Текст книги "Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее"

Глава четвертая
Мицелиевое сознание

За пределами нашего есть иной мир. <…> Этот мир разговаривает. У него свой язык. Я передаю то, что он говорит. Священный гриб берет меня за руку и вводит туда, где известно все. <…> Я задаю вопросы, и мне отвечают.

– МАРИЯ САБИНА

По пятибалльной шкале, где 1 – «совсем нет», а 5 – «чрезвычайно», как бы вы оценили чувство утраты идентичности? Как бы вы оценили ощущение чистого бытия? Как бы вы оценили ощущение слияния с огромным целым?

Я лежал на койке в отделении по тестированию лекарственных препаратов в конце моего ЛСД-трипа и ломал голову над этими вопросами. Стены палаты, казалось, незаметно дышали, и мне было трудно сосредоточиться на словах на экране. Где-то в районе желудка раздавалось тихое бормотание, а за окном раскачивались зеленые, яркие и живые, ивы.

ЛСД, подобно натуральному псилоцибину, активному ингредиенту многих видов псилоцибиновых грибов, классифицируется и как психоделик, и как галлюциноген. Это химическое вещество ослабляет рамки повседневных представлений, проникает в сознание, затрагивает личность, вызывая широкий диапазон реакций, от слуховых и зрительных галлюцинаций до сильнейших сдвигов в когнитивном и эмоциональном восприятии окружающего, растворения пространства и времени. Многие сообщают о мистических ощущениях, или об общении с божествами, или о чувстве единения с природой и потере границ своего Я.

Психометрический опросник, который я мучительно пытался заполнить, был составлен для оценки впечатлений и опыта подобного рода. Но чем больше я старался впихнуть мои ощущения в пятибалльную шкалу, тем больше запутывался. Как можно измерить ощущение полного отсутствия времени? Как можно измерить чувство слияния с предельной, высшей реальностью? Это категории качества, не количества. Но наука имеет дело с количественными показателями.

Я повертелся, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и попробовал подойти к вопросам с другой стороны. Как вы оцениваете ощущение изумления? Казалось, что кровать мягко покачивалась, и стайка мыслей быстро заметалась по моему мозгу, как испуганные рыбешки. Как вы оцениваете ощущение бесконечности? Я чувствовал, как от напряжения из-за кажущегося невыполнимым задание стонет научная методология. Как вы измерите потерю привычного чувства времени? Я не выдержал и безудержно рассмеялся – обычная реакция на ЛСД, как меня предупреждали во время подготовки к эксперименту, описывая возможные осложнения. Как вы оцените потерю привычного ощущения пространства? Приступ неконтролируемого смеха прекратился, и я взглянул на потолок. Если уж на то пошло, как я здесь очутился? Некий гриб создал в процессе своего развития некое химическое вещество, которое было использовано для изготовления некоего препарата. Совершенно случайно обнаружили, что этот препарат изменяет человеческие ощущения. В течение семи десятилетий или около того специфическое воздействие ЛСД на наши умы вызывало удивление, озадаченность, проповеднический пыл, панику среди моралистов и прочее. Проходя через фильтр XX столетия, псилоцибин оставил неизгладимый культурный осадок, с которым мы все еще пытаемся разобраться. Я лежал в больничной палате, что было частью клинических испытаний, потому что воздействие ЛСД по-прежнему столь же ошеломляюще, что и в прошлом.

Неудивительно, что я был озадачен. ЛСД и псилоцибин – это так или иначе продукты гриба, которые оказались сложным образом переплетены с человеческой жизнью именно потому, что опровергают и запутывают наши установки, в том числе и самую фундаментальную – представление о собственном Я. Именно способность заводить сознание в неожиданные места стала причиной того, что действие «магических грибов», вырабатывающих псилоцибин, с древних времен вплеталось в ритуалы и духовные учения. Именно их способность ослаблять привычные жесткие рамки превращает это вещество в сильнодействующие лекарства, способные ослабить пагубные привычки, наркотическую зависимость, не излечимую иным способом депрессию или состояние хронической тревожности, которые могут последовать, если у кого-то диагностировано смертельное заболевание[17]17
  Исследования ведутся в основном за рубежом, в частности в США. Тема широко освещается и в СМИ, и в профессиональных медицинских журналах, например здесь: https://ascpt.onlinelibrary.wiley.com/doi/epdf/10.1002/cpt.557; https://www.nature.com/articles/s41429-020-0311-8. – Прим. изд.


[Закрыть]. И именно их способность модифицировать наше внутреннее ощущение изменило понимание их природы в научном контексте. Однако почему конкретные виды грибов развили в себе эти способности, остается загадкой.

Я потер глаза, перевернулся и набрался храбрости, чтобы снова взглянуть на слова в анкете. Оцените чувство того, что ощущение нельзя адекватно описать словами.

Наиболее многочисленными и изобретательными манипуляторами поведением животных является группа грибов, которые селятся в телах насекомых. Они способны изменить поведение своих хозяев с максимальной выгодой для себя: захватывая насекомое, гриб получает возможность рассеять споры и завершить жизненный цикл. Одним из наиболее изученных является кордицепс однобокий, Ophiocordyceps unilateralis, устраивающий свою жизнь за счет муравьев-древоточцев. Будучи зараженными грибом, муравьи теряют боязнь высоты, покидают относительно безопасные муравейники и забираются на ближайшее высокое растение. В нужный момент гриб вынуждает муравья сомкнуть челюсти на растении смертельной хваткой. Мицелий прорастает сквозь ножки муравья и «пришивает» их к поверхности растения. Затем гриб переваривает тело муравья и выпускает «стебель» – строму с плодовым телом – из его головы. С верхушки этого отростка на муравьев, проползающих внизу, обрушивается поток спор. Если спора не попадает в цель, она производит дополнительные липкие споры, вытягивающиеся на стебельках наружу и действующие как растяжки на войне.

Грибы-манипуляторы контролируют поведение своих жертв-насекомых с поразительной точностью. Кордицепс заставляет муравьев совершить смертельный захват в зоне с именно такими температурой и влажностью, которые позволят грибу произвести потомство: на высоте 25 сантиметров над лесной подстилкой. Гриб ориентирует муравьев по солнцу, и зараженные насекомые вцепляются в растение в полдень – синхронно. Они не кусают любое место на изнанке листа. В 98 случаях из 100 муравьи смыкают челюсти на главной прожилке.

Исследователи уже давно пытаются понять, каким образом грибы контролируют умы своих жертв. В 2017 году исследовательская группа, возглавляемая Дэвидом Хьюзом, ведущим экспертом по грибам-манипуляторам, заразила лабораторных муравьев кордицепсом. Ученые законсервировали тела муравьев в момент смертельного укуса, сделали несколько тонких замороженных срезов и реконструировали трехмерную модель гриба, живущего внутри их тканей. Они обнаружили, что гриб дестабилизирует тело насекомого, обретая роль самостоятельного чужеродного органа. Гриб составляет до 40 % биомассы зараженного муравья. Гифы, извиваясь, проходят через все полости тела, от головы до конечностей, покрывают сеткой мышечные волокна и координируют их действия посредством взаимосвязанной мицелиевой сети. Но в мозге муравья гриб демонстративно отсутствует. Хьюз и его команда не были к этому готовы. Они ожидали, что гриб непременно обнаружится там, чтобы осуществлять точный контроль над поведением муравьев.

Вместо этого гриб, кажется, использует фармакологические методы воздействия. Исследователи подозревают, что он, как кукловод, управляет движениями муравьев, выделяя химические вещества, которые воздействуют на их мышцы и центральную нервную систему, даже если физически гриб в мозге отсутствует. Неизвестно, о каких именно химических веществах идет речь. Неизвестно также, способен ли гриб отключать муравьиный мозг от остального тела и непосредственно координировать мышечные сокращения. Тем не менее кордицепс – близкий родственник гриба спорыньи, из которого швейцарский химик Альберт Хофман выделил особые соединения и использовал их для создания ЛСД. Кордицепс, стало быть, может производить так называемые алкалоиды спорыньи; к этой группе относится и ЛСД. Внутри муравьев части генома кордицепса, отвечающие за производство алкалоидов, активируются, и это позволяет предположить, что они играют какую-то роль в управлении поведением муравьев.

Как бы они этого ни добивались, но, с точки зрения человека, искусность грибов при вторжении в чужой организм поразительна. После десятилетий исследований и миллиардов долларов, вложенных в них, способность манипулировать человеческим поведением при помощи лекарственных препаратов можно описать как угодно, но только не словосочетанием «тонко настроенная». Нейролептические препараты, например, не могут спровоцировать конкретного поведения, они просто успокаивают. Сравните это с 98 % успеха кордицепса (Ophiocordyceps): он заставляет муравья не просто забраться наверх и впиться в растение – это всегда происходит, – но и вцепиться челюстями в конкретную часть листа с оптимальными условиями для размножения гриба. Справедливости ради нужно сказать, что у кордицепса, как и у многих грибов такого рода, было много времени, чтобы отточить навыки. Действия зараженных муравьев не проходят бесследно. Мертвая хватка муравьиных челюстей оставляет отчетливые шрамы на жилках листьев, а следы на окаменелостях отодвигают истоки этого поведения в эоцен, на 40 миллионов лет назад. Вполне возможно, грибы манипулируют сознанием животных большую часть времени – с того момента, как появилось сознание, которым можно управлять.

Cтрома кордицепса (Ophiocordyceps), прорастающая из муравья

Мне было семь, когда я обнаружил, что можно изменить сознание, поедая другие организмы. Мои родители отвезли меня с братом на Гавайи пожить у их друга, эксцентричного автора, философа и этноботаника Теренса Маккенны. Растения и грибы, влияющие на сознание, были его страстью. В Мумбаи он занимался контрабандой гашиша, в Индонезии коллекционировал бабочек, а в Северной Калифорнии выращивал псилоцибиновые грибы. На Гавайях он жил в некоем диковинном убежище под названием «Ботанические измерения». Оно стояло на склоне вулкана Мауна-Лоа, в двух километрах от подножия – вверх по ухабистой дороге. На своей земле на Гавайях он устроил лесной сад – собрание психотропных и лекарственных растений, редких и не очень, добытых в различных уголках тропического мира. Чтобы добраться до уборной, нужно было пройти по извивающейся лесной тропинке, нагибаясь под лианами и листьями, с которых скатывались капли воды. В нескольких километрах вниз по дороге потоки лавы стекали в море, заставляя его кипеть и пениться.

Псилоцибиновые грибы вызывали у Маккенны больше всего энтузиазма. Впервые он их попробовал, путешествуя по колумбийской Амазонии с братом Деннисом в начале 1970-х. В последующие годы, разжигаемый регулярными «героическими» дозами грибов, Маккенна обнаружил в себе редкий дар – хорошо подвешенный язык и талант к публичным выступлениям. «Я понял, что моя врожденная ирландская способность восторженно и с энтузиазмом вещать на публику была усилена годами употребления псилоцибиновых грибов, – вспоминал он. – Я мог говорить с, казалось, электризующим эффектом перед небольшими группами людей… необычно о сверхъестественных материях». Бардовские размышления Маккенны – красноречивые и расхожие – по-прежнему превозносят и осуждают примерно в равной мере.

Проведя несколько дней в «Ботанических измерениях», я свалился с лихорадкой. Помню, как лежал под москитной сеткой, наблюдая, как Маккенна в большой ступке пестиком измельчает какой-то препарат. Я предположил, что он готовит мне лекарство, и спросил, что он делает. Звонким голосом, забавно растягивая слова, он объяснил, что и не думал готовить мне лекарство. Это растение, как и некоторые виды грибов, может вызывать видения. Если повезет, эти организмы даже заговорят с нами. Это сильнодействующие лекарства, давным-давно используемые людьми. Но они также могут быть пугающими. Он улыбнулся своей ленивой томной улыбкой. «Когда ты будешь постарше, – сказал он, – ты сможешь попробовать немного этого препарата». Это был изменяющий сознание «кузен» шалфея – Salvia divinorum (шалфей предсказателей). Я застыл, пораженный.

В животном мире существует много примеров интоксикации: птицы клюют опьяняющие ягоды, лемуры лижут тысяченожек, мотыльки пьют нектар психотропных цветов. Вполне вероятно, что и мы начали использовать меняющие сознание наркотические вещества задолго до того, как стали людьми. Воздействие этих субстанций «часто необъяснимо и в действительности странно и пугающе», как писал Ричард Эванс Шультес, профессор биологии в Гарварде и ведущий специалист по психотропным растениям и грибам. «Несомненно, [эти соединения] известны уже давно и используются человеком со времен первых экспериментов с местной растительностью, – продолжает он. – Многие обладают странным, таинственным и запутывающим, сбивающим с толку воздействием и, подобно псилоцибиновым грибам, тесно связаны с культурными традициями и духовными обрядами».

Ряд грибов обладают свойствами, изменяющими сознание. Классический пример – красный с белыми пятнами на шляпке мухомор, Amanita muscaria, который едят шаманы в некоторых частях Сибири. Он вызывает душевный подъем и видения, похожие на галлюцинации. Спорынья провоцирует целый устрашающий набор реакций, от галлюцинаций до конвульсий, и ощущение невыносимого жжения. Непроизвольные мышечные судороги – один из основных симптомов эрготизма, или отравления алкалоидами спорыньи, а способность эргоалкалоидов вызывать мышечные сокращения у людей вторит их роли в поведении муравьев, зараженных кордицепсом. Считается, что Иеронима Босха, художника нидерландского Возрождения, на изображение некоторых ужасных мучений вдохновили симптомы отравления спорыньей; существует также гипотеза, что причиной многочисленных вспышек хореи, или танцевальной мании, между XIV и XVII столетием, когда сотни горожан пускались в пляс и много дней «танцевали» без остановки, были конвульсии, спровоцированные эрготизмом.

Лучше всего задокументировано использование псилоцибиновых грибов в Мексике, притом документы охватывают наиболее длительный период. Доминиканский монах Диего Дуран сообщал, что влияющие на сознание грибы, известные как «плоть богов», подавались на коронации императора ацтеков в 1486 году. Франсиско Эрнандес, врач короля Испании, описывал грибы, которые, «будучи съеденными, вызывают не смерть, но безумие, временами продолжительное, симптомом которого становится своего рода неконтролируемый смех. <…> Существуют и другие [грибы], благодаря которым, хотя они и не вызывают приступов смеха, перед глазами возникают всевозможные видения, такие как войны и нечто, напоминающее демонов». Францисканский монах Бернардино де Саагун (1499–1590) оставил одно из самых ярких описаний употребления грибов: «Они ели эти грибки с медом, и когда наступило вызванное ими возбуждение, они пустились танцевать, кто-то с песнями, другие с рыданиями… Третьи не желали петь, но садились в своих жилищах и оставались там, словно предаваясь размышлениям. Некоторым были видения, в которых они умирали, и они плакали; другим виделось, что их пожирает дикий зверь…. Когда опьянение от грибков прошло, они заговорили между собой, рассказывая друг другу о своих видениях».

Самые ранние свидетельства употребления грибов в Центральной Америке, подлинность которых не вызывает сомнений, относятся к XV веку, но употреблять псилоцибиновые грибы почти наверняка начали раньше. Были найдены сотни статуй в форме грибов, относящихся ко II тысячелетию до н. э., а в рукописных памятниках эпохи, предшествовавшей испанскому завоеванию, изображаются украшенные перьями божества, поедающие грибы и поднимающие их вверх.

С точки зрения Маккенны, потребление человечеством псилоцибиновых грибов – еще более древнее явление, лежащее в основе его биологической, культурной и духовной эволюции. Указания на религиозную деятельность, сложную социальную организацию, ведение торговли и самые ранние формы изобразительного искусства появляются в относительно короткий период человеческой истории, около 50–70 тысяч лет назад. Неизвестно, что послужило толчком к этим эволюционным изменениям. Некоторые ученые приписывают их возникновению сложных языковых форм. Другие выдвигают гипотезу о генетических мутациях, из-за которых изменилось строение мозга. Для Маккенны искрой, разжегшей первые мерцающие вспышки самосознания, языкового самовыражения и духовности где-то в протокультурном тумане палеолита, были псилоцибиновые грибы. Грибы были первым Древом познания.

Наскальные рисунки в пещерах, сохраненные сухим жаром пустыни Сахара в Южном Алжире, обеспечили Маккенну весьма впечатляющим свидетельством употребления грибов в пищу в древности. Среди рисунков, сохранившихся на камне на плато Тассилин-Адджер и относящихся к периоду между 9000 и 7000 годом до н. э., есть изображение божества со звериной головой, из рук и плеч которого расходятся похожие на грибы формы. Пока наши предки бродили по «усыпанным грибами саваннам тропической и субтропической Африки», выдвинул предположение Маккенна, «им попадались содержащие псилоцибин грибы, которые они съедали и, обожествляя, поклонялись им. Во мраке сознания гоминидов зародились речь, поэзия, ритуалы и мышление».

Эта его теория получила неформальное название «теория пьяной обезьяны», и у нее есть много вариантов, но, как и все прочие теории происхождения, ее очень трудно доказать или опровергнуть. Где бы псилоцибиновые грибы ни потребляли в пищу, вокруг них расцветают пышным цветом всевозможные предположения и гипотезы. Сохранившиеся тексты отрывочны и всегда неоднозначны. Показывает ли рисунок с Тассилин-Адджера грибное божество? Возможно. Но может, и нет. Доказательства в виде зубного налета неандертальца, тела Этци и прочих хорошо сохранившихся останков указывают, что люди употребляли грибы в пишу и как лекарство тысячи лет назад. Тем не менее ученым не удалось обнаружить внутри наших предков никаких следов псилоцибиновых грибов. Известно, что некоторые приматы отыскивают и поедают грибы; эпизодически появляются сообщения об употреблении ими псилоцибиновых грибов, но эти примеры недостаточно хорошо описаны. Некоторые исследователи подозревают, что древнее население Евразии использовало псилоцибиновые грибы в религиозных церемониях, наиболее известными из которых являются Элевсинские мистерии, древнегреческие тайные обряды, которые, как предполагают, посещали уважаемые люди, например Платон. Однако достоверных источников так и нет. И все же отсутствие источников не доказывает отсутствия феномена. И это неизбежно приводит к домыслам и предположениям. Маккенна, заряженный псилоцибином, в этом был истинным мастером.

Псилоцибе кубинская (Psilocybe cubensis)

Кордицепс однобокий послужил вдохновением для создания по крайней мере двух выдуманных монстров: каннибалов в видеоигре The Last of Us («Последние из нас») и зомби в книге «Девушка со всеми талантами» (The Girl with All the Gifts). Это странно, но это реальный особый случай – побочная ветвь эволюции. И все же кордицепс – это лишь один хорошо изученный пример. Подобного рода манипуляции по отношению к другим организмам – не исключение. Они встречаются в царстве грибов многократно в разных семействах и генеалогических линиях, совершенно не связанных родством. Кроме того, существуют многочисленные паразиты, помимо грибов, способные управлять умами и сознанием своих жертв.

Грибы используют разные методы, чтобы подправить биохимические часы, регулирующие поведение их жертв. Некоторые используют иммуноподавляющие вещества, чтобы погасить защитные реакции насекомых. Два таких «грибных» соединения попали в традиционную медицину именно благодаря своим свойствам. Циклоспорин – иммуноподавляющий препарат, дающий возможность проводить пересадку органов. Мириоцин превратился в финголимод – лидер продаж среди лекарственных препаратов от рассеянного склероза. Изначально мириоцин был экстрагирован из зараженных грибом ос, которых едят в некоторых регионах Китая как тайное средство для сохранения вечной молодости.

В 2018 году ученые Калифорнийского университета в Беркли опубликовали работу, где описали поразительную методику гриба энтомофтора (Entomophthora), паразита мух, изменяющего сознание этих насекомых. Здесь прослеживаются параллели с кордицепсом. Зараженные мухи забираются высоко вверх. Когда они вытягивают хоботки, чтобы поесть, клейкое вещество, вырабатываемое грибком, приклеивает их к любой поверхности, которой они касаются. Переварив тело мухи – сначала то, что пожирнее, а после жизненно важные органы, – грибок выпускает строму, проталкивает ее сквозь спинку мухи и выбрасывает споры в воздух.

Исследователи, к своему удивлению, обнаружили, что гриб энтомофтора переносит в себе разновидность вируса, который заражает насекомых, но не грибы. Руководитель исследования и автор статьи назвал это «одним из самых убийственных открытий» своего времени в науке. Убийственным здесь является напрашивающийся вывод о том, что гриб использует вирус, чтобы воздействовать на сознание насекомых. Это все еще гипотеза, но очень убедительная. Один такой вирус вводят божьим коровкам осы, паразитирующие на них. Божьи коровки дрожат и замирают на месте как вкопанные, становясь таким образом опекунами осиной кладки яиц. Другой аналогичный вирус делает медоносных пчел более агрессивными. Обуздав и приручив вирус, воздействующий на сознание, гриб уже не нуждается в способности манипулировать своими жертвами-насекомыми.

Еще более удивительный поворот в истории зомбирующих грибов описал Мэтт Кэссон и его команда из Университета Западной Виргинии. Он изучает гриб массоспора (Massospora), паразитирующий на цикадах и вызывающий полное разложение задней трети их тел, что позволяет грибу выстреливать спорами из тыла цикад. Зараженные мужские особи – «летающие солонки смерти», если цитировать Кэссона, – становятся гиперактивными и отчаянно привлекают самок, несмотря на отсутствие гениталий, что свидетельствует о том, как профессионально действует гриб. Однако центральная нервная система цикад остается невредимой.

В 2018 году Кэссон и его команда провели химический анализ «пробок», которые гриб выращивает в покалеченных телах цикад. Они были поражены, обнаружив, что гриб вырабатывает катинон, амфетамин того же класса, что и мефедрон, легкий наркотик. В природе катинон встречается в листьях каты (Catha edulis), растения, выращиваемого в Африке на мысе Горн и на Ближнем Востоке именно ради его листьев. Их люди жуют уже много веков ради их стимулирующего действия. Нигде, кроме растений, катинон раньше не замечали. Еще удивительнее было присутствие в «пробках» псилоцибина, который доминировал среди всех обнаруженных соединений. Хотя чтобы испытать самое слабое его действие, пришлось бы съесть несколько сотен зараженных грибком цикад. Это удивительно, потому что массоспора относится к совершенно другому отделу грибного царства, она не родственна грибам, которые, как нам известно, производят псилоцибин; их разделяют сотни миллионов лет эволюции. Мало кто мог предположить, что псилоцибин проявится на такой дальней ветви грибного эволюционного древа и станет главным манипулятором в совершенно иной истории.

Чего конкретно сможет добиться массоспора, накачивая свои жертвы психоделиком и амфетамином? Исследователи предполагают, что эти наркотики участвуют в манипуляции насекомыми. Но как именно – неизвестно.

Описания ощущений от приема психоделиков зачатую пестрят упоминаниями гибридных существ, стоящих на перекрестье видов. Мифы и сказки также строятся на необычном поведении неизвестных науке животных – от оборотней и кентавров до сфинксов и химер. «Метаморфозы» Овидия – каталог трансформаций одного существа в другое; упоминается там и земля, где люди вырастали из омытого дождем гриба[18]18
  «Древних людей при начале веков тут явилось / Смертное племя, – его дождевые грибы породили» (пер. с лат. С. В. Шервинского). – Прим. изд.


[Закрыть]. Во многих традиционных культурах считается, что составленные из разных видов создания действительно существуют и что границы между организмами подвижны и гибки.

Антрополог Эдуарду Вивейруш де Кастру сообщает, что шаманы коренных общин Амазонии верят, что могут временно поселиться в сознании и теле другого животного или растения. Юкагиры, населяющие Северо-Восточную Сибирь, как пишет антрополог Рейн Виллерслев, одеваются и ведут себя как лоси, когда охотятся на лосей.

Эти описания, кажется, выходят за рамки биологически возможного и редко воспринимаются серьезно в современных научных кругах. И все же изучение симбиоза проливает свет на тот факт, что жизнь во многих случаях представлена гибридными формами, такими как лишайники, составленные из нескольких различных организмов. И действительно, в какой-то степени все растения, грибы и животные, включая нас, существа составные. Клетки-эукариоты – тоже гибриды, и свои тела мы делим со множеством микроорганизмов, без которых не могли бы расти, совершать поступки и производить потомство – все то, что мы делаем сейчас. Возможно, многие из этих полезных для нас микроорганизмов заимствуют техники манипуляции у таких паразитов, как кордицепс однобокий. Все больше исследований связывают поведение животных с триллионами бактерий и грибов, живущих в кишечнике и вырабатывающих химические вещества, влияющие на нервную систему. Взаимодействие кишечных микробов и мозга, так называемая ось кишечник – мозг, имеет столько следствий, что родилась новая научная область – нейромикробиология. И все же манипулирующие сознанием грибы остаются самым ярким примером сложносоставных организмов. Выражаясь словами Хьюза, зараженный муравей – это «гриб, переодетый муравьем».

В рамках науки можно поискать смысл в такого рода сменах ипостаси. В своей работе «Расширенный фенотип» (Extended Phenotype) Ричард Докинз указывает на то, что гены не просто содержат инструкции для развития, но и задают некоторые типы поведения. Птичье гнездо – внешнее проявление генома птицы. Бобровая плотина – выражение генома бобра. А вот смертельная хватка муравья – проявление генома кордицепса однобокого. Посредством наследуемых типов поведения, утверждает Докинз, гены существа, или его фенотип, входят в мир.

Докинз проявил осторожность и наложил «строгие ограничительные требования» на идею расширенного фенотипа. Хотя это гипотетическая концепция, он не устает напоминать нам, что теория имеет строгие рамки. Существуют три условия, которые следует соблюдать, чтобы понятие фенотипа все же не слишком расширялось (если бобровая плотина – выражение бобрового генома, то что можно сказать о пруде, образовавшемся выше по течению от плотины, и рыбе в этом пруду, и?..).

Первое: расширенные характерные черты должны наследоваться. Кордицепс однобокий, например, наследует фармакологический талант к заражению муравьев и манипуляции их поведением. Второе: расширенные характеристики должны изменяться от поколения к поколению. Так, некоторые «особи» кордицепса манипулируют поведением муравьев лучше, чем другие. Третье, и самое главное: эти изменения должны сказываться на способности организма выживать и производить потомство, то есть он должен уметь адаптироваться (кордицепсы, точнее контролирующие движения своей жертвы, лучше рассеивают свои споры). Если все эти условия соблюдены – характерные черты наследуются, изменяются, и эти изменения сказываются на приспособленности организма к выживанию, – улучшенный фенотип будет отобран в процессе естественного отбора и найдет выражение в следующем поколении живых существ. Бобры, строящие более надежные плотины, имеют больше шансов выжить и передать потомкам умение строить такие плотины. Но возведенные нами плотины, или, если уж на то пошло, любые человеческие постройки, не являются проявлением нашего фенотипа, потому что мы не рождаемся с инстинктом строить какие-либо сооружения, влияющие на нашу способность выживать.

Стремление ввысь и предсмертрная хватка, с другой стороны, полностью подходят под определение поведения гриба, а не муравья. У гриба нет подвижного, мускулистого, звериного тела с центральной нервной системой или способности ходить, летать или кусать. Поэтому гриб такое тело присваивает. Эта стратегия настолько действенна, что он потерял способность выживать без нее. Часть своей жизни кордицепс однобокий вынужден «носить» муравьиное тело. В спиритических кружках XIX столетия бытовало представление, что медиумами овладевают души усопших. Не имея собственных тел или голосов, духи, как говорили, заимствовали человеческие тела, чтобы с их помощью говорить и действовать. Аналогичным образом грибы, манипулирующие чужим сознанием, овладевают телами насекомых, которых заражают. Зараженные муравьи перестают вести себя как собратья и становятся медиумами для грибов. Именно это имел в виду Хьюз, заметивший о муравье, зараженном кордицепсом, что это «гриб, переодетый муравьем». Понукаемый грибом, муравей отклоняется с рельсов своей собственной эволюционной истории, которые задавали его поведение и правила взаимодействия с другими муравьями и миром, и становится частью эволюционной истории кордицепса. С физиологической, этиологической и эволюционной точки зрения, муравей становится грибом.

У кордицепса однобокого и других грибов, манипулирующих насекомыми, развилась поразительная способность причинять вред животным, на которых они паразитируют. Псилоцибиновые грибы, как сообщается во все большем числе исследовательских работ, развили удивительную способность излечивать широкий диапазон человеческих заболеваний. С одной стороны, это нечто новое. С 2000-х годов испытания, поставленные под строгий контроль, и передовое оборудование для сканирования мозга помогают исследователям переводить психоделические ощущения на язык науки: новая волна интереса к психоделикам привела меня в больницу для участия в эксперименте с использованием ЛСД. Недавние открытия в общих чертах подтвердили мнение многих ученых, еще в 1950–1960-х годах пришедших к выводу, что ЛСД и псилоцибин – чудотворные средства для лечения целого ряда психических проблем. С другой стороны, правда, большая часть исследований с участием новейших методов и технологий в общем и целом подтверждает то, что прекрасно известно в традиционных национальных культурах. Внутри их психотропные растения и грибы используются с глубокой древности и как лекарства, и как посредники между мирами – нашим и духовным. С этой точки зрения, наука догоняет саму себя.

Многие недавние находки просто экстраординарны по меркам традиционной фармацевтики. В 2016 году в ходе двух схожих исследований в Нью-Йоркском университете и Университете Джона Хопкинса пациентам, страдавшим хронической тревожностью, депрессией и «экзистенциальной тревогой», наступившими после того, как им был поставлен диагноз «рак в неизлечимой стадии», параллельно с курсом психотерапии ввели курс псилоцибина. После одной лишь дозы у 80 % пациентов куда менее выраженными стали симптомы психологического расстройства, и эффект сохранялся в течение по крайней мере шести месяцев. Благодаря ему пациенты не чувствовали себя «деморализованными, [не испытывали] чувства безнадежности, [он] упрочил ощущение душевного благополучия и улучшил качество жизни». Участники эксперимента говорили о «душевном подъеме, восторженных чувствах, радости, блаженстве и любви» и «переходе от ощущения отстраненности к чувству взаимосвязи с миром». Более 70 % участников оценили то, что они испытали, как одно из пяти самых значимых событий в жизни.