Текст книги "Самая желанная"

– Возможно, вы свою сестру не вините, а я виню. Для женщины, которая гордится своей добродетельностью, она слишком жестока и наверняка забыла о христианских добродетелях. Кто-то должен напомнить ей про Иисуса и Марию Магдалину.

– Спасибо, что не осуждаете меня. – Мадлен с облегчением выдохнула. – Не беспокойтесь, как только дороги очистятся, я уйду.

Диана нахмурилась. Мадлен Гейнфорд находилась не в том состоянии, чтобы путешествовать. Кроме того, эта женщина чем-то очень ее привлекала, и ей хотелось побольше узнать о ней самой и о том таинственном мире, из которого она пришла.

– Куда вы пойдете?

– Не знаю. – Мадлен пожала плечами. – Может быть, сниму дом в какой-нибудь деревне на юго-востоке, где климат помягче. Дом не понадобится мне надолго.

– Вам вовсе не обязательно уходить. – Диана сказала это под влиянием мгновенного порыва, которого не могла бы объяснить, – просто почувствовала, что так будет правильно.

Мадлен посмотрела на нее. Она довольно долго молчала, потом с удивлением проговорила:

– Вы готовы принять меня… падшую женщину? Вы позволите жить мне под одной крышей с вашим ребенком? Я же вам никто, совершенно чужая.

– Да, но у нас с вами есть кое-что общее. Завидев меня, ваша сестра переходит на другую сторону улицы, чтобы со мной не встречаться. – Диана улыбнулась и взяла Мадлен за руку. – Мы здесь обе отверженные. Вы можете оставаться у нас столько, сколько захотите.

Глаза Мадлен защипало от слез. Она мучительно пыталась сделать выбор – принять предложение или отказаться? Родная сестра отвернулась от нее. Неужели возможно, что она найдет приют, который искала, в доме незнакомой женщины? И она не нашла в себе сил отказаться от того, в чем так отчаянно нуждалась.

– Благослови вас Бог, – прошептала Мадлен.

Глава 2

Отдыхая после работы в саду, Диана с гордостью смотрела на свою бывшую пациентку. С тех пор как Мадлен появилась из вьюги, прошло больше года. И она вовсе не угасла – напротив, окрепла телом и духом. Нынешняя Мэдди была весьма привлекательной женщиной в расцвете сил и полноправным членом семьи, с радостью выполнявшим свою долю обязанностей. Сегодня, стоя на коленях на обрывке старого ковра, она помогала Диане высаживать в землю апрельскую рассаду. Диане вдруг пришло на ум странное сравнение: Мадлен тоже как будто пересадили из неплодородной почвы в ту, где она могла расцвести, и она действительно расцвела. Более того, она стала настоящим членом семьи, и Диана с трудом вспоминала, какой была жизнь без нее. Джоффри сразу же принял ее как тетушку, а вот Эдит поначалу относилась к ней настороженно, но они обе выросли в провинциальной глубинке Йоркшира, поэтому скоро подружились.

Диану снедало беспокойство – в крови бурлила весна. В конце концов, поддавшись порыву, она решила, что пришло время расспросить Мадлен о ее прошлом. Джоффри спал после обеда, Эдит ушла в Клеведен, и они с Мадлен остались вдвоем, что и требовалось для такого разговора. Мэдди и до этого много рассказывала о прелестях и опасностях Лондона: о моде, о политике, о манерах и о многом другом, – но ни разу не упомянула об особенностях жизни женщины легкого поведения.

Собравшись с духом, Диана тихо сказала:

– Если ты не против об этом рассказать… каково это быть… такой, как ты? – Внезапно смутившись, она наклонилась и воткнула совок в землю.

Мадлен подняла на нее свои карие глаза, светившиеся весельем с улыбкой проговорила:

– А я все гадала: когда же ты об этом спросишь? Когда я только пришла сюда и призналась, кто я такая, ты не отвергла меня с презрением, но… посмотрела так, будто я диковинное существо.

Диана покраснела и копнула землю глубже, чем требовалось.

– Извини, я не хотела тебя смутить. – Мэдди хмыкнула. – Я совсем не против об этом поговорить, если ты в самом деле хочешь послушать. Ну что ж… – Она ненадолго задумалась. – Честно скажу, для меня это была неплохая жизнь. Мне повезло: не пришлось работать на улицах. Видишь ли, я была одной из киприанок, модных падших, и обычно меня содержал какой-нибудь мужчина. Каждый раз – только один. – Мэдди чуть пододвинула свой коврик и начала выкапывать новый ряд ямок. – По сути, в моей постели побывало даже меньше мужчин, чем у многих великосветских дам, но они респектабельные, потому что продавали себя с клятвами у алтаря.

– А как ты стала одной из… модных падших?

Смущение Дианы сменилось любопытством. Это была бесценная возможность побольше узнать о той таинственной половине человеческого рода, которая не относилась к женскому полу, – узнать от женщины, знавшей об этом гораздо больше других.

– Стала самым обычным манером, – с усмешкой ответила Мадлен. – В шестнадцать лет я сошлась с парнем из соседней деревни. Я и представить не могла, что он меня предаст, но ему было всего семнадцать, он очень торопился жить и поэтому не стремился к браку. Когда же узнал, что я в положении, сбежал в армию. – Мадлен пожала плечами. – Кроме того, я не нравилась его семье. Они сказали, что это я во всем виновата – носила слишком откровенные платья и бегала за парнями.

– Всегда винят женщину, не так ли? – пробормотала Диана с горечью в голосе.

Взяв очередной саженец, она опустила его в лунку и аккуратно просеяла пальцами землю, удаляя комья и камешки, потом, уплотняя, похлопала по ней совком.

Мадлен взглянула на нее с некоторым удивлением.

– Ах, дорогая, конечно, все винят женщин, даже они сами. Моя мать всегда говорила, что я предрасположена к греху. Что ж, может, и так… Достаточно было только запретить мне что-нибудь, и я тут же пыталась сделать именно то, что запретили. Когда я сказала матери, что жду ребенка, она вышвырнула меня из дома и отправила в приход, чтобы об этом позаботилась церковь. А моя сестра Изабель очень рассердилась. Она осуждала меня, но все же дала мне немного денег, которые скопила на собственную свадьбу. – Мадлен вздохнула. – Сейчас сестра меня презирает, но я постоянно себе напоминаю, что она была ко мне добра тогда, когда я больше всего в этом нуждалась. Но, как это часто случается, приход отказался от незаконнорожденного. Они отправили меня в Лондон… в тряской повозке. А в Лондоне повозки из графства встречала аббатиса. – Мадлен покосилась на Диану и пояснила: – Аббатиса – это женщина, которая содержит бордель. То есть так их иногда называют…

Диана молча кивнула: ей приходилось читать об этом в книгах, – а ее подруга тем временем продолжала:

– Я была совсем неопытной девчонкой, а Лондон оказался совсем не таким, как мне представлялось, – шумным и пугающим. Когда хорошо одетая женщина предложила мне работу в ее доме, я согласилась. Тогда я не знала, какого рода дом она имела в виду. – Мадлен помолчала, вспоминая свою наивность и потрясение, когда узнала, о какой работе шла речь. – Я оказалась удачливее многих. Мадам Клотильда держала довольно приличный бордель, насколько такие заведения вообще могут быть приличными. И у нас обслуживали только богатых мужчин. Хозяйка заботилась о том, чтобы все девушки были здоровы и хорошо одеты, – это шло на пользу делу. А ведь я, наивная, могла бы попасть и в другие руки. Вот только… – Ее голос дрогнул, и она умолкла.

Диана посмотрела на нее и мягко сказала:

– Не нужно ничего больше говорить, если ты не хочешь.

– Нет-нет, все в порядке. – Мадлен едва заметно улыбнулась. – Это ведь было очень давно, просто… Мадам Клотильде, конечно, не нужны были беременные девушки. Она вызвала аптекаря, и… они убили ребенка. Я даже не понимала, что происходило, пока не стало слишком поздно. – При этих воспоминаниях лицо Мэдди исказилось. – Мне тогда было очень плохо, и я едва не умерла. А когда выздоровела, оказалось… Оказалось, что я больше никогда не смогу иметь детей.

Диана коснулась руки подруги, выражая сочувствие, и пробормотала:

– Мне очень жаль… Не надо было об этом спрашивать.

Мадлен улыбнулась и покачала головой:

– Нет, дорогая, сказав все это, я почувствовала себя лучше. Тогда это было для меня большое горе, но, как часто случается, имелась и хорошая сторона. То есть мне не нужно было беспокоиться о том, что можно забеременеть. При такой работе это огромное преимущество.

Диана испытующе всматривалась в лицо подруги, пока не поняла, что та действительно спокойна. Всевозможные бедствия и испытания не всегда укрепляют характер, но, очевидно, в ее случае именно это и произошло. Мадлен была мудрой женщиной и очень терпимой – важные христианские добродетели. Какая ирония судьбы, что ее благочестивая сестра ими не обладала.

– Остальная часть истории менее драматична, – продолжала Мэдди. – Мадам Клотильда была очень раздосадована из-за того, что я несколько недель не могла работать. Но она меня не вышвырнула, и за мной ухаживали другие девушки. Окажись я на улице – не выжила бы. Ведь из всех наших сестер самая тяжелая жизнь у тех, кто работает на улицах. Они за один год стареют лет на десять, если вообще выживают. Но, как я уже сказала, мне повезло гораздо больше. Когда я выздоровела, мне дали новое имя. Клотильде нравилось давать всем своим девушкам французские имена. Сама она родилась в Гринвиче и никогда не бывала во Франции, но в мире дам полусвета ты можешь называться так, как сама захочешь. Меня при рождении назвали Маргарет, но поскольку Маргарет у Клотильды уже была, я стала Мадлен. Мне это имя понравилось, а позже я поняла, что оно очень даже подходящее. Ведь Мадлен – французский вариант имени Магдалина, то есть идеальное имя для моего ремесла. – Она улыбнулась и вновь заговорила: – Так вот через несколько месяцев работы на Клотильду я оправдала ее веру в мою внешность, когда один пожилой банкир увлекся мною и купил для личного пользования.

– Купил? – изумилась Диана. Она, конечно, ожидала, что рассказ подруги ее шокирует, но не настолько же…

– По сути – именно так. – Мадлен пожала плечами. – Но все это не так ужасно, как может показаться. Меня вполне устраивало, что я ушла с ним, потому что моя жизнь стала намного легче. Он обеспечил меня жильем, а также покупал одежду и все, что мне требовалось. Кроме того, заплатил мадам Клотильде за то, что она лишилась моих услуг, – так обычно всегда бывает в подобных случаях. Он во всем мне потакал и бо́льшую часть времени обращался со мной как с дочерью, кроме тех моментов, конечно, когда мы действительно… – Мадлен запнулась, не зная, как приличнее выразиться. – Он содержал меня три года и под конец вознаградил очень щедро. По состоянию здоровья он переезжал в Брайтон и сказал, что все равно становится слишком стар для любовницы. Я очень по нему скучала. – Мадлен помолчала, вспоминая о том времени, и на губах ее появилась улыбка. – А после этого, – продолжала она бодрым голосом, – я стала одной из аристократок нашей профессии, так как могла теперь сама выбирать себе любовников. И выбирала я очень тщательно. К тому же у меня появились деньги, поэтому я никогда не жила с мужчиной, который мне не нравился.

Диана молча кивнула. Казалось, Мадлен рассуждала разумно, и ее скандальное прошлое совсем не шокировало.

– Если бы у тебя был выбор, ты бы сделала все это снова? – пробормотала Диана.

Темные брови Мэдди сошлись на переносице.

– Знаешь, я никогда об этом не задумывалась. Тогда я делала то, что нужно было делать, чтобы выжить. После моего падения у меня почти не оставалось выбора. – Она немного подумала, потом добавила: – Став падшей женщиной, я сумела выбраться из нищеты, из той жизни, которая мне никогда не подходила. Так что бегство из Йоркшира – это был выход. Великие куртизанки должны быть не просто красивыми, но и умными, с характером. У меня появилась возможность развиваться, чему-то учиться… Я встречала прекрасных мужчин, которых иначе никогда бы не узнала, жила в комфорте, можно даже сказать – в роскоши.

Мадлен умолкла, а в ушах Дианы все еще звучало: «Выход, выход, бегство из Йоркшира…» Для нее эти слова были полны глубокого смысла, но такого, который очень трудно принять. Да, пока еще она не готова. Но скоро, скоро…

А Мадлен продолжала свой рассказ:

– Первые месяцы в борделе были… гм, тяжелыми. Но я их пережила, сохранив здоровье и рассудок. А потом, когда стала a femme entretenue, содержанкой, я жила очень хорошо. Это походило на… ну, как иметь несколько мужей одного за другим. Шансы подхватить какую-нибудь дурную болезнь невелики. И при этом у меня было гораздо больше свободы, чем у большинства респектабельных женщин. А если мужчина почему-то становился неприятным, то я могла ему отказать. Я бы мало что изменила в своей жизни, если бы могла прожить ее снова. И я не стыжусь того, что делала. Огорчает лишь, что многие меня презирают.

Мэгги вдруг рассмеялась, и сейчас в ней было столько шарма, что стало понятно, почему она так преуспела в своей профессии.

– У большинства модных падших были прозвища вроде Венера Медиканти, или Белая Лань, или Бесстыдная Беллона. Из-за моих темных волос и глаз я была известна как Черная Бархатная Роза. Глупо, но довольно мило. И вот что странно… Многие мужчины обращаются со своими женами как с умственно отсталыми, с любовницами говорят о серьезных вещах – например о политике. Мой бордель обычно бывал куда более оживленным, чем салоны в респектабельных домах, потому что у меня мужчины могли говорить о том, что им действительно интересно. К тому же… Предпочитая быть содержанкой одного мужчины, я продержалась дольше большинства киприанок. Конечно, когда я оказывалась в промежутке между любовниками, мне приходилось некоторое время… выбирать, пока я не найду того, кто меня устраивал. В результате я наслаждалась всеми лучшими сторонами ухаживания и брака, не имея проблем, которые бывают у жен.

Тут Диана задала вопрос, волновавший ее больше всех остальных.

– А ты действительно получала удовольствие от… физической стороны жизни?

Волнение, прозвучавшее в голосе подруги, подтвердило догадку Мадлен. Было ясно, что знакомство Дианы с этой стороной жизни произошло в виде какой-то грубой неумелой возни, из-за которой многие женщины испытывают отвращение к самому акту любви. Тщательно подбирая слова, она сказала:

– Заниматься любовью может быть довольно приятно. Лучше всего, если партнер тебе очень нравится, но удовольствие можно получить с любым мужчиной, если он хорошо с тобой обращается. Конечно, многие женщины никогда этого не узнают. Нас с ранней юности учат защищаться от мужских авансов, остерегаться прикосновений, поэтому нам трудно расслабиться и получать удовольствие от любви. – Мадлен внимательно наблюдала за Дианой, желая убедиться, что ее слова не оскорбляли подругу. – Вполне допустимо знать и ценить свое тело как источник возможного удовольствия. Одна более опытная женщина у Клотильды посоветовала мне исследовать свое тело, прикасаясь к нему, пробуя разные предметы – например, шелк, бархат, грубый лен, холодный фарфор. Это надо для того, чтобы понять, как и на что реагирует тело. Последовав ее совету, я обнаружила, что являюсь чрезвычайно чувственной женщиной. Кроме того, я изучала себя в зеркале, пытаясь понять, что делает женское тело желанным для мужчины. И со временем узнала, какого рода власть над мужчиной может иметь женщина.

Диана уже перестала удивляться странности этого разговора, но все еще слишком робела и избегала встречаться с Мадлен взглядом. Она чувствовала, что слова старшей подруги – настоящий подарок для нее, так как не имела совершенно никакого опыта. В самом деле, в том, что говорила Мадлен, была некая интуитивная логика. Диане нравилось прикасаться к сыну, выражая таким образом свои чувства, и нравилось определять на ощупь качество ткани, которую она купила, или теста, которое замешивала. И если все эти прикосновения были ей приятны, то, наверное, и самое интимное тоже может быть приятным, не так ли?

А Мадлен между тем продолжала:

– Интимные отношения для женщин могут быть источником боли, даже причиной смерти, однако это еще и источник новой жизни. В своем лучшем проявлении эти отношения выражают самую глубокую любовь, которая только может быть между мужчиной и женщиной. – Выражение ее темных глаз стало задумчивым. – Неудивительно, что эти знания привели Адама и Еву к изгнанию из райского сада – во всяком случае, именно так говорил один священник, который меня посещал. – Мэдди лукаво улыбнулась. – Он был не из тех клириков, которые проповедуют против мирских удовольствий. – Внезапно улыбка ее померкла, и она, вздохнув, проговорила: – Но постель может быть и оружием, когда один из партнеров доминирует над другим. Для женщины это один из немногих способов получить власть над мужчиной, однако – довольно рискованный. Некоторые люди слишком холодны, и такими управлять невозможно. А других можно поставить на колени, и вся их честь и гордость будет раздавлена теми, кого они любят… – Мэдди обезоруживающе улыбнулась. – Конечно, так бывает довольно редко. Чаще всего плотская любовь – это способ давать и получать удовольствие и поддержку. И все же, – она посмотрела на Диану и прищурилась, – такая красивая женщина, как ты, может стать очень могущественной, если захочет.

Диана потерла лоб запястьем, отчего на нем осталась грязная полоса, и тихо спросила:

– Ты действительно думаешь, что я красивая?

Мадлен кивнула.

– Да, разумеется. Возможно, ты самая красивая из всех женщин, которых я встречала, а я-то видела почти всех знаменитых красавиц Англии. Если бы ты захотела, то могла бы стать герцогиней или величайшей из куртизанок. А ты разве не считаешь себя красивой?

Диана отрицательно покачала головой.

– Нисколько. Но я видела, как на меня смотрят мужчины, и иногда задавалась вопросом: что же они во мне видят?.. Мне кажется, на других женщин они так не смотрят. Часто мужчины… пытаются ко мне прикоснуться, будто случайно. – Она наклонилась и с силой вонзила совок в землю. – Не поэтому ли многие женщины смотрят на меня так свирепо, словно я их враг?

Мадлен вздохнула.

– Да, во многих случаях – именно поэтому. Видишь ли, красота – это обоюдоострый меч. Красота может сделать тебя жертвой, а может помочь получить то, что ты хочешь от жизни, будь то любовь, или богатство, или власть.

Диана подняла взгляд на подругу. Она знала: то, что Мэдди ей сегодня рассказала, могло изменить ее жизнь.

– Ты мне это рассказываешь, чтобы я могла увидеть себя такой, какой видят другие? – спросила она, помолчав.

– Да, дорогая. – Мадлен посмотрела на нее с сочувствием. – Ты спасла мне жизнь, и я бы хотела отблагодарить тебя чем-то более значительным, чем драгоценности, хотя их ты можешь взять. Я знаю, что ты нашла здесь, на краю света, некое удовлетворение, но иногда тебя снедает нетерпение – как и меня когда-то. И если ты когда-нибудь надумаешь отсюда уехать… Ты должна сознавать силу своей красоты, должна знать, как ее использовать и как себя защитить. Иначе есть опасность, что тебя используют и сломают. – Она скорчила гримасу. – Мне тоже выпало счастье и одновременно несчастье получить от природы слишком много красоты, и это определило ход моей жизни. И знаешь… В том, что происходит между мужчиной и женщиной, нет ничего постыдного. Так что не стесняйся задавать мне вопросы.

Диана кивнула.

– Хорошо, спасибо. Позже, когда я осмыслю часть из того, что ты мне рассказала, у меня обязательно появятся вопросы. Конечно, здесь я довольна своей жизнью, но я не хочу прожить в Йоркшире до конца дней – и ради себя самой, и ради моего сына мне придется уехать отсюда. Когда он был младенцем, все было неплохо, но Джоффри растет и ему нужно знакомиться с другими детьми, нужно учиться, потому что только тогда он сможет достойно устроиться в этом мире. – Диана грустно улыбнулась. – И ему даже необходимо столкнуться с предвзятым к нему отношением, хотя мне и больно об этом думать. – Она беспомощно развела руками. – Пока ты не появилась, я не знала даже, как представить другую жизнь. Иногда… – Она на мгновение смутилась. – Иногда мне кажется, что сам Бог послал тебя ко мне, чтобы ты стала моей подругой и наставницей.

Мадлен в ответ улыбнулась.

– Да, возможно, он так и сделал. И мне бы очень хотелось, чтобы мои советы пошли тебе на пользу.

– О, я так тебе благодарна… – хрипло сказала Диана; ее синие глаза светились точно сапфиры, и, по мнению Мадлен, она сейчас напоминала не Мадонну, а какую-то языческую богиню, возможно – волшебницу, Цирцею.

Той ночью капризная весенняя погода изменилась, и порывистый ветер, холодный и влажный, гнал по ночному небу бледные облака, то скрывая, то открывая бесстрастный лик полной луны. Когда все в доме спали, Диана надела плащ и тихо вышла из дома. Мадлен не ошиблась, почувствовав в Диане неугомонность. Уже не в первый раз она в одиночестве бродила ночью по вересковым пустошам, пытаясь унять какое-то странное беспокойство, не дававшее ей уснуть. В последние семь лет это беспокойство стало такой же неотъемлемой частью ее жизни, как и здешний ветер. Днем слова Мадлен задели какую-то тайную струну в душе Дианы, и теперь, когда она быстро шагала по пустоши, слова эти снова и снова звучали у нее в ушах. «Став падшей женщиной, я сумела выбраться из нищеты, из той жизни, которая мне никогда не подходила». Однако Диана прекрасно понимала, что у Мадлен-то не было выбора. Последовать тем же путем добровольно – это было немыслимо, и все же Диана не могла думать ни о чем другом. Вырваться из Йоркшира – вот чего ей хотелось больше всего. Но ведь, кроме этих двух вариантов: жить на краю света или стать дорогостоящей шлюхой, существовали и другие возможности, разве не так? Диана иногда подумывала о том, чтобы переехать в какой-нибудь провинциальный город и представиться вдовой со скромными средствами и безупречной репутацией, однако эта перспектива ее не вдохновляла – не говоря уж о том, что ей была ненавистна мысль о жизни во лжи.

Она дошла до вершины ближайшего холма, внизу же, к югу от нее, раскинулся Йоркшир. В долинах и лощинах лежал посеребренный луной туман, а над ним, как сказочные плавающие острова, поднимались тонкие холмы.

Здесь, среди этих холмов, Диана нашла покой, здесь залечивала душевные раны, которые могли бы ее убить, не будь у нее ребенка, которого она любила и о котором надо было заботиться. Любовь, связавшая ее с Джоффри и Эдит, отвела Диану от края пропасти, боли и отчаяния – столь ужасных, что они граничили с безумием. А теперь появилась Мадлен, которая сделала их жизни богаче. Но ночами вроде сегодняшней, когда Диана не находила себе покоя, ей хотелось большего.

Мадлен сказала, что ее красота сделала бы ее герцогиней или величайшей из куртизанок, если бы она того пожелала, но, увы, с таким, как у нее прошлым, герцогиней ей никогда не стать, и даже самый скромный из респектабельных браков был для нее невозможен. Она никогда не сможет стать респектабельной, так почему бы не стать куртизанкой, женщиной полусвета? Диане хотелось, чтобы в ее жизни появился мужчина, но поскольку мужа у нее быть не могло… значит, нужно обзавестись любовником. Мысль казалась весьма соблазнительной. Любовнику не обязательно знать ее прошлое – вероятно, ему оно будет даже и неинтересно. Поскольку же она могла рассчитывать только на внебрачную любовь, почему бы не поставить себе целью самую лучшую, самую выгодную связь? Респектабельной женщине сама эта идея показалась бы отвратительной. Но что ей принесла ее скромная респектабельность, кроме душевной боли и одиночества?

«Красота – обоюдоострый меч. Красота может сделать тебя жертвой, а может помочь получить то, что ты хочешь от жизни, будь то любовь, или богатство, или власть. К сожалению, жертвой чаще всего становится женщина». Кажется, так сказала Мадлен. Она была жертвой мужчин, и именно они привели ее на край пропасти. Но при этом Мадлен – хотя бы сначала – получила удовольствие от страсти и сладких слов, пусть даже они оказались лживыми. А у нее не было и этого – ее просто погубили, вот и все. Но если действовать с позиции силы… Хм… в этом было нечто привлекательное. Власть дала бы ей свободу. Да, все дело в свободе. Диана не желала власти, чтобы наказывать мужчин, со временем ее ярость ослабла. Любовь к сыну была так велика, что не оставила в сердце места для злобы или горечи. Будь ее ребенок девочкой, возможно, она бы навсегда отвернулась от всех мужчин, но родился мальчик и в нем не было порока. Диане доводилось видеть браки, основанные на заботе. Где-то существовали мужчины, которые не обращались с женщинами жестоко, которые любили их и заботились о них. Впрочем, нет, ей не нужны мужчины, ей нужен только один мужчина, тот, кто любил бы и защищал ее, несмотря на ее прошлое, тот, кто познакомил бы ее с земными, плотскими удовольствиями, которые описывала Мадлен. При этой мысли Диана криво улыбнулась, сознавая, как глупы ее романтические мечты. Но эти мечты – хороший знак; значит, она уже настолько исцелилась, что осмеливалась снова мечтать.

Диана шагала все быстрее, и плащ развевался за ее спиной, тяжелая ткань хлопала на ветру. Казалось, она могла бы сейчас раскинуть руки – и воспарить в небо, полететь на юг, в город, являвшийся сердцем Британии.

Тут в очередной раз облака набежали на луну, стало темнее, и Диана повернулась и пошла обратно: путь до коттеджа был неблизкий. Она выросла далеко от этих мест, но знала дорогу через вересковые пустоши не хуже любой уроженки Йоркшира и могла идти безо всяких тропинок даже в темноте. Что же касается ее мечты… Если она выберет путь куртизанки, самая большая опасность будет заключаться в том, что ее выбор может повредить Джоффри. О том, чтобы оставить его и уехать, не могло быть и речи. В Лондоне ей придется вести двойную жизнь, но столица расширит не только ее горизонты, но и горизонты Джоффри.

Плывшие по небу облака снова открыли луну. Диана приблизилась к карстовому озеру Клевеленд, поблескивавшему в лунном свете. И здесь, когда стоишь у самой кромки воды, кажется, что перед тобой лежит гигантское круглое зеркало. Диана опустилась на колени и стала смотреть на посеребренную лунным светом воду. Хотя она получила лучшее образование, чем большинство женщин, ею чаще двигали эмоции и интуиция, чем логика. И сейчас логика подсказывала, что она, оставаясь здесь, находилась в безопасности, а интуиция побуждала уехать, смело окунуться в опасный и таинственный мир, который ей открыла Мадлен, – мир, в котором красивая женщина могла иметь власть.

Диана долго смотрела в воду, и на нее, казалось, снисходила спокойная уверенность, все ее сомнения улетучивались. Мадлен привел к ним в дом вовсе не случай – так распорядилась ее, Дианы, судьба, – а Мэдди являлась связующим звеном с будущим. Где-то там, далеко от Йоркшира, находился мужчина, предназначенный ей судьбой, мужчина, которого она могла бы найти, если бы осмелилась…

Глядя на полную луну словно зачарованная, Диана прошептала:

– Великая богиня, покажешь ли ты мне лицо моего любовника?

Диана рассмеялась над собственной глупостью. Она, воспитанная в набожной – даже слишком набожной – семье, верит в какие-то языческие бредни? И тут она остро почувствовала – словно кто-то произнес это вслух, – что лучше не знать, что готовила ей судьба. Ведь если она узнает очертания будущего, то может от него отвернуться. Нет, следовало идти вслепую и верить, что интуиция, направлявшая ее жизнь, будут ее проводниками.

Диана выпрямилась и медленно пошла по собственным следам обратно к коттеджу. Теперь она точно знала: годы жизни в глуши и безопасности закончены. Впереди – ее предназначение, и это предназначение – любовь.