Текст книги "Мой любимый шпион"

– Но я не могу обещать, что не буду возбуждаться, лежа с вами в одной постели, – ответил Симон. – Вы прелестны и желанны, вы моя жена, а я отнюдь не евнух.

Сюзанну передернуло.

– Ох, не надо так шутить! Это ужасно, что мужчин калечат, чтобы сделать из них евнухов, стражей гарема.

– Простите, я неосмотрительно выбрал слово, – пробормотал Симон. – Но как бы я ни желал видеть вас в своей постели, я просто не в силах пообещать, что больше не дам вам повода для беспокойства.

– Но если нас будет разделять как можно больше ткани… Думаю, я тогда как-нибудь справлюсь, – сказала Сюзанна, надеясь, что не ошиблась. – Отчасти сегодня все объяснялось тем, что свидетельство вашего возбуждения оказалось слишком неожиданным и шокирующим.

– Неожиданным, шокирующим и пугающим, – уточнил Симон. – Мне очень жаль, Сюзанна, простите меня.

– Не надо извиняться. Дело во мне, и я постараюсь как-нибудь навести мосты через пропасть между нами.

– Если решение – это сразу несколько одеял, тогда в феврале осуществить его проще простого. – Симон обнял жену одной рукой, и она придвинулась к нему поближе, так что почти улеглась на грудь.

Только начиная расслабляться, Сюзанна поняла, как напряжена была до сих пор. С протяжным вздохом облегчения она прильнула к мужу и тихо сказала:

– Опасных прикосновений нам лучше не допускать, но насколько же это лучше, чем спать в одиночку.

– Согласен. – Симон легонько коснулся губами ее лба. – От одного американского колониста я однажды услышал, что близ фронтира распространен такой обычай: юношу, приехавшего издалека, и девушку, которую он явился повидать, укладывают спать в одну постель. При этом посередине постели устанавливается доска, и молодым людям полагается оставаться каждому со своей стороны.

Сюзанна рассмеялась.

– Удивительный обычай! Думаете, они соблюдают это правило?

– Скорее всего нет. По крайней мере, не всегда! – Симон еще крепче прижал к себе жену. – К счастью, одеяла мягче досок.

– Спасибо… – прошептала Сюзанна, начиная засыпать. – Спасибо за то, что простили мои слабости и недостатки, а также за ваше терпение.

– У вас нет слабостей, ma chérie. Более сильной женщины, чем вы, я, наверное, никогда не встречал. Вам удалось выжить в безрадостном браке с человеком, который был недостоин вас. Мало того, вы сумели выжить в плену у пиратов и позднее, когда стали рабыней в гареме. Вы наделены силой, выносливостью и способностью приспосабливаться к самым разным ситуациям. И поскольку вы решили сделать все возможное, чтобы этот брак стал удачным, устраивающим нас обоих… Полагаю, это у вас получится. Мы оба этого хотим, и благодаря вашим усилиям и вашему уму мы наверняка преуспеем.

– Я очень надеюсь на это! – с жаром воскликнула Сюзанна. – Мне кажется, вы – лучшее, что со мной когда-либо случалось, и я ужасно сглупила бы, если бы так просто от вас отказалась.

– Весьма польщен. – Симон провел ладонью по ее волосам. – А теперь – отдых. Он нужен нам обоим.

Сюзанна с облегчением выдохнула. Катастрофу удалось предотвратить, но теперь ей предстояло найти способ справиться со своими страхами. Она была обязана это сделать – ради Симона и ради себя.

Глава 13

Симон проснулся и, открыв глаза, залюбовался лицом Сюзанны, скульптурность которого подчеркивал свет раннего утра. Ее чуть припухшие веки напоминали об отчаянных рыданиях минувшей ночи.

И все же она находилась здесь, в его объятиях, и они спали вместе. Правда, их разделяли слои ткани – стеганое одеяло, покрывало, еще одеяла, простыни, ночные рубашки, – но все это было гораздо предпочтительнее ночного одиночества.

Этим утром, проснувшись, Симон сразу же почувствовал возбуждение. В те времена, когда он считал себя обычным человеком, такое случалось постоянно, но потом это происходило все реже, и в какой-то момент он понял, что страсти остались для него в прошлом. Он привык считать такое положение вещей постоянным и уже не надеялся, что когда-либо изменится. Впрочем, ему было все равно.

Но затем он встретился с Сюзанной, и теперь, по прошествии времени, понимал, что его стремление во что бы то ни стало жениться на ней было первым признаком выздоровления. И он горячо благодарил судьбу за это – несмотря на все трудности и осложнения.

Вспоминая свою прежнюю жизнь, Симон подозревал, что по натуре своей не годился для военной службы, просто так сложились обстоятельства. На службе он прекрасно справлялся со своими обязанностями, однако сейчас был очень рад, что армейская жизнь для него уже позади.

Сюзанна пошевелилась, подняла руку и провела ладонью по его щеке.

– Как хорошо, что мы в одной постели. – Она улыбнулась, и казалось, что эта ее улыбка озарила ярким светом всю комнату. – Я рада, что вы не отказались от меня.

– И никогда не откажусь, – заверил Симон и, помолчав немного, добавил: – Как я уже говорил, мне не под силу читать ваши мысли. Так что если я чем-нибудь вызываю ваше недовольство, обязательно скажите.

Сюзанна прикусила губу, и тихо вздохнув, проговорила:

– Знаете, мне очень неловко сознавать, что лишь от меня одной зависит успех нашего брака. Отчасти это мне нравится, но вы ведь закаленный в боях солдат, привыкли действовать и отдавать приказы. Рано или поздно вам надоест подчиняться мне, разве не так?

Симон помедлил с ответом, наконец сказал:

– Подозреваю, что вы правы. Но я не хочу, чтобы вы боялись быть откровенной со мной или же опасались моих возможных действий.

– И я не хочу ни того, ни другого, – подтвердила Сюзанна. – Слишком часто мне в жизни приходилось осторожничать и бороться с мучительным страхом. Для нас и нашего будущего лучше разделить власть. Если вы начнете вызывать у меня раздражение, я вам так прямо и скажу, а вы, в свою очередь, говорите, если я вызову у вас те же чувства.

– Но вы никогда не раздражаете меня, – запротестовал Симон.

Сюзанна усмехнулась.

– До сих пор вы были честны со мной, но ваше последнее замечание меня встревожило. Оно явно указывает на нехватку у вас благоразумия.

Симон весело рассмеялся.

– Тогда попробую выразиться иначе… До сих пор вы ни разу не раздражали меня, но если это все-таки произойдет, так и скажу.

– Вот и хорошо. Так будет по-честному. – Сюзанна приподнялась, и стеганое одеяло сползло с ее плеч.

Симон мысленно застонал. Прелестная грудь Сюзанны, колышущаяся под ночной рубашкой, неудержимо притягивала его взгляд. Однако же, взяв себя в руки, он отвел от жены глаза и проговорил:

– Вам, пожалуй, следует спать в своей постели. В таком случае именно мне придется идти утром по холодному полу к себе в спальню.

– Как скажете, милорд. – Сюзанна соскользнула с постели и сразу же сунула ноги в туфли из овчины, чтобы не замерзнуть на холодном полу. – Чем займемся сегодня?

– Сначала оденемся и устроим себе прекрасный и неспешный завтрак, потом проедемся верхом. – Симон усмехнулся. – Ну а затем я начну обучать вас всяким военным уловкам и премудростям.

Сюзанна рассмеялась.

– Удивительный у нас медовый месяц! Обычно в такое время молодые супруги целыми сутками не вылезают из постели. А мы ничего подобного не делаем.

– Мы поступаем так, как считаем приемлемым для нас. И я думаю, медовый месяц – время не только предаваться страсти, но и уделять друг другу всю полноту внимания, – заявил Симон. – Именно этим мы и занимаемся – изучаем образ мыслей и характер друг друга, а это гораздо важнее.

– Всю полноту внимания, говорите? – Сюзанна усмехнулась. – Да, пожалуй, это про нас, но тогда выходит, что во время моего первого медового месяца я получила гораздо меньше того, что мне причиталось. Жан-Луи горел желанием побыстрее посвятить меня в тайны женской природы, как он деликатно выражался, но за пределами постели редко виделся со мной даже в наш медовый месяц. Он постоянно пропадал на охоте или же пил вино и играл в карты с приятелями.

Симон с удивлением покачал головой.

– Каким же глупым он был, мой кузен…

– Вот и я так думаю, – кивнула Сюзанна, помолчав, спросила: – Вы не обиделись, что я заговорила о нем?

– Ни в коем случае! – покачал головой Симон. – Всякий раз, когда вы упоминаете о нем, я начинаю гордиться собой и нашим браком.

Сюзанна снова рассмеялась.

– И не без причины, милорд!

Ближе к вечеру, после долгой верховой прогулки и столь же долгого обучения стрельбе, Сюзанна ужасно устала, но была очень довольна прожитым днем. Хотя прошедшей ночью едва не вспыхнул скандал, они с Симоном вновь чувствовали себя друг с другом непринужденно, и узы между ними крепли. Впервые в жизни рядом с Сюзанной появился мужчина, которому она могла сказать что угодно.

И все же их соглашение о том, как будут проходить ночи, внушало тревогу. К счастью, Симон успокоил ее. Когда они поднимались в спальни, он предупредил:

– Я приду к вам в комнату, когда буду готов ко сну.

Сюзанна ушла к себе и постаралась как можно скорее переодеться в ночную рубашку и халат, чтобы муж не застал ее полуголой. Годы, проведенные в гареме, лишили ее стыдливости, но она не желала осложнять положение для Симона. В том, что мужчины мгновенно возбуждаются при виде обнаженного женского тела, она давно уже убедилась.

Но Симон не спешил присоединиться к ней. Что ж, ей следовало сразу понять: он постарается избежать любой неловкости. Он вошел, когда она уже сидела в постели, и сразу же направился к камину – готовить угли, чтобы те согревали их всю ночь.

Тоном светской беседы он осведомился:

– Не желаете еще массаж? Обычно требуется несколько дней, чтобы мышцы, напряженные после верховой езды, перестали ныть.

– Я бы с удовольствием… – призналась Сюзанна. – Если это не доставит вам неудобства.

Симон выпрямился и, повернувшись спиной к камину, ответил:

– Если вы имеете в виду, что от этого я еще сильнее захочу вас, то да, вы правы. Но любые мелкие неудобства затмит удовольствие от прикосновений к вам.

Ей тоже хотелось его прикосновений, поэтому она откинула одеяло и улеглась лицом вниз. Симон присел на кровать и принялся осторожно массировать ее шею и плечи.

– Так приятно… – пробормотала Сюзанна.

– Как и прикасаться к вам, – отозвался Симон.

Казалось, его сильные пальцы вытягивали боль из ее мышц и костей.

Неожиданно для самой себя она спросила:

– О чем вы сейчас думаете?

Симон долго молчал, потом ответил:

– Ну, о том, что любая женщина, которая так наслаждается массажем, наверняка когда-нибудь испытает удовольствие и от более интимных прикосновений.

Сюзанна вздрогнула – и замерла.

– Расслабьтесь. – Симон легонько похлопал ее по ягодицам. – Если это и случится когда-нибудь, то лишь по вашей воле. – И продолжил массировать ей спину.

Когда она уже почти задремала, он объявил:

– А теперь соорудим постельный сандвич.

– Что вы сказали?.. – Сюзанне показалось, что она ослышалась.

– Поскольку вы долго жили в жарком климате, вам обязательно нужно побольше одеял. И надо, чтобы вы сами оказались нижним слоем… – Симон ловко уложил жену на спину и укрыл несколькими одеялами. Затем зажег ночную свечу с абажуром, приглушавшим свет, и потушил яркую лампу.

После чего улегся на свободную сторону постели – поверх тех одеял, которыми укрыл Сюзанну, – и накинул на себя и на нее еще два одеяла. Повернувшись на бок, он обнял Сюзанну одной рукой и с улыбкой пояснил:

– Вот вам и сандвич. Так гораздо лучше нашего вчерашнего импровизированного плана.

– Да, конечно, – согласилась Сюзанна, уютно устраиваясь рядом с мужем, таким теплым и приятным… Теперь они снова лежали обнявшись, и даже если он снова возбудится, то она об этом не узнает.

– Спокойной ночи, милорд, – прошептала она. – Спасибо, что женились на мне.

Симон дружелюбно хмыкнул в ответ, и вскоре послышалось его тихое и ровное дыхание. Сюзанна тоже начала засыпать, но в какой-то момент вдруг подумала: «Неужели Симон прав и моя любовь к объятиям когда-нибудь поможет с наслаждением принимать другое?..»

Она надеялась, что так и будет. Господи, как она на это надеялась!

Медовый месяц получился хоть и необычным, но вполне соответствовал одному из требований: все свое время и внимание супруги посвящали друг другу. Сюзанна с легкостью восстановила подзабытые навыки верховой езды и с удовольствием осматривала поместье вместе с Симоном.

В обычные представления об идеальном медовом месяце едва ли укладывались уроки стрельбы – тем более старания Симона научить свою прелестную жену множеству не совсем честных приемов самозащиты, – но и то и другое доставляло Сюзанне огромное удовольствие. Ее решимость больше никогда не попадать в положение жертвы сделала ее прилежной и способной ученицей. Симон, пообещал, что в Лондоне первым же делом купит ей оружие, подходящее леди.

Метод сандвича для совместного проведения ночей действовал безотказно. Несколько раз по утрам Симон спросонья клал руку на грудь Сюзанны. Она, сонная, отстраняла ее, но не сердилась.

Некоторые из соседей прислали им приглашения на ужин, чего Симон никак не ожидал. Сюзанна же резонно рассудила: поскольку ее муж – крупнейший землевладелец в округе, местным жителям, конечно же, любопытно поближе познакомиться с ним и его женой француженкой.

Хотя Франция по-прежнему считалась врагом, в гостях Сюзанна очаровала всех присутствующих. Многих соседей по поместью Симон помнил еще с детства и немного оттаял от их радушного приема. Как позднее сказала Сюзанна, еще более желанным гостем для соседей он мог бы стать лишь в том случае, если бы был холост.

Симон ответил, что ему страшно даже подумать о том, что пришлось бы уклоняться от знаков внимания соседских дочерей на выданье, поэтому он несказанно рад, что женился на ней. Оба расхохотались. Уайт-Хорс теперь казался им обоим родным домом.

Дни этой идиллии сменяли один другой, пока не прошло две недели. Наступил март с чудесной солнечной погодой, уже не зимней, а весенней, и они отправились верхом в долину – к белой лошади. Вблизи понять, что изображала меловая фигура, было невозможно, но Сюзанна с любопытством разглядывала творение древних художников.

После веселого пикника на склоне холма они направились к дому, но там их ждала маленькая неприятность – пришло франкированное письмо от лорда Киркланда. Сломав сургучную печать, Симон начал читать и нахмурился.

– Плохие вести? – спросила Сюзанна.

– Ну, не то чтобы… Но медовому месяцу конец. Киркланд пишет, что один из самых влиятельных эмигрантов, граф де Шорри, устраивает прием через три дня. И нас в Лондоне уже ждет приглашение. Так что пора вернуться в большой мир. – Симон поднял глаза на жену. – Де Шорри был в числе тех эмигрантов, с которыми вы встречались, когда только вернулись в Лондон?

Сюзанна поморщилась.

– Да, был и смотрел сквозь меня, будто я какая-нибудь судомойка, но от других оскорблений воздержался.

Симон по-прежнему хмурился.

– Но вы готовы встретиться с ним и с его чванливыми друзьями?

– Если вы будете рядом, я готова встретиться с кем угодно, – ответила Сюзанна, ни секунды не задумываясь.

Симон молча кивнул и мысленно поклялся разорвать на куски каждого, кто посмеет оскорбить ее.

Глава 14

Экипаж остановился перед особняком де Шорри, и Сюзанна сделала глубокий вдох, стараясь подавить волнение и успокоиться.

– Хорошо, что Дженни на этой неделе возвращается из Дорсета и сможет позаботиться обо мне. Впрочем, и без ее помощи я сейчас одета гораздо лучше, чем по прибытии в Лондон. – Она провела ладонью по своей изумрудно-зеленой шелковой юбке.

– Сегодня вы особенно прекрасны, а красота – это власть, – с серьезнейшим видом отозвался Симон.

– А если красоты окажется недостаточно, у меня в запасе есть приемы защиты, которым вы меня обучили. – Сюзанна усмехнулась и добавила: – Способность постоять за себя придает уверенности.

– Воистину так. Но я надеюсь, что сегодня вечером вам никому не понадобится ломать пальцы. – Симон помог жене выйти из экипажа. – Впредь говорим только по-французски, запомнили?

– Oui, милорд. – Сюзанна взяла мужа под руку, и они поднялись по ступеням к массивной резной двустворчатой двери.

Стараясь думать по-французски, Сюзанна чувствовала себя довольно странно… На этом языке она говорила с раннего детства, но в Константинополе почти не прибегала к нему, так как не представлялось возможности, а после побега из гарема окончательно перешла на английский. По ее просьбе Симон говорил с ней только по-английски – ей хотелось научиться говорить бегло.

Постоянная практика помогла: хоть Сюзанна и не выросла двуязычной, как Симон, ее английский значительно улучшился. А теперь, увы, ей опять предстояло разыгрывать роль французской аристократки. Впрочем, ей неплохо удавались различные жизненные роли сначала – преданной мужу юной графини, а затем – покорной рабыни из гарема, совершенно смирившейся со своей участью.

Выйдя замуж за Симона, Сюзанна утратила прежнее смирение. И сейчас, вспомнив опыт, который приобрела, будучи французской графиней, она горделиво вскинула голову, взяла поудобнее под руку своего героического мужа и вошла в дом.

За порогом раздавались звуки музыки, громкий смех и многоголосый щебет на французском. Сюзанне тотчас вспомнилась прошлая жизнь, когда она, жена Жана-Луи, была словно канарейка в позолоченной клетке, предназначенная для того, чтобы ею восхищались, но не слушали.

– Ну как, справляетесь? – шепотом спросил Симон.

– Да. И неплохо. Но так странно вновь оказаться в роскошном французском доме…

– Согласен. Во французском свете я не бывал уже много лет. – Симон улыбнулся. – К счастью, мы оба прекрасно умеем приспосабливаться.

Симон назвал их имена лакею, и их проводили наверх, к хозяевам, принимавшим гостей.

– Полковник и мадам Дюваль, – объявил один из лакеев.

– Добро пожаловать в мой дом! – приветствовал их граф де Шорри – элегантный, с серебристыми волосами, под руку с разодетой по последней моде женой. – Я слышал, теперь вы граф Шамброн?

– Было бы слишком самонадеянно претендовать на титул, насчет которого я не уверен. – Симон и хозяин дома обменялись короткими рукопожатиями. – От этого титула меня отделяют несколько кузенов, а обстановка во Франции еще слишком неспокойная, так что нет никакой определенности. – Симон вывел вперед Сюзанну. – Однако нет никаких сомнений в том, что моя супруга – графиня де Шамброн. Ведь она вдова последнего графа…

Де Шорри молча прищурился, обдумывая это замечание. Его жена, здороваясь с гостьей, скривилась так, будто съела лимон. Сюзанна же втайне забавлялась происходящим и была безукоризненно любезна с хозяйкой дома.

Де Шорри принялся знакомить новоприбывших с остальными гостями. Сюзанну и Симона разглядывали во все глаза, но приветствовали вежливо. В какой-то момент одна изысканно одетая дама, болтавшая в кругу подруг, вдруг обернулась и воскликнула:

– Сюзанна, дорогая, неужели это и впрямь вы?

У Сюзанны перехватило дыхание: она узнала эту привлекательную брюнетку.

– Мадлен де Севиньи! Сколько лет!..

Женщины бросились в объятия друг друга, после чего, повернувшись к мужу, Сюзанна объяснила:

– Мы с Мадлен соседствовали на протяжении нескольких лет, милорд.

– Я слышала, вы погибли вместе с мужем при нападении пиратов, – сказала Мадлен, чуть отступая, чтобы хорошенько оглядеть подругу. – А вы прямо-таки цветете! Как и ваш муж… – Она повернулась к Симону – и вдруг в растерянности заморгала: – Но вы… не Жан-Луи. У того были карие глаза.

Симон вежливо поклонился.

– Я его кузен, мадам, этим и объясняется сходство. Мы с Сюзанной познакомились еще до ее свадьбы и стали друзьями. И к моей великой радости, здесь, в Лондоне, мы нашли друг друга.

Мадлен одобрительно кивнула.

– Браво, месье! А теперь я непременно должна познакомить Сюзанну с моими подругами. Нам надо столько всего обсудить!..

Сюзанна тотчас удалилась, а де Шорри протянул:

– Повезло вашей жене встретить здесь друзей… Позвольте мне представить вас новоприбывшим. – Он поманил к себе двух мужчин. – Монкутан, Рубе, идите сюда и познакомьтесь с полковником Дювалем – возможно, графом де Шамброном… а может, и нет.

Монкутан напоминал хитрого гладкого лиса, бдительного и непредсказуемого. Вежливо склонив голову, он, как когда-то Сюзанна, спросил:

– Полковником какой армии?

– Британской. Такой способ противостоять Наполеону казался тогда наилучшим. Но сейчас, когда войны закончены, я продаю свой патент. – Он сухо улыбнулся. – Предположительно закончены. Но слухами земля полнится. Как думаете, останется ли корсиканец в изоляции?

– По-моему – маловероятно. – Рубе нахмурил брови. Он казался довольно жизнерадостным, если не присматриваться к глазам. – Корсиканец – человек недюжинных способностей и огромных амбиций. На Эльбе ж он постепенно теряет терпение. Тем более что наш монарх, Бурбон, не посылает ему условленного содержания.

– Какая недальновидность… – отозвался Симон. – Лев, которого не кормят, с большей вероятностью вырвется из клетки. И как, по-вашему, это может произойти?

Де Шорри поджал губы.

– Одна надежда на то, что Королевский флот не выпустит его с Эльбы. Но у императора слишком много сторонников, готовых ради него на все. Боюсь, рано или поздно его тюремщики утратят бдительность. И тогда лев явится, чтобы вновь вступить в борьбу.

Симон вздохнул.

– А нашу несчастную Францию ждут новые страдания.

– Может, да, а может, и нет, – ответил Рубе. – Не думаю, что он вернется во Францию. Более вероятна Италия. До нее от Эльбы всего несколько миль, и там сопротивление будет не так велико.

– Любопытная мысль. Но если он прибудет в Италию и его провозгласят правителем, то много ли времени пройдет, прежде чем амбиции подтолкнут его к новым завоеваниям?

– Вряд ли много, – предположил Монкутан. – И если он вернется во Францию, то всемерная поддержка ему обеспечена. Сердца солдат, служивших под его началом, по-прежнему отданы ему.

– Пожалуй, во многом его успех объяснялся тем, что он выступал за демократию и простых людей, но при этом правил как тиран, – высказался Рубе. – Человек о двух лицах.

– И оба лица опасны, – язвительным тоном подхватил де Шорри. – Я не прочь вернуться домой, на свои земли в Лотарингии. Но политическая обстановка остается неопределенной, вот почему я предпочитаю безопасность здесь, среди унылых британцев.

– Немало наших соотечественников разделяют вашу точку зрения. – Симон указал на стайки элегантно одетых гостей.

– Да, но еще больше тех, кто не так осторожен, как я. Многие уже вернулись во Францию, так что мои званые вечера не столь многолюдны, как в былые времена. – Де Шорри истинно галльским жестом пожал плечами. – А вы намерены вернуть себе фамильные владения, Дюваль?

– Об этом я пока не задумывался, – признался Симон. – Ведь я совсем недавно вернулся из армии после того, как несколько лет провел в Португалии и Испании. Пока мне хорошо и в Англии. Я же наполовину англичанин, как вам известно, так что мои корни пущены здесь так же глубоко, как и во Франции.

– А ваша жена? Она-то чистокровная француженка.

– Мы все еще новобрачные… – многозначительно улыбнулся Симон. – Нам не хватает времени как следует поговорить о будущем.

Хозяин и гости понимающе усмехнулись, и Монкутан воскликнул:

– И неудивительно! Она прелестна. А это правда, что в гареме она научилась особым уловкам, предназначенным для того, чтобы довести мужчину до грани помешательства?

Симон с трудом подавил желание впечатать кулак в похотливую физиономию собеседника.

– Моя жена – леди, – заявил он. – Я не стану обсуждать ее ни с кем.

– Это в вас сказывается английская кровь… – Де Шорри был явно разочарован. – Впрочем, не важно. Пойдемте, я познакомлю вас с остальными гостями.

Вскоре Симон убедился, что большинство гостей придерживались тех же взглядов, что и де Шорри: во всеуслышание признавались в своей ненависти к Наполеону, но стареющий и беспомощный король из династии Бурбонов, сидевший на троне, не внушал им доверия.

Большинство были бы рады вернуть себе состояние и привилегии, какими они были до революции, но все понимали, что за прошедшие годы Франция изменилась. Оставалось лишь надеяться, что в тот момент, когда политическая обстановка станет более определенной, у них по-прежнему будут деньги и привилегии – пусть даже меньшие, чем раньше. И все присутствующие сходились во мнении, что Наполеону недолго осталось томиться в его узилище на Эльбе.

Вечер выдался занимательным, хотя Симон и не услышал ничего такого, что могло бы заинтересовать Киркланда. Впрочем, Сюзанне, возможно, повезло больше, чем ему.

К собственному удивлению, Сюзанна наслаждалась вечером. Приемы у де Шорри предполагали, по-видимому, беседы, приятную негромкую музыку, легкое и изысканное – совершенно французское – угощение и превосходное вино. Киркланд оказался прав: героический муж, вдобавок аристократ, а также роскошное новое платье – все это обеспечило ей в кругу эмигрантов гораздо более радушный прием, чем прежде.

Да, кое-кто из мужчин поглядывал на нее маслеными глазами, а некоторые женщины поспешно отходили, лишь бы не знакомиться с ней, но большинство эмигрантов вели себя учтиво. Неожиданным подарком судьбы стала встреча с Мадлен. Несколькими годами старше Сюзанны, она взяла на себя роль заботливой сестры, долг которой – ввести юную девицу в высший свет.

Они обменялись новостями, и Мадлен выразила соболезнования в связи с гибелью Жана-Луи. Причем ни Мадлен, ни ее подруги не позволили себе ни единой насмешки или оскорбления, узнав о пленении Сюзанны, но очень заинтересовались повседневной жизнью гарема – спрашивали, что едят наложницы, как одеваются, как коротают время, действительно ли турецкие бани так великолепны, как о них рассказывают, и часто ли хозяева требуют обитательниц гарема к себе на ложе.

Сюзанна знала, что такие вопросы неизбежны, и заранее приготовилась к ним.

– Бани и впрямь великолепны. – Она сокрушенно вздохнула. – Может, мне удастся уговорить мужа построить здесь такую для меня. А что касается частной жизни наложниц, то она может быть какой угодно. Мой хозяин любил женщин с необычной внешностью: например, с такими, как у меня, зелеными глазами, каких раньше никогда не видел. А в остальном… – Она покачала головой и принялась вдохновенно сочинять: – Меня считали слишком маленькой и худой и потому непривлекательной. Но даже если бы я обладала такими же пышными и соблазнительными формами, как женщины, которых предпочитал мой хозяин… Ну, знаете ли, даже самому отъявленному распутнику любой страны никогда бы не хватило времени, чтобы уделять достаточное внимание такому множеству женщин! – На ее лице заиграла лукавая улыбка. – Поверьте, дорогие, собственный муж, который живет с тобой в одном доме и проявляет к тебе интерес, гораздо ценнее!

Это заявление вызвало безудержный смех и неиссякающие рассказы о медовых месяцах, мужьях и любовниках, и истории эти отвлекли внимание от Сюзанны.

Разумеется, она не стала упоминать о том, что самым важным для жизни навыком, который она освоила в гареме, оказалось умение врать не моргнув глазом. На самом же деле ее жизнь в плену была совершенно неподходящей темой для светской беседы.

К ее облегчению, никто не назвал ее в лицо распутницей, хотя кое-кто из присутствующих дам, в том числе графиня де Шорри, когда-то так и заявляли. Сегодня они избегали Сюзанну, но открыто не оскорбляли.

Изредка они с мужем переглядывались, и она взглядами давала понять, что с ней все в порядке. Симон же то и дело переходил от одного кружка мужчин к другому – и беседовал, слушал, выяснял мнения собеседников.

Час был уже поздний, когда кто-то неосторожно наступил на подол платья Сюзанны и оторвал ленту, которым оно было отделано. Она давно пыталась придумать предлог, чтобы ненадолго отвлечься от разговора, и теперь, пользуясь возможностью, извинилась и поспешила наверх, в дамскую уборную. Услужливая камеристка приколола ленту обратно и нанесла ей на виски лавандовую воду.

Несколько минут Сюзанна сидела, расслабившись, положив ноги на обитый парчой пуфик и радуясь, что можно помолчать. А когда вновь была готова ринуться в бой, поднялась и оправила платье. Зеркало заверило ее, что сегодня она выглядит прекрасно – элегантная и невозмутимая, как и полагалось графине. Но от постоянной настороженности, необходимости быть начеку визит к соотечественникам получился утомительным. Пожалуй, им с Симоном следовало бы попрощаться и уехать.

Уборная располагалась этажом выше гостиной, в глубине дома, поэтому Сюзанне пришлось пройти по длинному коридору и свернуть за угол. Светильники на стенах, дававшие мягкий свет, выхватывали из темноты отдельные предметы изящной мебели, явно французской. У поворота она остановилась полюбоваться искусно сработанным столиком и подумала с усмешкой: «Де Шорри, должно быть, бежал из Франции, нагрузив имуществом целый корабль».

– А, так это шлюха из гарема… – Сиплый и протяжный голос прозвучал так неожиданно, что Сюзанна вздрогнула.

Резко обернувшись, она увидела перед собой одного из гостей. Кажется, это Морле… Когда она побывала у эмигрантов сразу после своего приезда в Лондон, он домогался ее, загнав в угол. В тот раз ее спасло только появление в коридоре двух девушек-служанок.

Но на этот раз поблизости никого не оказалось, а сам Морле, широкоплечий и коренастый, был сильно пьян. Надеясь образумить его и выкрутиться, Сюзанна вскинула голову и ледяным голосом чопорной графини произнесла:

– В гаремах нет шлюх, месье. Только измученные скукой женщины, которым нечем заняться, чтобы скоротать время.

– Зато теперь нет причин скучать, мадам, – отозвался Морле, медленно надвигаясь на нее. – Давно хотел узнать, как шлюхи из гарема ублажают мужчин. – Внезапно он рванулся к ней, схватил за руки и попытался поставить на колени, надавив одной ладонью на плечо, а другой неловко расстегивая брюки. – Я слышал, они способны свести мужчину с ума.

На миг ужас парализовал Сюзанну, и она по привычке сказала себе: «Подчинись, или он причинит тебе боль. Может, даже убьет. Ты бессильна, ты должна покориться…»

Нет, ни за что! Ведь она уже не покорная жертва, которая боится за свою жизнь и вынуждена только повиноваться. Теперь она жена воина, научившего ее защищаться.

Морле все еще возился с пуговицами, когда Сюзанна резким движением вскинула вверх колено. Он не ожидал сопротивления, и ее колено угодило в самое уязвимое у мужчины место. Взвыв от боли, Морле согнулся пополам, так что его шея оказалась прямо перед Сюзанной. И в тот же миг она рубанула по ней ребром ладони с такой силой, что руку пронзила острая боль.

Морле громко завопил – и рухнул на ковер. Пылая ненавистью ко всем мужчинам, когда-либо издевавшимся над нею, Сюзанна изо всей силы ударила негодяя ногой в живот и поморщилась от боли, пожалев, что обута не в сапожки для верховой езды.