Текст книги "Бумажная звезда"

Мелоди Рос всегда была самой красивой в их семье. Мама часами расчесывала ей волосы, часто меняла платья, приговаривая при этом, что она вылитая Ширли Темпл.

Отец сделал снимок незадолго до того дня, как ушел, Однажды утром он сел в свой серебристо-голубой «кенвуд» и навсегда исчез из их жизни. Джо-Бет тогда было пять лет, и до семилетнего возраста она не переставала спрашивать маму, почему папа ушел? Почему оставил их? Когда вернется? В доме не осталось фотографий отца, и мать никогда его не вспоминала. Джо-Бет уже не помнила, как он выглядел, но хорошо помнила, как страдала. Она и сейчас продолжала страдать, вспоминая его, особенно на Рождество и в день рождения. Ее рана до сих пор не затянулась.

Вскоре мама вышла замуж за Флойда, который бил ее, когда напивался, а иногда и просто так, под горячую руку.

– Почему ты вышла за него замуж? – не переставала удивляться Джо-Бет, требуя ответа.

– Женщине нужен мужчина, дорогая, – отвечала мать, которая давно перестала улыбаться, и Джо-Бет не могла понять, зачем ей нужен такой страшный человек. Неужели она не понимает, что без Флойда им всем было бы гораздо лучше?

Как Джо-Бет хотелось, чтобы мама снова стала улыбаться. Девушка поклялась себе, что заберет ее в Нью-Йорк и сделает счастливой. Ей не придется больше работать, у нее будет много красивых вещей.

Однако ее сбережения росли очень медленно. Флойд знал, сколько Джо-Бет зарабатывает, и требовал, чтобы все до копейки оставалось дома, приговаривая при этом, что она ему многим обязана. Слава Богу, что отчим не догадывался о чаевых. «Ты могла бы зарабатывать гораздо больше, если бы правильно себя вела», – любила повторять Чарлина.

– Позволять хватать себя за задницу? – отвечала Джо-Бет. – Нет уж, спасибо.

– Однако не обязательно вести себя, как королева, – настаивала Чарлина. – Что ты строишь из себя девственницу?

– Но именно таковой я и являюсь. Это что, преступление?

Чарлина с недоверием уставилась на нее:

– Вот это да! Кто поверит, зная, что вы с Мел сестры!

Время шло, и чаевые росли, хотя Джо-Бет не поощряла посетителей, но не могла же она запретить мужчинам пялить на нее глаза.

– Что же тут удивительного, дорогая? – говорила Чарлина. – Ты взрослеешь, и у тебя формируется фигура. Не говори только, что ничего не замечаешь.

Джо-Бет краснела. Она и сама это чувствовала. За последний год ее фигура сильно изменилась. Налившаяся грудь, став высокой и крепкой, распирала платье, и Джо-Бет старалась сделать ее менее заметной, прикрывая скрещенными руками или подносом.

– Напрасно стараешься, – говорила Чарлина. – Они все видят. У них глаза, как радары, мужчин не проведешь.

– Похоже, что так, – отвечала Джо-Бет, пугавшаяся своего нового тела, на которое бросал плотоядные взгляды и отчим, однажды жестоко избивший их с Мелоди за компанию с матерью.

Сейчас, оглядываясь назад, она считала, что побои ничто по сравнению с его вкрадчивым голосом и жадными руками.

Джо-Бет старательно избегала отчима. Она проводила на работе все свободное время и экономила на чем могла, стремясь сберечь побольше денег.

– Слушай, Джи Би, – говорила Чарлина, – почему бы нам не пойти куда-нибудь развлечься? Сколько можно сидеть дома, когда вокруг немало интересных мест?

– Да, – соглашалась Джо-Бет, . – я знаю.

А про себя думала: «Это Нью-Йорк».

Чтобы всегда иметь пример перед глазами, Джо-Бет рискнула повесить над своей кроватью фотографию сестры.

На снимке Мелоди Рос в сногсшибательном синем жакете с блестящими медными пуговицами и элегантных белых слаксах стояла на палубе яхты, и ветер развевал ее волосы. Она улыбалась красивому мужчине в голубой, под цвет глаз, рубашке. Лежа в постели, Джо-Бет рассматривала фотографию и представляла себя на месте Мелоди. «Неужели я никогда не увижу моря?» – думала она.

– Это еще что такое? – возмутилась мама, заметив снимок.

– Просто фотография из журнала, – ответила Джо-Бет. – Мне она очень нравится.

Мать поджала губы, явно не одобряя выбора дочери.

– Все эти ребята гомосексуалисты, – вымолвила она наконец, обойдя молчанием девушку, похожую на Мелоди Рос.

И Джо-Бет совершенно успокоилась: уж если мать не узнала свою дочь, то нечего беспокоиться, что ее узнает отчим.

Глава 2

Это был один из январских дней, среда. Порывистый ветер гнал по небу длинные темные тучи, из которых временами сыпал теплый, словно апрельский, дождик. В этот день, какой-то странный, тревожный, не по сезону весенний, жизнь Веры изменилась раз и навсегда.

Доктор Уилер открыл дверь кабинета, собираясь на обход, и увидел Веру, пришедшую за рецептами для отца. Доктор был без пиджака, в бежевых твидовых брюках и просторном рыбацком свитере из ирландской шерсти, короче говоря, в той самой одежде, которая так не нравилась Вериной матери. По ее понятиям, доктор не должен одеваться так, словно намерен поиграть в футбол, покопаться в саду или покататься на яхте.

Доктор Уилер был довольно симпатичным, по крайней мере так считала Вера. Рыжеволосый, с зелеными глазами, с готовой на все случаи жизни улыбкой, он был очень приятным, жаль только, немного староватым, что-то около тридцати пяти лет, но, впрочем, сама Вера об этом не задумывалась. Она часто спрашивала себя, нашла бы его симпатичным Диана или нет. Пожалуй, для Дианы он слишком энергичен, да к тому же ее могли заинтересовать только специалисты с Харлей-стрит, а не какой-то там провинциальный доктор, даже родившийся в Америке.

Увидев Веру, доктор улыбнулся:

– Привет, Вера.

Он распахнул дверь и почти втолкнул девушку в кабинет.

– Я рад, что ты забежала. Мне надо с тобой поговорить.

Ты действительно считаешь, что так нужна им? Ты когда-нибудь выходишь из дому? Бегаешь на свидания? У тебя есть мальчик?

Вера покраснела.

– Конечно же, нет, – ответила она с возмущением.

Сейчас девушка просто ненавидела доктора Уилера. Как он может задавать такие ужасные вопросы? Это жестоко с его стороны.

Доктор вздохнул:

– Вера Браун, ты сама себе злейший враг. Не красней и не отводи взгляд. Посмотри на меня.

Вера подняла глаза. Ей стало жарко, внутри все горело от возмущения. Доктор Уилер очень внимательно изучал девушку. Его глаза, опушенные длинными белесыми ресницами, не мигая, уставились на нее.

– У тебя должен быть мальчик. Ты должна работать, должна многому научиться, просто обязана. Твой отец вовсе не болен. Он переживет нас всех, вместе взятых.

– Что вы говорите! – закричала Вера. – Он же инвалид!

Доктор Уилер оставил ее замечание без внимания.

– Ты счастлива дома? – спросил он.

– Счастлива? – Вера пожала плечами. Девушка никогда не думала об этом. – Полагаю, что да.

– Почему ты не придерживаешься диеты, которую я тебе дал?

– Я это делаю!

– Не считай меня идиотом, – почти грубо заметил доктор Уилер. – За последний месяц ты прибавила в весе.

– Это подростковая полнота. Мама говорит…

– Возможно, мне стоит свернуть шею, потому что я говорю о вещах, которые меня не касаются, но послушай, Вера, ты когда-нибудь задумывалась, почему мама не хочет, чтобы ты похудела?

Только в середине дня, когда отец, как обычно, дремал в своей комнате, а мама ушла в магазин. Вера смогла спокойно обдумать слова доктора.

Она села за стол, разложив перед собой последние рисунки с изображением Дианы, которая была на приеме в советском посольстве. На ней узкое, облегающее фигуру черное платье, а роскошные волосы заплетены в косу. Она вызвала подозрение у Юрия Андреева, сотрудника КГБ, человека лет тридцати, с жестким лицом…

Вера разглядывала рисунки и никак не могла сосредоточиться: из головы не выходил разговор с доктором Уилером.

– Какие у тебя планы, Вера? – резко спросил он.

– Планы? – От удивления девушка захлопала ресницами.

– Я имею в виду планы на будущее. Тебе почти восемнадцать. Что ты собираешься делать?

– В каком смысле? – смущенно спросила она.

Доктор побарабанил пальцами по столу.

– Я говорю о твоей карьере. Если ты не хочешь поступать в колледж, то, может быть, начнешь работать?

– Я… Я как-то не думала об этом.

– Почему?

– Я нужна дома.

«Я не знаю, что бы без тебя делала, Вера, – прозвучал в ушах голос мамы. – Ты так нам нужна, дорогая».

– Во всяком случае, я ничего не умею делать, – ответила Вера, раздумывая. И это было правдой. Вера не кривила душой. Она не умела даже печатать, но у нее было хобби: рисовать. Об этом знали все.

Доктор наклонился, взял Веру за подбородок и заглянул ей в глаза. Вид у него был очень серьезный.

– У тебя приятные черты лица, хорошее сложение и замечательные глаза. В тебе сидит очень привлекательная девушка, но ты не даешь ей проявиться. А она заслуживает лучшей участи. Помочь ей можешь только ты.

Вера рассеянно пририсовала советскому послу маленькую бородку и ряд орденов, но в голове все еще звучал голос доктора.

– Твой мирок слишком узок, Вера, и будет еще уже, когда отец совсем состарится. Ты должна жить настоящей жизнью, а не подменять ее прочитанным в книгах или выдумывать собственные рассказы, – говорил Уилер и вдруг предложил уж совсем из ряда вон выходящее:

– Ты не хотела бы поработать за границей у одной супружеской четы?

Там не требуется особого умения. Думаю, это поможет тебе расправить крылья, а там… кто знает? Если хочешь, я могу помочь, у меня есть связи.

У Андреева, сотрудника КГБ, густые брови, плотно сжатые губы и высокие скулы. Вере хотелось сделать посла зловещим, но не лишенным сексуальной привлекательности, поэтому девушка нарисовала ему нижнюю губу более полной и чувственной.

Вере было над чем подумать. Все как-то смешалось. В голове полная путаница, на сердце тревога. «Почему мама не хочет, чтобы я худела?» – задавалась она вопросом.

И внутренний голос холодно отвечал: «Тебе не разрешают иметь мальчика, выходить из дома, работать – и все это только для того, чтобы ты всегда оставалась дома и ухаживала за ними, когда они совсем состарятся».

На следующий день за завтраком состоялся следующий разговор.

– Твоя любимая картофельная запеканка! – жизнерадостно провозгласила мама. – За то, что ты такая хорошая девочка и всегда помогаешь маме.

Вера съела мясную начинку, а картофельное пюре отодвинула на край тарелки. Мама моментально обиделась.

– Я готовила ее специально для тебя, – сказала она с оскорбленным видом.

– Доктор Уилер говорит, что мне нельзя есть продукты, в которых много крахмала.

– Ох уж этот доктор! Что он понимает? У него никогда не было детей. Он даже не женат. Отчего это тебе уделяется столько внимания? Мне это совсем не нравится и кажется противоестественным.

– Ма, но он же доктор.

– А я твоя мать.

– Но я хочу похудеть.

– Станешь постарше и похудеешь.

– Но мне почти восемнадцать.

«В это время другие девочки уже хорошо одеваются, ходят с мальчиками в кино и на танцы», – промелькнуло у Веры в голове.

– Я не позволю ему вмешиваться. Я сама знаю, что для тебя лучше. Немедленно очисти тарелку.

– Нет, ма. Мне очень жаль.

– Вера! – Лицо матери покраснело, на нем появилась жалкая улыбка. – Наступит день, и ты пожалеешь об этом, но будет поздно.

Впервые в жизни дочь не бросилась на колени, вымаливая прощение.

Сейчас, машинально работая над рисунком, оттеняя его и приукрашивая, Вера раздумывала над предложением доктора Уилера.

Неужели и впрямь он может помочь ей найти работу помощницы по дому? Да еще где-то за границей? Может, во Франции или Италии? Возможно, в Америке. Но как все-таки страшно уезжать из дома. Она покидала его лишь однажды и то очень давно, когда ездила к тете Синтии в Йоркшир.

Диана наверняка презирает ее за трусость. Уж она бы не упустила такой возможности. Диана вообще ничего не боится. Вера подправила своей героине глаза. Сейчас та смотрела на Андреева, улыбалась ему и говорила «до свидания» и «спокойной ночи».

Америка.

«Дикая страна, полная хиппи, наркотиков и гангстеров, где никто никого и ничего не уважает», – так всегда утверждала мама.

«Место, где может случиться все что угодно», – думала Вера.

Интересно, что значит быть помощницей по дому? Она умеет ухаживать за стариками, но какова работа в доме, где могут быть дети? Наверное, это гораздо веселее.

Средний план.

Диана выходит из своей спортивной машины, видны длинные, красивые ноги. На заднем плане лимузин с затемненными стеклами.

Силуэты Дианы и Андреева.

Диана. Что вы от меня хотите?

Андреев. Хочу, чтобы вы поехали со мной.

Крупный план.

Диана (глаза как плошки). Нет. Вы не можете мне приказывать.

Крупный план.

Андреев (на лице зловещая улыбка). Нет, могу. Садитесь в машину.

Диана в машину не села. Вместо этого…

Что же случилось? Внезапно Вера почувствовала, что какая-то неведомая сила водит ее рукой. Карандаш так и летал по бумаге, словно чьи-то пальцы держали его, словно в нее кто-то вселился и руководил. Так что же происходит?

Она рисовала все быстрее и быстрее.

Задний план.

Силуэты Дианы и Андреева. Между ними сверкнула молния, озарив все ярким светом. Слышится голос.

Голос. Диана Старр?

Крупный план.

Диана (ее рот раскрыт от удивления). Да?

Голос. Я энергетическая сила из системы Ригел, удаленной от Земли на много световых лет. Мне необходимо принять физическую форму, и я выбрала ваше тело.

Диана. Нет! Не делайте этого!

Голос. Не бойтесь. Вы станете обладательницей необычайной гармонии ума и духа, теперь ваше имя Старфайер.

Диана. Но зачем? Что вам нужно от меня?

Голос. В свое время узнаете.

Вера быстро нарисовала зигзаги молний, звезды, восклицательные и вопросительные знаки.

Передний план.

Диана уже не легкомысленная девушка, а воплощение силы. Она стала выше, мощнее, тверже. Ее волосы светящимся ореолом окружают голову, глаза блестят. Она – Старфайер.

Средний план.

Андреев и Старфайер. Он продолжает силой удерживать ее за руку.

Андреев. Немедленно в машину, и никаких глупостей.

Крупный план.

Старфайер. Отпустите меня (ее глаза широко раскрыты, вокруг головы мерцают зигзаги молний).

Передний план.

Андреев (словно получивший удар электрическим током.

Рот перекошен, волосы встали дыбом). Какого…

Передний план.

Старфайер (с решительным видом указывает пальцем).

Убирайтесь туда, откуда пришли.

Задний план.

Москва, зима. Красная площадь. Видны купола собора Василия Блаженного, кирпичные стены Кремля. Андреев смотрит на собор сквозь пелену падающего снега.

Крупный план.

Андреев (растерянно крестится). Господи, что со мной произошло?

Крупный план.

Старфайер. Неужели я обладаю такой силой? Надо научиться управлять ею…

Уставшая и измученная. Вера отложила карандаш и посмотрела на рисунки, сделанные ее рукой. В голове эхом прозвучал вопрос Андреева: «Что со мной произошло?»

Этот же вопрос задала себе и Вера. Сейчас Старфайер стала совершенно другим человеком, а рассказ приобрел новую концепцию. Откуда появилась эта новая девушка, способная отправить человека за тысячи миль?

И Вера ответила себе: она создана моим воображением.

Художница внезапно почувствовала себя разбитой и опустошенной и даже немного испуганной.

Вера разглядывала Старфайер, а та спокойно смотрела на нее, глаза в глаза.

В голове звучал голос доктора Уилера: «В тебе сидит очень привлекательная девушка… И помочь ей можешь только ты».

Вера посмотрела на Старфайер и мысленно спросила:

«Ты – это я? Неужели я действительно на тебя похожа?»

Внезапно Вера почувствовала необычайный прилив энергии.

Слоун Сент-Джон Тредвелл быстро шагал по Пятой авеню в сторону Центрального парка. Чувство унижения сменилось злостью, которая настолько переполняла его, что хотелось бешено крушить все на своем пути. Но и злость скоро прошла, а на смену пришли разочарование и горечь, такие сильные, что перехватывало дыхание.

Как ему хотелось продемонстрировать отцу, на что он способен! Пускай сейчас рассказ не взяли, но ведь обязательно возьмут следующий. Всего-то требовалось пять минут, пять жалких минут. Это же так мало! Неужели у него не нашлось времени прочитать письмо и произнести несколько добрых слов? Ведь мог же он сказать:

«Молодец, Слоун. Я даже не подозревал, что у тебя такой талант». Несколько слов, и все было бы по-другому.

Он скомкал письмо и швырнул в урну на углу Пятьдесят второй улицы, но, пройдя полквартала, бросился обратно, почувствовав, что не может расстаться с этим клочком бумаги. С трепещущим сердцем он достал из урны письмо, расправил и положил в карман.

Черт бы побрал Тредвелла-старшего! Впрочем, он и сам хорош. Сколько можно подвергать себя таким испытаниям?

Почему ему так хочется, чтобы отец понял его? Неужели не ясно, что этого никогда не произойдет? Он никогда не интересовался им, так почему же вдруг должен перемениться?

Его глаза слезились от холода, и влага застывала на щеках, покрытых неуместным в это время года загаром. Он совершенно забыл, как холодно бывает в Нью-Йорке.

Слоун засунул руки поглубже в карманы своего тонкого пиджака, наклонил голову, чтобы ветер не хлестал по лицу, и продолжал путь, чувствуя, как колючий снег залепляет уши.

Он не ел с пяти утра, и сейчас, несмотря на то что душа была опустошена, а сердце болело, ощутил волчий голод.

Как хорошо было бы поесть мяса с брокколи.

Мальчик на мгновение пожалел, что отказался от отцовских денег, потому как у него в кармане осталось всего три доллара и семьдесят пять центов. У него даже мелькнула мысль вернуться в офис отца и попросить мисс Геррити отдать ему деньги, но нет, решил он с внезапной злостью, лучше замерзнуть и умереть с голоду, чем снова пережить такое унижение.

Слоун поднял воротник и зашагал быстрее, стараясь согреться. Он подумал, что напрасно сжигает калории, ускоряя темп, ведь, по сути дела, идти ему некуда.

На Пятьдесят девятой улице ему попалась тележка с горячими хот-догами, и он резко остановился. На полосатом тенте было написано: «Польские сосиски с капустой. Берни». Сам Берни, грузный мужчина в теплой шапке с наушниками, стараясь согреться, переминался с ноги на ногу, и его ботинки на толстой резиновой подошве скрипели на снегу.

Слоун купил хот-дог со всем, что к нему полагается горчицей, луком, маринованным огурцом, и принялся жадно есть.

Берни посмотрел на его тонкий хлопчатобумажный пиджак и зябко повел плечами.

– Снежит, – сказал он. – Ты заметил?

– Да, – согласился Слоун. – Я заметил.

Те полторы минуты, что он простоял у исходящей паром тележки, с жадностью заглатывая еду, Слоун чувствовал себя комфортно, но что дальше? Все съедено до последней крошки, а через полчаса снова захочется есть. И что тогда? Нет, его поведение просто смешно. Да и вообще все глупо.

Он совершенно один в Нью-Йорке, зимой, с одним долларом и двадцатью пятью центами в кармане. Правда, у него есть водительская лицензия штата Калифорния с фотографией и именем; есть чековая книжка, а на счету, насколько ему известно, имеются деньги; есть кредитная карточка телефонной компании, и он может позвонить.

Так что нечего строить из себя сироту, умирающего от голода и холода, приказал себе Слоун, не все потеряно.

Никто не виноват в твоих проблемах, так что перестань валять дурака.

Может, позвонить матери? Но он так редко виделся с ней, со своей знаменитой матушкой, что вполне мог и не узнать. Одно дело видеть ее в телевизионных сериалах в гриме и при полном параде, другое – при редких встречах.

Все приятели сейчас в школе.

За исключением Арни Блессинга, который закончил ее в свои шестнадцать…

Арни! Мысли в голове Слоуна бешено завертелись. Господи, конечно же, Арни!

Они какое-то время учились вместе в частной средней школе при академии Сент-Реджис в Вермонте.

Арни был тучным, близоруким, слишком интеллигентным калифорнийским евреем. К тому же имел безобразные рыжие волосы. Все это послужило поводом для многочисленных насмешек и издевательств со стороны старшеклассников, детей американцев среднего достатка. В те дни Слоун Сент-Джон Тредвелл-младший был его единственным другом.

– Как ты можешь заступаться за эту жирную свинью? – возмущался двенадцатилетний сын известного бостонского судьи. – Грязный ублюдок. Меня от него просто тошнит.

Сначала Слоун заступался за Арни потому, что ненавидел слепую злобную жестокость. Все вскипало в его душе, когда он видел, как издеваются над толстым беззащитным мальчиком, но вскоре, однако, простое заступничество переросло в теплую, искреннюю дружбу. Слоун полюбил Арни.

За неказистой наружностью скрывались живой ум, юмор и, несомненно, мужество, помогавшее стойко переносить этот каждодневный ад. Арни был также единственным человеком, который никогда не называл его Слоун, Тредвелл или Джуниор.

Дружба с Блессингом поставила и самого Слоуна в положение изгоя, но защитой ему служили не только положение родителей, состоятельность, красивая внешность, чрезмерная отвага, но и такое немаловажное оружие, как полное безразличие. Слоун всегда оставался спокойным, с холодным, непроницаемым лицом. Положение отщепенца не задевало его гордость, так как он просто ничего не замечал.

В конце концов ребятам пришлось смириться с тем фактом, что ненавистная жирная свинья находится под защитой Тредвелла, и они оставили его в покое. Во всяком случае, пока Тредвелл был поблизости.

С тех пор прошло шесть лет, но они продолжали поддерживать отношения. За это время многое изменилось в жизни Арни.

Он все еще жил в Калифорнии и продолжал оставаться умным евреем, но похудел, вставил контактные линзы зеленого цвета, лицо его стало гладким и чистым, и произошла метаморфоза: Арни превратился в очень приятного мальчика Мать Арни нашла талантливого агента и направила сына к нему, чтобы тот прошел курс обучения и занялся бизнесом безалкогольных напитков. Но Арни поступил по-своему и, несмотря на все невзгоды, в очень короткое время превратился в голливудский феномен.

Камера и Арни сроднились. За два года он стал предметом обожания многих тинейджеров, соперником самого Шона Кэссиди.

Теперь его звали Арнольд Блейз, и каждую неделю он получал тысячи писем от своих поклонников со всего мира.

Блессинг владел большим домом стоимостью в миллион долларов на одном из пляжей в Малибу и фешенебельной квартирой на крыше небоскреба на Парк-авеню. В обычные дни ездил на «феррари», а на деловые встречи его возил шофер в «линкольне».

Однако Арни все больше и больше зависел от кокаина, хотя Слоун, не видевший его два года, пока ничего не знал Арни пристрастился к наркотику, так как тот давал ему возможность почувствовать себя таким красивым и популярным, каким его считали люди, и, пока длилось действие кокаина, он забывал о жалком, толстом мальчике, которым был раньше. В это время Арни чувствовал себя нужным, и у него появлялись миллионы друзей.

Когда же действие наркотика заканчивалось, возвращался прежний толстый увалень. А у толстого Арни совсем не было друзей.

Кроме одного…

Слоун позвонил из отеля «Плаза».

Секретарша сверилась со списком желательных звонков и нашла там имя Слоуна Сент-Джона Тредвелла, как человека весьма желательного, с которым Арни готов встретиться в любое время дня и ночи. Девушка дала Слоуну исчерпывающую информацию:

– Он сейчас в Нью-Йорке. Снимается в фильме «Дискотека „Мечта“. Вы можете позвонить ему по номеру…

Арни в Нью-Йорке. Вот так удача! Слоун сразу решил, что это хорошее предзнаменование. Теперь все наладится.

Он набрал местный номер, но в трубке раздавалось только шипение, потрескивание, а затем было долго занято, пока наконец с третьего раза не взяли трубку и не ответил уставший мужской голос:

– Да, они закончили, и мистер Блейз уже здесь.

Арни взял трубку. Слоун еще не привык к его новому, взрослому голосу, хотя и узнавал в нем прежние вкрадчивые нотки. Блессинг всегда был такой ранимый и страстно желал всем понравиться.

– Сент! – закричал приятель. – Это ты? Неужели!

Сколько времени прошло! Где ты, старик? Я просто не верю своим ушам! Сегодня был кошмарный день, и вдруг такой подарок! Просто не верится. Давай шагай ко мне. – Он дал Слоуну свой адрес. – Приеду, как только освобожусь. Сейчас я позвоню и попрошу, чтобы тебя пропустили, и пусть попробуют этого не сделать…

В трубке послышался радостный вздох:

– Господи, Сент! Как я рад тебя слышать!

Этим февральским утром Джо-Бет поднялась как обычно и стала собираться в школу, стараясь не обращать внимания на свое ужасное состояние: голова разламывалась, горло болело. Она попыталась рассмотреть его в зеркало и пришла в ужас, увидев распухшие и покрасневшие миндалины с многочисленными нарывами.

«Вот черт», – выругалась про себя Джо-Бет. Школу можно пропустить, а как быть с работой? Если не ходить, то ничего не заработаешь.

За окном дул сильный ветер и пучки перекати-поля носились как безумные. Небо стало серым и хмурым, похолодало.

Джо-Бет вернулась на свою двухъярусную койку. Когда Мел уехала, она переместилась с верхней койки на нижнюю. Девушка сняла с себя только джинсы, чтобы было теплее, и решила не поддаваться болезни. Возможно, если немного полежать, то к вечеру станет лучше.

Джо-Бет не привыкла бездельничать. Если не было дел в школе или на работе, то находились домашние занятия.

Сейчас девушка осталась одна, делать ничего не могла, а потому принялась размышлять.

Прежде всего о Флойде и о том, как отчим смотрел на нее в последнее время. Его взгляды раздевали, заставляя чувствовать себя грязной. Затем о маме, превратившейся в привидение, безропотно принимающей оскорбления и у зуботычины.

Нет, лучше ни о чем не думать. Гораздо приятнее мечтать о том, как Джо-Бет, Мелоди Рос и мама будут жить в Нью-Йорке в шикарной квартире и как счастливы они будут!

Джо-Бет посмотрела на висевшую на стене фотографию Мелоди на роскошной яхте. Возможно, им втроем когда-нибудь тоже удастся покататься на такой яхте. Ведь в конце концов Нью-Йорк расположен на побережье Атлантического океана. Джо-Бет воображала себя красивой, свободной и счастливой…

Джо-Бет грезила наяву, как белая яхта скользит по залитой солнцем воде, свежий ветер обдувает их лица, о борт плещутся волны, а в небе над головами носятся чайки. Джо-Бет даже слышала плеск волн. Она сама стоит за штурвалом, волосы развеваются на ветру, и яхта послушна ее рукам.

Внезапно неприятный скрип ворвался в ее грезы. Белая яхта, небо, вода, смеющиеся лица расплылись и исчезли.

Перед глазами Джо-Бет вновь грязная зеленая стена с приклеенной скотчем фотографией.

Она сразу узнала звук, это был скрип двери.

Трейлер закачался под тяжелыми шагами. В кухне открылась и с грохотом захлопнулась дверца холодильника.

Кто-то громко пил, затем бросил пустую банку в корзину, открыл дверь в ванную, долго возился в туалете, потом тяжелые шаги проследовали по коридору и затихли перед ее дверью.

Это пришел Флойд, работавший на этой неделе во вторую смену.

Он толкнул дверь плечом и ввалился в комнату.

Флойд Финей – грузный мужчина, его голубой джинсовый комбинезон на толстом животе весь заляпан жиром, так как отчим всегда вытирает о него руки.

– Почему ты дома, Джо-Бет?

– Я заболела. Похоже, у меня грипп.

Джо-Бет старалась не смотреть ему в глаза, а разглядывала вышивку на правом нагрудном кармане.

– А как насчет «этого»? – Голос Флойда звучал интригующе сердечно. – Может, уважишь старенького папочку?

– Боюсь, что я заразна и на твоем месте не стала бы подходить близко.

Джо-Бет отползла подальше к стене.

Флойд смотрел на нее, кутавшуюся в теплое стеганое одеяло.

– Это меня нисколько не беспокоит, – сказал отчим и подошел так близко, что толстые ляжки уперлись в край кровати. Он заполнял собой всю комнату. Джо-Бет чувствовала запахи пива и грязного тела.

– Флойд, оставь меня в покое.

Отчим протянул к ней большую волосатую руку со сломанными грязными ногтями.

– Какого черта, дорогая. Будь хорошей девочкой и доставь удовольствие папочке. Меня давно уже никто не ласкал.

Резким движением он сорвал с нее одеяло и вцепился девушке в груди.

Джо-Бет обхватила его за запястья и попыталась оторвать от себя, но руки отчима были как клещи.

– Не смей меня трогать! Прошу, не делай этого!

– Дай мне их помять немного. Что, тебе жалко? Такие славные. Зрели, зрели и наконец дозрели.

– Флойд, прекрати немедленно! Ты меня слышишь?

– Не дергайся, дорогая. Ведь на самом деле я тебе не родной отец.

Флойд попытался разжать падчерице ноги. Джо-Бет хотела закричать, но больное горло не слушалось, и вместо крика раздался жалкий писк. Все превращалось в кошмар.

Тяжело дыша, Флойд подмял ее под себя и раздвинул ноги коленом. Девушка слышала, как отчим рванул «молнию» у себя на комбинезоне. Затем разорвал на ней кофту и снова ухватил ее за грудь. Джо-Бет чувствовала подступающую к горлу тошноту.

Упираясь спиной в стену, она большими пальцами что есть силы надавила ему на глаза. Двухъярусная койка заскрипела, зашаталась и отъехала от стены.

Флойд дико закричал, дернулся назад и с размаху ударился головой о боковину верхнего яруса. Джо-Бет откатилась к краю кровати, сползла в образовавшийся промежуток и, нырнув под кровать, побежала к двери.

Флойду удалось ухватить девушку за разорванную кофту. Резко развернув Джо-Бет лицом к себе, отчим ударил ее по голове. Его налившееся кровью лицо было ужасным, дыхание хриплым и прерывистым, по лбу текла кровь.

Джо-Бет почувствовала, что вот-вот упадет и потеряет сознание. Флойд всей тяжестью снова навалился на нее, и тогда, собрав последние силы, Джо-Бет резко ударила его ногой в пах.

Удар получился не очень сильным, но вывел отчима на некоторое время из строя, что дало девушке возможность выскочить из комнаты.

Она побежала к наружной двери; слыша за собой хриплое дыхание и понимая, что шансов на спасение очень мало.

– Не трогай меня, – услышала она собственный крик, – иначе я убью тебя, скотина!

Но Флойд настиг ее.

– Ты допустила большую ошибку, дорогая…

То, что случилось затем, будет преследовать ее в бесконечных ночных кошмарах. Как при замедленном показе, она видит себя, хватающую фарфоровую статуэтку Девы Марии с младенцем Иисусом на руках и опускающую ее на голову Флойда.

Действуя статуэткой, как бейсбольной битой, Джо-Бет наносит ему удар за ударом. Он шатается и начинает падать.

Его лицо – сплошная рана, но жадные руки все еще тянутся к ней. Девушка слышит свое прерывистое, смешанное с рыданиями дыхание, видит, как снова и снова наносит удары, и так до тех пор, пока статуэтка не разлетается на куски. Глаза Флойда закатываются, и он, как складная линейка, извиваясь всем телом, оседает на пол.