Текст книги "Добывайки на новом месте"

Глава седьмая

Вспоминая утро их прибытия на место, наиболее отчётливо Арриэтта представляла длинный-предлинный переход: временами ей даже казалось, что они не дойдут.

Они прекрасно выспались: даже Поду и Спиллеру удалось пару часов отдохнуть. Судя по всему, путешествие по реке заняло меньше времени, чем все они ожидали. Арриэтта и Хомили даже не проснулись, когда Спиллер наконец причалил барку к берегу, маленькому галечному пляжу под похожим на утёс обрывом со сплетением корней. Именно в этом месте просторная лужайка у дома священника соединялась с изгибом вытекающего из пруда ручья. Сначала Арриэтта не увидела лужайку: её закрывали сомкнувшиеся лапы можжевельника, прикрывавшие этот укромный причал и заслонявшие небо. Неужели они действительно добрались, или этот похожий на пещеру уголок всего лишь место для отдыха во время куда более долгого путешествия?

Нет, они прибыли! Арриэтта услышала церковные часы, отбивавшие девять ударов.

На мелководье Под и Спиллер возились с крышкой от мыльницы. Под пытался привязать её к корню, и она покачивалась на воде. Обернувшись, он увидел дочь, которая стояла в барке, закутавшись в стёганое пуховое одеяло, и зубы её стучали от холода, из-под гетры выбралась и Хомили, всё ещё сонная и растрёпанная.

– Наконец-то вы проснулись! – радостно поприветствовал жену и дочь Под. – Вот мы и на месте! Что вы об этом думаете?

Арриэтта пока не могла точно сказать, что думает, но место казалось ей достаточно скрытным, тёмным и почему-то безопасным. Хомили, робко остановившись возле дочери и тоже кутаясь в одеяло, кивком указала на крышку от мыльницы и подозрительно поинтересовалась:

– И куда мы на этом поплывём?

Спиллер, как заметила Арриэтта, уже карабкался вверх по берегу. Спутанные корни служили отличной лестницей.

– Никуда, – ответил Под. – Мы погрузим на неё часть вещей, чтобы было на чём переночевать, а добираться до нового дома нам придётся на своих двоих…

– Так куда мы идём? – спросила Хомили.

– Нам надо подняться по лужайке к дому, – объяснил Под. – Ты сама скоро всё увидишь… И придётся поторопиться, пока никого нет поблизости. Спиллер сказал, что они ушли на целый день…

– Кто?

– Мистер и миссис Уитлейс, разумеется. Он в это время работает в саду, а она уехала в город на автобусе. А теперь, Хомили, – добавил Под, приблизившись к барке, – передай-ка мне эти стёганые одеяла и другие постельные принадлежности. Арриэтта, поищи вон там верёвку…

Мать и дочь неохотно сняли с себя тёплые одеяла, и Арриэтта отправилась искать верёвку.

– Как насчёт нескольких кастрюль? – спросила Хомили, складывая одеяла.

– Сегодня вечером никакой готовки, – предупредил Под.

– Но нам надо поесть…

– Спиллер обо всём позаботится. Ну, всё, принимаемся за работу…

Вернулась Арриэтта с верёвкой, и дело пошло быстрее.

Они спускали сложенные постельные принадлежности вниз, Поду в руки, и тот относил их в крышку от мыльницы.

– Вода немного поднялась, – заметил Под, – ночью шёл дождь…

– А мы и не заметили, – отозвалась Хомили, поглаживая рукой гетру. – Эта штука сухая, словно кость…

– Пожалуй, ты права. – Под посмотрел на густую листву над головой. – Здесь хорошо, мы в укрытии. Вы лучше сняли бы башмаки и чулки, и я помогу вам перебраться через борт.

Арриэтта, всё ещё дрожа от холода, присела, чтобы расшнуровать башмаки, и почему-то подумала о Платтерах. Сидни и Мейбл можно пожалеть: всю ночь они провели, согнувшись возле изгороди, в протекающем ялике, под зонтами, с которых капала вода.

Спиллер, как она успела заметить, уже поднялся по отвесному берегу и скрылся из виду.

– Вам со Спиллером удалось поспать, Под? – спросила Хомили, спустив одну ногу с борта.

– Да, мы выспались. – Под протянул руки и, когда жена нагнулась вперёд, подхватил её под мышки. – Улеглись ещё до полуночи. Ты разве не слышала бой часов? Вот так… отпускай руки! Молодец!

– Ой! – воскликнула Хомили, оказавшись на гальке. – Вода холодная!

– А ты чего ожидала в это время года?

Арриэтта сама соскользнула вниз с башмаками и чулками в руках: ей не терпелось подняться наверх по лестнице из корней. У Хомили энтузиазма было явно меньше.

– Теперь вы обе поднимайтесь наверх! – сказал Под, отвязывая крышку от мыльницы. – В этом нет ничего сложного, Хомили. У тебя всё получится, так что не беспокойся…

– Я ни слова не сказала, – холодно отозвалась Хомили и с отвращением посмотрела на маленький утёс. – Ты можешь взять мои башмаки, Под?

– Да, давай их сюда! – Он почти выхватил у жены ботинки и запихнул привязанные к мыльнице постельные принадлежности. – А теперь лезьте наверх!

Арриэтта, уже карабкавшаяся по корням, протянула матери руку:

– Это совсем не сложно! Давай руку, я тебе помогу…

Хомили вяло начала подниматься по спутанным корням, пытаясь сохранить достоинство, если это вообще возможно. Но сегодня у Хомили это получилось. Она лезла вверх спокойно, ровно, без страха. Под, следивший за ней взглядом, с концами натянутых швартовов в руках, удивлённо улыбнулся, преисполнившись мрачной гордости. Никто на свете не сравнится с его Хомили, если она за что-то взялась!

Выбравшись наверх, Арриэтта оглянулась по сторонам в поисках Спиллера, но не увидела. В этом не было ничего необычного: она помнила. что он умел слиться с любым пейзажем; главное для него было оказаться на свежем воздухе. Потом Арриэтта посмотрела на огромную лужайку, не подстриженную до гладкости бархата, как это бывало когда-то, а грубо скошенную косой. Она знала, что такое коса: Под изготовил себе косу из бритвенного лезвия. Знакомы ей были и косилки – такая имелась в Фэрбанксе. Её внимание привлекло совсем другое, отчего сердце учащённо забилось: длинный низкий дом с остроконечной крышей, отражавшей свет утреннего солнца. Фасад здания казался расплывчатым и лишённым окон – должно быть, оттого, что его укрыли вьющиеся растения (об этом говорил отец), совсем одичавшие без стрижки. Старый дом приходского священника обещал столько путешествий, столько укромных уголков, столько свободы! Тут Арриэтта заметила, что между тем местом, где она стояла, и домом есть пруд с камышами вдоль берега и островком в центре. Он хоть и находился в отдалении, она сумела рассмотреть даже плоские круглые листья ещё не раскрывшихся кувшинок…

Тем временем за её спиной что-то происходило. Арриэтта, осознав это, обернулась и увидела, что на краю обрыва Спиллер, Под и Хомили, пыхтя от натуги, тянут за швартовочную верёвку крышку мыльницы. Она поспешила им на помощь, дав тем самым Спиллеру возможность отойти, чтобы распутать верёвку, зацепившуюся за корни. Когда ему удалось её освободить, он стал помогать им снизу. Наконец мыльница оказалась рядом, и они смогли перевести дух. Под вытер лицо рукавом, Хомили принялась обмахиваться передником, а Спиллер лёг на спину и закинул руки за голову. Никакого холода никто больше не чувствовал.

Арриэтта оперлась на локоть и посмотрела на Спиллера, растянувшегося на земле. Как странно было видеть его уставшим или спящим… Этой ночью они с Подом всё-таки нашли местечко на гружёной неудобной барке, чтобы прикорнуть на пару часов, тогда как они с матерью так уютно устроились под тёплыми одеялами, сшитыми мисс Мэнсис. Как добр был к ним Спиллер – всегда! – и всё же так далёк: никому никогда не удавалось поговорить со Спиллером по душам – только о деле.

Что ж, решила Арриэтта, нельзя иметь всё, поднялась на ноги и снова посмотрела на далёкий дом.

Спустя какое-то время поднялись и остальные и тоже обратили взоры на дом, но каждый при этом думал о своём.

– Колокольня этой церкви – точная копия той, что в игрушечном городке, – задумчиво произнесла Хомили.

– Скорее наоборот, – хмыкнул Под.

Арриэтте было приятно осознавать, что отец в приподнятом настроении: это казалось добрым предзнаменованием. Хомили, напротив, склонила голову к плечу, потому что не любила, когда над ней подтрунивают.

– Надену, пожалуй, башмаки, – усевшись на сухую листву под лапами можжевельника, буркнула Хомили. – Ты бы тоже обулась, Арриэтта: трава наверняка мокрая после дождя…

Но Арриэтта, которую всегда восхищали мозолистые ступни Спиллера, предпочла остаться босиком.

Наконец пришло время отправляться в путь – долгий-долгий.

Глава восьмая

Добывайкам следовало держаться как можно ближе к пруду – для них он был почти озером, – где осока и водные растения могли служить прикрытием. Они все тянули мыльницу за верёвку, и она легко скользила по мокрой траве. Спиллер шёл первым, за ним Под, потом Арриэтта, в арьергарде двигалась Хомили, и поначалу груз показался им почти невесомым.

Конечно, они могли пройти и прямиком через лужайку, но, хоть Под и уверял, что большой дом пустует, им не удавалось избавиться от врождённого страха перед всевидящим оком человеков.

Усталость накапливалась постепенно. Попадались жёсткие травинки, иногда они натыкались на прошлогодний чертополох, прибитый к земле непогодой, но не растерявший от этого своих колючек. Молодые его побеги, пробивавшиеся среди травы, были мягкими, серебристыми и бархатистыми на ощупь. Арриэтта уже пожалела о том, что не надела башмаки. Спиллер не подавал сигнала остановиться, и гордость не позволяла ей просить об этом.

Они всё шли и шли. Порой при их приближении пускалась наутёк землеройка, наконец-то проснувшаяся после долгой зимней спячки. Лягушки весело скакали среди травы, где росли акониты. Да, весна пришла…

Наконец – им показалось, что прошли часы, – Под окликнул Спиллера:

– Надо передохнуть!

Они все уселись спина к спине на плотно упакованной мыльнице.

– Так-то лучше, – вздохнула Хомили, вытягивая уставшие ноги.

Арриэтта наконец-то надела грубые тёплые чулки, которые мать так ловко связала парой тупых штопальных игл, и башмаки.

– Под, – после недолгого молчания спросила Хомили, – а откуда Спиллер знает, что в доме никого нет?

– Разве я тебе не сказал? Эта чёрная штука в холле…

– Какая чёрная штука? – Хомили была совершенно обескуражена.

– В холле у них стоит такая чёрная штука. Они поворачивают ручку и говорят в неё обо всём на свете, и в том числе о том, что собираются делать и когда…

– Кто их слышит?

– Ну, скажем, Спиллер, если находится рядом. Он знает этот дом досконально, сама увидишь…

Хомили долго сидела молча, не в силах даже представить, что это за «чёрная штука». И вообще, что такое холл?

– И что, этой чёрной штуке… они говорят правду? – спросила она наконец.

Спиллер, хохотнув, хрипло сказал:

– Иногда.

Хомили снова примолкла, но ответ её не убедил.

Под встал.

– Что ж, если вы отдохнули, то нам лучше идти дальше.

– Ещё минутку, Под, – взмолилась Хомили. – У меня ужасно болят ноги.

– У меня тоже болят, если уж на то пошло, – пробурчал Под. – И у Арриэтты наверняка тоже. А знаешь почему? Мы потеряли форму, вот почему! Около полугода мы были заперты в той мансарде, почти не двигались, так что придётся нам тренироваться…

– Мы как раз этим и занимаемся, – недовольно пробормотала Хомили, поднимаясь на ноги.

И они побрели дальше.

Лягушки весело скакали среди травы, где росли акониты.

Да, весна пришла…

Было одно место, где им пришлось отойти от пруда и пересечь лужайку. Там процессия разделилась. Спиллер один потащил мыльницу, а семья Курантов укрылась в кустах. Это были переросшие азалии, чьи нежные побеги уже покрылись почками. Добывайкам они показались настоящим лесом. Там они снова от-дохнули. Комковатая земля была покрыта прошлогодними опавшими листьями, а на веточках над ними висела рваная паутина.

– Лучше бы мы переночевали здесь, на природе, – сказала Хомили.

– Нет, дорогая, – не согласился с женой Под. – Как только перетащим мыльницу через этот участок, мы окажемся прямо перед домом, вот увидишь…

Протащить мыльницу через низкие, похожие на корни ветви оказалось непросто, но они с этим справились и снова оказались на открытом пространстве, у подножия поросшей травой насыпи. Слева виднелись затянутые мхом ступени, почти неразличимые, кроме самых нижних, веером расходившихся по тому, что раньше было лужайкой.

– Мы же не пойдём по ступенькам. Правда, Под? – с надеждой жалобно спросила Хомили.

Ступени хоть и невысокие, всё-таки ступени, и Под направлялся именно к ним, а жене и дочери сказал:

– Нет, вы с Арриэттой оставайтесь на месте, а мы со Спиллером поднимемся по парапету и втащим мыльницу наверх. Ну… или вы могли бы подняться по насыпи…

– Если бы могли! – воскликнула Хомили и села на землю: мокрая трава или не мокрая – всё едино.

Помешкав, Арриэтта уселась рядом – ей бы тоже не помешал отдых – и успокоила мать:

– Им не потребуется много времени.

Хомили опустила голову на колени:

– Я не буду возражать, даже если на это у них уйдёт целая вечность.

Под и Спиллер справились быстро. Хомили и Арриэтте показалось, что они только уселись, когда сверху негромко спросили:

– Ты там, Арриэтта?

Девочка вскочила и подняла голову:

– Да…

– Возьмись за верёвку и начинай подниматься.

– Она достаточно длинная?

– Не волнуйся: длинная. Мы вас встретим…

Хомили подняла голову с колен и увидела, как Арриэтта, держась одной рукой за верёвку, а другой хватаясь за траву, поднимается вверх по насыпи. Вскоре трава скрыла её, но до Хомили донеслись приглушенные голоса:

– Вот сюда, девочка… Так, хорошо… Просто замечательно… Как там мама?

Медленно, с трудом Хомили поднялась на ноги и посмотрела в сторону насыпи. Подъём не казался слишком уж крутым, и в отличие от Арриэтты у неё будут свободны обе руки, но она не собиралась спешить: пусть отдохнут, вреда не будет. Сверху по-прежнему слышались голоса.

Наконец они миновали последние заросли травы и оказалась на поросшем травой гравии. Прямо над ними возвышался большой дом.

– Что ж, вот мы и пришли… Это наш дом! – сказал Под, взяв жену за руку.

– Дом? – слабо отозвалась Хомили, глядя поверх гравия на входную дверь со стальными гвоздями.

Все стены здания заросли плющом и другими вьющимися растениями, скрылись под зеленью и многие решётчатые окна.

– Сейчас пройдём внутрь, и ты сама всё увидишь…

– А как мы попадём внутрь? – спросила Хомили.

– Иди сюда, я покажу…

Под свернул направо, в сторону от входной двери. Мыльница, которую тащил Спиллер, громко скрежетала по камням. Хомили опасливо посмотрела на тёмные решётчатые окна: а что, если за ними оттуда следят? Но всюду царил покой. Дом явно был пуст. Возможно, та «чёрная штука» в холле в кои-то веки сказала правду…

Солнечный свет косо падал на фасад дома, но когда они завернули за угол, то сразу же ощутили его щедрое тепло. Эта часть определённо выходила на юг, и окна здесь были другие, словно помещение это пристроили значительно позже, – высокие великолепные окна с низкими подоконниками и квадратными панелями, слегка потемневшими от времени и непогоды. Инстинкт Хомили к обустройству дома дал о себе знать. Если кто-нибудь помоет эти окна, то они будут выглядеть «мило».

Добывайки прошли мимо трёх таких окон, пока стена дома не закончилась пристроенным сооружением из стекла, а позади них скрежетала по гравию мыльница. Хомили заглянула внутрь через тусклое стекло, обратив внимание, что на некоторых имелись трещины.

– Это оранжерея, – объяснил Под. – Здесь раньше выращивали цветы, даже зимой. Идём…

Следом за Спиллером они снова завернули за угол. Ещё одна стеклянная стена, осыпающаяся белая краска и ветхая стеклянная дверь, потрескавшаяся и сгнившая там, где дерево соприкасалось с поросшим сорняками гравием. Спиллер остановился, и Под объявил:

– Вот здесь мы войдём, и ты не станешь вырывать эти сорняки, потому что они скрывают вход…

Осторожно раздвинув стебли крестовника, Под предупредил:

– Осторожно, здесь крапива. Спиллер с ней борется как может, но она вырастает быстрее, чем он успевает её срезать…

– Мне показалось, что ты сказал, будто этот Уитлейс садовник, – заметила Хомили, осторожно следуя за мужем.

– Да, но он занимается только огородом – большой сад слишком запущен, – а ещё следит за церковным двором.

Арриэтта, след в след шагавшая за родителями, оглянулась. То, что она приняла за деревья, было спутанной буковой изгородью, поднимавшейся на достаточную высоту. Укрытие! Они со всех сторон скрыты от посторонних глаз. Ну что за чудесное место!

Слегка пригнувшись, Арриэтта прошла за Подом и Хомили через неровную дыру под дверью, а когда поскользнулась и схватилась за косяк, чтобы не упасть, кусок сырого дерева остался у неё в руке.

– Осторожнее, – предупредил Под, – совсем ни к чему, чтобы эта дыра стала больше.

Внутри оказалось удивительно тепло: потоки солнца лились через покатую стеклянную крышу. Пахло высохшими листьями герани и чем-то похожим на уголь. Всюду стояли старые потрескавшиеся горшки для цветов – целые пирамиды горшков – и лежали куски мешковины, а также пара ржавых жардиньерок, на которых когда-то держались растения. Пол был выложен потускневшими от времени красными и коричневыми плитками, во многих местах разбитыми.

Под через дыру вернулся назад, чтобы помочь Спиллеру с мыльницей, а Хомили осталась стоять у двери, зачарованно озираясь по сторонам. Каждые несколько секунд раздавалось тихое «шлёп» – это вода капала из крана в углу. Кран выходил из выложенной кафелем стены, и внизу Арриэтта увидела решётку водостока. По звуку, который издавали капли, было понятно, что под решёткой скопилась вода. В противоположном углу стояла забавная кирпичная печурка с проржавевшей железной дверцей, как в духовке, полуоткрытой и висевшей на ржавых петлях. Труба печки выходила через крышу на улицу.

– Что за место! – воскликнула Хомили. – Здесь чудо как хорошо!

– Мне тоже нравится, – откликнулась Арриэтта. – Вода и всё такое… а на этой печке можно готовить.

– Нет, вряд ли… – Хомили с неприязнью посмотрела на печку. – Вдруг кто-нибудь увидит дым.

Тяжело вздохнув, она опустилась на отошедшую от пола плитку и простонала:

– Ох, мои ноги!

На дальней стене напротив двери, под которой они вошли, располагались двойные стеклянные двери, похожие на высокие французские окна, которые, сообразила Арриэтта, когда-то вели прямо в сад, пока не пристроили оранжерею. Гостиная с такими дверями была в Фэрбанксе, но эти не были плотно прикрыты, а на одной из них отсутствовали ручки. Арриэтта на цыпочках подошла к ней и слегка толкнула. Жалобно скрипнув на ржавых петлях, дверь отошла ещё на несколько дюймов.

Заглянув внутрь, она увидела длинную просторную комнату с книжными полками из потускневшего дуба. Слева располагались три высоких окна, через которые лился солнечный свет. Окна имели широкие подоконники, также из дуба, и удобные сиденья под ними. На стене справа, напротив среднего окна, Арриэтта разглядела камин, совсем небольшой и, на её взгляд, современный.

Она так увлеклась, что не услышала, как к ней подошёл отец, и даже испугалась немного, когда почувствовала, как кто-то положил руку ей на плечо.

– Да, здесь была библиотека.

Арриэтта подняла глаза на книжные полки: там действительно остались кое-какие книги, несколько неаккуратных стопок потрёпанных журналов и разный хлам, оставшийся от предыдущих владельцев: жестяные коробки, сломанный хлыст для верховой езды, пара разбитых цветочных ваз, бюст римского императора с отбитым носом, пыльный пучок сухой травы.

– По мне, так сюда никто никогда не заходит, – предположила Хомили, тихонько подойдя к ним.

– Так и есть, – подтвердил Под. – И это великолепно, просто великолепно!

Арриэтта, как и родители, была счастлива, но ей пришлось вернуться назад – без большой, впрочем, охоты, – чтобы помочь Спиллеру разгрузить мыльницу. Родители тоже пошли с ней, и Хомили, всё ещё очень усталая, без сил опустилась на приглянувшуюся ей плитку.

– Согласна: всё это великолепно, но где мы будем сегодня спать?

– В печке, – спокойно ответил Под.

– Что?! Здесь же полно золы!

– На решётке – нет; вся зола внизу, – возразил Под.

– Ну, – протянула Хомили, – мне даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь придётся спать в печке…

– Но ты же спала под печкой в Фэрбанксе.

– Вот именно: под печкой. Ах, Фэрбанкс, – простонала Хомили, – ну почему нам пришлось оттуда уйти…

– Ты отлично знаешь почему, – вмиг посуровел Под и обратился к Арриэтте: – Возьми что-нибудь – кусок старой мешковины например – и протри немного решётку, а я принесу листьев…

Он направился к двери, а Хомили, оглядываясь по сторонам, поинтересовалась:

– А где Спиллер? Вроде только что был здесь.

– Думаю, отправился в кладовку: надо же нам наконец поесть.

Вдруг раздалось жужжание, и в испуге все посмотрели вверх.

Тут же начали бить часы на церкви, и этот звук был так близок. Под, судя по выражению лица, считал удары. Глядя на него, принялись считать и Хомили с Арриэттой.

– Одиннадцать, – сказала Хомили, когда эхо последнего удара замерло вдали.

– Двенадцать, – поправил её Под. – А у тебя сколько получилось, Арриэтта?

– Тоже двенадцать.

– Правильно, а вот мама пропустила один удар. Что ж, теперь мы знаем: чтобы пересечь пешком эту лужайку, нужно три часа…

– А мне показалось, что на это ушло три года, – проворчала Хомили. – Надеюсь, нам не придётся это делать часто.

– Есть средства и способы, – туманно ответил Под со странной ухмылкой, направляясь к дыре под дверью.

– Средства и способы! – повторила Хомили, когда он скрылся из виду. – Что он имел в виду? Средства и способы… В следующий раз мы что, будем летать?

Арриэтта тоже задумалась над этим, отрывая кусок мешковины. Вскоре вернулся Под с охапкой листьев бука, тёмно-зелёных и упругих. После того как разгрузили мыльницу, они устроили себе постели.

– Вроде ничего получилось, – заметила Хомили, отряхивая руки.

Всё действительно выглядело неплохо: поверх пружинистых листьев лежали простыни и стёганые одеяла.

– Вот бы ещё закрыть дверь…

– Нельзя сказать, что она открыта: так, щёлка – только для того, чтобы войти и выйти, – возразил Под.

– Думаю, мне лучше прилечь. – Хомили направилась к печке.

– Ты разве не хочешь пройтись по дому? – остановил её Под.

Хомили замялась:

– Ну, для начала мне нужно немного полежать. Мы шли всё утро, а я уже не молоденькая.

– Я знаю. Да, мы все устали, но вдруг случится так, что у нас не будет другой возможности. Сейчас-то никого дома нет, верно? Человеков то есть… И они ещё не скоро вернутся…

Хомили всё ещё колебалась, как вдруг где-то в глубине дома раздался звонок. Все трое обернулись на звук, словно фигурки на часах, и уставились на двойные двери, но звонок больше не повторился.

– Что это было? – еле слышно прошептала Хомили, отступая назад, к печке, и нервно нащупывая дверцу.

– Подожди! – остановил её Под.

Они замерли, и тут один за другим раздались три звонка, и наступила тишина.

– Что ж, я был прав, – улыбнулся Под. – В доме действительно никого нет.

– О чём ты?

– О той чёрной штуке в холле. Как только раздаётся звонок, человеки сразу к ней бегут.

И тут Арриэтта вспомнила, ведь мальчик говорил ей об этом… Как же эта штука называется? Телеграф? Нет, как-то иначе… Слово вертелось на языке. Ах да… Арриэтта неуверенно произнесла:

– Думаю, это телефон. – И добавила, словно извиняясь за свои обширные познания: – У мисс Мэнсис есть такой.

Ей пришлось долго объяснять, как это устройство работает: провода, столбы, возможность поговорить из одного дома с человеками в другом доме…

– Ну надо же такое придумать! – воскликнула Хомили.

Под помолчал немного, потом сказал:

– Не пойму, что к чему – во всяком случае, из твоих объяснений, Арриэтта, – но в одном я совершенно уверен: мы должны благодарить судьбу, что эта штука есть!

– Что ты имеешь в виду, Под? – немного раздражённо спросила Хомили.

– Она нам подсказывает, что делать и как себя вести.

Лицо Хомили вытянулось от изумления:

– Но я не слышала от неё ни слова!

– Она нам сообщает, что дом пуст, это совершенно очевидно. Попомни мои слова, Хомили: эта чёрная штука в холле станет для нас… станет…

Под так разволновался, что никак не мог подобрать нужное слово.

– Находкой? – решилась подсказать Арриэтта.

– Гарантией, – наконец нашёл нужное слово Под.

В тот день они так и не пошли осматривать дом. Хомили очень устала, а оставаться одной ей явно не хотелось, да и Спиллер принёс из кладовой множество лакомств. Поэтому они все расселились на куски битой плитки и с аппетитом поели. Спиллер обеспечил их восхитительным обедом: таких блюд, как им казалось, они не видели и не пробовали многие годы. Были здесь и копчёная ветчина, розовая и нежная, и анчоусное масло, и кусочки сдобного теста, и виноград, который следовало осторожно очищать от кожицы, и что-то завёрнутое в листья салата-латука (Хомили решила, что это пирог с голубями), и целый ломоть домашнего хлеба, и маленький неровный обломок сливового пирога.

После еды, как часто бывает, их стало клонить в сон, даже на Пода навалилась усталость. Хомили собрала остатки еды (они уже забыли, что это такое!) и задумалась, куда бы их сложить.

– Я принесу тебе лист щавеля, – сказал Под и направился было к двери, но Спиллер заметил, что он еле переставляет ноги, и обогнал его.

Вскоре он вернулся с несколькими не слишком свежими листьями и исчез. Спиллер, как заметила Арриэтта, никогда не ест в компании.

Но куда всё-таки убрать еду, чтобы уберечь её от чужого взгляда, если даже разбитые плитки Под велел положить на место? Ничто не должно привлекать внимания или вызывать подозрение.

– Мы можем спрятать еду снаружи, среди сорняков, – предложила Хомили.

– Нет, так мы только крыс привлечём, – возразил Под. – А это нам совершенно ни к чему…

В конце концов Хомили решила забрать остатки еды с собой в постель и положить под подушку.

– Это будет отличный завтрак, – забираясь в гнёздышко из пуховых стёганых одеял и почти засыпая, пробормотала она себе под нос.

Арриэтта помогла отцу положить на место осколки плитки и, поскольку после уборки им уже нечем было заняться, решила отправиться спать. Несмотря на усталость, прежде чем заснуть, она услышала, как часы на церкви пробили четыре, и подумала: «Надо же, всего четыре часа! А день казался таким долгим…»