Текст книги "Розы любви"

Первая ночь их медового месяца выдалась погожей и ясной, и они, как и обещал Никлас, заснули прямо под звездным небом. После любовных утех Клер уютно примостилась в объятиях мужа, а он принялся показывать ей различные созвездия и рассказывать цыганские предания о том, как каждое из них попало па небо.

Когда она наконец заснула, он еще раз подивился, как это ему, Никласу Дэйвису, привалила такая удача. В Клер было все, чего никогда не было в Кэролайн. Она была добра, остроумна, практична и верна; но главное – она заполнила ту пустоту в его жизни, которая образовалась, когда он был еще ребенком, и которую до нее не смог заполнить никто. Правда, Клер оказалась чересчур проницательной; Никлас не понимал, сколь многое уже открылось ей, пока она не выложила ему свою тревожаще точную догадку насчет Кэролайн. Слава Богу, что самую худшую часть этой истории никто никогда не узнает.

Наверное, для такой женщины, как Клер, любовь и верность неразделимы. Он мог стерпеть сознание того, что она любит, пока Клер об этом не заговорила. О любви надо молчать, ее не нужно ожидать, тогда меньше опасности обмануться.

Он повернулся на бок, теснее прижал Клер к себе и укрыл одеялом до подбородка. Ночь была полна шумом ветра и тихими шорохами – настоящая цыганская спальня. «Когда-нибудь надо будет взять Клер с собой в табор и познакомить с народом моей матери», – подумал Никлас. Он усмехнулся – интересно, как далеко зайдет его жена, пытаясь реформировать цыганский образ жизни или научить цыганских ребятишек читать! Да-а… Такое даже Клер не под силу. Но по крайней мере неудача научит эту дерзкую девчонку смирению.

С покоем в сердце он заснул.

Клер заранее знала, что предстоящая поездка доставит ей огромное удовольствие – хотя бы просто потому, что Никлас все время будет рядом. И никаких дел и забот – только ехать верхом и наслаждаться друг другом. Но действительность превзошла се ожидания: Клер не думала, что ей будет настолько хорошо. За те полтора дня, что они провели в пути, Никлас стал откровеннее, естественнее и спокойнее – до такой степени, что это изумляло ее: прежде она никогда не видела его таким. Должно быть, путешествие по безлюдным открытым просторам пробудило цыганскую часть его натуры.

Бросив на мужа влюбленный взгляд. Клер вдруг заметила, что из-под его привязанного поверх седельных сумок дорожного плаща выглядывает свернутый кольцами черный кожаный кнут.

– Зачем ты взял с собою кучерский кнут, ведь у нас нет экипажа?

– Очевидно, в силу неистребимой цыганской привычки. – Он вытащил кнут из-под плаща и звонко щелкнул им. Кончик мгновенно обернулся вокруг нависшей над их головами высокой ветки. Когда Никлас потянул кнутовище вниз, ветка наклонилась, так что теперь он мог достать ее рукой.

– Если бы на ней были спелые яблоки, мы могли бы устроить пир.

Клер рассмеялась.

– Никогда об этом не думала, но теперь вижу, что, прежде чем стать бывалым путешественником, требуется освоить целый свод наук.

Никлас вновь свернул кнут и положил его на прежнее место, потом показал жене на птицу, сидящую на ближайшем дереве.

– Здесь неподалеку есть цыгане.

Клер с сомнением оглядела черно-белую птичку.

– По-моему, это просто обыкновенная трясогузка. И при чем тут…

– Ее еще называют цыганской птицей, – сказал Никлас. – Если ты увидел такую, значит, поблизости есть цыгане.

Клер осмотрелась, но они находились высоко на холмистом нагорье, и единственным следом пребывания здесь человека была узкая дорога, по которой они ехали.

– Эти твои цыгане, похоже, хорошо замаскировались.

– Смотри в оба, и мы их увидим.

Примерно через полмили он указал на одно из деревьев.

– Видишь ту серую тряпицу, привязанную вон к той ветке? – Когда она кивнула, он объяснил: – Этот знак говорит идущим следом таборам, что один табор здесь уже прошел. Такой знак называется «патриц», что значит «лист», и он может иметь различные формы: кучи прутьев или камней, или прикрепленная к ветке тряпка, как этот. Видишь, он привязан выше уровня глаз обычного всадника? Если не знаешь, где его искать, то легко пропустишь.

– Значит, таким образом ваши родичи передают друг другу сообщения? – спросила заинтригованная Клер. – Очень умно. Кстати, ты знаешь людей, которые оставили это послание?

– Очень может быть, ведь я побывал в каждом таборе, которые регулярно кочуют в Уэльсе. – Он внимательно поглядел на серую тряпку. – Собственно говоря, я могу с уверенностью сказать, что эта тряпица оставлена одним из пяти знакомых мне таборов. Между прочим, в нескольких милях отсюда есть становище, где часто разбивают лагерь цыгане. Хочешь их посетить?

– О да, с удовольствием.

Но погода им не благоприятствовала. Все утро то и дело накрапывал дождь, а после полудня начался затяжной ливень. Клер не жаловалась – живя в Уэльсе, нельзя не привыкнуть к сырости, но день тем не менее утратил для нее свою приятность.

Когда она зябко запахнулась в плащ, Никлас сказал:

– Здесь поблизости есть хижина для путников. Хочешь, мы там переночуем?

– С радостью! – с жаром ответила Клер. Дощатая хижина была расположена неподалеку от дороги, в роще высоких деревьев. Это была крепкая двухэтажная постройка, и рядом с нею даже имелся отдельный сарай для лошадей. Когда они спешились, Никлас сказал:

– Иди в дом и согрейся. Мне совсем не хочется, чтобы ты простудилась во время нашего медового месяца. – Он игриво улыбнулся. – Уж если тебе и придется соблюдать постельный режим, то пусть это будет по другой, более приятной причине.

Клер рассмеялась и вошла в хижину, всю обстановку которой составляли только стол и несколько стульев. Через пару минут Никлас внес внутрь седельные сумки и охапку сухого хвороста, который хранился в сарае. Затем снова вышел под дождь, чтобы устроить в сарае лошадей. «Как же хорошо он обо мне заботится, – с нежностью подумала Клер. – Какое же это удовольствие – когда тебя балуют…»

Когда в очаге затрещал огонь, она пошла осматривать дом. Много времени это не заняло, поскольку второй этаж, как оказалось, состоял из одной-единственной большой комнаты, точно такой же, как на первом этаже, только совсем без мебели. На всем здесь лежал тонкий слой пыли, но в целом комната была довольно чистой. Клер спускалась вниз, когда в дом зашел Никлас.

– Я не ожидала ничего подобного, – заметила она. – И что же, в горах много подобных хижин?

– Таких, как эта, больше нет. – Он сбросил с себя намокшую шляпу и плащ. – В середине прошлого века богатый торговец шерстью был застигнут здесь бураном и непременно бы погиб, если б его не приютил местный пастух. В знак благодарности торговец учредил фонд при ближайшем церковном приходе с тем, чтобы на эти деньги построили, а затем содержали в порядке приют для путников. Будучи человеком деликатным, он оговорил, что в этом доме должна быть и вторая комната, – на тот случай, если непогода приведет сюда не только грубых мужчин, но и дам.

– Но лично мне очень даже нравится оказаться наедине с грубым мужчиной.

– Не у всех женщин столько здравого смысла, – он с усилием стянул с ног сапоги для верховой езды. – Вот так была построена эта хижина для путников, и каждую весну из прихода присылают сюда работника, чтобы он починил то, что сломалось от зимних ветров. Больше ничего исправлять не надо, поскольку люди, которые знают об этом приюте, пользуются им очень бережно и аккуратно. Например, утром, перед тем как уехать, я должен буду собрать достаточное количество хвороста, чтобы заменить тот, который мы сожгли.

– Захватывающая история; хотя пастух, который спас того торговца, наверное, предпочел бы строительству этого приюта кругленькую сумму, ну, скажем, десять фунтов. – Клер встала на колени и подбросила в огонь еще дров. – А цыгане здесь останавливаются?

– О Господи, конечно, нет. Ни один уважающий себя цыган не станет спать под крышей, если может переночевать под открытым небом. – Никлас задумчиво посмотрел на Клер. – Будет лучше, если ты поскорее избавишься от этой мокрой одежды. – Он направился к ней. – Давай я помогу тебе раздеться.

Клер очень хорошо представляла, к чему в конце концов приведет такая помощь, и, к своему величайшему удовольствию, оказалась права.

Потом они лениво подремали возле очага перед тем, как встать и надеть сухую одежду. Клер приготовила простой ужин из ветчины, картошки и лука; Никлас добавил к нему бутылку дорогого кларета, чтобы отметить начало их медового месяца. Вечер они провели, лежа у очага, болтая и попивая чаи.

– Давай будем приезжать сюда каждую весну, – сказала Клер. – Только ты и я. Больше никого.

– С удовольствием. – Он легко поцеловал ее в щеку. – Никогда не превращайся в заправскую графиню, Клер. Ты нравишься мне в точности такой, какая ты сейчас.

Она улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Если ты, как называют тебя в долине, цыганский граф, то теперь я, стало быть, цыганская графиня?

– Пожалуй, что так. Это значит «рони», то есть «великая госпожа». Впрочем, ты всегда ею была. – Он нежно прижал ее к груди. – Крепкого тебе сна, Клариссима.

Члены маленького отряда начали ворчать, жалуясь на непрекращающийся дождь, но вожак велел им заткнуться, напомнив о том, как щедро заплатят им за ту работенку, которую они провернут этой ночью. Тем не менее он и сам был изрядно раздосадован, поскольку не ожидал, что его жертвы проведут эту ночь в доме.

Пока его сообщники в ожидании рассвета передавали из рук в руки бутылку виски, чтобы согреться, он обдумывал, как лучше обтяпать это дело. Проще всего было бы вломиться в хижину, но не исключено, что наружная дверь заперта на щеколду, так что выломать ее сразу не удастся, и нападающие утратят преимущество неожиданности. К тому же весьма вероятно, что у Эбердэра есть пистолет, а судя по виду, он человек опасный.

Оставив своих людей, вожак обследовал окрестности хижины. Постройка была крепкая, окошки маленькие и расположены слишком высоко от земли, так что залезть в них было нелегко. Решив заглянуть в сарай, он медленно и осторожно открыл дверь. Одна из лошадей заржала, но недостаточно громко, чтобы разбудить людей, спящих в доме. Возле стены хижины виднелась какая-то темная масса, которая при ближайшем рассмотрении оказалась большой кучей сухого хвороста. Вожак хищно усмехнулся – теперь он знал, как выманить свои жертвы наружу. Он их выкурит!

Глава 29

Никлас пробудился ото сна внезапно и полностью. Какое-то мгновение он лежал неподвижно, пытаясь понять, что же насторожило ту часть его сознания, которая никогда не дремала.

Дым. Его было слишком много для такого маленького огня, да еще прикрытого на ночь толстыми поленьями, чтобы горел медленно. Никлас сел на кровати, оглядел комнату и, бросив взгляд в окно, расположенное напротив очага, увидел неясный мерцающий красный свет. Дождь прекратился, и в тишине до его слуха донеслось тихое угрожающее потрескивание.

Рядом с ним спокойно спала Клер. Он потряс ее за плечо.

– Просыпайся, снаружи пожар!

Когда она открыла глаза, Никлас встал и быстро надел бриджи, сапоги и рубашку. Большой тревоги он не испытывал: до входной двери было всего несколько футов, так что они могли легко выбраться наружу.

Клер поднялась на ноги, сонно моргая. Не обращая, против обыкновения, ни малейшего внимания на ее восхитительную наготу, он бросил ей рубашку, которую она поленилась надеть.

– Набрось это, чтобы можно было выйти и посмотреть, что там горит. Надеюсь, мы легко потушим огонь, но в любом случае лучше не рисковать.

Она кивнула и, надев ночную рубашку, а также сапоги и плащ, направилась к двери. Никлас поднял с пола седельные сумки, в которых хранилось все ценное, что могло понадобиться им в пути, и последовал за ней.

Однако он никак не мог избавиться от неотвязного чувства, что что-то здесь не так. Конечно, искры, летящие из дымохода, могли вызвать лесной пожар, но это было бы чертовски странно – ведь лес промок от долгого дождя. И почему пламя вспыхнуло с той стороны хижины, где стоял сарай? Ведь там, кажется, не было ничего горючего.

Когда Клер подняла щеколду и начала открывать дверь, Никлас вдруг осознал, что потрескивание огня доносится с обеих сторон хижины. В голове у него зазвучал сигнал тревоги. Если это горит сарай, то почему не слышно отчаянного ржания лошадей? И каким образом пожар мог случайно возникнуть в двух разных местах?

Глядя поверх плеча Клер, он уловил быстрое движение в двадцати или тридцати футах от двери. Там вскинулся и неподвижно застыл какой-то прямой длинный предмет.

Ружейный ствол.

Никласа пронизал ужас. Бросив седельные сумки, он схватил Клер за талию и повалил на пол. В ту же секунду раздался выстрел. Пуля, просвистев над их головами, вошла в противоположную стену. Инстинктивно Никлас обхватил руками Клер и вместе с ней откатился от открытой двери. Когда они оказались вне линии огня, он протянул руку и быстро захлопнул дверь. Не прошло и нескольких секунд, как в толстое дерево ударили еще три пули.

– О Господи, – охнула Клер. – Что здесь происходит?

– Кто-то хочет нас убить, – зло бросил Никлас. – А вернее, хочет убить меня, а на то, что при этом можешь погибнуть и ты, ему наплевать.

Он вскочил на ноги и снова закрыл дверь на щеколду, хотя все равно толку от этого было мало. Порывшись в багаже, он вытащил прихваченный на всякий случай пистолет, зарядил его, потом осторожно посмотрел в окно в передней части хижины. Все вокруг было освещено языками пламени, пляшущими по обе стороны дома. Судя по количеству красного света и дыма, сарай пылал вовсю, и скоро от него ничего не останется.

По периметру освещенного пространства стояли пять вооруженных мужчин, а за их спинами Никлас увидел двух лошадей, должно быть, тех, которых они вывели из сарая, прежде чем поджечь его. Один из мужчин сдвинулся с места и с ружьем наизготовку крадучись направился к двери.

Стволом пистолета Никлас разбил стекло окна и выстрелил. Неизвестный пронзительно вскрикнул, развернулся и рухнул на землю, Никлас быстро перезарядил оружие и выстрелил еще раз, но остальные были слишком далеко, чтобы попасть в них из пистолета, и он не причинил им вреда.

Чей-то грубый зычный голос выкрикнул приказ, и один из нападавших начал обходить дом. Никлас тихо выругался: если раньше у них и был шанс выбраться через заднее окно, то теперь он упущен.

Напряженным, но на удивление спокойным голосом Клер спросила:

– Мы горим, да?

– Да, и за дверью поджидают по меньшей мере четверо вооруженных людей, готовых пристрелить нас, едва мы выйдем. – Он быстро обдумал ситуацию. – Слушай, поскольку им скорее всего нужен я, они, возможно, позволят тебе уйти, если я им сдамся.

– Нет. – Дым быстро густел, разъедая глаза и обжигая легкие. От волнения Клер вдохнула его слишком много и закашлялась. Снова обретя дар речи, она сказала; – Они ни за что не оставят в живых свидетельницу убийства. Если ты сейчас сдашься, они все равно убьют меня, а перед этим скорее всего изнасилуют.

– Лично я предпочитаю вообще не умирать. – В его мозгу мелькнула спасительная мысль. Он поставил пистолет на предохранитель, заткнул его за пояс бриджей, затем схватил свой кнут.

– Наверх, Клер! Скорее!

– Погоди.

Она вытащила из багажа свою нижнюю сорочку, разорвала се надвое и обмакнула обе половинки в котелок с водой, приготовленной для утреннего умывания.

– Обвяжи это вокруг рта.

Пригибаясь пониже, чтобы вдыхать поменьше дыма, они бросились вверх по ступенькам. Чем выше они поднимались, тем гуще был дым, на втором этаже они просто задохнулись бы. Жар уже становился нестерпимым; еще несколько минут – и вся постройка будет объята пламенем.

– Здесь нет пути к спасению, – спокойно промолвила Клер. – Наш с тобой брак был недолгим, но счастливым. За все время ни единой ссоры. – Она закашлялась, потом бессильно села на пол возле стены; ее лицо смутно белело в сгущающемся дыме. Улыбка неземной доброты тронула ее губы, и она тихо проговорила:

– Прости, что снова говорю это, Никлас, но я люблю тебя. Я сожалею только об одном – что нам было дано слишком мало времени.

Ее слова вонзались в его сердце, словно ножи. Нет, их жизнь не может окончиться так нелепо и страшно – он этого не допустит!

Никлас украдкой посмотрел в одно из крайних окон, но не увидел того вооруженного человека, который обошел дом сзади. Прекрасно: значит, этот молодчик, возможно, тоже не заметит его. Открыв задвижку, Никлас бесшумно распахнул окно. Пламя лизало наружную стену всего в нескольких футах под ним, и он закашлялся, вдохнув очередную порцию дыма.

Быстро прикинув расстояние и решив, что спасение возможно, Никлас поманил рукой Клер.

– Хватайся за задний край крыши и лезь наверх. Не бойся – я не дам тебе упасть.

Она молча кивнула, вмиг сообразив, что он собирается сделать. Никлас наполовину вылез из окна и сел верхом на раму, изо всех сил стараясь не потерять сознание из-за дыма и жара. Клер перелезла через его колени и встала ногами на раму, так что все ее тело оказалось на наружной стороне окна. Пока Никлас крепко держал ее, она встала на цыпочки, вытянула вверх руки, ухватилась за край крыши и, подталкиваемая снизу, благополучно взобралась наверх.

Молясь о том, чтобы дым скрыл их передвижение от любопытных глаз, Никлас обернул свой кучерский кнут вокруг талии и, тоже ухватившись за край крыши, подтянулся; неожиданно его пальцы заскользили по мокрому шиферу.

Еще мгновение – и он упал бы в пылающий внизу огонь, но тут рука Клер схватила его запястье. Качнувшись всем телом, как акробат, Никлас ухитрился закинуть левую ногу на край крыши; взобраться на наклонную поверхность было уже делом техники.

Присмотревшись, Никлас увидел, что одной рукой Клер крепко держится за коньковый брус: иначе она не смогла бы помочь ему подняться. «Слава Богу, мне досталась женщина с мозгами», – подумал Никлас.

Пока что клубы дыма и нарастающий шум пожара не позволяли нападавшим заметить Никласа и Клер, но опасность грозила и с другой стороны. Первый этаж хижины был уже охвачен пламенем, вот-вот готовым распространиться на остальную часть дома.

Все так же пригнувшись, Никлас помог Клер перебраться на другой скат крыши, не забывая держаться рукой за коньковый брус на тот случай если кто-нибудь из них поскользнется.

Осторожно спускаясь по скользкому шиферу, Никлас горячо молился про себя, чтобы ближайшее к краю крыши дерево подошло для того, что он задумал. Им повезло: на расстоянии взмаха кнута, не больше и не меньше, рос высокий толстый вяз.

Следующая часть плана была самой опасной, потому что для осуществления ее Никласу требовалось выпрямиться во весь рост. Если его заметят, он станет легкой мишенью для стрелков из ружей. Но делать было нечего. Он снял кнут с пояса и для равновесия уперся одной ногой в коньковый брус. Затем взмахнул кнутом в сторону ближайшей смутно видной в темноте ветки вяза, которая была достаточно толста, чтобы выдержать вес его и Клер.

Ременный кнут аккуратно обвился вокруг ветки; Никлас подергал его, и ему показалось, что тот держится некрепко. Подавив яростное нетерпение, он освободил кончик кнута и рванул его назад. Возможно, у него просто разыгралось воображение, по ему казалось, что шифер становится все горячее.

Сколько времени прошло с тех пор, как он проснулся? Пять минут? Три?

Важно было другое – сколько времени у них осталось в запасе. Вытянувшись всем телом, Никлас снова взмахнул кнутом. На этот раз, подергав, он убедился, что тот держится крепко. Хорошо, если он не ошибся, – ведь на третий бросок уже нет времени. Он протянул свободную руку Клер.

– Иди сюда.

Она подползла к нему и встала. Он на миг прижался губами к ее губам в поцелуе, который должен был выразить то, чего он никогда бы не смог передать словами. Потом обнял ее рукой за талию.

– Держись за меня изо всех сил, дорогая.

Ее руки, тонкие, но сильные, обвились вокруг его тела. Мгновение спустя они летели в пустоту, поддерживаемые только темными гибкими кожаными ремнями. Никласу вдруг показалось, что конец кнута, обвивший сук, вот-вот соскользнет. Если они свалятся на землю, это их не убьет, но нападавшие сбегутся на шум падения уже через несколько секунд.

Описав круг, они сильно ударились о ствол дерева. Клер едва не задохнулась, когда от этого удара из легких ее словно вылетел весь воздух. Правда, Никлас, согнув ноги в коленях, пытался смягчить силу столкновения, но все равно приложился так, что чуть не уронил Клер. Какое-то мгновение они просто висели, и вес их оттягивал до боли напряженную правую руку Никласа.

Наконец под их тяжестью ремень начал соскальзывать с ветки, и они непременно бы упали, но Никлас выбросил в сторону ногу и зацепился ступней за другой сук. Не так уж много, но все же достаточно, чтобы удержаться, и через мгновение Никлас и Клер стояли на соседней толстой ветке.

Никлас проделал несколько движений кнутовищем и освободил кончик кнута. Когда он снова свернул его, крыша с ужасающим грохотом провалилась. В небо поднялся столб пламени и искр; Никласа и Клер окатила волна обжигающего жара. В багровом зареве Никлас увидел человека, который поджидал с ружьем наизготовку – на тот случай, если кто-нибудь попытается выпрыгнуть из заднего окна. Хотя его отделяло от Никласа и Клер не более тридцати футов, человек не мог различить их в темноте и дыму. Вскоре он ушел, исчезнув за пылающей хижиной, из которой уже никто не смог бы выбраться живым.

Никлас и Клер находились достаточно высоко; отсюда хорошо были видны силуэты четырех мужчин, стоящих напротив фасада хижины. К тому же их освещало пламя пожара. Фигура одного из них, высокая и длинноногая, показалась Никласу смутно знакомой. Его губы сжались в жесткую линию. Взглянув на Клер, он увидел, что она смотрит туда же, куда и он, и на лице ее застыла холодная ярость.

Когда они спустились, Никлас заткнул свернутый кнут за пояс и повел Клер в глубь леса, прочь от горящего дома и проезжей дороги. Земля напиталась влагой недавно прошедшего дождя, воздух был сырым и промозглым. Хорошо, что Клер успела захватить свой плащ.

Когда Никлас решил, что злополучная хижина уже находится по крайней мере на милю позади, они остановились для короткого отдыха.

Клер дрожала всем телом, и Никлас догадался, что не только от холода.

– Здесь мы в безопасности, – успокаивающе прошептал он. – Даже если эти сволочи достаточно добросовестно относятся к делу, чтобы подождать, пока огонь потухнет и поискать в золе обгоревшие тела, то это произойдет только на рассвете.

Прижавшись лицом к его плечу, она глухо сказала:

– Ты ведь его видел, правда?

Никлас не стал спрашивать, кого она имеет в виду.

– Да, я видел высокого мужчину, похожего на Майкла Кеньона, и я не знаю никого другого, кому хотелось бы меня убить, – резко проговорил он. – Но с этим мы разберемся позднее. А сейчас нам надо поскорее добраться туда, где нас не найдут.

– Здесь поблизости есть коттеджи?

– Нет, по есть кое-что получше. Он обнял ее рукой за плечи и двинулся вперед, словно по наитию.

– Мы с тобой пойдем к цыганам.

Много часов они брели по лесу, спотыкаясь на неровной земле, насквозь промокшие от воды, которая капала с деревьев. Клер была несказанно рада, что, прежде чем вырваться из горящего дома, оба они надели сапоги, а то сейчас им бы пришлось ох как несладко. Но и в сапогах она скоро вконец обессилела и свалилась бы под ближайшим деревом, если бы ее не поддерживал Никлас. Он как будто точно знал, куда они направляются, хотя Клер все мокрые деревья казались совершенно одинаковыми. И не очень-то приятными, особенно если на них натыкаешься в темноте.

Небо уже начало светлеть, когда до путников донесся слабый запах дыма.

– Отлично. Становище занято табором, – с удовлетворением констатировал Никлас.

Только теперь Клер поняла: он не был уверен, что они обязательно найдут пристанище и получат помощь.

Внезапно послышался многоголосый лай, и к Никласу и Клер бросились с полдюжины смутно виднеющихся в темноте собак. Клер оцепенела, не зная, что лучше делать: удирать со всех ног или залезть на дерево. Но когда свирепо лающая свора приблизилась, Никлас вдруг размахнулся и сделал вид, будто что-то бросает. Хотя в руке у него ничего не было, аффект получился магический: собаки мгновенно замолчали и, толпясь вокруг, проводили их в лагерь.

Здесь было достаточно света, чтобы разглядеть, что табор состоит из трех кибиток. Темные предметы под ними оказались кроватями – должно быть, дождь заставил цыган укрыться там от дождя. Разбуженные шумом, несколько мужчин скатились со своих лежанок, вскочили на ноги и с настороженным видом начали приближаться к новоприбывшим. Один из них держал в руке свернутый кнут.

Никлас покровительственным жестом обнял Клер за плечи и вгляделся в ближайшего из тех, кто к ним подходил.

– Кор, это ты?

На мгновение воцарилось ошеломленное молчание. Затем низкий баритон загудел:

– Ники!

Внезапно их обступил тесный круг людей, быстро тараторящих по-цыгански. Не переставая крепко обнимать Клер, Никлас что-то коротко объяснил на том же языке.

К Клер подошла женщина с молодым приятным лицом.

– Иди с Ани, дорогая, она тебе поможет, – сказал Никлас. – Я приду к вам попозже.

К атому времени Клер была уже вполне готова безропотно и благодарно вверить себя заботам какой-нибудь сердобольной женщины. Дни отвела ее в одну из кибиток с выпуклым верхом и усадила на что-то, напоминающее скамью. Когда дверь отворилась. Клер увидела, что из-под пухового стеганого одеяла высунулся ряд головок с черными глазенками, горящими любопытством. «Такие же глаза, как у Никласа», – подумала она. Дети начали наперебой задавать вопросы, но Ани быстро их утихомирила.

Ближайший к ним конец кибитки был застлан тюфяком.

– Будешь спать здесь, – сказала по-английски с легким акцентом Ани.

Клер сняла свой мокрый плащ, затем, не обращая внимания на испачканный грязью подол, легла. Ани накрыла ее еще одним стеганым пуховым одеялом, и не прошло и трех минут, как Клер крепко заснула.

Ближе к утру Клер проснулась, почувствовав на своей талии руку Никласа. Как и на ней, па нем была та же одежда, в которой он спасся из горящего дома: бриджи и рубашка с расстегнутым воротом. Он спал, и лицо его было молодо и невероятно красиво. Повернувшись на бок, она легко поцеловала его в лоб.

Никлас открыл глаза.

– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, прекрасно. Правда, есть несколько синяков от столкновений с деревьями, а так ничего серьезного. – Она сдержала дрожь. – Да, тебя очень полезно иметь рядом в момент опасности.

Его лицо напряглось.

– Если б не я, твоей жизни вообще не грозила бы опасность.

– Этого мы не знаем. – Она беззаботно улыбнулась. – Право же, какое великолепное приключение! Многие ли могут похвастаться таким медовым месяцем?

Хотя Никлас и улыбнулся в ответ. Клер почувствовала, что настроен он мрачно. Впрочем, как бы она сама чувствовала себя, если бы кто-нибудь из ее давних друзей – например, Маргед – попытался убить се? Эта мысль вызвала в душе Клер острую боль, и она поспешно отбросила ее. Если уж ей стало горько всего лишь оттого, что она представила себе такое, то как же тяжело должно быть Никласу, который так верит в дружбу!

– Куда мы направимся теперь? – спросила она, желая отвлечь и себя, и его от грустных мыслей.

– Табор двигался на север, но они готовы повернуть и отвезти нас обратно в Эбердэр. Если путешествовать в кибитках, дорога займет три дня.

Клер подумала о своем пони и вздохнула.

– Надеюсь, что тот, к кому попала Ронда, кем бы он ни был, хорошо о ней заботится.

– Когда мы вернемся домой, я пошлю сюда пару человек, чтобы разузнали, что к чему. Если кто-нибудь станет продавать лошадей, возможно, я смогу их выкупить. Кроме того, это позволит также узнать, кто на нас напал.

Клер кивнула.

– Что я должна знать, чтобы жить среди цыган? Он мгновение подумал.

– Прежде всего постарайся соблюдать определенного рода опрятность. Поясню конкретнее. На территории, где располагается табор, воду из реки или ручья берут в нескольких местах. Вода с верхнего и самого «чистого» места предназначена только для питья и стряпни. Вода для стирки и мытья берется с нижнего участка течения. Перед едой обязательно мой руки проточной водой и никогда не клади посуду в нечистую воду, потому что тогда она станет «мархим», то есть оскверненной, и ее придется выбросить. – Он искоса посмотрел на нее. – То, что я скажу сейчас, тебе совсем уж не понравится – женщины среди цыган тоже считаются нечистыми. Никогда не задевай своими юбками никакого другого мужчину, кроме меня, никогда не иди впереди мужчины или между двумя мужчинами или перед лошадьми.

Клер нахмурилась.

– Ты прав. Мне это не нравится.

– Если живешь в тесноте, эти правила имеют смысл, – объяснил Никлас. – Они в какой-то мере. ограждают и защищают женщин, что без таких обычаев было бы невозможно, а также снижают напряжение между полами. Хотя цыганские женщины и славятся своей привлекательностью для мужчин, среди цыган почти никогда не встретишь половой распущенности.

– Понятно: постараюсь не оскорблять ничьих чувств.

Привлеченная звуком голосов, в фургон заглянула Ани.

– Завтрак. Ты иди, Ники. Я принесу одежду для твоей жены.

Никлас покорно встал и вылез из кибитки, потом помог Ани влезть внутрь. Цыганка была в свободной блузе с большим вырезом и нескольких юбках, надетых друг на друга, пышных, ярких. Серьги из золотых монет, висящие у нес в ушах, дополняли позвякивающее ожерелье из таких же монет, а волосы покрывала разноцветная косынка.

Клер облачили в весьма похожий костюм, только без золотых украшений. Посмотрев на глубочайший вырез своей блузы, она заметила:

– Никласу это понравится.

Ани усмехнулась, ослепительно блеснули ее белоснежные зубы.

– Хорошо, что Ники женился. Вы давно женаты?

Клер мысленно подсчитала.

– Три дня.

– Так мало!

Она взяла Клер за руку, посмотрела на запястье и одобрительно кивнула, увидев маленький, почти заживший порез.

– Это хорошо. Мы устроим пир, чтобы отпраздновать вашу свадьбу. Но сейчас, – добавила она, – тебе надо поесть.

Они вылезли из кибитки, которая была сколочена из дерева и украшена орнаментом и резьбой. Дождь прекратился; небо стало свежим и чистым. Мужчины собрались в отдалении, рядом со стреноженными лошадьми. Чуть ближе по становищу грациозно ходили занятые своими делами женщины и бегала стайка полуголых, весело орущих детей. Крошечная старушка с лицом, похожим па грецкий орех, пристально посмотрела па Клер, затем кивнула и снова принялась курить свою трубку.

Неподалеку от кибитки находился очаг, где готовилась еда. Над огнем висел оловянный котелок, а рядом, на горячих углях, грелся котел побольше. Когда Клер вдохнула аппетитный запах стряпни, Ани сказала: