Текст книги "Самая желанная"

Миссис Линдсей по-прежнему была невозмутима, но Джервейз заметил, что в синей глубине ее прекрасных глаз блеснула сталь.

– У меня нет желания принимать все предложения подряд, но я не обещаю быть доступной только для вас, – ответила она и после короткой паузы добавила: – Я никогда не даю обещаний, если не уверена, что смогу их сдержать.

Джервейз встал и, отряхнув с бриджей приставшие к ним листья, со вздохом сказал:

– В таком случае нам с вами больше нечего обсуждать. Я не намерен стоять в очереди перед дверью вашей спальни.

Галантный даже в гневе, он подал Диане руку, чтобы помочь встать, однако губы его были крепко сжаты. Делить свою женщину с любым повесой или лакеем, который ее привлек, – эта мысль казалась невыносимой. Нет-нет, такое совершенно неприемлемо!

Но едва лишь Диана вложила свою руку в ладонь виконта, его решимость пошатнулась. Необычайно изящная миссис Линдсей поднялась на ноги с грацией лесной дриады. И она не выпустила его руку. А ее тонкие пальчики, казалось, излучали спокойствие, растекавшееся по всему его телу и унимавшее гнев. Она стояла так близко от него, что ее груди почти касались его груди и он улавливал исходивший от нее легкий аромат лилии. Подняв на него огромные синие глаза, она с упреком в голосе спросила:

– Неужели вы настолько негибкий, что все должно делаться только по-вашему? Если я всегда, когда вы меня захотите, буду на месте, то разве имеет значение, чем я, возможно – только возможно, – буду заниматься в остальное время? Что вы от этого теряете?

Джервейз хотел сказать, что он действительно такой негибкий. Конечно, в его общественной деятельности компромиссы были необходимы, но в личной жизни он не видел в них нужды. То есть до сего момента не видел. Однако же… Ох, он безумно хотел эту женщину. Да-да, безумно, черт возьми. И поэтому…

– Для меня совершенно неприемлемо, что вы, возможно, будете смеяться надо мной, находясь в постели с другими любовниками, – проговорил он наконец, но в его голосе уже не было гнева.

Диана легонько покачала головой.

– Милорд, либо вы верите, что я буду честной и тактичной, либо не верите, но это не имеет никакого отношения к тому, сколько у меня будет любовников. И я вам обещаю: все происходящее останется лишь между нами, – но если вы не верите в мою порядочность… что ж, тогда мое обещание ничего не стоит. Так как же?

Джервейз молчал. Миссис Линдсей привела аргумент, который невозможно было проверить, и только время покажет, достойна ли она доверия. Ему хотелось повторить, что он никогда не согласится на ее условия, но, вопреки собственной воле, пробурчал:

– Мне надо подумать…

Но в душе он знал, что его капитуляция лишь вопрос времени. И по легкой улыбке, тронувшей чувственные губы Дианы Линдсей, он понял, что она тоже это знала… Но если бы он заметил в ее глазах хоть намек на ликование, то высвободил бы свою руку из ее руки и навсегда от нее отказался.

Однако прекрасные синие глаза смотрели на него ласково и доверчиво, и его рука все еще находилась в ее руке. А потом она вдруг приподняла его руку и поцеловала: ее губы коснулись его пальцев с необычайной нежностью, – и это поразило Джервейза, ошеломило до такой степени, что он ощутил почти физический шок: подобных эмоций ему еще никогда не доводилось испытывать.

Какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза. Потом Джервейз, еще крепче сжав руку Дианы, прижал ее к своей щеке. А она все это время молча смотрела на него своими бездонными лазурными глазами, и он знал, что в эту минуту согласился бы на все – о чем бы она ни попросила.

Глава 7

Когда они въезжали в конюшню за домом Дианы, где-то вдали церковный колокол пробил четыре часа. В Лондон они ехали почти в полном молчании. Разумеется, Джервейз сомневался, что куртизанка – да и любая другая женщина, если уж на то пошло, – может быть такой честной, какой пыталась представить себя Диана Линдсей, поэтому подозревал, что в душе она над ним смеялась.

Диана на обратном пути тоже молчала, а когда Джервейз помогал ей спешиться, заметил на ее лице признаки беспокойства. Возможно, она опасалась, что слишком далеко зашла в своих требованиях. «Что ж, пусть опасается», – подумал виконт; эта мысль доставляла ему удовлетворение.

Стоя перед ним и глядя ему в глаза, Диана тихо проговорила: чуть коснувшись руками его предплечий, чтобы удержать равновесие.

– Вы спрашивали, когда… Так вот, если вы все еще меня хотите, можете приехать завтра вечером. Я приму вас одна.

Джервейз мысленно улыбнулся, чувствуя, что инициатива снова в его руках. Слова миссис Линдсей были явным приглашением, а он прекрасно знал: нет более верного способа излечиться от плотского влечения, чем избавиться от покрова тайны. У него были и другие красивые женщины, а Диана Линдсей, если снять с нее амазонку, едва ли будет от них отличаться. После того как они проведут вместе несколько ночей, ему будет не так уж трудно расстаться с ней, если вдруг окажется, что она не стоила тех хлопот, которые причиняла.

Он склонился над ее рукой, затем произнес:

– Очень хорошо. В девять часов подходит?

– Прекрасно подходит, милорд. Буду вас ждать.

Он проводил ее до задней двери и выехал со двора. Дожидаясь, когда лакей откроет дверь, Диана посмотрела ему вслед. Вспыльчивый и раздражительный, лорд Сент-Обин привык, что все делалось так, как он желал. Да и почему бы ему не привыкнуть? Богатый аристократ, он мог делать почти все, что пожелает.

Диане вдруг пришло в голову, что между ним и графом Везеулом было нечто общее. Оба властные, страстные, и оба ее желали. Различие же заключалось в том, что француз хотел просто овладеть ею, и его даже не интересовало, что она об этом думала. А вот Сент-Обин, хотя, возможно, и не привык с кем-либо считаться, казалось, был не против этому поучиться. У него были… перспективы. Слава богу!

Тут дверь открылась, и Диана, приподнимая юбки и переступая через порог, криво усмехнулась. Ее влекло к виконту вовсе не из-за каких-то его «перспектив». Нет, ее влекло к нему совсем другое – его сила, бескомпромиссность и цельность. И, конечно же, внешность. Кроме того, ей очень хотелось узнать все тайны плотской любви, а лорд Сент-Обин наверняка знал толк в этом деле.

Посвятив почти целый день удовольствиям, вечер Джервейз провел, работая в кабинете Сент-Обин-Хауса. За последние два года он стал весьма значительной фигурой в британском правительстве, хотя о том, чем он занимался, знали очень немногие. Формально он занимал не самый важный пост в министерстве иностранных дел, где проводил совсем немного времени; на самом же деле виконт Сент-Обин обобщал всю информацию, поступавшую от британских разведывательных сетей, а также координировал действия этих сетей. За годы службы в Индии Джервейз проявил немалый талант, собирая и обобщая информацию. Премьер-министр Питт лично попросил его применить этот талант на европейском театре военных действий, где Британия уже давно боролась с Францией.

Однако работа эта была кропотливой и утомительной, порой – скучноватой. Менее скучными, но несравненно более опасными, являлись поездки на континент, которые Джервейз совершал время от времени. Поскольку Наполеон закрыл для англичан все порты, он проникал на континент вместе с контрабандистами. Как и большинство представителей его класса, Джервейза в детстве учили французскому, и он говорил на этом языке так же свободно, как и на английском, а при необходимости мог выдавать себя за француза. Но все же всегда оставалась вероятность, что его кузен Френсис унаследует титул гораздо раньше, чем сам ожидал.

Это была тяжелая работа, но жизненно необходимая, и не только приносила Джервейзу удовлетворение, но и увлекала. Однако этим вечером ему не хватало его обычной сосредоточенности, и любое дело занимало вдвое больше времени, чем обычно.

Последним в стойке отчетов было донесение от отдела расшифровки – небольшой группы, которую основали много лет назад, и эта группа до сих пор управлялась как семейный бизнес. То и дело хмурясь, Джервейз прочитал расшифровку секретной депеши французскому агенту в Лондоне и досадливо вздохнул. Когда эту депешу перехватили, он был очень воодушевлен, но, как оказалось, ничто в послании таинственному Фениксу не давало даже намека на то, кем мог быть получатель. Этот проклятый шпион досаждал британцам уже несколько лет и был чрезвычайно опасен, а перехваченное сообщение ничуть не приблизило Джервейза к разгадке.

Немного подумав, он набросал на листке имена тех, кто мог оказаться Фениксом. Каждый из подозреваемых являлся заметной личностью, и ни одного из них нельзя было обвинить в предательстве, не имея неопровержимых доказательств. Джервейз уже несколько месяцев назад установил за ними слежку, но был не ближе к разгадке, чем в самом начале.

Проклятье! Джервейз тяжело вздохнул. Когда он смотрел на лист бумаги, то видел не французских шпионов, а Диану Линдсей во всей ее чувственной привлекательности.

Что ж, завтра, примерно в это же время, его любопытство будет удовлетворено, и ему больше не надо будет гадать, что скрывается под элегантной одеждой. А сегодня вечером он, к сожалению, не мог думать ни о чем другом: одна только мысль об этой женщине возбуждала его до крайности. Ох как это нелепо и неуместно… Какая-то куртизанка, пусть даже и высокого ранга, встает между ним и работой, в которой весь смысл его жизни!

Тяжело вздохнув, Джервейз скомкал листок с именами подозреваемых и бросил в огонь. Лучше подумать о том, какой подарок сделать завтра Диане в качестве оплаты за ее милости. Джервейз смотрел на языки пламени, но видел не огонь, а все ту же женщину… Он в раздражении поморщился. Да-да, чем скорее он уложит эту ведьму в постель, тем скорее его жизнь вернется в нормально русло.

Ночью Диану разбудила няня Джоффри, сообщив, что у мальчика очередной припадок. Но к тому времени, когда Диана надела халат и сбежала по лестнице, припадок закончился: Джоффри неподвижно лежал на кровати, и на лбу его поблескивал пот. Рядом с ним сидела Эдит; она была не только экономкой, но и главным стражем при Джоффри, поэтому спала в соседней комнате и всегда прислушивалась к звукам, которые могли означать очередной припадок. Увы, их невозможно было предотвратить, но все женщины внимательно следили, чтобы во время конвульсий мальчик не поранил себя.

Джоффри был бледен, но при появлении матери собрался с силами, приподнялся и совершенно будничным тоном произнес:.

– Мама, тебе не нужно было вставать. Это был всего лишь очередной приступ.

Диана улыбнулась и села на кровать рядом с сыном. Прислонившись к изголовью, она обняла мальчика и, поцеловав в лоб, проговорила:

– Я все равно плохо спала, а теперь у нас есть предлог выпить горячего какао.

– Хорошая мысль, – кивнула Эдит. – Сейчас приготовлю. – С этими словами она вышла из комнаты.

Диана приложила ладонь ко лбу Джоффри. Как она и ожидала, лоб оказался горячим. Припадки обычно случались, когда у него был жар. Теперь, когда ему исполнилось семь лет, приступы эпилепсии стали более редкими, но если все-таки случались, то бывали очень опасными.

– Наверное, завтра тебе лучше остаться дома и не ходить в школу, – сказала Диана, тихо вздохнув.

– Нет, мама! – возмутился мальчик. – Мне очень нравится в школе, я не хочу оставаться дома!

– Я рада, что тебе нравится в школе, но наверняка там смогут один день обойтись без тебя. – Диана старалась не показывать своего беспокойства. – Кроме того… ведь если у тебя жар, то в школе может случиться еще один приступ, и это будет ужасно неприятно.

Джоффри с напускной небрежностью пожал плечами.

– О, у меня один раз был приступ в школе. На уроке латыни. Мистер Харди велел мне потом полежать, но после этого я вернулся в класс.

– Вот как? – Диана вскинула брови, весьма недовольная тем, что директор школы не сообщил ей об этом.

Джоффри же усмехнулся и, скорчив озорную гримасу, сообщил:

– Мой приступ произвел большое впечатление на мальчиков из нашего класса. Они меня спрашивали, могу ли я научить их делать точно так же.

Диана молчала, ошеломленная словами сына, потом, не удержавшись, рассмеялась. Время от времени она забывала о том, какими проказниками бывают мальчишки.

– И что же ты им ответил?

– Я сказал, что им не повезло. Чтобы выполнить припадок правильно, с эпилепсией нужно родиться.

Диана улыбнулась и взъерошила шелковистые волосы сына. Она, конечно, была пристрастна, но всякий бы признал, что Джоффри очень красивый мальчик. Он был невысоким для своего возраста, но довольно крепким, с жизнерадостным характером, к тому же необычайно умен. Конечно же, в глазах тех, с кем он будет встречаться, когда повзрослеет, эти достоинства должны перевесить его болезнь. Но тут вдруг взгляд его синих глаз, очень похожих на ее собственные, на мгновение стал бессмысленным, и Диана невольно вздохнула. Такие периоды «пустого взгляда» чаще всего случались после сильных припадков. На несколько секунд сознание Джоффри затуманивалось, и если в этот момент он с кем-то разговаривал, то после внезапного молчания продолжал так, как будто ничего не произошло. Им повезло, что они нашли школу мистера Харди, где дети могли учиться в атмосфере большей свободы, чем это обычно бывало в других школах. Директор школы отнесся к проблеме Джоффри с пониманием, и в результате мальчик очень полюбил это заведение.

Вернулась Эдит с подносом, на котором стояли кувшин с горячим какао и четыре кружки. За ней шла Мадлен, на ходу завязывая пояс халата. Зевнув, она с притворным упреком сказала:

– У вас тут вечеринка, а меня не пригласили.

Джоффри захихикал, Диана – тоже. Эдит разлила какао по кружкам. В следующие полчаса у них действительно получилась вечеринка, только тихая. Диана присматривала за кружкой Джоффри, так как если бы у него случился долгий период «пустого взгляда», то он мог бы пролить на себя горячее какао. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Временами Диану посещала робкая надежда, что с возрастом припадки у сына прекратятся, но она была бы рада, если хотя бы не стало хуже.

Допив какао, Джоффри почти сразу уснул, и Диана, подоткнув вокруг него одеяло, внимательно посмотрела на мальчика, потом улыбнулась и, наклонившись, поцеловала. В такие моменты Диана любила сына до боли в сердце. Встав с кровати, она посмотрела на подруг.

– Спокойной ночи, Эдит. Спасибо тебе.

Эдит ответила теплой улыбкой – редкой гостьей на ее лице – и вернулась в свою комнату. Уже внизу Диана, повернувшись к Мадлен, неуверенно спросила:

– Если ты не совсем еще засыпаешь, можешь на минутку зайти ко мне?

Подруга пристально взглянула на нее.

– Да, конечно. Что-то не в порядке?

– Не совсем… – Переступив порог своей гостиной, Диана зажгла несколько свечей, потом подошла к окну и, отдернув занавеску, посмотрела вниз, на Чарлз-стрит. – Я пригласила на завтрашний вечер Сент-Обина. То есть это будет уже сегодняшний вечер.

– Ты уверена, что готова к этому? – Мадлен уселась на диван. – По твоему виду не скажешь, что ты очень рада.

Отвернувшись от окна, Диана пробормотала:

– Просто я нервничаю, вот и все.

Мадлен внимательно посмотрела на подругу.

– Знаешь, если это тебя пугает, то ты не обязана его принимать. У тебя ведь действительно не было времени узнать его как следует.

Диана пожала плечами.

– Я знаю его так же хорошо, как многие девушки знают своих мужей к моменту их первой брачной ночи. К тому же у меня перед ними преимущество – я не девственница.

– Тогда что же тебя беспокоит?

Диана села в кресло и, подтянув к груди колени, обхватила их руками.

– Честно говоря, сама толком не понимаю. Наверное… – Она замялась, подбирая подходящее слово. – Какая-то меланхолия… Он кажется… слишком уж хладнокровным, и это очень далеко от романтических мечтаний о прекрасном принце и вечной любви.

Мэдди ласково улыбнулась подруге.

– Да ты, оказывается, романтик… Тебе хочется быть влюбленной в Сент-Обина, но ты в него не влюблена. Но если так, то почему же собираешься лечь с ним в постель? У тебя же нет необходимости делать это ради денег.

Диана лукаво улыбнулась.

– Да, я в него не влюблена, но все же считаю весьма привлекательным.

Мадлен коротко кивнула.

– Тогда понятно. Что ж, если ты решительно настроена продолжать этот путь, то такое начало очень даже неплохое. Похоже, этот мужчина прекрасно знает, что делать в постели.

Диана густо покраснела и, почувствовав это, еще больше смутилась. Впрочем, она была уверена, что привыкнет… теперь уже скоро… Мадлен встала и, сладко потянувшись, пробормотала:

– Ужасно хочется в постель, и я рада, что моя постель пуста, – признак возраста. – Она направилась к двери. У порога остановилась и, обернувшись, спросила:

– Так ты уверена, что поступаешь правильно?

Диана тут же кивнула, а когда заговорила, в голосе отчетливо прозвучала решимость:

– Да, совершенно уверена. Как бы ни сомневалась и ни тянула время, я твердо решила взять в любовники Джервейза Бранделина.

То и дело поглядывая на часы, Диана нервно расхаживала по гостиной. Без пяти девять… А если она что-то знала о лорде Сент-Обине, так это то, что он очень пунктуален. Следовательно, через пять минут он приедет, лакей проводит его в ее спальню, и тогда… тогда…

Ох, почему же она так нервничала? Точно семнадцатилетняя девственница перед своей первой брачной ночью. Она вставила губку, пропитанную уксусом, – Мадлен сказала, что это лучшее из доступных средств предохранения от беременности. Кроме того, Диана надела скромную, но вместе с тем соблазнительную ночную рубашку и пеньюар из полупрозрачного голубого шелка – под цвет ее глаз, – а волосы уложила так, что достаточно будет вытащить всего лишь две шпильки, чтобы густые каштановые пряди рассыпались по плечам.

Ночь была прохладная, и в обоих каминах – в гостиной и в смежной с ней спальне – весело пылал огонь, а за открытой дверью виднелась в полумраке спальни массивная кровать с пологом. Мадлен помогла ей с приготовлениями и ушла, удовлетворенная, что ее протеже готова.

Диана смогла убедить Мэдди, что ее тревоги беспочвенны, но сейчас, оставшись одна, вынуждена была признать, что выдавала желаемое за действительное. И не важно, к чему подталкивала ее интуиция, не важно, что Сент-Обин был с ней вежлив и обходителен и что ее неудержимо влекло к нему, – несмотря на все это, она была на грани паники, и сердце ее бешено колотилось.

Диана мысленно вернулась к той ночи на вересковой пустоши, когда решила отправиться в Лондон. Ох, если бы она тогда знала, что судьба подбросит ей Джервейза Бранделина, никогда бы не покинула Йоркшир. Но теперь уже поздно было обрывать ту связь, что возникла между ними.

Внезапно по тихому дому разнесся стук в парадную дверь. Диана невольно вздрогнула и посмотрела на позолоченные бронзовые часы на каминной полке. Без двух минут девять. Или часы отставали, или милорд слишком уж нетерпелив.

Минуту спустя раздался стук в дверь апартаментов. И в тот же миг, когда этот момент настал, на Диану снизошло удивительное спокойствие. Она открыла дверь. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, и воздух между ними, казалось, вибрировал. Джервейз был в темно-синем сюртуке и бриджах, превосходно сшитых и сидевших на нем идеально. Внезапно он улыбнулся и протянул к ней руку. Диана тоже улыбнулась и, взяв виконта за руку, увлекла за собой. Закрыв дверь, она еще не успела повернуться к нему, как он обнял ее и с жадностью впился поцелуем в ее губы. А когда Джервейз крепко прижал ее к себе, сразу же стало ясно, что в прелюдиях он не нуждался.

Диану снова охватила паника. Сент-Обин ведь по-прежнему оставался для нее незнакомцем, и ей требовалось какое-то время на подготовку. А если все будет происходить очень быстро, то она будет ужасно нервничать и ей не удастся убедить его в своей опытности. Она прервала поцелуй, приложила палец к его губам и мягко проговорила:

– Милорд, нам нет нужды спешить.

Он кивнул и улыбнулся.

– Да, конечно. Прошу прощения. Знаю, что слишком нетерпелив, но я думал о вас весь день. И всю прошлую ночь. – Положив руки ей на плечи, он тихо сказал: – По правде говоря, с тех пор как вас встретил, я почти ни о чем другом и не думаю.

Вскинув руки к ее волосам, он отыскал шпильки и вынул их. И в тот же миг густые волнистые пряди рассыпались по плечам и спине Дианы.

– Вот какой я вас представлял. – Джервейз снова улыбнулся и, склонившись к ней, стал покрывать поцелуями шею.

Несколько мгновений Диана наслаждалась необыкновенными ощущениями: казалось, все ее тело реагировало на эти легчайшие поцелуи виконта. Но затем, вспомнив о том, что задумала, она провела ладонью по его волосам и прошептала:

– Милорд, я бы хотела кое о чем вас попросить.

Джервейз отстранился и, нахмурившись, подумал: «Исключительно неподходящий момент обсуждать денежные вопросы». Да, конечно, она имела право поднять эту тему, поскольку их отношения чисто деловые, но сейчас ему было ужасно трудно думать о делах. Он окинул взглядом стоявшую перед ним женщину. Голубой шелк ее пеньюара сильно просвечивал, и сквозь него прекрасно были видны все изгибы и выпуклости ее тела. Отступив на шаг, виконт достал из кармана бархатную коробочку для драгоценностей и протянул Диане. Она открыла ее – и ахнула. Еще бы ей не ахнуть. Сапфировый кулон был великолепен – ярко-синий камень в изящной оправе на искусно сделанной цепочке. Джервейз уделил время выбору подарка, и подарок этот был достаточно щедрый, так что он мог на многое претендовать…

Улыбнувшись, он проговорил:

– Камень почти такого же цвета, как ваши глаза, хотя и не столь яркий.

– Какая красота! Милорд, у меня никогда еще не было ничего подобного. – Она подняла на него глаза. – Мне его надеть?

Джервейз вынул украшение из футляра, обошел Диану и стал застегивать цепочку у нее на шее. Между окнами висело зеркало, и Диана, шагнув к нему, коснулась пальцами камня.

– Спасибо, он очень красивый. Прекрасный выбор! – воскликнула она в восхищении.

Джервейз мысленно усмехнулся. Что ж, дорогие подарки всегда так действовали на женщин…

– Я рад, что подарок вам понравился. – Виконт принялся расстегивать цепочку. Диана посмотрела на него вопросительно, и он с улыбкой пояснил: – Камень будет мешать, и это может оказаться довольно болезненно.

Она молча кивнула, и Джервейз, убрав кулон обратно в футляр, положил его на столик между окнами. Диана повернулась к нему лицом – сейчас, при свете свечей, ее глаза казались почти черными – и тихо сказала:

– Вообще-то я хотела поговорить совсем не об этом. – Выражение ее лица оставалось спокойным, но слова прозвучали неуверенно и было видно, что она напряжена.

Джервейзу показалось странным, что женщина ее профессии так нервничает, а Диана, робко улыбнувшись, добавила:

– Вы, наверное, подумаете, что это глупо, но… у любой пары любовников бывает только один первый раз. – Она подняла на него взгляд. – Видите ли, я хочу, чтобы сегодняшняя ночь стала особенной.

– Она будет особенной, обещаю, – ответил Джервейз, положив руку ей на бедро.

А Диана, улыбнувшись, продолжила:

– Поэтому давайте сегодня притворимся, что мы – молодые любовники, которые впервые вместе. Я буду играть роль девицы, а вы – мужчины, который меня направляет и учит. – Она провела ладонью по его щеке и тихо добавила: – В каком-то смысле так оно и есть, ведь это наш первый раз. Так почему бы не доставить себе удовольствие этой фантазией? Давайте всего лишь на час-другой представим, что мы заново открываем чудо первой любви и пробуждения страсти. – Она снова улыбнулась. – А самое приятное в нашей игре будет то, что мы сможем испытать это чудо, но только без страха и неловкости, которые так мешают настоящим юным любовникам. Согласны?

Джервейз медлил с ответом. Конечно, кое в чем эта женщина права: если не спешить, то можно продлить удовольствие, – но ему казалось излишним еще и разыгрывать сцену. Диана была настолько привлекательной, что не требовалось никакой фантазии, чтобы усилить желание. Однако же, вглядевшись в ее лицо – она смотрела на него с волнением и надеждой, – он решил, что сыграет предложенную ему роль. Женщины отличались от мужчин, и если эта фантастическая сценка доставит Диане удовольствие, то ему ничего не стоило ей подыграть. С ее лицом Мадонны и аурой нежной утонченности легко будет представить, что она действительно девица, отдающаяся по любви. А поскольку она при этом женщина с опытом, ему не придется опасаться, что он причинит ей боль. Теперь эта идея уже казалась Джервейзу весьма привлекательной, и он, усмехнувшись, сказал:

– Ваше желание – закон для меня. Но поскольку у меня, по моей роли, не очень большой опыт, мне нужно подумать, с чего начать. – Он взял ее за руку повыше локтя и, проводя по ней пальцами, словно в задумчивости проговорил: – Наверное, надо начать с разговора за бокалом вина. Нет ли у вас вина?

Глаза Дианы заискрились.

– Милорд, бренди подойдет?

– Отлично подойдет. – Диана пошла к столу, где стояли бокалы и графин. Джервейз добавил: – Затем я бы настаивал, чтобы вы называли меня по имени. Титулы не способствуют близости.

Налив бренди в один из бокалов, Диана кивнула.

– Хорошо, Джервейз…

Виконт невольно улыбнулся. Он и не знал, что его имя могло звучать так мелодично. Взяв у Дианы графин с бренди, он закрыл его пробкой и, поставив на буфет, пояснил:

– Не нужно наливать во второй бокал. Нам хватит одного. А сейчас… Полагаю, пора перейти к неформальному общению.

Джервейз снял сюртук, затем развязал шейный платок и небрежно бросил их на спинку стула.

Его широкие плечи под белой рубашкой составляли разительный контраст с узкими бедрами и талией. В открытом же вороте рубашки виднелись завитки темных волос. Он взял со столика бокал с бренди и, коснувшись рукой спины Дианы, направил ее к дивану. Оба сели, и Джервейз подал ей бокал. Она отпила из него, глядя на виконта, потом вернула бокал ему. Он повернул бокал так, чтобы пить с того места, где его коснулись ее губы. Сделав глоток, поднес бокал к губам Дианы и проговорил:

– Я бы рекомендовал вам выпить еще, чтобы вы расслабились, но не слишком много, чтобы не стало дурно.

Диана снова отпила из бокала, затем настала очередь Джервейза. Сделав глоток, он вытянул руку вдоль спинки дивана и, проводя пальцами по блестящим прядям Дианы, проговорил:

– А потом я бы вам рассказал, как вы прекрасны.

– А я бы вам поверила? – спросила она.

– Я был бы готов поклясться на любом количестве Библий. – Вложив бокал в ее руку, Джервейз продолжил: – Я бы превозносил ваши прекрасные синие глаза, вашу атласную кожу, рубиновые губы…

– Неужели любовники никогда не изобретают более оригинальные метафоры? – с улыбкой перебила Диана.

Джервейз усмехнулся.

– Хм… Сомневаюсь. Едва ли изобретают. Иначе они были бы поэтами. Любовники – и мужчины, и женщины – больше заняты друг другом, чем поисками поэтических фраз. – Он сделал еще один глоток бренди, уже не отличая огонь напитка от огня желаний, струившегося сейчас по его жилам. – Поскольку вы юная и скромная, я бы не стал упоминать ваши волнующие груди, тонкую обольстительную талию и манящие округлые бедра. – Его пальцы следовали путем, который он описывал словами, и на щеках Дианы выступил легкий румянец.

– И правильно, что не упоминаете, – отозвалась она. – Скромной девице такой разговор показался бы слишком непристойным.

– Примерно в это время, – продолжал Джервейз, – я бы подумал, что пора найти для бренди другое применение.

Он раздвинул полы ее пеньюара, открывая рубашку с глубоким вырезом, затем, окунув палец в бренди, провел им по шее Дианы и дальше – до ложбинки меж грудей, затем наклонился и проложил по влажному от бренди следу дорожку поцелуев. Когда его губы приблизились к краю рубашки, Диана затрепетала и, издав прерывистый вздох, прошептала:

– Невинная девица нашла бы все это новым и удивительным…

Джервейз замер, и она поспешила добавить:

– И очень приятным. Да-да, очень…

Джервейз поднял голову и улыбнулся. Глаза же его смеялись.

– А потом, – прошептал он, – я бы немного отступил, чтобы дать вам время привыкнуть к новизне ощущений. Но отступил бы совсем недалеко.

В следующее мгновение он подался вперед – и губы их слились в поцелуе. Но на этот раз поцелуй был не страстным и требовательным, как тот, первый, когда он только вошел. Нет, теперь он целовал ее неторопливо и обстоятельно – так, словно хотел как можно лучше прочувствовать вкус ее губ. «Как много мне нужно узнать…» – промелькнуло у Дианы. И сумеет ли она когда-нибудь освоить все тонкости эротической игры?

Тут Диана вскинула руки и запустила пальцы в густые волосы Джервейза – ей давно уже хотелось это сделать. А их восхитительный поцелуй все длился и длился, и казалось, так будет продолжаться бесконечно…

Наконец Джервейз отстранился и улыбнулся, откинув с ее щеки прядь, и проговорил:

– Невинные девицы редко умеют так хорошо целоваться.

«Значит, он не догадался!» – ликовала Диана. Возможно, ее тело само знало, что делать… Рассмеявшись, она заметила:

– Но ведь в поцелуях мы к этому времени наверняка уже должны были попрактиковаться.

– Ммм… да, несомненно. – Джервейз снова улыбнулся.

Подняв ее с дивана, он спустил с ее плеч пеньюар, и тот соскользнул на подушки голубой шелковой лужицей. Теперь на ней оставалась лишь тончайшая ночная рубашка – почти прозрачная, так что сквозь шелк отчетливо просвечивали темные ареолы. Дыхание Джервейза участилось, и, наклонившись, он стал целовать сосок сквозь тонкую ткань, при этом легонько теребя пальцами другой. Чудесные ощущения, порожденные этими ласками, были столь острыми, что Диана, не удержавшись, глухо застонала; ей казалось, что все тело охвачено жарким пламенем.

Внезапно Джервейз подхватил ее на руки и, прерывисто дыша, проговорил:

– Примерно в это время я бы решил, что вы готовы к следующему шагу.

И он, пересекая гостиную, понес ее в спальню, где осторожно опустил на высокую кровать. Усевшись с ней рядом, снова принялся ласкать и целовать ее груди сквозь тончайший шелк. Диана лежала на спине, и в ее лазурных глазах то и дело мелькала тревога – точно такая же, какая бывает в глазах невинной девушки, которая одновременно и жаждет акта величайшей интимности, и боится его.

На столике возле кровати стоял канделябр на пять свечей, и все они горели. Протянув к ним слегка дрожавшую руку, Джервейз начал гасить их, сжимая фитили пальцами.

– Это потому, – проговорил он хрипловатым голосом, – что пришло время убавить свет, дабы ваша девичья стыдливость не была оскорблена.

Он загасил четыре свечи, оставив одну-единственную.

– Думаю, в этом месте мы немного отклонимся от сценария. Скрывать вашу красоту в полной темноте было бы преступлением.