Текст книги "Замок на третьей горе. Книга 3. Последняя принцесса Белых Песков"

Бубен снаружи сбился с ритма, затих на мгновение и вновь застучал – тише, но быстрее.

– А я слышал, что она решила не влюбляться и вовсе замуж не выходить.

Следуя за рисунком музыки, танцовщицы закружились быстрее; их юбки взлетали и пёстрыми пятнами мелькали на фоне клумб.

– Как так – не влюбляться? Словно чувствами можно управлять!

– Юной девушке такое уж точно не под силу!

Удар, ещё удар, музыканта словно заколдовали и велели играть до последнего вздоха.

– Это точно. Девушка влюбится быстрее, чем буря подхватит песчинку. Тут у красавцев преимущество. Что скажешь, Иларт? Нам-то, не одаренным такой красотой, и проку нет мечтать о принцессе?

Иларт не ответил: он смотрел на дорожку, ведущую от порога беседки. Гленд глянул туда же, и его усмешка исчезла.

По тропинке к ним направлялся отряд стражников. Именно для них отбивал ритм музыкант. Только сейчас Джек заметил, что сердце вот уже минуту стучит так же быстро и гулко. Он поднялся.

Тимес тоже вскочил на ноги.

– Что происходит?

Послышался характерный скрежет. Одна из девушек-танцовщиц взвизгнула и нырнула в тень ближайшего кустарника. Остальные побежали за ней. Руки музыканта застыли в воздухе. На миг повисла абсолютная, давящая тишина, но её тут же растоптали шаги стражников. Первый занёс ногу над нижней ступенькой.

Гленд бросился к подушке, на которой сидел, отбросил её, но ничего там не нашёл. Резким прыжком он преодолел расстояние до противоположного выхода, но тут Иларт схватил его руку – Гленд отшатнулся, затрещала ткань, и рукав белоснежного халата остался в сжатых пальцах Иларта.

– Ты не имеешь права это носить! – прошипел Иларт.

Все выдохнули, как будто поняли.

Джек не понял. Не понял он – не успел – и того, как Гленд вдруг оказался у него за спиной и скомкал в кулаке воротник, чуть не задушив его. Лезвие ножа скользнуло по шее от кадыка вверх до подбородка.

«Не сопротивляйся», – прошептал Гленд, а может, внутренний голос.

– Тебе лучше сдаться, – произнёс Ферим без тени сожаления.

Джек услышал тихий смешок у своего уха. Он сомневался, что его жизнь представляет здесь какую-то ценность, но стражники замедлились.

«Не верь».

Гленд говорил беспрерывно и неразборчиво. Джек весь обратился в слух. Он едва замечал, как переступают и спотыкаются его ноги, не обращал внимания на проступающую боль в боку. Вроде бы Гленд его тащил… или это Джек сам прижимался к нему спиной и выталкивал из беседки… через ступеньки – сквозь кусты олеандра – по петляющей тропинке к пруду.

Кажется, сзади никого не было. Если обойти пруд и добраться до арки, в коридорах дворца можно будет… Прервав последнюю фразу на полуслове, Гленд отшвырнул его. Удар о плоские камни выбил у Джека воздух из лёгких.

Перед глазами мелькали размытые блики, а с ними наперегонки – красные одеяния стражников. Джек успел два раза вздохнуть, но на третьем поднялся на ноги. На четвёртом он замер, позабыв, как дышать. Гленд рассыпал удары; нескольких преследователей он успел ранить тем самым ножом, лезвие которого только что прижималось к шее Джека. Плеск воды, лязг металла, какая-то возня… В гуще из тел и ругательств трудно было разобрать, чья рука сжимала меч. Но сталь блеснула, отразив звёзды, и погасла, когда меч по самую рукоять погрузился в тело и ярко-красным вышел с другой стороны. Больше красного! – цвет заливал халат Гленда… и теперь, наверное, тот имел право его носить.

Мир засуетился. Рядом с Джеком вдруг оказался Тимес, он тряс Джека за плечо и что-то спрашивал. Кто-то из-за пределов тумана перед глазами протянул ему флягу с водой.

Отмахнувшись от всех, Джек устремился прочь. Сначала ноги сами несли его, а потом цель дошла и до сознания.

– Где Морн? – спрашивал он по дороге.

– Верховный судья? Там, где обычно, но туда нельзя, – отвечали ему.

Но Джек забывал и снова спрашивал. Образ Гленда навсегда отпечатался у него на сетчатке. Он лежал там, ноги на берегу – тело в воде, распластанное; руки в стороны, стеклянный взгляд устремлён в небо. И весь пруд как будто этого цвета.

Белая башня стрелой торчала в мозаичном покрытии двора, словно орудие убийства. Обнаружив вход, Джек без спроса и угрызений совести помчался наверх по крутым лестницам. Внутри больше ничего и не было – только сотни ступенек, темнота, эхо шагов и частого дыхания. В боку кололо от быстрого бега. Свежий шов наверняка разошёлся.

Последняя ступенька застала Джека врасплох. Он не сразу смог остановиться и сквозь настежь распахнутую дверь по инерции выбежал на центр площадки. Здесь, на изогнутых кованых ногах, стояла чаша для костра; оранжевые языки пламени танцевали в медной ловушке, рисуя тени на крышах дворца, балюстраде и спине Морна.

Верховный судья не обернулся. Он швырял за край куски сырого мяса – ворон, сидевший на его плече, срывался, ловил добычу на лету и возвращался с ней на прежнее место, а потом разделывал и глотал мясо по частям у самого уха хозяина.

Джек пытался успокоить дыхание. Зачем пришёл сюда? Что собрался говорить или предъявлять? Если его и дальше будут игнорировать, он, наверное, тихо уйдёт.

Но тут Морн шепнул что-то. Его питомец ринулся прямо на Джека, пролетел в дюйме от его макушки, зацепив когтями волосы, и устремился в ночное небо.

– Ты расстроен, Джек.

Верховный судья теперь стоял к нему лицом, огонь разделял их.

– Вы знаете, что произошло?

– Я отдал приказ. – Точно вспомнив о чём-то, Морн исследовал палитру эмоций и выбрал мрачную улыбку. – Безусловно, никто не хотел, чтобы всё так закончилось. Странника трудно поймать живым, а этот сам пришёл во дворец. Жаль, мы не смогли допросить его, разузнать о твоём друге.

Дыхание выровнялось, но ощущалось тяжело, как если бы вместо воздуха Джек глотал чугунные гири.

– Где Кларк? – спросил он.

Улыбка Морна потускнела до едва заметной, и оттенок её изменился.

– Именно это я и пытаюсь выяснить уже много дней.

– Ладно. – Боль немного утихла, и Джек смог выпрямиться. – Я пришёл, чтобы сказать вам, что больше не буду участвовать ни в каких испытаниях. В этой гонке за ненужной мне невестой я чужой и лишний.

– Испытаний больше не будет, – ответил Морн примирительно. – Эрисфея желает познакомиться с претендентами и наконец определиться с выбором.

– Желаю счастья жениху, кем бы он ни был.

Спрятав руки в карманах, отчего его спина стала ещё прямее, Морн прошёлся до следующей стены. Джек зеркально повторил его шаги, чтобы их и дальше разделяла чаша в центре площадки. Лицо обдало жаром, и на лбу выступила испарина.

– После того как ты познакомишься с Эрисфеей, я выполню своё обещание, – сказал Морн, проигнорировав всё сказанное ранее. – Свадьба судьи провинции Шии-Лар состоится уже через несколько дней. Разве ты не хотел повидаться с невестой?

Джек молчал.

– Я даже обеспечу тебе сопровождение, – добавил верховный судья. Его голос, его поза и внимательный взгляд излучали хорошо выверенную благосклонность.

– Зачем я вам? – спросил Джек. – Только прошу, не повторяйте размытые рассуждения – просто… зачем я вам?

Морн сделал шаг вперёд, разговор света и теней на его спокойном лице перешёл в яростный спор.

– Считай, что я играю в игру с провидением и настал мой черёд делать ход.

– В игру? – Джек также подошёл ближе к огню. – Шахматы, я полагаю?

Почему он сказал это? И почему рядом с огнём вдруг стало холодно?

Пересилив нахлынувшее оцепенение, Джек неопределённо махнул рукой и выдавил:

– Есть такая популярная игра.

– И какие же у неё правила? – вежливо поинтересовался Морн.

Джек сбивчиво пояснил. Верховный судья как будто даже выслушал – во всяком случае, ни разу не перебил.

– Занятная игра. А знаешь, что мне понравилось в правилах больше всего?

– Непредсказуемость?

Со всех сторон вдруг стали слетаться вороны – те самые, которых Джек видел под крышей башни в первый день. Одни садились на парапет, другие влетали в небольшие, специально для них предусмотренные отверстия в стенах. От громкого карканья и мельтешения чёрных крыльев закружилась голова. Но уже через миг всё смолкло.

– Нет, – ответил Морн, когда воцарилась полная тишина. – Лучше всего, что фигуры не умеют самостоятельно делать ход.

Ночью я не мог уснуть. Под пуховым одеялом я мёрз так, что зубы стучали. К горлу всё подкатывал тошнотворный комок: на вкус он мог бы ощущаться пеплом, железом, кровью… но я чувствовал розы. Тонул в сладком тягучем аромате.

А потом приходила Фред. Она вошла без стука и ничего не сказала, но по звуку её шагов я догадался: Фред знает о том, что случилось. Она тихо свернулась на другой половине кровати прямо поверх одеяла. В темноте я видел только неясный силуэт, но угадывал в его неподвижных линиях тайное послание.

Утром вторая половина кровати была пуста – ни единой складочки, – но беззвучное послание никуда не делось. Я не один. У меня есть друг.

Дневник рассказчика

6. Та, что определяет правила игры

Сказка про Алису

Двадцать месяцев назад

Вечная зима, в палитре которой есть только один цвет для земли и неба. Серый мир, сотканный из холода.

Грэйс так много времени проводила на берегу замёрзшего озера, что уже выучила рисунок горизонта: здесь торчат острые пики сосен, тут закругляются кроны дубов, а там и вон там в лесу натыканы хижины, над которыми клубится дымок.

Кутаясь в тяжёлую шубу, Грэйс приходила сюда слушать тишину. Такое задание: поймать тишину в месте, где её не бывает – где на фасаде замка непрерывно гудят свою песню медные трубы. Грэйс выбрала на ледяной поверхности озера самое чистое место, без следов и трещин, и сконцентрировалась. Гриана не велела ей закрывать глаза. На внутренней поверхности век, говорила она, отражаются мысли, а прятать мысли Грэйс пока не умела.

Немного жульничая, Грэйс представила лёд белым холстом и начала рисовать на нём сундук. Воображение у неё всегда было хорошее – не такое, конечно, как у Джека… Так, не надо вспоминать Джека.

Сначала.

Сундук получился большой, из орехового дерева, с покрытыми патиной бронзовыми гвоздиками и набивками. Представив все детали, ощутив его вес, почувствовав, сколько места он занимает в пространстве, Грэйс мысленно подняла крышку. Внутри стенки сундука были обтянуты мягким светло-бежевым бархатом. Но вот ткань уже шёлком струится между пальцами, мимолётно касается щеки, когда Грэйс стягивает с Квина рубашку. Шёлк тонкий, прохладный, а плечи Квина горячие под её ладонями.

Сначала.

В сундуке множество всяких отделений, коробочек и тайников. Грэйс не считала, не ограничивала себя числами, но помнила, куда надо заглянуть, какую крышечку приподнять, а какую отодвинуть; некоторые отсеки были прочно прибиты, а другие можно было вытащить. Когда Грэйс описала Гриане свой воображаемый сундук, его размеры, разнообразие форм, цветов и материалов начинки, та рассмеялась. «Видела бы ты мой», – ответила она и, вполне возможно, подмигнула.

Три отсека заперты. Особенные тайники, в которые Грэйс когда-нибудь научится прятать мысли, эмоции и воспоминания. Разумно было бы запереть их на ключ, но Грэйс сразу представила себе верёвочки, завязанные специальным узлом. Когда-то Самира учила её…

Сначала.

Грэйс понадобилось ещё несколько попыток, чтобы призвать сундук. Получалось уже гораздо быстрее, чем в первые дни, но сегодня сознание улетало то в прошлое, то в другой мир, то в их с Тарквином спальню.

Наконец, образ сформировался. Теперь Грэйс могла закрыть глаза, вскочить и начать танцевать, попытаться разговорить одного из стражей Грианы – сундук уже не исчезнет. Но она не собиралась отвлекаться. Вместо этого Грэйс поймала звук – музыку подводных течений. Представила её ртутью, затекающей в уши и обволакивающей барабанные перепонки. Мысленно собрала жидкий металл в шар, опустила его в нишу на дне сундука и захлопнула крышку.

Ничего не изменилось. Грэйс представила, как лёд трещит, расходится и тяжёлый сундук вместе с запертым звуком идёт ко дну. Нет – музыка продолжала гудеть.

– А что, если мы попробуем по-другому?

Грэйс воровато огляделась – за ней наблюдал только каменный дракон над входом. Его когти, оставившие глубокие борозды на твёрдом мраморе колонны, до сих пор её пугали. Застывший взгляд будто следил за каждым её движением, но всё же Грэйс надеялась, что камень не умеет ябедничать.

Она сняла красные перчатки – яркие пятна на монохромном фоне – и прикоснулась руками ко льду. Где-то глубоко под водой течения вызывали в трубах колебания, воздух гудел и притворялся музыкой. Но если течение успокоить, слегка замедлить, станет тихо. Тут Грэйс не нужно было играть в прятки или что-то воображать: она чувствовала энергию и откуда-то знала, как её деформировать. Осталось приправить желание нужной разрушительной эмоцией.

Теперь намеренно вернуться в спальню в старом замке: на этот раз вспомнить не ночь, а раннее утро. Представить выражение лица Квина, когда она выкрикнула: «Я тебя ненавижу!» – и как он застыл с той бежевой рубашкой в руках…

Вода под руками закипела, и наконец стало тихо.

Голова раскалывалась: видимо, лёд оскорбился за все виртуальные эксперименты и наслал ответное проклятие. Грэйс лежала на земле и любовалась кружащимися облаками, пока они не остановились.

– Я позвала тебя сюда, чтобы ты научилась контролировать магию. Не для того, чтобы ты испытывала её границы и случайно убила себя.

Голос Грианы тоже звучал монохромно. Каждый раз Грэйс приходилось самой выдумывать интонацию, выражение лица и настроение королевы Арадона. Сейчас она со всей ясностью расслышала упрёк.

– Простите. – Грэйс ухватилась за протянутую руку и поднялась на ноги. – У меня не получается. Если так трудно отделить простой звук, как же я научусь выключать эмоции?

– Поэтому ты решила поспорить с природой и выключить течение? – В этой фразе ясно прозвучало «ай-ай-ай». – Прогуляемся?

Гриана пошла вдоль берега, и Грэйс пришлось следовать за ней.

– Скажите, это ведь закончится, когда… всё закончится?

– А ты этого хочешь? – Королева Арадона никогда не спрашивала. Она знала истинные ответы на все вопросы, но вежливо позволяла собеседнику изложить свою версию.

Два шага, три, четыре… Грэйс искала ответ в бликах на серебряных волосах Грианы и, кажется, нашла правильный:

– Я не хочу взрывать подушки и забрасывать людей на забор.

– Но… – Не оборачиваясь, Гриана сделала кистью движение, которым можно было бы завести музыкальную шкатулку.

– Но иногда я разрешаю себе думать, что я крутая могущественная ведьма. Это преувеличение, само собой, мне нравятся такие фантазии. Будет грустно снова стать обычной… хотя нет, мне будет не до грусти, не до магии и точно не до воображаемых сундуков.

Грэйс улыбнулась. Гриана, возможно, тоже – от её спины повеяло теплом.

– Разве прежде ты была обычной?

– Конечно. Когда-то я была такой обычной, почти незаметной, что едва существовала.

Дорожка привела их к теплице для роз. Хотелось зайти внутрь и погреться, но Гриана остановилась снаружи. Ребром ладони она смела с купола снег на уровне лица Грэйс.

– А потом ты почувствовала магию?

– Нет. – Грэйс коротко взглянула на своё нечёткое отражение. – Потом Квин влюбился в меня.

– И теперь, когда его нет рядом, ты доказываешь своё сомнительное существование, сея вокруг хаос.

Грэйс опустила голову, не решаясь возразить. О, она вовсе не сомневалась, только без Квина существовала как бы наполовину. Половина сердца, половина тела и целое, огромное чувство вины.

– Мне бы поговорить с ним. – Грэйс с первого дня думала об этом, а теперь, кажется, представился подходящий момент. – Всё объяснить, убедиться, что не потеряла его. Тогда у меня получится и магия, и её отсутствие. Вы не могли бы это устроить? Вы ведь всё можете!

Как бы доказывая это утверждение, медные трубы замолчали. Голос Грианы вобрал в себя их гудение.

– Скажи, что ты видишь.

Грэйс подняла голову и посмотрела в стекло. Оно уже вновь покрылось ледяной корочкой и ничего не отражало.

– Закрой глаза и скажи мне, что видишь, – уточнила Гриана.

Грэйс послушно зажмурилась. В темноте она почувствовала прикосновение холодной ладони ко лбу и невольно расслабилась. Мир кувыркнулся, земля с небом поменялись местами. Так Грэйс точно ничего не видела, и она открыла глаза, чтобы об этом сообщить.

– Наконец-то очнулась!

Чтобы выключить этот голос, Грэйс представила бы его тенью от утыканной стрелами мишени. Но как поймать и запереть тень?

Почему она лежит? Грэйс села. Мокрый компресс – холодный, как ладонь Грианы, – отлепился от её лба и шлёпнулся на колени.

– Саймак?

– Замечательно. Я передам доктору, что ты меня узнала, а то он волновался.

А вот спальню в старом замке она узнала не сразу. Раньше здесь были бордовые шторы в золотую полоску, а теперь голубые, с бледным рисунком из ромашек и васильков. Над камином – вместо их с Тарквином портрета – висел незнакомый пейзаж; вдоль стены – там, где должен был стоять диван с высокой спинкой, – выстроились манекены с платьями.

А Грэйс лежала в постели с одной большой подушкой и пусть очень широким, но единственным одеялом.

Саймак сидел на спинке кровати у неё в ногах и смотрел с недовольным облегчением.

– Как самочувствие? – Он вежливо склонил голову набок. – Надеюсь, что хорошо и скоро ты вернёшься к своим обязанностям. Я тебя не тороплю, но есть дела, которые требуют личного присутствия королевы, и срочные документы, которые ждут её же, королевы, подписи. Кстати, как думаешь, ты сможешь сегодня вечером танцевать?

Странные вопросы проходили мимо ушей.

– Я… уже вернулась из Арадона?

Саймак пересел поближе – поверх одеяла – и поцокал языком.

– Налицо лёгкая форма расстройства памяти. Ты свалилась с лошади и пролежала почти сутки без сознания. И, кстати, заставила всех нас очень беспокоиться.

– А Квин тоже вернулся? М-м, подожди… – Грэйс спрятала руки под одеялом и незаметно ощупала себя. – Какие у меня повреждения?

Саймак подозрительно сощурился.

– Головой чуть-чуть ударилась. Или не чуть-чуть…

– И всё?

– Всё.

– Точно?

– А что тебя ещё беспокоит?

О, Грэйс бы ему рассказала. Разговор мог затянуться на часы. Она придвинулась ближе и доверительно наклонилась к Саймаку.

– Где Квин? – спросила она почему-то шёпотом. – Я ведь здесь для того, чтобы с ним поговорить.

Саймак предпочитал не спорить открыто, поэтому кивнул.

– Давай поступим так, – решил он, – сейчас я распоряжусь, чтобы тебе подали обед, приготовили ванну и провели необходимые освежительные манипуляции. Если почувствуешь себя достаточно окрепшей, встретимся в кабинете, обсудим дела и заполним твои провалы в памяти. А сейчас мне лучше уйти, а то Искария категорически не приветствует мои визиты в твою спальню.

Грэйс без аппетита проглотила молочный суп и сразу отослала слуг. Физически она чувствовала себя хорошо и умела одеваться самостоятельно, а слуги были почтительными, но незнакомыми и на вопросы отвечать не хотели.

Оставшись одна, Грэйс на минуту застыла посреди комнаты. Что она должна была увидеть? Стены не рассыпались от её прикосновений, вид из окна не менялся – цветущий Элмур не превращался в снежную долину, как бы долго Грэйс на него ни смотрела.

В коридорах ей встречались люди: они здоровались, кланялись, некоторые спрашивали о самочувствии и выражали радость, но Грэйс едва их замечала. Она всё пыталась понять, что не так, почему замок выглядит таким пугающе неправильным.

Саймак сидел за широким столом из красного дерева, на месте Квина, развернув перед собой какой-то свиток. При виде Грэйс он поднялся – вальяжно, неспешно, как пригревшийся на горячем камне лев, – и пересел на стул напротив. Саймак остался настоящим, это одновременно успокаивало и пугало.

– Мне сюда сесть? – уточнила Грэйс, указав на кресло короля.

Саймак неопределённо махнул рукой, а когда она аккуратно присела, стал рассматривать её поверх пергамента, витиевато изогнув бровь.

– Счастлив видеть тебя на двух ногах. Займёмся делами? Торговое соглашение с Преангом не может ждать.

– Всё неправильно. – Грэйс огляделась по сторонам. – Где вешалка у камина, на которой Тарквин оставляет свой плащ? Где фиалка в горшке? И почему цвет ковра такой… такой девчачий?

Не удержавшись, Саймак посмотрел на пол и проверил. От комментариев он воздержался, а вместо этого спросил:

– Какая фиалка?

– Которую я сама вырастила для Тарквина.

– Для Тарквина? Моего брата?

– Он что, все ещё в Цере?

Саймак отложил бумагу и наклонился над столом. Его сощуренные глаза словно искали в лице Грэйс признаки страшной болезни.

– В Цере по приглашению короля Смуабега сейчас Самира, Тони и твой отец. А Тарквин… Мой брат погиб ещё в детстве, очень давно. Разве ты не помнишь эту историю? Лес, чудовище, сердце.

Как-то странно Гриана исполняла просьбы. Зато проявила милосердие. Во всяком случае, она оставила для Грэйс возможность не верить в реальность происходящего. Если это испытание, очередной урок, то нужно лишь разгадать загадку – тогда Грэйс снова очнётся в Арадоне, где самой большой проблемой будет ссора с Квином. Идиотская ссора с живым, существующим Квином.

– Почему тогда… – Грэйс решительно проглотила подступивший к горлу ком. – Почему тогда ты называешь меня королевой?

Саймак накрыл её руку своей. Под его ладонью Грэйс почувствовала, как дрожат её пальцы.

– Потому что народ Марилии тебя выбрал. Помнишь?

– Меня? – Так, у неё же травма. Хорошее оправдание, чтобы не помнить события выдуманной реальности. – Прости, Саймак, наверное, я сильно ударилась головой. Расскажи?

Саймак театрально вздохнул.

– Ты – символ возрождения Северной звезды. Признайся, ты специально забыла моменты, которые меня бесят, чтобы сделать мне приятно? Твою пламенную речь на площади о том, что никакой войны не было, твою идею устроить встречу с соседями и пересмотреть закон?

– Мою идею?

– Если будешь каждый раз переспрашивать, я решу, что ты надо мной издеваешься, и замолчу навсегда.

Грэйс почти перестала волноваться – такой абсурдной оказалась эта иллюзия.

– И меня, глупую девочку из другого мира, выбрали королевой?

Похоже, Саймака это удивляло не меньше. Он скривился.

– Так уж вышло. Я свой год после смерти отца продержался, но дальше… Почему-то никто не захотел и видеть меня на троне после чуть не развязанной войны и покушения.

– А на кого ты покушался?

– На тебя, конечно! Снова издеваешься?

Грэйс виновато закусила губу.

– Почему Самира не стала королевой?

– Она не захотела.

– А остальные многочисленные родственники с претендентами?

– Не сделали ничего выдающегося и не запомнились. А сестра принцессы, которая совала свой веснушчатый нос в сложные государственные дела, – запомнилась.

Грэйс посмотрела на стопку бумаг. Она никогда ими не занималась, но часто сидела рядом с Квином и наблюдала: слушала доклады генерала Ландера, присутствовала на встречах и переговорах. Грэйс знала, что вон то письмо с голубым уголком – от Левари. А свитки пергамента обычно приходили из Цера. Короткого взгляда хватало, чтобы различить договоры на поставку оружия, леса или просьбы о кредитах. И Грэйс знала, что Квин подпишет сразу, что – после раздумий, а что отложит.

Но без Квина… откуда она могла всё это узнать?

– И я осталась в этом мире, – пробормотала она. Без Тарквина. Неужели она осталась бы в Марилии не с ним, а ради чего-то другого… – И как я справляюсь с доверенным мне титулом?

Она почти добавила «незаслуженно».

Саймак не торопился отвечать. Он откинулся на спинку стула и почти минуту пристально смотрел на Грэйс, улыбаясь, как только он умел.

– Дела в Марилии идут хорошо, – ответил он наконец. – И… раз уж ты всё забыла, то это исключительно моя, как твоего советника, заслуга. Кстати о советах.

– Слушаю тебя. – Грэйс степенно сложила руки перед собой и мысленно поправила виртуальную корону.

Уголок губ Саймака дёрнулся.

– Не знаю, что у тебя внутри головы – доктор ещё раз посмотрит, я распорядился, – но снаружи она выглядит удовлетворительно. Поэтому тебе придётся блистать на празднике сегодня вечером. Платье тоже готово, я и об этом распорядился.

– А что за праздник?

– День летнего солнцестояния, годовщина окончания строительства моста… Всякая ерунда. – Саймак отмахнулся. – Будут лорды Алакрион и Кирон, сын Эфиоры, мэр Фэрлона с племянниками. Все желают танцевать с королевой, и это возвращает нас к теме, которую я регулярно поднимаю, а ты – с травмой головы или без – регулярно забываешь.

– Речь о каком-то важном договоре?

– Наиважнейшем. Когда ты, наконец, выйдешь замуж?

Грэйс поперхнулась воздухом. Даже если не учитывать обстоятельство, что в правильной реальности она уже замужем, вопрос прозвучал нелепо.

– Присмотри уже себе кого-нибудь. Не подобает королеве править без мужа и не заботиться о наследниках. Можешь называть меня старомодным и твердить, что ещё не встретила настоящую любовь, а я так скажу: встретишь любовь – заведёшь любовника. Я бы на тебе женился, но… сама понимаешь.

– Кхм. – Да, Грэйс понимала. – Я… постараюсь.

Самый странный день в жизни Грэйс. Она перестала искать ответы и разгадывать загадки – просто наблюдала за собой со стороны и ждала, когда Гриана позволит ей вернуться.

На сегодня Саймак отменил встречи и отпустил Грэйс готовиться к вечернему празднику. Именно так: отпустил. Кто назначил этого наглеца главным?

Доктор констатировал исключительное здоровье королевы. Грэйс пережила ванну, укладку и примерку платья, которая продлилась примерно вечность. Пока швея с помощницами кружили вокруг, точно пчёлы над цветком, Грэйс рассматривала отражение в большом зеркале их с Тарквином – теперь только её – спальни. Сначала долго смотрела на пустоту справа. Потом на себя.

Когда она впервые увидела в глазах Квина своё отражение, то решила, что другие ей не нужны. Зеркала пусты – в них нет восхищения, нет любви. Грэйс хотелось быть красивой, но никогда для себя. А тут пришлось, и без особых усилий. Платье густого синего цвета оттеняло светлую кожу и придавало глазам сияние. На фоне пышной юбки запястья казались ещё тоньше, открытые плечи – изящнее, вот только… Грэйс распустила причёску. Пушистые после мытья волосы рассыпались и скрыли декольте, гладкую кожу без аккуратного шрама – памяти об их с Квином знакомстве. Кто же помог Грэйс сбежать от Хромого? Неужели и тут она справилась сама?..

– Выглядишь ослепительно, – шепнул Саймак ей на ухо, когда заводил под руку в тронный зал.

Таким же комплиментом Грэйс удостоила королева Искария. Потом с ней танцевал лорд Алакрион. Он вспоминал, какой застенчивой девочкой встретил её когда-то в Норклифе… и только подумать, какой она стала сейчас! Сын королевы Эфиоры (Саймак настоятельно рекомендовал присмотреться к его кандидатуре в мужья) подливал Грэйс вина, не уставая нахваливать то её фигуру, то внешнюю политику.

Небо снаружи потемнело. Грэйс вынырнула из общей суеты, прошлась вдоль стены, на которой никогда не висел портрет Тарквина, остановилась у окна и долго рассматривала мост, на котором они никогда не целовались. Музыка, стук каблуков, оживлённые разговоры: всё это звучало гулко, словно из глубины сундука. Грэйс медленно моргала и каждый раз надеялась, что откроет глаза уже в Арадоне. Но вместо Грианы она увидела в отражении стекла совсем другой силуэт.

– Королева подарит танец старому другу, который гнал сюда весь день и даже не успел переодеться?

Грэйс развернулась так резко, что чуть не потеряла равновесие. Джек поймал её за руку. Она готовилась ждать эту встречу ещё месяцы, но вот Джек стоял перед ней: в мятой куртке норклифского пилота, небритый, с отросшими растрёпанными волосами. На щеке алела свежая царапина – наверное, Филин слишком бурно поприветствовал, когти распустил. Джек выглядел таким довольным, что Грэйс сама расплылась в улыбке.

– Я ужасно счастлива тебя видеть, хоть это и не по-настоящему.

– Как это не по-настоящему? – притворно возмутился Джек. Вспомнив что-то, он почтительно склонился над её рукой. – Прежде чем мы будем танцевать, я должен передать тебе сообщение из Норклифа. Отойдём?

Грэйс кивнула. Через боковую дверь они вышли в неосвещённый сад. Вот дорожки, по которым они с Квином не гуляли, скамейки, на которых они не сидели. А здесь – полукруглая ниша для горшка с рододендроном. Задумавшись, Грэйс и забыла, почему они ушли из зала.

– Какое сообщение? – Она остановилась рядом с нишей и посмотрела на Джека.

– Важное, – заверил он. – Я соскучился.

Один удивлённый вздох спустя Джек целовал её. Уверенно, со знанием дела обнимал, вжимал в каменную нишу, запустил пальцы в волосы и почти добрался до шнуровки платья на спине.

– Нет. Нет-нет-нет. – Изловчившись, Грэйс упёрлась ладонями в его грудь и вернула себе немного пространства.

Джек приоткрыл глаза. Дабы избежать новых внезапных поцелуев, Грэйс взяла его лицо в ладони и зафиксировала на безопасном расстоянии.

– Мы что, вместе?

– Я приду ночью. Постарайся не очень устать… я уже говорил, что соскучился?

– Джек, сконцентрируйся. Мы с тобой вместе?

Он уставился с недоверием.

– Это ты меня спрашиваешь? – Джек неохотно разжал объятия. – Если и вместе, то мне об этом не сообщили.

– Получается, я… – Грэйс откашлялась, – я сплю с тобой…

– Время от времени. Но хотелось бы почаще.

– Но мы не вместе?

Джек усмехнулся и по-мальчишески взъерошил чёлку.

– Получается, что так.

– Потому что ты не хочешь, – догадалась Грэйс.

Он отпустил её, отступил на шаг, но тут же снова подошёл и притянул к себе за талию. Джек не просто обнимал – он обнимал так, как ей нравилось.

– Я не хочу? Это заявляешь ты – ты, которая дважды ответила мне «нет»?

Грэйс мягко освободилась.

– Мы не подходим друг другу?

– Так ты утверждаешь.

– Мы не будем счастливы?

– Чёрт знает, почему ты так думаешь!

– Мне не нужно ежеминутное подтверждение того, что я достойна любви?

В этот раз Джек промолчал – этими мыслями Грэйс с ним, очевидно, не делилась.

– Прости…

– Да ладно, – отмахнулся Джек. – Если бы меня что-то не устраивало…

Он взял её за руку и кивнул в сторону праздника. Молча они зашагали назад. Ночь поглощала деревья, запахи, звуки. С каждым шагом земля под ногами становилась всё призрачнее… и все сильнее разливалось облегчение, к которому примешивалась горьковатая грусть. Напоследок Грэйс крепче сжала пальцы Джека, а потом растворились и они.

Вынырнув в реальность, Грэйс почувствовала аромат роз. К ней тянулись разноцветные бутоны. Окруженная благоуханием, она полулежала на кованом стуле, словно иллюстрация из книги про спящую красавицу.

Она устало потерла виски.

– Я хотела увидеть Квина, а не убедиться, какой тоскливой была бы моя жизнь без него.

Гриана сидела напротив на садовой скамейке и молча перебирала волосы, которые расплавленным серебром стекали до самого пола.

– Это ведь было… не по-настоящему?