Текст книги "Тысячи ночей у открытого окна"

Глава 6

В небе висел тяжелый шар полной луны, и в ее призрачном голубоватом свете Джек увидел маленькую фигурку мальчика, пробиравшегося на цыпочках по мощенной плитками дорожке. В центре сада он остановился. Джек сидел, затаившись, в темноте. Острые коленки мальчика торчали из-под длинных шортов, тощие ручки висели вдоль тела. Он высоко задрал светлую голову, уставившись в какую-то точку на небе.

Какой же странный мальчик этот Том О’Нил, подумал Джек. Было уже очень поздно, почти полночь. Что заставило шестилетнего ребенка выйти в сад в такое время? Может, захотел полюбоваться звездами? На самом деле, он помнил, как его самого по ночам гонял с крыши приюта сторож, опасавшийся, что он упадет или, что еще хуже, решит спрыгнуть. Джек вытянул шею, пытаясь проследить за передвижениями Тома.

А-а, так вот в чем дело, подумал он, невольно улыбаясь. Воображение мальчика будоражили вовсе не Большая Медведица или Млечный Путь. Взгляд Тома был направлен на окна квартиры на третьем этаже, где обитала Безумная Венди.

Мальчик и взрослый мужчина некоторое время смотрели на окна, и никто их них не стронулся с места. За это время у Джека созрел план действий. Звезды всегда были его билетом в мир волшебства и сбывающихся мечтаний, как и для многих мальчиков и девочек на всем белом свете. Он широко улыбнулся при мысли о том, как замечательно будет приобщить еще одного ребенка к прекрасному миру небесных светил. Космос – это большое приключение. Возможно, самое большое в истории человечества.

– Ах, Том, – вздохнул он, наблюдая, как мальчик с острыми коленками и волосами, как пух одуванчика, опустил голову и босиком пробежал по дорожке обратно в дом, наверное, в свою комнату, где безопасно и всегда можно спрятаться под одеялом.

– Подними же глаза, малыш, – произнес Джек тихо, с грустной улыбкой, покачивая головой. – На небе достаточно тайн, которые будут тебе интересны.

На следующую ночь Джек, сгорая от нетерпения, ждал у окошка, пока Том и Мэдди не поужинают и не выйдут в сад. Он был уверен, что они туда обязательно придут. Казалось, они находятся там всегда – копают клумбы, выпалывают сорняки или чистят фонтан. Его восхищало их упорство. Но стоило ему показаться в саду, как дети немедленно прекращали болтовню и смотрели на него полными упрека и подозрений глазами. Вот и в этот раз было так же. Но Джек просто кивнул им, вежливо улыбнувшись, и пронес свой телескоп на площадку, где принялся его настраивать.

Уголком глаз он видел, что дети в недоумении смотрят друг на друга. Никому из них не понравилось, что он вторгается в их владения. Мэдди пожала плечами и вернулась к своему занятию, тем не менее время от времени кидая недовольные, но в то же время любопытные взгляды в его сторону. Том, как всегда, поспешил к самшитовому кусту и спрятался за ним.

Джек подтащил к телескопу кресло, устроился поудобнее и начал осматривать темное небо, регулируя видоискатель и время от времени, при виде спутника или красивого скопления звезд, присвистывая или бормоча: «Надо же!» или «Потрясающе!».

Возможно, девочка не была уж так плохо к нему настроена или же любопытство взяло верх, но минут через десять полного молчания она подошла к нему и стала внимательно следить за его действиями.

– На что вы смотрите? – требовательно спросила она.

Джек понял, что его тактика удалась, но, упорно продолжая смотреть в объектив, ответил ей с деланым безразличием:

– На звезды, разумеется, сегодня хорошая видимость.

– Это значит, что их хорошо видно?

– Мм-м…

– Можно посмотреть?

Он ответил не сразу. Потом оторвался от телескопа и жестом подозвал ее.

– Конечно. Смотри вот сюда.

Она прилипла к объективу и тут же восторженно закричала:

– Ой! Какие они красивые!

Джек торжествующе улыбнулся и бросил осторожный взгляд в сторону куста самшита. Том, который в тот момент как раз из-за него выглядывал, быстро убрал голову, словно пугливая черепаха. Джек усмехнулся и снова обратил внимание на Мэдди. Она подпрыгивала на цыпочках от восторга.

– Я думала, что все звезды одинаковые, а теперь поняла, что они совсем разные. Одни голубые, другие красноватые. А на что я сейчас смотрю?

– На звезды и планеты.

– Их так много!

– Да, просто бессчетное количество. Сегодня неплохая видимость, особенно для городских условий. В полной темноте, вдали от огней города можно увидеть гораздо больше светил.

– Ух ты! – удивилась она. – Думаете, мы cможем когда-нибудь добраться до звезд? Я имею в виду, на каком-нибудь космическом корабле? – Она повернула голову. На ее личике отражались удивление, любопытство и неуемный энтузиазм, испытывать которые могут только дети и некоторые взрослые, сохранившие в своем сердце детские мечты. – Я всегда мечтала когда-нибудь полететь к звездам, – доверительно сообщила она.

– Я тоже, – произнес Джек, замечая, как изменилось лицо девочки теперь, когда она не хмурилась и улыбалась. В голубых глазах светился острый ум и любознательность, и он упрекнул себя за то, что решил, что мальчик скорее заинтересуется телескопом, чем его сестра. Потом он вспомнил, что именно Мэдди, а не Том интересовалась насекомыми.

– В космосе так много галактик, которые только того и ждут, чтобы мы их открыли, – мечтательно произнес он.

Улыбка на лице девочки говорила о том, что ей явно польстило слово «мы», подразумевающее и ее причастность к покорению космоса. Она встала на цыпочки и прошептала на ухо Джеку, словно хотела поведать большой секрет:

– Я хочу быть астронавтом, когда вырасту.

– Отлично!

Она кивнула, упрямо выпятив острый подбородок.

– А можно еще немного посмотреть, Джек? Ну пожалуйста!

– Ну разумеется, малышка, сколько твоей душе угодно. Вот, устраивайся, – предложил он, подвигая стул, чтобы ей было удобнее наблюдать за звездами. – Смотри, а я тебе буду рассказывать про эти звезды.

Джеку доставляло огромное удовольствие рассказывать о любимых созвездиях такой увлеченной слушательнице. Мэдди быстро запоминала названия и задавала сотни вопросов. Он старался не смотреть откровенно на самшитовый куст, но краешком глаза замечал, что Том время от времени выглядывает оттуда. Через некоторое время мальчику надоело там сидеть, он вылез из-за куста и теперь бродил по саду, тыкая палкой в кусты и горки земли и явно прислушиваясь к их оживленному разговору. Примерно через час малыш набрался храбрости и уже стоял на расстоянии вытянутой руки от телескопа, но ближе не подходил. Джек проявлял осторожность и не задавал ему никаких вопросов, он даже не смотрел в его сторону.

– Мэдди! Том! – позвала Фэй, высовывая голову из окна кухни. Ойкнув при виде Джека, она тут же опустила глаза и покраснела. Теперь Джек знал, от кого дети унаследовали свое неотразимое обаяние.

– Привет, Джек! Как мило с вашей стороны разрешить детям посмотреть в телескоп, – сказала она, изо всех сил демонстрируя добрососедские отношения. – Надеюсь, они вам не мешают. Боюсь, им в последнее время скучновато.

– Вовсе они мне не мешают. Разрешаю пользоваться телескопом в любое время. – Он посмотрел на Мэдди и подмигнул ей. – Мы же друзья.

Удивление на лице Фэй сменилось благодарностью. А когда она улыбнулась, он снова подумал, что она безумно похожа на Мэдди – тот же блеск в глазах, то же милое лицо. Однако, присмотревшись к ней, он вдруг почувствовал, что Фэй так же одинока, как и ее дочка.

– Вы тоже можете в этом поучаствовать, Фэй.

– Ой… спасибо, даже не знаю… – заикаясь, произнесла она, и ее щеки покраснели еще больше. – Боюсь, у меня нет времени любоваться звездами, – поспешила добавить молодая женщина. – Время сдачи концепции рекламной кампании поджимает.

– Но мы-то ведь можем? Может, завтра? – спросила Мэдди, умоляюще глядя на Джека. – Вы же принесете сюда телескоп, Джек? Я имею в виду, завтра вечером?

– Если небо будет чистым, то непременно. Может, и Том захочет посмотреть. – Он улыбнулся, бросая взгляд на окно. – А может, и ваша мама тоже. Это же игра, не забывайте.

Фэй лучезарно улыбнулась в ответ.

Джек расправил плечи, чувствуя себя победителем.

Мэдди взглянула на брата и пожала плечами.

– Насчет Тома сложно сказать. Вы сначала должны ему понравиться. К тому же его больше интересуют огоньки.

– Огоньки? Ты имеешь в виду спутники на небе?

Она наморщила личико.

– Нет. Я про те огоньки, которые здесь летают.

Интуиция мгновенно заставила Джека напрячься.

– Дети, домой! Немедленно! – крикнула Фэй более решительно, чем в прошлый раз, и окошко со стуком захлопнулось.

– Пора идти, – с сожалением сказала Мэдди, отбрасывая с глаз челку. – Увидимся завтра. Надеюсь, что не будет дождя. Пошли, Том, – сказала она, обнимая брата за плечи и провожая его до дверей. – Может, завтра поймаем один из этих огоньков.

– Ты имеешь в виду светлячков? – продолжал расспрашивать Джек.

– Вовсе нет, – ответила Мэдди через плечо, входя в дверь. – Я говорю про те огоньки, которые летают в холле.

Джек вскочил на ноги. На языке у него вертелись тысячи вопросов, но дверь за детьми уже закрылась.

Позже, в тот же самый вечер, когда в северной части неба сияла туманность Андромеды во всем своем великолепии, а в южной – Большое и Малое Магеллановы Облака, Джек стоял у окна кухни и наблюдал за фигуркой мальчика, который в полном одиночестве в саду снова глядел не на роскошное летнее небо, а на окна третьего этажа, где жила Безумная Венди. Потом мальчик направился к фонтану, наклонился, чтобы поднять что-то с земли. Похоже, это была книга.

Что-то в облике мальчика – его серьезный вид, одиночество, а может, упрямое любопытство – затрагивало глубинные струнки души ученого. Может, Мэдди и задавала ему тысячи вопросов, но ее брата, видимо, волновал только один, с досадой подумал он.

Детектив Фарнсуорси покачивался с носков на пятки, сжимая неизменную шляпу в руках.

– Боюсь, я раскопал не слишком много фактов.

Джек ощутил резкий приступ разочарования и бессильно откинулся на подушки дивана. Черт побери, он любил получать ответы на все свои вопросы.

Фарнсуорси переступил с ноги на ногу – ему явно было неловко признаваться в неудаче.

– Конечно, исходной информации было ничтожно мало…

– Говорите, что вам удалось найти?

Детектив покашлял, чтобы прочистить горло, положил шляпу на тумбочку и вытащил большой блокнот. Усевшись на свободный стул, он принялся листать свои записи.

– Я отследил дату вашего поступления в заведение под названием «Лондонский приют для мальчиков». Ваши приемные родители, мистер и миссис Грэхем, усыновили вас в 1970 году и забрали оттуда, после чего вы с семьей переехали в Америку.

– Да. В возрасте восьми лет. Это все мне известно. А как насчет моих биологических родителей? Удалось найти хоть какую-то информацию о них?

– Понимаете, сэр… – детектив поскреб голову и наморщил лоб, словно от боли. – Такое впечатление, что вы появились из небытия. О вашем рождении нет никаких свидетельств.

– Но должно же быть хоть что-то…

Детектив обиженно засопел.

– Конечно, должны существовать какие-то записи. Дело в том, что в Лондонском приюте для мальчиков не слишком хорошо велась документация, хотя это было вполне приличное заведение.

– Правда? Неужели нет никаких сведений о моем биологическом происхождении?

– Я не обнаружил никаких записей ни о вашем рождении, ни о ваших родителях. Вообще никаких. За исключением вот этого. – Он вытащил пожелтевшую копию медицинской карты – Здесь указана дата проведения обычного медицинского осмотра при поступлении в приют. – Указано, что у вас был перелом позвоночника и многочисленные внутренние травмы.

Джек закрыл глаза, и перед ним снова всплыл хорошо знакомый страшный образ – кулак, летящий ему в лицо.

– Можно ознакомиться? – Он взял документ в руки и внимательно изучил его. – Да, здесь зафиксированы последствия жестокого обращения с ребенком.

– Совершенно верно, сэр, – ответил детектив, отводя глаза. Его пальцы нервно барабанили по портфелю.

– Интересно, – произнес Джек. Он чувствовал себя так, словно его снова избили.

Фарнсуорси снова откашлялся.

– И все же мне удалось найти еще кое-что интересное. – Он наклонился вперед. – Получив достаточно скудную информацию из разговора с вами, я попытался найти что-нибудь о вас в самом приюте.

Джек поднял голову и посмотрел Фарнсуорси в лицо с внезапно вспыхнувшим интересом. Как умно с его стороны, подумал он. Просто отличный ход. Так поступал и он сам в лаборатории, задействуя дополнительные источники информации, если какая-то версия не подтверждалась.

– И что же вам удалось разузнать?

– Понимаете, сэр, – детектив поерзал в кресле. – Приют для мальчиков был основан миссис Форрестер. – Он подвигал бровями, явно в ожидании эффекта от своего заявления.

Джек наклонил голову набок, соображая, что к чему.

– Венди Форрестер! – выразительно произнес детектив. – Хозяйка дома, который вы сейчас снимаете…

Джек сполз с подлокотника дивана на потертые подушки и в полном изумлении провел рукой по взлохмаченным кудрям.

Фарнсуорси откинулся на спинку кресла, с довольным видом кивая головой.

Неужели лондонский приют, где он нашел убежище, был основан Безумной Венди? После минутного замешательства Джек почувствовал, что это открывает новые возможности в расследовании. От волнения кровь с дикой скоростью побежала по венам, он нервно скривил губы. Боже, благодарю тебя за то, что на свете существует такое явление, как синхронистичность, подумал он[6]6
  Термин, означающий значимые совпадения. Введен швейцарским психологом и мыслителем К.Г. Юнгом в одноименной статье. Юнг противопоставляет синхронистичность фундаментальному физическому принципу причинности и описывает синхронистичность как постоянно действующий в природе творческий принцип, упорядочивающий события «нефизическим» (непричинным) путем, только на основании их смысла.


[Закрыть].

– Вы в этом уверены?

– Конечно. Совершенно уверен. Ее муж, Теодор – все звали его Тедди – был командиром эскадрильи во время Второй мировой войны. Погиб, оставив ей дочь, Джейн Форрестер, теперь Джейн Ллойд, и немало недвижимости. Миссис Форрестер использовала значительную часть состояния для создания приюта для мальчиков. Предположительно, в первую очередь для детишек, осиротевших в результате войны. Она отличалась большой щедростью и много лет занималась тем, что разными путями привлекала помощь для приюта. Благотворительные балы, аукционы, пожертвования от спонсоров и все такое прочее. Ее имя регулярно появлялось в статьях, посвященных благотворительности. На протяжении долгого времени миссис Форрестер практически одна содержала заведение. Думаю, она потратила на это целое состояние. – Он оценивающе осмотрел комнату. – Когда-то здесь был элитный район. Жаль, что жизнь так меняется.

Джек фыркнул. Он-то уж точно не испытывал никаких сожалений по этому поводу. Какое значение имеют элитарность или социальный статус? Восхищения заслуживает жизнь, полная служения и самоотречения, какую вела Безумная Венди. Теперь он лучше понимал природу враждебности, которую мать с дочерью испытывали друг к другу. Растрата состояния родителями часто вызывает гнев их детей, привыкших вести праздный образ жизни.

– Скажите, кто сейчас ведет дела в приюте для мальчиков?

– К сожалению, приют прекратил свое существование. Они больше не могли сводить концы с концами. Когда приют закрылся, миссис Форрестер просто исчезла. Не появлялась в обществе много лет.

– Это так, – ответил Джек, бросая быстрый взгляд на потолок. – Она ведет очень замкнутый образ жизни.

– Судя по сообщениям в прессе, миссис Форрестер когда-то была тем, что вы, американцы, называете влиятельным человеком, и активно проводила в жизнь свои идеи. Делала все для своих сирот. Такая жизненная позиция заслуживает уважения, не так ли? Увы, в наше время таких людей почти не осталось.

– Совершенно с вами согласен, – с рассеянным видом подтвердил Джек. Его мысли блуждали очень далеко, можно сказать, в иных мирах.

– Итак, сэр, – начал Фарнсуорси издалека, запихивая бумаги обратно в портфель, – простите, что больше ничем не могу быть вам полезен. К сожалению, все архивы приюта после его закрытия хранились не в очень хороших условиях. Я исчерпал все свои возможности. Ничего не нашел, кроме медицинской карты и даты вашего прибытия в приют. Хотите, чтобы я прекратил поиски?

– Вовсе нет, – ответил Джек, сильным рывком поднимаясь с дивана. – Мне кажется, мы нащупали правильное направление поисков. Думаю, надо действовать следующим образом, – начал он, одной рукой обхватывая детектива за широкие плечи. Интуиция подсказывала ему, что ключом к разгадке его прошлого является Безумная Венди. Когда одновременно говорят интуиция, опыт и удача, вне всякого сомнения, можно ждать успеха.

– Продолжайте собирать информацию о Венди Форрестер. Выясните о ней все, что сможете раскопать, и сообщите мне. И не упускайте ни одну деталь, даже если она кажется… – Он подумал о странных тенях и танцующих в воздухе огоньках и несколько изменил формулировку. – Которая может на первый взгляд показаться странной или неестественной. Тут ходят разные сплетни… Хотелось бы услышать их все.

– Разумеется, сэр. – Фарнсуорси взглянул на свою шляпу, озабоченно хмуря брови, и попытался расправить ее поля пальцами. – Тем не менее, – добавил он, поднимая голову, – считаю своим долгом сообщить вам кое-что… Дело в том, что я уже слышал кое-какие слухи. Это просто какая-то невообразимая чушь… Видите ли, фантазии пожилой леди…

– Я вас слушаю, Фарнсуорси.

Детектив вновь откашлялся.

– Понимаете, сэр, – запинаясь, произнес он, – эти фантазии, мягко говоря, просто из ряда вон выходящие.

Глаза Джека сверкали из-под приподнятых бровей.

– Из ряда вон выходящие, говорите? – Его забавляло то, как детектив стесняется назвать почтенную старушку безумной.

– Честно говоря, сэр, не советую тратить время на такую ерунду. Оно того явно не стоит.

На лице Джека появилась широкая улыбка. Ему нравился Йен Фарнсуорси. Это был честный, прямой человек. Детектив даже не подозревал о том, что лишь усилил решимость Джека продолжать расследование. Так было всегда: чем более невероятной, недоказанной и антинаучной на первый взгляд была теория, тем больше ему хотелось проверить ее и найти ей подтверждение или окончательно отвергнуть. Ведь это не простое совпадение, что они с Венди Форрестер оказались в одной точке пространства и времени. Существовала какая-то квантовая связь, объединяющая их, и он был твердо намерен ее выявить. Что касается расходов, у него было достаточно сбережений от продажи фермы приемных родителей после их смерти. К тому же он довольно удачно вложил свои средства в высокие технологии и при этом жил весьма скромно. Все эти деньги лежали в банках вместе с ценными бумагами, которые тоже росли в цене. Почему бы ему не потратить часть этих денег так, как ему заблагорассудится?

– Прошу отнестись ко мне с пониманием, мистер Фарнсуорси, – произнес Джек, качая головой и протягивая детективу его плащ. – Я же ученый, а мы отличаемся изрядным любопытством. Продолжайте свое расследование, а я беру на себя все расходы.

Распрощавшись с Фарнсуорси, которому не терпелось приступить к выполнению своих обязанностей, Джек принялся расхаживать взад-вперед по ковру в гостиной. Итак, он не узнал, кто его биологические родители и ничего о них не помнил. И все же мысль о том, что они, видимо, избивали ребенка до полусмерти, доставляла ему невыносимую боль. Джек не спеша вышел в сад, устало опустился в кресло и долгое время сидел так, опершись подбородком на сложенные в замок руки.

Через некоторое время, когда на небе появились звезды и сверчки затянули свою бесконечную серенаду, в окошке квартиры семьи О’Нил загорелся свет. Джек поднял голову и увидел на фоне опущенной шторы силуэт маленькой изящной женской фигурки. Тень села, затем взяла с невидимого столика щетку и принялась расчесывать волосы плавными, ритмичными движениями. Это была Фэй. На губах Джека появилась легкая улыбка, когда он вспомнил, как эта рука точно так же нежно гладила голову Тома. Ему вдруг остро захотелось семейного тепла. За несколько недель с момента их знакомства, наблюдая, как Фэй обращается с детьми, он понял, что несмотря на всю свою сдержанность и недоверчивость, Фэй О’Нил в глубине души была очень добрым созданием с нежной душой.

Джек вздохнул и потеребил пальцами кончик носа. Он никогда не знал, что такое материнская нежность. Анна Грэхем, его приемная мать, была доброй женщиной, очень порядочной и заботливой. Он рос в ее доме, и каждое утро перед ним на столе стояла неизменная тарелка с сосисками и картофельным пюре. Его одежда была всегда чистой и тщательно выглаженной. Родители проверяли домашние задания, на день рождения всегда были пироги и подарки – обычно книги или новая одежда. Она была очень хорошей матерью, но она никогда не дарила ему радость материнской ласки.

Джек никогда не мог себе позволить спрятать лицо в юбке матери, как это на его глазах делал Том. Его приемная мать никогда не обнимала его, не покрывала его лицо поцелуями, как это делала Фэй. Он никогда не чувствовал, что он для нее центр вселенной, а Том и Мэдди, несомненно, были для Фэй ее луной и звездами.

Джек откинулся на спинку жесткого, холодного, чугунного кресла, скрестил руки на груди и принялся неотрывно смотреть на окно Фэй О’Нил, наблюдая за ее тонкими руками, расчесывающими волосы. С каждым движением щетки он представлял, как она запускает пальцы в его волосы. Он любовался плавными движениями, словно погрузившись в транс, пока она не закончила расчесывать волосы, положила щетку, протянула руку и выключила свет.

Джек продолжал сидеть в глубокой темноте в полном одиночестве, компанию ему составляла лишь бронзовая фигурка сказочного героя. Дружище Питер Пэн. Такой же сирота, как и он сам, с горечью подумал Джек. Навсегда обреченный заглядывать с улицы в чужие окна. Он никогда не имел того, к чему так страстно стремился.

В следующие несколько недель, когда бы Джек ни появлялся в саду, двое ребятишек О’Нил всегда крутились возле него. Стоило ему выйти в сад вечером, перед ним тут же вырастала Мэдди, садилась в кресло рядом с телескопом и начинала задавать бесчисленные вопросы, а Том осторожно бродил рядом. Иногда он неслышно подкрадывался и заглядывал в окуляр. Радостные возгласы детей, приходивших в неописуемый восторг от сказочной красоты той или иной звезды или планеты, доставляли ученому больше удовольствия, чем восторженные отклики своих самых блестящих аспирантов после очередной лекции, посвященной какой-нибудь сложной научной теории. Работа в саду в выходные и наблюдение за звездами стало для них троих своего рода игрой, и со временем они действительно стали добрыми друзьями.

Загадкой оставалась лишь его новая приятельница, их мать – Фэй О’Нил. Он упрекал себя, напоминая, что у него сейчас нет времени на привязанности. Период экспериментов подходил к концу, и в сентябре ему предстояло покинуть Англию. Тем не менее он не мог отрицать, что испытывает к этой хрупкой женщине странное влечение, но так и не сумел разобраться, что является его причиной. В Фэй О’Нил было нечто такое, что волновало его, заставляло робеть перед ней. Он напоминал себе подростка, тайно влюбленного в девочку из соседнего подъезда. Сначала он списывал необычные эмоции за счет того, что женщина просто находится рядом. Он видел ее почти каждый день и, как профессор Генри Хиггинс[7]7
  Персонаж пьесы Бернарда Шоу, профессор фонетики, заключающий пари со своим другом, полковником Пикерингом, что сможет обучить простую цветочницу, Элизу Дулиттл, говорить на литературном языке, который поможет ей быть принятой за герцогиню из высшего общества Лондона.


[Закрыть], он просто «привык к её лицу».

И, надо сказать, это лицо было очень привлекательным.

В конце концов он пришел к выводу, что в этом случае срабатывает старый добрый закон Кулона, гласящий, что разноименные заряды притягиваются. А он не мог представить себе более разных людей, чем он сам и Фэй О’Нил. Или представить кого-то, к кому его притягивало бы больше, чем к ней.