочки! Послушайте меня, пожалуйста! Мы организовали эти субботние репетиции, чтобы вы привыкли находиться на сцене. – «А не только для того, чтобы дать Хлое возможность подружиться с ребятами», – добавила она про себя. – И чтобы убедиться, что вы поете достаточно громко и вас будет слышно зрителям. Это очень важно. Я понимаю, что у многих из вас по субботам тренировки по футболу и баскетболу, а у ребят постарше – даже игры, поэтому приходите на те репетиции, на которые сможете. Хорошо? Мы по-прежнему будем репетировать песенки в школе, а чуть позже я раздам вам расписание общих репетиций с ребятами из высшей школы. До этого момента приходите, когда сможете, и ни о чем не беспокойтесь.

Она увидела, как Кэрри Матракс выводит на сцену нескольких заблудившихся в кулисах малышей, и улыбнулась про себя. Ей нравилось работать с этими детьми. Они были такие маленькие, так легко отвлекались и все же вкладывали в пение весь свой энтузиазм. Каждый хотел быть самым лучшим жевуном и очень волновался, все ли правильно делает. Любой режиссер отдал бы очень многое за работу с такими увлеченными актерами.

– Ну хорошо, у нас есть еще несколько минут, прежде чем за вами придут родители. Давайте прорепетируем песенку «По дороге из желтого кирпича». Помните – Дороти будет ходить расширяющимися кругами, вы не должны попадаться ей под ноги. Сегодня Дороти будет миссис Матракс. А где же мои трое чтецов?

Сзади поднялись две руки, а Хлоя выпрыгнула прямо из толпы и объявила:

– Я здесь, Августа.

– Очень хорошо. Теперь вы трое должны внимательно прислушиваться и вставлять свои реплики громко и в нужный момент. Приготовились? – Когда все встали по местам, Августа нажала кнопку на магнитофоне.

Дети пели, а Августа отбивала такт.

– Вы – самые лучшие на свете жевуны, – похвалила она, когда музыка закончилась.

Пока Августа собирала вещи, к ней подходили родители с вопросами насчет того же футбола и где купить билеты. В конце концов Августа, Хлоя и Кэрри остались в зале одни.

– Спасибо за помощь, Кэрри, – поблагодарила Августа. – Я никогда бы не справилась одна.

– Шутишь? Да я получаю здесь истинное наслаждение. Каждый раз, когда я вспоминаю песенку леденцовых человечков, мне хочется смеяться. Они такие милые. И я так горжусь собой. Я искала для их костюмчиков полосатые колготки и наконец нашла их в Спрингфилде, куда ездила навестить свою мать.

– А я живу в Спрингфилде, – вставила Хлоя, радуясь возможности принять участие в разговоре. – Со своей мамой.

– Я знаю, дорогая. И это так здорово, что твой папа решил дать тебе роль в нашем спектакле. Теперь у тебя будут друзья и в Спрингфилде, и в Тайлервилле.

– Я знаю, – сказала девочка. – Но папа сказал, что это была идея Гасти. А мама сказала, что папе очень повезло, что у него есть Августа.

– Она так сказала? – Кэрри явно хотелось услышать побольше. – Это потому, что Гасти приходят в голову такие замечательные идеи?

Хлоя посмотрела на полную дурных предчувствий Августу.

– И поэтому тоже. Но, наверное, больше всего потому, что мама не хочет, чтобы папа чувствовал себя одиноким.

– Понимаю, – Кэрри улыбнулась девочке. – Так значит, твой папа и Августа проводят много времени вместе?

– Ну да. Папа говорит, что рядом с ней он по-настоящему счастлив. – Девочка замялась, потом добавила:

– Но и я тоже очень счастлива, когда Августа рядом.

– Твоему папе очень повезло, что у него такая дочка. – Кэрри выразительно посмотрела на покрасневшую Августу.

– Я знаю, – серьезно кивнула девочка и схватила Августу за руку.

Теперь не пройдет и недели, как все будут так же многозначительно улыбаться за ее спиной, особенно после упоминания о Скотте Хэммонде. Августа не стала ни подтверждать, ни отрицать слов Хлои – это все равно не могло ничего изменить.

– Как ты думаешь, долго ли нам удастся скрывать свои отношения в таком городке, как наш? – спросила Августа, разглядывая остатки молока в стакане.

Берт давно уже недовольно ворчал по поводу этих ночных хождений. Он только что закончил свой вечерний обход, когда женщина вышла из спальни. Маленькая девочка делала так довольно часто, и Берт привык к этому. Но сейчас хозяин тоже не спал. Над плитой в кухне горел огонь. Они что-то готовили и разговаривали. Не очень вежливо с их стороны заставлять его ждать, подумал Берт, позевывая и сворачиваясь калачиком под столом.

– Все равно рано или поздно все бы об этом узнали, – беспечно заметил Скотти.

– Я понимаю. – Августа уселась напротив него за кухонным столом, нервно вращая левой кистью. И когда наконец Скотти разочаруется в ней, об этом также узнает весь город. Августе часто снились в ночных кошмарах косые взгляды и сочувственные похлопывания по плечу, как это было после окончания ее предыдущего неудачного романа. Теплое молоко вряд ли заменит необходимые в таких случаях антидепрессанты. – Я просто думала, что у нас больше времени, – тихо сказала она, отводя взгляд.

– Времени для чего? – спросил Скотти и тут же сам ответил:

– Для нас двоих? Для того чтобы спрятаться в кокон, храня от всех наш маленький секрет? Жить в нашем собственном маленьком мире? – Он накрыл рукой руку Августы. – Признаю, мне будет не хватать немного наших переглядываний в комнате, полной народу, или наших тайных свиданий в общественных местах. Но, думаю, мне будет не менее приятно взять тебя за руку при всех. Пригласить в кино. Или на романтический ужин в ресторан.

Как он не понимает, что это только осложнит их расставание? Ему же самому будет плохо, когда он не захочет больше ее видеть, но не сможет бросить только из-за того, что открыто демонстрировал их близкие отношения. Августа не могла пережить даже мысли о подобном унижении.

– А как насчет твоей репутации? – спросила она.

– Моей… что?

– Ты ведь директор высшей школы. Люди смотрят на тебя, видят в тебе пример для подражания…

И снова Скотти рассмеялся:

– Так ты думаешь, я собираюсь содрать с тебя платье в парке, чтобы мы могли заняться любовью в фонтане? – Он сделал вид, что задумывается над подобной перспективой. – Возможно, мне и сошло бы это с рук. Нанимая меня на работу, в школьном совете знали, что я – холостой мужчина из плоти и крови. К тому же я вовсе не собираюсь нападать на тебя посреди школьной площадки для игр, но я также не собираюсь вести монашеский образ жизни только потому, что работаю директором школы. Я мужчина. Я человек. Я влюблен и горжусь этим.

Августа глубоко вздохнула. Скотти играет нечестно. Но тут она увидела на его лице выражение такой искренней, такой наивной веры в то, что он говорил, что можно было лишь развести руками. Скотти ничего не поймет, пока не случится самое страшное. Это напоминало крушение двух локомотивов, снятое в замедленном темпе. Двух локомотивов на параллельных рельсах, едущих в одном и том же направлении, одинаковых по размеру и силе – вот только рельсы впереди сходятся.

– Ну же, Гасти, – уговаривал ее Скотти. – Поверь, все не так уж плохо. Давай вернемся в постель, и я заставлю тебя забыть все твои тревоги. – Августа скептически улыбнулась. – Нет, правда. Для этого и существуют на свете маленькие городки. Дети вырастают, женятся, сами рожают детей. Через две недели новость о нашем романе перестанет быть новостью.

Августе очень хотелось поверить Скотти, хотелось забыть о том, что их разрыв снова привлечет к ним всеобщее внимание. И ей это почти уже удалось, как вдруг она вспомнила, что приближается новое несчастье, и отчаяние с новой силой овладело ее сердцем.

– Через неделю приезжает моя мать, – упавшим голосом сказала Августа.

Скотти не смог сдержать смеха, услышав нотки отчаяния в ее голосе.

– Согреть тебе еще молока? – сочувственно спросил он.

– Подожди. Вот познакомишься с моей матерью, и посмотрим, захочется ли тебе смеяться.

– Послушай, все то время, что она пробудет здесь, я буду носить свои сияющие доспехи. Тебе достаточно вскрикнуть – и я прискачу на помощь.

– А кто спасет тебя?

– Меня! – возмутился Скотти. – Да она полюбит меня с первого взгляда.

– Хм-м. Какая самоуверенность!

– Я ведь неотразим. – И он лучезарно улыбнулся Гасти, словно подтверждая свои слова. Затем взял у Августы пустой стакан, поднял девушку на ноги и взял ее под руку. – Не знаю, как ты не заметила до сих пор, но женщины за сорок просто не могут передо мной устоять. – Женщины до сорока тоже не могли перед ним устоять, но вряд ли стоило напоминать ему об этом. – Я неподражаем, как румба в субботу вечером. – Скотти повел ее в спальню с таким видом, словно на нем был по меньшей мере фрак, а вовсе не полосатые трусы. – Неотразим, как яблочный пирог, – добавил Скотти, покрывая поцелуями ее шею.

– Да уж, – засмеялась Августа, падая вместе с ним в постель. – Я это заметила.

– Ты – самая замечательная сестра на свете.

– Не забудь, что в следующий раз мы с Аланом хотим на месяц поехать на побережье. Одни, – мечтательно произнесла Лидия. – Это будет после Дня благодарения, когда уедет мама. Я сказала Эрику, что ему придется поспать немного в комнате Джейка и Тодда, и он закатил такую истерику! Даже не спросив почему.

– Бедный ребенок. Я прекрасно понимаю его чувства. Но если он так расстроен…

– Я шучу. К тому же маме гораздо удобнее будет остановиться у нас. Тебя ведь целый день нет. Бог знает, во что она ввяжется без постоянного наблюдения.

– Да уж. О господи, а что, если она вызовется помогать нам с постановкой?

– Слишком поздно. У каждого в городе уже есть свое задание. Придется ей удовольствоваться участью зрителя.

– Да уж. На это стоит посмотреть. Мама в роли стороннего наблюдателя. Я… подожди, Лидди, кто-то стучит в дверь.

Сегодня у нее не было уроков, а Скотти и Хлоя обычно пользуются задней дверью. Августой овладело любопытство, особенно когда, выглянув в окно, она не увидела перед домом машины.

– Мама!

– Августа, дорогая, помоги мне, – тяжело выдохнула Ванда Миллер, ставя перед дочерью огромную картонную коробку. – Можешь себе представить, водитель такси отказался поднести мои вещи к дому! Просто сгрузил их на обочине. – Она быстро чмокнула дочь в щеку, открывая дверь пошире, чтобы внести внушительных размеров чемодан. – Куда катится этот мир?! Люди забыли, что такое манеры. Мужчины перестали походить на мужчин. – Ванда быстро окинула взглядом дочь. – Чем занимаешься, дорогая? Выглядишь ты отлично.

– Да? То есть я хотела спросить, что…

– Знаю, мы все договорились, что я остановлюсь у Лидии. Но я подумала, что перед спектаклем и Днем благодарения нечего мне путаться у нее под ногами. Я должна разделить свое внимание между вами поровну. Знаю, ты привыкла жить одна, но я обещаю ни во что не вмешиваться. О, какую чудесную краску ты выбрала для этой комнаты. Это персиковый?

– Королевский абрикос.

– Яблоки и апельсины, – рассмеялась Ванда, с грохотом опуская на пол тяжеленный чемодан. – Я не так уж ошиблась.

Августа подняла на стул коробку и удивленно спросила:

– Что это?

– Пять тысяч шестьсот экземпляров книги «Мои тропические леса». По одному для каждого в городе, – пояснила Ванда, не переставая восхищаться краской. – И ты все это сделала сама?

– Да. – Августа оглядела комнату, словно никогда не видела ее раньше, чувствуя себя растерянной и смущенной. – В основном сама.

– Тебе нужны сюда шторы. Но ты, наверное, просто пока еще не выбрала нужную расцветку? Я так устала. Дорогая, могу я попросить тебя налить мне чаю? Трудно признаться в этом, но нервы у меня уже не те. Помню времена, когда мне ничего не стоило проехать на автобусе из Сиэтла до Оклахомы, а оттуда до Августы, в Джорджию, в самый разгар лета, только чтобы принять участие в марше борцов за права человека. Теперь же восьмидесятиминутный авиаперелет повергает меня в дрожь.

– Да… конечно. Чаю… Хорошо. Я даже не спросила тебя, как ты долетела, мама. – Можно подумать, ей дали возможность вставить хоть слово. – О господи! Я ведь оставила Лидди на телефоне. Проходи… проходи в кухню. Вон туда. Можешь поздороваться с ней. Пока я грею воду.

Одно недоразумение за другим. Две недели без секса, расспросы по поводу Скотти, бесконечные пустые разговоры, когда обе они будут избегать любых упоминаний о крахе музыкальной карьеры Августы. Обвинения в отказе служить обществу… Тайлервилл не в счет. И все это свалилось на нее именно в тот момент, когда она наконец поняла, что самое важное в ее жизни – это ее будущее со Скотти Хэммондом. Сколько же еще препятствий ее ждет впереди?

– Августа! – закричала Хлоя, врываясь через заднюю дверь без обычного в таких случаях звонка. – Угадай, что у меня есть. Только угадай. Мне разрешили держать ее у папы в доме. Угадай, что это. Угадай, где это. – Девочка восторженно засмеялась. – Ты только угадай! – Заметив Ванду, девочка нахмурилась, затем быстро спросила:

– Кто это разговаривает по твоему телефону?

– Это моя мама, Хлоя. Мама, – произнесла Августа, видя, что мать ее с интересом разглядывает незнакомого ребенка. – Это Хлоя Хэммонд из соседнего дома.

– Как дела, Хлоя? – улыбнулась девочке Ванда.

– Просто здорово! Угадайте, что у меня есть. И угадайте, где это.

– Погоди минутку, Лидия, – сказала Ванда в телефонную трубку. – Итак, Хлоя, что же у тебя есть? И где же это? – Она играла в эту игру как настоящий профессионал.

Хлоя снова рассмеялась, засунув руку в накладной карман своей курточки с капюшоном.

– Ни за что не догадаетесь. У меня в кармане мышь. Смотрите.

Хотя мышка была не больше маленького кулачка Хлои, длинный розовый хвост, похожий на крысиный, исторг у Ванды вопль, напугавший девочку до смерти. Она уронила мышку, которая – вполне естественно – поспешила убежать.

– Моя мышка!

– Боже правый, мышь!

– Моя мышка!

– Куда же она теперь побежит?

– О господи, мышь!

– Там! Там!

– Моя мышка!

– Быстрее. Лови ее!

– Вон там.

– Что здесь происходит? – раздался среди всеобщего хаоса и женских криков мужской голос.

– Со мной все в порядке, Лидия. Я перезвоню тебе позже. Вон… вон она – там.

– Лови ее, Хлоя! Упс. Вот она.

– Моя мышка! Папа, смотри!

– Вон она. Ловите! Ловите!

Августа зажала мышку в углу, когда та побежала к ней, и схватила первое, что попалось под руку. Это оказалась пластмассовая миска. Медленно и осторожно, как укротительница тигров, она прикрыла миской несчастного грызуна.

– Поймала, поймала!

– Хлоя, как я велел тебе нести мышку, чтобы показать ее Августе?

– В клетке.

– И где же клетка?

– Кто эти люди?

– Дома, но я несла ее в кармане и держала очень крепко. А потом она закричала, – Хлоя с видом обвинителя ткнула пальцем в Ванду.

– Августа? Это твои друзья?

– Она испугала мою мышку, – враждебно нахмурилась Хлоя. – И она вывернулась у меня из пальцев.

– Здравствуйте, я – Скотт Хэммонд, – ямочки на щеках остались неоцененными, все внимание Ванды было сосредоточено на ребенке.

– Ты испугала меня. Я не привыкла, чтобы мне совали в лицо мышей. Можно ожидать чего-то подобного от маленького мальчика, но…

– Мама, это мои соседи. Мои друзья. Мои… – Как бы преподнести это поделикатнее?

– …А это моя дочь, Хлоя.

– Ну да, – кивнула Августа.

– Мне очень жаль, что так случилось. Мы и не знали, что вы уже приехали. Как прошло путешествие?

– Таксист попался совершенно невоспитанный, но, в общем, ничего. – Она впервые взглянула в лицо Скотти. – Есть еще и другие?

– Кто? Дети? Нет, только мы с Хлоей.

– Ах да. Сосед… – И хотя Августа ни словом не обмолвилась о Скотти, в глазах Ванды мелькнуло понимание. Лидия…

– А это ваша дочь, – Ванда оглядела Скотти с ног до головы. – Я люблю маленьких девочек. У меня было две своих, но теперь они выросли. А знаете ли вы, что я спасла однажды сотни тысяч мышей от неминуемой гибели? Их закупила фармацевтическая компания. Сотни тысяч, и все такие, как эта. Я вообще люблю животных, – добавила она, явно подлизываясь к Хлое.

Подружиться с ребенком, чтобы завоевать расположение отца – старый испытанный способ. Августа густо покраснела, ей было неловко за мать.

– Почему бы тебе не забрать… Как ты назвала свою мышку?

– Аннабель.

– Почему бы тебе не забрать Аннабель из-под миски и не пойти в гостиную, чтобы я могла спокойно попить чаю. А потом я расскажу тебе, как надо спасать мышей, – она повернулась к Скотти. – Насколько я поняла, это вы…